Сташеф Кристофер. Маг-целитель

   — Есть еще немного сушеной говядины.
   Жильбер принес что-то, смутно напоминавшее коллекцию кожаных ремешков. Взяв у него пригоршню сушеного мяса, я подал его Унылику, тот отвернулся и покачал головой — вернее, верхней половиной тела.
   — Ну, не обессудь. — Мы с Жильбером пошли к костру. — А нам надо перекусить.
   Я взял другой каравай, переломил его, отдал половину Жильберу, другую оставил себе и принялся жевать хлеб. Юноша передал мне бурдюк с вином. Я отхлебнул немного и передал ему.
   Откусив хлеб раза три, я случайно бросил взгляд на Унылика. Теперь он сидел, положив руки на колени, и голодным взглядом буквально пожирал нас. Я говорил себе: на еду, он смотрит на еду, — но как-то не очень в это верил.
   — Не нравится мне его взгляд, — пробормотал Жильбер.
   — Мне тоже, — подтвердил я. — И во всю эту затею с заклятием как-то не очень верится. Вот если бы я все это сам провернул...
   — Восхитительная мысль!
   — Ты это о чем? — тупо уставился я на сквайра.
   — Скажи заклинание сам. Тогда на нем будет двойное заклятие!
   Жильбер смотрел на меня полными доверия глазами.
   — Ну, как скажешь... — вздохнул я и развернулся к Унылику. Ну, где бы разжиться нужным стихотворением. Нашлось! Оно оказалось памятным с детских лет стихотворением Киплинга. Стуча себя в грудь, я прочел:

 
Вот твой хозяин, запомни, он разведчиков водит отряд.
По правую руку его ты встань и будь ему щит и брат.
Покуда я или смерть твоя не снимет этих уз,
В дому и в бою, как жизнь свою, храни ты с ним союз.* ^[15]
 

   Тролль сидел столбиком, словно завороженный. Глаза у него затуманились, потом прояснились, он обернулся ко мне и проговорил:
   — Савл хозяин Унылик. Унылик защищай Савл вся жизнь.
   Сказано это было настолько убежденно, что у меня не было сил не поверить ему. И вообще я решил, что тролли не так уж безнадежны.
   За спиной у меня послышался выдох — это пришел в себя Жильбер. Я обернулся. Парень смотрел почти что с благоговением.
   — Ты воистину свершил это! О, как же я счастлив, что при мне свершено такое могучее заклинание!
   — Мне оно далось нелегко, — проворчал я. — Я пооголодался. Давай доедим этот хлеб.
   Но Жильбер смотрел не на меня, а на тролля.
   — Теперь он принадлежит тебе, и горе тому, кто осмелится обидеть тебя. Но все же он по-прежнему голоден.
   Тут я понял: вряд ли юноша так уж спокоен.
   — И Жильбера тоже охраняй, — приказал я Унылику.
   — Жильбер, не бойся никто, — заверил меня тролль, но вид у него не стал менее голодным.
   — Нужно его чем-нибудь накормить, — негромко проговорил юноша.
   — Хотелось бы узнать поточнее, что такое «что-нибудь», — так же тихо сказал я, а погромче: — Унылик! Ступай, излови себе какого-нибудь козла!
   С минуту тролль изумленно созерцал меня, потом радостно осклабился и утопал прочь.
   Не веря в свою удачу, я провожал его взглядом, а потом отвернулся и принялся поспешно укладывать остатки припасов в дорожный мешок Жильбера.
   — Быстрее! Вот он — наш шанс.
   — Какой шанс? — непонимающе спросил юноша.
   — Избавиться от этого чудища! Пошли, скорее!
   — Ничего не получится! — упирался Жильбер, но все-таки собрал пожитки и уселся верхом.
   Не успели мы одолеть и ста ярдов пути, как я вдруг остановился и в ужасе проговорил:
   — Что же я наделал!
   — Ничего такого я по крайней мере не вижу, — удивленно оглядел меня и землю рядом юноша.
