Сташеф Кристофер. Маг-целитель

   — Я, правда, считаю, что для праведного образа жизни есть и другие причины, — сказал я, — но и это сгодится. Кто знает, может быть, со временем ты сумеешь взглянуть на все иначе.
   — Не хочешь же ты сказать, что он пойдет с нами? — испугался Жильбер.
   Анжелика коснулась его руки и сказала:
   — Он должен пойти с нами. Не спрашивай меня почему — я просто чувствую, что так надо.
   Жильбер собирался что-то возразить, но глянул в глаза Анжелики и передумал.
   — Мне нужно поклясться? — спросил Крысолов.
   — Зачем? Если ты втайне будешь служить Злу, то тогда ты нарушишь клятву, даже не задумываясь. Я тоже чувствую, что так надо. Попробую рискнуть и взять тебя с собой. Крысолов. Бюрократ робко улыбнулся.
   — Благодарю тебя, чародей. Ты не пожалеешь о своей доброте.
   — Надеюсь. Потому что если о ней пожалею я, то пожалеешь и ты. — Я еще мгновение смотрел в пожелтевшие глаза Крысолова, а потом обернулся к товарищам и сказал: — Ну, нам пора. Пока никто сюда не явился.
   — Но кто узнает? — крикнул Фриссон.
   — Какой-нибудь заместитель Сюэтэ. Готов побиться об заклад — она снабдила нашу камеру не менее чем шестью видами колдовской сигнализации. Как только заметят, что мы исчезли, нас станут искать здесь. А если мы убьем королеву — это тут же узнает какой-нибудь ее потусторонний хранитель. Вот с ним-то нам будет куда труднее справиться.
   — Все верно, — поддержала меня Анжелика. — Не знаю, как они выглядят — союзники королевы, но я ощущаю их темное, гнетущее присутствие. Они готовы явиться, если только телу королевы будет что-то угрожать.
   — Но я же ее убил! — воскликнул Фриссон.
   — Может, и убил, но не насмерть, — вздохнул я. — Потому-то ее хранитель пока не явился. И сердце свое она не в груди хранит. Ты только не переживай, Фриссон, — будет у тебя еще такой шанс. Не забывай, сейчас самое главное — смыться отсюда. А про то, как ее прикончить, мы потом как-нибудь поговорим. Что-нибудь придумаем!
   Вид у поэта был самый что ни на есть подавленный. Но он встряхнулся, расправил плечи, гордо поднял голову.
   — Ну, вот, — сказал я. — А теперь все возьмемся за руки. — На этот раз я сам взял за руку Крысолова — я ведь уже держал, как выяснилось, его руку. И не важно, сознательно или нет. К нам присоединились остальные. — Ну, вперед, ребята! Фриссон, дай-ка мне пергамент, пожалуйста!
   Поэт протянул мне обрывок пергамента, и я прочел речитативом:

 
Хочу туда, где небеса,
Под ними — горы, долы, воды...
Везде бывают чудеса,
Но нет чудеснее свободы.
Но чую: злобная змея
Сулит другую нам дорогу...
Возьмемся за руки, друзья,
И будем трогать понемногу!
 

   Дверь распахнулась. В камеру пыток ввалились воины. У меня в глазах потемнело, к горлу подступил комок.

Глава 16

   Не было ни пространства, ни времени — ничего, кроме света. Вокруг меня мелькали разные цвета... но самое главное — была Анжелика.
   Теперь я не один-одинешенек в этом тумане. Да, я представлял собой отдельного человека, но вместе с тем я как бы соединился с Анжеликой. Наши души соприкасались. Я чувствовал ее прикосновение каждой клеткой и испытывал состояние, близкое к экстазу. Я чувствовал ее воспоминания о пережитых ужасах, о пробуждениях после агонии... но постепенно все они утихли, уснули. И теперь, казалось, все в ней кричало: «Наконец-то, наконец-то появился мужчина, который так глубоко и сильно полюбил меня».
