Страница:
Род неуклюже кивнул и пробормотал что-то утвердительное.
Если б она в тот миг потребовала его душу, ответ, скорее всего, был бы тем же.
Затем она вдруг оказалась в его объятиях, гибкая и извивающаяся, и губы ее, прижавшиеся к его губам, оказались полными и влажными.
Казалось, целую вечность спустя, она опустила голову и отстранилась, продолжая держать его за руки, словно боясь потерять опору.
— Нет, я всего лишь слабая женщина, — ликующе прошептала она. — Теперь ступай, Род Гэллоуглас, с благодарностью королевы.
Она еще что-то сказала, но Род не уловил смысла слов. Каким-то образом он оказался по ту сторону двери и зашагал по широкому, освещенному светом факелов, холодному коридору.
Наконец Род остановился, встряхнулся, предпринял доблестную попытку собраться с мыслями и, не слишком уверенно ступая, пошел дальше.
Что бы ты ни думал о ее талантах в области политики, эта девчонка, безусловно, знает, как заставить человека служить себе.
Он споткнулся и попытался восстановить равновесие.
Препятствие, в которое врезался Род, уперлось ему рукой в бедро, удерживая от падения.
— Эй, смотри под ноги, — проворчал Бром О'Берин, — иначе полетишь кувырком и запачкаешь пол.
Карлик встревоженно заглянул в глаза Роду и, найдя то, что искал, где-то между зрачками и радужной оболочкой, удовлетворенно кивнул.
Взяв Рода за рукав, Бром повернулся и потащил его дальше по коридору.
— Что ты получил от Катарины, Род Гэллоуглас?
— Получил от нее? — нахмурился Род, пытаясь собраться с мыслями. — Ну, она приняла мою клятву верности.
— А, — Бром кивнул, словно сочувствуя ему. — Разве ты мог просить о чем-то еще, Род Гэллоуглас?
Род слегка встряхнул головой, его глаза расширились. Черт возьми, в самом деле, о чем же он мог еще просить? Боже праведный, чего он ожидал? И почему, во имя седьмой улыбки Цербера, он так ошалел?
Его захлестнула волна безудержного гнева, и он стиснул челюсти. Эта сука ничего не значит для него. Она лишь пешка в Великой Игре, орудие, которое можно использовать в борьбе за демократию. И какого черта он разозлился? У него нет никакого права на гнев... Черт! Он нуждался в беспристрастном анализе!
— Векс!
Вместо того, чтобы прошептать, он почти выкрикнул это.
Бром О'Берин хмуро взглянул на него.
— Что такое «векс»?
— Ненадежная зубчатая передача с шатуном, — с ходу придумал Род. Куда, в конце концов, запропастился этот проклятый робот? Затем он вспомнил — у Векса был припадок.
Но тут Бром остановился и крайне подозрительно уставился на Рода.
— Что означают эти слова, Род Гэллоуглас? Что такое «зубчатая передача» и что за «шатун»?
Род стиснул губы и мысленно досчитал до десяти.
Осторожней, парень, осторожней! Ты на грани провала! Ты же сорвешь всю операцию!
— Зубчатая передача — это вьючный мул, используемый рыцарем для перевозки доспехов и оружия. А шатун — это полоумный сквайр.
— Полоумный? — озадаченно нахмурился Бром.
— Ну, немного не в себе. В моем случае все это приходится взваливать на лошадь.
— На лошадь? — уставился на него совершенно запутавшийся Бром.
— Ну, да. Я говорю о моем коне Вексе. У меня больше никого нет на всем белом свете. Он моя надежда и опора, а также единственная живая душа или, во всяком случае, создание, которому я могу поведать свои печали.
Бром уловил лишь последнюю фразу и вцепился в нее, как утопающий за соломинку. Глаза его потеплели, и он мягко улыбнулся.
— Теперь ты один из нас, Род Гэллоуглас, из тех немногих, кто поддерживает королеву.
Род увидел обожание в глазах Брома и спросил себя, что удерживает этого маленького уродца на службе у Катарины — и вдруг еще сильнее возненавидел королеву, ибо она была из тех сук, которым нравится использовать людей.
Широко шагая, он продолжал свой путь. Бром, стараясь не отставать, перешел почти на бег.
— Если я хоть немного разбираюсь в людях, — процедил сквозь зубы Род, — у королевы есть друг в Доме Кловиса, хотя она называет его врагом. Почему так, Бром? Или все дело лишь в том, что он сын ее врага — герцога Логайра?