   — Это очень любезно с твоей стороны — представляю, что могли бы ответить на такое восклицание некоторые мои знакомые. — Я развернулся и с удвоенной скоростью зашагал в обратном направлении. Ты понял, что я приказал этому тупоголовому троллю?
   — Что? Пообедать козлом.
   — Точно! А где в таких местах можно найти козла?
   — Ну, как где? — Жильбер задумался. — Ой, на ферме!
   — Вот именно! А ведь я велел ему, кроме себя, охранять только тебя — про других людей ни слова не сказал. Быстрее, пошли!
   — Поехали, — уточнил сквайр.
   Сказано это было почти приказным тоном, но у меня не было времени вступать в споры и доказывать, кто тут главный. Я взобрался на коня, сел позади Жильбера и приготовился доказать, что я все-таки чего-то стою в плане выносливости. Юноша с места пустил коня галопом. Торн поскакал вверх по склону холма.
   — Вон он! — крикнул я.
   Жильбер пришпорил Торна, и тот перемахнул через плетень.
   Этого я не ожидал — меня подбросило вверх. Но я все-таки удержался, вот только Жильберу досталось — так я в него вцепился. А потом мы помчались по заросшему высокой травой лугу и нагнали крадущегося к козам тролля как раз в тот миг, когда мальчишка-пастух завопил от ужаса.
   — Нет, Унылик! — Я взметнул вверх руку. — Ты не должен кушать людей!
   — Не кушать? — переспросил тролль, по-моему, смертельно изумленный.
   — Людей не кушать! — строго запретил я. — Только козлов. И еще волков, медведей и оленей, — расширил я его меню, после чего повернулся к пастушку. — Не бойся. Он охотился за козами, а не за тобой.
   — Но... Но... Меня же выпорют!
   Мальчишка весь дрожал. Он повернулся к нам, и мордашка у него была такая, словно он сейчас расплачется.
   У меня чуть было с языка не сорвалось: «Пошли с нами» — такой он все-таки был храбрый мальчуган. Наверное, знай я, куда мы направляемся, я тоже стал бы похрабрее. Но я промолчал, сунул руку в карман и достал четвертак.
   — Я готов купить у тебя одну козу.
   Пастушок поймал монету, рассмотрел ее.
   — Так это же серебро!
   — Этого хватит... — Я оборвал себя, вспомнив правила купли-продажи, и построил вопрос иначе: — Какого козла можно купить за эту монету?
   — Самого большущего в моем стаде. Но уж больно монетка-то странная, господин.
   — Я — чужеземец, — объяснил я. — Ладно, пусть будет козел. — Тут я глянул на облизывавшегося тролля и добавил: — Жирный козел.
   — Щас, — кивнул мальчишка. Через тридцать секунд он уже тащил самого здоровенного козлину, которого я когда-либо видел, а тот возмущенно мекал и все пытался мальчишку боднуть. Надо сказать, я козла нисколько не винил. Вели бы меня на съедение троллю, я бы небось тоже вырывался и пытался удрать.
   Однако Унылик с этим делом управился быстро: сломал козлу хребет, тот жалобно мемекнул и тут же отправился к троллю в пасть. У пастушка побелела мордашка. Он отвернулся.
   — Унылик! Иди к Савлу! — строго приказал я. А Жильберу сказал:
   — Вперед.
   Мы повернулись и пошли. Я оглянулся. Унылик следовал за нами, сосредоточенно жуя. Я поморщился и отвернулся.
   — Кризис миновал. Неужели всякий раз, когда он проголодается, нам придется такое переживать?
   — Ты что-нибудь придумаешь, — без тени сомнения заявил Жильбер. Хотелось бы мне так же крепко в это верить.
   Разбивая на ночь лагерь, я не переставал следить за троллем. Несколько раз я ловил на себе его голодный взгляд. Вот вам и двойное заклятие!
   — Сильно проголодался? Готов сожрать медведя?
   Унылик кивнул, высунул кончик языка размером с полотенце, облизнулся.
   — Ну, так пойди и поймай себе медведя, — сказал я. — Поймаешь — скушай.
