Сташеф Кристофер. Маг-целитель

   — Новый пергамент? — Мэт вздрогнул, выпрямился и сдвинул брови. — Какой новый пергамент?
   — Ну, ты же знаешь, тот самый, где было написано: «Эй, Поль, напиши мне весточку!»
   — Ах, этот! — воскликнул Мэт и просиял. — Эту фразу я написал как-то ночью, когда вдруг затосковал по дому. Наутро хотел было выбросить в корзину для бумаг, а пергамент пропал. Как же он попал к тебе?
   — Понятия не имею, — медленно проговорил я, — но могу догадаться. У тебя в квартире развелось огромное количество пауков. Один из них цапнул меня за руку, когда я переводил пергамент. Я потерял сознание, а очнулся здесь.
   — Король-Паук! — воскликнул Мэт. — А я-то думал, что он всего лишь легенда!
   — О, он самый настоящий и живет в сети, сплетенной из разных измерений. Думаю, ему хотелось исправить положение дел здесь, в Аллюстрии, вот он и... — Я не договорил, потому что заметил, что взгляд у Мэта стал рассеянным, блуждающим. — В чем дело?
   — Архиепископ... — пробормотал Мэт. — Его укусил паук, и он захворал. Мне нужно было вылечить его, и, когда я с ним возился, он схватил меня за рукав и требовательно спросил, встречался ли мне когда-нибудь человек — по-настоящему цельная натура.
   Я в ужасе уставился на друга.
   — Ты, конечно, не назвал ему моего имени!
   — Назвал, — неловко кивнул Мэт. — Самое интересное, что, когда он оправился, он ничегошеньки не помнил — и неудивительно, если учесть, какой у него был жар.
   — Но я не святой! Я — не хороший мальчик!
   — Нет, — медленно кивнул Мэт. — Но у тебя потрясающее ощущение себя самого как личности. Ты никому не позволяешь надавить на себя. Из-за этого ты порой такой... колючий.
   Анжелика испуганно отодвинулась от меня.
   — Это неправда, — заверил я ее. — Он всегда был слишком высокого мнения обо мне.
   — Нет, — сказала Анжелика. — Это не так.
   Я обернулся и посмотрел ей в глаза.
   — Но почему же я тогда полюбил тебя?
   — Не знаю, — ответила она, не спуская с меня глаз, и в этот миг мне показалось, что, кроме ее глаз, на свете больше ничего не существует.
   — Не знаю, — повторила Анжелика, — но я рада этому.
   И она отвела глаза и посмотрела на Мэта.
   — А вы могли бы это объяснить, лорд Маг?
   — Только логически, — отвечал Мэт. — А у логики есть ограничения. Но если он старается быть верным себе и тем не менее полюбил вас, значит, что-то в вас есть такое, что способно стать его составной частью. И вероятно, не одной.
   — Предатель! — пошутил я. Но Анжелика явно была довольна. Она прижалась ко мне, и я не мог ни на кого сердиться. Мэт все понял и только улыбнулся.
   — Не ругай меня, Поль. Это не моя вина в том, что у тебя инстинктивное ощущение психического равновесия, какое-то звериное чутье, помогающее сохранять гармонию между различными составляющими твоей личности.
   — Ага, — согласился я. — Ты всегда твердил, что из-за этого меня так и влечет к дзен-буддизму. И я сам говорил тебе, что дзен и даосизм давали мне это самое чувство равновесия, как ничто другое на свете.
   Мэт пожал плечами.
   — Причина, следствие либо позитивный усиливающий цикл — какая разница?.. Главное, что это качество у тебя есть, и, когда ему что-то угрожает, ты уничтожаешь любую угрозу. — Он кивнул Анжелике. — Будьте осторожны, мадемуазель. Порой он бывает груб. Но быстро остывает.
   — Благодарю вас, — проговорила Анжелика, совершенно не утратив спокойствия. — Я буду иметь это в виду.
   А я подумал, что мне было бы легче, если бы она разнервничалась.
   — Итак, у тебя есть инстинкт, позволяющий тебе ходить по туго натянутому этическому канату, — подытожил Мэт.
   — Угу, — буркнул я сердито. — И я здорово огорчаю этим моего ангела-хранителя. Он, бедняга, все пытается перетащить меня на сторону ангелов, и, как только ему это удавалось, я тут же вырывался на волю и грешил.
   — Ну, грешил-то ты по его меркам, — поправил меня Мэт. — Не думаю, чтобы ты мог сотворить что-то на самом деле дурное.
   Я метнул на него огненный взгляд.
   — Повторяю: я не святой!
