Страница:
— Это заклинание, — сообщил мне Жильбер. — Заклинание на древнем языке!
Да, язык наверняка был очень древний — он ни капельки не напоминал ни латынь, ни греческий. По спине у меня побежали мурашки — как это, интересно, я могу ощущать заклинание, произносимое на языке, мне непонятном?
— Она призывает дьявола, — пояснял юноша, на которого песнопение королевы, похоже, вовсе не действовало. — Если эта женщина от страха, боли или отчаяния разуверится во спасении, королева посвятит ее душу Сатане, но упросит, чтобы ее призрак был оставлен в рабстве на столько, на сколько пожелает Сюэтэ.
Теперь у меня уже волосы вставали дыбом. От воплей женщины были готовы лопнуть барабанные перепонки. Можно было сойти с ума. Я изо всех сил старался держать себя в руках, стоять на месте, не рваться на помощь страдалице — ведь понимал, что мне не победить, что ведьма все подстроила — выбрала и час, и обстановку. Сюэтэ воздела нож, и он начал светиться — это факельщики в капюшонах сгрудились около своей повелительницы.
И тогда я вступил в борьбу, пользуясь единственным доступным мне средством — я запел:
И снова я с трудом поборол желание выскочить за круг и завязать драку. Я не мог победить в одиночку.
В одиночку?
— Ладно, ангел! — крикнул я. — Вот он — твой шанс! Хочешь, чтобы я в тебя уверовал? Ну, так подай мне руку — или мысль! Не надо ничего материального — только воодушеви меня! Подари моему разуму мысль о том, как спасти эту несчастную жертву!
И, будь я неладен, если он не появился. То есть не сам ангел, конечно. Появилась мысль, которую он мне послал: эта женщина не заслуживает такой участи. Кроме того, она — человек и потому достойна любой помощи, какую только я мог ей предоставить. Губы мои задвигались, голос принялся произносить слова, которые я сам бы ни за что в жизни не произнес.
— Женщина, молись! Даже сейчас Господь поможет тебе, если ты призовешь Его. Он спасет твою душу от власти Ада. Только покайся и моли о прощении. Он вырвет тебя из пасти зла, даже в час смерти твоей!
Но нож опускался, а женщина кричала...
Она кричала:
— Господь мой, прости мне все мои прегрешения и спаси...
А потом вместо слов послышался клекот — нож вонзился ей в горло, а Сюэтэ снова подняла его и готова была воткнуть в сердце. Удар... Тело женщины дернулось всего один раз и обмякло.
— Поднимись и повинуйся, — прогремел голос Сюэтэ.
Женщина встала.
То есть... встала, но то была... тень, призрак. И этот призрак поплыл к белой линии моего заколдованного круга, словно гонимый ветром.
Сюэтэ взвизгнула, как отъявленный сладкоежка, у которого изо рта выхватили любимую конфетку.
— Мерзкий червяк! Комок слизи, мешок дерьма! Она должна была отчаяться в последнее мгновение! И тогда ее душа попала бы в Ад и стала бы моей. Но ты помешал, будь ты проклят, и теперь ее душа для меня потеряна! Она ни в чем не была повинна — только в самых маленьких грешках, и теперь ее душа попадет на Небеса!
Но тут она вдруг умолкла, выпучила глаза, и лицо ее снова озарилось былой усмешкой.
— Но не все потеряно! Не все, если я поспешу!
Королева нагнулась к мертвому телу, раскинула руки и принялась выделывать ими какие-то пассы, распевая при этом скрипучие стихи на непонятном языке. Тело женщины окружило свечение — так светятся гниющие овощи на помойке. Потом свечение угасло, и Сюэтэ обернулась ко мне, всем своим видом выражая триумф.
— Я привязала ее к земле! Теперь в ее теле будет едва теплиться жизнь, и душа не сможет его покинуть.
— Ну ты и дрянь! Жирная сука! — не выдержал я.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула королева, ее руки сжали что-то невидимое и швырнули в меня, а губы произнесли короткое непонятное стихотворение. С кончиков пальцев Сюэтэ сиреневыми сгустками срывалась энергия и искрами рассыпалась, ударяясь о мою невидимую стену.
Но теперь королева не кричала — она только не мигая смотрела на меня, глаза ее злобно сверкали в жировых складках.
— Позаботься сам об очищении своей души, чародей. Если ты этого не сделаешь, то попадешь в мою власть и тогда тебя ждет такая же судьба, как у этой девчонки. Девица, иди сюда! — приказала королева качающемуся в воздухе духу.
Но призрак девушки преодолел белую линию и вплыл в круг. Призрак спрятался от Сюэтэ. Глаза у привидения были огромные, испуганные. И все же оно качало головой.
— Ты украл ее! — крикнула Сюэтэ. — Ты забрал ее у меня, мою законную...
Но голос злобной королевы потонул в море радостных воплей. Призраки с надеждой переглядывались.
— Я покаялся! — сообщил один из них.
— И я покаялся и поклялся моим последним вздохом!
— Господи, прости грехи мои! — крикнул третий. Один за другим они вспоминали о последнем миге покаяния, начинали молить о спасении... и вот один за другим стали исчезать, словно кто-то задувал их, как свечи. Я не отводил от них глаз.
— Неужели призраков удерживала здесь только вера в чары королевы?
— Похоже, что так, — проговорил Фриссон, стоявший рядом со мной, выпучивши глаза от восторга. — Они утратили веру, но ты ее восстановил.
Не сказал бы, чтобы я всю жизнь только об этом и мечтал. Но с другой стороны, это же не я говорил, а ангел — моими устами.
Но тут тишину снова нарушили стоны — то застонали прислужники королевы. Они попятились прочь от кровоточащего тела, сбились в кучку и глазами, полными ужаса, следили за тем, как исчезают призраки.
А Сюэтэ устремила на меня взор, полный ярости и ненависти. Она кинулась ко мне, подняв руки, устремив их к моему заколдованному кругу, и что-то запела на древнем языке.
— Она призывает дьявола! — крикнул Жильбер.
— Ангел! — завопил я. — Она нарушает правила! Ты можешь защитить нас.
По пальцам королевы ударили голубые искры. Послышался треск, похожий на звук ружейных выстрелов. Сюэтэ отшатнулась, издав одно из самых грязных ругательств, которые я слышал за свою жизнь. А потом она повернулась к нам, прищурившись так, что глаз почти совсем не стало видно, очертила руками непонятный мне знак и выкрикнула:
Воздух за линией круга наполнился мириадами искр. Меня замутило, ноги у меня подкосились, но Жильбер подхватил меня и удержал. Как только успокоился желудок, так и ноги стали крепче.