   Тролль послушно кивнул, вскочил на ноги и утопал за деревья.
   Жильбер, раззявив рот, проводил его взглядом и обернулся ко мне.
   — А он его найдет?
   Я пожал плечами.
   — Найдет или нет — у нас есть часик для того, чтобы спокойно соснуть...
   Жильбер медленно, понимающе улыбнулся.
   — Гениально, господин Савл! Ну, так давайте же быстрее поужинаем и уляжемся спать. Я первым подежурю.
   Тут я понял, что устал как собака, и возражать не стал. Как только мы покончили с ужином, я завернулся в плащ, который Жильбер прихватил для меня — подарок от командира.
   — Ты разве не помолишься перед сном? — оскорбленно поинтересовался Жильбер.
   — Да нет, не буду, — ответил я, но тут же одумался. — Я медитирую перед тем, как отойти ко сну.
   Лицо его просветлело. В тех краях, откуда он был родом, слово «медитировать» означало то же самое, что и «молиться». Юноша кивнул и стал смотреть по сторонам.
   Ближе к полуночи он разбудил меня и сказал:
   — Разбуди меня для третьей стражи.
   Я поежился от холода и, встав на колени, огляделся по сторонам. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы в этой вселенной уже знали, что такое кофе. Может, без кофе — оно для здоровья полезнее, ко не все полезное приятно. Через пять минут Жильбер захрапел. Я слыхал о том, что солдаты это умеют.
   Мало-помалу я стал соображать яснее и понял, чего недостает в лагере, — недоставало тролля. Мне стало веселее — может быть, победил медведь?
   Надежда моя здорово окрепла шесть часов спустя, когда я стал расталкивать сквайра. Он проснулся мгновенно, вытаращился на звезды.
   — Господин чародей! Ты должен был меня разбудить раньше! Я же две стражи проспал!
   — Тебе шесть часов, и мне шесть, — сказал я. — Будет поровну.
   И еще я решил, что следующую ночь стану дежурить первым.
   — Однако рыцарю подобает уметь бодрствовать!
   — Как насчет того, чтобы потолковать об этом завтра вечером? — предложил я.
   Ни с того ни с сего Жильбер несказанно обрадовался.
   — О, конечно! Доброго тебе сна, чародей!
   — И тебе доброй ночи, сквайр, — ошарашенно проговорил я.
   Я уже почти уснул, когда понял, чему это юноша так обрадовался. Раз я сказал, что вечером мы с ним что-то обсудим, значит, я согласен с ним общаться. Я облился холодным потом, предвкушая эту пытку. Нет, надо все-таки будет придумать, как отослать его обратно к дружкам.
   Уснул я далеко не сразу.
   Разбудил меня звук циркулярной пилы. Кто-то пытался распилить целую гору мусорных ведер. Я рывком сел и увидел Жильбера — этот стоял навытяжку, рука на рукояти меча, и нервно поглядывал на здоровенную, слегка вздымающуюся кучу шерсти. Тут я понял, что мой ручной тролль вернулся домой, и теперь спал. Правда, шумел он при этом не хуже открытого железнодорожного вагона, нагруженного подпрыгивающими стальными болванками. А рядом с ним валялась кучка костей — и надо сказать, вполне приличного размера.
   Я не отрывал от тролля глаз. Итак, медведь не победил. Жалко. Жалко. Но уж лучше медведь, чем я или Жильбер.
   Мало-помалу я успокоился. Раз Унылик поступил так, как я ему велел, значит, все идет, как надо. Кроме того, разве не здорово, что он способен голыми, так сказать, руками прикончить взрослого медведя?
   Да, такой громила — вполне надежный телохранитель в чужой стране. И я решил, что какое-то время подержу его при себе. Если учесть все обстоятельства, с ним мне безопаснее, чем без него.
   Ну, разве что только вражеский колдун решит снять заклятие. От этой мысли сон пропал совсем. Я встал, знаком велел Жильберу помалкивать и принялся готовить завтрак. В то мгновение мне меньше всего хотелось увидеть проснувшегося и успевшего проголодаться тролля.
