Она понимала, что ее мольба принесет ей одну лишь боль, ибо женщина живет ради любви, а ей стукнуло почти что тридцать в том мире, где девушки выходят замуж в пятнадцать. Она уже смирилась с тем, что ей не суждено влюбиться всерьез и придется довольствоваться теми жалкими крохами, которые она сможет собрать. Сердце его потянулось к ней, влекомое угрызениями совести. Поэтому он, конечно, сказал ей то, что мужчины обычно говорят женщинам, дабы успокоить их, и лишь позднее понял, что и в самом деле не солгал. Род поцеловал ее и сказал:
   — Детка, это была не жизнь, а то, ради чего живут.
   Вскочив на коня, он обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на нее. Рядом с ним Большой Том весело махал рукой своим пассиям. Род вновь заглянул ей в глаза и увидел там отчаяние, тень страха перед его отъездом и безмолвную, неистовую мольбу хотя бы о лучике надежды.
   Том предупреждал, что и этого будет слишком много, но Род, вероятно, никогда больше не увидит этой девушки. Даже не искорка — всего лишь отблеск надежды. Какой от него может быть вред?
   — Скажи, как тебя зовут, малышка?
   Только искорка, но она зажгла пожар в ее глазах.
   — Гвендайлон меня кличут, господин.
   Когда они свернули за поворот, и девушки скрылись за холмом, Том вздохнул и сказал:
   — Ты сделал слишком много, хозяин. Теперь тебе от нее никогда не избавиться.
   Одно можно сказать в пользу валяния на сене — оно настолько измотало Большого Тома, что он больше не пел. Скорее всего, Том все же насвистывал что-то себе под нос, но он скакал далеко впереди, и Род ничего не слышал.
   Род ехал молча, поскольку не в силах был выкинуть из головы изумрудные глаза и волосы цвета пламени. Словом, он потихоньку клял это навязчивое видение, хотя его отстраненному «я» казалось, что в его проклятиях чего-то не хватает, возможно, убежденности, и оно обвиняло Рода в двуличности.
   Род вынужден был с этим согласиться. Он все еще ощущал неразрывную связь с мирозданием. В эту минуту он не смог бы разозлиться даже на собственного палача... И это его крайне беспокоило.
   — Векс.
   — Да, Род? — голос, казалось, звучал глуше, чем обычно.
   — Векс, я чувствую себя как-то не так.
   Векс помолчал, а затем спросил:
   — А как ты себя чувствуешь, Род?
   Векс произнес эту фразу с какой-то странной интонацией.
   Род с подозрением взглянул на голову псевдоконя.
   — Векс, ты смеешься надо мной?
   — Смеюсь?
   — Да, смеешься. Ты слушал меня и посмеивался в бороду.
   — Это тело не снабжено бородой.
   — Кончай ломать комедию и отвечай на вопрос.
   Издав звук, весьма смахивающий на вздох, робот сказал:
   — Род, должен тебе напомнить, что я всего лишь машина. У меня нет эмоций... Я просто отмечаю противоречия.
   — Ах, вот как! — прорычал Род. — Могу я спросить, какие?
   — В данном случае, противоречие между тем, что человек чувствует в действительности, и тем, в чем он пытается себя убедить.
   Род поджал верхнюю губу и прижал ее к зубам.
   — И в чем же я пытаюсь себя убедить?
   — В том, что ты и думать забыл о той крестьянской девушке.
   — Ее зовут Гвендайлон.
   — Ну, о Гвендайлон. О любой другой женщине, если уж на то пошло. Тебе хочется верить в то, что ты управляешь своими эмоциями и больше никогда не испытаешь так называемую «любовь».
   — Благодарю покорно, мне очень даже нравится любить.
   — Но влюбиться по-настоящему — это совсем другое дело, — пробурчал робот.
   — Черт возьми, я говорю о любви, а не о сексе.
   — И я тоже.
   Губы Рода сжались в струнку.
