Страница:
«Золотым песком на сумму полтора доллара приветствовал Дедвуд редактора своей газеты…» Так начиналась ее статья, в которой она отдавала должное всем, кто помогал ей с момента ее прибытия в город.
Она все еще писала, когда прибыла пища.
— Извините, мэм.
Не юноша, принимавший заказ, а зрелый мужчина в подтяжках стоял над ней с блюдом шипящего мяса, от которого шел невообразимо прекрасный аромат.
Она подняла глаза, закрыла блокнот, отодвинула его на край стола.
— О, простите меня… Ммм, как изумительно выглядит!
— Надеюсь, вам придется по вкусу мясо бизона, — сказал мужчина. — Мы бы зажарили для вас говядину за милую душу, если бы она была. — Он поставил блюдо на стол и ждал, пока Сара завинчивала крышку чернильницы и снимала очки. — Меня зовут Тедди Рукнер, мэм, — продолжал он. — Я владелец этого заведения.
Ему было, наверное, за тридцать — светловолосый, голубоглазый, с ямочками на щеках, улыбчивый, по-мальчишески привлекательный.
Сара протянула ему руку.
— Мистер Рукнер, я Сара Меррит. Приехала сюда издавать газету.
И после рукопожатия он все еще не уходил. Он обтер ладони о бедра и кивнул на ее блокнот:
— Сразу сообразил, вы не просто так, когда увидел, что пишете. Приятно тут видеть настоящую женщину. Где вы собираетесь выпускать вашу газету?
— Да, мне нужно помещение. Сама я пока остановилась в «Большой Центральной».
— Есть тут один пансион. Меблированные комнаты и еда. У Лоретты Раундтри. Попробуйте, если хотите.
— Спасибо.
Она взялась за вилку, надеясь, что, может быть, теперь он наконец уйдет — желудок у нее ныл, — но хозяин не торопился. Он продолжал задавать вопросы, пока она не поняла, что стала предметом особого его внимания. Не склонная вообще краснеть, она залилась румянцем и наклонила голову к тарелке. В конце концов он понял, что мешает ей есть, и удалился, предварительно заметив:
— Ну, я лучше пойду, а вы ешьте. Если чего-нибудь еще, прямо говорите мне. Этого кофе у нас залейся!
Она сидела здесь уже около часа, и за это время никто из посетителей не ушел. Наоборот, комната все больше наполнялась — пришло еще, наверное, дюжины две мужчин. Они держались тихо, ненавязчиво, даже застенчиво — как дети, собравшиеся посмотреть на чудо — например, на спящего слона; делая вид, что не обращают на нее никакого внимания, не произнося ни слова, которое бы ее касалось. Но было совершенно очевидно, что слух о ее визите сюда распространился достаточно далеко и все вновь пришедшие заявились с одной целью: взглянуть на нее. Уже заняты были почти все места, входили новые посетители и стоя пили кофе, а стулья в непосредственной близости от Сары оставались пустыми. Бросаемые скрытно взгляды анатомировали ее, она старалась не поднимать глаз от своей тарелки и блокнота, в котором продолжала время от времени писать. Взгляды некоторых были более откровенны, они связывали сидящую здесь с ее сестрой Ив, работающей у мадам Розы.
Кружка, из которой она пила кофе, не опустела и на четверть, когда Тедди Рукнер снова наполнил ее. Он был единственный, кто осмеливался приблизиться к ней. Когда на тарелке у нее ничего не осталось, он снова подошел, на этот раз с куском яблочного пирога.
— От моего ресторана, — провозгласил, он, — и вся еда тоже за наш счет.
— О, мистер Рукнер, я не могу принять ваш подарок. Вы слишком щедры.
— Одно удовольствие для нас, мэм. Я настаиваю. Ваше прибытие — вот настоящий подарок. Ничего лучше — с тех пор как мы видели тут последние свежие фрукты!
Снова испытывая неловкость от того, что невольно находится в центре внимания, она принялась за яблочный пирог и съела уже добрую половину, когда услышала часто повторяющиеся приветствия:
— Доброе утро, шериф!
— Привет, ребята, — раздавалось в ответ, пока вновь пришедший пробивался сквозь толпу.
Он остановился у дальнего конца стола, за которым сидела Сара, и так стоял, широко расставив ноги, уперев руки в бока. Даже с опущенными глазами Сара видела его черные штаны, револьвер, свисавший с бедра, и понимала, кто стоит перед ней.
Медленно подняла она голову, натолкнулась взглядом на серебряную звезду на его куртке, усы цвета ржавчины, черную ковбойскую шляпу, которую он не пожелал снять. В ярком свете дня особенно заметны были веснушки на лице — она никогда не любила усатые и веснушчатые лица. Он выглядел сильным, как мул, и был, в общем, вполне привлекателен — серые глаза и эта выемка на кончике носа. Некоторых женщин, она готова была принять это, мог привлечь его почти мальчишеский вид. Но ей этот человек был неприятен всем и, в первую очередь, своей вызывающей манерой поведения.
— Мистер Кемпбелл, — произнесла она спокойно, хотя кровь начала приливать к лицу. Он дотронулся рукой до полей шляпы.
— Мисс Меррит. Я зашел узнать, из-за чего здесь весь сыр-бор.
— Сыр-бор?
— Каждый раз, когда люди начинают скапливаться в одном месте, я обязан выяснять, что заставляет их делать это. Такая у меня работенка. Нередко все это кончается дракой.
Румянец на ее лице становился гуще, подогреваемый осознанием того, что здешний шериф — частый посетитель публичных домов и человек, близко, слишком близко знающий ее сестру, и предлагавший ей самой только вчера вечером, через час после ее прибытия в город, деньги за услуги интимного свойства. Неприятный и отвратительно самоуверенный, он торчит сейчас прямо перед ней со своим кольтом сорок пятого калибра, свисающим с бедра, и еще осмеливается не опускать глаз.
— Значит, вы шериф Кемпбелл?
— Да, верно.
Она отложила вилку и, глядя ему прямо в глаза, нарочито громко, чтобы ее слышали в самом дальнем углу помещения, сказала:
— У вас тут считается нормальным, в вашем пограничном городке, чтобы шериф посещал публичные дома, вместо того чтобы требовать их закрытия?
Кемпбелл не принял вызова. Он откинул назад голову и откровенно расхохотался. Вместе с ним смеялась добрая половина присутствующих. Отсмеявшись, он сдвинул шляпу на затылок, зацепил пальцами ремень, на котором болталась кобура.
— А вы настоящая злючка! — заметил он. Раздосадованная его миролюбивым тоном, чувствуя, что он подтрунивает над ней, Сара сняла очки и встала из-за стола.