— Трусы! — кричала Сюэтэ. — Паразиты несчастные! Выходите на бой! Давайте драться!
— А мы... уже дрались, — возразил я.
— Придется! Придется, рано или поздно! Тогда я буду отомщена! Я увижу, как жарится твое мясо на косточках, как твои глаза вываливаются из глазниц!
Я немного приободрился и произнес единственное контрзаклинание, которое могло мне в тот миг прийти в голову:
И ведь действительно — даже труп исчез.
И почему-то мне это не понравилось.
Правда, долго думать об этом не пришлось — голова у меня вдруг закружилась, и ноги опять стали ватными.
— Ну! Ну! Держись! Ты просто молодчина! — подбадривал меня Фриссон.
— Герои сделаны из другого теста, чародей Савл! — вторил ему Жильбер. — Нельзя же падать, как только закончился бой.
— Лучше сейчас, чем тогда... когда бой... еще шел, — пробормотал я.
— Это верно, и не позорно дождаться окончания битвы, — согласился Фриссон. Он прислонил меня к боку Унылика и принялся растирать мои руки. — Поистине ты действовал искусно. Ведь от смерти тебя отделял всего один шаг. От смерти мучительной!
— А? — Я моргнул, и меня бросило в дрожь. — Ты хочешь сказать, что я чуть было не пробил нашу защитную стену?
— Конечно. Ведь весь этот спектакль с бедной крестьянкой был задуман с единственной целью — выманить тебя из заколдованного круга, заставить спасти ее.
— Да, — выдохнул я и сглотнул подступивший к горлу комок. — Да. Я все это понял еще в то мгновение, как только услышал ее крик. Все понял, но все равно готов был броситься на помощь. Чуть было не сработало у Сюэтэ. И ты, Унылик, чуть не поддался. Спасибо, Жильбер. Ты спас его жизнь и всех нас.
— Конечно, чародей Савл, — проговорил сквайр, зардевшись от моей похвалы. — Это мой долг. Пустяки.
— Этих пустяков вполне хватило. Спасибо тебе, юноша.
— Я рад, — сказал он и тут же нахмурился. — Но есть и еще кое-кто, кого ты должен возблагодарить, — того, чья помощь была больше моей.
Я сдвинул брови, огляделся по сторонам.
— Кто?.. О... Да. — Я вспомнил об ангеле-хранителе. — Я его непременно горячо отблагодарю в следующий раз, как только он появится.
Стояла какая-то невообразимая тишина. Потом Фриссон прокашлялся, а Жильбер смущенно отвернулся. Я снова огляделся по сторонам, ничего не понимая.
— Да в чем дело?
Оба молчали.
А потом что-то прорычал Унылик — да так, что я гусиной кожей покрылся.
— Ну ладно, ладно! Фриссон, что он хотел сказать?
— Я на языке троллей не разговариваю, — растерянно пробормотал поэт. — Но если бы я его понимал... я бы решил... что он сказал, что поведение твое довольно-таки... — и он отвел взгляд.
— Наглое! — проревел Унылик. Фриссон вздрогнул.
— Вот не знал, что ему знакомо это слово!
Я нахмурился.
— Чего это вы, собственно? Ангелам платить не положено!
— Конечно, не положено, — медленно проговорил Жильбер. — Но можно было бы выразить готовность отплатить за помощь. Просто из чистой вежливости.
Я не сразу понял его, но, когда понял, сурово нахмурился.
— А теперь послушайте и постарайтесь хорошенько уяснить: я не стою ни на чьей стороне! Ни на какой стороне не стою! Кто-то окажет любезность мне — я постараюсь оказать любезность ему. Но больше я никому ничего не обещаю!
Мне показалось или звезды действительно подмигнули мне? Вернулись ночные звуки и запахи?
Глава 9
Да, язык наверняка был очень древний — он ни капельки не напоминал ни латынь, ни греческий. По спине у меня побежали мурашки — как это, интересно, я могу ощущать заклинание, произносимое на языке, мне непонятном?
— Она призывает дьявола, — пояснял юноша, на которого песнопение королевы, похоже, вовсе не действовало. — Если эта женщина от страха, боли или отчаяния разуверится во спасении, королева посвятит ее душу Сатане, но упросит, чтобы ее призрак был оставлен в рабстве на столько, на сколько пожелает Сюэтэ.
Теперь у меня уже волосы вставали дыбом. От воплей женщины были готовы лопнуть барабанные перепонки. Можно было сойти с ума. Я изо всех сил старался держать себя в руках, стоять на месте, не рваться на помощь страдалице — ведь понимал, что мне не победить, что ведьма все подстроила — выбрала и час, и обстановку. Сюэтэ воздела нож, и он начал светиться — это факельщики в капюшонах сгрудились около своей повелительницы.
И тогда я вступил в борьбу, пользуясь единственным доступным мне средством — я запел:
Девушка не сводила с меня глаз. Сюэтэ от злости побагровела и кивнула одному из факельщиков. Он наклонился и ударил девушку. Та закричала.
У любви, как у пташки, крылья,
Но не спалить ее в огне!
И злые чары тут бессильны,
Любовь моя, лети ко мне!
И снова я с трудом поборол желание выскочить за круг и завязать драку. Я не мог победить в одиночку.
В одиночку?
— Ладно, ангел! — крикнул я. — Вот он — твой шанс! Хочешь, чтобы я в тебя уверовал? Ну, так подай мне руку — или мысль! Не надо ничего материального — только воодушеви меня! Подари моему разуму мысль о том, как спасти эту несчастную жертву!
И, будь я неладен, если он не появился. То есть не сам ангел, конечно. Появилась мысль, которую он мне послал: эта женщина не заслуживает такой участи. Кроме того, она — человек и потому достойна любой помощи, какую только я мог ей предоставить. Губы мои задвигались, голос принялся произносить слова, которые я сам бы ни за что в жизни не произнес.
— Женщина, молись! Даже сейчас Господь поможет тебе, если ты призовешь Его. Он спасет твою душу от власти Ада. Только покайся и моли о прощении. Он вырвет тебя из пасти зла, даже в час смерти твоей!
Но нож опускался, а женщина кричала...
Она кричала:
— Господь мой, прости мне все мои прегрешения и спаси...
А потом вместо слов послышался клекот — нож вонзился ей в горло, а Сюэтэ снова подняла его и готова была воткнуть в сердце. Удар... Тело женщины дернулось всего один раз и обмякло.
