Страница:
Анжелика застонала и привалилась ко мне. Я выставил перед собой руку.
— Чародей, — произнес Жильбер, — что это за создание?
— Это Бык, — ответил за меня Гремлин. — И он должен убивать всякого, кто придет сюда.
Глава 18
Глава 19
— Чародей, — произнес Жильбер, — что это за создание?
— Это Бык, — ответил за меня Гремлин. — И он должен убивать всякого, кто придет сюда.
Глава 18
Бык бросился в атаку, расставив руки в поисках легкой добычи.
— Рассыпаться! — крикнул я, отпрыгнул влево и увлек за собой Анжелику.
Жильбер бросился вправо, Фриссон побежал вперед и по кругу.
Бык развернулся и помчался за ним.
Но тут дорогу чудовищу неожиданно преградил Крысолов и как гаркнет на Быка:
— А ну, стой! Где твой пропуск?
Быка, видимо, настолько изумила дерзость жалкого человечишки, что он резко остановился и вытаращился на Крысолова. Потом Бык пригнул голову, поднял плечи и с криком ярости бросился на бюрократа.
Крысолов повернулся и побежал, выкрикивая:
— Воина! Пошлите воина! Воина пошлите!
— А вот он я! — воскликнул Жильбер и бросился под ноги Быку отточенным броском.
Монстр изогнулся в воздухе, словно большая волна, готовая ударить о берег, рыча при этом так, как гремит земля при землетрясении. Я дрожал и надеялся, что все-таки от Жильбера хоть что-то останется...
Так или иначе, сквайр дал нам время, и я успел кое-что вспомнить, но меня опередил Фриссон.
Но Бык ее разглядел и тут же опрометью бросился за миражем, оглушительно рыча, а Гремлин хихикнул:
— Вы капельку ошиблись — эта женщина ему не по вкусу.
И тут иллюзорная дама исчезла, словно ее и не было, а на ее месте появилась юная хорошенькая телочка — по коровьим меркам, стройная и весьма привлекательная, чего не мог отрицать даже я. Она принялась прохаживаться между нами и Быком. Бык остановился как вкопанный. Глаза его выпучились от восторга. Телочка повернулась, игриво ударила Быка хвостом по физиономии и, покачивая бедрами, пошла в сторону от меня и моих товарищей.
Бык, совершенно завороженный, последовал за ней.
Собравшись с духом, я поспешил к Жильберу, но сквайр, на счастье, уже очухался и даже ухитрился сесть. Я облегченно вздохнул:
— Ты в порядке? Все «о'кей»?
Жильбер хмуро глянул на меня.
— Что это значит «о'кей»?
— Ну... в данном случае — «здоров».
— Тогда да. — Жильбер ухватился за мою руку и, подтянувшись, встал на ноги. — Готов к новому бою. Где наш враг?
На этот вопрос нам ответил сотрясающий стены рев. Мы повернули головы в ту сторону, откуда он доносился, и увидели, что Быку удалось-таки настигнуть телочку. А она возьми и превратись в испанского боевого быка. Испанец нагнул голову к самой земле и угрожающе бил копытом. Полубык-получеловек издал рев возмущения и в ярости бросился на врага.
Как уж это вышло, непонятно, но он промахнулся.
И опять же непонятно как, но испанский бычара вдруг снова обернулся телочкой, и телочка, кокетливо мыча, затопала прочь. Бык, взволнованный в высшей степени, взревел — на сей раз от страсти — и помчался за нею.
И я понял, как нам можно спастись.
— Быстрее! — крикнул я. — Пока он ничего не соображает!
— Слушаюсь и повинуюсь, — кивнул Жильбер и уже был готов броситься за Быком...
— Да нет, не то! — в отчаянии завопил я, но было поздно.
На этот раз сквайр совершил более удачный бросок. Он сгруппировался и приземлился прямо под ногами Быка, мгновенно подпрыгнул и, обхватив колени чудища, изо всех сил рванул их вверх. Бык оскорбление взревел, в полете перевернулся, но Жильбер, заметив это, ухватил того за копыта и как шарахнет об пол! Даже стены задрожали. А Фриссон уже сорвал с ноги деревянный башмак, погнулся и, размахнувшись, нанес удар. «Кр-р-р-рак!» — дерево треснуло, ударившись о кость, одновременно раздался отчаянный вопль. Я вздрогнул: хотелось думать, что Бык мертв. Интересно, потребует ли Фриссон новый башмак?
Но Бык только скорчился, потом приподнялся, согнулся в пояснице и снова тяжело упал на землю. Поднял голову, тупо посмотрел перед собой, вращая глазами, перевернулся на живот и подтянул ноги под себя.
— Крепкая, однако, у него башка, — констатировал Фриссон, напяливая башмак.
— Он придет в себя, и скоро, — напомнил Гремлин, оказавшийся рядом со мной. — Быстро, чародей! Сотвори чай!
— Чай? — изумленно переспросил я.
— Да-да, чай, и булочки с изюмом, и серебряный сервиз, и льняную скатерть. Быстрее! Не теряй времени!
— Но что толку от чая и...
— Ты что, не слышишь меня? Говорю тебе: я знаю этого Быка как облупленного! Твори крепкий чай, и немедленно. Потому что он уже почти очухался!
Я сдался, оставив попытки найти в словах Гремлина хоть какой-то смысл, и прочел:
— Девушка, наливай чай! — распорядился Гремлин. Анжелика растерялась — ее попросили сделать то, к чему она и не знала, как подступиться. Однако, совладав с собой, постаралась изобразить радушную хозяйку и грациозно уселась рядом с чайником.
— Придерживай крышечку рукой, — прошептал я. Анжелика даже виду не подала, что услышала мой совет, налила чаю в чашку и проворковала:
— Какая чудная погода, не правда ли? Довольно прохладно для августа, как вам кажется? Вам с лимоном, сэр, или с молоком?
Бык поднял голову и уставился на Анжелику так, как смотрел бы на берег острова моряк, которого долго носило по волнам после кораблекрушения.
— Может быть, с сахаром? — не унималась Анжелика. — Один кусочек или два?
— Она просто потрясающе быстро все усвоила, — пробормотал я, глянув на Гремлина не без осуждения.
Маленький уродец хитро усмехнулся, поблескивая глазками.
— Вложить что-либо в чужие головы можно по-разному, чародей.