Бром остановил Рода, положив руку ему на бедро и, едва заметно улыбаясь, заглянул в глаза.
— Не врага, Род Гэллоуглас, а горячо любимого родного дяди, который приютил Катарину и заботился о ней долгие пять лет, пока ее отец укрощал мятежных лордов на Севере.
Род, продолжая пристально глядеть в глаза Брому, медленно поднял голову.
— Она выбрала несколько странный способ проявления своей любви.
Бром кивнул.
— Да, воистину странный и все же, она, без сомнения, любит их обоих — и герцога, и его сына Туана.
Мгновение он молча смотрел в глаза Роду, потом отвернулся и медленно пошел по коридору прочь.
Род пару секунд смотрел ему вслед, а затем зашагал за ним.
— Это длинная и запутанная история, — задумчиво произнес Бром, когда Род нагнал его. — Но все нити ведут к Туану Логайру.
— К королю нищих?
— Да, — нехотя кивнул Бром. — К лорду Дома Кловиса.
— К тому, кто любит королеву.
— О, да! — Бром откинул голову назад и закатил глаза. — К тому, кто безумно любит королеву. Будь уверен, он тебе об этом еще не раз скажет.
— Но ты ему не веришь?
Бром сцепил руки за спиной и, опустив голову, стал переминаться с ноги на ногу.
— Он либо правдив, либо блестящий лжец. Если он лжет, то научился этому поразительно быстро. В отчем доме его учили говорить только правду. И все же он — лорд Дома Кловиса, один из тех, кто утверждает, что правителя следует выбирать. По их словам, в незапамятные времена так был избран король Кловис с одобрения тех, кем он правил.
— Ну, тут они малость исказили историю, — пробормотал Род. — Но, как я понимаю, их планы подразумевают свержение Катарины с трона?
— Да. Поэтому как я могу верить ему, когда он говорит, что любит ее? — Бром печально покачал головой. — Туан весьма достойный молодой человек, честный и благородный, трубадур, умеющий не только воспеть красоту глаз предмета своего обожания, но и выбить у вас шпагу из рук. Он всегда и во всем остается джентльменом, в нем нет и тени обмана.
— Похоже, ты неплохо его знал?
— О, да! Знал, еще как знал! Но знаю ли я его теперь? — Бром тяжело вздохнул, качая головой. — Они встретились, когда ей было всего лишь семь лет от роду, а ему — восемь, в замке милорда Логайра на юге, куда отец отправил ее для безопасности.
Подружившись, дети резвились и играли под моим присмотром, ибо мне было поручено постоянно оберегать их. Детей того же возраста в замке не было, а... — он улыбнулся и горько усмехнулся, — я был диковинкой — взрослый мужчина, который меньше их ростом.
Бром снова улыбнулся и откинул голову назад, словно глядя сквозь каменные стены коридора на канувшие в Лету годы.
— Они были тогда так невинны, Род Гэллоуглас! Да, так невинны и так счастливы! И он поклонялся ей, рвал цветы для ее венков, хотя садовник и бранил его. Ей докучает солнце? Он сделает полог из листьев! Она разбила хрустальный кубок миледи. Он возьмет вину на себя!
— Избаловал ее до крайности, — пробурчал Род.
— Да, но не он один строил из себя идиота перед ней. Ибо даже тогда она была самой прелестной принцессой на свете, Род Гэллоуглас. Но их счастье омрачала темная зловещая тень — Ансельм Логайр, паренек лет четырнадцати, наследник замка и владений.
Он частенько наблюдал за их играми из окна башни с кислой миной на лице. И лишь он один во всей стране ненавидел Катарину Плантагенет — почему, никто не знает.
— И он по-прежнему ненавидит ее?
— Да, и потому мы все желаем милорду Логайру долгих лет жизни. Почти пять лет ненависть жгла Ансельма, и вот, наконец, желанный момент настал. Отец Катарины усмирил лордов Севера и призвал ее обратно, в этот замок. И тогда Туан и Катарина дали обет, — ей было одиннадцать лет, а ему — двенадцать — что никогда не забудут друг друга, и она будет ждать, пока он не приедет за ней. — Бром печально покачал своей огромной лохматой головой. — И он приехал за ней. Девятнадцатилетний отрок, златокудрый принц примчался с юга на могучем белом скакуне. Он был красив и широкоплеч, его мускулы могли заставить содрогаться от страсти любую женщину. Трубадур с лютней за спиною и шпагой на боку, рассыпающий тысячи необыкновенных комплиментов ее красоте. И его смех остался таким же чистым, сердце — столь же открытым, а темперамент — по-прежнему неистовым, как и семь лет назад.
