Опять Тру приоткрыл глаза.
   — Встретил достойного соперника? А, парень?
   — Пожалуй. Но сейчас она запоет по-другому. Я посадил ее под замок у Фарнума.
   Тру улыбнулся и тряхнул головой, как бы отвечая собственным мыслям.
   — Та еще кошка! Смотри, как бы не ходить тебе в царапинах!
   По дороге от доктора Ноа вспоминал слова, сказанные Тру Блевинсом. Да, точно, Сара Меррит не кто иная, как дикая кошка. И, хотя ярость его сильно уменьшилась после того, как узнал, что Тру будет жить, он не оставил намерения продержать ее в той дыре подольше, пока не поймет как следует, что свобода штука куда более приятная, чем заточение, и что за неподчинение местной власти нужно расплачиваться. Сейчас, небось, разливается в три ручья. Ну и пускай льет слезы! Пускай сообразит, какой урон причинило ее бычье упрямство. Пусть размышляет о том, когда же снова увидит дневной свет, о том, как успеет изголодаться и сколько пройдет времени, прежде чем кто-то о ней вспомнит!.. Ни одной чертовой бабе не будет разрешено нарушать порядок в городе, где Ноа Кемпбелл следит за этим порядком, никогда и никому не позволит он смешивать себя с дерьмом!
   А теперь еще возись с ее железным хламом! Куда он его денет? Ему сейчас необходимо делать обход города, а вместо этого ломай тут голову, как поступить с этими тысячами фунтов железа и где брать тент, чтобы укрыть его и все остальные ее игрушки, разбросанные прямо посреди улицы…
   Но что за дьявольщина?!
   Он уже вышел, обогнув угол, на Главную улицу. Вот она, эта чертова сосна… Только где же печатная машина?! Ни самого станка, ни ящиков, ни тента — ничего! Куда все подевалось?! Остались только глубокие следы, проделанные в грязи и наполовину затертые отпечатками ботинок и подков.
   Ничего себе история!.. Его пульс учащенно забился. Можно представить, какой эта женщина поднимет тарарам, когда узнает, что кто-то спер ее драгоценное оборудование прямо с середины Главной улицы, из-под самого носа у шерифа, который не почесался даже, чтобы поставить охрану!
   Но кому удалось спровадить такую махину с улицы да еще сделать это незаметно? И как теперь эту штуковину разыскать, что предпринять? Один только пресс высотой со здоровенного мужчину и весит не меньше полтонны… Будь оно все проклято! Мало ему сегодня забот, в этот милый денек, так еще это!..
   Он потратил около часа и не обнаружил ничего. Ни на ближайших улицах, ни на товарной станции, ни возле собственной конторы. Со злостью он плюхнулся на стул и заполнил еще несколько чертовых лицензий — кому они только нужны, будь они трижды прокляты! Он и без них знает всех, кто должен платить и кто заплатил, а кто нет.
   Не дописав четвертую лицензию, он отбросил перо, выругался в который уже раз, сжал руки в кулаки, приложил ко рту, забыв про опухшие губы, снова изрыгнул проклятия, посмотрел на часы. Было около половины шестого, а в шесть Фарнум закрывал свой склад.
   Итак, она требует адвоката… Будь его воля, он оставил бы ее там куковать до утра, но это может выглядеть не совсем хорошо — заключение в тюрьму без права встречи с положенным ей по закону защитником.
   Ведь в разделе втором местного Устава, определяющем состав Общественного Совета города Дедвуда, куда входят, кроме мэра, шесть его сограждан, говорится, что этот Совет не только обладает правом преследования граждан в судебном порядке, но и сам может подвергаться такому же преследованию. Будет не очень-то красиво, если всего через две недели после официального образования Совета начальник городской полиции вовлечет его в судебную тяжбу, в которой тот должен будет выступить в роли ответчика. А в том, что эта газетная сутяга может затеять такое дело, Ноа Кемпбелл ни секунды не сомневался!