— Поднимись и повинуйся, — прогремел голос Сюэтэ.
Женщина встала.
То есть... встала, но то была... тень, призрак. И этот призрак поплыл к белой линии моего заколдованного круга, словно гонимый ветром.
Сюэтэ взвизгнула, как отъявленный сладкоежка, у которого изо рта выхватили любимую конфетку.
— Мерзкий червяк! Комок слизи, мешок дерьма! Она должна была отчаяться в последнее мгновение! И тогда ее душа попала бы в Ад и стала бы моей. Но ты помешал, будь ты проклят, и теперь ее душа для меня потеряна! Она ни в чем не была повинна — только в самых маленьких грешках, и теперь ее душа попадет на Небеса!
Но тут она вдруг умолкла, выпучила глаза, и лицо ее снова озарилось былой усмешкой.
— Но не все потеряно! Не все, если я поспешу!
Королева нагнулась к мертвому телу, раскинула руки и принялась выделывать ими какие-то пассы, распевая при этом скрипучие стихи на непонятном языке. Тело женщины окружило свечение — так светятся гниющие овощи на помойке. Потом свечение угасло, и Сюэтэ обернулась ко мне, всем своим видом выражая триумф.
— Я привязала ее к земле! Теперь в ее теле будет едва теплиться жизнь, и душа не сможет его покинуть.
— Ну ты и дрянь! Жирная сука! — не выдержал я.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула королева, ее руки сжали что-то невидимое и швырнули в меня, а губы произнесли короткое непонятное стихотворение. С кончиков пальцев Сюэтэ сиреневыми сгустками срывалась энергия и искрами рассыпалась, ударяясь о мою невидимую стену.
Но теперь королева не кричала — она только не мигая смотрела на меня, глаза ее злобно сверкали в жировых складках.
— Позаботься сам об очищении своей души, чародей. Если ты этого не сделаешь, то попадешь в мою власть и тогда тебя ждет такая же судьба, как у этой девчонки. Девица, иди сюда! — приказала королева качающемуся в воздухе духу.
Но призрак девушки преодолел белую линию и вплыл в круг. Призрак спрятался от Сюэтэ. Глаза у привидения были огромные, испуганные. И все же оно качало головой.
— Ты украл ее! — крикнула Сюэтэ. — Ты забрал ее у меня, мою законную...
Но голос злобной королевы потонул в море радостных воплей. Призраки с надеждой переглядывались.
— Я покаялся! — сообщил один из них.
— И я покаялся и поклялся моим последним вздохом!
— Господи, прости грехи мои! — крикнул третий. Один за другим они вспоминали о последнем миге покаяния, начинали молить о спасении... и вот один за другим стали исчезать, словно кто-то задувал их, как свечи. Я не отводил от них глаз.
— Неужели призраков удерживала здесь только вера в чары королевы?
— Похоже, что так, — проговорил Фриссон, стоявший рядом со мной, выпучивши глаза от восторга. — Они утратили веру, но ты ее восстановил.
Не сказал бы, чтобы я всю жизнь только об этом и мечтал. Но с другой стороны, это же не я говорил, а ангел — моими устами.
Но тут тишину снова нарушили стоны — то застонали прислужники королевы. Они попятились прочь от кровоточащего тела, сбились в кучку и глазами, полными ужаса, следили за тем, как исчезают призраки.
А Сюэтэ устремила на меня взор, полный ярости и ненависти. Она кинулась ко мне, подняв руки, устремив их к моему заколдованному кругу, и что-то запела на древнем языке.
— Она призывает дьявола! — крикнул Жильбер.
— Ангел! — завопил я. — Она нарушает правила! Ты можешь защитить нас.
По пальцам королевы ударили голубые искры. Послышался треск, похожий на звук ружейных выстрелов. Сюэтэ отшатнулась, издав одно из самых грязных ругательств, которые я слышал за свою жизнь. А потом она повернулась к нам, прищурившись так, что глаз почти совсем не стало видно, очертила руками непонятный мне знак и выкрикнула:
При этом она протянула руки, расставив в стороны пальцы.
Плоть изжарю, кровь сварю я,
А на косточках станцую!
Воздух за линией круга наполнился мириадами искр. Меня замутило, ноги у меня подкосились, но Жильбер подхватил меня и удержал. Как только успокоился желудок, так и ноги стали крепче.
— Трусы! — кричала Сюэтэ. — Паразиты несчастные! Выходите на бой! Давайте драться!
— А мы... уже дрались, — возразил я.
— Придется! Придется, рано или поздно! Тогда я буду отомщена! Я увижу, как жарится твое мясо на косточках, как твои глаза вываливаются из глазниц!
Я немного приободрился и произнес единственное контрзаклинание, которое могло мне в тот миг прийти в голову:
Издав отчаянный вопль, Сюэтэ исчезла. Зеленая вспышка сжалась, угасла и поглотила испуганную свиту. Все стихло, как и не было ничего.
Я, как резина, упругий,
Липкая ты, словно мед.
Все от меня отлетает,
Ну а к тебе приста...
И ведь действительно — даже труп исчез.
И почему-то мне это не понравилось.
Правда, долго думать об этом не пришлось — голова у меня вдруг закружилась, и ноги опять стали ватными.
— Ну! Ну! Держись! Ты просто молодчина! — подбадривал меня Фриссон.
— Герои сделаны из другого теста, чародей Савл! — вторил ему Жильбер. — Нельзя же падать, как только закончился бой.
— Лучше сейчас, чем тогда... когда бой... еще шел, — пробормотал я.
— Это верно, и не позорно дождаться окончания битвы, — согласился Фриссон. Он прислонил меня к боку Унылика и принялся растирать мои руки. — Поистине ты действовал искусно. Ведь от смерти тебя отделял всего один шаг. От смерти мучительной!
— А? — Я моргнул, и меня бросило в дрожь. — Ты хочешь сказать, что я чуть было не пробил нашу защитную стену?
— Конечно. Ведь весь этот спектакль с бедной крестьянкой был задуман с единственной целью — выманить тебя из заколдованного круга, заставить спасти ее.
— Да, — выдохнул я и сглотнул подступивший к горлу комок. — Да. Я все это понял еще в то мгновение, как только услышал ее крик. Все понял, но все равно готов был броситься на помощь. Чуть было не сработало у Сюэтэ. И ты, Унылик, чуть не поддался. Спасибо, Жильбер. Ты спас его жизнь и всех нас.