— Прошу прощения, шериф, — проговорила она. — У меня много дел. Я ведь собираюсь прямо сейчас начать издание городской газеты. — Она собрала свои пожитки в сумку и продолжала, повысив голос: — Джентльмены, мое имя Сара Меррит. Я только что приехала сюда из Сент-Луиса и хочу издавать газету. Вашу газету. Мне необходимы две вещи, и я буду благодарна тем, кто поможет их найти. Во-первых, я хочу снять или купить здание, желательно из дерева, не из брезента. И, во-вторых, мне нужна информация. Свежая информация, без которой ни одна газета не может жить. Поэтому, пожалуйста… чувствуйте себя со мной свободно… останавливайте, где бы ни встретили, чтобы рассказать о том, что происходит в Дедвуде. Я хочу, чтобы «Дедвуд кроникл» была действительно вашей газетой. Для вас.
Когда она закончила свою маленькую речь, кто-то из дальнего угла закричал:
— А что, парни, почему бы не поприветствовать маленькую леди?
Шум приветствий (Кемпбелл хранил молчание) долго не стихал, а потом руки присутствующих стали тянуться к Саре; все хотели обменяться с ней рукопожатием — при этом назывались имена вроде Коротышка, и Лысый, и Колорадо Дик, и Джонни Картофельный Ручей, и прочие, подобные этим. Сару окружили мужчины со щербатыми ртами, в грязной одежде, с ладонями, жесткими, как порода, которую они промывали; люди с оловянными кружками в карманах, чьи жены остались в домах далеко отсюда; люди, умирающие от голода по женщине, но выражающие ей сейчас свое восхищение.
Ей наперебой объясняли, где найти Крейвена Ли, кто занимается недвижимостью, а также Патрика Брэдигана, кому она хотела отдать одолженные ей вчера полтора доллара; ей говорили, что типографская машина наверняка уже доставлена сюда мулами и получить ее надо на торговой станции, которой заправляет человек по имени Голландец Ван Арк.
Во время этой шумной беседы шериф Кемпбелл молча стоял тут же, не спуская с нее внимательного бесстрастного взгляда, смущавшего Сару. Он заговорил, только когда она направилась к двери.
— Зайдите ко мне за разрешением на эту вашу газету.
Она прошла мимо него, ничего не ответив, подумав про себя: «Как же, так я и пошла! Пропади ты пропадом, Кемпбелл!..»
Сначала она отправилась к Крейвену Ли, который занимался земельными участками и был агентом по недвижимости. Она нашла его в деревянной хижине на Главной улице, но оказалось, что в данное время он ничего не мог для нее сделать. Список будущих покупателей был длиннее, чем зима в Норвегии, и все, что он мог посоветовать ей, оставаться пока там, где она остановилась. По крайней мере, есть крыша над головой и кровать.
Затем она разыскала Брэдигана — тот сидел в салуне «Бизоний Горб», где пытался прийти в себя после вчерашней выпивки. Все взоры обратились на нее, едва она вошла туда — все, кроме Брэдигана. Он глядел на стакан, что был в его руках.
— Доброе утро, мистер Брэдиган, — сказала Сара из-за его плеча.
Он медленно повернул к ней голову, затем снял локти со стойки бара, постепенно выпрямляясь — каждая мышца в отдельности.
— Доброе утро, мисс Меррит.
Он поднял руну к шляпе, но так и не коснулся ее.
Сара была поражена, что он смог вспомнить, кто она такая.
— Я должна вам полтора доллара, золотым песком, мистер Брэдиган,
Она вынула кошелек, положила на стойку. Брэдиган наблюдал за ней налитыми кровью глазами и долго переваривал сообщенную ему информацию, прежде чем медленно заговорил с сильным ирландским акцентом. Его слова падали тяжело, как ранняя весенняя капель.
— Нет, милая красотка. У меня хорошие дела. И мне было приятно сделать это… Вот так…
При самом богатом воображении Сара не могла бы счесть себя «красоткой», но возражать не стала.
— Мистер Брэдиган… пожалуйста, — повторила она, взглянув на бармена и нескольких клиентов, внимательно наблюдавших за происходящим. — Я привыкла отдавать долги. А прошлой ночью… я даже не уверена… знаете ли вы, что у вас взяли деньги.
Он поднял вверх указательный палец, слабо улыбнулся, повернулся к своему стакану виски, оторвал его от стойки, приветствуя Сару,
— Рады видеть вас в Дедвуде, мисс Сара Меррит…
Поняв, что ничего не добьется от Брэдигана, Сара переменила тактику и обратилась к бармену, протянув ему кошелек с золотым песком.
— Вот, пожалуйста… Возьмите отсюда на полтора доллара и купите мистеру Брэдигану, что он захочет. — Уходя, она повторила: — Большое спасибо, мистер Брэдиган.
Он серьезно посмотрел на нее и наклонил в поклоне голову из-за стакана виски.
Был уже час дня, когда она вышла на улицу. В это время, она надеялась, в резиденции мисс Розы еще не приступили к ежевечерней работе. Туда и направила Сара с трепетом свои шаги — в район «плохих домов».
Воздух нагрелся, становилось душно, она сняла жакет, перекинула через руку. Тучи мух летали над покрытой навозом улицей, количество конных повозок здесь могло поспорить с количеством пеших прохожих. И сколько людей ни проходили мимо — ни одного женского лица! Она, кажется, начинала понимать то внимание, которое уделяли мужчины Дедвуда, ей и женщинам той профессии, что у ее сестры.
Входная дверь в дом Розы была, к удивлению Сары, не заперта. Она-то была готова искать вход с задней стороны и стучать там, пока не изранит себе костяшки пальцев. Вместо всего этого дверь поддалась на легкий толчок, и Сара оказалась в том самом мрачном, пропахшем табачным дымом «помещении», где уже была вчера. В комнате ни души, только устоявшийся запах виски, невымытых урн и пепельниц, и серы — все, что неприятно поразило ее прошедшим вечером. Свет в комнате не был зажжен. Красные тяжелые драпировки с кистями затеняли окна, оставляя небольшой треугольник для солнечных лучей, освещавших эти кисти, касающиеся пола. В полумраке Сара огляделась, замечая то, на что не обратила внимания вчера: картину, изображающую мясистую обнаженную женщину, возлежащую на едва различимой скамье, с вуалью между ног, что не мешало видеть темное пятно волос в интимном месте; а также вывеску на стене, где был нарисован палец, указывающий в сторону холла, и над ним надпись: ВАННА ПО ТРЕБОВАНИЮ; еще одна вывеска гласила: МЕНЮ. Сара подошла поближе и прочитала:
ВАННА ЭКСКУРСИЯ ПО-ФРАНЦУЗСКИ ТАК И ЭДАК С ПОКАЗОМ ПО СТАРИНКЕ.
