Но тут шпион вытащил ножик, длиной с руку, и пырнул ближайшего крестьянина, бормоча при этом заклинание. Нож угодил крестьянину в грудь, а остальные из-за заклинания рухнули наземь как подкошенные.
   Жильбер резко шагнул к шпиону и снес ему голову.
   Потом я уже и не пытался спорить.
   На следующий день к нам подошел крестьянин, стащил с головы шапку и показал тонзуру. На сей раз допрос с пристрастием произвел брат Игнатий. Он даже вручил этому человеку распятие и послушал, как тот произносит Символ Веры. Незнакомец проверку выдержал и впоследствии помогал брату Игнатию исповедовать ведьм. На следующий день подошел еще один монах, и к концу недели с нами шагали шестеро. Они поняли, что появилась возможность свергнуть Сюэтэ, и решили присовокупить силу своих молитв к нашим чудесам, а себя лично — к отряду Жильбера. Брат Игнатий заверял меня, что с ними наша объединенная мощь возрастет в десятки раз. Ну, если на минуточку представить, как работает безумная природная чудесная сеть, то можно было и не сомневаться.
   Но вот к нам прибежал крестьянин с побелевшими от страха губами и выпученными глазами.
   — Они идут, господа, они идут!
   — Ты о чем? — Жильбер схватил крестьянина за плечи и встряхнул. — Кто идет?
   — Армия Зла! — вскричал крестьянин. — Пешие и рыцари! Их так много — не сосчитать, а с ними еще два колдуна!
   Моя оборванная армия зароптала, но никто не дал деру. Все стали угрюмыми и решительными — даже те немногие, что дрожали от страха.
   Нас было мало — всего несколько сотен.
   — А сколько это будет «не сосчитать»? — поинтересовался я у Жильбера.
   — Если так сказал крестьянин? — Сквайр пожал плечами. — Может, несколько сотен, а может, и много тысяч. — Жильбер обернулся к крестьянину. — Ты их на дороге видел?
   — Да! Я их услыхал издалека и спрятался в папоротнике, чтоб подсмотреть! А они все шли и шли, по четверо в ряд. Я подождал, пока они пройдут, сосчитал, сколько сумел, а они все шли!
   Жильбер кивнул.
   — А долго ли они шли?
   — Долго ли? — переспросил крестьянин и наморщил лоб.
   Похоже, он об этом и не задумывался.
   — Ну, сколько по времени? Столько, сколько тебе надо, чтобы дойти от дома до поля? Или так долго, как длится месса?
   — Посерединке будет, — отвечал крестьянин. — Не так долго, как месса, но подольше, чем дорога от дома до поля.
   — Тысяча, не меньше, — заключил Жильбер и отпустил крестьянина. — Ты молодчага. Но как же тебе удалось опередить их?
   — Они по дороге топают-то. А я здешние места знаю, вот и рванул напрямик. Они маршируют, а я-то бегом.
   Жильбер кивнул.
   — Значит, через час они будут здесь, а может, и скорее. Ты просто молодчина, дружище. Иди да наточи поострее свою косу — косы нам нужны острые.
   — Пойду наточу поострее! — с радостью воскликнул крестьянин, и в глазах его полыхнул такой огонь, что мне стало не по себе.
   Я собрал брата Игнатия, Жильбера и Фриссона на спешный военный совет.
   — Мы понимали, что это произойдет, — сказал я.
   — Да, — кивнул головой Фриссон, напуганный настолько, насколько может быть напуганной кошка, прожившая уже восемь жизней. — Мы выступили в поход против королевы, разве не так?
   — И мы понимали, что рано или поздно нам придется столкнуться с ее армией, — добавил Жильбер. — На самом деле просто удивительно, что они раньше на нас не напали. Я их каждую ночь поджидал.
   — Ночь? — Я огляделся по сторонам. — Ну да, а сейчас солнце вот-вот закатится, точно?
   — Точно, — подтвердил брат Игнатий. — Армия Зла наиболее сильна в ночные часы, под покровом тьмы.
   — Значит, мы должны нанести им резкий и сильный удар и опрокинуть их до темноты, — заключил я и хмуро посмотрел на наш крестьянский бивак.