— Два кусочка, — простонал Бык, приподнялся и ухитрился сесть, поджав ноги под себя.
Фриссон и Жильбер изумленно переглянулись, Анжелика и глазом не моргнула. Взяла серебряные щипчики и опустила в чашку кусок сахара.
— С молоком или с лимоном изволите?
— С молоком, пожалуйста, — ответил Бык с интонацией выпускника хорошей частной школы. — И может быть, булочку?
— Конечно, — кивнула Анжелика и подала Быку чашку на блюдце, после чего взяла из корзинки булочку и спросила: — С маслом?
— Да, пожалуйста.
— Я так и думала, — довольно мурлыкнула Анжелика, намазала булочку маслом, положила на тарелочку, подала Быку, обернулась ко мне. — А тебе, Савл?
— С молоком и сахаром, — автоматически отозвался я, уселся по-турецки и с удивлением обнаружил, что голоден. — И еще булочку, пожалуйста.
— А как же, непременно, — щебетала Анжелика. — Как думаете, наверное, осень будет нынче ранняя? Ну а вы что скажите, сэр Бык, вас к нам каким ветром занесло?
Бык нахмурился.
— Это я у вас должен спросить.
— Ну, так умоляю, спросите! Да, кстати, а как вас зовут?
— Джон, — ответил Бык.
А как же еще?
Затем он вежливо поинтересовался:
— А вас каким ветром занесло в мои края?
Фриссон и Жильбер осторожно подошли и сели. Анжелика, наливая им чая с молоком, ответила Быку:
— Мы бежим от злобного тирана — жестокой королевы, которая готова пленить нас и подвергнуть изощреннейшим пыткам. А вы сюда как попали?
— Я здесь давно, сколько себя помню, — медленно проговорил Бык. — А это очень, очень долго, девушка.
— Века, — негромко вставил Гремлин.
— Верно, — проговорил Бык, поклонившись уродцу. — Не знаю, кто загнал меня сюда. Только помню, что, когда я очнулся, в ушах у меня гремел его голос: «Стой здесь, и никуда не уходи, и убивай любого, кто дерзнет подойти сюда. Ты останешься здесь до тех пор, покуда Провидение не пошлет сюда тех, кто борется за воцарение Добра».
Анжелика быстро посмотрела на меня.
— Может быть, это мы и есть?
— Может быть, — растягивая слоги, проговорил Бык. Видимо, ему даже страшно было поверить в удачу. — Но куда вы хотите попасть и зачем?
— Мы идем во дворец Короля-Паука, — отвечала Анжелика. — Мы хотим попросить его о помощи, чтобы свергнуть злую колдунью, которая отдала страну во власть ведьм и чиновников. Правду сказать, ее подданные боятся на улицу выйти без ее дозволения.
Бык нахмурился.
— Но с какой стати Король-Паук станет помогать вам?
— Но... — проговорила Анжелика, — мы слыхали, что он добрый и помогает тем, кто хочет спасти бедняков и жаждет справедливости.
— Это верно, верно. Однако ему-то какой прок в том, что он вам поможет?
— Этого... я не знаю, — пробормотала Анжелика.
— Может быть, мы бы сумели это понять, если бы узнали, что ему нужно, — осторожно вставил я. — А вы это знаете?
— Он ни в чем не знает нужды, — отвечал Бык. Я покачал головой.
— Стал бы он тогда помогать другим. Значит, ему либо нравится оказывать помощь людям, либо он все-таки что-то получает, помогая им. Может быть, ощущение цели в жизни?
— А сколько ему лет? — поинтересовался Фриссон.
— Много веков, — сердито отрезал Бык. — По крайней мере столько, сколько я здесь живу.
— Но тогда, вероятно, — предположил поэт, — ему нужно как-то оправдывать свою долгую жизнь?
Я удивленно посмотрел па поэта. Когда этот деревенский мужлан успел прослушать курс философии?
Но Бык кивнул в ответ:
— Пожалуй, что так. Иначе зачем бы ему все время искать несчастных и пытаться избавить их от горя?
— А он пытается? — торопливо спросил Фриссон. Меня это тоже интересовало, поэтому я сказал:
— Раз так, зачем же он держит здесь тебя и заставляет отпугивать людей?
— Ну... я не знаю, он ли заточил меня здесь, — ответил Бык. — Что же до «зачем» — на этот счет я могу только гадать.
— Если не знаешь, чьих это рук дело, — гадать бесполезно, — сухо проговорил я. — Ну, хорошо... давай на минуточку представим, что мы и есть те самые, кого ты должен пропустить.
— Нет, давайте мы этого представлять не будем, — отказался Бык, — и давайте вспомним, что после чая мы опять начнем воевать — ты и я.
Я похолодел, но язык мой продолжал работать:
— Ну а вдруг мы все-таки те, кого ты должен впустить?
— Если так, то вы должны меня одолеть, а затем мы вместе отправимся во дворец Короля-Паука. — Голос у Быка был сердитый — я живо представил, как противен ему такой оборот событий. — Ну а если вы не те — вы погибнете.
Фриссон вступил в беседу, ухватившись за первое заявление Быка:
— Если ты пойдешь с нами, ты сможешь показать дорогу? Ты раньше бывал во дворце?
— Нет, — прогудел Бык. — Но дорогу помню. Помню так отчетливо, словно я на свет родился с этой памятью.
— ДНК и не такие чудеса творит, — пробормотал я себе под нос, а громко сказал: — Доверься же внутреннему голосу и попробуй рискнуть. Да и потом, много ли еще компаний пыталось тут пройти?
— Всего три, — вынужден был согласиться Бык. Тут меня пробрала дрожь — я попытался вообразить, кто приходил сюда перед нами.
— Но то были мужчины, одни мужчины, — вспомнил Бык. — И на них были черные одежды колдунов. От них исходило зло, а от вас не исходит.
— Потому что мы — добрая сила, — убежденно подтвердил Жильбер.
— Верно, верно, — подхватил я, но все-таки поежился. «Да, и на твоей совести было несколько не слишком-то славных делишек. А у кого их нет? Но сам-то я добряк-добряком. Вот и ангел-хранитель мой говорил то же». — Правда, я, признаться, совершенно растерян.
Бык повернул ко мне массивную голову:
— То есть?