Бром улыбнулся Роду.
— Ей минуло восемнадцать, и жизнь ее текла тихо и спокойно, словно ручеек в летний зной. В свои годы она уже созрела для мужа, и ее голова была забита той легкомысленной чепухой, что девушки черпают из книжек и баллад.
Взгляд Брома посуровел, его по-прежнему мягкий голос гулким эхом отдавался в бездне прожитых им лет.
— Неужто ты никогда не мечтал о принцессе, Род Гэллоуглас?
Род судорожно сглотнул и пронзил его бешеным взглядом.
— Продолжай, — выдавил он.
Бром, пожав плечами, отвернулся.
— Чего тут говорить? Она, конечно, влюбилась в него. А какая женщина устояла бы? Он не знал, для чего существуют на свете женщины, и я готов поклясться, что она тоже не знала, но вдвоем, возможно, они поняли бы это. У них на то были все шансы, можешь не сомневаться.
Нахмурившись, он покачал головой.
— Это событие могло бы послужить венцом последних дней ее юности. Ибо той же весной умер ее отец. И скипетр перешел в руки Катарины.
Он замолк и принялся мерить шагами коридор. Его молчание столь затянулось, что Род почувствовал: надо что-то сказать.
— Во всем этом нет причины для ненависти, Бром О'Берин.
— О, да! Но дослушай до конца мою историю. Как только у нее на голове оказалась корона, Катарина вдруг вспомнила, что Туан — второй сын, а значит, он наследует только уважаемое имя, и не более. Тогда она заявила, что он не любит ее и мечтает лишь о троне. Она больше не желала его знать и отослала прочь, заклеймив гневом и презрением, причем, казалось, без всякой на то причины, хотя вся правда известна только им двоим.
Она изгнала Туана в Дикие Земли, назначив цену за его голову, дабы он или скитался там среди варваров и эльфов, или умер.
Бром снова замолк.
— И милорд Логайр поднялся во гневе? — подстегнул его Род.
— Да, — проворчал Бром, — а с ним все его вассалы и половина знати королевства. «Если Туан зашел слишком далеко в своих ухаживаниях, то он заслужил гнев и презрение. — молвил Логайр, — но в изгнание отправляют только за измену».
«А разве посягательство на ее корону — не измена?» горячо возразила Катарина.
Тогда Логайр встал и с холодной гордостью в голосе сказал, что Туан искал только любви Катарины, но его слова не встретили поддержки, ибо тот, за кого королева выйдет замуж, станет королем, и Катарина указала ему на это.
Логайр с печалью в голосе ответил, что его сын не изменник, а глупец, который вздумал ухаживать за легкомысленным и избалованным ребенком, но тут Катарина вновь закричала: «Измена!», и я не успел удержать ее.
— И все же ты считаешь, что она любит и Туана, и герцога?
— Да, иначе к чему такая резкость?
Бром снова замкнулся.
Род прочистил горло и сказал:
— Туан, кажется, не слишком долго пробыл в изгнании...
— Да. — Уголки рта Брома опустились. — Этот дурень поклялся, что останется неподалеку от нее, хотя и рискует при этом головой. Но пока не отменена награда за его поимку, ему придется влачить жизнь вора или убийцы.
Род кисло улыбнулся.
— И в один прекрасный день ему пришла в голову мысль, что нищие будут доставлять меньше хлопот, если о них кто-нибудь позаботится.
Бром кивнул.
— Так нищие стали силой, с которой приходится считаться. Но Туан клянется, что он сделает все возможное, чтобы прикрыть королеву с тыла. Он утверждает, что все еще любит ее и будет любить, даже если она готова огрубить ему голову.
— А Катарина, конечно, считает, — рассудил Род, — что у него есть веские причины ненавидеть ее.
— И она права. Однако, мне кажется, Туан по-прежнему любит ее.
Они подошли к двери караульной. Род положил руку на засов, улыбнулся Брому и печально покачал головой.
— Безмозглые они оба, — сказал он.
— И самые нежно любящие друг друга враги на свете, — слегка раздраженно улыбнулся в ответ Бром. — А вот и твоя казарма. Спокойной ночи.
