Страница:
Я бы тоже бросился, но я понимал, что врагов слишком много на троих мужчин и тролля, даже если один из этих мужчин — драгун. Я дал Унылику знак ждать, и, пока Жильбер не успел доскакать до первых рядов вражеского войска, я запел:
— Ну, совсем, как при Ватерлоо!
Жильбер вернулся к нам.
— Я им не нужен, — сказал он. — Удивительный отряд, господин Савл!
— Это точно, — усмехнулся я. — Вот что значил вывести вперед мощную силу!
Вражеские солдаты пытались унести с поля боя раненых, но выстрелы драгунских мушкетов их словно заворожили. А драгуны ломились, прокладывая себе дорогу к воротам. Первым делом они стреляли из мушкетов, потом расчищали путь саблями. До них пытались дотянуться пиками, копьями, алебардами, но драгуны продвигались через лес оружия так, словно ехали по сливочному маслу. Помогали им и кони, чьи копыта были обиты прочной сталью. Несколько драгунов пали, сраженные стрелами, но всего несколько.
И вот они уже почти добрались до ворот. Позади осталась дорога, усеяная брошенными пиками.
— Пора трогаться, — сказал я. Унылик взревел и затопал к замку. Я обернулся к Жильберу:
— Пошли.
Он махнул рукой крестьянам.
Я прокричал приказ, и драгуны расступились, давая нам дорогу. Вперед рванулся Унылик, один из драгунов занял позицию слева от него, за ним побежал Жильбер, а другой драгун — справа от него. Они врезались в ряды врагов, словно алмазный резец. Огнем и мечом наши друзья прокладывали путь, и враги только и делали, что убирали, образно говоря, опилки. Наступила совершенно безумная четверть часа. Враги пятились, слыша боевые кличи Унылика и видя его чудовищные зубы. Пытались зайти с флангов, а там наталкивались на Жильбера и на сабли драгунов, а потом подтягивались еще драгуны и принимались рубить врагов напропалую. У меня уже в ушах звенело от криков и бряцания стали...
А потом мы вдруг неожиданно оказались у самых ворот.
И тогда я вынул Фриссонов стишок и пропел:
Армия Зла яростно взревела и подступила к нам со всех сторон.
Крестьяне шли в середине, их закрывали собой восемь сотен уцелевших драгун, а средневековым пехотинцам трудно было выстоять против закаленной стали и кованых копыт коней тяжелой кавалерии времен королевы Виктории. Но мои люди убивали одного, а на его место вставали трое. Драгунов становилось меньше. Они бились отчаянно, но врагов было намного больше. Каменные стены постепенно расшатывались. Я оглянулся, и мне стало страшно: вдруг воины вражеской армии одолеют нас еще до того, как стены рухнут? Я зачем-то вытащил свой складной ножик и на всякий случай приготовился к рукопашной.
И тут внезапно издалека донесся крик страха и отвращения.
— Кто там идет? — вырвалось у Фриссона.
— Если уж эти воины-грешники так напугались, — пробормотал Жильбер, — то нам-то как выстоять против этого?
Унылику его рост позволял видеть дальше, и он скоро сообщил:
— Это старушки идти.
— Что еще за старушки? — не понял я. А потом я услышал завывания и стоны, они звучали громче, чем крики испуганных вражеских воинов. Стена уже превратилась в песок, и тут я услышал:
— Где знахарь? Где тот, кто лечит ведьм? Отведите нас к тому, что лечит ведьм!
— Знахарь? Это еще что такое? — спросил я, обернувшись к Фриссону. Поэт покачал головой:
— Не знаю, господин Савл. Я такого слова никогда не слышал.
— Ну, я-то слышал — так еще называют африканских шаманов. Это как бы и жрец, и врач в одном лице.
Наша крестьянская армия с испуганными криками расступилась, ополченцы прижались спинами к драгунам и драгунским коням, а сами драгуны принялись радостно истреблять смешавшегося противника. По коридору, образованному нашими воинами-пахарями, устремились люди, обезображенные болезнью. Некоторые из них согнулись пополам, некоторые шли на деревянных протезах, у некоторых не хватало пальцев, а у некоторых — рук.
— Прокаженные! — выдохнул Жильбер.
А они вопили:
— Отведите нас к знахарю! Мы каемся, мы отрекаемся от колдовства! Мы больше не станем служить Сатане! Но только отведите нас к священнику, чтобы мы исповедовались, и к знахарю, чтобы он нас вылечил.
— Нет у нас здесь никаких знахарей! — крикнул я. — Может, в городе есть, я не знаю.
— Но зато у нас есть священник. — И брат Игнатий выступил вперед, а за ним решительным шагом вышли его товарищи-монахи.
— Брат! — воскликнул я. — Мы на поле боя!
— Тогда мы поможем вам победить! — крикнул высокий тощий мужчина. — Колдовать мы уже не можем, но вы нас только исповедуйте, и мы бросимся на вражеские клинки.
— Не думаю, чтобы вас подпустили достаточно близко, — горько пошутил я, а потом обернулся к брату Игнатию. — Но хотя бы умрут, смеясь. Брат, мог бы ты уделить им некоторое время? Возможно, пока ты будешь исповедовать, все как-то утихомирится.
— Бесспорно. — Брат Игнатий обошел меня и воззвал к прокаженным: — Преклоните колена те из вас, кто может это сделать!
А Унылик, глянув поверх голов бывших ведьм и колдунов, сообщил:
— Садаты идти!
— Еще бы! Эти инфекционные больные открыли им дорогу! — простонал я. — Вот вражеские воины и прорвались к нам!
— А не королевски садаты идти, — возразил Унылик. — Эти садаты побивать королевски садаты.
— А? — Я всмотрелся вдаль. — К нам подкрепление? Но как это...
— Не задавай лишних вопросов. — Фриссон сжал мою руку. — Король-Паук сказал же, что пришлет нам помощь.
— Отпускаю вам грехи ваши! — провозгласил брат Игнатий.
Бывшие ведьмы радостно вскричали...
...И в это самое мгновение пали ворота.
Унылик взревел что есть мочи и бросился в город.
Жильбер не отставал от него.
— За ними! — крикнул я. — К вам никто не осмелится близко подойти! Если и вправду решили нам помочь, вот вам шанс. Не мешкайте!