   — Если ты имел в виду эмоциональное опьянение, то нет, я не влюблен. И мне этого ни чуточки не хочется. Если мое слово имеет хоть какой-то вес, я никогда больше не полюблю!
   — Именно в это, как я уже говорил, тебе и хочется верить, — подвел итог робот.
   Род стиснул зубы и подождал, пока пройдет приступ гнева.
   — Итак, в чем же истина?
   — В том, что ты влюблен.
   — Черт возьми, человек либо влюблен, либо нет, и уж ему-то лучше знать, что с ним происходит.
   — Согласен, но порою он не в силах признаться в этом даже самому себе.
   — Слушай, — отрезал Род. — Я бывал когда-то влюблен и знаю, что это такое. Тогда... ну...
   — Продолжай, — подбодрил его робот.
   — Ну, тогда, — Род поднял голову и огляделся по сторонам, — ты знаешь, что мир существует, он реален, но тебе на это наплевать, потому что ты чувствуешь себя центром мироздания, его самой важной частью.
   — Не испытывал ли ты недавно нечто подобное? — спросил Векс.
   — Ну... да, черт возьми, — скривил рот Род.
   — В присутствии Катарины?
   Род впился взглядом в затылок коня, и его глаза сузились.
   — Какого черта, а ты откуда это знаешь?
   — Логика, Род. — В голосе робота чувствовалась некоторая надменность. — И только логика. Я как ты себя чувствовал, когда был с Гвендайлон?
   — О... — Род расправил плечи и выпрямился в седле. — Великолепно, Векс. Мне никогда не было так хорошо. Мир стал чище, а я — моложе. Я ощутил такой прилив сил и ясность мысли, что просто не мог в это по верить. И мне это понравилось, хотя я обычно чувствовал себя совсем иначе, когда бывал влюблен.
   Род хмуро посмотрел на затылок Векса.
   — Ну?
   Робот молча скакал себе дальше.
   — Язык проглотил?
   — У меня нет языка, Род.
   — Не увиливай.
   Конь еще секунду помедлил, а затем сказал:
   — Я ошибся, Род. Ты любишь, и любим, но не влюблен.
   Род задумчиво уставился на дорогу.
   — Это как понимать, Векс?
   Робот издал звук, похожий на вздох.
   — В чем разница между этими двумя женщинами, Род?
   — Ну... — Род пожевал щеку. — Гвендайлон более человечна, то есть она — обыкновенная заурядная женщина, ну, а я — заурядный мужчина.
   — А Катарина не такая?
   — О, она принадлежит к тому типу женщин, которых я склонен ставить на пьедестал... за ними нельзя ухаживать, им можно только поклоняться...
   — И в них нельзя влюбиться, — подытожил робот. — Род, которая из этих двух женщин лучше, как человек?
   — Э-э... Гвендайлон.
   — Обвинению нечего добавить, — закончил робот-конь.
* * *
   Домен Логайров являл собой обширную равнину между горами и морем. С севера и с востока к ней подступали невысокие горы с округлыми вершинами, на юге она широким полуостровом врезалась в море, а на северо-западе ее возвышался отвесный утес, высотой футов в сто. Волны с ревом разбивались о его обращенную к морю поверхность, а с другого склона в долину стекал водопад.
   Длинная древняя река, причудливо извиваясь, несла свои воды по владениям Логайров, впадая в океан.
   Всю равнину покрывали заплаты полей с беспорядочно разбросанными по ним скоплениями хижин крестьян — подданных Логайра.
   Том и Род стояли на опушке одной из высокогорных рощ, откуда дорога с севера спускалась на равнину.
   Род медленно повернул голову, окидывая взглядом весь домен.
   — А где же замок? — спросил он.
   — Там, за водопадом, хозяин.
   Род резко обернулся и недоуменно уставился на Тома. Затем он проследил глазами, куда ведет дорога.
   Она петляла по долине, кончаясь у водопада. Там, у подножия утеса, в скале были высечены гигантские ворота, снабженные спускающейся решеткой и подъемным мостом через естественный ров, образованный излучиной реки. Лорды Логайры, строя себе дом, превратили утес в кусок швейцарского сыра.
