Время тянулось медленно. Он замечал, что глазеет на улицу, надеясь, что Сара пройдет мимо. Тогда он выйдет на улицу, столкнется с ней как бы случайно, поговорит немножко, увидит ее лицо и постарается определить по его выражению, стоит ли прямо сейчас попросить ее выйти за него замуж.
   Он подолгу сидел, закрыв лицо руками, погрузившись в печальные думы, причины которых ему бы было трудно объяснить.
   Ноа ушел из офиса почти за час до ужина, пошел домой к миссис Раундтри, принял ванну, причесался, тщательно побрился, подстриг ножницами усы, побрызгал лицо и шею сандаловым вежеталем, надел чистую одежду, потом посмотрел на часы. До ужина оставалось десять минут.
   Он опустил часы в карман жилета, подошел к зеркалу и вгляделся в свое лицо. Довольно смешное. Что может женщина найти в нем? Слишком оно круглое и широкое, чтобы вскружить ей голову. К тому же еще какая-то дурацкая вмятина на кончике носа. Черт, ничего не поделаешь! Лучшего он предложить не может.
   Ему казалось, что он был вдали от Сары два месяца, а не каких-нибудь два дня, Пять минут, после того как он вышел из своей комнаты и спустился вниз, он волновался как никогда.
   В столовой все собравшиеся мужчины приветливо поздоровались с ним, расспросили о поездке в Спирфиш, о родных, поинтересовались, много ли снега на дорогах,
   Миссис Раундтри внесла большой глиняный горшок с запеченными бобами, блюдо, полное телячьих котлет, большую миску с маринованной свеклой и тарелку с ломтями хлеба.
   Ноа посмотрел на пустующий стул Сары.
   Миссис Раундтри плюхнулась на стул во главе стола и сказала:
   — Ну-с, джентльмены, накидывайтесь.
   Ноа пристально смотрел на стул Сары. Она опаздывает. Немного странно, но возможно.
   Блюдо с телячьими котлетами появилось у левой руки Ноа, обошло вокруг и миновало место Сары.
   — Разве мы не ждем мисс Меррит сегодня? — спросил Ноа.
   — Она выехала, — ответила миссис Раундтри язвительно, глядя на кончик своего носа и подцепляя ломоть хлеба. — Убралась со всеми потрохами.
   — Выехала?! Когда?
   — Вчера вечером. Прислала мальчика Докинса за своими вещами сегодня утром.
   — А куда выехала?
   — Я не спрашивала. Возьмите себе свеклы и передайте мне, пожалуйста.
   — Но почему?!
   Миссис Раундтри бросила неодобрительный взгляд на Ноа.
   — Не мое дело спрашивать, почему мои постояльцы приходят и уходят. Вы задерживаете ужин, мистер Кемпбелл. Мистер Маллинс желает свеклы.
   Ноа молча передал свеклу. Так она уехала! Накануне дня, когда он почти решился пригласить ее на прогулку и попросить ее руки. Сара Меррит уехала! И он хорошо знает почему.
   Еда сразу потеряла вкус. Он ел машинально. Выскочить из-за стола и побежать на поиски ее выглядело бы странно. Сидевшие за столом мужчины бросали на него украдкой быстрые взгляды, стараясь определить его реакцию на отсутствие Сары. Он же избегал смотреть на пустой стул.
   После ужина Ноа поднялся к себе в комнату за револьвером и отправился совершать вечерний обход. В редакции было темно. Он долго стоял перед домом, вглядываясь в темные окна. На душе было мрачно. Он видел отражение своей шляпы в стекле, но лицо разглядеть не мог.
   « Ты прекрасно знаешь, Кемпбелл, почему она уехала от миссис Раундтри. Она не пожелала иметь дело с полицейским, таким, как ты, который вламывается в ее комнату в темноте и начинает приставать к ней».