   А час спустя я не преминул заехать ему в бок ботинком и сообщить, что мы трогаемся. Он тут же вскочил на ноги — послушный, как щенок.
   А направились мы к югу — туда, где, как я надеялся, находилась Швейцария... Замечательная подобралась у меня компания: сквайр, жаждавший повстречать как можно больше опасностей, дабы заслужить посвящение в рыцари, да полуприрученный тролль, жаждавший найти тех, от кого меня нужно было бы защищать.
   Понимаете, как я психовал?

Глава 7

   Ближе к вечеру что-то насторожило меня. Я остановился, нахмурился и огляделся по сторонам.
   — Тебе не кажется, что тут что-то не так?
   — Точно, — согласился Жильбер. — Мы дошли до мертвой пустоши.
   — Да, но когда-то тут росло множество деревьев — по крайней мере небольших. — И я указал на торчащие из земли четырехдюймовые пеньки с такими ровными спилами, что четко виднелись годичные кольца. — Что же тут стряслось? Грандиозный дровяной кризис?
   — Вот уж не ведаю, — проговорил Жильбер и взволнованно огляделся. — Только не нравится мне здесь. Ночевать бы я тут не посоветовал.
   — Да и мне так кажется. Но уже темнеет. Тебе не кажется, что нужно поскорее разбить лагерь?
   — И это верно, — ворчливо отозвался юноша. Только мы успели тронуться в путь, как услышали далекий, леденящий кровь стон.
   — Тут ночевать не будем, — заключил я.
   — Пожалуй, не будем, — эхом отозвался Жильбер, поторопил коня и обнажил меч.
   — Стой! — окликнул я его. — Куда это ты собрался?
   — Выясню, откуда этот звук, — сообщил сквайр тоном, не допускающим возражений. — Если это наш враг, то лучше будет, если мы на него нападем, чем он на нас.
   — Да погоди ты! — крикнул я. — Если там опасность, тебе нельзя туда одному!
   — Я сквайр, — просто сказал Жильбер. — Человек военный.
   — Военные должны уметь слушать приказы. Кто бы там ни выл, дотуда пока далеко.
   — Нужно тихо подобраться, — возразил Жильбер. — Тебе лучше остаться здесь.
   — Конечно, нет, — сказал я.
   — Ты нет, — проскрипел Унылик, раскинул в стороны свои огромные ручищи и шагнул вперед.
   Такая туша, а передвигается почти бесшумно. Но в конце концов он же был без ботинок.
   — Видишь? — сказал я. — Мы идем с тобой. Жильбер! Жильбер?
   — Да здесь я, — послышался шепот спереди. — Ради Бога, тихо!
   — Тихо. Ты, — обернувшись, шикнул на меня Унылик, — ти-хо! — И пошел дальше, не дожидаясь ответа.
   Я поплелся за ним, гадая, что же это такое стряслось с моим всегдашним здравым смыслом.
   Но это был мой отряд — эти двое находились тут из-за меня. Я чуть ускорил шаги, обогнал Унылика и поравнялся с Жильбером. Его конь осторожно ступал по каменистой тропе. Юноша начал было возмущаться, но тут снова послышался стон, и я увидел, как из сгущающегося мрака на нас надвигается светящаяся фигура. Вместо рта у нее зиял черный провал, глаза были выпучены и злобны, пальцы напоминали когти, готовые впиться во все, что попадется под руку.
   И почти тут же из темноты выбежал какой-то человек, промчался мимо нас и спрятался за большим камнем. Он весь дрожал.
   А призраку хоть бы что. Он переключил свое внимание на меня — то бишь бросился ко мне, издавая утробный вой.
   Несчастный выскочил из-за камня, побежал и наткнулся на единственное дерево на голом склоне холма. Видимо, он здорово стукнулся, потому что без сил повалился там, под здоровенной паучьей сетью, в которой сидел очень крупный паук. Призрак возобновил преследование первой жертвы, но растерялся — наверное, его смутил паук. Я готов был посочувствовать призраку, но, с другой стороны, я знал, что его надолго не сдержишь ничем, кроме...