— Я ищу друга, — пояснил я. — Хочу найти его и вернуться домой. — Тут я глянул на Анжелику и вдруг понял, что домой хочу уже не так чтобы очень. — А для того, чтобы найти друга и попасть домой, я должен победить злобную королеву.
— Наградой же ему будет спасение людей, — быстренько подхватил Жильбер.
Бык пропустил его замечание мимо ушей.
— Не думаю, что сказанное тобой — веская причина для испытаний.
— Получше многих, — ответил я, краснея. — Заодно и народу Аллюстрии помогу. Уж по крайней мере хуже, чем теперь, им не станет.
— Это верно, — признал Бык. — А пожалуй, помочь вам — это повеселее будет, чем до скончания веков охранять эти ворота. Как-никак приключение.
Надежда возродилась в моей душе.
— То, что не соскучишься, — это я тебе обещаю!
— Сам знаю, — огрызнулся Бык. — Нам придется пройти мимо моего врага. Поможете одолеть его?
Я почувствовал, будто бы какие-то дверцы у меня внутри, которые только-только распахнулись, готовы снова захлопнуться. Если уж такому чудовищу нужна помощь в бою с еще одним, то каково же то, другое?
— И что это за зверюшка? — наигранно небрежно поинтересовался я.
— Звать его Великий Урсус, — ответил Бык. — Он — медведь.
Я похолодел. Но Фриссон прошептал:
— Савл, ты же великий чародей, а?
— Да, когда при мне твои стишки. — Я вспомнил одно стихотворение, глубоко вздохнул и сказал: — Ладно, можешь на нас рассчитывать.
— Придется рассчитывать, — отозвался Бык, — потому что Медведь охраняет дорогу к Королю-Пауку.
Бык резко выпрямился, ударил себя по коленям.
— Решено. Я иду с вами. Если я ошибся и мне суждено пострадать, что ж — да будет так!
— Вы так благородны, — проворковала Анжелика.
— Я мечтаю уйти отсюда.
— Вы так храбры, — подпел Анжелике Фриссон. Бык задержал взгляд на поэте и кивнул.
— Каждый чего-нибудь да боится, и я боюсь этого путешествия. Боюсь, но мечтаю о нем. Так не будем же медлить!
Легко и плавно Бык поднялся на ноги и зашагал к своей пещере. Мы поторопились встать и поспешить за ним. Я оглянулся на остатки нашей трапезы и, быстро пробормотав двустишие, уничтожил их. Посуда звякнула, все исчезло.
Бык отпер ворота, и мы вошли следом за ним в пещеру. Честно говоря, не без страха. Что до меня, то я вспоминал историю Маленького Цыпленочка. А пещера тянулась и тянулась — видимо, перешла в очередной туннель.
— А теперь произнеси то заклинание, с помощью которого ты искал дорогу к Королю-Пауку, — негромко проговорил Бык.
Гремлин ущипнул меня. Я набрал воздуха и принялся читать стихи — тихо, почти шепотом.
Не успел я дочитать стихотворение, как туннель начал меняться — в его потолке образовалась расщелина. Мы шли вперед, а щель над головой становилась все шире и шире, и в конце концов над нашими головами образовалась черная пустота. Я с беспокойством поглядывал на эту пустоту, ставшую еще более пугающей, когда стены туннеля начали как бы подтаивать. Наконец они стали высотой нам по колено. Мы шли словно по узкому желобу.
— Да уж, — проворчал Гремлин. — Не правится мне тут. Мы прямо как напоказ выставлены.
— Это точно, — подтвердил я, испуганно вглядываясь в окружающий нас мрак. Что-то менялось... — Эй, светлеет!
— Мы приближаемся к его логову — к логову моего врага, — пояснил Бык, остановился и указал рукой вперед. — Вот оно, смотрите! Нет места опаснее для меня!
И вот сквозь пелену тумана проступили очертания громадного темного силуэта на фоне освещенной пещеры. Душа у меня незамедлительно ушла в пятки. Но деваться было некуда — тропа вела сквозь пещеру, нависая над ее полом на высоте футов в шесть.
— Вперед, — угрюмо поторопил Гремлин. — Что толку на месте-то торчать?
— Тогда надо помолиться, — решил Фриссон и тут же громко запел:
— Пожалуйста, Фриссон, — проговорил я, облегченно вздохнув, — запиши стихи.
— Что, и молитвы записывать? — возмущенно вскричал поэт.
— Все записывай, — прошипел я. — Лишь бы оригинально было.
Медведь услышал наш разговор, поднялся на задние лапы, а передние задрал так, словно желал сдаться.
— Не останавливаться, — распорядился я, и мы тронулись в путь, хотя коленки, думаю, дрожали у всех.
— Наверняка наш вес слишком велик для такой хрупкой тропинки, — пожаловалась Анжелика.
— Не останавливаться, — повторил я. — А не то он схватит идущего последним.
— А ты не мог бы уменьшить наш вес?
— Ну ладно, ладно, — проворчал я.
Девушка вскрикнула и попятилась, но тут гневно вскричал Бык и спрыгнул с тропы вниз, нацелившись копытами в грудь медведя.
Урсус вовремя отступил назад, и Бык спрыгнул на землю прямо перед ним и со всего размаха заехал медведю в челюсть. Голова зверя запрокинулась, он снова воздел лапы кверху.
— Товарищи, не надо! Договоримся, а? Предлагаю перемирие!
— Не верь ему! — крикнул я. — Нельзя заключать перемирие с медведем, который ходит, как человек, на задних лапах.
Но Бык стоял в боевой стойке и не спускал глаз со своего врага.
— Подними его сюда, поскорее! — прошипел мне на ухо Гремлин. — Мы без него как без рук.
Я посмотрел вдаль. Дорога сияла и переливалась. Я проговорил:
— Ни в коем случае! — воскликнул я и торопливо прочел:
Его когтистая лапа рванулась к морде Быка, но когти запутались в гриве Джона, и Бык, размахнувшись, сильно ударил медведя. Медведь отлетел назад, но снова ринулся в атаку, ревя:
— Была империалистическая война — стала гражданская!
Фриссон вложил мне в руку листок пергамента. Я, не задумываясь, прочел:
А медведь пришел в себя. Опустил плечи, зловеще засверкал глазами.
— А вы не больно-то возноситесь! Вся история — это что такое? А сплошная классовая борьба, вот что!
