— Ничего такого — вы только послушайте! Всего-навсего компас изобрел — больше ничего! — Я обошел поэта и встал за его спиной. — Веди нас, Фриссон. Покуда эта палочка направлена на нас, мы идем к югу!
   Фриссон оглянулся. Вид у него был самый что ни на есть счастливый. Теперь он возглавил нашу экспедицию, а Гремлин, сердито бурча, поплелся в хвосте.
   Прошел еще час, и я снова попросил всех остановиться.
   — Так, — сказал я, — никакого толка. Мы пошли по прямой линии в соответствии с указаниями Фриссонова компаса, и вот она опять, эта треклятая береза. Честно говоря, так бы и спалил ее!
   Ответом на это мое заявление был долгий тяжкий стон.
   Я уставился на дерево.
   — Не хочешь, а? Так может, отпустишь нас? — И снова послышался стон — жалобный, усталый.
   — Савл, — окликнула меня Анжелика, — стонали слева, а дерево справа от нас.
   Я сдвинул брови, прищурился и вгляделся в подлесок. И конечно, оттуда снова послышался стон — уже гораздо ближе.
   — Всем назад, — скомандовал я.
   И опять кто-то застонал — на этот раз близко и отчетливо, и вскоре на опушку вышла старуха. Она торопилась изо всех сил и в страхе оглядывалась через плечо.
   Меня это сильно встревожило.
   — Кто за тобой гонится? — крикнул я.
   — Смерть моя! — вскричала старуха. — Уходи, глупец! А не то подхватишь оспу, которой я больна. Тогда и за тобой по пятам будет шляться смерть!
   Все попятились, и я в том числе. Однако здравый смысл все-таки возобладал.
   — От смерти, сударыня, не уйдешь. Вам следовало бы остановиться и сразиться с ней.
   — Думаешь, мой господин дал мне силы бороться со смертью? — проскрипела старуха. — Вот уж глупец-то, трижды глупец! Как только смерть нагонит меня, меня заполучит дьявол! Бегите! — И она заковыляла прямо на меня.
   Сработал рефлекс. Я отступил, но сказал:
   — Если покаешься, я, может быть, сумею тебя вылечить.
   Старуха остановилась передо мной, замерла. Она сверлила меня глазами так, что до костей пробирало.
   — Можешь, так вылечи!
   — Ты продала свою душу, — заметил я. — Я не священник, не бесогон, я всего лишь чародей. Но мои чудеса не возымеют власти над тобой, покуда ты принадлежишь Сатане.
   — Тогда я каюсь! — Старухой вдруг овладел панический страх, она упала на колени и воздела руки к небу в молитве. — Господь на Небе... на Не... Господи Всевышний, спаси меня! Я знаю, что я этого недостойна за все то зло, что я сотворила, но пусть этот глупый волшебник спасет мою дряхлую шкуру, и тогда я больше никогда не стану творить зло!
   Что-то зашуршало в тени деревьев. Я пристально вгляделся и протянул руку к Фриссону, сказав:
   — Оспа.
   — Уже нашел, — сообщил Фриссон и вложил мне в руку кусок пергамента. Я взял пергамент и зачел:
 
Черная ост, куриная оспа, оспа-ветрянка и оспа коровья!
Прочь убирайтесь, скорей убирайтесь. Вас не осталось —
Осталось здоровье!
 
   Стишок меня воодушевил, и я от себя добавил куплетик, который Фриссон не смог бы сочинить при всем желании:
 
Брысь, вибрион, собирай чемоданы и не забудь прихватить спирохету!
Менингококки и стафилококки, были вчера вы, сегодня вас нету!
 