   — Не трогайся с места! — крикнул я, забежал за камень и быстро вытащил из петель ремень. — Холодное железо* ^[16], помнишь, ты?
   Призрак взвыл, издав что-то вроде: «Ю-юм!» — и бросился на пряжку. А я выпустил из рук ремень и вовремя убрал руку. Призрак налетел на камень и исчез. На ремне никаких следов не осталось. А вот в камне зияла огромная дыра.
   Но вот призрак появился по другую сторону камня, облетел его по кругу и снова помчался ко мне, подвывая и облизывая губы. Что бы это ни был за призрак, он представлял собой какой-то неистребимый летающий аппетит. Он мне напомнил об акулах... и еще — о Киплинге.

 
Неси это гордое Бремя —
Воюй за чужой покой —
Заставь Болезнь оступиться
И Голоду рот закрой.* ^[17]
 

   Призрак резко остановился. Он был не на шутку потрясен — рот его сам собой захлопнулся. Щеки раздулись, а потом — и все тело.
   — Чародей Савл! — крикнул мне Жильбер. — Берегись! Это призрак Голода.
   — У-гу! — подтвердил воплем Унылик, вставший горой за спиной у сквайра. — Ухо-ди! Призрак кушать все!
   — Это верно, — подтвердил Жильбер. — Он ест все, что попадается, и никогда не насыщается!
   — Ну, тогда считайте, что я сейчас создал первого сытого из таких призраков, — объявил я и подобрал с земли камень. — Но на всякий случай запаситесь камнями. Если он откроет рот, швыряйте ему туда корзинку с хлебом.
   Жильбер обернулся к призраку и уставился на него.
   — Откроет? Но призрак Голода никогда не закрывает рта!
   — Этот закрыл, — заверил его я. — Он полон — под завязку.
   Это точно. И чем дальше, тем больше он полнел — то бишь раздувался. Пузо призрака уже напоминало шар, из которого торчали палочки-руки и шарик поменьше — голова.
   — Он удаляется, — робко проговорил кто-то где-то на уровне моих колен.
   Я посмотрел вниз и увидел шляпу в заплатках, а под ней изможденное лицо — впалые глаза, острый нос, костлявый подбородок. Щек, можно сказать, вообще не отмечалось.
   Но по крайней мере тот, кого я спас, был человеком.
   Я снова посмотрел вверх — и как раз вовремя: надутого призрака подхватило ветром и поволокло к западу. Вскоре он исчез в сгущающихся сумерках.
   — Ох и быстро же он помчался, — восторженно проговорил Жильбер. — И наверняка до сих пор пухнет от твоего заклинания, чародей Савл.
   — Заклинание! — возопил спасенный мной бедняга. — Так ты чародей?
   — Ну как сказать, — промямлил я, но, заметив, как оскорбленно смотрит на меня Жильбер, поспешно добавил: — Но тут всем так кажется. А почему ты спрашиваешь?
   — Если ты чародей, ты смог бы исцелить меня.
   Унылик отвернулся, что-то бурча себе под нос. Мне стало не по себе. Я решил поговорить с беднягой.
   — А откуда ты знаешь, добрый ли я? Только потому, что я произнес... гм... а-а-а... — Я сглотнул слюну и нехотя выговорил: — Заклинание? Но ты же не знаешь, на чьей я стороне? Вдруг я злой колдун?
   Жильбер от возмущения потерял дар речи, но несчастный покачал головой и сказал:
   — Если бы ты был колдуном, ты бы позволил призраку схватить меня, да еще и помог бы ему.
   — Логика недурна. — Я нахмурил брови и посмотрел на небо. — А как вы думаете, эта пакость взорвется, когда обожрется?
   — Ни за что! — выпалил Жильбер. — Призрак Голода не может обожраться.
   Вот опять мне напомнили о том, что все тут лучше понимают происходящее, чем я. Неприятно. Чтобы скрыть свои чувства, я сказал мужчине, лежащему у моих ног:
   — Ну, давай, приятель, поднимайся! — Ухватив его за руку, я помог ему встать. — Кстати, как это ты попал в лапы к этому призраку?