Бром развернулся на каблуках и зашагал прочь. Род посмотрел ему вслед, мысленно ругая себя и качая головой.
— Какой же я дурак, — пробормотал он. — Я-то думал, что Бром О'Берин поддерживает королеву потому, что влюблен в нее. Ну, ладно, Векс тоже порой ошибается...
В казарме от большой свечи остался лишь огарок. На Грамарае отсчет времени велся по огромным свечам, раскрашенным в полоску — шесть красных и шесть белых колец. Одна свеча зажигалась на рассвете, другая — двенадцать часов спустя.
Судя по стоящей в казарме свече, сейчас было три часа утра. У Рода тут же стали слипаться глаза. А когда он вспомнил, что час на Грамарае минут на двадцать длиннее Стандартного Галактического, его веки просто налились свинцом.
Он поплелся к своей койке и вдруг обо что-то споткнулся. Предмет под его ногами тихо охнул. Род совсем забыл, что Большой Том обычно спал на полу подле его кровати.
Великан сел, зевнул во весь рот и почесался. Он поднял голову и увидел Рода.
— А-а, добрый вечер, хозяин! Который час?
— Девять часов вечера, — мягко ответил Род. — Спи, Большой Том, я не хотел тебя будить.
— Я здесь для этого и нахожусь, хозяин. — Он помотал головой, чтобы окончательно проснуться.
Род внезапно понял, что глаза у него совершенно ясные. Это было весьма подозрительно. В мозгу Рода замигала лампочка, сон сразу как рукой сняло, и он, как и подобает полевому агенту, мгновенно насторожился.
Но, чтобы не спугнуть Большого Тома, он постарался выглядеть еще более сонным, чем на самом деле.
— Нелегкая выдалась ночка, Большой Том, — пробормотал он и рухнул лицом вниз на койку. Он надеялся, что Том оставит его в покое и снова завалится спать. Но тут Род услышал тихое беззлобное хихиканье у изголовья кровати, и великан стал стягивать с него сапоги.
— Немного покуролесил, хозяин? — шепотом спросил он. — Ручаюсь, обслужил по крайней мере пару девок.
— Разбуди меня, когда будут зажигать свечу, — буркнул в подушку Род. — Я должен прислуживать королеве за завтраком. Большой Том стянул с него другой сапог и, посмеиваясь, улегся.
Род подождал, пока Том снова не захрапит, затем приподнялся на локтях и посмотрел на него через плечо. В общем-то, этот увалень казался вполне преданным и безнадежно глупым, но временами Рода обуревали сомнения...
Он позволил голове вновь плюхнуться на подушку, закрыл глаза и приказал себе уснуть.
К несчастью, положение «дух первичен, а материя вторична» сегодня ночью не оправдывалось. Все его чувства, казалось, обострились до предела. Род был готов поклясться, что ощущает щекой каждую нить подушки, слышит мышь, грызущую плинтус; лягушку, квакающую в пруду; веселый смех, приносимый порывами ветра. Он резко открыл глаза. Веселый смех?
Скатившись с постели, Род подошел к высокой амбразуре окна. Кто, черт возьми, мог устроить пирушку в такое время?
Луна выглянула из-за зубчатого верха северной башни. На ее фоне мелькали силуэты юнцов, лихо кружащихся в некоем трехмерном танце. Некоторые из них, кажется, летали верхом на помеле. Ведьмы. В северной башне...
И вот Род карабкался по истертым ступеням винтовой лестницы башни. Чем выше он поднимался, тем ближе, казалось, придвигались гранитные стены. Род напомнил себе, что поскольку эльфы объявили его чародеем — невежественные юнцы! — он вполне мог принять участие в этой пирушке.
Но его желудок не поддавался на уговоры, настойчиво требуя драмамин* [30]. Во рту было сухо, как в пустыне. Да, эльфы признали Рода чародеем, но уведомили ли они об этом ведьм?
Вновь нахлынули давно забытые страхи его детства, перемешанные со сценами из «Макбета», где ворожили ведьмы.
Впервые задумавшись над этим, Род не смог припомнить ни одной ведьмы — филантропки, кроме Гиавды Доброй, которую, собственно, и ведьмой-то назвать нельзя.
Его утешало лишь одно — эти ведьмы, по всей видимости, пребывали в добром расположении духа. Сверху по колодцу лестницы струилась мелодия старинной ирландской джиги, сопровождаемая звонким жизнерадостным смехом.