   Он повернулся на каблуках и пошел дальше по дощатому тротуару мимо дома, откуда доносились звуки фортепиано, и другого, в котором громко смеялись мужчины, очевидно, сидящие за игорными столами. Он остановился напротив Центральной гостиницы. Сара, наверное, переехала обратно в гостиницу. Если постоять здесь, можно дождаться, когда она выйдет. Тогда он перейдет улицу, подойдет к ней и скажет: «Привет, Сара!» Ну и что дальше? Все, что он представлял себе, делало его похожим на жаждущего любви дурачка. И он повернул в пивную «Эврика», где выпил двойную порцию виски «Четыре перышка», после чего отправился домой спать.
   Утром он проснулся в мрачном настроении, оставался сумрачным во время завтрака, потом вернулся в комнату, взял револьвер, надел пиджак и стетсоновскую шляпу… Затем снял ее и повесил на крючок. Подумал несколько секунд и надел снова, пробормотав:
   — Хорошо, буду все равно носить эту проклятую шляпу.
   Ночью выпал снег. Он расчистил тротуар перед офисом, вошел внутрь и стал составлять список налогов с лицензий, которые нужно было собрать в конце квартала. Потом добавил дров в печку, выпил чашку кофе, показавшегося ему по вкусу бычьей мочой, и стал смотреть в окно.
   Да, ему надо увидеть Сару. Он должен высказать все, что у него на уме и на сердце. Должен узнать, что у нее на душе. Он должен освободиться от этого кома в горле и от внутренней пустоты внутри с тех пор, как он ушел от нее в канун Рождества.
   В редакции газеты находились четверо. Патрик Брэдиган работал на ручной машине, Джош Докинс что-то намазывал типографской краской, сестра Сары, Ив, складывала отпечатанные газеты на длинном столе у стены, а Сара в кожаном фартуке, присев на корточки перед ведерком со скипидаром, чистила щеткой часть металлического набора. Он прошел мимо наборщика и подмастерья, кивнув им в знак приветствия, поздоровался с Ив и подошел к Саре. Она застыла, увидев его, потом положила щетку, встала и вытерла руки тряпкой. Лицо ее было непроницаемым.
   — Привет, Ноа, — бросила она. Он снял свой коричневый «стетсон» и, держа шляпу обеими руками, спросил:
   — Можно вас на пару минут, Сара? Я хочу поговорить с вами наедине.
   — Конечно. — Она положила тряпку, развязала и сняла фартук и надела пальто, висевшее рядом со столом.
   Сара направилась к входной двери, но Ноа остановил ее:
   — А не могли бы мы выйти через заднюю дверь?
   Сара взглянула на него.
   — Хорошо, — согласилась она, отводя глаза. Ее волосы были собраны в аккуратный пучок на макушке. Запах скипидара следовал за ней.
   Погода напоминала вчерашнюю. Ветер вздымал снег и лепил его на все вокруг; ее юбка и его брюки тут же покрылись снегом. Она застегнула воротник пальто и повернулась к нему. Ветер распушил ее волосы, прядь упала на лицо, закрыв рот. Она убрала ее, но ветер снова бросил прядь на лицо.
   Ноа глядел на нее, низко надвинув шляпу и подняв воротник, его руки в перчатках были сжаты.
   — Я скучал по вас вчера вечером у миссис Раундтри.
   Она поколебалась секунду, прежде чем ответить.
   — Да, это был несколько неожиданный шаг. Как вы провели Рождество?
   — Ничего.
   — А как ваши домашние?
   — Они в порядке. Арден засыпал меня вопросами о вас.
   Она улыбнулась одними губами, глаза ее были устремлены на Ноа.
   — Вообще-то, правду говоря, Рождество было для меня ужасным. Я все время хотел быть с вами и не мог дождаться возвращения, а когда приехал обратно, узнал, что вы переехали. Не надо было вам этого делать, Сара. Мне не следовало приходить к вам в комнату в тот вечер, после того как вы просили меня не делать этого. Но я обещал вам, что подобное больше никогда не случится, и я бы сдержал свое обещание.
   — Так вы думаете, что это — причина моего выезда?
   — Да. Разве не так?
   — Нет.
   — Тогда что же?
   — Это из-за Адди. Она навсегда ушла от Розы.