— Конечно, чародей Савл, — проговорил сквайр, зардевшись от моей похвалы. — Это мой долг. Пустяки.
— Этих пустяков вполне хватило. Спасибо тебе, юноша.
— Я рад, — сказал он и тут же нахмурился. — Но есть и еще кое-кто, кого ты должен возблагодарить, — того, чья помощь была больше моей.
Я сдвинул брови, огляделся по сторонам.
— Кто?.. О... Да. — Я вспомнил об ангеле-хранителе. — Я его непременно горячо отблагодарю в следующий раз, как только он появится.
Стояла какая-то невообразимая тишина. Потом Фриссон прокашлялся, а Жильбер смущенно отвернулся. Я снова огляделся по сторонам, ничего не понимая.
— Да в чем дело?
Оба молчали.
А потом что-то прорычал Унылик — да так, что я гусиной кожей покрылся.
— Ну ладно, ладно! Фриссон, что он хотел сказать?
— Я на языке троллей не разговариваю, — растерянно пробормотал поэт. — Но если бы я его понимал... я бы решил... что он сказал, что поведение твое довольно-таки... — и он отвел взгляд.
— Наглое! — проревел Унылик. Фриссон вздрогнул.
— Вот не знал, что ему знакомо это слово!
Я нахмурился.
— Чего это вы, собственно? Ангелам платить не положено!
— Конечно, не положено, — медленно проговорил Жильбер. — Но можно было бы выразить готовность отплатить за помощь. Просто из чистой вежливости.
Я не сразу понял его, но, когда понял, сурово нахмурился.
— А теперь послушайте и постарайтесь хорошенько уяснить: я не стою ни на чьей стороне! Ни на какой стороне не стою! Кто-то окажет любезность мне — я постараюсь оказать любезность ему. Но больше я никому ничего не обещаю!
Мне показалось или звезды действительно подмигнули мне? Вернулись ночные звуки и запахи?
Глава 9
Мне стало зябко, и я отвернулся, сердито ворча. Призрак слонялся у костра, почти невидимый в отблесках яркого пламени. Но глаза ее так светились, что наблюдать за ней не составляло труда. Не могу сказать, чтобы то, как эти глаза смотрели на меня, доставляло мне невыразимое счастье, хотя... я спас загробную жизнь этой девицы и, видимо, нес за нее какую-то ответственность. Я встал — она в испуге отшатнулась, но во взгляде сохранилось непостижимое обожание. Правда, мне оно казалось каким-то болезненным, нехорошим. На память пришли азы приручения маленьких зверюшек — я сел и стал ждать. Девица приблизилась, но тут подошел Фриссон и все испортил.
— Чего она на меня так таращится? — спросил я у него.
— Она влюблена, господин Савл, — негромко проговорил поэт. — Разве тебе неведомы знаки любви?
Меня опять зазнобило.
— Знакомы, конечно. Только с какой стати ей в меня влюбляться? Из-за того, что я вроде как спас ее?
— Причина веская, — сказал Фриссон. — Вдобавок внешность у тебя приятная, но есть и нечто большее. Разве ты не знаешь, что произнесенное тобой заклинание приворотное?
Мне стало худо.
— Что, правда?
— О да, и очень сильное. Оно так привязывает...
— И кого к кому привязывает?
Фриссон посмотрел на меня как на сумасшедшего. А может быть, он просто видел меня насквозь? Меня и мои жалкие попытки разыграть непонимание?
— Заклинание привязывает ее к тебе, господин Савл, — по меньшей мере ее чувства.
Вот как раз этого-то я и боялся!
— Это из-за того, что заклинание древнее? Я так понимаю, что заклинание набирает силу с годами?
— Да. Как тонкие вина.
Ну почему я спел: «Лети ко мне»? Неужели больше некуда было послать любовь, у которой, как у пташки, крылья?
Фриссон попытался меня утешить.
— Ты повиновался порыву чувств. Но теперь она привязана к тебе заклинанием, которое крепче других соединяет мужчину и женщину.
Этого только не хватало! Видок у призрака был еще тот, правда, следы пыток таяли на глазах. Даже ее платье само собой залаталось. А красоты девушка была просто неописуемой. Слыхал я, что любовь лечит, но мне всегда казалось, что для этого она должна быть взаимной...
— Как вы попали в руки королевы, леди? С виду не скажешь, чтобы вы много грешили.
— Я старалась не грешить, сэр чародей.
— Савл, — сказал я и протянул руку. — Просто Савл. Я не рыцарь.
Насчет «чародея» я спорить не стал.
— Господин Савл, — сказала девушка-призрак.
Я вздохнул, но решил, что это как раз ничего и поможет выдержать между нами некую дистанцию.
— Ну ладно, зови меня так. А как твое имя?
— Анжелика, — отвечала девушка. Я сдвинул брови.
— Учитывая законы, правящие вашим миром, такое имя должно само тебя защищать.
— Моя матушка так и думала, — кивнула девушка, и на глаза ее набежали слезы. — Но она умерла, когда я была совсем крошкой.
Да, просто-таки роковая судьба.
— Но, если ты старалась не грешить, как же получилось, что тобой завладела королева?
— Она купила меня у отца.
Я похолодел.
— Что же это должен быть за отец, который мог сделать такое с собственной дочерью?
— Любой отец в Аллюстрии, — пробормотал Фриссон.
Девушка-призрак опустила голову.
— Это правда. Он — купец. И став пособником королевы, он получает право монопольной торговли.
— Но неужели он был способен отдать ей свою родную дочь!
— Нет, это было не совсем так, — твердо ответила девушка. — Когда я была маленькая, он заботился обо мне. Когда же я повзрослела... — Она не смогла договорить и залилась слезами.
— Я бы не стал допытываться, — тихонько проговорил Фриссон.
— Я и не думал у тебя что-то выпытывать, так что... — Я хлопнул себя по коленям.
— О нет, я хочу, чтобы ты знал! — воскликнула она почти умоляюще. — Как только я стала девушкой, отец сам попытался сорвать плод моего созревания!
— Какой же подонок! — в ярости прошептал я.
— Ему это не удалось, — поспешно добавила Анжелика. — Королева разгадала его замыслы и предотвратила инцест. Я считала ее своей спасительницей. Так и продолжалось до тех пор пока я не поняла: она готовит меня в жертву Сатане. Она говорила, что падший князь особенно любит души девственниц, а в Аллюстрии их очень трудно сыскать.
Меня просто дрожь пробирала от всего этого.
— Здешние жители мне нравятся все меньше и меньше, — сказал я. — И она хотела убить тебя, только чтоб выманить меня из круга?