   И потому он все-таки найдет ей этого распроклятого адвоката! В городе их как собак нерезаных — во всяком случае, более чем достаточно — целых семь штук, если считать по выданным только что лицензиям. И все они в нелегком положении — из-за отсутствия апелляционного суда и необходимых юридических книг и кодексов.
   По привычке Ноа протянул руку к крючку в стене — но его черная шляпа не висела там, она осталась, затоптанной в грязь, на улице. Кляня все на свете, он выскочил из дверей и поспешил в ближайшую адвокатскую контору, которая находилась в палатке и которую представлял бородатый, фыркающий носом мужчина по имени Лоренс Чаплин.
   Когда Кемпбелл, откинув полог, вошел внутрь, Чаплин был занят прочисткой носа с помощью большого влажного платка. Взглянув на вошедшего, адвокат не мог сдержать вопроса;
   — Что произошло с вами, дорогой?
   — Попал в уличную потасовку. Женщина, которая ее затеяла, требует адвоката. Вас интересует это дело?
   Раньше чем Кемпбелл выговорил все эти слова, шляпа Чаплина оказалась на голове у ее хозяина, и он устремился к выходу из палатки.
   Когда они подошли к складу Фарнума, там было полно любопытствующих посетителей, узнавших уже, что в дальнем конце склада заперта в темном помещении арестованная женщина. Одни из них молча здоровались с вошедшими, другие спрашивали:
   — Что ты собираешься с ней делать, Ноа?
   — Вы пришли защищать ее, Чаплин?..
   Не отвечая на вопросы, Кемпбелл и Чаплин прошли по коридору, ведущему в туннель. Кемпбелл открыл дверь. Он ожидал застать свою спутницу в отчаянии и слезах, но вместо этого увидел, что она сидит на стуле, приставленном к бочке, и с деловым видом что-то пишет в блокноте.
   Она подняла голову, и снова его неприятно поразило, что в глазах у нее не было ни слезинки. Да, про эту женщину никак не скажешь: слабое, слезливое, перепуганное создание. Ничего похожего! Она спокойно сидела, глядя на вошедших сквозь овальные небольшие стекла очков светлыми глазами и была похожа на учительницу, занятую проверкой школьных работ. Ноги у нее были укрыты грубым одеялом, темные волосы тщательно причесаны… С таким видом можно вполне торчать на возвышении, за учительским столом, перед пятью рядами парт.
   Она не спеша закрыла блокнот, положила ручку в футляр, опустила все это на пол рядом с собой. Куда только девалась ее воинственность — теперь она была сама учтивость и корректность.
   — Шериф Кемпбелл, — сказала она, снимая очки, — итак, вы пришли…
   — Я привел адвоката, о котором вы просили. Это Лоренс Чаплин.
   — Мистер Чаплин. — Она поднялась, сложила одеяло, протянула руку адвокату. После этого вновь обратилась к Кемпбеллу: — Как здоровье вашего друга?
   — Жив как будто.
   Она приложила руку к груди.
   — О, спасибо тебе, Господи! Он будет жить?
   — Похоже на то.
   — Какое облегчение! Я была в таком ужасе от мысли, что могла стать причиной смерти невинного человека. А как вы? Ничего серьезного?
   — Ничего такого. Может быть, повреждена барабанная перепонка.
   — О Боже! — Губы ее искривились, выражая искреннее сожаление, в то время как она прямо смотрела ему в глаза, один из которых так заплыл, что напоминал горло лягушки, когда в сумерках та принимается за свои лягушачьи песни. После некоторого молчания она добавила: — Я стою перед вами, испытывая угрызения совести, и готова заплатить любой штраф, какой будет наложен.