Бывшие ведьмы снова радостно вскричали и рванулись к воротам. Нет, конечно, «рванулись» — это слишком громко сказано, но все равно было здорово. Я утер пот со лба и порадовался удаче.
Наши крестьяне издали победный клич и бросились следом за ведьмами, отшвырнув в стороны меня и Фриссона.
Горожане поспешно разбегались. Но наши жаждущие мести воины-пахари пока и не думали о том, чтобы кого-то грабить. Войско с громкими воплями мчалось по улицам, Жильбер вел своих бойцов к высоким башням. На улицах появились солдаты противника, им удалось уложить два десятка наших, да больше они бы и не успели — крестьяне их просто-таки затоптали. Я тоже бежал вместе с крестьянами, потому видел результаты таких столкновений. На мостовых валялись трупы воинов и крестьян, попадались и раненые. Я изо всех сил старался не думать о них. Потом будет время пожалеть. Нельзя выиграть сражение, чтобы при этом никто не погиб.
Но надо ли было выигрывать сражение?
Я вспомнил, как Сюэтэ пытала Анжелику. Вспомнил о бульдожьего вида молодцах, которые во все времена попадались на моем пути и мечтали отколотить меня. А потом я вспомнил про крестьян, которых заставлял падать перед собой ниц злобный колдун-бейлиф, и понял: да, Сюэтэ надо было прогнать.
А это означало, что сражение надо было выиграть Судя по лицам окружавших меня крестьян, становилось ясно: у каждого из них имелись собственные воспоминания, заставлявшие их желать победы. И я подозревал, что они натерпелись побольше меня.
И вот перед нами встали стены замка. Подъемный мостик был поднят. Стены ощетинились пиками. Я понимал, что в нас целятся из арбалетов. И что еще хуже, я понимал: по пятам за нами идет вражеское войско. Мы должны были попасть в замок, и как можно скорее. Я должен был убить Сюэтэ прежде, чем ее армия настигнет нас.
— Гремлин! — вскричал я.
И он тут же появился — загадочный и посмеивающийся.
— Да ты не бойся, господин Савл, я там на арбалетах все затворы ржавчиной покрыл и наконечники у стрел затупил. А раствор, которым все камешки в стенах скреплены, — он благодаря мне теперь весь высох и потрескался. Ну а большой ворот, с помощью которого опускают и поднимают мост, прямо сейчас рассыпается в труху.
Сообщив эти радостные новости, Гремлин исчез. Мои крестьяне мало-помалу пришли в себя. Я опустился на колени, чтобы помочь тем, кто все-таки грохнулся в обморок, и подумал, как здорово иметь дело с духом Энтропии — когда он, конечно, на твоей стороне.
Издалека послышался громкий треск. Подъемный мост, не успев подняться, с грохотом упал и лег поперек рва.
Мое войско весело взревело и бросилось к воротам. Первый десяток крестьян запустил в отверстия бойниц лезвия своих кос. В арке ворот послышались крики, и мы вбежали во внутренний двор без особых потерь: всего несколько моих воинов пали, сраженные стрелами.
А во дворе нас ждала армия Сюэтэ.
Мои люди радостно кричали — по крайней мере у них появилась возможность сразиться со своими угнетателями. Крестьяне врубились в ряды войска королевы, и уже через мгновение закипела бурная рукопашная схватка. Тут не могло быть и речи о воинской дисциплине, но крестьяне так же умели орудовать цепами и косами, как воины — мечами.
На плечо мне легла рука Фриссона.
— Нам нельзя медлить, господин Савл! Крестьяне обозлены, они славно сражаются, но их на куски изрубят, особенно тогда, когда подойдет войско с тыла.
— Верно! Нужно ударить по их главной силе!
Фриссон нахмурился.
— Ты говоришь о Сюэтэ?
— Да! Она где-то там! Но как мы к ней проберемся?
Воздух подернулся дымкой, она рассеялась, и перед нами предстал наш старый знакомец Крысолов. Он радостно схватил меня за руку, чтобы удержаться на ногах, поднял к небу испуганные глаза.
— Король, — поведал он, задыхаясь, — послал меня... чтобы я... проводил вас... к этой ведьме...
— Неплохая мысль! — воскликнул я и обернулся к Фриссону. — Преврати-ка нас всех в крыс!
— Но... как же мы потом...
— Не думай об этом! Давай, скорее! Ну, ладно, я сам!
Подбежав к стене, я оглянулся и занял оборонительную позицию. Страх сменился злобой. Но поблизости не было ни одной здоровенной ноги. Я увидел, как целая свора великанов дерется между собой, пытаясь пырнуть друг дружку длинными ножами. На меня это большого впечатления не произвело, и я выбросил это из головы. Мне нужно было только добраться до злобной королевы, которая напустила на нас всех этих кошек.
Кошек?
Я озирался по сторонам. Все кишки у меня скрутило от страха перед кошками. Но вот я облегченно расслабился — поблизости не было ни одной кошки, не было даже их противного запаха.
Запаха?
Теперь, после нескольких секунд передышки, я понял, что угодил в мир запахов. Целую минуту я словно бы находился в плену у различных ароматов. Их было так много: запах конского пота и запах пота человеческого, запах страха и запах сражения, а потом целый перечень повседневных, милых сердцу запахов: запах нынешнего завтрака — овсянки, колбасы, речной рыбы, запах вчерашнего ужина — жареной баранины и черного хлеба, а еще запахи помета, аромат фиалок, запах птиц, и еще, и еще, и еще... У меня закружилась голова, я был как зачарованный...
...Пока не почувствовал, что пахнет собаками.
Собаки! Собаки же охотятся на крыс! На миг меня сковал страх. Я в панике оглянулся, но собак не увидел, решил, что запах долетел откуда-то издалека, и немного успокоился.
Но тут я увидел в нескольких футах от себя двух здоровенных крыс.
Я развернулся, приготовился бежать, оглянулся и тут увидел нечто длинное, безволосое. Я похолодел, поняв, что это часть меня. У меня был хвост!