Свет факелов заливал стену над его головой. Он преодолел последний виток спирали и вошел в огромный зал башни.
Ну а там все весело кружились или, точнее, парили в некоем трехмерном хороводе. Сквозь клубы дыма от факелов он мог разглядеть пары, лихо отплясывающие на стенах, потолке, просто в воздухе и, при случае, на полу. Повсюду стояли группки болтающих и хихикающих людей. Одеты они были вызывающе ярко, даже, черт возьми, крикливо. Многие из них держали в руках кружки, содержимое которых время от времени пополнялось из огромного бочонка, стоявшего рядом с лестницей.
Все они были очень молоды, совсем еще юнцы. Род не заметил среди них ни одного, кто перешагнул бы порог совершеннолетия, Он замер в дверях, внезапно почувствовав, что ему здесь не место. Среди них он выглядел как классная дама на выпускном балу, то есть неизбежное зло.
Доивший бочонок юнец успел заметить Рода и ухмыльнулся.
— Привет! — крикнул он. — Что-то ты припоздал. — И в руке Рода оказалась полная до краев кружка.
— Я и не знал, что приду, — пробормотал Род.
— Зато мы знали, будь спок, — снова ухмыльнулся юнец. — Молли предвидела это. Но ты должен был явиться еще полчаса назад.
— Сожалею, — у Рода слегка помутилось в глазах, — но пришлось сперва уладить пару дел...
— А, забудь об этом. То была ее ошибка, а не твоя. Без сомнения, виновато вино. И все же мы ждали тебя с тех пор, как ты впервые появился в замке. Эльфы еще прошлой ночью сообщили нам, что ты — чародей.
В голове у Рода мигом прояснилось.
— Чушь! Я такой же чародей, как ты... Я хотел сказать...
— О, ты — чародей! — важно кивнул парень. — И причем самый могущественный. Разве не ты прилетел в падающей звезде?
— Это наука, а не магия! Я не чародей!
Юноша плутовато улыбнулся.
— Знаешь ты об этом или нет, но ты наверняка чародей.
Он отсалютовал Роду кружкой.
— А значит, один из нас.
— Э-э... Ну, спасибо, — Род отсалютовал в ответ и отхлебнул из кружки. Там было подогретое вино с пряностями, горячее и ароматное.
Он оглядел комнату, пытаясь привыкнуть к стоящему здесь гаму и фактам вопиющего нарушения законов Ньютона.
У Рода вспыхнули глаза, когда он увидел увлеченную разговором парочку, сидевшую под одним из окон. Точнее, говорила девушка, а юноша внимал. Она — красотка, обладающая готовым лопнуть лифом. Он — худой и внимательный юноша, смотрящий на нее горящими глазами.
Род цинично улыбнулся и подумал о мотивах столь горячей привязанности парня.
Девушка ахнула и, резко повернувшись, обожгла Рода негодующим взглядом.
У Рода отвисла челюсть. Затем он хотел было извиниться, но прежде, чем слова сорвались с его уст, девушка, смягчившись, улыбнулась, грациозно кивнула ему и снова повернулась к своей аудитории из одного человека.
У Рода вновь отвисла челюсть. Тогда он, не сводя глаз с девушки, протянул руку и нащупал рукав разливавшего вино парня.
Мальчик положил руку ему на плечо и обеспокоенно спросил:
— Что тревожит тебя, друг?
— Та... та девушка, — выдавил Род. — Может ли она читать мысли?
— О, да! В какой-то степени мы все умеем это, но у нее выходит лучше, чем у других.
Пытаясь унять головокружение, Род схватился за голову.
Телепаты. Комната битком набита ими. Между тем, считалось, что в изученной части Галактики имеется не больше десятка признанных телепатов. Он снова поднял глаза. Это была мутация или генетический дрейф, а может еще что-то.
Род встряхнулся и прочистил горло.
Скажи-ка, приятель... да, кстати, как тебя зовут?
— Ay de mi! — Парень стукнул себя ладонью по лбу. — Чума на мою пустую голову! Я Тобиас, господин Гэллоуглас, и ты, должно быть, хочешь познакомиться со всеми нами.
Он увлек Рода к ближайшей группе.
— Но... но я только хотел спросить...
— Это — Нелл, это — Андрей, Брайан, Дороти...
Спустя полчаса и пятьдесят три знакомства Род рухнул на деревянную лавку и, запрокинув кружку, выпил все до капли.