   «Да, я люблю тебя, Анжелика! И не хочу я больше прятать свою любовь! Наши души открыты друг другу». Только смерть заставит меня отказаться от моей возлюбленной.
   И потом, почему я должен скрывать свои чувства от девушки, которая сама любит меня — любит преданно и чисто. Да, конечно, раньше из-за заклинания она видела только мои хорошие качества. Теперь же лицезрела и недостатки: вспыльчивость, упрямство, лицемерие, задиристость... видела мое прошлое — глупые маленькие интрижки... вечную готовность пустить в ход кулаки... Однако мои достоинства были важны для Анжелики, она так нуждалась в них, так восторгалась ими, они настолько совпадали с ее собственными понятиями о добре и справедливости, что, похоже, моя некоторая черствость и жестокость ее нисколько не беспокоили. Она воспринимала их как самозащиту — да так оно, в сущности, и было.
   А я... я просто растворился... Я не видел ни ран, ни кровоподтеков — лишь ее светящийся призрак. Я знал, как красивы ее лицо и тело... Да что там красота тела — ее душа была во много крат прекраснее тела — любого женского тела.
   Я не был так чист, как она, но это ее нисколько не смущало. Ее поле соприкасалось с моим, билось, пульсировало, стремясь излечить мою душу от ран, нанесенных мне другими женщинами, да и не только женщинами, — жизнь изрядно потрепала меня, пока я не выучился давать сдачи. Прикосновения — если можно так назвать контакт двух душ — были прохладными, успокаивающими, а потом стали горячими, зажигательными. Сначала мне показалось, что это лучше всякого секса, а потом я понял: это секс, но в его наивысшем проявлении... или нет, не так: это то самое, чего мы, жалкие людишки из плоти и крови, пытаемся достичь на физическом уровне.
   Пожалуй, вот тут-то я впервые и уверовал в существование души. Впервые подумал о том, что, пожалуй, и загробная жизнь не выдумка.
   А потом пришла грубая боль, то есть не боль, а всепоглощающий страх. Анжелика беззвучно закричала и еще крепче прижалась ко мне. Я пытался оградить ее от зла, заслонить собой. Я пылал гневом, я ненавидел существо, прервавшее нашу идиллию, разрушившее наш Рай. Но что я мог поделать? Издавая гулкое эхо, чей-то непреклонный голос приказал:

 
Расстаньтесь — и живите вновь!
Все будет, все придет!
А вот такая вас любовь
До гроба доведет!
 

   Продолжая беззвучно кричать, Анжелика оторвалась от меня. Я чувствовал, что ей нестерпима сама мысль о несчастной любви. Вне себя от злости, я бросился куда-то, сам не зная куда, встал в боевую стойку, открыл глаза...
   ...Лицо Фриссона, совсем рядом — дюймах в шести. Поэт был угрюм — я впервые видел его таким.
   А потом все вокруг завертелось, завертелся и я... но кто-то сжал мою руку, мир остановился — рядом со мной стояли Фриссон и Жильбер.
   — Что... что стряслось? — прохрипел я.
   — Твоя душа слилась с призраком Анжелики, — объяснил Фриссон. — На пути из бытия в небытие твоя душа отделилась от тела — так всегда бывает при подобных странствиях — и ухватилась за душу Анжелики. Ухватилась за нее, как если бы ты взял ее за руку — ведь только таким способом ты мог перенести ее из одного места в другое.
   — Хвала Господу за мелкие услуги, — прошептал я. — Я побывал на Небесах.
   — Ты лишь вкусил немного от Царствия Небесного, насколько я могу судить об испытанной тобою благодати.
   — Ты хочешь сказать, что бывает еще лучше? — Я весь задрожал от предвкушения неземного наслаждения. — Да я готов теперь всю жизнь жить праведно, лишь бы только после смерти испытать подобное... Знаете, честно говоря, и ждать особо не хочется!
   — Видишь, девица, в какие бездны ты увлекла его душу! — сурово проговорил Фриссон. Анжелика смущенно опустила глаза.