   — Навсегда?!
   — Да, она так говорит.
   — Это хорошая новость.
   — Во всяком случае, мы надеемся, что навсегда… Я и Роберт. Он уговорил ее и привел ко мне, и мы вместе были на прекрасном рождественском обеде у Эммы. Но миссис Раундтри обошлась с Адди отвратительнейшим образом и заявила мне, что, если я желаю с ней видеться, должна делать это в другом месте, ибо она не потерпит подобных женщин в своем доме. Я разозлилась и… Если такая женщина, как Адди, желает стать на путь истинный и никто ей не поможет, сможет ли она вообще сделать это?.. Я резко поговорила с миссис Раундтри и переселилась в комнату в Центральной гостинице вместе с Адди на какое-то время, пока мы не купим себе дом.
   — Свой собственный дом?!
   — Я уже говорила с Крейвеном, и он надеется, что у него будет дом для нас. Но пока я очень боюсь, что Адди может вернуться к Розе, и не хочу выпускать ее из поля зрения. Поэтому она здесь помогает — складывает газеты. Но как только мы найдем дом, Эмма научит ее вести хозяйство. Тогда она будет вне опасности.
   Ноа переваривал все эти новости и смотрел, как ветер треплет волосы Сары и она отводит их от глаз.
   — О-о-о, мне теперь намного легче. А то я думал, что вы съехали оттуда, чтобы избавиться от меня.
   — Да нет же, нет…
   Она посмотрела ему в глаза. Оба молчали.
   — Можно я скажу вам правду, Сара?
   Она ждала.
   — Я думал о вас все это время, что меня здесь не было. И я ругал себя снова и снова. Говорил себе, что вы не такая, как те женщины у Розы, что мне не следовало врываться к вам в комнату. Сара, я очень сожалею, что сделал это. Но, с другой стороны, я не… понимаете, я не… черт возьми, я даже не знаю, как сказать, что я чувствую.
   — Мне кажется, вы все очень хорошо говорите, Ноа.
   — Правда? — он выглядел растерянным. — Это вы у нас знаете, как обращаться со словами. Иногда, когда я пытаюсь что-то сказать вам, слова не складываются у меня так, как я хотел бы…
   — Так вы хотите сказать, что скучали по мне?
   — Да, да, скучал.
   — Я тоже скучала. — Ветер опять растрепал несколько прядей ее волос. — Рождество у Эммы прошло прекрасно, но я все время думала, а как выглядит Спирфиш, где вы и что вы там делаете.
   — Правда, Сара?
   Она молча кивнула, глядя ему в глаза, В горле его опять появился ком, дышать стало тяжелее.
   — Не место и не время здесь, около поленницы, сказать вам то, что я решил сказать. Я думал пригласить вас на прогулку к горе Морайа как-нибудь вечером, когда будет тихо, только кричат совы, и… и… — Он запнулся и замолчал. Ее глаза, обычно голубые, стали серебристыми, отражая свинцовое небо. Она ждала. — Мне кажется, я люблю вас, Сара.
   Она разжала руку, сжимавшую воротник. Рот приоткрылся, и взгляд широко раскрытых глаз застыл. Прошло несколько секунд, прежде чем она заговорила.
   — Это правда?
   — Да. И я считаю, что мы должны пожениться.
   Она стояла, онемев от изумления, а он продолжал:
   — Я думал об этом все время на Рождество и считаю, это будет правильно. Я знаю, о чем вы думаете. О том, что я имел интрижки с женщинами, но это не значит, что мужчина не может измениться. А что до вашей сестры, клянусь вам, Сара, я буду к ней относиться так, как будто она — моя собственная сестра. Я знаю, что прошу слишком многого, чтобы вы забыли… — Он обвел рукой вокруг себя и ткнул пальцем через плечо: — То, что было у Розы; но это ведь происходило до того, как я познакомился с вами. С тех пор все изменилось.
   — Ноа, я не знаю, что сказать…
   Он стоял, пристально глядя ей в лицо, сердце его колотилось. Она была неподвижна, только волосы взлетали и опадали под сильными порывами ветра.