   — Полагаю, его внешность и есть ответ на твой вопрос, — негромко проговорил Жильбер.
   Приглядевшись, я понял, что все вполне очевидно. Рваное пальто, штаны в заплатах, дырявые башмаки, а главное — худой, как скелет. Лицо мужчины изуродовал голод, а руки больше напоминали кости, обтянутые кожей.
   Я вспомнил прослушанную в колледже лекцию о миннесотском эксперименте по голоданию.
   — Жильбер, принеси-ка немного сушеного мяса и бурдюк с водой.
   Через секунду юноша принес жесткую, как кожа, полоску мяса и бурдюк.
   Бродяга выхватил у Жильбера пеммикан и впился в него клыками, по откусить не смог и принялся мять коренными зубами.
   — Ничего не поделаешь, — посочувствовал я ему. — Не кусать надо, а жевать. Мясо такое сухое, что просто так его не заглотишь. — Незнакомец старался вовсю. Видите ли, сушеную говядину приходится жевать долго и упорно. — К сожалению, больше есть нечего, — объяснил я бродяге и порадовался тому, что не пришлось врать. — Проглотите первый кусок — запейте водой, ладно? Вот так, по кусочку, и каждый запивать обязательно. А пока вы будете жевать эту полоску, может, мы и успеем приготовить чего-нибудь повкуснее. — Обернувшись к Жильберу, я сказал: — Вот теперь я согласен на любое место для ночевки.
   Ярдах в пятнадцати ниже по склону тропа расширялась, там Жильбер обнаружил откос шириной футов в двадцать. Как только мы добрались до места, я соорудил на земле кольцо из камней.
   — Как тут насчет хвороста, сквайр?
   — Есть, — сообщил Жильбер, стоявший на опушке с вязанкой хвороста. — Я по пути подбирал, когда мы сюда спускались.
   — О, да здравствует Жильбер-предусмотрительный! — Я взял у юноши хворост и бросил внутрь огороженного камнями кольца. — Славно, что эта тропа не всегда лежала выше верхней границы леса.
   — О, да, — сказал наш загадочный гость. — На этом склоне рос кое-какой кустарник — но это было до того, как меня стал терзать призрак Хворобы.
   К горлу подступил комок, я с трудом сглотнул его — уж больно явственно я представил себе, как призрак Голода пожирает все живое по склонам горы. Мне захотелось отвлечься от этой мысли.
   — Жильбер, возьмешь на себя такую честь? — Я указал на кучу хвороста.
   Сквайр ударил кремнем по стальному бруску, вспыхнула искра, и вот уже заплясало крошечное пламя. Еще несколько секунд — и костер весело заполыхал.
   Я оглядывался в поисках того, на чем можно было бы приготовить добытую юношей дичь. Нужно было что-то вроде вертела.
   — Вот это подойдет? — спросил Жильбер и показал мне тонкий острый обломок камня длиной в три фута.
   — Отлично, — похвалил я его, нанизал трех фазанов на это подобие вертела, концы его положил на два высоких камня и сел подальше от костра. Хотел было спросить, где же это сквайр разжился таким каменным штыком, да что-то вдруг расхотелось.
   Наш гость не сводил с птичек голодных глаз, однако на сырое мясо не кидался. Пеммикан немного утолил его голод, а вода наполнила желудок. Он так долго жевал и глотал, что наелся раньше прихода настоящей сытости.
   — Для таких вещей очень подойдет шпага, — сказал я. — Напомни мне — я сделаю деревянную шпагу сразу после ужина.
   Жильбера, похоже, эта мысль возмутила до глубины души, а вот наш гость радостно проговорил:
   — Сделай, сделай шпагу сразу после ужина. А ужин, может, уже готов?
   — Да они только-только зарумянились. — Я достал из сумки Жильбера еще одну полоску сушеного мяса и протянул голодающему. — На, пожуй, пока ждешь, Павлов ты наш. Да, кстати, а как тебя зовут?