   Когда они спешились, Род задумчиво прищурился:
   — Это, случаем, не дамба по обеим сторонам подъемного моста, Большой Том?
   — Да, хозяин. И в ней, говорят, заложены пороховые заряды.
   Род медленно кивнул.
   — А перед спускной решеткой ворот небольшая ложбина. Так что если постучатся незваные гости, взрываешь плотину, и твою дверь укрывает тридцатифутовая толща воды. Очень ловко. Потом просто сидишь и пережидаешь осаду. Водопад дает вдоволь свежей воды, словом, беспокоиться надо лишь о пище.
   — Говорят, в замке есть сады, — любезно сообщил Большой Том. Род покачал головой в знак молчаливого уважения.
   — Итак, ты находишься там в полной безопасности и у тебя хватит припасов, чтобы пережить десятилетнюю осаду. Этот замок хоть раз был захвачен?
   Великан отрицательно мотнул головой и ухмыльнулся.
   — Ни разу, хозяин.
   — Интересно, скорее всего старикан, построивший этот замок, страдал манией преследования... Надо полагать, у них там найдется комнатка для двух усталых путников. Верно?
   Большой Том поджал губы.
   — Да, хозяин, если эти путники — вельможи. Логайры славятся своим гостеприимством. Что же касается меня и даже вас, хозяин, ибо вы всего лишь сквайр, то нам место в домике для прислуги.
   Какая-то тень на миг закрыла солнце. Род, прищурившись, уставился на небо.
   — Опять эта проклятая птица. Неужто она не понимает, что мы слишком велики для ее завтрака?
   Он снял с плеча арбалет и, натянув его, прицелился.
   — Не надо, хозяин, — поднял руку Большой Том. — Ты и так уже потратил на нее четыре стрелы.
   — Просто мне не нравится, когда что-то преследует меня по воздуху. Подобные твари могут оказаться совсем не тем, чем кажутся на первый взгляд.
   Том нахмурился, размышляя, что он хотел этим сказать. Род упер приклад в плечо.
   — Кроме того, это уже становится традицией. Последние четверо суток я стабильно стреляю по ней раз в день.
   Загудела тетива, и стрела взметнулась в небо. Однако птица в тот же миг взлетела еще выше. Стрела пронеслась там, где та только что была, поднялась еще футов на пятьдесят, достигла апогея своего полета и начала падать. Птица следила за ее падением, паря на несколько десятков футов выше.
   Большой Том поднял бровь и скривился в ухмылке.
   — Тебе никогда не попасть в нее, хозяин. Эта птаха понимает, что такое арбалет.
   — Кажется, и впрямь понимает. — Род закинул оружие за спину. — Что за страна! Здесь под каждым деревом прячется эльф, а ястребы в небе тенью следуют за тобой.
   — То не ястреб, хозяин, а скопа, — поправил Большой Том.
   Род покачал головой.
   — Она преследует нас уже третий день. Что делает питающаяся рыбой птица здесь, вдали от моря?
   — Откуда мне знать? Но ты можешь спросить у нее самой, хозяин.
   — И я не слишком удивлюсь, если она мне ответит, — задумчиво произнес Род. — Ладно, мне кажется, она не причинит нам никакого вреда, а у нас в данный момент есть проблемы и поважнее. Мы приехали сюда, чтобы попасть в замок. Ты умеешь петь, Большой Том?
   Тот опешил.
   — Петь, хозяин?
   — Да, петь, а, может, ты играешь на волынке или еще на чем-нибудь?
   Том, нахмурившись, дернул себя за губу.
   — Я могу извлекать какие-то звуки из пастушьего рожка, однако лишь умирающий назовет это «музыкой». Но что вам взбрело в голову, хозяин?
   — Да так, одна мыслишка. — Род расстегнул седельную сумку и вынул оттуда маленькую лютню. — Отныне мы менестрели. — Он вытащил из сумки альт и протянул его Тому. — Надеюсь, эта штука не слишком отличается от твоего рожка, и у тебя выйдет что-то сносное.