И тут я вспомнил: я же крыса! Я, правда, не был уверен, что прав, но все же мне казалось, что раз так, то с другими крысами у меня могли бы установиться дружеские взаимоотношения. Я посмотрел назад и увидел, что одна из крыс также смотрит на собственный хвост, но при этом сильно дрожит. Шубка у этой крысы была темно-коричневая, и она была помельче, чем вторая крыса. Та по крысиным меркам — просто великан — ну, то есть наверное. Шкурка у этой крысы была вся в проплешинах, словно ее моль поела. На нас двоих эта крыса взирала с явным превосходством.
Вдруг от ворот послышался страшный шум. Я завертелся, сердце мое замерло. От ворот, высоченный, как гора, ехал рыцарь в черном, а рядом с ним другой рыцарь, у которого в одной руке был меч, а в другой — палочка. Он сидел верхом на драконе — на самом настоящем, всамделишном огнедышащем драконе. Я дико взвизгнул и прижался к стене.
А за этими двумя рыцарями ехал третий — с длинными золотистыми волосами. На шлеме у этого рыцаря красовалась золотая корона. Следом за ней в ворота въехало множество рыцарей, за ними повалили пешие воины. Дракон взревел и изрыгнул язык пламени длиной в тридцать футов. Вражеские воины завопили от страха и бросились врассыпную. Рыцари настигали их и изрубали на куски тех, кто осмеливался сопротивляться. Пехотинцы бежали за рыцарями и добивали воинов Сюэтэ.
Но для меня все это не имело никакого значения — я просто жутко боялся всех и всего и только искал дырочку в стене. В конце концов, я ведь был всего-навсего крысой.
Из замешательства меня вывела боль удара. Я сердито обернулся и увидел, что большая плешивая крыса бьет маленькую коричневую. Потом плешивая повернулась ко мне и оскалила зубы. Я растерялся, а плешивая крыса, завладев нашим вниманием, пропищала: «За мной!», — и побежала к ближайшей канаве.
Я побежал за ней, напуганный тем, что понял, что мне сказала крыса. Тот, кто сказал «за мной», все еще говорил по-человечески, а я все еще понимал человеческую речь А потом мы оказались в туннеле, побежали по нему, а когда туннель закончился, мы попали в какую-то круглую комнату, из которой в разные стороны уходили еще туннели. Большая крыса оглушительно запищала. Я отскочил в сторону, чтобы лучше видеть, и увидел, что наш плешивый проводник разговаривает с тремя другими крысами, такими же плешивыми, как он. А уж пахли они просто непередаваемо. Чужие крысы смотрели на нас откровенно недружелюбно, зато перед плешивой крысой стояли чуть ли не по стойке «смирно» и глядели на нее обожающе. Чужие крысы пропищали что-то в знак согласия и побежали вперед по одному из туннелей. Большая крыса побежала за ними.
А мы — за ней. В конце концов, выбирать не приходилось.
Только потом я узнал, что, покуда мы прогуливались по городской канализации, бравые ребята завоевали столицу. Там, где они уже прошли, горожане начинали праздновать освобождение. Оказалось, мало кто из них радовался правлению колдуньи. На самом деле большинство из них жили в постоянном страхе. Мало кому не довелось тем или иным образом пострадать от ее рук.
Бравые ребята ворвались в главную башню, и их чародей вступил в бой с Сюэтэ. Он умело отражал ее заклинания.
На самом-то деле Сюэтэ никак не могла сосредоточиться. К этому времени у нее появилась еще одна забота: мы с Фриссоном.
Но в ее головную боль мы превратились не сразу. Сначала мы долго играли в «поймай-меня-за-хвост» с нашим предводителем — только так мы могли не отстать от него в полной темноте. Мы бежали и бежали по водостоку. Нам приходилось нелегко, но, похоже, крысы — существа очень выносливые.
Наконец впереди забрезжил тусклый свет. Я поднял голову и увидел, что вверх ступенями уходят огромные камни. Потом, гораздо позже, я понял, что этот туннель образовался вследствие растрескивания стен. Это потом, а тогда я мало что соображал.
Наши проводники принялись ловко прыгать с одного выступа на другой — как бы по крысиной лестнице.
Мое крысиное сердечко ушло в пятки, но большая крыса зашла мне за спину и грозно оскалила резцы. Я прыгнул.
Мы поднимались наверх, камень за камнем. Сердце у меня билось все чаще и чаще, я начал задыхаться. Наконец наши проводники добрались до какого-то карниза и исчезли в темноте. Дрожа от усталости, я последовал за ними.
И снова нас окутал непроглядный мрак. Я шел на стук когтей по каменному полу, но вдруг почувствовал резкий запах. Он так напугал меня, что я замер на месте. Большая крыса зашипела, и я снова поплелся вперед, теперь уже дрожа только от страха, а не от изнеможения. Что же это за запахи? Они не были похожи на привычное зловоние клоаки, на мускусный, приправленный ароматом помойки запах других крыс. Нет, то была щекочущая ноздри, разрывающая на части мозги смесь запахов, которые резали меня, как ножи, и кололи, как иголки.
Другие крысы тоже это почувствовали. Они попятились и задрожали. Но когда они расступились, я увидел дыру между двумя камнями, из которой лился оранжевый свет.
Большая крыса позади меня угрожающе пискнула. Нет, решил я и попятился.
И тут меня больно укусили чуть повыше хвоста. Это этот ублюдок, плешивая крыса, посмел цапнуть меня! Первым делом я машинально бросился вперед — от боли — и развернулся у дыры, готовясь дать отпор, по что-то тяжелое, массивное налетело на меня, и я на полной скорости влетел в дыру.
Влетел — это, конечно, громко сказано. Меня там зажало. Дырка была не шире бутылочного горлышка. Интересно, каким образом тут могли пробираться настоящие крысы? Но я вытянулся и, к своему удивлению, обнаружил, что тело мое стало гораздо тоньше. Ребра мои как бы сжались. На миг стало тяжело дышать, но, энергично работая когтями, я заскользил по проходу так, словно меня смазали жиром.
И вылез! Наконец-то! Я отскочил в сторону, чтобы дать дорогу следующему...
Но тут послышался душераздирающий вопль, и на меня набросилось что-то громадное и отвратительно пахнущее.
Может, я сам и не знал этого запаха, но зато его уж точно знало мое тело.
Кошка!