   Как ни странно, Кемпбеллу легче было разговаривать с ней раньше, когда она была в ярости, когда оказывала сопротивление. Теперешнее ее поведение и гладкие слова выбивали почву у него из-под ног. Он неловко переступил с одной ноги на другую и предложил:
   — Лучше поговорите с Чаплином, пока у вас есть такая возможность. Я скоро вернусь.
   Оставшись наедине с адвокатом, Сара сказала:
   — Спасибо, что пришли, мистер Чаплин. Что со мной может быть?
   — Пожалуйста, присядьте, мисс Меррит, — отвечал тот. — Сейчас я разъясню вам основу здешних законов. Думаю, это поможет понять ситуацию.
   — О, я уже давно сижу, благодарю вас. Если не возражаете, я лучше постою.
   — Прекрасно.
   Чаплин прочистил нос своим огромным платном и несколько секунд изучал пол в камере Сары.
   Ему было лет тридцать пять или около того, костлявый, но с округлыми плечами, с легкими, как у малого ребенка, темными волосами, которые торчали в разные стороны над его теменем, как если бы им не хватало веса для того, чтобы улечься на голову. У него был красноватый нос, слезящиеся глаза, и весь его вид не мог вызвать большого доверия, особенно у человека, благополучие которого находилось под угрозой. Но у него был уверенный голос, что исходил откуда-то из самой глубины существа, напоминая отдаленный грохот падающего дерева и сотрясая песчаные стены пещеры, где они находились.
   Этим голосом он говорил:
   — У нас весьма своеобразная история законности здесь, в Дедвуде. Хлынувший поток золотоискателей создал положение, при котором люди проникли сюда раньше и в куда большем масштабе, чем цивилизация. Вы меня понимаете? Они принесли с собой беззаконие — бесчисленные противоречивые претензии и требования, драки в салунах, воровство… Всего не перечислить. — Он вновь высморкался и продолжал: — И вот жители решили создать шахтерский суд и чтобы на каждом его заседании председательствовал один из семи адвокатов города. Другими словами — со сменными судьями.
   Он сделал несколько шагов по земляному полу темницы.
   — Вы слышали, может быть, о злополучном убийстве здесь в прошлом месяце Буйного Билла Хикока.
   — Да, немного, — ответила Сара.
   — Это стало для всех потрясением. И если существовал на свете город, где все как один жаждали, чтобы свершилось правосудие, то это был наш Дедвуд! Но, однако, судебный процесс превратился в пародию на суд, несмотря на все наши усилия соблюсти юридические нормы… Почему? Большая часть присяжных была заподозрена в принадлежности к той группе, которая наняла Джека Макколла для убийства Буйного Билла. Они и вынесли решение «не виновен», и мы вынуждены были освободить убийцу. Никому это не понравилось, конечно, но что можно было сделать?.. — Голос Чаплина гулко разносился по камере. — Большинству из нас не нравилась такая судебная система, но, раньше чем мы смогли что-то улучшить в ней, произошло еще одно убийство. Три недели назад. Застрелили человека по имени Баум. На этот раз семеро адвокатов города взялись за дело, а мой коллега, мистер Кейтли, действовал в качестве судьи. Наша беда заключалась в том, что у нас совсем не было юридических книг — кодексов, справочников, это создавало большие трудности…
   И вот тогда решено было основать в Дедвуде юридическую библиотеку, а до того отложить все судебные процессы. Тем временем мы начали превращать наше поселение в настоящий город, в котором кроме библиотеки должен быть апелляционный суд, возглавляемый настоящим федеральным судьей…
   — Появились у вас уже книги по юриспруденции? — сумела перебить его Сара.
   — Нет. Пока еще нет.
   — О, значит, мои шансы совсем плохи.
   — Не в такой уж степени. Мелкие судебные дела — так захотели сами жители города — могут решаться человеком, которого они избрали недавно своим мэром. То есть Джорджем Фарнумом. Так что изложите мне вашу версию происшедшего, а затем мы подумаем, что делать дальше.