Она содрогнулась, догадавшись, что меню имеет слабое отношение к пище. В растерянности, направляясь к внутренним дверям, прошла в ту, что слева от лестницы, ведущей наверх, и очутилась в длинном зале, в дальнем конце которого был выход, и оттуда неслись голоса, слышался звон посуды, пахло едой. Наверняка там у них столовая, решила она. По мере ее приближения туда все сильнее становился едкий запах — карболка, различила она наконец, когда дошла до предмета, исторгавшего его. Это был огромный медный чан, и рядом с ним — деревянные бадейки с водой и железная печка. Все здесь, включая влажный пол, пропахло дезинфекцией. От вшей… Она снова содрогнулась.
Зажав нос, она пошла дальше, остановилась у самого выхода из зала, прислушалась. Из-за полуоткрытой двери раздавался голос:
— …ручаюсь, он никогда раньше этим не занимался. Но то, что торчало в брюках, было больше, чем бычья кость. Я и говорю ему: спорим, дорогой, он у тебя, как у быка. Выпусти его на свободу, говорю я, и мы вместе взглянем на него.
— Ну а он?
— До чего был напуган — умора! Стоит как столб, кадык на шее прыгает, лицо краснее раскаленного железа. Ну, мне пришлось взять дело в свои руки… в руки, понимаете… Я уж сама достала для него…
Сара ступила на порог.
— Извините меня…
Рассказчица замолкла. Все уставились на вошедшую. В комнате за столом сидела Аделаида в длинном синем халате и с ней еще четыре женщины, среди них Флосси. Они ели тушеную курятину и яблоки, запеченные в тесте. На плитке у дальней стены толстая женщина грела кофейник. Та, что только что рассказывала, с интересом переводила взгляд с одной сестры на другую. Она была темнокожая.
— Аделаида, я бы хотела поговорить наконец.
Лицо Аделаиды окаменело.
— Чего тебе здесь надо? Я уже вчера сказала, что не желаю тебя видеть! Убирайся! — Она снова принялась за еду.
— Я проехала тысячу миль, чтобы отыскать тебя, и не уйду, пока мы не поговорим.
— Флосси! — Аделаида взмахнула вилкой. — Убери ее отсюда!
Индейская женщина резко отодвинула свой стул, и Сара вновь испытала чувство страха и беспомощности. Но ведь отец учил ее, что главным качеством газетчика должна быть смелость.
— Нет, подождите! — твердо произнесла она и прошла дальше в комнату, хотя сердце ее дрожало. Ткнув пальцем в сторону Аделаиды, она продолжала: — Я не из ваших клиентов, которых можно выставить на улицу. Я твоя сестра и пришла сюда, потому что беспокоюсь за тебя. Можете меня выгнать, даже избить, но сама я не уйду!.. Наш отец умер, и я привезла сестре ее долю наследства. Я также привезла его типографскую машину, чтобы начать свое дело в Дедвуде… Если ты не станешь разговаривать со мной сейчас, сестра, буду надоедать тебе постоянно. Так что выбирай!
Эта речь остановила Флосси и придала храбрости самой Саре, которая бросила на сестру испепеляющий, как ей казалось, взгляд. Аделаида встретила его с непреклонным видом, и тогда Сара продолжала:
— Кроме того, у меня к тебе письмо от Роберта. Выбирай одно из трех: или я сейчас отдам его тебе в присутствии твоих подруг, или напечатаю для твоего сведения в первом номере моей газеты, а лучше, если мы пойдем с тобой в тихое место и там обо всем поговорим. Что тебя больше устраивает?
Аделаида сжала зубы, кинула на стол вилку и вскочила на ноги — так, что ее стул закачался на задних ножках и чуть не упал.
— Ладно, будь ты проклята! Но не больше пяти минут. А потом ты либо сама выкатишься отсюда, либо Флосси тебе поможет это сделать! Поняла?
Она выскочила из кухни в развевающемся синем халате, прошла через зал, поднялась по лестнице. Сара следовала за ней.
Но перед этим помахала пальцем возле носа Флосси и заявила;
— А ты… если ты еще хоть раз дотронешься до меня, то очень пожалеешь…
Наверху Аделаида повела Сару через узкий коридор и там остановилась у пятой комнаты слева. Они вошли, дверь захлопнулась за ними, и Адди повернулась к сестре, сложив руки на груди.
— Ну давай, говори. Только быстро!
Поскольку Сара и так уже зашла в своей смелости достаточно далеко, она решила не успокаиваться на достигнутом.
— Если это та комната, где ты занимаешься своей работой, — сказала она, — я отказываюсь разговаривать здесь с тобой.
— Это моя собственная комната. А работаю я, между прочим, рядом. — Она кивнула в сторону стенки. — Начинай, старшая сестрица, потому что ты мне уже изрядно надоела!
— Значит, ты здесь живешь?
Сара оглядела небольшую мрачную комнату с жалкой койкой, грубыми муслиновыми занавесками на окне, нелепыми театральными колоннами, выпиравшими из одной из стенок. Ковровая дорожка, покрывало на кровати, дешевый туалетный столик, зеркало, всего один стул, этажерка, и на полу возле двери фарфоровая миска для умывания. На крючках прямо на стене висят наряды — несколько вызывающе ярких костюмов, вроде того, в котором Аделаида была вчера вечером. И только два предмета хоть как-то согревали унылую комнату: несколько бумажных роз на стене и на кровати игрушечная набивная кошка из рыжего ободранного лисьего меха. У Сары сжалось сердце, когда она увидела ее: это было единственное напоминание о той, прежней Аделаиде, о том, что детьми они обе всегда любили кошек.
— У меня и сейчас есть такая, — проговорила она с мягкой улыбкой, но увидела, что сестра стоит с тем же холодным видом, все так же держа руки под грудью.
— Ну, что ты хотела…
Она хотела бы сказать: «Почему? Почему я нашла тебя в таком месте? Почему у тебя такая профессия? Откуда эта открытая ненависть ко мне? За что? За то, что я заменяла тебе мать, которой у тебя не было?»
Но она знала, что ответа на свои вопросы ей сейчас не получить.
— Ладно, Адди… — Она старалась говорить как можно спокойней, без лишних эмоций в голосе. — Отец умер этой весной… — Она открыла свой кошелек. — Я продала наш дом и мебель, все, кроме печатной машины, его письменного стола и кое-каких мелочей, необходимых для моего дела. Вот твоя половина денег.
— Я не хочу его денег!
— Но, Адди… Ты сможешь оставить этот дом!
— Я не хочу оставлять этот дом!
— Как ты можешь не хотеть этого? Здесь мерзко!