   Кто бы там ни шуршал, шуршание прекратилось. Бывшая ведьма удивленно озиралась. Прямо у нас на глазах противные отметины с ее лица исчезали.
   — Все верно! — воскликнула старуха. — Я чувствую, как болезнь покидает меня, как отступает лихорадка, как воскресают мои силы!
   — Это долго не продлится, — поспешил я предупредить старуху, — если ты не покаешься. Ты ушла из-под власти Сатаны, но недалеко.
   — О, да! Мне нужно как можно скорее разыскать священника! — Старуха встала на четвереньки, разогнулась и заковыляла к лесу, не переставая рассыпаться в благодарностях. — Благословить тебя я не могу, бабка я больно злая, но вот уж спасибо тебе, добренький незнакомец!
   Тут меня вдруг осенило, и я бросился за старухой.
   — А как дойти до ближайшего священника?
   — На юг идите. Он живет в деревушке на равнине за этим лесом!
   — Пошли за ведьмой! — крикнул я друзьям, и мы все поспешили за старухой.
* * *
   Из леса мы вышли, когда солнце склонялось к горизонту. Перед нами до самого края небес раскинулась равнина. Но стоя на опушке леса, мы разглядели вдали крыши трех маленьких деревушек. Между ними кусочками головоломки разлеглись небольшие поля, разделенные плетнями.
   До ближайшего города отсюда, пожалуй, было не меньше мили. Закатное солнце весело озаряло беленькие, чистенькие стены домиков.
   — Вон там священник живет! — Старая ведьма указала на самый маленький в городке домишко. — Ох, как же я рада-то теперь, что не дошли у меня до него руки, что не проболталась я про него королеве!
   Ах, так она чиновница! В голову мне пришла неприятная догадка.
   — А не ты ли наложила заклятие на этот лес, чтобы всякий, кто войдет в него, заблудился бы в нем?
   — Я, голубчик, я! Так я защищалась от тех, кто хотел поколотить меня, — они никак не смогли бы найти мою хибарку. Ну, прощайте, добрые странники! Как облегчу душу, сразу вас благословлю! Буду распевать вам хвалу по всей стране!
   Меня пробрал знакомый холодок.
   — Знаешь, лучше не делай этого. Я тут особо не высовываюсь, так что...
   — Нет, я стану повсюду воспевать твои добродетели! — заупрямилась былая ведьма. — Такой мудрый и милосердный чародей заслуживает того, чтобы его восхваляли! А уж как очищусь, так всякое мое дыхание будет славить тебя!
   С этими словами старуха торопливо заковыляла в сторону дома священника, к своему спасению.
   Я обернулся к Гремлину:
   — Что-то тут нечисто. Но ты бы не стал так безобразничать? Не ты же на нее оспу наслал?
   Уродец осклабился, обнажив уйму обломанных зубов.
   — Я сюда так давно не заглядывал, чародей.
   — Я просто так спросил, на всякий случай. Кстати, в какой стороне теперь обитель нимфы?
   — Вон в той. — Гремлин указал на юг.
   — В той-то в той, — вздохнул я тяжко, — но только до заката. Мы по-прежнему на вражеской территории, и нам понадобится время, чтобы разбить лагерь.
   — Неужели мы так никогда и не покинем страну Сюэтэ! — жалобно промолвила Анжелика. — Какое же это было счастье — чувствовать себя свободной во дворце Короля-Паука!
   — Боюсь, она знает, что мы все еще живы, — с тоской проговорил я. — Не надо мне было лечить эту ведьму!
   — Нет, обязательно надо было! — возразила Анжелика, но глаза ее выказывали сильное душевное волнение.
   — А может, вам вообще не стоило с нами ходить, госпожа? — сказал Жильбер. — Вдруг бы Король-Паук позволил вам остаться у себя во дворце? И поэт бы с вами остался — верно я говорю?