— Насчет борьбы — тут я согласен, — сказал я Гремлину. — Но вот классы при чем — в толк не возьму.
— Ты лучше ногами работай, чародей, — пробурчал Гремлин.
— Похоже, дорога пошла на подъем, — пробормотал Жильбер.
А тропа завибрировала у нас под ногами, оторвалась от земли и приподнялась ввысь бесконечной спиралью.
Медведь встал на цыпочки, пытаясь ухватиться за тропу. Когти его белели, словно льдышки.
— Нет уж, — рычал он. — Вернитесь! Мы перестроим нашу экономику!
Он запустил-таки когти в край тропы и рванул ее на себя.
Тропа закачалась, мои товарищи закричали, пытаясь удержаться на ногах. Мы с Фриссоном упали, но Анжелике и Жильберу удалось устоять. Медведь тянул тропу к. себе, рыча во весь голос:
— Выжечь землю! Спалить города! Пусть там камня на камне не останется, чтобы врагу негде было притаиться!
— Не хватит ли на сегодня анахронизмов? — рявкнул я.
Эти ружья после каждого выстрела надо перезаряжать, и все же один выстрел лучше, чем ничего. Я приставил приклад к плечу и прицелился.
Медведь тут же отцепился от тропы, отступил и снова поднял руки над головой.
— Братцы, — взвыл он жалобно, — не стреляйте!
Тропа подскочила вверх, прогнулась, снова подскочила. Даже Анжелика и Жильбер, самые ловкие из нас, охали всякий раз, когда тропа выделывала очередной выкрутас. Я потянул спусковой крючок, затвор щелкнул, но ни огня, ни дыма... Я выкрикнул что-то нечленораздельное и швырнул винтовку в медведя.
Дуло угодило Урсусу между ног, и он взвыл от боли и завертелся на месте.
— Ну, хватит! — взвизгнул Гремлин и спрыгнул с тропы в медвежье логово.
— Нет! Ты куда! — испуганно крикнул я, но Гремлин, не обращая на меня никакого внимания, побежал по кругу рядом с Великим Урсусом.
Медведь неожиданно охнул.
— Это что же за листочки такие? А это что такое, а? Крыжовничек?
— Что это стряслось со зверем? — поразился Фриссон.
— Ему кажется, будто он кустик, — сообщил Гремлин. — Но ты учти, чародей, заклинание мое ненадолго его одурачит. Ты должен придумать, как приподнять эту тропу повыше — так, чтобы Медведь не смог до нее дотянуться, а не то эта зверюга нас все-таки сбросит.
— Ты прав, — кивнул я, встряхнулся и принялся вспоминать такое стихотворение, в котором бы говорилось — с ума сойти — о том, как приподнять тропинку повыше. И вот что мне пришло в голову:
И Фриссон подхватил — как нечего делать:
— У тебя получилось, чародей, — прошептал Фриссон.
— Да, но только потому, что вы мне здорово помогли. Кстати, тоннель изменился. Верной ли дорогой мы идем?
— Верной, — сказал Бык. — Мы таки нашли дорогу к Королю-Пауку, невзирая на все козни Медведя.
— Но... дорога уж очень странная, — возразила Анжелика.
Она была права. Дорога изгибалась все резче, все круче шла па подъем. Мы шли и шли вверх по тору, который затем превратился в расширяющуюся воронку. Вверх, вверх... и наконец воронка вывела нас в громадный зал. Такой громадный, что потолок был почти не виден за пеленой облаков — или то были не облака, а тончайшего плетения ткань. Зал не имел стен — повсюду возвышались колонны. Их было так много, как деревьев в лесу, а между ними виднелись холмы, лужайки, заросли кустарников. Все купалось в лучах света и весело зеленело. Мы как зачарованные ступали по мозаичному полу, не в силах рассмотреть изображенную на нем картину — так она была велика.
А прямо перед нами в арке застыла величественная фигура человека в плаще. Со спины фигуру незнакомца подсвечивало солнце.
— Господа и дама, — произнес Бык приглушенным, почти что трепещущим голосом. — Мы достигли нашей цели. Мы находимся во дворце Короля-Паука.
— Рассыпаться! — крикнул я, отпрыгнул влево и увлек за собой Анжелику.
Жильбер бросился вправо, Фриссон побежал вперед и по кругу.
Бык развернулся и помчался за ним.
Но тут дорогу чудовищу неожиданно преградил Крысолов и как гаркнет на Быка:
— А ну, стой! Где твой пропуск?
Быка, видимо, настолько изумила дерзость жалкого человечишки, что он резко остановился и вытаращился на Крысолова. Потом Бык пригнул голову, поднял плечи и с криком ярости бросился на бюрократа.
Крысолов повернулся и побежал, выкрикивая:
— Воина! Пошлите воина! Воина пошлите!
— А вот он я! — воскликнул Жильбер и бросился под ноги Быку отточенным броском.
Монстр изогнулся в воздухе, словно большая волна, готовая ударить о берег, рыча при этом так, как гремит земля при землетрясении. Я дрожал и надеялся, что все-таки от Жильбера хоть что-то останется...
Так или иначе, сквайр дал нам время, и я успел кое-что вспомнить, но меня опередил Фриссон.
Вдруг что-то замерцало в самой середине круга, замерцало и обрело форму... там возникла высокая чувственная женщина, одетая всего-навсего в тончайший хитон. Ее светлые волосы были собраны в пучок, прекрасное лицо отражало полнейшую невинность. Женщина повернулась и побежала прочь. Складки хитона развевались, и взгляду представали полные бедра цвета слоновой кости. Ну, положа руку на сердце, надо было признаться: красотка получилась несколько прозрачная, но...
Раз Зевс, от тоски изнывая,
Боролся с атакой зевоты,
С высот Олимпийских взирая
На дальнего мира красоты.
Случайно свой взгляд обратил он
К далекой стране Финикии,
И мигом о скуке забыл он,
Европу увидев впервые.
Не смог он в нее не влюбиться,
И тут же в Быка обратился,
И в стадо отца той девицы
Он в бычьем обличье внедрился.
Какая для взора отрада!
Какая могучая сила!
Практически с первого взгляда
Европа Быка полюбила.
Сначала не мог он открыться,
Скрывая с трудом восхищенье,
Глядел и глядел на девицу,
На все ее телодвиженья...