   — Это не трудно. — Сара подняла с пола блокнот и протянула Чаплину. — Я записала все это только что для следующего номера моей газеты.
   В течение нескольких минут Чаплин был погружен в записи Сары, которые изучал, придвинувшись почти вплотную к лампе и втянув голову в плечи. Окончив чтение, он вытер нос и поднял голову.
   — Вы отказывались убрать типографский станок?
   — Да.
   — Вы действовали, не имея лицензии на выпуск газеты?
   — Да.
   — Вы были поставлены в известность шерифом о необходимости получить лицензию?
   — Да.
   — Вы явились причиной беспорядков?
   — Да.
   — Вы сделали это намеренно?
   — Нет.
   — Вы лично ударили шерифа Кемпбелла?
   — Нет.
   — Но подстрекали других делать это?
   — Нет. Я останавливала их.
   — Видели вы, как пуля попала в Тру Блевинса?
   — Да.
   — Кто выстрелил в него?
   — Шериф Кемпбелл.
   — Это было случайно или намеренно?
   — Совершенно случайно.
   — Были еще выстрелы? Применение оружия?
   — Нет. Все произошло почти мгновенно.
   — Вы сопротивлялись аресту?
   — Сначала — да, потом — нет.
   — Вы согласны возместить весь нанесенный ущерб, взять лицензию на издание газеты? Согласны отложить публикацию следующего номера до той поры, когда ваше типографское оборудование будет находиться на принадлежащем вам, а не на общественном земельном участке?
   — Да…
   Чаплин некоторое время молча смотрел на Сару, сидя на табурете, расставив колени, положив на них свои костлявые руки.
   — Вы сможете дословно повторить сказанное вами, если я снова задам вам те же вопросы? — спросил он.
   — Да.
   — Есть у вас деньги для уплаты за нанесенный ущерб?
   — Они со мной.
   Она похлопала себя по талии с левого бока.
   — Прекрасно. — Чаплин вскочил на ноги. — Тогда сделаем вот что. Немедленно обратимся к здравому смыслу и чувству справедливости Фарнума и, нисколько не умаляя вашей вины, укажем, что намерения у вас были вполне честными, что вы сожалеете о происшедшем и что трагического исхода, к счастью, не последовало… Ваши сожаления вы уже выразили только что шерифу Кемпбеллу… Когда мы выйдем отсюда, пожалуйста, придерживайтесь такого же виноватого, но не униженного тона. Хорошо?
   Сара кивнула.
   — Вот и прекрасно, — заключил он. Одарив ее ободряющей улыбкой, он забарабанил в дверь.
   Кемпбелл открыл.
   — Мы хотим побеседовать с Фарнумом, — заявил Чаплин.
   — Выходите.
   Он подождал, пока они выйдут, и повел их по коридору, в конце которого брезжил свет. Саре казалось, там находится выход из чистилища, а звуки голосов оттуда были так же приятны, как весенняя капель. Затхлый, несвежий запах лишенной солнца земли сменился для нее живым запахом кофейных зерен, вяленого мяса, уксуса… (который уже не казался таким неприятным, как раньше). Из тьмы — на свет. Из влажного царства — в свежесть. Из молчаливого одиночества — в гул голосов, который смолк, как только она появилась.
   Фарнум стоял за прилавком, наблюдая, как небольшая процессия направляется к нему через заднюю дверь.
   Кемпбелл остановился в некотором отдалении, Сара и адвокат приблизились к прилавку.
   Первым заговорил адвокат,
   — Мистер Фарнум, — начал он, — в свете того факта, что наши книги, содержащие законы, еще не доставлены и что настоящей тюрьмы пока не имеется, а также учитывая, что жители города дали вам право лично решать мелкие дела, подлежащие судебному рассмотрению, мисс Меррит просит вас разобрать прямо здесь и сейчас ее дело, с тем чтобы ей не возвращаться больше в эту заброшенную шахту, откуда она сюда явилась.