   — Остался бы, если бы вы решили, что так надо, — вздохнул Фриссон. — Только все-таки хочется поглядеть на развязку драмы.
   — Посмотришь, — поспешила заверить его Анжелика. — Я не собираюсь нигде оставаться.
   «Что это, — гадал я. — Мужество? Или нежелание оставаться наедине с Фриссоном и его небезопасными стишками?»
   — Ну, ладно, — сказал я вслух. — Значит, договорились. На юг, эгей!
* * *
   — Ну, голубчик, что ты на это скажешь? Куда ты нас завел?
   Мы стояли на опушке леса, а впереди открывался вид на море. Волны с шумом набегали на берег.
   — Мы ищем нимфу Тимею, — упрямо заявил Гремлин. — Дорога к ней ведет вон в ту сторону.
   Он встал так, что закатное солнце оказалось справа от него, и указал на юг. А к югу тянулись сотни миль волн — море до самого края света.
   — А я-то думал, что мы уже на острове, — вздохнул я. Меня замутило — видимо, желудок на всякий случай решил напомнить мне, что с ним будет, если нам придется странствовать по морю. Но делать было нечего. Ехать было не на чем. Конечно, можно было подумать о перелете. Ага — летим мы вот так над морем, вдали от берегов Аллюстрии, вдали вообще от всех берегов, а Сюэтэ возьми, да и отмени мое заклинание. Здорово, да! Вдали виднелся небольшой портовый городок. Видимо, тот самый, которому в мое время суждено было называться Триестом. — Ну, ладно, хотя бы уберемся подальше от законов, что правят в этой стране.
   — Мы с радостью! — воскликнул Жильбер. — Мне, признаться, тоже приятно, что нимфа обитает за границей Аллюстрии.
   Гремлин пожал плечами.
   — Насколько мне известно, это может быть и не так. Кто знает, кому они принадлежат, все эти крошечные островки?
   Да, с точки зрения надежд на будущее как раз в этом и заключалось слабое место. Надо сказать, эта проблема не была решена и в моем мире.
   — Но если она живет на острове, — высказал я законное удивление, — зачем Король-Паук забросил нас сюда?
   — Может быть, нам, по его соображениям, по пути надобно свершить какие-то деяния, — предположил Фриссон. — Хотя мне больше было бы по душе, если бы он сразу сказал какие.
   — Согласен с тобой, братец, — пробормотал я.
   — Спокойствие, — ободрил нас Жильбер. — Он мог бы забросить нас в самую середину Аллюстрии, и тогда нам снова пришлось бы сражаться за свою свободу.
   — Хвала Небесам, что он этого не сделал! — воскликнул Крысолов.
   — Хвала-то оно хвала, — возразил я, — но после того, как мы разыщем монаха Игнатия, нам все равно придется вернуться.
   — Чему быть, того не миновать, — проговорил Крысолов, удивляя меня тем, насколько философски это прозвучало. — Но помните, соратники: если нам придется возвращаться во владения Сюэтэ, то лучше с моря — меньше опасности, что нас выследят.
   — Это верно, если учесть, что теперь-то уж она твердо решила избавиться от нас, — согласился я. — Да и быстрее получится в любом случае. В прошлый раз мы проникли в страну через горы, и то нам здорово повезло.
   — Ну так пошли, чего стоим? — поторопил нас Гремлин. — Нужно найти корабль и капитана. Только договаривайся лучше сам, чародей, а то от моих переговоров капитан может сильно засмущаться.
   — Понятное дело, — буркнул я и зашагал за уродцем. — Пошли, ребята! — оглянувшись через плечо, позвал я остальных. — Надо спешить.
   Ноги у меня зверски устали, и все же я ухитрялся шагать размашисто. Только Жильбер все равно догнал меня.