   — Стыд и позор, девица, — продолжал Фриссон. — Еще несколько мгновений, и он бы возжелал умереть до срока, а что это значит? А это значит, что он захотел бы покончить с собой, и тогда бы вы не встретились вовеки веков! Ты соблазнила его на уход из жизни до того, как он исполнит свой земной долг. А сколькие были бы обречены на страдания, если бы он этот долг не исполнил? Сколькие бы погибли из-за того, что он не спас их?
   — Эй, прекрати! — возмутился я. — Это низко и подло! — Я готов был сжечь Фриссона взглядом. — Чем ты лучше палача? Это же эмоциональное истязание!
   — Таких слов я раньше и не слышал, но, наверное, они правильные, — согласился поэт. — И все же то, что я сказал, правда. Не забывай об этом. Если она ввела тебя во искушение расстаться с жизнью, это ляжет на ее душу тяжким грехом. Как же тогда вы сможете встретиться после смерти?
   — Ну, может быть, мы встретимся не в Раю, а...
   — Не бывает иного соединения. — И Фриссон резко рубанул рукой по воздуху. — В Аду всякий страдает по-одиночке, там души не связаны между собой. А что может быть большей пыткой, чем отсутствие Господа нашего, отсутствие даже напоминаний о нем?
   Вот такая тупая убежденность меня всегда выводит из себя.
   — А ты-то откуда знаешь? — не без злорадства поинтересовался я.
   — А ты не догадываешься? — дерзко ответил мне Фриссон. Дерзость? У Фриссона? Это что-то новенькое! Правда, вспышка гнева мелькнула и погасла, и Фриссон снова стал меланхоликом. — Не раз я искал смерти до срока, чародей Савл. Девушка, которую я любил всей душой, отвергла меня, и горе неразделенной любви было столь велико, что мне захотелось умереть. Я привязал веревку к дереву, обернул ее вокруг шеи и повис на ней. Я остался в живых только потому, что мимо проходил странствующий монах и обрезал веревку. Когда я пришел в себя, он долго разговаривал со мной. Он доказывал мне, что отчаяние влюбленного подобно любому иному отчаянию, что отказаться от надежды быть любимым — это значит перестать желать прикоснуться к другой душе. Иными словами, отказ от любви означает отказ от желания попасть в Царствие Небесное. — Фриссон посмотрел мне прямо в глаза. — Я должен и тебя благодарить несказанно, господин Савл. Я был уже не против умереть от голода. Я благодарен тебе, потому что, оставшись в живых, я познал, что такое дружба, что такое забота о тех, кто тебе дорог. Пусть это не любовь, но ради этого тоже стоит жить, и из-за этого жива надежда на лучшее.
   — Ну... ты того... ну, спасибо тебе, Фриссон, — пробормотал я, возмущенный и растроганный одновременно. — Приятно чувствовать, что сделал для кого-то доброе дело. Ну, то есть я хочу сказать, что это было бы глупо — такому молодому парню, как ты, умирать. И из-за чего? Из-за того, что он решил, будто никто на свете его не любит!
   — А я бы до сих пор думал, что так оно и есть. Но, научив меня писать, ты научил меня и тому, как дар слагать стихи из проклятия обратить в радость.
   — Ты мне уже не раз отплатил за добро, — вздохнул я. — Ну что ж... пока нам до настоящего Царствия Небесного еще далеко, давайте попробуем устроить его подобие на земле, а? Ну, по крайней мере можно попробовать изгнать отсюда Ад.
   Я осмотрелся, с сожалением ощущая, как ноша реальной жизни снова легла на мои плечи всей своей тяжестью.
   Сквозь высоко прорубленное окно проникал солнечный свет. На камнях лежал толстый слой пыли. Приглядевшись повнимательнее, я увидел, что мы попали в большое помещение — футов сто в ширину. Потолка в полумраке было не разглядеть. На одной стене висел старый выцветший гобелен, изображавший девушку в скандинавских одеждах, собиравшую с дерева золотые яблоки. Почти никакой мебели — только несколько трапезных столов и скамей у холодного, обложенного черными камнями очага, но здесь чувствовался какой-то покой и даже уют. У дальней стены виднелась лестница, у ее подножия — темная арка, за которой ступени уходили вниз. Но почему-то и мысль о наличии подземелья не вызывала тревоги.