— Если это все, для чего ты пришла, забирай деньги и убирайся,
Сара внимательно и печально посмотрела на сестру.
— Он так и не оправился после твоего отъезда.
— Я не хочу о нем слышать! — Адди прокричала эти слова. — Я уже говорила тебе, мне плевать на моего отца!
Невзирая на неприкрытую злобу, звучавшую в этих словах, Сара заставила себя заговорить снова.
— Он заболел бронзовой болезнью через год после того, как ты уехала. Сначала, я заметила, он стал слабеть, потом у него сделалось плохо с головой, пропал аппетит… несварение желудка… Ужасно… К концу он не мог уже ничего держать в руках и страдал от страшных болей. Доктора пытались сделать все, что могли. Чем только не лечили — глицерин, хлороформ, хлорид железа… Но отец терял остатки разума, превращался в дебильного ребенка. А ведь когда-то это был гордый человек… Мне пришлось одной заниматься выпуском газеты… Перед самой смертью он взял с меня обещание, что я непременно разыщу тебя. Он хотел, чтобы мы были вместе, как и раньше… — Почти с нежностью Сара добавила: — Адди, ведь ты моя сестра.
— Простая случайность. Этого могло и не быть. — Аделаида отвернулась и стала глядеть в окно.
— Почему ты уехала из дома?
Сестра не отвечала.
Сара повторила более настойчиво:
— Почему? Я что-нибудь тебе сделала?.. Пожалуйста, Адди, ответь мне.
— Особы, которые работают в таких местах, как это, обычно не пускаются в разговоры с порядочными женщинами. Ты должна знать об этом.
Сара долго смотрела на опущенные плечи Аделаиды, прежде чем спросить:
— В этом виноват Роберт?.. Но он так же, как и я, ничего не понимает.
Концы темных волос на затылке Аделаиды были грубые, похожие на щетину борова, неряшливо причесанные — так что виден был их настоящий цвет, светлый. Подобно тому, как на цветке пурпурного ириса проступают белые прожилки. От вида этих волос сердце Сары еще больше сжалось, в глазах прибавилось грусти.
— Ты так ранила Роберта, Адди. Он думал, ты его любишь.
— Я хочу, чтобы ты ушла, — бросила Аделаида. Злости уже не было в ее голосе, он стал спокоен и невозмутим, как голос врача, рекомендующий посетителю отойти от кровати тяжело больного, После молчания Сара тихо сказала:
— Роберт так и не женился, Адди. Он хотел, чтобы ты узнала об этом.
Не отводя глаз от окна, упрямо сжав руки, Аделаида Меррит с трудом сдерживала слезы, но так и не позволила им пролиться. Она слышала, как Сара пошла к двери, слышала, как повернулась ручка, как скрипнули дверные петли. Она не посмотрела вслед уходившей сестре, хотя услышала последние ее слова:
— Я пока не нашла помещение для типографии. Остановилась в «Большой Центральной». Ты можешь прийти ко мне в любое время, чтобы поговорить… Ты зайдешь, Адди?
Аделаида не пошевелилась, ничего не ответила. Еще не выйдя из дверей, Сара обернулась. В горле не проглатывался комок, перед глазами снова стоял синий халат сестры. На этой смертной земле у нее не осталось ни одного кровного родственника, кроме Аделаиды, и та была нужна ей. Они появились из одного чрева, их растил один отец… Сара быстро пересекла комнату, положила руку на плечо Аделаиды, почувствовала, как оно каменеет.
— Если ты не зайдешь ко мне, я приду снова сюда. До свидания, Адди…
После того как закрылась дверь, Аделаида долго стояла у окна, глядя на бурого цвета уступ горы, где корни поблеклых кустов с трудом могли уцепиться за случайные клочки почвы. Эти растения были здесь явно не на своем месте — кто-то направил их не по тому пути, так же как и бедную Аделаиду, которая превратилась из здоровой загорелой девушки в бледное, как полотно, создание, живущее в стенах, куда не проникают солнечные лучи. Оторванная от общества порядочных людей, узница по собственной воле… если не по воле обстоятельств. Сменившая свое имя, цвет волос, фасон платьев и убеждения. Проехавшая полстраны, чтобы не видеть никого, кто знал ее прежде. А теперь сюда приехала Сара, копаться в прошлом — с его уплывшими надеждами, с его печалями и скрытыми грехами. Со словами от Роберта, этого достойного молодого человека с чистой кожей и безгрешной душой, кто видел в Аделаиде только то, что хотел видеть. Роберт… кто всего один раз поцеловал ее… с телячьей невинностью… Роберт… который до сих пор не женился…
Слезы были роскошью, которую Аделаида не позволяла себе уже несколько лет. Какой от них прок? Разве они изменят прошлое? Или излечат настоящее? Преобразят будущее?..
Не вытирая, а лишь сморгнув несколько скопившихся в углах глаз капель, Аделаида бросилась на постель и скорчилась на ней, прижав к себе рыжую игрушечную кошку, почти касаясь лба коленями. Уткнувшись лицом в мягкую шкурку, она плотно зажмурила глаза. Грязные босые ступни ног со сжатыми пальцами переплелись и застыли, мышцы живота болели от напряжения. Но пальцы рук неустанно перебирали рыжую шкурку. Потом, не меняя позы, она сжала пальцы в кулак и ударила им по матрацу… Еще… Еще… И еще…
Глава 3
Она все еще писала, когда прибыла пища.
— Извините, мэм.
Не юноша, принимавший заказ, а зрелый мужчина в подтяжках стоял над ней с блюдом шипящего мяса, от которого шел невообразимо прекрасный аромат.
Она подняла глаза, закрыла блокнот, отодвинула его на край стола.
— О, простите меня… Ммм, как изумительно выглядит!
— Надеюсь, вам придется по вкусу мясо бизона, — сказал мужчина. — Мы бы зажарили для вас говядину за милую душу, если бы она была. — Он поставил блюдо на стол и ждал, пока Сара завинчивала крышку чернильницы и снимала очки. — Меня зовут Тедди Рукнер, мэм, — продолжал он. — Я владелец этого заведения.
Ему было, наверное, за тридцать — светловолосый, голубоглазый, с ямочками на щеках, улыбчивый, по-мальчишески привлекательный.
Сара протянула ему руку.
— Мистер Рукнер, я Сара Меррит. Приехала сюда издавать газету.
И после рукопожатия он все еще не уходил. Он обтер ладони о бедра и кивнул на ее блокнот:
— Сразу сообразил, вы не просто так, когда увидел, что пишете. Приятно тут видеть настоящую женщину. Где вы собираетесь выпускать вашу газету?
— Да, мне нужно помещение. Сама я пока остановилась в «Большой Центральной».