   — А для начала скажите, могу ли я надеяться, что вы меня тоже полюбите?
   Щеки ее порозовели, она опустила глаза.
   — Я думаю, что такая возможность у вас есть, Ноа.
   — Но вы боретесь с собой, не так ли?
   Она воздержалась от ответа. Они стояли, а вокруг бушевал ветер. Куда же деться отсюда?!
   — Не получилось так, как я ожидал, — признался он, вытянув руки и взяв ее за плечи. Но тут же вспомнил, что она не любит, когда ее трогают, и отпустил их. Он взглянул на поленницу, ткнул ногой несколько поленьев. — Вы не такая, какой я ожидал вас увидеть. Да и я не такой… Я имею в виду свое поведение.
   — А как, по-вашему, должно было быть?
   Он перестал заниматься дровами и посмотрел ей в лицо.
   — Не знаю, но я не думал, что буду ходить такой подавленный все время.
   — Что ж, если это сможет вас утешить, я тоже очень подавлена.
   Голос его смягчился.
   — Но, когда я вас вижу, я чувствую, что все встает на свои места.
   — Да, у меня тоже так. — Опять наступило молчание. Он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
   — Ну так что?.. — тихо спросил он.
   — Что «что»?.. — ответила она.
   Они продолжали улыбаться, а он рукой в перчатке отдирал кору с полена, потом бросил ее и застыл в неподвижности.
   — Я помню, что обещал вам тогда в вашей комнате в канун Рождества, Сара, но есть у меня надежда, что вы захотите меня поцеловать?
   Легкая улыбка тронула ее губы.
   — О, Ноа! — прошептала она и сделала шаг к нему. Он тоже шагнул вперед, их головы соприкоснулись, и губы слились. Они стояли на зимнем ветру, чувствуя друг друга холодными губами и теплыми языками, а в груди бушевали горячие волны. Объятие их было целомудренно — он положил руки на рукава ее пальто, а она ему на грудь. Потом они отпрянули и стали вглядываться друг в друга. Ветер так и свистел, поднимая снег.
   — Как ты думаешь, — спросил ее Ноа, — может быть, когда мы будем вместе, нам не будет так грустно?
   Ее руки опять лежали на его тяжелой куртке.
   — Можно мне подумать, Ноа?
   Сердце его упало.
   — Долго?
   — Пока я не буду уверена, что Адди не вернется назад. Если я скажу ей сейчас, что хочу выйти за тебя замуж, это может послужить для нее предлогом вернуться к Розе. Понимаешь, она не очень уверена в себе. Там у нее, как это ни странно, она чувствовала себя уверенно. Она делала свое дело и была на равных с другими. Никто не тыкал в нее пальцем. Здесь же все не так.
   — Сколько времени тебе потребуется?
   — Не знаю. Я должна найти дом. Потом надо подучить ее саму заботиться о себе. Она ничего не умеет. Ни готовить, ни стирать, ни вести себя в обществе. Ей никогда не надо было этому учиться. Кто же ее теперь научит, если не я?
   — Если ты купишь дом, как же будем мы? Или ты хочешь, чтобы мы тоже жили там?
   — Не знаю. Я не заглядываю так далеко вперед. А как ты считаешь, где нам надо жить?
   — Я тоже не заглядывал так далеко. Но жить в одном доме втроем, наверное, не получится.
   — Конечно, нет. Но зачем спешить? Ведь мы даже еще не нашли священника.
   Он об этом и не подумал.
   — Что ты говоришь?! Значит, ты выйдешь за меня замуж, но после того, как мы найдем священника и Адди поселится в своем доме?
   Она открыла рот, чтобы сказать «да», но подумала о газете.
   — А как же быть с «Кроникл»?
   — Ты можешь продолжать руководить ею, не так ли?
   — Вряд ли, если у нас будет дом и семья.
   — Так ты хочешь иметь дом и семью? — спросил он.
   — Конечно! Когда вступаешь в брак, это естественно.