Но Бык ее разглядел и тут же опрометью бросился за миражем, оглушительно рыча, а Гремлин хихикнул:
— Вы капельку ошиблись — эта женщина ему не по вкусу.
И тут иллюзорная дама исчезла, словно ее и не было, а на ее месте появилась юная хорошенькая телочка — по коровьим меркам, стройная и весьма привлекательная, чего не мог отрицать даже я. Она принялась прохаживаться между нами и Быком. Бык остановился как вкопанный. Глаза его выпучились от восторга. Телочка повернулась, игриво ударила Быка хвостом по физиономии и, покачивая бедрами, пошла в сторону от меня и моих товарищей.
Бык, совершенно завороженный, последовал за ней.
Собравшись с духом, я поспешил к Жильберу, но сквайр, на счастье, уже очухался и даже ухитрился сесть. Я облегченно вздохнул:
— Ты в порядке? Все «о'кей»?
Жильбер хмуро глянул на меня.
— Что это значит «о'кей»?
— Ну... в данном случае — «здоров».
— Тогда да. — Жильбер ухватился за мою руку и, подтянувшись, встал на ноги. — Готов к новому бою. Где наш враг?
На этот вопрос нам ответил сотрясающий стены рев. Мы повернули головы в ту сторону, откуда он доносился, и увидели, что Быку удалось-таки настигнуть телочку. А она возьми и превратись в испанского боевого быка. Испанец нагнул голову к самой земле и угрожающе бил копытом. Полубык-получеловек издал рев возмущения и в ярости бросился на врага.
Как уж это вышло, непонятно, но он промахнулся.
И опять же непонятно как, но испанский бычара вдруг снова обернулся телочкой, и телочка, кокетливо мыча, затопала прочь. Бык, взволнованный в высшей степени, взревел — на сей раз от страсти — и помчался за нею.
И я понял, как нам можно спастись.
— Быстрее! — крикнул я. — Пока он ничего не соображает!
— Слушаюсь и повинуюсь, — кивнул Жильбер и уже был готов броситься за Быком...
— Да нет, не то! — в отчаянии завопил я, но было поздно.
На этот раз сквайр совершил более удачный бросок. Он сгруппировался и приземлился прямо под ногами Быка, мгновенно подпрыгнул и, обхватив колени чудища, изо всех сил рванул их вверх. Бык оскорбление взревел, в полете перевернулся, но Жильбер, заметив это, ухватил того за копыта и как шарахнет об пол! Даже стены задрожали. А Фриссон уже сорвал с ноги деревянный башмак, погнулся и, размахнувшись, нанес удар. «Кр-р-р-рак!» — дерево треснуло, ударившись о кость, одновременно раздался отчаянный вопль. Я вздрогнул: хотелось думать, что Бык мертв. Интересно, потребует ли Фриссон новый башмак?
Но Бык только скорчился, потом приподнялся, согнулся в пояснице и снова тяжело упал на землю. Поднял голову, тупо посмотрел перед собой, вращая глазами, перевернулся на живот и подтянул ноги под себя.
— Крепкая, однако, у него башка, — констатировал Фриссон, напяливая башмак.
— Он придет в себя, и скоро, — напомнил Гремлин, оказавшийся рядом со мной. — Быстро, чародей! Сотвори чай!
— Чай? — изумленно переспросил я.
— Да-да, чай, и булочки с изюмом, и серебряный сервиз, и льняную скатерть. Быстрее! Не теряй времени!
— Но что толку от чая и...
— Ты что, не слышишь меня? Говорю тебе: я знаю этого Быка как облупленного! Твори крепкий чай, и немедленно. Потому что он уже почти очухался!
Я сдался, оставив попытки найти в словах Гремлина хоть какой-то смысл, и прочел:
Воздух сгустился... что-то блеснуло... забелела льняная скатерть — из тех, что берут с собой на пикник... возникли чашки и блюдца, а посреди скатерти — чайник из фарфора и кости. Серебряную корзинку накрывала льняная салфетка, а на салфетке лежали аппетитнейшие булочки с изюмом, и от них шел пар! Рядом стояла еще одна корзинка — с пышками, а рядом с ней — масленка и горшочек с вареньем.
Кто-то любит красное, кто-то любит белое,
Кто-то любит не вино, а мясо подгорелое.
Мне же сразу подавай
С изюмом булки, крепкий чай!
— Девушка, наливай чай! — распорядился Гремлин. Анжелика растерялась — ее попросили сделать то, к чему она и не знала, как подступиться. Однако, совладав с собой, постаралась изобразить радушную хозяйку и грациозно уселась рядом с чайником.
— Придерживай крышечку рукой, — прошептал я. Анжелика даже виду не подала, что услышала мой совет, налила чаю в чашку и проворковала:
— Какая чудная погода, не правда ли? Довольно прохладно для августа, как вам кажется? Вам с лимоном, сэр, или с молоком?
Бык поднял голову и уставился на Анжелику так, как смотрел бы на берег острова моряк, которого долго носило по волнам после кораблекрушения.
— Может быть, с сахаром? — не унималась Анжелика. — Один кусочек или два?
— Она просто потрясающе быстро все усвоила, — пробормотал я, глянув на Гремлина не без осуждения.
Маленький уродец хитро усмехнулся, поблескивая глазками.
— Вложить что-либо в чужие головы можно по-разному, чародей.
— Два кусочка, — простонал Бык, приподнялся и ухитрился сесть, поджав ноги под себя.
Фриссон и Жильбер изумленно переглянулись, Анжелика и глазом не моргнула. Взяла серебряные щипчики и опустила в чашку кусок сахара.
— С молоком или с лимоном изволите?
— С молоком, пожалуйста, — ответил Бык с интонацией выпускника хорошей частной школы. — И может быть, булочку?
— Конечно, — кивнула Анжелика и подала Быку чашку на блюдце, после чего взяла из корзинки булочку и спросила: — С маслом?
— Да, пожалуйста.
— Я так и думала, — довольно мурлыкнула Анжелика, намазала булочку маслом, положила на тарелочку, подала Быку, обернулась ко мне. — А тебе, Савл?
— С молоком и сахаром, — автоматически отозвался я, уселся по-турецки и с удивлением обнаружил, что голоден. — И еще булочку, пожалуйста.