   — Я не знаю, — ответил Фарнум, помолчав. — Думаю, что шерифу, а не мне следует решать, нужны ли для данного дела книги, содержащие законы, или нет. Как, шериф?
   Кемпбелл опустил сложенные на груди руки, откашлялся. Но его опередил Чаплин.
   — Мисс Меррит нисколько не преуменьшает своей вины, — заверил он. — Но она также не считает себя опасным преступником, которого следует держать в заточении, лишая возможности общаться с себе подобными. Возможно, перед тем как прийти к решению, вы прочитаете вот это. Здесь статья, которую обвиняемая написала для своей газеты, и, я надеюсь, ее откровенность и искренность сумеют свидетельствовать сами за себя.
   Фарнум снял свой белый фартук, положил на прилавок и сделал это с не меньшим достоинством, чем если бы он снимал с себя черную судейскую мантию. Кемпбелл подошел к нему, и оба погрузились в чтение. Когда они закончили, молчание продолжалось. Казалось, каждый из них ждал, чтобы первым заговорил другой. Снова Чаплин заполнил паузу.
   — Как вы только что увидели, — сказал, он, — мисс Меррит не пытается обелить себя или преуменьшить свою роль в произошедшем неприятном инциденте. Совсем наоборот, она имеет намерение оповестить об этом весь город с помощью своей газеты… Джентльмены, если вы мне позволите, я задам мисс Меррит несколько простых вопросов, после ответа на которые легче будет принять решение.
   — Ладно, — согласился Фарнум. — Давайте. Не думаю, что будет много вреда от того, что мы послушаем.
   Чаплин повторил те же вопросы, что уже задавал Саре немного раньше, и закончил тем, что получил от нее заверения возместить весь причиненный ущерб, включая оплату денежных чеков доктору за лечение Тру Блевинса и шерифа Кемпбелла, если таковое, то есть лечение, потребуется. Она также обязалась заплатить любые наложенные на нее законные штрафы, получить лицензию на выпуск газеты и не пытаться издавать ее, пока типографский станок не будет установлен на территории частного владения. В связи с этим Чаплин заметил, что она вынуждена была оставить на улице и без всякого присмотра дорогостоящее имущество, которое требует гарантий своей безопасности, — на что он обращает особое внимание.
   При упоминании об этом Кемпбелл, который до сих пор так и не обнаружил никаких следов типографского оборудования, почувствовал себя весьма неуютно. Отведя взгляд от Сары, он увидел любопытствующие лица наблюдающих и слушающих и лишний раз осознал, что слухи о том, чти произошло и чем все кончилось (включая исчезновение печатного станка), разлетятся по всему ущелью быстрее, чем эпидемия чумы. И еще он понял, что ни одна душа не одобрит того, что он посчитал нужным запереть женщину в старую темную шахту, в то время как она, по существу, не хотела делать намеренно ничего плохого; и совсем уж никто не одобрит, если он не сделает выводов из ее признания своей вины и готовности заплатить за причиненный ущерб. Главное же, что будет говорить в ее пользу, — то, что она женщина, совсем одна здесь и при этом не проститутка — понятия для Дедвуда почти несовместимые. И вообще, сумеет ли он внятно объяснить двадцати пяти тысячам золотоискателей, зачем нужно держать в тюрьме одну из немногих женщин города?..
   Судебный процесс продолжался.
   Но куда же, будь он трижды неладен, девался ее типографский станок?..
   В какое-то мгновение Кемпбелл готов был вновь упрятать Сару в тюрьму — только для того, чтобы хотя бы выиграть время на поиски исчезнувшего имущества.
   — Что скажешь, шериф? — обратился к нему мэр.
   — Она была причиной многих неприятностей сегодня в городе. Вот что я скажу.
   — Да, это так, но настоящий суд, думаю, был бы в этом случае более терпимым. Все-таки она женщина, и заброшенная шахта не слишком подходящее место для содержания особы женского пола.