Глава 31
И они появились, оглушительно вопя, и бросились за своим прототипом, размахивая сверкающими на солнце саблями. Они врубились в ряды врагов с таким шумом, с каким сталкиваются две приливные волны. Жильбер выбрался из гущи дерущихся. Вид у него был совершенно потрясенный. А где-то впереди радостный голос с сильным акцентом кокни проорал:
Вы прекрасны, спору нет,
Эй, драгуны, не стесняйтесь!
Нам бы тысячу таких!
Не тяните, размножайтесь!
— Ну, совсем, как при Ватерлоо!
Жильбер вернулся к нам.
— Я им не нужен, — сказал он. — Удивительный отряд, господин Савл!
— Это точно, — усмехнулся я. — Вот что значил вывести вперед мощную силу!
Вражеские солдаты пытались унести с поля боя раненых, но выстрелы драгунских мушкетов их словно заворожили. А драгуны ломились, прокладывая себе дорогу к воротам. Первым делом они стреляли из мушкетов, потом расчищали путь саблями. До них пытались дотянуться пиками, копьями, алебардами, но драгуны продвигались через лес оружия так, словно ехали по сливочному маслу. Помогали им и кони, чьи копыта были обиты прочной сталью. Несколько драгунов пали, сраженные стрелами, но всего несколько.
И вот они уже почти добрались до ворот. Позади осталась дорога, усеяная брошенными пиками.
— Пора трогаться, — сказал я. Унылик взревел и затопал к замку. Я обернулся к Жильберу:
— Пошли.
Он махнул рукой крестьянам.
Я прокричал приказ, и драгуны расступились, давая нам дорогу. Вперед рванулся Унылик, один из драгунов занял позицию слева от него, за ним побежал Жильбер, а другой драгун — справа от него. Они врезались в ряды врагов, словно алмазный резец. Огнем и мечом наши друзья прокладывали путь, и враги только и делали, что убирали, образно говоря, опилки. Наступила совершенно безумная четверть часа. Враги пятились, слыша боевые кличи Унылика и видя его чудовищные зубы. Пытались зайти с флангов, а там наталкивались на Жильбера и на сабли драгунов, а потом подтягивались еще драгуны и принимались рубить врагов напропалую. У меня уже в ушах звенело от криков и бряцания стали...
А потом мы вдруг неожиданно оказались у самых ворот.
И тогда я вынул Фриссонов стишок и пропел:
Я еще не успел дочитать до конца, а дерево уже затрещало. Створки ворот закачались, по обе стороны посыпалась со стен штукатурка.
Стена! Ты с виду неприступна,
Но я не дрогну пред тобой!
Звучи, мой голос неподкупный,
Иерихонскою трубой!
Армия Зла яростно взревела и подступила к нам со всех сторон.
Крестьяне шли в середине, их закрывали собой восемь сотен уцелевших драгун, а средневековым пехотинцам трудно было выстоять против закаленной стали и кованых копыт коней тяжелой кавалерии времен королевы Виктории. Но мои люди убивали одного, а на его место вставали трое. Драгунов становилось меньше. Они бились отчаянно, но врагов было намного больше. Каменные стены постепенно расшатывались. Я оглянулся, и мне стало страшно: вдруг воины вражеской армии одолеют нас еще до того, как стены рухнут? Я зачем-то вытащил свой складной ножик и на всякий случай приготовился к рукопашной.
И тут внезапно издалека донесся крик страха и отвращения.
— Кто там идет? — вырвалось у Фриссона.
— Если уж эти воины-грешники так напугались, — пробормотал Жильбер, — то нам-то как выстоять против этого?
Унылику его рост позволял видеть дальше, и он скоро сообщил:
— Это старушки идти.
— Что еще за старушки? — не понял я. А потом я услышал завывания и стоны, они звучали громче, чем крики испуганных вражеских воинов. Стена уже превратилась в песок, и тут я услышал:
— Где знахарь? Где тот, кто лечит ведьм? Отведите нас к тому, что лечит ведьм!
— Знахарь? Это еще что такое? — спросил я, обернувшись к Фриссону. Поэт покачал головой:
— Не знаю, господин Савл. Я такого слова никогда не слышал.
— Ну, я-то слышал — так еще называют африканских шаманов. Это как бы и жрец, и врач в одном лице.
Наша крестьянская армия с испуганными криками расступилась, ополченцы прижались спинами к драгунам и драгунским коням, а сами драгуны принялись радостно истреблять смешавшегося противника. По коридору, образованному нашими воинами-пахарями, устремились люди, обезображенные болезнью. Некоторые из них согнулись пополам, некоторые шли на деревянных протезах, у некоторых не хватало пальцев, а у некоторых — рук.
— Прокаженные! — выдохнул Жильбер.
А они вопили:
— Отведите нас к знахарю! Мы каемся, мы отрекаемся от колдовства! Мы больше не станем служить Сатане! Но только отведите нас к священнику, чтобы мы исповедовались, и к знахарю, чтобы он нас вылечил.
— Нет у нас здесь никаких знахарей! — крикнул я. — Может, в городе есть, я не знаю.
— Но зато у нас есть священник. — И брат Игнатий выступил вперед, а за ним решительным шагом вышли его товарищи-монахи.
— Брат! — воскликнул я. — Мы на поле боя!
— Тогда мы поможем вам победить! — крикнул высокий тощий мужчина. — Колдовать мы уже не можем, но вы нас только исповедуйте, и мы бросимся на вражеские клинки.
— Не думаю, чтобы вас подпустили достаточно близко, — горько пошутил я, а потом обернулся к брату Игнатию. — Но хотя бы умрут, смеясь. Брат, мог бы ты уделить им некоторое время? Возможно, пока ты будешь исповедовать, все как-то утихомирится.
— Бесспорно. — Брат Игнатий обошел меня и воззвал к прокаженным: — Преклоните колена те из вас, кто может это сделать!
А Унылик, глянув поверх голов бывших ведьм и колдунов, сообщил:
— Садаты идти!
— Еще бы! Эти инфекционные больные открыли им дорогу! — простонал я. — Вот вражеские воины и прорвались к нам!
— А не королевски садаты идти, — возразил Унылик. — Эти садаты побивать королевски садаты.