   — Да, хозяин, она почти такая же. Но...
   — О, не беспокойся, они нас впустят. Провинциалы, как правило, варятся в собственном соку. Они жаждут услышать свежие новости и новые песни, а у менестрелей есть и то и другое. Ты знаешь «Свет Эддистоуна»?
   — Нет, хозяин.
   — Очень жалко, эта песня всегда пользуется успехом в портовых городах. Ладно, не стоит огорчаться. Я научу тебя по дороге.
   Они тронулись в путь, распевая что-то такими дикими голосами, что скопа в ужасе закричала и взмыла вверх.
* * *
   — Принесли свежие новости с Севера? — нетерпеливо спросил часовой.
   Род, вспомнив, что менестрели в средние века являлись чем-то вроде ходячих газет, ответил утвердительно.
   Сейчас они с Томом предстали перед собравшимися в одном зале двадцатью восемью вельможами, а также их женами и слугами.
   Здесь были люди самого разного возраста — от хорошеньких юных служанок до девяностолетнего графа Валлендри, и все с одинаковым нетерпением и голодным блеском в глазах приготовились слушать Рода, который при всем желании не мог им сообщить даже самой захудалой новости.
   Ладно, неважно. Род их выдумает по ходу дела. Он не первый и не последний журналист, поступающий подобным образом.
   Старый герцог Логайр сидел посередине комнаты в огромном дубовом кресле. Он, кажется, не узнал Рода. Но Дюрер-то, безусловно, узнал. Советник, сгорбившись, выглядывал из-за левого плеча герцога, прожигая Рода полным ненависти взглядом.
   Однако разоблачение Рода вряд ли сыграло бы ему на руку, и Дюрер понимал это. Логайр все еще любил свою племянницу, хотя и был с ней не в ладах. Он принял бы Рода с почетом, так как тот спас ей жизнь.
   Именно Логайр задал вопрос, ответ на который волновал всех собравшихся. Рассудив, что у герцога имелись сугубо личные причины интересоваться новостями о Доме Кловиса, Род ответил, что на Севере, как всегда, все спокойно. О, слухи ходят разные, и знаменья, связанные с Домом кое — кто видел, но все это одни лишь разговоры — пока.
   Затем они с Томом, притоптывая, запели «Свет Эддистоуна».
   На мгновение зрители опешили, затем на их лицах появились ухмылки, а руки стали выбивать ритм.
   Большой Том, приободрившись, увеличил темп и завопил во всю глотку. Род старался не отставать от него, при этом внимательно всматриваясь в лица зрителей.
   Старый герцог попытался придать лицу неодобрительное выражение, но не слишком в этом преуспел. Позади его кресла, справа от Дюрера, стоял высокий молодой человек, скорее всего, ровесник Рода. Пока он слушал песню, его глаза блестели, а губы кривились в ухмылке, разбив застывшее на лице парня выражение крайнего раздражения, жалости к себе и злости. «Старший сын, догадался Род, — средоточие слабости и пороков, на которых умело играет Дюрер».
   В этой толпе резко выделялись своей шикарной одеждой лорды-вассалы Логайра. Их сопровождали еще более кричаще разодетые чучела — советники, молодчики Дюрера.
   Род почему-то был твердо уверен в том, что любое предложение Дюрера будет единодушно одобрено всеми лордами Юга, кроме, возможно, самого Логайра.
   А тот, несомненно, имел на один голос больше, чем все его вассалы, вместе взятые. Род вспомнил, как Логайр добровольно пообещал Катарине:
   — Покуда я жив, королеве не грозит опасность. Покуда я жив...
   Представление имело воистину ошеломляющий успех. Род сумел придать ему скорее фривольный, чем политический, оттенок, балансируя на грани между клубничкой и порнографией. Зрителям это очень понравилось. Род решил, что тугоухость была генетической доминантой на Грамарае. Он заметил также, что все служанки не сводили глаз с него и с Большого Тома. Род терялся в догадках, почему, однако Большого Тома все это, казалось, нисколько не беспокоило.