— Теперь, — сказал он, стукнув ею об колено, — мы оба опустошены до дна.
— А, позволь мне принести тебе другую! — Тоби выхватил кружку из его рук и улетел. В буквальном смысле этого слова.
Род проследил за тем, как тот пересекает комнату на десятифутовой высоте, и покачал головой. Теперь его уже ничто не могло удивить.
Кажется, он наткнулся на многообещающую колонию эсперов, обладающих способностями к телепатии, левитации и предвидению.
Но, если все они могут летать, то зачем девушкам разъезжать на метлах?
Тоби возник у локтя Рода с легким «уф!» вытесненного воздуха. Род ошеломленно уставился на него, но взял наполненную кружку.
— Э... спасибо. Скажи-ка, вы все можете... э... левитировать и телепортироваться?
— Пардон? — непонимающе нахмурился Тоби.
— Вы можете... э... летать? И... э... переноситься с места на место?
— О, да! — улыбнулся Тоби. — Это мы все умеем.
— Что? Летать?
— Нет, каждый из нас может перенестись в любое место, которое ему хорошо известно. Но мальчики умеют летать, а девушки — нет.
Ген, сцепленный с полом, подумал Род. Вслух же он спросил:
— Поэтому девушки и разъезжают на помелах?
— Да. Они обладают властью над бездушными предметами. У нас, мужчин, ее нет.
Ага! Еще одна сцепка. Телекинез связан с Y-хромосомой, а левитация — с X.
Но все они обладают даром телепортации и чтения мыслей.
Бесценная колония эсперов. И если жизнь их хоть сколько-нибудь схожа с той, что влачат те немногие телепаты за пределами этой планеты...
— И простые люди ненавидят вас за это?
Юное лицо Тоби резко посерьезнело.
— Да, и знать тоже. Они говорят, что мы вступили в сговор с дьяволом. До того, как взошла на трон наша добрая королева Катарина, нас ждало испытание водой или поджаривание на медленном огне.
Он повернулся и крикнул:
— Эй, Бриджит!
Юная девушка, лет тринадцати на вид, ускользнула от своего партнера по танцам и очутилась рядом с Тоби.
— Дружище Гэллоуглас хочет узнать, как нас любят, — сказал он ей. С лица девочки тут же исчезло все веселье. Ее глаза расширились и округлились, она прикусила нижнюю губу.
Расстегнув сзади блузку от шеи до талии, девушка повернулась к ним спиной. Ее тело было покрыто густой сеткой шрамов и рубцов — следы девятихвостой плети.
Пока Тоби застегивал ей блузку, она повернулась к Роду. В ее расширившихся глазах стоял страх.
— Меня всего лишь заподозрили в ведьмовстве, — прошептала она. — А мне тогда было только десять лет.
Желудок Рода попытался вывернуться наизнанку и выбраться наружу через пищевод. Он сделал ему суровое внушение, и тот снова вернулся на свое привычное место в пищеварительном тракте. Во рту остался горький привкус желчи.
Бриджит резко отвернулась и исчезла. Спустя долю секунды она вновь весело и беззаботно кружилась со своим партнером. Род задумчиво посмотрел ей вслед.
— Так что сам понимаешь, — продолжил Тоби, — почему мы крайне благодарны нашей доброй королеве.
— Она покончила с системой огня или воды?
— О, королева отменила этот закон, но ведьм продолжали сжигать тайком. Существовал лишь один способ защитить нас, и она сделала этот шаг, предоставляя убежище всякому, кто придет сюда и попросит об этом.
Род медленно кивнул.
— Все же ей нельзя отказать в мудрости.
Его глаза отыскали Бриджит, которая плясала на потолке.
— Что тревожит тебя, дружище Гэллоуглас?
— Она не питает к ним ненависти, — прохрипел Род. — Хотя у нее есть все причины ненавидеть нормальных людей.
Тоби, тепло улыбнувшись, покачал головой.
— Никто из нас не питает к ним злобы. Тот, кто находит приют в ковене королевы, клянется жить по библейским заповедям.
Род медленно перевел взгляд на него.
— Понимаю, — помедлив, сказал он. — Ковен белых магов.
Тоби кивнул.
— Все ли маги Грамарая — белые?
— Стыдно признаться, но нет. Есть и такие, кто прошел через большие страдания, чем мы, — потеря уха или глаза, любимого человека, а иногда и всего сразу — и теперь прячется в горах, в Диких Землях, мстя оттуда всему роду людскому.