— А? — Я всмотрелся вдаль. — К нам подкрепление? Но как это...
— Не задавай лишних вопросов. — Фриссон сжал мою руку. — Король-Паук сказал же, что пришлет нам помощь.
— Отпускаю вам грехи ваши! — провозгласил брат Игнатий.
Бывшие ведьмы радостно вскричали...
...И в это самое мгновение пали ворота.
Унылик взревел что есть мочи и бросился в город.
Жильбер не отставал от него.
— За ними! — крикнул я. — К вам никто не осмелится близко подойти! Если и вправду решили нам помочь, вот вам шанс. Не мешкайте!
Бывшие ведьмы снова радостно вскричали и рванулись к воротам. Нет, конечно, «рванулись» — это слишком громко сказано, но все равно было здорово. Я утер пот со лба и порадовался удаче.
Наши крестьяне издали победный клич и бросились следом за ведьмами, отшвырнув в стороны меня и Фриссона.
Горожане поспешно разбегались. Но наши жаждущие мести воины-пахари пока и не думали о том, чтобы кого-то грабить. Войско с громкими воплями мчалось по улицам, Жильбер вел своих бойцов к высоким башням. На улицах появились солдаты противника, им удалось уложить два десятка наших, да больше они бы и не успели — крестьяне их просто-таки затоптали. Я тоже бежал вместе с крестьянами, потому видел результаты таких столкновений. На мостовых валялись трупы воинов и крестьян, попадались и раненые. Я изо всех сил старался не думать о них. Потом будет время пожалеть. Нельзя выиграть сражение, чтобы при этом никто не погиб.
Но надо ли было выигрывать сражение?
Я вспомнил, как Сюэтэ пытала Анжелику. Вспомнил о бульдожьего вида молодцах, которые во все времена попадались на моем пути и мечтали отколотить меня. А потом я вспомнил про крестьян, которых заставлял падать перед собой ниц злобный колдун-бейлиф, и понял: да, Сюэтэ надо было прогнать.
А это означало, что сражение надо было выиграть Судя по лицам окружавших меня крестьян, становилось ясно: у каждого из них имелись собственные воспоминания, заставлявшие их желать победы. И я подозревал, что они натерпелись побольше меня.
И вот перед нами встали стены замка. Подъемный мостик был поднят. Стены ощетинились пиками. Я понимал, что в нас целятся из арбалетов. И что еще хуже, я понимал: по пятам за нами идет вражеское войско. Мы должны были попасть в замок, и как можно скорее. Я должен был убить Сюэтэ прежде, чем ее армия настигнет нас.
— Гремлин! — вскричал я.
И он тут же появился — загадочный и посмеивающийся.
— Да ты не бойся, господин Савл, я там на арбалетах все затворы ржавчиной покрыл и наконечники у стрел затупил. А раствор, которым все камешки в стенах скреплены, — он благодаря мне теперь весь высох и потрескался. Ну а большой ворот, с помощью которого опускают и поднимают мост, прямо сейчас рассыпается в труху.
Сообщив эти радостные новости, Гремлин исчез. Мои крестьяне мало-помалу пришли в себя. Я опустился на колени, чтобы помочь тем, кто все-таки грохнулся в обморок, и подумал, как здорово иметь дело с духом Энтропии — когда он, конечно, на твоей стороне.
Издалека послышался громкий треск. Подъемный мост, не успев подняться, с грохотом упал и лег поперек рва.
Мое войско весело взревело и бросилось к воротам. Первый десяток крестьян запустил в отверстия бойниц лезвия своих кос. В арке ворот послышались крики, и мы вбежали во внутренний двор без особых потерь: всего несколько моих воинов пали, сраженные стрелами.
А во дворе нас ждала армия Сюэтэ.
Мои люди радостно кричали — по крайней мере у них появилась возможность сразиться со своими угнетателями. Крестьяне врубились в ряды войска королевы, и уже через мгновение закипела бурная рукопашная схватка. Тут не могло быть и речи о воинской дисциплине, но крестьяне так же умели орудовать цепами и косами, как воины — мечами.
На плечо мне легла рука Фриссона.
— Нам нельзя медлить, господин Савл! Крестьяне обозлены, они славно сражаются, но их на куски изрубят, особенно тогда, когда подойдет войско с тыла.
— Верно! Нужно ударить по их главной силе!
Фриссон нахмурился.
— Ты говоришь о Сюэтэ?
— Да! Она где-то там! Но как мы к ней проберемся?
Воздух подернулся дымкой, она рассеялась, и перед нами предстал наш старый знакомец Крысолов. Он радостно схватил меня за руку, чтобы удержаться на ногах, поднял к небу испуганные глаза.
— Король, — поведал он, задыхаясь, — послал меня... чтобы я... проводил вас... к этой ведьме...
— Неплохая мысль! — воскликнул я и обернулся к Фриссону. — Преврати-ка нас всех в крыс!
— Но... как же мы потом...
— Не думай об этом! Давай, скорее! Ну, ладно, я сам!
Мне стало так больно... В глазах у меня поплыло, все, что меня окружало, стало увеличиваться в размерах. Потом все встало на места, и прямо на меня двинулись чьи-то ноги в здоровенных сапожищах. Я в ужасе закричал и бросился к стене. Вот только вместо крика получился писк, и к стене я побежал на четырех лапах. Бежал-то я быстро, вот только что-то соображал плоховато. Я осознавал единственное — собственный панический страх.
Не могу сказать, что обожаем
Этих длиннохвостых грызунов,
Только обратиться в крыс желаем
В целях одоления врагов!
Подбежав к стене, я оглянулся и занял оборонительную позицию. Страх сменился злобой. Но поблизости не было ни одной здоровенной ноги. Я увидел, как целая свора великанов дерется между собой, пытаясь пырнуть друг дружку длинными ножами. На меня это большого впечатления не произвело, и я выбросил это из головы. Мне нужно было только добраться до злобной королевы, которая напустила на нас всех этих кошек.
Кошек?
Я озирался по сторонам. Все кишки у меня скрутило от страха перед кошками. Но вот я облегченно расслабился — поблизости не было ни одной кошки, не было даже их противного запаха.
Запаха?