   Время от времени кто-то из советников задавал вопрос, от ответа на который не удавалось отвертеться, и тогда Род говорил так: ходят слухи, что Дом Кловиса вот-вот восстанет против королевы. И в глазах советников вспыхивала безумная, жгучая радость.
   Чем она вызвана, Род, по крайней мере, понимал. Революцию важно начать, бразды правления можно взять в свои руки и позже.
   Это-то он понимал. Но когда, закончив представление, Род шел к сеновалу, который был временно предоставлен в их с Томом полное распоряжение, он никак не мог выбросить из головы выражение лиц служанок. Когда девушки смотрели на Тома, Род прекрасно понимал, что они имели в виду. Он догадывался, что к его приходу сеновал будет забит до отказа, поскольку Большой Том пошел туда первым.
   Но подобный взгляд, брошенный на него самого, вряд ли означал то же самое, если только профессия менестреля не обладала куда большим престижем, чем он мог предположить.
   Поэтому Род, в общем, был скорее смущен, чем удивлен, когда одна из служанок перехватила его, держа в руках кубок с вином.
   — Смочите ваше пересохшее горло, господин менестрель, — сверкая глазами, предложила она, протягивая ему чашу.
   Он искоса взглянул на девушку и неохотно принял кубок. Ну зачем обижать ее отказом, верно?
   — Я, — тихонько произнесла она, — согрею вашу постель, если вам будет угодно.
   Род, поперхнувшись, закашлялся и, опустив кубок, уставился на нее. Затем он оглядел служанку с головы до пят. Перед ним стояла пышная полногрудая девушка с большим страстным ртом почти вылитая Гвендайлон.
   Охваченный внезапным подозрением. Род присмотрелся к ней повнимательнее. Но нет, у этой девушки были слегка раскосые черные глаза и длинный прямой, а не курносый, нос. К тому же, она была брюнеткой. Он криво улыбнулся, допил вино и отдал кубок девушке.
   — Спасибо, малышка, премного благодарен.
   Показательно, подумал Род, что она выбрала его, а не Большого Тома, хотя тот, безусловно, был более видным мужчиной.
   Но Род явно имел больший статус. «Все они шлюхи, — решил он, — и эта не исключение, — ей начхать с кем спать, главное, чтобы ее любовник занимал более высокое положение в обществе, чем она сама».
   — Спасибо, — повторил он, — но я проделал долгий путь и валюсь с ног от усталости.
   Неплохая речь, подумал он. Лучше пусть она будет разочарована в моей мужской силе, но, по крайней мере, отвяжется. Служанка опустила глаза и закусила губу.
   — Как вам угодно, добрый господин. — Она повернулась и пошла прочь, оставив Рода пялиться ей вслед.
   Ну и ладно, хоть не пришлось долго отнекиваться. Если поразмыслить, он даже был слегка унижен... но не мелькнул ли огонек триумфа в ее глазах, не зажглась ли там искорка радости?
   Род зашагал дальше, гадая, не ступил ли он ненароком на тропу учения Маккиавелли.
   Как Род и предполагал, дверь на сеновал была заперта.
   Громовой хохот Тома и последовавший за ним приглушенный женский визг укрепили Рода в его подозрениях.
   Поэтому, философски пожав плечами, он закинул лютню на плечо и снова ступил на длинную винтовую лестницу. Он, без сомнения, с пользой проведет это время. Поскольку замок явно построил параноик, здесь однозначно имелись потайные ходы.
   Род, насвистывая, шагал по главному коридору. Его гранитные стены были выкрашены охрой и украшены стоящими вдоль них рыцарскими доспехами и беспорядочно развешенными гобеленами, некоторые из которых были столь велики, что тянулись от пола до потолка. Род тщательно отмечал в памяти их местонахождение. За ними могли скрываться потайные двери.