   — Это заброшенный замок! — вынес приговор Жильбер. — Хвала Небесам! Мы свободны!
   — Не торопился бы радоваться, — пробурчал Крысолов, который, правда, с трудом сдерживал улыбку. — Это место мне знакомо. Это замок, отнятый у лорда Браса в те времена, когда он не смог уплатить полагавшиеся подати. Королева поговаривала, что когда-нибудь разместит здесь королевский суд. Словом, мы в столице — городе под названием Тоденбург.
   — Это жилище отнято королевой? — ошарашенно переспросил Фриссон, оглядываясь вокруг и глупо улыбаясь. — О нет, это невозможно! Покой, царящий здесь, наполняет мою душу. Мой дух улавливает отзвуки смеха. Я чувствую доброту, исходящую от этих стен.
   — Все так и есть, — печально подтвердил Крысолов. — Эти эманации довольно легко искоренить, но, пока королева этого не сделает, она не сможет здесь находиться. Потому-то замок и стоит заброшенным уже десять лет. Я побывал тут с целым отрядом чиновников, мы производили опись ценностей, после чего отсюда все было вывезено. И покуда я находился в этих стенах, меня так и подмывало все бросить, перестать грешить. — Лицо его искривилось, он прошептал: — И сейчас то же самое. — Потом Крысолов резко обернулся ко мне. — Что бы ты ни собирался делать, поспеши, поскольку мы все еще в Тоденбурге. Отсюда и мили не будет до королевского дворца. А Сюэтэ наверняка уже ищет нас.
   — Верно! Быстрее! Давайте все спустимся в подземелье! — Я развернулся к темному проходу под лестницей.
   Крысолов не двинулся с места. Анжелика непонимающе спросила:
   — Но почему в подземелье?
   — Не задавайте лишних вопросов, девушка, — отрезал Фриссон. — Значит, так надо. Нет времени на объяснения.
   И поэт зашагал за мной. Крысолов же, очнувшись, рванулся вперед и обогнал нас.
   — А может, и объясни он нам все, мы бы не поняли, — негромко пробормотал Жильбер и подал Анжелике руку. — Пойдем! Верь в чародея Савла.
   Анжелика не слишком охотно последовала за ним, хотя вопрос о том, сжала ли она руку Жильбера, или только положила свою сверху, остался открытым.
   К счастью, в факелах осталась пакля, а у Фриссона сохранились кремень и огниво.
   — Почему бы тебе заклинанием не сотворить свет? — проворчал Крысолов. — Надо спешить! Королева вот-вот бросится за нами в погоню!
   — Потому-то я и не пользуюсь волшебством. Начни я творить чудеса — это было бы все равно что запалить ночью костер и показать Сюэтэ, где мы находимся Да и потом, дерево старое и сухое, видишь? — И я поднял зажженный факел. — Спасибо, Фриссон.
   — О, для меня такая радость услужить тебе! — Поэт загасил трут. — Пойдем, чародей?
   — Сюда, — сказал я и начал спускаться по винтовой лестнице. Поскольку поручень отсутствовал, я старался держаться ближе к стене.
   Через некоторое время мы оказались в просторной подземной палате. Анжелика хмуро оглядывалась по сторонам.
   — Не нравится? А чего вы, собственно, ждали? — ворчливо проговорил Крысолов. — Лорд Брас узников не держал, предки его тоже. Сомневаюсь, что ему вообще приходили в голову мысли о пытках. Потому-то тут и нет никаких камер!
   — Но тут вода! — прислушавшись, объявил я. Мои спутники притихли, и все услышали звук падающих капель.
   — Это там, — определил Жильбер, указывая в сторону арки.
   — Отлично, — кивнул я и направился к порталу.
   — Стой, чародей! — крикнул мне вслед Крысолов. — Так ты придешь к погребу, который расположен прямо под внутренним двором!