— Была еще какая-то причина, — проговорила девушка. — Всего я не знаю. Я не слышала всех разговоров королевы с ее приспешниками, ведь мне было так больно...
— Да, я понимаю, тут не сосредоточишься... — Мой внутренний холод добрался до отметки абсолютного нуля и начал переходить в гнев.
— Были какие-то разговоры насчет мятежных баронов, — вспомнила Анжелика, — и про то, что королева Меровенса готовит свои войска к походу на Аллюстрию.
Я быстро глянул на Фриссона.
— В этом тоже я виноват?
— Что-то не верится, — пробормотал поэт.
В разговор вступил Жильбер:
— Нет, чародей Савл. — В какой-то мере это связано с миссией нашего ордена. И ко времени встречи с тобой мельница уже, так сказать, молола вовсю.
Понятно, я был только составной частью более грандиозного плана — но чьего?
— Значит, королева хотела обменять тебя на заклинание, дающее ей силы уничтожить врагов. А когда пробил час, она решила убить двух зайцев сразу: попытаться выманить меня из круга и угробить. — Я покачал головой. — Какую же ужасную жизнь ты прожила!
— О, нет! Жизнь моя была чудесной, мне было чему радоваться! Вот только эти шесть последних лет... Я стала завидовать тем, кто может гулять по полям, ездить в город... но дом моего отца был просторен и уютен, и отец любил меня, пока... — взгляд ее остановился, потом глаза беспомощно забегали... — пока не...
Ясно. Пока она не разгадала его истинных намерений. «Интересно, — думал я, — может, папаша решил, что за счет инцеста догонит королеву по очкам?»
— Ну а что последние шесть лет?
— Я была гостьей королевы, — медленно проговорила Анжелика. — Гостьей, хотя мне не позволялось покидать мою комнату. Комната была чудесная, можно сказать — роскошная, но эта комната и был весь мой мир.
— Но все равно это преступление — отгородить тебя от жизни! Бедняжка, ты так мало повидала. Но зато тебя ждут Небеса. Так что не задерживайся. Ступай за уготованной тебе наградой!
— Я не могу, — коротко отозвалась девушка. Не может?
— Нет! — воскликнул я. — Только не из-за моего приворотного заклинания!
— Не оно привязывает меня к земле, — покачал головой призрак, — хотя отгоняет тоску и вселяет надежды.
Мне захотелось быстренько сменить тему.
— Но что же тогда удерживает тебя?
— Мое тело. — И она беспомощно развела руками. — Я еще не умерла. В моем теле теплится искорка жизни. Я чувствую ее, я ее ощущаю!
— Королева сохранила ее тело, — тихонько пояснил Фриссон.
— Ну конечно! — Тут я вспомнил злобное заклинание Сюэтэ. — Ей не удалось с первого раза принести тебя в жертву, вот она и решила сберечь твое тело, чтобы попробовать еще раз!
— Но разве душа не должна пребывать внутри тела для того, чтобы королева могла убить девушку? — спросил Жильбер.
— Ну, что до меня, то я бы сказал, что должна — ведь королева хочет, чтобы Анжелика согрешила отчаянием. Тогда у Ада появились бы на нее некие права. Пока же ее душа слишком чиста для Сатаны. Конечно, чистота Анжелики не может спасти ее от физических пыток, но призрак ее остается неприкасаемым. Вот ради чего королева и устроила весь этот устрашающий спектакль — она рассчитывала на то, что боль и страх заставят девушку отречься от веры в Бога и Царствие Небесное!
— И это могло произойти, — прошептала Анжелика и опустила голову. — Я была уже на грани отчаяния. Я уже начала сомневаться, существует ли Бог, думать, что права королева, что Дьявол сильнее Создателя. Твои слова восстановили мою веру хотя бы на миг, но как раз в этот миг меня и пронзил клинок.
— Рад, что помог тебе, — кротко проговорил я. — Но если королеве удастся заманить твою душу в тело, ее козни могут увенчаться успехом.
— О нет. — Девушка поглядела мне прямо в глаза. — Ты вернул мне веру, и я больше никогда не отчаюсь.
«Вот сейчас возьму и скажу, что не люблю ее. Интересно, что будет?» — да, но эта мысль меня тоже как-то не грела. Я молчал, значит, не осмеливался сказать правду, а лгать грешно. Однако мы оба вели себя... Я прочитал достаточно средневековых книг, чтобы ориентироваться в тогдашнем этикете ухаживания. Жаль, что количество прочитанных книг не могло заставить меня проникнуться к призраку хоть какими-то чувствами.
— Она наверняка захочет заполучить твою душу!
Призрак побледнел — ну, то есть стал почти прозрачным.
— Значит, я должна буду тебя покинуть! Иначе из-за меня пострадаешь ты!
И призрак Анжелики бросился бежать. Я вскочил и хотел крикнуть ей, чтобы она осталась, но девушка налетела на невидимую стену, вскрикнула и упала.
— Прости, но мы не можем позволить тебе скитаться в одиночестве. Ведь тогда королева снова схватит тебя и отправит в камеру пыток.
— Я должна попытаться! Я не хочу подвергать тебя опасности!
Сердце мое замерло. Я вдруг понял, что эта девушка могла пробудить во мне чувство.
Но к счастью, вмешался Жильбер. Он заговорил решительно, не допуская возражений.
— Мы никогда не простим себе, госпожа, если бросим вас в беде. Воистину, такое деяние ляжет тяжким грузом на наши бессмертные души.
Призрак замер. В глазах его застыл испуг.
— Ты же не хочешь, чтобы мы по твоей воле угодили в Преисподнюю? — уточнил Фриссон. Призрак, похоже, заколебался.
— О нет, этого я не хочу.
— Видишь ли, — осторожно начал я. — Ты стала той, от которой теперь во многом зависит будущее этой страны. Видимо, что-то затевается. Какая-то заваруха. Кто-то хочет свергнуть королеву и ее приспешников, изгнать из страны Зло, которому они служат. Ты была козырной картой королевы, ее секретным оружием. Теперь же, когда ее жертвоприношение провалилось, темные силы сочтут королеву слабой — слишком слабой, чтобы быть полезной Сатане. Слишком слабой для того, чтобы одолеть мятежных баронов. А это означает, что все дворяне незамедлительно начнут рваться к власти. Каждый примется доказывать дьяволу, что он и есть самый злобный и самый неуязвимый. Что именно его Князю Тьмы следует избрать новым королем.