   — У тебя есть какая-то идея! — почему-то уверенно заявил Фриссон.
   — Ну, как сказать. — Я покачал головой. — Я вот что думаю, если они так любезны, что топают прямиком по дороге, неужели они не понимают, что могут напороться на засаду?
   — Они не боятся засады, — ответил Жильбер. — Их много.
   Я кивнул.
   — Тем резоннее выдать им то, чего они ожидают. Какую засаду можно устроить в таких обстоятельствах, Жильбер?
   Сквайр нахмурился, несколько минут подумал, потом повернулся к крестьянам:
   — Эй! Кто из вас умеет стрелять по птицам из рогатки?
   — Я! — откликнулось сразу с десяток голосов, а следом — еще с полсотни. Тут все поняли вопрос, и Жильберу ответил разом весь отряд.
   Жильбер довольно кивнул.
   — Так я и думал, — сказал он. — Потому что крестьянам разрешают играть в одну-единственную игру — стрелять по птичкам из рогаток.
   Повысив голос, он обратился к ополченцам:
   — Ищите камешки для рогаток да смотрите набейте ими карманы доверху! Потом забирайтесь на деревья по обе стороны дороги и хорошенько спрячьтесь!
* * *
   Крестьяне немного пошептались, потом радостно взревели и отправились собирать камешки.
   — Мысль отличная, — кивнул я. — Их надо разместить там, где воины не смогут схватиться с ними врукопашную.
   — Это можно, — сухо отозвался Жильбер. — Но у врагов наверняка будут лучники. Пара залпов — и все мои люди будут убиты.
   — А мне кажется, мы их можем определенным образом защитить. Прибереги небольшой отряд, который смог бы внезапно преградить врагу дорогу. Вот тут-то и начнется суматоха.
   Фриссон непонимающе уставился на меня.
   — Какая же это защита?
   — Невидимый щит, — пояснил я. — Пусть бьются о него, и тогда мы их измотаем.
   — Хорошая мысль! — обрадовался Жильбер. — Откуда это взялось, мастер Савл?
   — А? Да это просто из сказки. Я когда-то такую слышал.
   Я решил, что не стоит рассказывать ему о телевидении и рекламе зубной пасты.
   — Но это долго не протянется, — разочарованно протянул Фриссон. — Их колдун быстро все поймет и уничтожит такой щит.
   — Верно, — кивнул я. — Но мы можем построить стену внутри стены.
   Фриссон даже немного испугался.
   — Вот такое... вот это могло бы... но только до конца боя все равно не выстоит.
   — Зато колдун будет здорово занят, пока мы им по шапке дадим.
   — По шапке? — изумился Фриссон.
   — Застигнем врасплох, — объяснил я. — Нанесем неожиданный удар. Воспользуемся преимуществом.
   — А! — понимающе воскликнул Фриссон. — А как мы это сделаем?
   — Это слишком сложно для того, чтобы объяснить. Придется показать — после того, как мы выстроим щит. — Я отвернулся. — Ну, давай займемся делом: нам нужно окружить довольно обширный периметр.
   Оказалось, что для такой работы у нас предостаточно мальчишек. Один сбегал и притащил плуг, в плуг запрягли Унылика, Жильбер пошел рядом, по ходу дела давая указания крестьянину. Пропахали борозду длиной в пятьсот футов. Такую линию армия могла бы пересечь за пятнадцать минут, но Жильбер заверил меня, что у борозды сразу же начнется жуткая толкотня. Затем крестьянин с плугом проложил борозды по обе стороны от дороги и еще одну поперек, так что в итоге получилась буква «Н», я взял у Фриссона стихотворение, которое он сочинил заранее. Кстати говоря, оно сразу же засело у меня в голове. Может быть, из-за того, что у него был такой привязчивый размер — битый час не выходил из ума, да и потом то и дело вспоминался снова. Покуда Унылик под бдительным руководством пахал борозду, я сотворил шесть футов бечевки и теперь сидел у походного костра, вязал «колыбель для кошки» и напевал:
 