— А как же, непременно, — щебетала Анжелика. — Как думаете, наверное, осень будет нынче ранняя? Ну а вы что скажите, сэр Бык, вас к нам каким ветром занесло?
Бык нахмурился.
— Это я у вас должен спросить.
— Ну, так умоляю, спросите! Да, кстати, а как вас зовут?
— Джон, — ответил Бык.
А как же еще?
Затем он вежливо поинтересовался:
— А вас каким ветром занесло в мои края?
Фриссон и Жильбер осторожно подошли и сели. Анжелика, наливая им чая с молоком, ответила Быку:
— Мы бежим от злобного тирана — жестокой королевы, которая готова пленить нас и подвергнуть изощреннейшим пыткам. А вы сюда как попали?
— Я здесь давно, сколько себя помню, — медленно проговорил Бык. — А это очень, очень долго, девушка.
— Века, — негромко вставил Гремлин.
— Верно, — проговорил Бык, поклонившись уродцу. — Не знаю, кто загнал меня сюда. Только помню, что, когда я очнулся, в ушах у меня гремел его голос: «Стой здесь, и никуда не уходи, и убивай любого, кто дерзнет подойти сюда. Ты останешься здесь до тех пор, покуда Провидение не пошлет сюда тех, кто борется за воцарение Добра».
Анжелика быстро посмотрела на меня.
— Может быть, это мы и есть?
— Может быть, — растягивая слоги, проговорил Бык. Видимо, ему даже страшно было поверить в удачу. — Но куда вы хотите попасть и зачем?
— Мы идем во дворец Короля-Паука, — отвечала Анжелика. — Мы хотим попросить его о помощи, чтобы свергнуть злую колдунью, которая отдала страну во власть ведьм и чиновников. Правду сказать, ее подданные боятся на улицу выйти без ее дозволения.
Бык нахмурился.
— Но с какой стати Король-Паук станет помогать вам?
— Но... — проговорила Анжелика, — мы слыхали, что он добрый и помогает тем, кто хочет спасти бедняков и жаждет справедливости.
— Это верно, верно. Однако ему-то какой прок в том, что он вам поможет?
— Этого... я не знаю, — пробормотала Анжелика.
— Может быть, мы бы сумели это понять, если бы узнали, что ему нужно, — осторожно вставил я. — А вы это знаете?
— Он ни в чем не знает нужды, — отвечал Бык. Я покачал головой.
— Стал бы он тогда помогать другим. Значит, ему либо нравится оказывать помощь людям, либо он все-таки что-то получает, помогая им. Может быть, ощущение цели в жизни?
— А сколько ему лет? — поинтересовался Фриссон.
— Много веков, — сердито отрезал Бык. — По крайней мере столько, сколько я здесь живу.
— Но тогда, вероятно, — предположил поэт, — ему нужно как-то оправдывать свою долгую жизнь?
Я удивленно посмотрел па поэта. Когда этот деревенский мужлан успел прослушать курс философии?
Но Бык кивнул в ответ:
— Пожалуй, что так. Иначе зачем бы ему все время искать несчастных и пытаться избавить их от горя?
— А он пытается? — торопливо спросил Фриссон. Меня это тоже интересовало, поэтому я сказал:
— Раз так, зачем же он держит здесь тебя и заставляет отпугивать людей?
— Ну... я не знаю, он ли заточил меня здесь, — ответил Бык. — Что же до «зачем» — на этот счет я могу только гадать.
— Если не знаешь, чьих это рук дело, — гадать бесполезно, — сухо проговорил я. — Ну, хорошо... давай на минуточку представим, что мы и есть те самые, кого ты должен пропустить.
— Нет, давайте мы этого представлять не будем, — отказался Бык, — и давайте вспомним, что после чая мы опять начнем воевать — ты и я.
Я похолодел, но язык мой продолжал работать:
— Ну а вдруг мы все-таки те, кого ты должен впустить?
— Если так, то вы должны меня одолеть, а затем мы вместе отправимся во дворец Короля-Паука. — Голос у Быка был сердитый — я живо представил, как противен ему такой оборот событий. — Ну а если вы не те — вы погибнете.
Фриссон вступил в беседу, ухватившись за первое заявление Быка:
— Если ты пойдешь с нами, ты сможешь показать дорогу? Ты раньше бывал во дворце?
— Нет, — прогудел Бык. — Но дорогу помню. Помню так отчетливо, словно я на свет родился с этой памятью.
— ДНК и не такие чудеса творит, — пробормотал я себе под нос, а громко сказал: — Доверься же внутреннему голосу и попробуй рискнуть. Да и потом, много ли еще компаний пыталось тут пройти?
— Всего три, — вынужден был согласиться Бык. Тут меня пробрала дрожь — я попытался вообразить, кто приходил сюда перед нами.
— Но то были мужчины, одни мужчины, — вспомнил Бык. — И на них были черные одежды колдунов. От них исходило зло, а от вас не исходит.
— Потому что мы — добрая сила, — убежденно подтвердил Жильбер.
— Верно, верно, — подхватил я, но все-таки поежился. «Да, и на твоей совести было несколько не слишком-то славных делишек. А у кого их нет? Но сам-то я добряк-добряком. Вот и ангел-хранитель мой говорил то же». — Правда, я, признаться, совершенно растерян.
Бык повернул ко мне массивную голову:
— То есть?
— Я ищу друга, — пояснил я. — Хочу найти его и вернуться домой. — Тут я глянул на Анжелику и вдруг понял, что домой хочу уже не так чтобы очень. — А для того, чтобы найти друга и попасть домой, я должен победить злобную королеву.
— Наградой же ему будет спасение людей, — быстренько подхватил Жильбер.
Бык пропустил его замечание мимо ушей.
— Не думаю, что сказанное тобой — веская причина для испытаний.
— Получше многих, — ответил я, краснея. — Заодно и народу Аллюстрии помогу. Уж по крайней мере хуже, чем теперь, им не станет.
— Это верно, — признал Бык. — А пожалуй, помочь вам — это повеселее будет, чем до скончания веков охранять эти ворота. Как-никак приключение.
Надежда возродилась в моей душе.
— То, что не соскучишься, — это я тебе обещаю!
— Сам знаю, — огрызнулся Бык. — Нам придется пройти мимо моего врага. Поможете одолеть его?
Я почувствовал, будто бы какие-то дверцы у меня внутри, которые только-только распахнулись, готовы снова захлопнуться. Если уж такому чудовищу нужна помощь в бою с еще одним, то каково же то, другое?