   — А почему надо спешить, чародей?
   — Да потому, что Тимея и прилив никого не ждут. Пошли.
* * *
   — Я только грузы вожу, — упрямился капитан. Все могло быть и хуже. Мог быть не закат, а глухая ночь, и тогда Анжелику было бы прекрасно видно. Да, видел бы ее капитан, он бы тут же заявил, что женщина на корабле — это к беде. Если задуматься — он запросто мог бы упереться и заявить, что и к призракам это тоже относится Так что оставалось только радоваться, что моя возлюбленная невидима.
   — Да нам недалеко, — продолжал я уговаривать капитана. — До одного крошечного островка, затерянного в морской пучине.
   — Но у вас же паспортов нету, — упирался капитан, но тут взгляд его упал на золотую монетку у меня на ладони. Сомневаться не приходилось — он клюнул и теперь колебался между страхом нарушить эмиграционные законы Сюэтэ и желанием заполучить золотой. Чтобы облегчить капитану выбор, я вынул из кармана еще одну монету и добавил к первой. Глаза у капитана выпучились, он хрипло выдохнул.
   — Договорились? — спросил я. — Нам бы только до острова добраться. До берега мы уж как-нибудь сами — вы нам только шлюпку дайте, и все.
   Капитан, мучимый искушением, пялился на монеты.
   — Идет! — в конце концов рявкнул он и сгреб золотые. Они так быстро исчезли у него в кармане, что я только рот раскрыл. У меня бы так не вышло. Разве что в переносном смысле.
   — Только на корабль вам прямо сейчас надо взойти, — сказал капитан, — пока команда моя на берегу догуливает. Что до шлюпки, то еще за пару золотых я вам готов уступить свою собственную. А себе другую в Микенах куплю.
   «Еще как купит, — думал я, взбираясь на борт по трапу. — И обойдется ему эта шлюпка не дороже одного золотого, как пить дать». Но торговаться мне и в голову не приходило. И потом... я этого золота мог наделать когда угодно и сколько угодно. Ну, как только что.
   Итак, мы взошли по трапу, потом спустились по лесенке в трюм, оказавшись в итоге прямо под капитанской каютой.
   — А он нас не обманет? — испуганно спросил Фриссон. Глаза поэта были широко раскрыты.
   — Не обманет, побоится, — ответил ему Крысолов. — Стоит нам только донести на него начальнику порта, и его скормят чайкам.
   — Но с какой стати он повезет нас на остров Тимеи? Отплывет подальше от берега, да и вышвырнет нас за борт!
   — Да у какого моряка на нас рука поднимется? — возразил Жильбер. — Не такой уж у нас безобидный вид, между прочим.
   — Это верно, мы со всей командой могли бы шутя разделаться, — заверил я поэта, — так что ты лучше бы занялся делом: придумай стишок, чтобы вызвать сердечные приступы у матросов. Мы с тобой будем по очереди дежурить.
   Фриссон медленно кивнул и сдвинул брови.
   — Кроме того, в нашем дружном коллективе имеются товарищи, которых даже капитан пока не имел счастья лицезреть. — Я взглянул в сторону выстроившихся в рядок здоровенных бочек. — Ты там, Гремлин?
   Одна из бочек закачалась, растаяла и превратилась в уродца.
   — Угу, — ответил Гремлин. — Поскорее бы это путешествие закончилось, чародей, — проворчал он, — терпеть не могу, когда кругом так много воды.
   — Позабочусь о попутном ветре, — пообещал я ему и принялся вспоминать услышанный некогда финский рецепт вызывания ветра.
* * *
   Корабль поднимался и опускался на волнах. Гремлин позеленел с головы до ног. Хотя с другой стороны, это, можно сказать, был его естественный цвет.