Губы Рода превратились в узкую полоску, их уголки опустились.
— Таких магов не больше десятка, — продолжал Тоби, — и лишь трое находятся в расцвете сил. Остальные — это высохшие старухи и сморщенные старики.
— Ведьмы и колдуны из сказок, — буркнул Род.
— Истинно так. И их делишки вызывают столько шума, что он перекроет любые легенды о добрых делах, кои мы можем совершать.
— Итак, на Грамарае есть два типа ведьм: старые и злые, обитающие в горах, а также молодые и добрые, живущие в замке королевы.
Тоби покачал головой и улыбнулся. Его глаза снова вспыхнули.
— Нет, кроме нас есть еще десятка три белых магов, которые не верят в обещанную королевой безопасность. Им всем лет по тридцать-сорок, они хорошие люди, но не в силах кому-либо довериться.
На Рода словно вдруг снизошло Откровение, и все встало на свои места. Он откинулся назад, округлил рот в безмолвном «О», затем, часто закивав, подался вперед и сказал:
Если б она в тот миг потребовала его душу, ответ, скорее всего, был бы тем же.
Затем она вдруг оказалась в его объятиях, гибкая и извивающаяся, и губы ее, прижавшиеся к его губам, оказались полными и влажными.
Казалось, целую вечность спустя, она опустила голову и отстранилась, продолжая держать его за руки, словно боясь потерять опору.
— Нет, я всего лишь слабая женщина, — ликующе прошептала она. — Теперь ступай, Род Гэллоуглас, с благодарностью королевы.
Она еще что-то сказала, но Род не уловил смысла слов. Каким-то образом он оказался по ту сторону двери и зашагал по широкому, освещенному светом факелов, холодному коридору.
Наконец Род остановился, встряхнулся, предпринял доблестную попытку собраться с мыслями и, не слишком уверенно ступая, пошел дальше.
Что бы ты ни думал о ее талантах в области политики, эта девчонка, безусловно, знает, как заставить человека служить себе.
Он споткнулся и попытался восстановить равновесие.
Препятствие, в которое врезался Род, уперлось ему рукой в бедро, удерживая от падения.
— Эй, смотри под ноги, — проворчал Бром О'Берин, — иначе полетишь кувырком и запачкаешь пол.
Карлик встревоженно заглянул в глаза Роду и, найдя то, что искал, где-то между зрачками и радужной оболочкой, удовлетворенно кивнул.
Взяв Рода за рукав, Бром повернулся и потащил его дальше по коридору.
— Что ты получил от Катарины, Род Гэллоуглас?
— Получил от нее? — нахмурился Род, пытаясь собраться с мыслями. — Ну, она приняла мою клятву верности.
— А, — Бром кивнул, словно сочувствуя ему. — Разве ты мог просить о чем-то еще, Род Гэллоуглас?
Род слегка встряхнул головой, его глаза расширились. Черт возьми, в самом деле, о чем же он мог еще просить? Боже праведный, чего он ожидал? И почему, во имя седьмой улыбки Цербера, он так ошалел?
Его захлестнула волна безудержного гнева, и он стиснул челюсти. Эта сука ничего не значит для него. Она лишь пешка в Великой Игре, орудие, которое можно использовать в борьбе за демократию. И какого черта он разозлился? У него нет никакого права на гнев... Черт! Он нуждался в беспристрастном анализе!
— Векс!
Вместо того, чтобы прошептать, он почти выкрикнул это.
Бром О'Берин хмуро взглянул на него.
— Что такое «векс»?
— Ненадежная зубчатая передача с шатуном, — с ходу придумал Род. Куда, в конце концов, запропастился этот проклятый робот? Затем он вспомнил — у Векса был припадок.
Но тут Бром остановился и крайне подозрительно уставился на Рода.
— Что означают эти слова, Род Гэллоуглас? Что такое «зубчатая передача» и что за «шатун»?
Род стиснул губы и мысленно досчитал до десяти.
Осторожней, парень, осторожней! Ты на грани провала! Ты же сорвешь всю операцию!
— Зубчатая передача — это вьючный мул, используемый рыцарем для перевозки доспехов и оружия. А шатун — это полоумный сквайр.
— Полоумный? — озадаченно нахмурился Бром.
— Ну, немного не в себе. В моем случае все это приходится взваливать на лошадь.
— На лошадь? — уставился на него совершенно запутавшийся Бром.