   — Еще лучше! — воскликнул я обрадованно, оглянувшись через плечо. — Поверьте мне, это очень важно. Идемте!
   Мои товарищи обменялись непонимающими взглядами. Фриссон пожал плечами и бросил:
   — Уж мы за ним вон как далеко зашли, так какая теперь разница?
   — Там есть что-нибудь опасное? — спросил Жильбер у Крысолова.
   — Да не так, чтобы... — замялся Крысолов. — Разве что крысы, а они меня послушаются. Вот только не пойму, зачем он выбрал этот путь. Почему это над нами должен быть двор, а не замок?
   — Не сомневаюсь, в свое время мы об этом узнаем. — Сквайр решительно повернул в арку. — Миледи, вы идете?
   — Охотно, добрый господин.
   Крысолов пожал плечами и поплелся за нами. Выйдя на свет факела, мои спутники обнаружили, что я остановился около большой лужи, в которую падали капли со стены. Из лужи вода стекала к центру подземелья, где скапливалась в виде крошечного озерца. Но смотрел я не на воду. Я хмуро озирался.
   — Дерево... где взять дерева? — Тут я взглянул на Фриссона. — У тебя деревянные башмаки!
   Фриссон оглядел свою обувь.
   — Мы называем их «сабо»...
   — Вот мы и предпримем что-то вроде маленького сабо-тажа! Одолжи мне один башмак, пожалуйста!
   Поэт глянул на меня так, словно я тронулся умом, но башмак снял и подал мне.
   — Так. А теперь все хватайтесь за башмак, — распорядился я и погрузил нос сабо в лужу, прямо под капающую с потолка воду.
   Жильбер глянул на Анжелику, потом перевел взгляд на Фриссона. Поэт пожал плечами, опустился на колени и уцепился пальцем за башмак. Призрак и сквайр, вздохнув в унисон, также опустились на колени и ухватились за сабо. Ворча, проделал эту процедуру и Крысолов.
   — А что теперь? — спросил Жильбер.
   — Гаси факел!
   — Мы не можем оставаться без света! — воскликнула Анжелика.
   — Так надо. Мужайтесь, друзья мои, это необходимо. Нет, топить факел не надо! Он нам потом понадобится! Только загаси его, Жильбер.
   Жильбер глянул на меня. Факел повис над лужей. Потом сквайр пожал плечами и загасил его, потыкав в камень.
   Сгустился кромешный мрак. Только Анжелика светилась и немного рассеивала темноту. Что касается меня, я не желал бы лучшего освещения, но темнота пугала мою возлюбленную. Наверное, напоминала ей о могиле. Правда, я недооценивал девушку: она только разок всхлипнула — и все.
   Я протянул руку и коснулся руки Анжелики. Ее пальцы были как лед, но мое прикосновение ее успокоило. Или мне это только показалось?
   — Что мы теперь будем делать? — спросил Жильбер.
   — Теперь мы будем ждать, — ответил я. — Не волнуйтесь, братцы. Ничего не поделаешь, надо потерпеть.
   И мы стали ждать. Время текло еще медленнее, чем вода с потолка.
   Вот по камню стукнули зубы, и что-то пушистое дотронулось до моей щиколотки. Анжелика вскрикнула.
   Прозвучал ласковый голос Крысолова:
   — Тихо, тихо, малышка. Мы не станем долго нарушать ваш покой!
   Все стихло. Потом зубы снова ударили по камню. На этот раз вдали.
   — Не бойтесь, — посоветовал нам бюрократ. — Они вас не тронут.
   — Спасибо, — выдохнул я. — Хорошо, что ты с нами.
   — Всегда рады услужить, — заученно сухо произнес Крысолов. Но тут я ощутил странный холодок и какое-то покалывание в затылке. Фриссон запрокинул голову и выпучил глаза.
   — Тсссс! — прошипел Крысолов. — Она идет!
   Вот забавно: он, оказывается, тоже почувствовал!
   — Расслабьтесь, — негромко и спокойно проговорил я. — Пока вы держитесь за туфлю, с нами все будет в порядке.