   — Чародей, — жалобно проговорил уродец, — тебе не кажется, что ты переусердствовал с ветром?
   Я развел руками.
   — Ни в коем случае. Они там без меня обходятся. Я и пальцем не пошевелил.
   — Но тогда, — вздохнула Анжелика, — может быть, ты сумел бы их немного сдержать?
   Цвет болотной зелени был ей явно не к лицу. Но как она умудрялась страдать морской болезнью, не имея тела, — вот это загадка так загадка. Что-то вроде психосоматики, наверное.
   — Понимаю, вам несладко, но надо потерпеть. На кораблях всегда качка, а особенно на таких маленьких.
   Жильбер отвернулся и прижал ладонь к губам. Не надо было мне говорить про качку.
   А Крысолов озадаченно взирал на наши страдания.
   — А я ничего такого не чувствую, — сообщил он. — Никакого неудобства. Весело — это да.
   — Неудивительно, — отозвался я. — У тебя же тут подружки.
   Но Крысолов покачал головой.
   — Ошибаешься, чародей. Мои пушистые приятельницы покинули свои гнездышки.
   — Вот как? — забеспокоился я. — Тогда тут и вправду что-то неладно!
   Ответом мне был раскат грома. Я поднял голову и нахмурился. Мне показалось, что после грома послышался чей-то крик.
   — Гроза. Шторм, — пролепетал Фриссон. Люк над ним с треском открылся, и в нем показалось лицо капитана, освещенное фонарем.
   — Что же так не везет моему кораблю? — горестно прохрипел капитан и тут... увидел Анжелику. Глаза его сильно увеличились в размерах. — Женщина! — прошептал он. — Вы разве не знали, что женщина на корабле — это к несчастью?!
   — Она... как бы не совсем женщина, — стал оправдываться я. — Она, понимаете ли, призрак. — Тут я прикусил язык, но было уже поздно.
   — Женщина, да еще и призрак! — еле выговорил капитан. — Нечего удивляться! Мой корабль обречен! Теперь из-за нее мы все потонем. И команда, и груз!
   Жильбер заставил себя встать. Правда, он не то чтобы стоял, он скорее покачивался, но все же заслонил собой Анжелику.
   — Не надо ничего такого враждебного, — предупредил я сквайра, не без труда поднимаясь на ноги. — Дайте-ка я взгляну, что там такое делается...
   Но капитан оттолкнул меня от люка. Я только успел заметить за его спиной двух матросов, бледных от ужаса и дрожащих с головы до ног.
   — Ты что, мужик, чокнулся? — проревел капитан. — Там заправский моряк щас на ногах не устоит. Ты же сухопутная крыса, тебя за борт смоет в момент!
   — Меня можно привязать к ближайшей мачте, — предложил я. — Вы уж мне поверьте, я сумею вам помочь.
   — Как же! — фыркнул один из матросов. — Кто ж такой выискался? Бог морей?
   — Нет, но, если мы с ним встретимся, мы договоримся. Понимаете, я чародей.
   Выпучив глаза от изумления, матросы попятились. Даже капитан удивился настолько, что мне удалось проскользнуть мимо него. Он, правда, тут же опомнился, бросился за мной, но я вильнул в сторону и кинулся к мачте.
   Ветер ударил по мне так, словно меня стукнули мешком, полным песка. От грома, казалось, лопнут барабанные перепонки. Молния слепила глаза. Я чуть было не свалился за борт. Но все-таки сумел ухватиться за канат и удержаться, когда на палубу обрушился шквал ледяной воды Меня окатило с головы до ног. Я отплевывался, дрожал, но не выпускал канат из рук. В конце концов мне удалось подтянуться и ухватиться за кнехт.
   — Ну что? Понял? — кричал мне капитан. А я с трудом разбирал его слова. — Видишь теперь? Чем ты тут поможешь? Давай, дуй в трюм!
   — Нет... еще нет... — выдохнул я и поскорее прочел:
 