Мы защитим себя немногим:
Сейчас невидима, прочна
И поперек, и вдоль дороги
Пускай поднимется стена.
 
 
Да, наша армия невзрачна,
Но нам не страшен враг любой
За нашей тонкой и прозрачной
Непроходимою стеной.
 
 
Так стань же нашею охраной
И никого к нам не пусти,
И осмотической мембраной
Ты встань на вражеском пути!
 
   Вы же помните: сам я терпеть не могу творить чудеса, будь у меня галлюцинация или нет, но таких слов Фриссон просто не знал. Зато он помогал мне плести «колыбель», поэтому не будем считать, что я все сделал сам.
   — Ничегошеньки не вижу, — сказал Жильбер, тревожно вглядываясь в темноту.
   — Конечно, не видишь, — усмехнулся Фриссон. — Он же сказал, что преграда будет невидимая. Ты лучше наверх посмотри. — И он показал на небо. — Разве не видишь, как звезды мерцают?
   — Звезды всегда мерцают. Они мерцают вечно!
   — Да, но ты обрати внимание: они то крупнее, то мельче. Бесспорно, между нами и звездами что-то есть — вроде той дымки, что поднимается над разогретыми солнцем камнями жарким летним днем.
   Ну ладно, хоть этот понял. А вы зовите это как хотите, а силовое поле — оно силовое поле и есть.
   — Ну вот, а теперь начинается самое трудное. — Я свел ладони и уронил «колыбель». — Жильбер, отправь людей охранять стену и следить, чтобы она не исчезла.
   Сквайр ни с того ни с сего вдруг жутко испугался. Резко обернувшись к крестьянам, он крикнул:
   — Эй, Биллем, Курт! Баден! Возьмите по несколько человек и отправляйтесь к борозде!
   Крестьяне без лишних слов отправились на охрану «границы».
   Я обернулся к Фриссону:
   — Когда это он успел выучить их имена?
   — Как только они пришли, — ответил Фриссон. — Не думаю, что он всех до одного знает по имени, но он выделил главных, а уж этих-то он знает наперечет.
   Я решил, что мне здорово повезло с Жильбером. Прирожденный генерал, даром что ему всего восемнадцать.
   Крестьяне отправились к стене и довольно быстро возвратились. Вид у них был, мягко говоря, ошарашенный. Они о чем-то вполголоса переговорили с Жильбером. Он довольно кивнул и вернулся ко мне.
   — Стена стоит. Курту удалось выйти за нее, но не удалось вернуться обратно.
   — Отлично, — улыбнулся я. — Пошли ему человек сто, пусть рассадит их по деревьям по обе стороны от дороги. Конечно, им придется нас обойти — ведь невидимая стена закреплена вдоль всей борозды, и если ребята попытаются войти обратно с дороги, их будет отбрасывать. Еще пятьдесят человек отправь на деревья по эту сторону от перекладины, чтобы они хватали всех, кто осмелится пройти. Нет, я не думаю, что кому-то это удастся, — это так, на всякий случай. Еще полсотни должны быть в полной готовности и в случае чего рвануться между нами и врагом, а остальных надо спрятать в лесу.
   — А как с колдуном быть, господин Савл? — спросил Фриссон.
   — Видел фигурку, которую я мастерил из бечевки?
   — Видел, но не сказал бы, что это — произведение искусства.
   — Ты бы лучше сам для себя решил, кто ты такой: художник или критик. Ладно, назовем ее моделью. Тебе когда-нибудь приходилось играть в эту игру вдвоем?
   — Да, когда я был маленький.
   — Вот и славно. Давай-ка впадем в детство. — Я поднял с земли бечевку и принялся снова плести «колыбель». — Вот так. А теперь — вот так.
* * *
   На дороге появилась армия. Они шли в ногу и распевали низкими баритонами походную песню, в которой слышались угрожающие нотки. А мы расселись на дороге. Сердца наши бешено колотились. Фриссон дрожащими пальцами снял с моих рук «колыбель для кошки». Жильбер стоял за нами, пристально вглядываясь вдаль, в полной готовности щелкнуть пальцами и тем самым отдать приказ своим ополченцам. Он тоже нервничал, но говорил, что больше всего боится, как бы какой-нибудь торопыжка не перепсиховал и не рванулся в бой раньше времени.
   Авангард нас заметил — воины подняли крик и побежали. Их сапоги оглушительно топали.
   Жильбер дождался, когда до борозды врагам осталось добежать всего пятьдесят футов, и просигналил своим подчиненным.
   С деревьев по обе стороны дороги на воинов королевы обрушился град камней. Потом из леса выскочили пятьдесят крестьян и принялись стрелять из рогаток.
   Вражеские бойцы разразились воплями ярости и боли. Передовая линия бросилась на нас, но наткнулась на стену и отскочила. Они снова кинулись к нам, выставили алебарды — и отлетели от невидимой преграды. При этом их перевернуло в воздухе, и их оружие обрушилось на их же соратников. Воины взревели, но на сей раз в их крике страха было куда больше, чем гнева.
   Их товарищи выпустили тучи стрел по деревьям вдоль дороги. Стрелы полетели...
   ...а потом отскочили от стены и полетели обратно.
   При этом обратно они летели с той же скоростью, что и туда, и поэтому угодили не в крестьян, а в королевских воинов. Воины громко заорали от удивления и тревоги, а тут на них обрушился новый град камней. Камни попадали в лоб, в виски, сбивали шлемы, ломали ключицы. Солдаты врага падали наземь, издавая крики боли.
   Но вот среди них появился колдун, он что-то запел и принялся делать руками пассы.
   Я снял с рук Фриссона «колыбель для кошки». Он поддержал хрупкую конструкцию большим пальцем, а я пропел:
 