   Анжелика дрожала. Глаза Жильбера сверкали в темноте.
   А потом ощущение «присутствия» пропало полностью.
   Я облегченно вздохнул.
   — Отлично, братцы. Все кончено. И она больше не вернется. — Я уставился в одну точку прямо перед собой и проговорил:

 
Мы одни выходим на дорогу,
Уходить пора отсюда прочь.
Не звезда, не солнце нам в подмогу —
Вечный факел, он прогонит ночь!
 

   И факел снова вспыхнул.
   — Как ты можешь судить наверняка? — требовательно вопросил Крысолов.
   — Я заблокировал ее радар. — Я разогнулся и подал Фриссону туфлю. — Она не могла увидеть нас, потому что было темно, следовательно, ей нужно было ориентироваться на чувства. Она догадывалась, что мы здесь, но ее вели догадки, косвенные улики. Она знала, что мы под землей, под камнями, что мы касаемся дерева, а дерево касается воды.
   — В гробу! — вскричал Фриссон.
   — Быстро сообразил. Да, она решила, что я каким-то образом переместил всю нашу компанию в могилы.
   — Значит, она нас больше не будет трогать! — радостно воскликнула Анжелика. — Она будет думать, что мы мертвы!
   Но тут она вспомнила о том, в каком состоянии пребывает, и покраснела, что крайне нетипично для призрака.
   Из галантности я сделал вид, что не заметил этого, и только кивнул.
   Но Крысолов охладил наш пыл.
   — Она все равно будет нас искать — мало ли, вдруг ошиблась? Но это верно, на какое-то время она про нас позабудет.
   — Значит, мы должны этим временем воспользоваться.
   Поэт взял у меня деревянный башмак и надел его.
   — Я даже спрашивать тебя не стану, чародей, о том, как это у тебя получилось.
   — Вот спасибо! — обрадовался я такому проявлению благородства.
   — Хвала Небесам — она обманута! — Фриссон запрокинул голову и посмотрел на потолок. — А почему бы нам не полетать, чародей? Хитростью ты добыл нам время, однако вечности у нас в запасе нет. Нам ни в коем случае нельзя задерживаться нигде, иначе Сюэтэ нас обнаружит.
   — Да, это нам ни к чему, — согласился я. — Я и сам разыщу ее — найти бы такую силу и вернуть дух Анжелики в тело... освободить бы тело...
   Жильбер встревоженно посмотрел на меня.
   — Опасайся соблазнов!
   Я пожал плечами.
   — Можешь на это посмотреть так: если мне удастся вернуть ее к жизни, я попрошу ее выйти за меня замуж.
   — Вот это правильно, — похвалил меня Жильбер, и вид у него сразу стал более довольный.
   А Анжелика смотрела на меня широко открытыми глазами.
   — Я только сделаю тебе предложение, — успокоил я ее. — Никто не заставит тебя говорить «да».
   Тут ее прорвало:
   — Да зачем же кому-то заставлять меня!
   И призрак сжал мою руку своими бестелесными пальцами.
   — Берегись желания умереть, — предупредил Фриссон.
   — Угу. И королевы тоже берегись, — язвительно напомнил Крысолов. — Чтобы освободить тело девушки, тебе придется для начала погубить ее величество.
   Я пожал плечами.
   — Ну и ладно.
   — Нет, Савл! — вскричала Анжелика. — Как ты можешь так пугать меня! Ведь желать убить ближнего — это значит очернить свою бессмертную душу!
   — Здесь не тот случай, — не согласился Фриссон.
   — Вот именно, — кивнул я. — То, что я хочу убить женщину, губящую целое королевство, — это не грех. На самом деле, сумей я сделать это, добро перевесило бы грех убийства.
   Интересно — даже у меня самого не возникло ощущения, будто я лицемерю. Может быть, именно из-за того, что я сам это сказал?
   Жильбера такой проект, безусловно, несказанно порадовал. Крысолов же смотрел на меня как на безумца.