Бушуют волны, ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит,
Но трусов буря тут не сыщет,
Гляди нас даже не мутит!
Плевали мы на эти бури,
Довольно шуток, Бог Морской!
Гони струю светлей лазури,
Гони луч солнца золотой!
 
   Может быть, мне показалось, но, похоже, ветер немного утих.
   — Маловато будет! — прокричал капитан. — Все равно нас может перевернуть!
   — Надо бабу-призрака за борт кинуть! — заорал один из матросов. — Море сразу утихомирится.
   Вот ведь люди — им бы только на кого-нибудь пальцем указать!
   — Дайте же время, — крикнул я в ответ — Вам что, сразу так и подавай штиль? Буря как началась, ни с того ни с сего, что ли?
   Капитан и матрос переглянулись. Капитан воскликнул:
   — Так и было! Плыли себе, погодка такая чудная была, и вдруг море прямо вскипело, небо тучами затянуло, ливень хлынул!
   Я изо всех сил вцепился в корабельный канат и не сводил глаз с бушующего моря.
   — Эй, чародей, ты чего там? — рявкнул капитан.
   — Да здесь я, здесь. — Я обернулся. — Это значит, что бурю на ваш корабль наслала злая колдунья.

Глава 22

   — Колдунья наслала? — вскричал капитан. — Ну а как же, все из-за того, что на борту — баба!
   — Нет. Из-за того, что на борту — я. — Я отвернулся, выругался и пробормотал: — Как же она догадалась?
   Так и вышло, что я не заметил, как капитан и матрос обменялись испуганными взглядами, Лишь обернувшись, я увидел: свирепо сдвинув брови и сжав кулаки, они стояли совсем рядом, готовые кинуться на меня. Я вовремя увернулся, поднял руки и принялся произносить бессвязные слоги. Вояки в страхе застыли.
   Я горько усмехнулся.
   — Я все устрою по-другому. Скоро не получится, потому что сразиться мне надо с колдуньей, а не просто с бурей. Но солнце я верну.
   Я повернул голову к волнам и запел:
 
Ой, волна моя, волна,
Ты гульлива и вольна!
Не губи, родная, нас
И утихни сей же час!
 
   Раскаты грома стали потише. Капитан и матрос подняли глаза к небу. Ветер утих настолько, что они могли переговариваться без необходимости орать друг дружке на ухо.
   — А он и взаправду чародей, — пробормотал матрос. Но капитан хмурился.
   — Кто же все-таки с нами плывет, а?
   Но тут налетел бешеный шквал, и над кораблем повисла стена воды — настоящее цунами.
   Волна обрушилась на капитана и матроса, они жалобно завопили и вцепились в снасти. Вода тут же схлынула с палубы — громадная волна подняла бедный кораблик к самому небу, горизонт ушел вниз, нас завертело на месте. Капитан прокашлял что-то непечатное. Я прервал пение и крикнул:
   — Потерпите еще немножко!
   А сам я в этот миг чуть было не выпустил из рук канат! Новая волна обрушилась на меня. Я думал об одном: остаться в живых и потом больше никогда близко не подходить к воде! Волна схлынула. Все кричали, как полоумные. Я хватал ртом воздух и обшаривал закоулки памяти. Вынуть пачку стихов Фриссона я не осмеливался. Напрягаясь из последних сил, я вспомнил:
 
Раскинулось море широко,
Вот нечего делать ему!
Зачем оно с нами жестоко?
Я в голову взять не могу.
 
 
На палубе больше нет мочи стоять,
Нас за борт буквально смывает,
Но все ж не сдается наш гордый корабль,
Пощады никто не желает!
 
 
Напрасно колдунья наслала на нас
Грозу вперемежку с цунами,
И ветер свирепый утихнет сейчас,
И сжалится море над нами?
 
   Я допел куплет и тут же запел песню с самого начала. Ветер сбавил силу, волны стали опадать.
   Но вот налетел новый порыв ветра, и я понял, что у Сюэтэ еще есть порох в пороховницах.
   Ну и ладно. Я и сам еще кое-что помнил.
 
Святой Брендан, спаситель моряков!
Не дай нам пасть на этой страшной битве!
Но дай нам силы одолеть врагов
И помяни нас всех в своей молитве!
 