   — И ты действительно желаешь этого? Дом и семью? — Это было нечто новое, о чем нужно подумать. Требовалось время, чтобы представить себя матерью. Здесь она была так же неопытна, как Адди в ведении домашнего хозяйства. И кто сможет научить ее?
   — Ноа, совсем недавно мы оба были против того, чтобы влюбиться друг в друга, а сейчас мы обсуждаем подробности… Как нам… О, Ноа, у меня нет ответов на все вопросы. Давай не так быстро.
   Он отступил на шаг, обескураженный.
   — Хорошо, давай повременим немного. Хочешь иметь медальон, или брошь, или что-нибудь в этом роде?
   Она удивилась.
   — Медальон, брошь? Зачем?
   — Скрепить помолвку. В городе достаточно золота, чтобы сделать из него все, что ты захочешь.
   Он действительно не очень отличался от своего брата.
   Эта его поспешность…
   — Ты хочешь придать этому официальный характер? Ты уверен?
   — Если ты тоже этого хочешь.
   — Ну, хорошо… медальон или брошь.
   — Так что же точно?
   — Выбирай сам. Но, Ноа… — Она положила руку на рукав его куртки. — Мне придется некоторое время скрывать наше решение, иначе Адди может подумать, что она — причина задержки.
   Он снова огорчился. Ведь он представлял себе, что помолвка — это важный повод для большого празднества. Черт побери! Если бы от него зависело, он был бы счастлив поместить объявление в ее газете о том, что Ноа Кемпбелл и Сара Меррит объявляют о помолвке и что бракосочетание состоится, как только в городе окажется священник.
   Тем не менее он должен был признать ее правоту:
   — Да, это, возможно, хорошая идея. Мне тоже нужно время, чтобы поставить в известность моих родных. Арден будет очень огорчен.
   — Странно, как это все началось, не правда ли? Ты с моей сестрой, и я с твоим братом. А мы не могли выносить друг друга…
   — Да, иногда случаются довольно неожиданные вещи, не так ли?
   Ветер донес до них лошадиное ржание. Они стояли под прикрытием дома, рядом, не касаясь друг друга.
   — Я буду скучать по тебе в пансионе, — проговорил Ноа.
   — Я тоже, — ответила она.
   В ее голубых глазах были тоска и ожидание, находившие отклик в его сердце. Но он ждал, сдерживаясь, боясь сказать самому себе, что теперь у него есть почти законное право поцеловать ее.
   — Я уже давно хотела тебе признаться кое в чем, — прошептала она.
   — Ну, говори…
   — Я думаю, что у тебя самые красивые волосы, которые я когда-либо видела.
   — О-о-о, Сара! — Они обнялись и крепко поцеловали друг друга в губы. Страстное нетерпение накатило на них, как ураган. Она прижималась к нему, язык ее нашел его язык, ее желание сливалось с его. Оторвав губы, он взял ее лицо в свои руки и покрывал его поцелуями и легкими укусами.
   — О, Ноа, — шептала она. Глаза ее были закрыты, голова откинута назад, он целовал ее шею. — Я все время думала, что буду жить одна. Я думала, у меня никогда не будет этого… что никто не попросит меня стать его женой. Я так боялась, что меня не будут любить.
   — Шш-ш, нет, нет, — шептал он. — В тебе так много хорошего, что ты облагораживаешь и других. Ты — чистая, прекрасная, умная и храбрая. И у тебя самые красивые голубые глаза, которые я видел.
   Она открыла глаза и посмотрела на него.
   — Правда?
   — Да, правда. — Он улыбнулся, держа ее лицо в руках.
   Волна неподдельной радости затопила ее. Она просияла и еще раз поцеловала его, и еще.
   Когда их губы опять сомкнулись и сдержанность начала им изменять, он отшатнулся, прерывисто дыша, и отодвинулся от нее.
   — Вам лучше вернуться в помещение, мисс Меррит, а я тоже пойду к себе поработаю.
   — Это надо?
   — Да, надо. Но, Сара?..
   — Что?
   Он поцеловал кончик ее носа.