   Главный коридор пересекали под прямым углом двенадцать коридоров поменьше. Когда он приблизился к седьмому, то заметил, что у его шагов, кажется, появилось эхо, причем весьма странное — на каждый его шаг оно делало два. Он остановился, чтобы взглянуть на гобелен. Эхо шагнуло еще дважды и затихло.
   Краем глаза Род заметил мелькнувшее вдали разодетое чучело. Ему показалось, что он узнал Дюрера, хотя на периферийное зрение вряд ли можно было положиться.
   Он отвернулся и зашагал дальше по коридору, насвистывая «Мы с моей тенью». Эхо вновь ожило.
   Вообще-то Род слыл довольно общительным человеком и не чурался шумных компаний. Но сто против одного, он едва ли узнает что-нибудь важное, если у него на хвосте будет сидеть Дюрер. Значит, ему следовало найти способ избавиться от своего тощего попутчика. Непростая задача, поскольку Дюрер наверняка изучил замок вдоль и поперек, а Род не знал его вовсе.
   Но девятый коридор, казалось, идеально подходил для намеченной цели — там царила кромешная тьма. Странно, подумал Род, во всех других коридорах через каждые пять-шесть шагов висел факел, а здесь же было темно, как в Карлсбаде до прихода туристов. На полу лежала толстым слоем пыль, на которой Род не увидел никаких следов. С потолка свисала густая паутина, по стенам стекали капельки влаги, орошая пятна лишайника.
   И все же главной особенностью коридора была тьма. Он, несомненно, оставит за собой прелестную борозду в пыли, но темнота давала шанс нырнуть в какую-нибудь комнату или боковой коридор, да и Дюрер уже не сможет сказать, что им просто было по пути.
   Род свернул в коридор, чихнул от поднятого им облака пыли и внезапно услышал за спиной торопливые шаги. В его плечо впились цепкие пальцы. Он повернулся лицом к человечку, готовый в любую секунду нанести удар.
   Да, это был Дюрер, прожигающий Рода взглядом, в котором, как обычно, соседствовали ненависть и подозрение.
   — Что ты тут ищешь? — прохрипел он.
   Род стряхнул со своего плеча костлявую руку и прислонился спиной к стене.
   — Ничего особенного, просто осматриваюсь. Раз уж я сейчас шляюсь без дела, может спеть тебе песенку?
   — Черт бы побрал твои завывания! — рявкнул Дюрер. — И брось прикидываться менестрелем. Я знаю, кто ты есть на самом деле.
   — Да? — поднял бровь Род. — А как ты узнал, что я на самом деле не менестрель?
   — Послушал, как ты поешь. А теперь ступай к себе, если у тебя здесь больше нет дел.
   Род почесал нос.
   — Э-э... насчет моей комнаты, — сказал он осторожно. — Мой товарищ, кажется, решил... э-э... что она подходит не только для ночлега. Словом я... уф... вроде как, понимаешь, оставлен на холодке.
   — Разврат! — прошипел советник.
   — Нет, я подозреваю, что Большой Том занимается этим в очень здоровой манере. А поскольку мне в данный момент негде остановиться, я подумал, что никто не станет возражать, если я прогуляюсь.
   Дюрер взглянул на него так, будто прожег лучом лазера.
   Затем крайне неохотно отступил на шаг-другой.
   — Верно, — сказал он. — Здесь нет никаких тайн, в которые ты мог бы сунуть свой нос.
   Род сумел подавить порыв смеха, ограничив его судорожными конвульсиями мышц живота.
   — Но разве ты не знаешь, — продолжало пугало, — что эта часть замка населена призраками?
   Род вскинул брови.
   — Да что вы говорите! — Он дернул себя за нижнюю губу и пристально взглянул на Дюрера. — Вы, кажется, тщательно изучили замок.
   Глаза Дюрера вспыхнули, как электрическая дуга.
   — Здесь все об этом знают. Но я — Дюрер, советник герцога Логайра! Изучение замка — моя работа, а никак не твоя!
   Однако Род уже повернулся к нему спиной, разглядывая темный коридор.