Знаю я, ты многое умеешь:
Сколь ни вейся, а конец видать.
Но на шее колдуна-злодея
Я хочу тебя узлом связать!
 
   Распевая последнюю строку, я туго натянул бечевку, и большой палец Фриссона оказался плененным.
   А песнопение колдуна закончилось жутким воплем, будто что-то невидимое взяло и пришпилило его руки «по швам». Он пытался освободиться, запнулся за упавшего солдата, покатился по земле, что-то крича.
   — Почему же он петь-то не может? — промолвил Фриссон, выпучив глаза.
   — Потому что я парализовал его язык, — ответил я. — Слышишь: он выкрикивает только гласные звуки. Пробует пропеть заклинание, но у него это никак не получается без согласных.
   Я продолжал сжимать бечевкой палец Фриссона. Только тогда, когда он начинал синеть, я немного ослаблял шнурки. Немного погодя вопли, стуки и бряцание металла стихли и сменились стонами.
   — Они все пали, — сообщил мне Жильбер. — Может, послать людей, чтобы добили раненых?
   Там еще остались живые? Я все время думал, что пущенные из рогаток камни убивали воинов врага, а не просто сбивали с ног.
   — Не надо. — Мне пришлось откашляться, потому что голос у меня дрожал. — Нет, нам гораздо важнее добраться до столицы. И потом, большинство из них — всего-навсего деревенские парни, которых забрали в армию против их воли. Да они с превеликой радостью отправятся по домам, дай мы им такую возможность.
   — Это точно, — согласился Жильбер. — Но чтобы у них такая возможность появилась, колдун должен умереть.
   От его слов сердце у меня ушло в пятки, но я понимал, что он прав. Если колдуна оставить в живых, он быстренько соберет остатки армии, и они дружно ударят нам в спину.
   — Но... может быть, стоит дать ему шанс покаяться?
   — Можно, но все равно после этого его надо убить. Не убьем — он снова заключит сделку с Сатаной, как только мы скроемся из глаз.
   Я понимал: Жильбер прав, но как же мне не хотелось этого делать!
   — Если мы хладнокровно его убьем, значит, мы и сами начнем продавать души Дьяволу.
   — Это верно только тогда, когда мы говорим о воинах-крестьянах, — раздраженно возразил Жильбер. — Но не о тех, кто ими командовал. Рыцарь и колдун должны умереть, иначе они придумают, как убить нас.
   — Да, я знаю, что ты прав, — вздохнул я. — Возьми брата Игнатия и с десяток человек, чтобы охраняли его. Да передай с кем-нибудь, как свяжете колдуна по рукам и ногам, чтобы я мог отпустить Фриссона — вон у него палец как посинел.
   Жильбер глубокомысленно глянул на посиневший палец поэта и изрек:
   — Вы поистине удивительные люди — что ты, господин Савл, что ты, господин Фриссон.
   — Это тебе так кажется только потому, что мы совершаем неожиданные поступки, — заверил я сквайра. — Многих это выбивает из колеи. Ну, ступай, отправь кого-нибудь в Чистилище, Жильбер.
   И он пошел.
   Эта армия оказалась не последней из тех, что встретились нам на пути, но справились мы с ней легко — потом так легко нам уже не приходилось. Следующее войско пошло на хитрость. Нас окружили с четырех сторон. Но у нас была лучшая в стране разведка — пара десятков местных крестьян, которые знали окрестности как свои пять пальцев. Они незаметно подобрались к расположению противника, запомнили, как стоят войска, сколько у врага народа, и, когда войско ударило по нашему лагерю... оно обнаружило там только пару сотен чучел, которые развалились под первыми же ударами мечей. Ну а потом наши бравые бойцы принялись с деревьев обстреливать врагов камнями — лучники не успели и по стреле выпустить, как на них обрушился град булыжников. Конечно, их колдуны расколдовали мое невидимое поле, и мы потеряли двенадцать человек, но враги-то — две тысячи.