Призрак Анжелики засветился ярче, потом потускнел, потом снова стал ярче — он как бы дрожал от волнения.
— Но ведь я — всего лишь простая крестьянка!
— Может быть, именно поэтому все так и вышло, — тихо сказал я. — В любом столетии трудно найти по-настоящему хорошего человека.
Мне ли этого не знать? Мне ли, столько лет пытавшемуся отыскать женщину своей мечты?
— Но вы не должны подвергать себя опасности ради меня! — простонала Анжелика.
— Мы и так уже в опасности, — вздохнул я. — Как ты думаешь, зачем королева привела тебя к нам? О нет, я ей уже успел навредить до твоего появления.
Анжелика не сводила с меня широко раскрытых глаз.
— Зачем? Досаждать ей без причины — это очень, очень глупо!
— Она желает, чтобы я убрался отсюда, раз не хочу служить ей, — пояснил я. — А для меня вполне веская причина поступить наоборот. Я не собираюсь кланяться властям, которые не заслужили моего уважения и доверия. Я намерен совершать поступки, которые считаю достойными. Меня не волнует, что по этому поводу говорят законы! По-моему, забрать у королевы твое тело и вернуть его тебе — это очень даже справедливо!
Озноб вдруг отступил. Я сам поверил в правоту только что произнесенных слов. Мое сердце замерло, — неужели я начал играть на стороне другой команды — команды ангелов?
— Раз так, я пойду с тобой, — задумчиво проговорила Анжелика. — Слова твои верны, и мне кажется, что ты хороший человек.
При этом во взгляде ее было столько обожания, что я запаниковал.
— Нет! Никакой я не хороший! Мерзкий старый циник, презирающий людей вообще и женщин в частности! Я считаю, что религию выдумали священники в собственных интересах. А я не желаю признавать религиозных установок! Я агностик, неверующий гуманист, и, по законам, правящим в вашем мире, я самый натуральный изгой!
Дыхание у меня перехватило. Я стоял, переводя взгляд с одного моего спутника на другого, и тяжело дышал. Анжелика немного попятилась, не сводя с меня влюбленных глаз. Фриссон и Жильбер осуждающее переглянулись.
А Унылик лупал глазищами у костра. Собственно, чего еще от него можно было ожидать?
Так...
— Чего это, спрашивается, вы переглядываетесь? — рявкнул я на Фриссона и Жильбера.
— То, что тебе недостает веры, господин Савл, это правда, — нерешительно отозвался Жильбер. — Но мы видели дела твои.
— Мои дела? — нахмурившись, переспросил я.
— Ты не способен отказать страждущему, — растолковал мне Фриссон.
А я смотрел на него в упор, и сказать мне было нечего. Ведь это и есть мой главный недостаток. Как раз из-за него меня и считают слабаком. Эмоциональные пиявки так и липнут ко мне со всех сторон, а я позволяю им сосать из меня соки, пока не одуреваю окончательно и не прогоняю их вон. О, как я мечтаю обзавестись угрюмым лицом и репутацией неприступного героя!
Жильбер вынес мне окончательный приговор:
— Ты хороший человек, и мы готовы идти за тобой на смерть.
Меня опять — в который раз — зазнобило, и я поднял руку так, словно хотел проголосовать у обочины.
— Погодите, погодите, минуточку! А кто, собственно, выбирал предводителя?
— Ну а как же? — удивился Фриссон. — Разве, кроме тебя, кто-то из нас понимает, что нам делать и куда идти?
Вопрос, конечно, интересный. Я-то этого точно не знал.
Увы, наверное, с ней творилось то же самое. Всякий раз, когда я открывал глаза, я ловил на себе ее любовный взор.
Вдруг меня озарило. Это треклятое приворотное заклинание сработало на обе стороны! На меня оно подействовало не меньше, чем на Анжелику! Нравилось мне это или нет, правда то была или иллюзия, но я влюбился!
Разум мой заметался. Я пытался смириться с фактами, пытался связать романтическую влюбленность с волшебным заклинанием. Пробовал доказать себе, что нежное чувство — уже само по себе волшебство. Мысли мои блуждали, вертелись по кругу, словно белка в колесе, пока меня снова не осенило. Я вспомнил, что в книгах о любви всегда говорится, как о... чуде.
— Чего она на меня так таращится? — спросил я у него.
— Она влюблена, господин Савл, — негромко проговорил поэт. — Разве тебе неведомы знаки любви?
Меня опять зазнобило.
— Знакомы, конечно. Только с какой стати ей в меня влюбляться? Из-за того, что я вроде как спас ее?
— Причина веская, — сказал Фриссон. — Вдобавок внешность у тебя приятная, но есть и нечто большее. Разве ты не знаешь, что произнесенное тобой заклинание приворотное?
Мне стало худо.
— Что, правда?
— О да, и очень сильное. Оно так привязывает...
— И кого к кому привязывает?
Фриссон посмотрел на меня как на сумасшедшего. А может быть, он просто видел меня насквозь? Меня и мои жалкие попытки разыграть непонимание?
— Заклинание привязывает ее к тебе, господин Савл, — по меньшей мере ее чувства.
Вот как раз этого-то я и боялся!
— Это из-за того, что заклинание древнее? Я так понимаю, что заклинание набирает силу с годами?
— Да. Как тонкие вина.
Ну почему я спел: «Лети ко мне»? Неужели больше некуда было послать любовь, у которой, как у пташки, крылья?
Фриссон попытался меня утешить.
— Ты повиновался порыву чувств. Но теперь она привязана к тебе заклинанием, которое крепче других соединяет мужчину и женщину.
Этого только не хватало! Видок у призрака был еще тот, правда, следы пыток таяли на глазах. Даже ее платье само собой залаталось. А красоты девушка была просто неописуемой. Слыхал я, что любовь лечит, но мне всегда казалось, что для этого она должна быть взаимной...
— Как вы попали в руки королевы, леди? С виду не скажешь, чтобы вы много грешили.
— Я старалась не грешить, сэр чародей.
— Савл, — сказал я и протянул руку. — Просто Савл. Я не рыцарь.
Насчет «чародея» я спорить не стал.
— Господин Савл, — сказала девушка-призрак.
Я вздохнул, но решил, что это как раз ничего и поможет выдержать между нами некую дистанцию.
— Ну ладно, зови меня так. А как твое имя?
— Анжелика, — отвечала девушка. Я сдвинул брови.
— Учитывая законы, правящие вашим миром, такое имя должно само тебя защищать.
— Моя матушка так и думала, — кивнула девушка, и на глаза ее набежали слезы. — Но она умерла, когда я была совсем крошкой.