   — Пожалуйста, поторопись и устрой жилье сестры поскорее.
   Они обменялись нежными взглядами, понимая, что ждать придется немало.
   — Я постараюсь, — заверила она и, нехотя попрощавшись, вернулась в редакцию, удивляясь, что никто не видит сияния, которое она, наверное, излучала.

Глава 17

   Крейвен Ли нашел дом с фантастической быстротой, избавив сестер от необходимости устраивать временное жилище позади редакционного помещения. Некто по имени Арчибальд Миммз приехал в Дедвуд прошлой весной и построил дом для своей семьи, которая должна была к нему присоединиться. Но его жена заболела и не смогла сопровождать его. Через два дня после Рождества Миммз получил телеграмму, что она скончалась, и он уехал на следующий же день домой в Огайо, где оставались дети. Он сказал Крейвену Ли:
   — Продавай дом и все, что в нем есть. Я больше никогда не приеду в эту чертову дыру. И вообще, может, если бы я не уехал из Огайо, моя жена была бы жива.
   В доме имелось две комнаты наверху, две внизу, он был правильной кубической формы и очень скромный на вид. Миммз обставил его только необходимыми вещами, правда, он отдал должное моде и оштукатурил комнаты, очевидно, желая доставить удовольствие жене. Благодаря штукатурке по дому не гуляли сквозняки, да и он стал как бы светлее. Одна из спален и холл были абсолютно пусты. Занавески на окнах висели только в комнате, где Миммз спал, да и то сделанные из мешковины и приколоченные к рамам гвоздями. В кухне имелся скудный набор кастрюль, сковородок и тарелок, дубовый стол, четыре стула, раковина и плита, правда, неплохая.
   Сара осмотрела дом и решила, что две женщины, обладающие приличными деньгами, полученными в наследство, вполне могут привести его в божеский вид и сделать уютным. Четыре дня спустя Сара и Адди начали заниматься домом. Вернее, это делала в основном Сара, так как Адди отказалась сопровождать ее в город за покупками необходимых вещей.
   — Все мужчины меня знают, — объяснила Адди.
   — Ну и что?
   — А то, что они могут повести себя странно, увидев меня не у Розы. Как будто у меня выросла вторая голова или еще что-нибудь… Кроме того, в магазинах могут быть женщины.
   — Адди, у тебя такое же право находиться там, как у всех других.
   — Нет… — Адди робко пожала плечами и съежилась. — Иди одна.
   — Но, Адди, какой смысл был порвать с Розой, чтобы сделаться затворницей?
   — Я не затворница. Я буду выходить немного позже, но еще не сейчас.
   Сара осталась недовольна, но поняла, что она не сможет заставить сестру вернуться к нормальной жизни за несколько дней.
   — Ну, хорошо, я иду одна. Тебе принести что-нибудь?
   — Немного материи на платья. Роберт велел, чтобы я оставила свою одежду там. И нитки, иголки и мел. А также пуговицы.
   — В городе есть портной. Почему бы тебе не сходить к нему?
   — Я хочу попытаться сшить себе платья сама. Я не рассчитываю, что сумею сделать много, например, штопать Роберту носки… Вспомнив, чему нас обучала миссис Смит, я думаю, что смогу сшить платье. Но я хочу, чтобы ты взяла мои деньги. Пожалуйста, Сара.
   Они уже спорили друг с другом по поводу покупки дома на деньги, полученные в наследство, от которых Адди отказывалась. Сара понимала, что у сестры должна остаться какая-то гордость и чувство независимости.
   — Хорошо, Адди, я куплю то, что ты хочешь. Материю голубого цвета, если она есть у Эндрю. — Адди всегда любила этот цвет.
   — Голубой — очень хорошо.
   Сара подождала, пока Адди доставала деньги из-под подушки. Она принимала их не как презренный металл, а как вклад в прочное будущее Адди.
   — Я договорюсь, чтобы все купленные вещи доставили в дом в первой половине дня сегодня. Ты будешь там?
   — Да.