   — Как и когда она собирается заплатить? — спросил Кемпбелл.
   — Здесь и сейчас. — Сара скользнула руной в боковую складку юбки, где был карман, и рука вынырнула оттуда с кожаным мешочком с золотым песком. — Скажите мне, сколько я должна.
   Глаза Кемпбелла и Сары встретились. Какая у нее проклятая, раздражающая манера смотреть прямо в глаза!.. Он был уверен: она догадывалась, что он не ожидал ее немедленного предложения за все расплатиться. Он первым отвел взгляд.
   — Как скажешь, мэр, — проворчал он. — Решай сам.
   Фарнум постановил: двадцать долларов штрафа за нарушение общественного порядка в городе и еще десять за печатание газеты без лицензии. Что касается оплаты услуг врача, то он полагается в этом на Сару — пускай завтра же она сама переговорит с доктором Терли и все уладит.
   Тут же золото было взвешено на весах и к сумме штрафа добавлено еще десять долларов за новую лицензию на издание газеты. После чего Сара спрятала мешочек с золотым песком и протянула руку Фарнуму.
   — Благодарю вас, сэр. Не очень-то хотелось провести ночь в вашей шахте. — Она крепко встряхнула его руку и повернулась к Кемпбеллу. — Шериф!
   Ему она руки не подала, а снова пронзила его пристальным прямым взглядом. Он не мог не отметить, насколько она отличается от своей младшей сестры — прямолинейна, смела, открыта — словом, не женщина, а настоящий воин. Но лучше уж была бы женщиной…
   — Возможно, что-то не так в моей натуре, — обратилась она к нему, — но, боюсь, мы снова столкнемся с вами… — Она повернулась к Чаплину, а Кемпбеллу вдруг показалось, что это она, а не они, устроила всю эту встречу, задавала ей тон и вышла победительницей.
   — Спасибо, мистер Чаплин, — проговорила между тем Сара, — я зайду к вам завтра, и мы решим все вопросы.
   Она была уже на полпути к выходу, когда Кемпбелл окликнул ее:
   — Мисс Меррит, подождите.
   Снова она посмотрела ему в лицо, и он ощутил какую-то неловкость. Она обладала способностью глядеть не мигая, это было и приятно, и тревожно.
   — Я… э-э… — проговорил Кемпбелл, — хочу вам сказать о другом деле. Только выйдем отсюда.
   — Хорошо. Поговорим по дороге…
   Она опять двинулась к выходу, сама открыла дверь, не дожидаясь, пока он сделает это для нее (он, впрочем, и не проявлял такого намерения), ступила на середину улицы, не обращая внимания на грязь (никогда раньше он не видел, чтобы женщина так мало заботилась о своей длинной юбке), и зашагала в сторону величественной сосны, под которой разместилась ее «типография». Левой рукой она прижимала к груди блокнот (есть ли там к чему его прижимать?). В этом отношении она тоже отличалась от сестры — женственности было в ней куда меньше.
   Они шли по улице, и он заговорил еще до того, как можно было разглядеть даже издали большое дерево.
   Он сказал прямо и несколько небрежно, как если бы не думал о какой-то своей вине — именно потому, что думал о ней:
   — Кто-то стащил вашу машину, мисс.
   — Что?!
   Она остановилась и резко повернулась к нему.
   — Она куда-то девалась, пока я навещал Тру Блевинса у дока.
   — Девалась? Полтонны железа куда-то исчезло? Что вы мне вкручиваете, Кемпбелл?
   Он понял, что она подозревает именно его — в том, что упрятал этот чертов станок.
   — Я… я сам не знаю… — промямлил он.
   — Куда вы его засунули?!
   — Послушайте, я…
   — Только не говорите мне, что это не ваших рук дело!
   — Я же как раз был у дока…
   — Потому что больше никто в городе…
   — Спросите его сами!..