Да, просто-таки роковая судьба.
— Но, если ты старалась не грешить, как же получилось, что тобой завладела королева?
— Она купила меня у отца.
Я похолодел.
— Что же это должен быть за отец, который мог сделать такое с собственной дочерью?
— Любой отец в Аллюстрии, — пробормотал Фриссон.
Девушка-призрак опустила голову.
— Это правда. Он — купец. И став пособником королевы, он получает право монопольной торговли.
— Но неужели он был способен отдать ей свою родную дочь!
— Нет, это было не совсем так, — твердо ответила девушка. — Когда я была маленькая, он заботился обо мне. Когда же я повзрослела... — Она не смогла договорить и залилась слезами.
— Я бы не стал допытываться, — тихонько проговорил Фриссон.
— Я и не думал у тебя что-то выпытывать, так что... — Я хлопнул себя по коленям.
— О нет, я хочу, чтобы ты знал! — воскликнула она почти умоляюще. — Как только я стала девушкой, отец сам попытался сорвать плод моего созревания!
— Какой же подонок! — в ярости прошептал я.
— Ему это не удалось, — поспешно добавила Анжелика. — Королева разгадала его замыслы и предотвратила инцест. Я считала ее своей спасительницей. Так и продолжалось до тех пор пока я не поняла: она готовит меня в жертву Сатане. Она говорила, что падший князь особенно любит души девственниц, а в Аллюстрии их очень трудно сыскать.
Меня просто дрожь пробирала от всего этого.
— Здешние жители мне нравятся все меньше и меньше, — сказал я. — И она хотела убить тебя, только чтоб выманить меня из круга?
— Была еще какая-то причина, — проговорила девушка. — Всего я не знаю. Я не слышала всех разговоров королевы с ее приспешниками, ведь мне было так больно...
— Да, я понимаю, тут не сосредоточишься... — Мой внутренний холод добрался до отметки абсолютного нуля и начал переходить в гнев.
— Были какие-то разговоры насчет мятежных баронов, — вспомнила Анжелика, — и про то, что королева Меровенса готовит свои войска к походу на Аллюстрию.
Я быстро глянул на Фриссона.
— В этом тоже я виноват?
— Что-то не верится, — пробормотал поэт.
В разговор вступил Жильбер:
— Нет, чародей Савл. — В какой-то мере это связано с миссией нашего ордена. И ко времени встречи с тобой мельница уже, так сказать, молола вовсю.
Понятно, я был только составной частью более грандиозного плана — но чьего?
— Значит, королева хотела обменять тебя на заклинание, дающее ей силы уничтожить врагов. А когда пробил час, она решила убить двух зайцев сразу: попытаться выманить меня из круга и угробить. — Я покачал головой. — Какую же ужасную жизнь ты прожила!
— О, нет! Жизнь моя была чудесной, мне было чему радоваться! Вот только эти шесть последних лет... Я стала завидовать тем, кто может гулять по полям, ездить в город... но дом моего отца был просторен и уютен, и отец любил меня, пока... — взгляд ее остановился, потом глаза беспомощно забегали... — пока не...
Ясно. Пока она не разгадала его истинных намерений. «Интересно, — думал я, — может, папаша решил, что за счет инцеста догонит королеву по очкам?»
— Ну а что последние шесть лет?
— Я была гостьей королевы, — медленно проговорила Анжелика. — Гостьей, хотя мне не позволялось покидать мою комнату. Комната была чудесная, можно сказать — роскошная, но эта комната и был весь мой мир.
— Но все равно это преступление — отгородить тебя от жизни! Бедняжка, ты так мало повидала. Но зато тебя ждут Небеса. Так что не задерживайся. Ступай за уготованной тебе наградой!
— Я не могу, — коротко отозвалась девушка. Не может?
— Нет! — воскликнул я. — Только не из-за моего приворотного заклинания!
— Не оно привязывает меня к земле, — покачал головой призрак, — хотя отгоняет тоску и вселяет надежды.
Мне захотелось быстренько сменить тему.
— Но что же тогда удерживает тебя?
— Мое тело. — И она беспомощно развела руками. — Я еще не умерла. В моем теле теплится искорка жизни. Я чувствую ее, я ее ощущаю!
— Королева сохранила ее тело, — тихонько пояснил Фриссон.
— Ну конечно! — Тут я вспомнил злобное заклинание Сюэтэ. — Ей не удалось с первого раза принести тебя в жертву, вот она и решила сберечь твое тело, чтобы попробовать еще раз!
— Но разве душа не должна пребывать внутри тела для того, чтобы королева могла убить девушку? — спросил Жильбер.
— Ну, что до меня, то я бы сказал, что должна — ведь королева хочет, чтобы Анжелика согрешила отчаянием. Тогда у Ада появились бы на нее некие права. Пока же ее душа слишком чиста для Сатаны. Конечно, чистота Анжелики не может спасти ее от физических пыток, но призрак ее остается неприкасаемым. Вот ради чего королева и устроила весь этот устрашающий спектакль — она рассчитывала на то, что боль и страх заставят девушку отречься от веры в Бога и Царствие Небесное!
— И это могло произойти, — прошептала Анжелика и опустила голову. — Я была уже на грани отчаяния. Я уже начала сомневаться, существует ли Бог, думать, что права королева, что Дьявол сильнее Создателя. Твои слова восстановили мою веру хотя бы на миг, но как раз в этот миг меня и пронзил клинок.
— Рад, что помог тебе, — кротко проговорил я. — Но если королеве удастся заманить твою душу в тело, ее козни могут увенчаться успехом.
— О нет. — Девушка поглядела мне прямо в глаза. — Ты вернул мне веру, и я больше никогда не отчаюсь.
«Вот сейчас возьму и скажу, что не люблю ее. Интересно, что будет?» — да, но эта мысль меня тоже как-то не грела. Я молчал, значит, не осмеливался сказать правду, а лгать грешно. Однако мы оба вели себя... Я прочитал достаточно средневековых книг, чтобы ориентироваться в тогдашнем этикете ухаживания. Жаль, что количество прочитанных книг не могло заставить меня проникнуться к призраку хоть какими-то чувствами.
— Она наверняка захочет заполучить твою душу!
Призрак побледнел — ну, то есть стал почти прозрачным.
— Значит, я должна буду тебя покинуть! Иначе из-за меня пострадаешь ты!
И призрак Анжелики бросился бежать. Я вскочил и хотел крикнуть ей, чтобы она осталась, но девушка налетела на невидимую стену, вскрикнула и упала.