— И что это за зверюшка? — наигранно небрежно поинтересовался я.
— Звать его Великий Урсус, — ответил Бык. — Он — медведь.
Я похолодел. Но Фриссон прошептал:
— Савл, ты же великий чародей, а?
— Да, когда при мне твои стишки. — Я вспомнил одно стихотворение, глубоко вздохнул и сказал: — Ладно, можешь на нас рассчитывать.
— Придется рассчитывать, — отозвался Бык, — потому что Медведь охраняет дорогу к Королю-Пауку.
Бык резко выпрямился, ударил себя по коленям.
— Решено. Я иду с вами. Если я ошибся и мне суждено пострадать, что ж — да будет так!
— Вы так благородны, — проворковала Анжелика.
— Я мечтаю уйти отсюда.
— Вы так храбры, — подпел Анжелике Фриссон. Бык задержал взгляд на поэте и кивнул.
— Каждый чего-нибудь да боится, и я боюсь этого путешествия. Боюсь, но мечтаю о нем. Так не будем же медлить!
Легко и плавно Бык поднялся на ноги и зашагал к своей пещере. Мы поторопились встать и поспешить за ним. Я оглянулся на остатки нашей трапезы и, быстро пробормотав двустишие, уничтожил их. Посуда звякнула, все исчезло.
Бык отпер ворота, и мы вошли следом за ним в пещеру. Честно говоря, не без страха. Что до меня, то я вспоминал историю Маленького Цыпленочка. А пещера тянулась и тянулась — видимо, перешла в очередной туннель.
— А теперь произнеси то заклинание, с помощью которого ты искал дорогу к Королю-Пауку, — негромко проговорил Бык.
Гремлин ущипнул меня. Я набрал воздуха и принялся читать стихи — тихо, почти шепотом.
Не успел я дочитать стихотворение, как туннель начал меняться — в его потолке образовалась расщелина. Мы шли вперед, а щель над головой становилась все шире и шире, и в конце концов над нашими головами образовалась черная пустота. Я с беспокойством поглядывал на эту пустоту, ставшую еще более пугающей, когда стены туннеля начали как бы подтаивать. Наконец они стали высотой нам по колено. Мы шли словно по узкому желобу.
— Да уж, — проворчал Гремлин. — Не правится мне тут. Мы прямо как напоказ выставлены.
— Это точно, — подтвердил я, испуганно вглядываясь в окружающий нас мрак. Что-то менялось... — Эй, светлеет!
— Мы приближаемся к его логову — к логову моего врага, — пояснил Бык, остановился и указал рукой вперед. — Вот оно, смотрите! Нет места опаснее для меня!
И вот сквозь пелену тумана проступили очертания громадного темного силуэта на фоне освещенной пещеры. Душа у меня незамедлительно ушла в пятки. Но деваться было некуда — тропа вела сквозь пещеру, нависая над ее полом на высоте футов в шесть.
— Вперед, — угрюмо поторопил Гремлин. — Что толку на месте-то торчать?
— Тогда надо помолиться, — решил Фриссон и тут же громко запел:
Я в ужасе огляделся по сторонам, по вроде бы ничего не изменилось и ничего ужасного не произошло.
Господи, помилуй, Господи, спаси,
И мимо медведя нас ты пронеси!
— Пожалуйста, Фриссон, — проговорил я, облегченно вздохнув, — запиши стихи.
— Что, и молитвы записывать? — возмущенно вскричал поэт.
— Все записывай, — прошипел я. — Лишь бы оригинально было.
Медведь услышал наш разговор, поднялся на задние лапы, а передние задрал так, словно желал сдаться.
— Не останавливаться, — распорядился я, и мы тронулись в путь, хотя коленки, думаю, дрожали у всех.
— Наверняка наш вес слишком велик для такой хрупкой тропинки, — пожаловалась Анжелика.
— Не останавливаться, — повторил я. — А не то он схватит идущего последним.
— А ты не мог бы уменьшить наш вес?
— Ну ладно, ладно, — проворчал я.
— Волга, Волга, мать родная, — проревел тут Медведь. — Не видала ль ты подарка! — И зверюга протянул когтистую лапищу, намереваясь ухватить Анжелику за край платья.
Все выше, и выше, и выше
Уводит нас в небо тропа,
Все тише, и тише, и тише
По тропке ступает стопа.
И вот мы уже невесомы почти,
Отчасти шагаем, отчасти — летим!
Девушка вскрикнула и попятилась, но тут гневно вскричал Бык и спрыгнул с тропы вниз, нацелившись копытами в грудь медведя.
Урсус вовремя отступил назад, и Бык спрыгнул на землю прямо перед ним и со всего размаха заехал медведю в челюсть. Голова зверя запрокинулась, он снова воздел лапы кверху.
— Товарищи, не надо! Договоримся, а? Предлагаю перемирие!
— Не верь ему! — крикнул я. — Нельзя заключать перемирие с медведем, который ходит, как человек, на задних лапах.
Но Бык стоял в боевой стойке и не спускал глаз со своего врага.
— Подними его сюда, поскорее! — прошипел мне на ухо Гремлин. — Мы без него как без рук.
Я посмотрел вдаль. Дорога сияла и переливалась. Я проговорил:
— Все это верно, — согласился Бык. — Но почему бы с ним не помириться?
Не верь врагу: он нагло лжет,
Тебя обманет — не сморгнет.
Плюнь на него, о нем забудь,
Ты к нам взлетай — продолжим путь!
— Ни в коем случае! — воскликнул я и торопливо прочел:
— Измена! — завопил медведь. — Наши планы раскрыты!
Космат и ужасен, он молитвенно лапы сложил.
Коварный медведь — он как будто пощады просил.
Умильные глазки подернуты лживой слезой...
Не злобная тварь, а и впрямь медвежонок ручной!
Но пусть он в глаза тебе смотрит, притворно любя,
Не верь его козням: он завтра погубит тебя!
То древний завет: о, никто да не верит вовек
Медведю, что ходит так, будто бы он — человек!
Его когтистая лапа рванулась к морде Быка, но когти запутались в гриве Джона, и Бык, размахнувшись, сильно ударил медведя. Медведь отлетел назад, но снова ринулся в атаку, ревя:
— Была империалистическая война — стала гражданская!