   Это было испытание для Адди — выйти из гостиницы и пройти одной несколько кварталов до дома. За пять дней, что она ушла от Розы, она оставалась совсем одна впервые. Сара уже взялась за ручку двери, как Адди проговорила:
   — О, Сара, пожалуйста, есть еще одна вещь…
   Сара обернулась.
   — Ты не могла бы принести что-нибудь, чтобы я могла восстановить натуральный цвет моих волос. — Она взяла прядь своих жестких черных волос. — Роберт терпеть не может их в таком виде.
   Сара подошла к Адди и обняла ее, чувствуя себя более уверенной, можно сказать, впервые после побега Адди из дома.
   — Я притащу с собой целый набор краски…
   Саре пришлось прибегнуть к помощи Джоша и Патрика, чтобы арендовать телегу, прибывшую сначала к магазину Тейтема, потом в аптеку Паркера, на мясной рынок, в булочную Эммы и наконец в Центральную гостиницу за вещами.
   Дом Миммза, крытый дранкой, стоял на склоне холма недалеко от горы Морайа. Солнечные лучи падали на него во второй половине дня. По утрам он находился в тени, но после двух часов пополудни, как раз когда к нему подъехала Сара с сопровождающими, он был залит солнцем и окружен сверкающим снегом. Из трубы поднимался дым, внутри счастливая Адди энергично мыла окна, а Рулер тыкался носом в ведро с водой.
   Патрик и Джош приветливо улыбнулись, когда внесли кровать кленового дерева с резными украшениями.
   — Здравствуйте, мисс Адди.
   — Мы почти опустошили магазин Тейтема, — объявила Сара, — не говоря уже об аптеке и магазине Фарнума.
   Сара действительно привезла целый фургон. Для кухни — кресло-качалку, тазы, медный котел. Покупки включали принадлежности для стирки, щетки, краску и воск для пола, веник, половики, набор плетеных ивовых корзин, большую сковородку с длинной ручкой, ручную мельницу для пряностей, обеденный сервиз, оловянную посуду, стеклянный сосуд для уксуса и многое другое. А в качестве настенного украшения Сара купила металлическую коробку для спичек с футляром для щеточек и гребенок, разрисованную яркими петухами на серо-бежевом фоне.
   Были привезены набор мебели из трех предметов для холла, овальный стол цвета подрумяненной корочки пирога, два торшера, большой турецкий ковер, журнальный столик, расшитая скатерть с бахромой.
   Для комнаты Адди наверху была куплена новая мебель, а также подушки, одеяла, полотняные простыни, латунные крючки на стену, а также плотная шотландская ткань для полотенец.
   В спальне Сары, где раньше спал Миммз, был поставлен красивый стол с откидной крышкой и торшер возле него у стены.
   Адди смотрела, как все вносили и расставляли, и глаза ее раскрывались все шире.
   — Так много всего?! Зачем ты столько накупила, Сара?
   — Отец оборудовал хороший дом в Сент-Луисе, если ты помнишь. Ему бы хотелось, чтобы у нас здесь тоже было неплохое жилище.
   Лицо Адди приняло безучастное выражение. Она наклонилась, чтобы почистить щеткой сиденье дивана.
   Мужчины вошли в комнату.
   — Ну вот, вроде все.
   — Большое спасибо, Патрик, спасибо, Джош, — поблагодарила Сара.
   — Мы отвезем телегу обратно в конюшню. — Они ушли, и Сара обратилась к сестре.
   — Адди, иди сюда и посмотри, что я купила тебе для шитья.
   Сара определенно перестаралась, но это, пожалуй, было пока единственным, к чему Адди проявила хоть какой-то интерес. Сара купила около двадцати метров белой ткани, шерстяные отрезы — темно-голубой и цвета клюквы с маленькими серенькими пятнышками; кисею разных цветов, небольшой отрез на плащ, тонкую атласную ткань на подкладку, пуговицы, вешалки, булавки и заколки, ленты, шнуры, красивую деревянную коробку для портняжных принадлежностей, включая катушки с нитками, наперсток и подушечку для иголок в форме клубнички.