Теперь, после нескольких секунд передышки, я понял, что угодил в мир запахов. Целую минуту я словно бы находился в плену у различных ароматов. Их было так много: запах конского пота и запах пота человеческого, запах страха и запах сражения, а потом целый перечень повседневных, милых сердцу запахов: запах нынешнего завтрака — овсянки, колбасы, речной рыбы, запах вчерашнего ужина — жареной баранины и черного хлеба, а еще запахи помета, аромат фиалок, запах птиц, и еще, и еще, и еще... У меня закружилась голова, я был как зачарованный...
...Пока не почувствовал, что пахнет собаками.
Собаки! Собаки же охотятся на крыс! На миг меня сковал страх. Я в панике оглянулся, но собак не увидел, решил, что запах долетел откуда-то издалека, и немного успокоился.
Но тут я увидел в нескольких футах от себя двух здоровенных крыс.
Я развернулся, приготовился бежать, оглянулся и тут увидел нечто длинное, безволосое. Я похолодел, поняв, что это часть меня. У меня был хвост!
И тут я вспомнил: я же крыса! Я, правда, не был уверен, что прав, но все же мне казалось, что раз так, то с другими крысами у меня могли бы установиться дружеские взаимоотношения. Я посмотрел назад и увидел, что одна из крыс также смотрит на собственный хвост, но при этом сильно дрожит. Шубка у этой крысы была темно-коричневая, и она была помельче, чем вторая крыса. Та по крысиным меркам — просто великан — ну, то есть наверное. Шкурка у этой крысы была вся в проплешинах, словно ее моль поела. На нас двоих эта крыса взирала с явным превосходством.
Вдруг от ворот послышался страшный шум. Я завертелся, сердце мое замерло. От ворот, высоченный, как гора, ехал рыцарь в черном, а рядом с ним другой рыцарь, у которого в одной руке был меч, а в другой — палочка. Он сидел верхом на драконе — на самом настоящем, всамделишном огнедышащем драконе. Я дико взвизгнул и прижался к стене.
А за этими двумя рыцарями ехал третий — с длинными золотистыми волосами. На шлеме у этого рыцаря красовалась золотая корона. Следом за ней в ворота въехало множество рыцарей, за ними повалили пешие воины. Дракон взревел и изрыгнул язык пламени длиной в тридцать футов. Вражеские воины завопили от страха и бросились врассыпную. Рыцари настигали их и изрубали на куски тех, кто осмеливался сопротивляться. Пехотинцы бежали за рыцарями и добивали воинов Сюэтэ.
Но для меня все это не имело никакого значения — я просто жутко боялся всех и всего и только искал дырочку в стене. В конце концов, я ведь был всего-навсего крысой.
Из замешательства меня вывела боль удара. Я сердито обернулся и увидел, что большая плешивая крыса бьет маленькую коричневую. Потом плешивая повернулась ко мне и оскалила зубы. Я растерялся, а плешивая крыса, завладев нашим вниманием, пропищала: «За мной!», — и побежала к ближайшей канаве.
Я побежал за ней, напуганный тем, что понял, что мне сказала крыса. Тот, кто сказал «за мной», все еще говорил по-человечески, а я все еще понимал человеческую речь А потом мы оказались в туннеле, побежали по нему, а когда туннель закончился, мы попали в какую-то круглую комнату, из которой в разные стороны уходили еще туннели. Большая крыса оглушительно запищала. Я отскочил в сторону, чтобы лучше видеть, и увидел, что наш плешивый проводник разговаривает с тремя другими крысами, такими же плешивыми, как он. А уж пахли они просто непередаваемо. Чужие крысы смотрели на нас откровенно недружелюбно, зато перед плешивой крысой стояли чуть ли не по стойке «смирно» и глядели на нее обожающе. Чужие крысы пропищали что-то в знак согласия и побежали вперед по одному из туннелей. Большая крыса побежала за ними.
А мы — за ней. В конце концов, выбирать не приходилось.
Только потом я узнал, что, покуда мы прогуливались по городской канализации, бравые ребята завоевали столицу. Там, где они уже прошли, горожане начинали праздновать освобождение. Оказалось, мало кто из них радовался правлению колдуньи. На самом деле большинство из них жили в постоянном страхе. Мало кому не довелось тем или иным образом пострадать от ее рук.
Бравые ребята ворвались в главную башню, и их чародей вступил в бой с Сюэтэ. Он умело отражал ее заклинания.
На самом-то деле Сюэтэ никак не могла сосредоточиться. К этому времени у нее появилась еще одна забота: мы с Фриссоном.
Но в ее головную боль мы превратились не сразу. Сначала мы долго играли в «поймай-меня-за-хвост» с нашим предводителем — только так мы могли не отстать от него в полной темноте. Мы бежали и бежали по водостоку. Нам приходилось нелегко, но, похоже, крысы — существа очень выносливые.
Наконец впереди забрезжил тусклый свет. Я поднял голову и увидел, что вверх ступенями уходят огромные камни. Потом, гораздо позже, я понял, что этот туннель образовался вследствие растрескивания стен. Это потом, а тогда я мало что соображал.
Наши проводники принялись ловко прыгать с одного выступа на другой — как бы по крысиной лестнице.
Мое крысиное сердечко ушло в пятки, но большая крыса зашла мне за спину и грозно оскалила резцы. Я прыгнул.
Мы поднимались наверх, камень за камнем. Сердце у меня билось все чаще и чаще, я начал задыхаться. Наконец наши проводники добрались до какого-то карниза и исчезли в темноте. Дрожа от усталости, я последовал за ними.
И снова нас окутал непроглядный мрак. Я шел на стук когтей по каменному полу, но вдруг почувствовал резкий запах. Он так напугал меня, что я замер на месте. Большая крыса зашипела, и я снова поплелся вперед, теперь уже дрожа только от страха, а не от изнеможения. Что же это за запахи? Они не были похожи на привычное зловоние клоаки, на мускусный, приправленный ароматом помойки запах других крыс. Нет, то была щекочущая ноздри, разрывающая на части мозги смесь запахов, которые резали меня, как ножи, и кололи, как иголки.
Другие крысы тоже это почувствовали. Они попятились и задрожали. Но когда они расступились, я увидел дыру между двумя камнями, из которой лился оранжевый свет.
Большая крыса позади меня угрожающе пискнула. Нет, решил я и попятился.