   Третье войско попыталось заманить нас в ловушку. Они прихватили с собой десяток хорошеньких девиц. Те принялись танцевать эротический танец при луне, параллельно раздеваясь. Но брат Игнатий и его собратья-монахи быстренько прошлись по нашему лагерю и растолковали крестьянам, что все дамские прелести в данном случае есть не что иное, как происки Сатаны. Наши мужчины выстроились в шеренги и промаршировали мимо, чем вызвали страшный гнев молодых дам — те осыпали нас проклятиями и оскорблениями. Нам с Фриссоном это надоело, и мы придумали заклинание, в результате которого эти дамочки должны были явить свое истинное обличье. И когда перед нашими бравыми парнями предстала кучка голых морщинистых старых ведьм, парни поежились, отвернулись и зычными голосами восславили брата Игнатия.
   Войско, конечно же, бросилось за нами в погоню, но не очень-то рьяно — они же понимали, что шансов у них маловато. И правильно делали, что не сильно за нами рвались, потому что мы с Фриссоном скоренько превратили землю за нами в болото, и скоро все вражеские воины уже барахтались в трясине. Их колдун, правда, быстро осушил землю, но вот беда: враги забыли, что сначала надо бы вытащить людей из болота, вот бедолаг и зажало по пояс в затвердевшей земле. А некоторым и вовсе не повезло — они оказались с головой под землей, и пришлось товарищам их откапывать. А что еще им оставалось делать — наша-то армия давно утопала дальше по дороге.
   Помимо всего прочего, народа у нас было уже две тысячи, и каждую ночь поступало подкрепление, а пожилые крестьяне то и дело подносили нам корзинки с провиантом. Мне снились кошмары, когда я вспоминал Первый Крестовый поход — каково там было бойцам-крестьянам, как им всю дорогу до Константинополя приходилось воровать по деревням, чтоб не помереть с голода. Я поговорил об этом с Жильбером, и он тут же меня понял. Он разработал систему — что-то вроде табели о рангах. Каждый офицер отвечал за пропитание своих подчиненных. Затем он назначил несколько парней на должность пограничников — они должны были нести дозор по периметру и следить за тем, чтобы никто не шастал по окрестным деревням. Некоторые попробовали — Жильбер тут же отчислил их из войска и оставил на растерзание тем крестьянам, которых они ограбили.
   Ничего не поделаешь — толпа есть толпа, даже под командованием Жильбера. У нас не было времени на обучение и муштру, но Жильбер придумал, как научить наших новобранцев шагать в ногу. Он обучил офицеров кое-каким походным песням. Фриссону эта затея очень даже пришлась по душе. Охваченный вдохновением, он настрочил несколько текстов, которые затем напел Жильберу. Жильберу песни понравились, он спел их офицерам, и с того дня мы шагали по дорогам, распевая во всю глотку. Да, нас было слыхать за версту, но наше передвижение и так ни для кого не было секретом.
   К концу второго дня такой бравой маршировки вид у Жильбера стал озабоченный. Я отвел его в сторону и спросил, в чем дело.
   — Они больше не нападают на нас, — сказал Жильбер. — Не может быть, чтобы армия Зла пропустила нас беспрепятственно.
   — А ты не слышишь, что поют твои солдаты?
   Жильбер сдвинул брови.
   — Да, но при чем тут...
   Он не договорил, обернулся и встал, провожая глазами свое войско, весело распевающее:
 