— Прости, но мы не можем позволить тебе скитаться в одиночестве. Ведь тогда королева снова схватит тебя и отправит в камеру пыток.
— Я должна попытаться! Я не хочу подвергать тебя опасности!
Сердце мое замерло. Я вдруг понял, что эта девушка могла пробудить во мне чувство.
Но к счастью, вмешался Жильбер. Он заговорил решительно, не допуская возражений.
— Мы никогда не простим себе, госпожа, если бросим вас в беде. Воистину, такое деяние ляжет тяжким грузом на наши бессмертные души.
Призрак замер. В глазах его застыл испуг.
— Ты же не хочешь, чтобы мы по твоей воле угодили в Преисподнюю? — уточнил Фриссон. Призрак, похоже, заколебался.
— О нет, этого я не хочу.
— Видишь ли, — осторожно начал я. — Ты стала той, от которой теперь во многом зависит будущее этой страны. Видимо, что-то затевается. Какая-то заваруха. Кто-то хочет свергнуть королеву и ее приспешников, изгнать из страны Зло, которому они служат. Ты была козырной картой королевы, ее секретным оружием. Теперь же, когда ее жертвоприношение провалилось, темные силы сочтут королеву слабой — слишком слабой, чтобы быть полезной Сатане. Слишком слабой для того, чтобы одолеть мятежных баронов. А это означает, что все дворяне незамедлительно начнут рваться к власти. Каждый примется доказывать дьяволу, что он и есть самый злобный и самый неуязвимый. Что именно его Князю Тьмы следует избрать новым королем.
Призрак Анжелики засветился ярче, потом потускнел, потом снова стал ярче — он как бы дрожал от волнения.
— Но ведь я — всего лишь простая крестьянка!
— Может быть, именно поэтому все так и вышло, — тихо сказал я. — В любом столетии трудно найти по-настоящему хорошего человека.
Мне ли этого не знать? Мне ли, столько лет пытавшемуся отыскать женщину своей мечты?
— Но вы не должны подвергать себя опасности ради меня! — простонала Анжелика.
— Мы и так уже в опасности, — вздохнул я. — Как ты думаешь, зачем королева привела тебя к нам? О нет, я ей уже успел навредить до твоего появления.
Анжелика не сводила с меня широко раскрытых глаз.
— Зачем? Досаждать ей без причины — это очень, очень глупо!
— Она желает, чтобы я убрался отсюда, раз не хочу служить ей, — пояснил я. — А для меня вполне веская причина поступить наоборот. Я не собираюсь кланяться властям, которые не заслужили моего уважения и доверия. Я намерен совершать поступки, которые считаю достойными. Меня не волнует, что по этому поводу говорят законы! По-моему, забрать у королевы твое тело и вернуть его тебе — это очень даже справедливо!
Озноб вдруг отступил. Я сам поверил в правоту только что произнесенных слов. Мое сердце замерло, — неужели я начал играть на стороне другой команды — команды ангелов?
— Раз так, я пойду с тобой, — задумчиво проговорила Анжелика. — Слова твои верны, и мне кажется, что ты хороший человек.
При этом во взгляде ее было столько обожания, что я запаниковал.
— Нет! Никакой я не хороший! Мерзкий старый циник, презирающий людей вообще и женщин в частности! Я считаю, что религию выдумали священники в собственных интересах. А я не желаю признавать религиозных установок! Я агностик, неверующий гуманист, и, по законам, правящим в вашем мире, я самый натуральный изгой!
Дыхание у меня перехватило. Я стоял, переводя взгляд с одного моего спутника на другого, и тяжело дышал. Анжелика немного попятилась, не сводя с меня влюбленных глаз. Фриссон и Жильбер осуждающее переглянулись.
А Унылик лупал глазищами у костра. Собственно, чего еще от него можно было ожидать?
Так...
— Чего это, спрашивается, вы переглядываетесь? — рявкнул я на Фриссона и Жильбера.
— То, что тебе недостает веры, господин Савл, это правда, — нерешительно отозвался Жильбер. — Но мы видели дела твои.
— Мои дела? — нахмурившись, переспросил я.
— Ты не способен отказать страждущему, — растолковал мне Фриссон.
А я смотрел на него в упор, и сказать мне было нечего. Ведь это и есть мой главный недостаток. Как раз из-за него меня и считают слабаком. Эмоциональные пиявки так и липнут ко мне со всех сторон, а я позволяю им сосать из меня соки, пока не одуреваю окончательно и не прогоняю их вон. О, как я мечтаю обзавестись угрюмым лицом и репутацией неприступного героя!
Жильбер вынес мне окончательный приговор:
— Ты хороший человек, и мы готовы идти за тобой на смерть.
Меня опять — в который раз — зазнобило, и я поднял руку так, словно хотел проголосовать у обочины.
— Погодите, погодите, минуточку! А кто, собственно, выбирал предводителя?
— Ну а как же? — удивился Фриссон. — Разве, кроме тебя, кто-то из нас понимает, что нам делать и куда идти?
Вопрос, конечно, интересный. Я-то этого точно не знал.
* * *
Этот вопрос не давал мне покоя. Решив хоть немного соснуть до рассвета, я завернулся в плащ и улегся у костра. Взгляд мой упорно возвращался к Анжелике. Невольно. Я подчеркиваю — невольно! Ну, просто она с таким обожанием созерцала мою обветренную бородатую физиономию... Я понимал, что она рядом, и никак не мог отвлечься и сосредоточиться на чем-то другом. Каждые несколько минут я приоткрывал глаза и наслаждался зрелищем ее красоты и женственности. Стоило ей немного пошевелиться, и под тонкими одеждами вырисовывались восхитительные линии. А собственно, и когда она не шевелилась, тоже... Может, я и не влюбился, но смотреть на нее мне было приятно.Увы, наверное, с ней творилось то же самое. Всякий раз, когда я открывал глаза, я ловил на себе ее любовный взор.
Вдруг меня озарило. Это треклятое приворотное заклинание сработало на обе стороны! На меня оно подействовало не меньше, чем на Анжелику! Нравилось мне это или нет, правда то была или иллюзия, но я влюбился!
Разум мой заметался. Я пытался смириться с фактами, пытался связать романтическую влюбленность с волшебным заклинанием. Пробовал доказать себе, что нежное чувство — уже само по себе волшебство. Мысли мои блуждали, вертелись по кругу, словно белка в колесе, пока меня снова не осенило. Я вспомнил, что в книгах о любви всегда говорится, как о... чуде.