— Есть тут один пансион. Меблированные комнаты и еда. У Лоретты Раундтри. Попробуйте, если хотите.
— Спасибо.
Она взялась за вилку, надеясь, что, может быть, теперь он наконец уйдет — желудок у нее ныл, — но хозяин не торопился. Он продолжал задавать вопросы, пока она не поняла, что стала предметом особого его внимания. Не склонная вообще краснеть, она залилась румянцем и наклонила голову к тарелке. В конце концов он понял, что мешает ей есть, и удалился, предварительно заметив:
— Ну, я лучше пойду, а вы ешьте. Если чего-нибудь еще, прямо говорите мне. Этого кофе у нас залейся!
Она сидела здесь уже около часа, и за это время никто из посетителей не ушел. Наоборот, комната все больше наполнялась — пришло еще, наверное, дюжины две мужчин. Они держались тихо, ненавязчиво, даже застенчиво — как дети, собравшиеся посмотреть на чудо — например, на спящего слона; делая вид, что не обращают на нее никакого внимания, не произнося ни слова, которое бы ее касалось. Но было совершенно очевидно, что слух о ее визите сюда распространился достаточно далеко и все вновь пришедшие заявились с одной целью: взглянуть на нее. Уже заняты были почти все места, входили новые посетители и стоя пили кофе, а стулья в непосредственной близости от Сары оставались пустыми. Бросаемые скрытно взгляды анатомировали ее, она старалась не поднимать глаз от своей тарелки и блокнота, в котором продолжала время от времени писать. Взгляды некоторых были более откровенны, они связывали сидящую здесь с ее сестрой Ив, работающей у мадам Розы.
Кружка, из которой она пила кофе, не опустела и на четверть, когда Тедди Рукнер снова наполнил ее. Он был единственный, кто осмеливался приблизиться к ней. Когда на тарелке у нее ничего не осталось, он снова подошел, на этот раз с куском яблочного пирога.
— От моего ресторана, — провозгласил, он, — и вся еда тоже за наш счет.
— О, мистер Рукнер, я не могу принять ваш подарок. Вы слишком щедры.
— Одно удовольствие для нас, мэм. Я настаиваю. Ваше прибытие — вот настоящий подарок. Ничего лучше — с тех пор как мы видели тут последние свежие фрукты!
Снова испытывая неловкость от того, что невольно находится в центре внимания, она принялась за яблочный пирог и съела уже добрую половину, когда услышала часто повторяющиеся приветствия:
— Доброе утро, шериф!
— Привет, ребята, — раздавалось в ответ, пока вновь пришедший пробивался сквозь толпу.
Он остановился у дальнего конца стола, за которым сидела Сара, и так стоял, широко расставив ноги, уперев руки в бока. Даже с опущенными глазами Сара видела его черные штаны, револьвер, свисавший с бедра, и понимала, кто стоит перед ней.
Медленно подняла она голову, натолкнулась взглядом на серебряную звезду на его куртке, усы цвета ржавчины, черную ковбойскую шляпу, которую он не пожелал снять. В ярком свете дня особенно заметны были веснушки на лице — она никогда не любила усатые и веснушчатые лица. Он выглядел сильным, как мул, и был, в общем, вполне привлекателен — серые глаза и эта выемка на кончике носа. Некоторых женщин, она готова была принять это, мог привлечь его почти мальчишеский вид. Но ей этот человек был неприятен всем и, в первую очередь, своей вызывающей манерой поведения.
— Мистер Кемпбелл, — произнесла она спокойно, хотя кровь начала приливать к лицу. Он дотронулся рукой до полей шляпы.
— Мисс Меррит. Я зашел узнать, из-за чего здесь весь сыр-бор.
— Сыр-бор?
— Каждый раз, когда люди начинают скапливаться в одном месте, я обязан выяснять, что заставляет их делать это. Такая у меня работенка. Нередко все это кончается дракой.
Румянец на ее лице становился гуще, подогреваемый осознанием того, что здешний шериф — частый посетитель публичных домов и человек, близко, слишком близко знающий ее сестру, и предлагавший ей самой только вчера вечером, через час после ее прибытия в город, деньги за услуги интимного свойства. Неприятный и отвратительно самоуверенный, он торчит сейчас прямо перед ней со своим кольтом сорок пятого калибра, свисающим с бедра, и еще осмеливается не опускать глаз.
— Значит, вы шериф Кемпбелл?
— Да, верно.
Она отложила вилку и, глядя ему прямо в глаза, нарочито громко, чтобы ее слышали в самом дальнем углу помещения, сказала:
— У вас тут считается нормальным, в вашем пограничном городке, чтобы шериф посещал публичные дома, вместо того чтобы требовать их закрытия?
Кемпбелл не принял вызова. Он откинул назад голову и откровенно расхохотался. Вместе с ним смеялась добрая половина присутствующих. Отсмеявшись, он сдвинул шляпу на затылок, зацепил пальцами ремень, на котором болталась кобура.
— А вы настоящая злючка! — заметил он. Раздосадованная его миролюбивым тоном, чувствуя, что он подтрунивает над ней, Сара сняла очки и встала из-за стола.
— Прошу прощения, шериф, — проговорила она. — У меня много дел. Я ведь собираюсь прямо сейчас начать издание городской газеты. — Она собрала свои пожитки в сумку и продолжала, повысив голос: — Джентльмены, мое имя Сара Меррит. Я только что приехала сюда из Сент-Луиса и хочу издавать газету. Вашу газету. Мне необходимы две вещи, и я буду благодарна тем, кто поможет их найти. Во-первых, я хочу снять или купить здание, желательно из дерева, не из брезента. И, во-вторых, мне нужна информация. Свежая информация, без которой ни одна газета не может жить. Поэтому, пожалуйста… чувствуйте себя со мной свободно… останавливайте, где бы ни встретили, чтобы рассказать о том, что происходит в Дедвуде. Я хочу, чтобы «Дедвуд кроникл» была действительно вашей газетой. Для вас.
Когда она закончила свою маленькую речь, кто-то из дальнего угла закричал:
— А что, парни, почему бы не поприветствовать маленькую леди?
Шум приветствий (Кемпбелл хранил молчание) долго не стихал, а потом руки присутствующих стали тянуться к Саре; все хотели обменяться с ней рукопожатием — при этом назывались имена вроде Коротышка, и Лысый, и Колорадо Дик, и Джонни Картофельный Ручей, и прочие, подобные этим. Сару окружили мужчины со щербатыми ртами, в грязной одежде, с ладонями, жесткими, как порода, которую они промывали; люди с оловянными кружками в карманах, чьи жены остались в домах далеко отсюда; люди, умирающие от голода по женщине, но выражающие ей сейчас свое восхищение.