Солдатушки, бравы ребятушки!
А где ж ваши стрелы?
Наши стрелы — чародеи белы,
Вот кто наши стрелы!
 
 
Солдатушки, бравы ребятушки,
А где ж ваши доспехи?
Это белой магии успехи —
Вот наши доспехи!
 
 
Солдатушки, бравы ребятушки,
А в чем ваша сила?
Наша сила — для врага могила,
Вот в чем наша сила!
 
 
Соловей, соловей, пташечка!
Сюэтэшечка жалобно кричит!
 
   — Ох, да они же отбивают все атаки! — воскликнул Жильбер. Я кивнул.
   — Для того чтобы снять такое могучее заклинание, нужно безумное количество черной магии. А наши ребята получают непрерывные заряды энергии.
   — Восхитительно, чародей!
   — Да, Фриссон — настоящее чудо, — кивнул я, глядя на поэта. — Но говорить ему об этом бесполезно. Он думает, что просто записывает то, что приходит в голову.
   Но я все равно волновался. Две тысячи горящих желанием покончить с королевой крестьян — безусловно, отличная защита на марше, неплохая сила для штурма, но им не выстоять и часа против обученного, дисциплинированного войска.
   Вот как раз такое войско мы и увидели, когда забрались на перевал, с которого открывался вид на столицу. Глазам нашим предстал город шириной в милю, по которому протекала река. В самой середине города на высоком холме стоял громадный замок. Замок окружала толстенная высокая стена, а между нами и стеной выстроилось войско шириной ярдов в сто, не меньше.
   Мы в ужасе смотрели на город. Я прошептал:
   — И как же мы сквозь это вот пройдем?