   — С другой стороны, — сказал я, — если посмотреть на положение дел с практической точки зрения — где мне собрать силы, способные противостоять королеве?
   — Разумная мысль, — обрадованно проговорил Фриссон. — Думаю, самое лучшее — укрыться в какой-нибудь дыре.
   — Или выбраться под открытое небо, чтобы было куда бежать, — предложил свой вариант Крысолов, также явно обрадованный.
   — Верно, — подхватил Жильбер. — Как думаешь, чародей, куда нам спрятаться, дабы избежать мести королевы?
   — Вопрос, конечно, интересный, — протянул я задумчиво. — Какие будут предложения?
   Все молчали и тревожно переглядывались. Ну, понятно. Если я, чародей, не знаю, где бы нам спрятаться, то они уж тем более не знают.
   Свет выхватил из мрака шелковую нить. Я взглянул повыше и увидел паука. Он трудился вовсю, сплетая гамак, повисший между двумя рядами бочек.
   Крысолов проследил за моим взглядом. Он увидел паука, и глаза его сверкнули.
   — Есть такая легенда, чародей, — ее рассказывают узники, а уж им-то все известно про крыс и пауков.
   — Точно, — со знанием дела подтвердил Фриссон. — Это сказка про Короля-Паука, который живет в стране, где не бывал ни один смертный.
   У меня по спине опять побежали мурашки — почти как тогда, когда я ощутил присутствие Сюэтэ.
   Анжелика поежилась.
   — Какая чудовищная мысль! Поселиться рядом с огромным пауком!
   Фриссон усмехнулся:
   — Нет, девушка. Он не паук, а человек, хотя и очень странный.
   — Вот-вот. Я ведь тоже не крыса, — пробурчал Крысолов и так задиристо глянул на меня, словно я собирался утверждать обратное.
   Я молчал. Ощущения мои не поддавались описанию. Паук... Это ведь дело нешуточное. И вообще — кто это за мной сейчас наблюдает?
   — Что же, теперь нам искать этого Короля-Паука? Уйти в его царство, чтобы больше никогда не вернуться? — взволнованно заговорила Анжелика.
   В подземелье было тихо. Никто не отвечал девушке. Все смотрели на меня, и, видимо, выражение моего лица оказалось вполне красноречивым.
   Глаза Анжелики широко раскрылись и наполнились страхом.
   — Нет, ты не можешь так думать!
   — Почему нет? — Я пожал плечами. — Мы и так уже в подземелье. Ниже, как говорится, некуда.
   — Есть куда! Значит, мы должны уйти в подземное царство?
   — Нет, — возразил Жильбер. — Там живут повелители Сюэтэ. Но и я слыхал о Короле-Пауке, а его царство — это совсем особое царство. Оно и не надземное, и не подземное.
   Мне показалось, будто бы Жильбер говорит об альтернативной вселенной. Я нахмурился.
   — Ты говоришь о другом измерении? Нам необходимо проникнуть в другое измерение, чтобы попасть в это царство? Но как?
   Все снова умолкли. Потом Жильбер несколько обиженно произнес:
   — Это ты чародей. Ты и должен знать.
   — Но я о нем и не слыхивал раньше!
   — О Сюэтэ ты тоже раньше не слыхал, — возразила Анжелика. — Тем не менее ты схватился с нею.
   Я раздраженно посмотрел на призрак.
   — А я и не заметил! Ты, оказывается, уже хочешь туда? Ну, ладно. Видимо, придется произнести заклинание на дальнюю дорогу с Королем-Пауком в фокусе...
   Фриссон принял отсутствующий вид.
   — Запиши, — поспешно порекомендовал я. Поэт вздохнул и вернулся на землю.
   — Запишу, придется... но это такая морока — записывать слова, когда их так легко произнести вслух!
   — Это точно, только потом приходится производить генеральную уборку.
   — Ну ладно, как скажешь, — уныло согласился Фриссон. — И все-таки мы не сумеем просто взять и перенестись в это царство, чародей.
   — Вот-вот, — подтвердил Крысолов. — Про царство Короля-Паука говорят, что оно всюду и нигде.