   — Знаешь, — задумчиво произнес он, — я никогда раньше не видел призраков...
   — Никто их не видел, а те, кто видел, — умерли, не успев поведать нам об этом! Идти туда — поступок, достойный идиота!
   Род обернулся, беззаботно улыбаясь.
   — Ну, по данному критерию я прохожу. Кроме того, из встречи с призраком может получиться неплохая баллада.
   Человечек изумленно уставился на него. Затем лицо Дюрера скривилось в презрительной ухмылке, и он захихикал странным дребезжащим смехом, словно шарикоподшипник катили по ржавому железу.
   — Ну и ступай, дурак! Мне давно следовало бы понять, что пойдешь ты туда или нет — все едино.
   Род усмехнулся, пожал плечами и ступил в темный коридор.
   — Секундочку! — крикнул Дюрер. Род вздохнул и обернулся.
   — Ну чего тебе еще нужно?
   — Прежде, чем ты отправишься навстречу смерти, — сказал Дюрер с лихорадочным блеском в глазах, — скажи мне: кто ты?
   По спине Рода пробежал холодок. Этот человечек видел его насквозь.
   Он прислонился к стене, всем своим видом излучая скуку.
   — Менестрель, конечно, кто же еще?
   — Нет, дурень! Неужели ты думаешь, что я настолько слеп? Ты — шпион!
   Рука Рода скользнула к рукояти кинжала. Тот был сбалансирован для метания.
   — Шпион Дома Кловиса! — взвыл Дюрер.
   Отдернув руку, Род с шумом выпустил воздух, который задержал помимо собственной воли.
   — Ты не угадал, малыш!
   Дюрер нахмурился.
   — Ты не из Дома? Но тогда... Нет, ты их шпион! Даже сейчас ты не хочешь признаваться в этом!
   Тут у Рода в голове словно раздался щелчок. Он прислонился к стене и ухмыльнулся, скрестив руки на груди.
   — Эй, почему ты так интересуешься Домом Кловиса, достойный советник? И с чего это Кловиса должно интересовать, что вы тут затеваете?
   — Нет! — прошипел Дюрер, выпучив глаза. — Ты — дурак, если думаешь, что я отвечу на подобный вопрос... Эх! Черт бы побрал мой старческий мозг, не подумавший об этом! Ты — шпион королевы!
   Род шагнул к нему, вынимая кинжал. Его не слишком волновало, знает Дюрер, что Род — посланец королевы, или нет, но ему очень хотелось получить ответ на свой вопрос.
   — Я кое о чем спросил тебя, — спокойно сказал Род. Глаза человечка наполнились ужасом. Он отскочил к противоположной стене.
   — Стой! По моему зову сюда тотчас прибежит дюжина солдат.
   Род насмешливо взглянул на него.
   — Это тебе не слишком поможет, ибо к их приходу ты будешь мертв. — Он махнул рукой в сторону темного коридора. — К тому же, когда они прибегут, меня здесь, вероятно, уже не будет.
   Человечек в ужасе уставился на него и задрожал. Однако Роду пришлось признать, что этот маленький ублюдок был не из робкого десятка. Хоть он и сипел, как цикада осенью, но, тем не менее, сохранил дар речи.
   — Возможно... все именно так, как ты говоришь, и тебя послал не Дом Кловиса! И если ты действительно прибыл от королевы, то добро пожаловать!
   Род слегка повернул голову и искоса оценивающе взглянул на Дюрера.
   — Я расскажу тебе все, что ты пожелаешь! — Советник воздел руки в порыве энтузиазма. Глаза его лучились странным светом. — Да, я поведаю тебе обо всем, и даже назову день, когда мы двинемся в поход на столицу! Ты сможешь предупредить королеву, и она выступит с войском на юг, чтобы встретить нас на полпути! Я расскажу тебе даже об этом!
   Он прыгнул вперед, скрючив пальцы, словно когти.
   — Только не ходи в этот коридор! Я не позволю умереть посланцу королевы!