Глава 30

   — Народу у нас хватит, чтобы совершить прорыв, — сказал Фриссон, но голос его прозвучал не слишком уверенно.
   — Не хватит, — сокрушенно покачал головой Жильбер. — Они превосходят нас числом. На каждого нашего воина приходится пятеро вражеских. К тому же у них в войске закаленные, обученные ветераны, а у нас — мальчишки, прямо от сохи.
   — Но наши люди верят в правоту своего дела!
   — А те солдаты верят, что им хорошо заплатят за победу, — парировал Жильбер.
   — Но любовь к деньгам не так сильна, как страсть к свободе!
   — Может, и не так сильна, но когда к ней добавляются выучка и сила, то и этого хватит. — Жильбер обернулся ко мне. Лицо его было угрюмо. — Слово за тобой, господин Савл. Что мы можем сделать?
   — Ну... — протянул я. — Просто нам надо найти воинов получше этих.
   Жильбер вяло улыбнулся.
   — Хорошая мысль, вот только если бы можно было их быстро разыскать. Но даже если бы нам и удалось найти таких воинов, нам бы их потребовалось очень много, потому что и лучшая выучка, и большая сила ничего не значат, когда врагов так много.
   — Это не совсем верно. — Мне припомнились Креси и Агинкур. — И потом, нам же не надо уничтожать все войско — нам нужно только пробиться к воротам и открыть их.
   — И как мы это сделаем?
   — У меня есть стихотворение — одно из первых, написанных Фриссоном. Я его приберег как раз для такого случая.
   Поэт изумленно воззрился на меня.
   — Какое же... О! Ты о том моем стихотворении — протесте против стен, выстроенных богатством и властью, чтобы загородиться от бедняков!
   — Вот-вот, и еще там есть рефрен, где ты пишешь, что стены должны рухнуть. По-моему, ты там еще что-то вспомнил про Джошуа и Иерихон* [30].
   — Придется поверить вам обоим на слово, — медленно проговорил Жильбер. — Но если ты так говоришь, господин Савл, будь по-твоему.
   Сердце у меня заныло. Терпеть не могу, когда люди от меня зависят, — сразу возникает ответственность, а ответственность означает, что ты связан обязательством. Но сейчас у меня не было иного выбора.
   По рядам моего «войска» прокатился ропот. Я обернулся и увидел, что через хребет примерно в миле от нас перевалили две фаланги воинов. В авангарде и арьергарде ехали конные рыцари. Их доспехи и оружие бряцали и звенели, издалека доносилось пение. Слов слышно не было, между тем само зрелище заставило меня похолодеть.
   — Как раз то, что нам нужно — подкрепление для вражеской армии!
   — И они все время прибывают, это наверняка, — порадовал меня Фриссон. — Что бы мы ни собирались предпринять, господин Савл, лучше сделать это побыстрее.
   — А где мы можем найти этих опытных воинов, про которых ты говорил? — поинтересовался Жильбер и насмешливо добавил: — У тебя есть рецепт?
   — «Рецепт», — нахмурился я. Но потом вспомнил, что тут это слово вполне могло быть знакомо. Вдобавок меня озарило. Я широко улыбнулся. — Да, вот теперь, когда ты спросил, получается, что есть.
   И я принялся жестами изображать, как я беру с полки разные продукты и смешиваю их в миске.
 
Не мука и не картофель,
Не куриных три яйца
Нужно, чтобы изготовить
Идеального бойца.
 
   Я продолжал работать руками. Вторая строфа получилась намного быстрее первой.
 
Но из стали и чугуна,
Крепких мышц и зорких глаз
Королевского драгуна
Изготовим сей же час!
 
   — Эй, правитель! — прозвучал откуда-то сверху зычный бас.
   Мои товарищи со стонами ужаса попятились. Даже Унылик и тот испуганно забормотал.
   А вот и он — на караковом жеребце, и все такое прочее. Шесть футов роста, великолепная форма и устрашающего вида усы.
   — Как раз вовремя, — усмехнулся я. — Разбей врага — вон они там, внизу! Пробей мне дорогу к воротам в город!
   — Как прикажешь, начальник, — проревел драгун и развернул коня. — Боже, спаси королеву!
   И он галопом помчался вниз по склону и врубился в ряды инфантерии Сюэтэ, рубая своей саблей направо и налево. Жильбер закричал и бросился за драгуном, чтобы вернуть его назад.