   Они стояли посреди улицы, почти нос к носу и кричали друг на друга'. Было почти время ужина, на улицах полно проголодавшихся мужчин, спешивших в салуны, но многие останавливались и с любопытством прислушивались к новому скандалу.
   — …никакого права отбирать мой пресс!
   — Я не брал его… Кто-то украл!
   — Для чего?
   — Откуда я знаю?
   — А шрифт, краски, бумага?
   — Там ничего не осталось, даже брезента.
   Сжав губы, она пристально посмотрела на него — с явным почти желанием сделать так, чтобы его второй глаз стал похожим на тот, подбитый и опухший. Потом проговорила:
   — Вы самый отъявленный негодяй в этом городе! Удивляюсь, как вам удалось обвести всех вокруг пальца, чтобы они выбрали вас на такую должность.
   Сара со злостью отвернулась от него и помчалась вперед, все еще прижимая блокнот одной рукой к груди. Вторая рука сжалась в кулак. Когда он подошел к большой сосне, она уже стояла там, беспомощно озираясь по сторонам.
   — Лучше для вас, Кемпбелл, если вы найдете все это, и побыстрее!
   — Потребуется время.
   — Тогда начинайте сразу!
   — Обыскать каждый дом в ущелье?
   — Вы здесь шериф, разве нет? Это ваша работа. Типографская машина — все мое достояние, а шрифт к ней — тот, с которым начинал работать мой покойный отец. Для меня все это больше, чем просто инструменты… Но разве вам понять…
   — Мисс Меррит…
   Звонкий молодой голос прервал обличительно-ностальгическую речь Сары. Рядом с ними стоял юноша лет шестнадцати, с курчавыми темными волосами, приятной внешности, с застенчивым выражением лица с едва намечающимися усами и бородой. На нем были огромные куполообразные ботинки, поношенные шерстяные штаны и такая же клетчатая куртка, в карманы которой он засунул руки.
   — Да? — отозвалась Сара.
   — Меня послал мистер Брэдиган. Ваш типографский пресс у него, и он сказал, чтобы вы пришли со мной.
   — Брэдиган?!
   Сара не верила своим ушам.
   — Да, — ответил юноша.
   — Но почему?.. Где?
   — Он сам расскажет, когда придете.
   Сара взглянула на Ноа Кемпбелла, тот только пожал плечами.
   — Я пойду с вами и погляжу, чего этот Брэдиган выдумывает, — предложил юноша.
   — Как тебя зовут? — спросила Сара, когда они уже шли за ним по улице.
   — Джош Докинс, — сказал тот, оглянувшись.
   — Докинс? Так ты сын Эммы?
   — Да.
   — Ой, я вспомнила — меня ведь ждут у вас в доме к ужину: Сейчас, наверное, как раз время.
   — Мать подождет немного. Сначала нужно сделать другое дело.
   — Сделать что?
   — Сейчас увидите…
   Юный Докинс привел их на южный конец Главной улицы, к небольшому каркасному дому. С востока на него падала тень почти отвесной стены каньона. В окне дома горел свет.
   Когда они вошли внутрь, Сара остановилась как вкопанная, оглядывая помещение сверху донизу, от угла к углу. И что же она увидела? Там были все драгоценные для нее вещи, все ее имущество — отцовская конторка, наборные доски, шрифты, банки с чернилами, корзины с мелким инструментом и, конечно, ее родной типографский пресс. И все это в лучшем виде и готово к работе. Запах краски, смешанный с запахом скипидара, наполнял комнату и оповещал всех и каждого — здесь типография.
   На деревянном столе у правой стенки сохли разложенные четыре печатные страницы. А возле станка стоял сам Патрик Брэдиган в кожаном фартуке с черными пятнами и чистил литеры тряпкой, намоченной в скипидаре. Он обернулся к ним, когда они вошли, медленно улыбнулся и еще медленней кивнул головой.