   — Да-да, и настанет день, когда ты в этом убедишься окончательно. Все, все, больше ни слова! — Мэт поднял руку, защищаясь. — Давай скажем так: ты потрясающе воспитанный, честный и заботливый человек.
   Я уже готов был обидеться не на шутку, но в это мгновение к нам притопал Унылик. Он улыбался от уха до уха.
   — А мы победить, угу?
   Мэт вскочил и попятился.
   — Нет-нет, он тебя не тронет, — заверил я друга. — Это же Унылик.
   — А по-моему, Страшилик!
   — Да нет. Он мой приятель. — Неужели это я сказал? — У него есть какое-то тролльское имя, но я не могу его произнести.
   — Нет у него никакого имени, — нервно буркнул Мэт. — Тролли жутко тупые.
   — Нет, имя у него точно есть. Эльфы, когда заговаривали его не есть людей, употребляли его имя. А потом вышло так, что нимфа Тимея сняла с него это заклятие, но он не стал нас есть, потому что к тому времени мы для него уже стали друзьями, а не закусками. — Я обернулся к Унылику. — Вот что, дружище, я бы мог проводить тебя к тому мосту, где мы познакомились, и ты снова встретишься с твоими приятелями-троллями.
   — Нет! Нет! — затряс головой Унылик, и в итоге получилось, что тряс он всей верхней частью тела. — Унылики больше не любить тролли! Может быть, только троллихи любить иногда, но это только чуточку, мало-мало. Унылики любить люди!
   — Вот как раз этого я и боялся, — пробормотал Мэт.
   — Унылики любить не кушать люди, а любить с люди дружить! Унылики хотеть оставаться с Савы и Фишшоны!
   — Думаю, это можно будет устроить, — кивнул я, стараясь не показать троллю, как я тронут. — Но тебе придется время от времени позволять мне обновлять заклятие, чтобы ты, не дай Бог, не съел какого-нибудь человека.
   — Ладно, ладно! Все равно Унылики человечины не любить, она невкусные! — И тролль брезгливо сплюнул. — Особенно садаты.
   Интересно, откуда это ему известно?
   — Пожалуй, — проговорил Мэт, — он и вправду считает вас друзьями.
   Я кивнул.
   — Мне нужно будет только расширить рамки и включить в них все человечество.
   — Не знаю, — покачал головой Мэт. — С людьми такие номера не проходили.
   — Да, но с троллями должно быть проще. Он куда прямолинейнее. И потом, он у нас теперь такой воспитанный.
   — Как и ты, — сонно пробормотала Анжелика.
   — Да. Наверное. Но у меня это глубоко запрятано.
   — Значит, придется покопаться, — отозвалась Анжелика.
   Я повернулся к ней.
   — А я думал, что это моя работа.
   Она покраснела.
   — Если ты так представляешь себе грех... — начал Мэт.
   — Но ведь нас именно этому учили, когда мы были маленькими? По крайней мере в нашем мире.
   — О! — просиял Мэт. — Так ты теперь понял, что все это правда?
   Я быстро нашелся:
   — Ну... понимаешь... так говорит Король-Паук. А мне все равно до сих пор кажется, что все это огромная галлюцинация.
   — Если это так, — съязвил Мэт, — то в твоем подсознании уместилось изумительное количество деталей.
   — Да, мне тут встретились кое-какие вещи, оставшиеся непонятными, но это не значит, что все тут реальное.
   — Нет, — кивнул Мэт. — Не значит. Но не это главное.
   Я нахмурился.
   — А что?
   — Ты можешь вернуться в наш мир? Если можешь, значит, когда ты вернешься туда, этот мир для тебя станет сном. Но если не можешь вернуться, значит, ты тут застрянешь надолго, и, будь этот мир реален или нереален, вести себя тебе придется так, словно все тут взаправду. В противном случае тебе порой придется очень, очень больно.
   — Хорошо подмечено, — сказал я и нахмурил брови. — Но то же самое можно сказать и о нашем мире. Нет, настоящий вопрос таков: хочу ли я вернуться?
   Анжелика прижалась ко мне. Зачем она это сделала? Я посмотрел на нее.
   — Ну, что скажешь? — спросил я у девушки.
   Вместо ответа она обняла меня и поцеловала долгим поцелуем — таким, что я даже забыл, что мы во дворе, что на нас смотрят люди. Мгновение спустя я еще плохо соображал, потом пришел в себя и ответил возлюбленной таким же страстным поцелуем.
   Наконец нам не хватило воздуха, мы оторвались друг от друга и услышали, как кто-то насвистывает. Я оглянулся и увидел Мэта, который слонялся по двору, делая вид, что он ничего не замечает.