И тут меня больно укусили чуть повыше хвоста. Это этот ублюдок, плешивая крыса, посмел цапнуть меня! Первым делом я машинально бросился вперед — от боли — и развернулся у дыры, готовясь дать отпор, по что-то тяжелое, массивное налетело на меня, и я на полной скорости влетел в дыру.
Влетел — это, конечно, громко сказано. Меня там зажало. Дырка была не шире бутылочного горлышка. Интересно, каким образом тут могли пробираться настоящие крысы? Но я вытянулся и, к своему удивлению, обнаружил, что тело мое стало гораздо тоньше. Ребра мои как бы сжались. На миг стало тяжело дышать, но, энергично работая когтями, я заскользил по проходу так, словно меня смазали жиром.
И вылез! Наконец-то! Я отскочил в сторону, чтобы дать дорогу следующему...
Но тут послышался душераздирающий вопль, и на меня набросилось что-то громадное и отвратительно пахнущее.
Может, я сам и не знал этого запаха, но зато его уж точно знало мое тело.
Кошка!
Глава 31
Я в ужасе взвизгнул и побежал. А кошка радостно мяукнула и прыгнула за мной. Я предпринял маневр: обежал вокруг ножки стола и притаился. Кошачьи когти проскрипели по каменному полу, а я уже мчался к другой ножке стола. На эту ножку я взобрался, будто обезьяна на дерево. Кошка злобно зашипела и бросилась за мной, опрокинув какой-то стеклянный прибор. Он разбился, а я уже бежал по столу и отчаянно пищал. Кошка восторженно мурлыкнула и кинулась следом за мной. Разлетались в разные стороны флакончики и коробочки, разлетались мерзко пахнущие порошки. Из-за этого кошка немного сбавила скорость. Несколько раз она останавливалась чихнуть. К тому времени, когда она в очередной раз прочистила нос, я уже был на полу и спрятался за большим котлом. Я протиснулся между котлом и стеной и только тут понял, что котел-то горячий — под ним горел огонь! Но кошка была чересчур разъярена, чтобы подумать об этом. Она бросилась за мной и тут же взвизгнула от боли: ее хвост угодил в горячие угли!
А я был рад любому способу оторваться от погони! Я обежал вокруг котла, надеясь, что кошка не сразу сообразит, по часовой стрелке я побегу или против. Сообразила. Она кинулась на меня резвее, чем я ожидал.
Метла! А над ней — полка! Я бросился вверх по метле. Кошка, рыча, метнулась ко мне, но я успел соскочить на мгновение раньше, чем метла упала. Я успел зацепиться коготками передних лапок за полку, не удержался, и...
Упал. Я падал и в ужасе смотрел на неумолимо приближающийся пол. Как мне хотелось упасть на стул, но до него было пять футов. Ох, и ударился же я. Как больно!
На секунду у меня потемнело в глазах. В ушах звенело, а потом я чуть не оглох от победного мява кошки. В глазах постепенно прояснилось, и как раз вовремя — прямо рядом с собой я увидел острые зубищи. Шею пронзила боль. Чудовище схватило меня зубами, оторвало от пола и теперь собиралось когтями разорвать мой животик!
Но тут кошка взвизгнула, и я снова упал на пол. Я не стал валять дурака: побежал и на бегу оглянулся...
...И увидел, что кошка гоняется еще за двумя крысами, а на хвосте у нее растекается пятно крови.
О, как я был благодарен своим друзьям! Даже и не знал, что крысы способны на такую благодарность.
Но это, конечно же, были не обычные крысы. Они были очень, очень умны. Добежав до стены, они разбежались в разные стороны. Кошка проехала по каменному полу на всех четырех лапах, остановилась, не в силах решить, за какой из крыс погнаться. Выбрала ту, что была поменьше.
Нет, определенно, эти крысы были умны — совсем как люди.
Минуточку, минуточку! Да они же и были людьми. И я тоже! Просто мои маленькие крысиные мозги позабыли об этом, пока за мной гонялась кошка! Тут я вспомнил и о том, что понял большую крысу, когда она заговорила со мной человеческим голосом. Раз она могла разговаривать, как человек, значит, и мне это было доступно. Конечно, в моем маленьком мозгу маловато места для памяти, но я все-таки вспомнил две строчки, которые приберег как раз на такой случай:
— Бедняжечка пушистая!
Кошка визжала и пыталась вырваться.
А из другого угла, расставив в стороны руки, надвигался Крысолов. Глаза у него налились кровью.
Фриссон отпустил кошку, и она помчалась по комнате, ища, где бы спрятаться. Поэт заступил Крысолову дорогу, протестующе поднял руку.
— Нет! Она только выполняла свой долг!
Крысолов прищурился, раздвинул губы, обнажив огромные желтоватые зубы.
— Нам здесь есть на кого поохотиться! — воскликнул Фриссон. — Ты снова человек, и тебе не должно быть никакого дела до кошек!
Крысолов сразу устыдился. Он быстро оглянулся, зорко пригляделся, увидел меня и прокричал:
— Вон он!
Фриссон тоже увидел меня, протянул руку, указывая на меня пальцем, и произнес:
Я озирался. Разбитый стеклянный предмет на столе оказался средневековым прибором для получения дистиллированной воды, уйма банок с порошками и бутылочек с жидкостями на полках... я сразу решил, что мне не очень хочется дознаваться, что в этих бутылках, Огонь, разведенный под котлом... идущий от него запах... длинный стол у противоположной стены... а на нем... Анжелика!
Анжелика!
Она была привязана к столу. На теле ее остались отметины от пыток. Платье было порвано, на животе запеклась кровь. А рядом лежали приготовленные орудия пыток: тиски для размозжения пальцев, железный сапожок, да и не к столу она была привязана, к дыбе!
В изголовье стояла маленькая прозрачная бутылочка, внутри которой клубился мятно-зеленый туман. У меня засосало под ложечкой — может быть, в бутылке душа девушки, тот самый призрак, в который я так страстно влюблен?
— Нужно забрать ее отсюда! — крикнул я и в одно мгновение оказался рядом с возлюбленной. Я принялся развязывать узлы на веревках, которыми она была привязана к дыбе, но не сумел. В отчаянии я выхватил складной нож и попытался перерезать кожаные веревки.