Ей наперебой объясняли, где найти Крейвена Ли, кто занимается недвижимостью, а также Патрика Брэдигана, кому она хотела отдать одолженные ей вчера полтора доллара; ей говорили, что типографская машина наверняка уже доставлена сюда мулами и получить ее надо на торговой станции, которой заправляет человек по имени Голландец Ван Арк.
Во время этой шумной беседы шериф Кемпбелл молча стоял тут же, не спуская с нее внимательного бесстрастного взгляда, смущавшего Сару. Он заговорил, только когда она направилась к двери.
— Зайдите ко мне за разрешением на эту вашу газету.
Она прошла мимо него, ничего не ответив, подумав про себя: «Как же, так я и пошла! Пропади ты пропадом, Кемпбелл!..»
Сначала она отправилась к Крейвену Ли, который занимался земельными участками и был агентом по недвижимости. Она нашла его в деревянной хижине на Главной улице, но оказалось, что в данное время он ничего не мог для нее сделать. Список будущих покупателей был длиннее, чем зима в Норвегии, и все, что он мог посоветовать ей, оставаться пока там, где она остановилась. По крайней мере, есть крыша над головой и кровать.
Затем она разыскала Брэдигана — тот сидел в салуне «Бизоний Горб», где пытался прийти в себя после вчерашней выпивки. Все взоры обратились на нее, едва она вошла туда — все, кроме Брэдигана. Он глядел на стакан, что был в его руках.
— Доброе утро, мистер Брэдиган, — сказала Сара из-за его плеча.
Он медленно повернул к ней голову, затем снял локти со стойки бара, постепенно выпрямляясь — каждая мышца в отдельности.
— Доброе утро, мисс Меррит.
Он поднял руну к шляпе, но так и не коснулся ее.
Сара была поражена, что он смог вспомнить, кто она такая.
— Я должна вам полтора доллара, золотым песком, мистер Брэдиган,
Она вынула кошелек, положила на стойку. Брэдиган наблюдал за ней налитыми кровью глазами и долго переваривал сообщенную ему информацию, прежде чем медленно заговорил с сильным ирландским акцентом. Его слова падали тяжело, как ранняя весенняя капель.
— Нет, милая красотка. У меня хорошие дела. И мне было приятно сделать это… Вот так…
При самом богатом воображении Сара не могла бы счесть себя «красоткой», но возражать не стала.
— Мистер Брэдиган… пожалуйста, — повторила она, взглянув на бармена и нескольких клиентов, внимательно наблюдавших за происходящим. — Я привыкла отдавать долги. А прошлой ночью… я даже не уверена… знаете ли вы, что у вас взяли деньги.
Он поднял вверх указательный палец, слабо улыбнулся, повернулся к своему стакану виски, оторвал его от стойки, приветствуя Сару,
— Рады видеть вас в Дедвуде, мисс Сара Меррит…
Поняв, что ничего не добьется от Брэдигана, Сара переменила тактику и обратилась к бармену, протянув ему кошелек с золотым песком.
— Вот, пожалуйста… Возьмите отсюда на полтора доллара и купите мистеру Брэдигану, что он захочет. — Уходя, она повторила: — Большое спасибо, мистер Брэдиган.
Он серьезно посмотрел на нее и наклонил в поклоне голову из-за стакана виски.
Был уже час дня, когда она вышла на улицу. В это время, она надеялась, в резиденции мисс Розы еще не приступили к ежевечерней работе. Туда и направила Сара с трепетом свои шаги — в район «плохих домов».
Воздух нагрелся, становилось душно, она сняла жакет, перекинула через руку. Тучи мух летали над покрытой навозом улицей, количество конных повозок здесь могло поспорить с количеством пеших прохожих. И сколько людей ни проходили мимо — ни одного женского лица! Она, кажется, начинала понимать то внимание, которое уделяли мужчины Дедвуда, ей и женщинам той профессии, что у ее сестры.
Входная дверь в дом Розы была, к удивлению Сары, не заперта. Она-то была готова искать вход с задней стороны и стучать там, пока не изранит себе костяшки пальцев. Вместо всего этого дверь поддалась на легкий толчок, и Сара оказалась в том самом мрачном, пропахшем табачным дымом «помещении», где уже была вчера. В комнате ни души, только устоявшийся запах виски, невымытых урн и пепельниц, и серы — все, что неприятно поразило ее прошедшим вечером. Свет в комнате не был зажжен. Красные тяжелые драпировки с кистями затеняли окна, оставляя небольшой треугольник для солнечных лучей, освещавших эти кисти, касающиеся пола. В полумраке Сара огляделась, замечая то, на что не обратила внимания вчера: картину, изображающую мясистую обнаженную женщину, возлежащую на едва различимой скамье, с вуалью между ног, что не мешало видеть темное пятно волос в интимном месте; а также вывеску на стене, где был нарисован палец, указывающий в сторону холла, и над ним надпись: ВАННА ПО ТРЕБОВАНИЮ; еще одна вывеска гласила: МЕНЮ. Сара подошла поближе и прочитала:
ВАННА ЭКСКУРСИЯ ПО-ФРАНЦУЗСКИ ТАК И ЭДАК С ПОКАЗОМ ПО СТАРИНКЕ.
Она содрогнулась, догадавшись, что меню имеет слабое отношение к пище. В растерянности, направляясь к внутренним дверям, прошла в ту, что слева от лестницы, ведущей наверх, и очутилась в длинном зале, в дальнем конце которого был выход, и оттуда неслись голоса, слышался звон посуды, пахло едой. Наверняка там у них столовая, решила она. По мере ее приближения туда все сильнее становился едкий запах — карболка, различила она наконец, когда дошла до предмета, исторгавшего его. Это был огромный медный чан, и рядом с ним — деревянные бадейки с водой и железная печка. Все здесь, включая влажный пол, пропахло дезинфекцией. От вшей… Она снова содрогнулась.
Зажав нос, она пошла дальше, остановилась у самого выхода из зала, прислушалась. Из-за полуоткрытой двери раздавался голос:
— …ручаюсь, он никогда раньше этим не занимался. Но то, что торчало в брюках, было больше, чем бычья кость. Я и говорю ему: спорим, дорогой, он у тебя, как у быка. Выпусти его на свободу, говорю я, и мы вместе взглянем на него.
— Ну а он?
— До чего был напуган — умора! Стоит как столб, кадык на шее прыгает, лицо краснее раскаленного железа. Ну, мне пришлось взять дело в свои руки… в руки, понимаете… Я уж сама достала для него…
Сара ступила на порог.
— Извините меня…
Рассказчица замолкла. Все уставились на вошедшую. В комнате за столом сидела Аделаида в длинном синем халате и с ней еще четыре женщины, среди них Флосси. Они ели тушеную курятину и яблоки, запеченные в тесте. На плитке у дальней стены толстая женщина грела кофейник. Та, что только что рассказывала, с интересом переводила взгляд с одной сестры на другую. Она была темнокожая.