   А вот Унылик — не я ли сказал, что он у нас прямолинеен, — вел себя куда проще: он пялился на нас во все глаза и ухмылялся, словно надрезанный арбуз.
   Я обернулся к Анжелике, и снова ее блестящие глаза превратились для меня в весь мир. И вдруг единственное, что стало иметь значение, это то, настоящая ли она.
   — Не покидай меня! — прошептала она. — Никогда не покидай меня, пока я жива.
   — А может быть, и потом, — согласился я. — Я и представить себе этого не могу.
   Она улыбнулась и подставила мне губы для нового поцелуя.
   Минуло еще какое-то время, и я оторвался от ее губ, тяжело дыша и не обращая внимания на то, как Унылик причмокивает.
   — Только имей в виду — не вздумай морочить мне голову всякой ерундой и откладывать свадьбу на три года.
   — Ни за что, — прошептала моя возлюбленная.
   И наши губы снова слились в поцелуе.
   Но тут пропела фанфара.
   Мы вскочили и обернулись.
   Королева Алисанда стояла над коленопреклоненным Жильбером и сжимала в руке меч. Неужели? Я бросился было к другу, но Мэт остановил меня.
   — Тихо, тихо, это всего лишь почести.
   Я растерялся, а тем временем Черный Рыцарь, стоявший рядом с королевой, возгласил:
   — Знайте же все, что этот сквайр по имени Жильбер из Ордена Святого Монкера проявил себя в сражениях! Он доказал свои добродетели и храбрость, преданность добрым делам и Господу! Посему сегодня и здесь, на поле боя, королева Меровенса окажет ему почести.
   Алисанда коснулась мечом левого плеча сквайра, потом коснулась правого и произнесла высоким, чистым голосом, услышав который я сразу понял, что в ней нашел Мэт:
   — Посвящаю тебя в рыцари.
   Затем королева Алисанда подняла меч и резко опустила. Голова Жильбера качнулась, но сам он не дрогнул.
   Зато дрогнул я. Я снова чуть было не бросился к сквайру. К счастью, Мэт удержал меня за плечо. Королева воскликнула:
   — Встань, сэр Жильбер!
   И мой бывший оруженосец встал, красный как рак от радости и гордости, и низко поклонился королеве.
   Я успокоился и присоединился к хору, приветствующему новоиспеченного рыцаря.
   Когда выкрики утихли, королева дала кому-то знак рукой, и к ней подошел... Фриссон.
   — Пока мы не найдем последнего законного наследника вашего последнего монарха, правившего страной по закону, — сказала Алисанда, — вашей правительницей буду я.
   Ответом ей был радостный хор голосов. «Интересно, — думал я, — долго ли продлится эта радость? И где пролегает граница между освобождением и завоеванием?»
   — Но я не могу остаться и править вами лично! — продолжала Алисанда. — Поэтому я оставляю вам вице-короля, который будет править вместо меня. Я оставлю вам того, кто в этой страшной борьбе доказал свою мудрость, стремление к добру и справедливости. Представляю вам вице-короля Фриссона!
   На этот раз восклицания получились еще более сердечными, чем раньше. Фриссон озирался, вид у него был близкий к панике. Потом он увидел меня и устремил умоляющий и тоскливый взгляд. Я улыбнулся, отвесил ему поклон, надеясь, что у меня получилось приободрить поэта, дать ему понять, что я рядом с ним. Наверное, получилось, потому что он немного успокоился, выпрямился, обернулся к толпе и помахал рукой. Я видел: плечи его распрямляются, и поза становится все более торжественной.
   Крики смолкли, Фриссон отошел в сторону — надо сказать, довольно охотно, и его место занял брат Игнатий.
   — А теперь, — он простер руки, — пусть вперед выйдут те, кто некрепок телом, но крепок душою!
   Люди расступились, давая дорогу больным бывшим ведьмам. Они доплелись до священника и упали на колени.
   — Я выслушаю все ваши прегрешения и отпущу вам грехи, — сказал монах. — Потому что боюсь, что некоторые из вас могут умереть, не исповедовавшись. Но теперь мы должны исцелить ваши тела, чтобы ваша боль утихла. Господин Савл, выйди вперед!
   — Что? Я? Зачем? — заупрямился я.
   — Как зачем? Чтобы исцелить их, конечно!
   — А? Ну... да. Фриссон, пошли!
   Я вышел вперед, и бывшие ведьмы радостно закричали, после чего принялись скандировать:
   — Зна-харь! Зна-харь!
   Толпа подхватила скандирование.
   Я смотрел и не в силах был сдвинуться с места.
   — Нет. Только не я!
   Мэт нахмурился и посмотрел на меня.
   — Еще скажи, что это новость для тебя.
   А потом он расхохотался.