— Как же мы вернем ее душу обратно в тело, Фриссон?
Поэт вынул пачку новоиспеченных стихов и, нахмурив брови, перелистал их. Выбрав один, он прочел:
— Неплохая попытка, но толку никакого. — Я старательно перепиливал ножом кожаный ремень. — Что там у тебя еще в загашнике?
Фриссон перебрал куски пергамента и выбрал еще один:
А я был рад любому способу оторваться от погони! Я обежал вокруг котла, надеясь, что кошка не сразу сообразит, по часовой стрелке я побегу или против. Сообразила. Она кинулась на меня резвее, чем я ожидал.
Метла! А над ней — полка! Я бросился вверх по метле. Кошка, рыча, метнулась ко мне, но я успел соскочить на мгновение раньше, чем метла упала. Я успел зацепиться коготками передних лапок за полку, не удержался, и...
Упал. Я падал и в ужасе смотрел на неумолимо приближающийся пол. Как мне хотелось упасть на стул, но до него было пять футов. Ох, и ударился же я. Как больно!
На секунду у меня потемнело в глазах. В ушах звенело, а потом я чуть не оглох от победного мява кошки. В глазах постепенно прояснилось, и как раз вовремя — прямо рядом с собой я увидел острые зубищи. Шею пронзила боль. Чудовище схватило меня зубами, оторвало от пола и теперь собиралось когтями разорвать мой животик!
Но тут кошка взвизгнула, и я снова упал на пол. Я не стал валять дурака: побежал и на бегу оглянулся...
...И увидел, что кошка гоняется еще за двумя крысами, а на хвосте у нее растекается пятно крови.
О, как я был благодарен своим друзьям! Даже и не знал, что крысы способны на такую благодарность.
Но это, конечно же, были не обычные крысы. Они были очень, очень умны. Добежав до стены, они разбежались в разные стороны. Кошка проехала по каменному полу на всех четырех лапах, остановилась, не в силах решить, за какой из крыс погнаться. Выбрала ту, что была поменьше.
Нет, определенно, эти крысы были умны — совсем как люди.
Минуточку, минуточку! Да они же и были людьми. И я тоже! Просто мои маленькие крысиные мозги позабыли об этом, пока за мной гонялась кошка! Тут я вспомнил и о том, что понял большую крысу, когда она заговорила со мной человеческим голосом. Раз она могла разговаривать, как человек, значит, и мне это было доступно. Конечно, в моем маленьком мозгу маловато места для памяти, но я все-таки вспомнил две строчки, которые приберег как раз на такой случай:
Остального теперь не упомню, но и этого хватило: в углах вдруг вместо крыс встали двое мужчин. Кошка встала на задние лапы, бешено мяукнула и нацелилась прямо в живот Фриссону. Фриссон поймал кошку на лету, погладил ее по головке и проговорил:
Притворяться перестань
И таким, как прежде, стань.
— Бедняжечка пушистая!
Кошка визжала и пыталась вырваться.
А из другого угла, расставив в стороны руки, надвигался Крысолов. Глаза у него налились кровью.
Фриссон отпустил кошку, и она помчалась по комнате, ища, где бы спрятаться. Поэт заступил Крысолову дорогу, протестующе поднял руку.
— Нет! Она только выполняла свой долг!
Крысолов прищурился, раздвинул губы, обнажив огромные желтоватые зубы.
— Нам здесь есть на кого поохотиться! — воскликнул Фриссон. — Ты снова человек, и тебе не должно быть никакого дела до кошек!
Крысолов сразу устыдился. Он быстро оглянулся, зорко пригляделся, увидел меня и прокричал:
— Вон он!
Фриссон тоже увидел меня, протянул руку, указывая на меня пальцем, и произнес:
В тот же миг вся комната изумительно переменилась. Мебель моментально уменьшилась в размерах и превратилась в самые обычные столы и стулья. Мяукающее чудовище обратилось в милое домашнее животное. Правду сказать, на все это я почти не обращал внимания. Увеличение размеров моего тела стоило мне жуткой боли. Но вот все позади, и я снова человек. Я вздохнул, подвигал руками, поприседал. Почему-то особенно меня удивило то, что я одет. Но если задуматься, и Фриссон, и Крысолов тоже были не голенькие. Может быть, заклинание превратило нашу одежду в шерсть?
Притворяться перестань
И таким, как прежде, стань.
Я озирался. Разбитый стеклянный предмет на столе оказался средневековым прибором для получения дистиллированной воды, уйма банок с порошками и бутылочек с жидкостями на полках... я сразу решил, что мне не очень хочется дознаваться, что в этих бутылках, Огонь, разведенный под котлом... идущий от него запах... длинный стол у противоположной стены... а на нем... Анжелика!
Анжелика!
Она была привязана к столу. На теле ее остались отметины от пыток. Платье было порвано, на животе запеклась кровь. А рядом лежали приготовленные орудия пыток: тиски для размозжения пальцев, железный сапожок, да и не к столу она была привязана, к дыбе!
В изголовье стояла маленькая прозрачная бутылочка, внутри которой клубился мятно-зеленый туман. У меня засосало под ложечкой — может быть, в бутылке душа девушки, тот самый призрак, в который я так страстно влюблен?
— Нужно забрать ее отсюда! — крикнул я и в одно мгновение оказался рядом с возлюбленной. Я принялся развязывать узлы на веревках, которыми она была привязана к дыбе, но не сумел. В отчаянии я выхватил складной нож и попытался перерезать кожаные веревки.
— Как же мы вернем ее душу обратно в тело, Фриссон?
Поэт вынул пачку новоиспеченных стихов и, нахмурив брови, перелистал их. Выбрав один, он прочел:
Ничего не произошло.
Разъединенные частицы!
Давно настала вам пора
Промеж собой соединиться,
Как пролетариям всех стран!
С душою тело вновь сольется,
И сердце радостно забьется!
— Неплохая попытка, но толку никакого. — Я старательно перепиливал ножом кожаный ремень. — Что там у тебя еще в загашнике?
Фриссон перебрал куски пергамента и выбрал еще один:
Душа, вернись, ты долго так скиталась!
А тело без тебя совсем уж истомилось!