Фриссон вложил мне в руку листок пергамента. Я, не задумываясь, прочел:
Бык взлетел вверх так, словно его подхватила чья-то невидимая могучая рука, и опустился на тропинку — опустился плавно, словно та же самая рука придержала его, не дав упасть. Ну, Фриссон, ну дает — молодчага!
Не стыдись покинуть поле боя —
Мы тебя нисколько не осудим!
Мы хотим вперед идти с тобою,
Без тебя удачи нам не будет!
Уходи скорее от напасти!
Впереди твое и наше счастье!
А медведь пришел в себя. Опустил плечи, зловеще засверкал глазами.
— А вы не больно-то возноситесь! Вся история — это что такое? А сплошная классовая борьба, вот что!
— Насчет борьбы — тут я согласен, — сказал я Гремлину. — Но вот классы при чем — в толк не возьму.
— Ты лучше ногами работай, чародей, — пробурчал Гремлин.
— Похоже, дорога пошла на подъем, — пробормотал Жильбер.
А тропа завибрировала у нас под ногами, оторвалась от земли и приподнялась ввысь бесконечной спиралью.
Медведь встал на цыпочки, пытаясь ухватиться за тропу. Когти его белели, словно льдышки.
— Нет уж, — рычал он. — Вернитесь! Мы перестроим нашу экономику!
Он запустил-таки когти в край тропы и рванул ее на себя.
Тропа закачалась, мои товарищи закричали, пытаясь удержаться на ногах. Мы с Фриссоном упали, но Анжелике и Жильберу удалось устоять. Медведь тянул тропу к. себе, рыча во весь голос:
— Выжечь землю! Спалить города! Пусть там камня на камне не останется, чтобы врагу негде было притаиться!
— Не хватит ли на сегодня анахронизмов? — рявкнул я.
Блеснула сталь... И вот я уже сжимаю приклад кентуккийского кремневого ружья.
Не хочешь по-хорошему убраться, гадкий мишка?
Имей в виду — прихвачено у нас с собой ружьишко!
И будь ты из медведей хоть самый-самый ловкий,
Но никуда ты не уйдешь от снайперской винтовки!
Эти ружья после каждого выстрела надо перезаряжать, и все же один выстрел лучше, чем ничего. Я приставил приклад к плечу и прицелился.
Медведь тут же отцепился от тропы, отступил и снова поднял руки над головой.
— Братцы, — взвыл он жалобно, — не стреляйте!
Тропа подскочила вверх, прогнулась, снова подскочила. Даже Анжелика и Жильбер, самые ловкие из нас, охали всякий раз, когда тропа выделывала очередной выкрутас. Я потянул спусковой крючок, затвор щелкнул, но ни огня, ни дыма... Я выкрикнул что-то нечленораздельное и швырнул винтовку в медведя.
Дуло угодило Урсусу между ног, и он взвыл от боли и завертелся на месте.
— Ну, хватит! — взвизгнул Гремлин и спрыгнул с тропы в медвежье логово.
— Нет! Ты куда! — испуганно крикнул я, но Гремлин, не обращая на меня никакого внимания, побежал по кругу рядом с Великим Урсусом.
Медведь неожиданно охнул.
— Это что же за листочки такие? А это что такое, а? Крыжовничек?
— Что это стряслось со зверем? — поразился Фриссон.
— Ему кажется, будто он кустик, — сообщил Гремлин. — Но ты учти, чародей, заклинание мое ненадолго его одурачит. Ты должен придумать, как приподнять эту тропу повыше — так, чтобы Медведь не смог до нее дотянуться, а не то эта зверюга нас все-таки сбросит.
— Ты прав, — кивнул я, встряхнулся и принялся вспоминать такое стихотворение, в котором бы говорилось — с ума сойти — о том, как приподнять тропинку повыше. И вот что мне пришло в голову:
— Дела и вправду плохи! — крикнул я. — Ничего в голову больше не приходит. Подхватывай, Фриссон!
Куда ты, тропинка, меня завела,
Повыше взлетай, а то плохи дела!
И Фриссон подхватил — как нечего делать:
— Идите же! — крикнул нам Гремлин. Мы поднялись на ноги, покачнулись, чуть присели, чтобы легче было идти по тропе, которая довольно резко пошла на подъем. Позади в беспомощной ярости ревел медведь, безуспешно пытаясь подпрыгнуть и схватить спираль тропы. Он проклинал нас на все лады, но его вопли потонули в тумане, окутавшем нас со всех сторон. Мы словно бы опять оказались в замкнутом туннеле.
Взлетай, наша тропка, и слушай пароль
Нас ждет с нетерпеньем Паучий Король!
— У тебя получилось, чародей, — прошептал Фриссон.
— Да, но только потому, что вы мне здорово помогли. Кстати, тоннель изменился. Верной ли дорогой мы идем?
— Верной, — сказал Бык. — Мы таки нашли дорогу к Королю-Пауку, невзирая на все козни Медведя.
— Но... дорога уж очень странная, — возразила Анжелика.
Она была права. Дорога изгибалась все резче, все круче шла па подъем. Мы шли и шли вверх по тору, который затем превратился в расширяющуюся воронку. Вверх, вверх... и наконец воронка вывела нас в громадный зал. Такой громадный, что потолок был почти не виден за пеленой облаков — или то были не облака, а тончайшего плетения ткань. Зал не имел стен — повсюду возвышались колонны. Их было так много, как деревьев в лесу, а между ними виднелись холмы, лужайки, заросли кустарников. Все купалось в лучах света и весело зеленело. Мы как зачарованные ступали по мозаичному полу, не в силах рассмотреть изображенную на нем картину — так она была велика.
А прямо перед нами в арке застыла величественная фигура человека в плаще. Со спины фигуру незнакомца подсвечивало солнце.
— Господа и дама, — произнес Бык приглушенным, почти что трепещущим голосом. — Мы достигли нашей цели. Мы находимся во дворце Короля-Паука.
Глава 19
Темный силуэт шагнул к нам. Как только незнакомец покинул арку, подсвеченную солнечными лучами, стало видно его лицо. С одной стороны — ничего особенного. Всего-навсего среднего роста мужчина в тунике и рейтузах из темно-серого вельвета, в плаще до бедер с широкими рукавами, в шляпе, отороченной лентой с чеканными медальонами.