— Аделаида, я бы хотела поговорить наконец.
Лицо Аделаиды окаменело.
— Чего тебе здесь надо? Я уже вчера сказала, что не желаю тебя видеть! Убирайся! — Она снова принялась за еду.
— Я проехала тысячу миль, чтобы отыскать тебя, и не уйду, пока мы не поговорим.
— Флосси! — Аделаида взмахнула вилкой. — Убери ее отсюда!
Индейская женщина резко отодвинула свой стул, и Сара вновь испытала чувство страха и беспомощности. Но ведь отец учил ее, что главным качеством газетчика должна быть смелость.
— Нет, подождите! — твердо произнесла она и прошла дальше в комнату, хотя сердце ее дрожало. Ткнув пальцем в сторону Аделаиды, она продолжала: — Я не из ваших клиентов, которых можно выставить на улицу. Я твоя сестра и пришла сюда, потому что беспокоюсь за тебя. Можете меня выгнать, даже избить, но сама я не уйду!.. Наш отец умер, и я привезла сестре ее долю наследства. Я также привезла его типографскую машину, чтобы начать свое дело в Дедвуде… Если ты не станешь разговаривать со мной сейчас, сестра, буду надоедать тебе постоянно. Так что выбирай!
Эта речь остановила Флосси и придала храбрости самой Саре, которая бросила на сестру испепеляющий, как ей казалось, взгляд. Аделаида встретила его с непреклонным видом, и тогда Сара продолжала:
— Кроме того, у меня к тебе письмо от Роберта. Выбирай одно из трех: или я сейчас отдам его тебе в присутствии твоих подруг, или напечатаю для твоего сведения в первом номере моей газеты, а лучше, если мы пойдем с тобой в тихое место и там обо всем поговорим. Что тебя больше устраивает?
Аделаида сжала зубы, кинула на стол вилку и вскочила на ноги — так, что ее стул закачался на задних ножках и чуть не упал.
— Ладно, будь ты проклята! Но не больше пяти минут. А потом ты либо сама выкатишься отсюда, либо Флосси тебе поможет это сделать! Поняла?
Она выскочила из кухни в развевающемся синем халате, прошла через зал, поднялась по лестнице. Сара следовала за ней.
Но перед этим помахала пальцем возле носа Флосси и заявила;
— А ты… если ты еще хоть раз дотронешься до меня, то очень пожалеешь…
Наверху Аделаида повела Сару через узкий коридор и там остановилась у пятой комнаты слева. Они вошли, дверь захлопнулась за ними, и Адди повернулась к сестре, сложив руки на груди.
— Ну давай, говори. Только быстро!
Поскольку Сара и так уже зашла в своей смелости достаточно далеко, она решила не успокаиваться на достигнутом.
— Если это та комната, где ты занимаешься своей работой, — сказала она, — я отказываюсь разговаривать здесь с тобой.
— Это моя собственная комната. А работаю я, между прочим, рядом. — Она кивнула в сторону стенки. — Начинай, старшая сестрица, потому что ты мне уже изрядно надоела!
— Значит, ты здесь живешь?
Сара оглядела небольшую мрачную комнату с жалкой койкой, грубыми муслиновыми занавесками на окне, нелепыми театральными колоннами, выпиравшими из одной из стенок. Ковровая дорожка, покрывало на кровати, дешевый туалетный столик, зеркало, всего один стул, этажерка, и на полу возле двери фарфоровая миска для умывания. На крючках прямо на стене висят наряды — несколько вызывающе ярких костюмов, вроде того, в котором Аделаида была вчера вечером. И только два предмета хоть как-то согревали унылую комнату: несколько бумажных роз на стене и на кровати игрушечная набивная кошка из рыжего ободранного лисьего меха. У Сары сжалось сердце, когда она увидела ее: это было единственное напоминание о той, прежней Аделаиде, о том, что детьми они обе всегда любили кошек.
— У меня и сейчас есть такая, — проговорила она с мягкой улыбкой, но увидела, что сестра стоит с тем же холодным видом, все так же держа руки под грудью.
— Ну, что ты хотела…
Она хотела бы сказать: «Почему? Почему я нашла тебя в таком месте? Почему у тебя такая профессия? Откуда эта открытая ненависть ко мне? За что? За то, что я заменяла тебе мать, которой у тебя не было?»
Но она знала, что ответа на свои вопросы ей сейчас не получить.
— Ладно, Адди… — Она старалась говорить как можно спокойней, без лишних эмоций в голосе. — Отец умер этой весной… — Она открыла свой кошелек. — Я продала наш дом и мебель, все, кроме печатной машины, его письменного стола и кое-каких мелочей, необходимых для моего дела. Вот твоя половина денег.
— Я не хочу его денег!
— Но, Адди… Ты сможешь оставить этот дом!
— Я не хочу оставлять этот дом!
— Как ты можешь не хотеть этого? Здесь мерзко!
— Если это все, для чего ты пришла, забирай деньги и убирайся,
Сара внимательно и печально посмотрела на сестру.
— Он так и не оправился после твоего отъезда.
— Я не хочу о нем слышать! — Адди прокричала эти слова. — Я уже говорила тебе, мне плевать на моего отца!
Невзирая на неприкрытую злобу, звучавшую в этих словах, Сара заставила себя заговорить снова.
— Он заболел бронзовой болезнью через год после того, как ты уехала. Сначала, я заметила, он стал слабеть, потом у него сделалось плохо с головой, пропал аппетит… несварение желудка… Ужасно… К концу он не мог уже ничего держать в руках и страдал от страшных болей. Доктора пытались сделать все, что могли. Чем только не лечили — глицерин, хлороформ, хлорид железа… Но отец терял остатки разума, превращался в дебильного ребенка. А ведь когда-то это был гордый человек… Мне пришлось одной заниматься выпуском газеты… Перед самой смертью он взял с меня обещание, что я непременно разыщу тебя. Он хотел, чтобы мы были вместе, как и раньше… — Почти с нежностью Сара добавила: — Адди, ведь ты моя сестра.
— Простая случайность. Этого могло и не быть. — Аделаида отвернулась и стала глядеть в окно.
— Почему ты уехала из дома?
Сестра не отвечала.
Сара повторила более настойчиво:
— Почему? Я что-нибудь тебе сделала?.. Пожалуйста, Адди, ответь мне.
— Особы, которые работают в таких местах, как это, обычно не пускаются в разговоры с порядочными женщинами. Ты должна знать об этом.