   Пропев первые строки, я запел дальше. Шторм ослабел, и не на миг, как раньше. Я пел и пел, а ветер становился все тише, волны — ниже, и в конце концов через некоторое время можно было уверенно сказать, что идет дождь. А потом и дождь прекратился, и тучи умчались к западу. На поверхности моря заплясали солнечные блики, матросы радостно закричали «ура» и стали подбрасывать вверх свои шапочки. Я закашлялся и прервал песню.
   — Дайте же попить! У меня горло пересохло!
   Помощник капитана бегом бросился выполнять мою просьбу, на ходу крича от радости.
   Даже сам капитан усмехался, но вот взгляд у него все-таки был озабоченный.
   — А что, если колдунья снова нападет, чародей?
   — Придется снова спеть, — прокаркал я. — Мне вас очень жаль. Ну дайте же напиться скорее!
   Мысленно я вознес благодарственную молитву святому Брендаму — ирландскому моряку, которой отправился исследовать Атлантику в утлой лодчонке и, видимо, открыл-таки Северную Америку.
   Подбежал-помощник и подал мне большую деревянную кружку, которую я с благодарностью осушил. В кружке было теплое и горькое пиво, но оно показалось мне напитком богов. И как раз в это мгновение сверху раздался громкий и радостный крик.
   — Земля! — вопили матросы, взобравшиеся на мачты, чтобы распустить паруса. Они тыкали пальцами в сторону запада и кричали: — Зе-е-е-е-мля-а-а!
   — И верно, земля. — Капитан прикрыл глаза ладонью и посмотрел в ту сторону, куда указывали матросы. — Значит, во время шторма у нас прямо-таки крылья отросли — это, сдается мне, Крит.
   — Остров! — крикнул впередсмотрящий, но матросы все равно радовались.
   — Земля — она и есть земля, — заключил капитан, снова напуская на свою физиономию маску суровости. — Вы нам заплатили, чтоб мы вас отвезли на остров, подальше от Аллюстрии? Вот вам остров.
   — Все верно. Будем считать, что условия договора выполнены, — ответил я.
   Я понимал капитана, мне и самому не хотелось бы еще раз подвергать его и команду опасности. Да и сам я после всех испытаний приобрел стойкую неприязнь к морским прогулкам. «В следующий раз, — решил я, — надо будет воспользоваться ковром-самолетом или еще чем-нибудь в таком духе».
   — У меня только вот какое предложение. Вы нас высадите, а потом, может быть, отыщете какой-то другой остров? Нужно же дать Сюэтэ время забыть, кто нас сюда доставил.
* * *
   Лодку нещадно качало. Что говорить — шторм ведь только-только унялся. Жильбер с Анжеликой по-прежнему были зелененькие, но все-таки взяли себя в руки и вежливо простились с капитаном и командой. Матросы подняли крик и дружно помахали нам руками. Не сомневаюсь — пара-тройка из них отлично помнили, кто именно повинен в том, что колдунья наслала шторм на их корабль. Но все же для большинства матросов я остался героем, который всех их спас.
   А потом корабль исчез за горизонтом, я отвернулся и начал грести. Нам и парус-то был не нужен. Волны сами несли нас к острову. И веслами я работал больше от нечего делать.
   Но вот лодка ткнулась носом в песок. Я выпрыгнул на мелководье, утешая себя тем, что джинсы скоро высохнут, и всем весом налег на корму. Жильбер что-то пробурчал насчет того, что кто-то суется не в свое дело, спрыгнул за борт, и тут уж все попадали в воду. Я бросился вытаскивать Жильбера.
   — Вот спасибо, господин Савл, — отплевываясь, поблагодарил меня сквайр. — Поддержи меня так, чтобы я не падал.
   И Жильбер, полный решимости, пошел по дну к корме.
   — Послушай, — попытался я удержать его, — морская болезнь — она и есть морская болезнь, как на нее ни смотри. Ты же не должен...
   Жильбер крякнул, навалился на корму, и шлюпка. взбороздив песок, выехала носом на берег. Жильбер уцепился за борт, тяжело дыша и отфыркиваясь.
   — ...Доводить себя до изнеможения, — закончил я начатую фразу, стараясь при этом не смотреть на Жильбера.
   Жильбер отчаянно держался за борт. Руки его на миг ослабели, он дышал, как выброшенный на берег кит.
   Анжелика в один миг перескочила через планшир и наклонилась к сквайру.
   — Ты изнемог? — участливо спросила она, хотя сама имела далеко не самый лучший вид. — Будь мужествен, храбрый сквайр! Все... все... пройдет!
   Жильбер выпрямился.
   — Ваш прекрасный пример вселяет в меня мужество, госпожа. — Он попробовал выбраться на берег, но побоялся отпустить планшир.
   — Что это... за местность, чародей?
   — Такая местность, — пожал я плечами. — Камни да колючки. Не самый гостеприимный из пляжей.
   Берег был усыпан галькой. За узкой полосой пляжа ступенями вздымались скалы, напоминая скамьи в амфитеатре. За этой «лестницей» виднелась каемка травы, а выше кое-где попадались редкие, невысокие и корявые деревца. Такие же деревца или чуть пониже громоздились с горем пополам в расщелинах скал, соседствуя с валунами и жалкими кустиками.