   — Фриссон, — ответил гость, пережевывая пеммикан. Я кивнул.
   — Слушай, а как ты дошел до жизни такой? Нет, я не про то, что ты привлек к себе призрака Голода, нет — я прежде всего о том, почему ты стал голодать.
   — Ну... — протянул Фриссон, не переставая жевать. — Я — поэт.
   Несколько минут я молчал. Потом кивнул:
   — Да, другие объяснения не нужны. Но все-таки ты мог бы поискать какую-нибудь работу. Лесорубом, к примеру, стать.
   — Угу, — кивнул Фриссон, ожесточенно жуя. — Я перебывал уже и лесорубом, и пахарем, и учеником жестянщика, и учеником лавочника.
   Я нахмурился.
   — Так почему же тогда ты голодаешь?
   — А я продолжал слагать стихи. Жильбер закашлялся, в испуге открыл рот и прикрыл его ладонью, а Унылик боязливо утопал подальше от гостя. Я грозно глянул на них обоих.
   — Чего это вы? Ладно, пусть его стихи были и не из самых лучших, но не могли же они быть совсем уж ужасными. Что, так уж все и критиковать надо?
   — Не в этом дело, чародей Савл, — возразил Жильбер. — Кто его знает, может, у него и замечательные стихи. Может, самые распрекрасные — но ведь он же не чародей.
   — Да какая разница-то... А-а-а! Стихи сбываются, да?
   Фриссон не спускал с меня глаз, жевал и кивал головой, а юноша негромко пояснил:
   — Вот какие дела, чародей Савл. Поэта интересуют сами слова, совершенство стихотворных строф, то, как они сочетаются одна с другой, образуя единое целое, но не то, какое действие они производят.
   Поэт обернулся и посмотрел на Жильбера с молчаливой похвалой.
   Я кивнул.
   — И потому поэты приносят неизъяснимый вред, — продолжал юноша. Он обратился к Фриссону. — Скажи, каких несчастий ты стал виною, поэт? Какие проклятия ты обрушил на головы ни в чем не повинных людей, работавших в мастерской твоего хозяина? Может, ты мастерил гроб, а потом в этом гробу ожил мертвец? А может, ты рубил лес, слагая в уме стихи, а потом там развелись лесные нимфы и принялись наводить страх на проезжих?
   Фриссон повесил голову, но жевать, правда, не перестал.
   — Стало быть, этот человек — ходячая катастрофа.
   — О несчастный! — вдруг воскликнул Жильбер, обнаружив гораздо более сильное сострадание к поэту, нежели можно было ожидать от него — сквайра-здоровяка. — Ты обречен на вечные одинокие странствия.
   Поэт кивнул. Глаза его заволокло слезами.
   — Ведь я старался это превозмочь, добрый сквайр! Пробовал говорить без размера, перемещая ударения, пользовался расщепленными рифмами, раздельными рифмами, слагал стихи без рифм — и все безрезультатно.
   — Ну конечно! — воскликнул я. — Ты просто создавал новые виды стихов и только добивался того, что творил еще более мощные чудеса.
   Поэт в страхе посмотрел на меня.
   — О да, мой господин! Дом мэра разлетелся на мелкие кусочки в одно мгновение. От моих слов рухнул забор у дома барона. Я пытался удержаться, прикусывал язык, сжимал зубы — но все было тщетно! Я ничего не мог с собой поделать — я все равно проговаривался. Меня выгнали из города, меня выгнали от городских стен, потом из провинции, а потом — о, горе мне — меня изгнали из моей родной страны Меровенса, и мне суждено погибнуть здесь, в этой дикой Аллюстрии!
   — Но, — начал я, — но... но...
   Жильбер хмуро посмотрел на меня.
   — У нас только два фазана и одна куропатка, чародей Савл.
   — Но! — отчаянно выкрикнул я. — Но ты же не обязан произносить свои стихи вслух!
   Челюсть у Фриссона отвисла, он в ужасе уставился на меня.
   — Но это же все равно что перестать кушать, милорд, — промямлил он и снова стал жевать.