Сара долго смотрела на опущенные плечи Аделаиды, прежде чем спросить:
— В этом виноват Роберт?.. Но он так же, как и я, ничего не понимает.
Концы темных волос на затылке Аделаиды были грубые, похожие на щетину борова, неряшливо причесанные — так что виден был их настоящий цвет, светлый. Подобно тому, как на цветке пурпурного ириса проступают белые прожилки. От вида этих волос сердце Сары еще больше сжалось, в глазах прибавилось грусти.
— Ты так ранила Роберта, Адди. Он думал, ты его любишь.
— Я хочу, чтобы ты ушла, — бросила Аделаида. Злости уже не было в ее голосе, он стал спокоен и невозмутим, как голос врача, рекомендующий посетителю отойти от кровати тяжело больного, После молчания Сара тихо сказала:
— Роберт так и не женился, Адди. Он хотел, чтобы ты узнала об этом.
Не отводя глаз от окна, упрямо сжав руки, Аделаида Меррит с трудом сдерживала слезы, но так и не позволила им пролиться. Она слышала, как Сара пошла к двери, слышала, как повернулась ручка, как скрипнули дверные петли. Она не посмотрела вслед уходившей сестре, хотя услышала последние ее слова:
— Я пока не нашла помещение для типографии. Остановилась в «Большой Центральной». Ты можешь прийти ко мне в любое время, чтобы поговорить… Ты зайдешь, Адди?
Аделаида не пошевелилась, ничего не ответила. Еще не выйдя из дверей, Сара обернулась. В горле не проглатывался комок, перед глазами снова стоял синий халат сестры. На этой смертной земле у нее не осталось ни одного кровного родственника, кроме Аделаиды, и та была нужна ей. Они появились из одного чрева, их растил один отец… Сара быстро пересекла комнату, положила руку на плечо Аделаиды, почувствовала, как оно каменеет.
— Если ты не зайдешь ко мне, я приду снова сюда. До свидания, Адди…
После того как закрылась дверь, Аделаида долго стояла у окна, глядя на бурого цвета уступ горы, где корни поблеклых кустов с трудом могли уцепиться за случайные клочки почвы. Эти растения были здесь явно не на своем месте — кто-то направил их не по тому пути, так же как и бедную Аделаиду, которая превратилась из здоровой загорелой девушки в бледное, как полотно, создание, живущее в стенах, куда не проникают солнечные лучи. Оторванная от общества порядочных людей, узница по собственной воле… если не по воле обстоятельств. Сменившая свое имя, цвет волос, фасон платьев и убеждения. Проехавшая полстраны, чтобы не видеть никого, кто знал ее прежде. А теперь сюда приехала Сара, копаться в прошлом — с его уплывшими надеждами, с его печалями и скрытыми грехами. Со словами от Роберта, этого достойного молодого человека с чистой кожей и безгрешной душой, кто видел в Аделаиде только то, что хотел видеть. Роберт… кто всего один раз поцеловал ее… с телячьей невинностью… Роберт… который до сих пор не женился…
Слезы были роскошью, которую Аделаида не позволяла себе уже несколько лет. Какой от них прок? Разве они изменят прошлое? Или излечат настоящее? Преобразят будущее?..
Не вытирая, а лишь сморгнув несколько скопившихся в углах глаз капель, Аделаида бросилась на постель и скорчилась на ней, прижав к себе рыжую игрушечную кошку, почти касаясь лба коленями. Уткнувшись лицом в мягкую шкурку, она плотно зажмурила глаза. Грязные босые ступни ног со сжатыми пальцами переплелись и застыли, мышцы живота болели от напряжения. Но пальцы рук неустанно перебирали рыжую шкурку. Потом, не меняя позы, она сжала пальцы в кулак и ударила им по матрацу… Еще… Еще… И еще…
Глава 3
Минут через пять после того как она покинула дом Розы, Сара нашла товарную Контору Голландца Ван Арка. Помещалась та в деревянном здании, где, кроме конторы, была бакалейная лавка, продавалось рудничное снаряжение и временно находилась почта. Дородный мужчина с усами, как у моржа, занимался с несколькими клиентами, столпившимися под вывеской, извещавшей: «Письма — сейчас получены — 25 центов». Увидев Сару, все расступились, чтобы дать ей пройти к прилавку.
Ван Арк улыбнулся ей. У него были желтые зубы и крупная отвислая нижняя губа, открывавшая десны.
— Ручаюсь, вы и есть мисс Меррит, и пришли за своей печатной машиной.
— Да, это я.
— Ее доставили. Она там, во дворе. Пришла с караваном быков пару недель назад. И другие ваши вещи тоже… Я Голландец Ван Арк.
Он представил ее собравшейся публике и рассказал, когда она спросила, о работе почты. Приходит та с шайеннским дилижансом, и, поскольку в городе у них почтовой конторы нет, каждый, кто хочет, может купить письма и посылки у возницы и потом продавать получателям с небольшой выгодой для себя. Сара записала эти любопытные сведения в блокнот, пометив в нем заодно, как правильно пишется имя Ван Арк. Пока она писала, в контору вошла женщина — с широкой улыбкой на простом лице, по виду лет тридцати, в домашнего покроя платье и шляпке из бумажной ткани. Сразу было видно, она замужем и занимается домашним хозяйством.
Обе женщины улыбнулись друг другу, как близкие родственницы, обретшие одна другую после долгой разлуки.
— Миссис Докинс, — обратился к ней Голландец Ван Арк, — подойдите ближе и познакомьтесь с самой новой леди в нашем городе.
Ван Арк улыбнулся ей. У него были желтые зубы и крупная отвислая нижняя губа, открывавшая десны.
— Ручаюсь, вы и есть мисс Меррит, и пришли за своей печатной машиной.
— Да, это я.
— Ее доставили. Она там, во дворе. Пришла с караваном быков пару недель назад. И другие ваши вещи тоже… Я Голландец Ван Арк.
Он представил ее собравшейся публике и рассказал, когда она спросила, о работе почты. Приходит та с шайеннским дилижансом, и, поскольку в городе у них почтовой конторы нет, каждый, кто хочет, может купить письма и посылки у возницы и потом продавать получателям с небольшой выгодой для себя. Сара записала эти любопытные сведения в блокнот, пометив в нем заодно, как правильно пишется имя Ван Арк. Пока она писала, в контору вошла женщина — с широкой улыбкой на простом лице, по виду лет тридцати, в домашнего покроя платье и шляпке из бумажной ткани. Сразу было видно, она замужем и занимается домашним хозяйством.
Обе женщины улыбнулись друг другу, как близкие родственницы, обретшие одна другую после долгой разлуки.
— Миссис Докинс, — обратился к ней Голландец Ван Арк, — подойдите ближе и познакомьтесь с самой новой леди в нашем городе.