— Ну, да. Я говорю о моем коне Вексе. У меня больше никого нет на всем белом свете. Он моя надежда и опора, а также единственная живая душа или, во всяком случае, создание, которому я могу поведать свои печали.
Бром уловил лишь последнюю фразу и вцепился в нее, как утопающий за соломинку. Глаза его потеплели, и он мягко улыбнулся.
— Теперь ты один из нас, Род Гэллоуглас, из тех немногих, кто поддерживает королеву.
Род увидел обожание в глазах Брома и спросил себя, что удерживает этого маленького уродца на службе у Катарины — и вдруг еще сильнее возненавидел королеву, ибо она была из тех сук, которым нравится использовать людей.
Широко шагая, он продолжал свой путь. Бром, стараясь не отставать, перешел почти на бег.
— Если я хоть немного разбираюсь в людях, — процедил сквозь зубы Род, — у королевы есть друг в Доме Кловиса, хотя она называет его врагом. Почему так, Бром? Или все дело лишь в том, что он сын ее врага — герцога Логайра?
Бром остановил Рода, положив руку ему на бедро и, едва заметно улыбаясь, заглянул в глаза.
— Не врага, Род Гэллоуглас, а горячо любимого родного дяди, который приютил Катарину и заботился о ней долгие пять лет, пока ее отец укрощал мятежных лордов на Севере.
Род, продолжая пристально глядеть в глаза Брому, медленно поднял голову.
— Она выбрала несколько странный способ проявления своей любви.
Бром кивнул.
— Да, воистину странный и все же, она, без сомнения, любит их обоих — и герцога, и его сына Туана.
Мгновение он молча смотрел в глаза Роду, потом отвернулся и медленно пошел по коридору прочь.
Род пару секунд смотрел ему вслед, а затем зашагал за ним.
— Это длинная и запутанная история, — задумчиво произнес Бром, когда Род нагнал его. — Но все нити ведут к Туану Логайру.
— К королю нищих?
— Да, — нехотя кивнул Бром. — К лорду Дома Кловиса.
— К тому, кто любит королеву.
— О, да! — Бром откинул голову назад и закатил глаза. — К тому, кто безумно любит королеву. Будь уверен, он тебе об этом еще не раз скажет.
— Но ты ему не веришь?
Бром сцепил руки за спиной и, опустив голову, стал переминаться с ноги на ногу.
— Он либо правдив, либо блестящий лжец. Если он лжет, то научился этому поразительно быстро. В отчем доме его учили говорить только правду. И все же он — лорд Дома Кловиса, один из тех, кто утверждает, что правителя следует выбирать. По их словам, в незапамятные времена так был избран король Кловис с одобрения тех, кем он правил.
— Ну, тут они малость исказили историю, — пробормотал Род. — Но, как я понимаю, их планы подразумевают свержение Катарины с трона?
— Да. Поэтому как я могу верить ему, когда он говорит, что любит ее? — Бром печально покачал головой. — Туан весьма достойный молодой человек, честный и благородный, трубадур, умеющий не только воспеть красоту глаз предмета своего обожания, но и выбить у вас шпагу из рук. Он всегда и во всем остается джентльменом, в нем нет и тени обмана.
— Похоже, ты неплохо его знал?
— О, да! Знал, еще как знал! Но знаю ли я его теперь? — Бром тяжело вздохнул, качая головой. — Они встретились, когда ей было всего лишь семь лет от роду, а ему — восемь, в замке милорда Логайра на юге, куда отец отправил ее для безопасности.
Подружившись, дети резвились и играли под моим присмотром, ибо мне было поручено постоянно оберегать их. Детей того же возраста в замке не было, а... — он улыбнулся и горько усмехнулся, — я был диковинкой — взрослый мужчина, который меньше их ростом.
Бром снова улыбнулся и откинул голову назад, словно глядя сквозь каменные стены коридора на канувшие в Лету годы.
— Они были тогда так невинны, Род Гэллоуглас! Да, так невинны и так счастливы! И он поклонялся ей, рвал цветы для ее венков, хотя садовник и бранил его. Ей докучает солнце? Он сделает полог из листьев! Она разбила хрустальный кубок миледи. Он возьмет вину на себя!
— Избаловал ее до крайности, — пробурчал Род.
— Да, но не он один строил из себя идиота перед ней. Ибо даже тогда она была самой прелестной принцессой на свете, Род Гэллоуглас. Но их счастье омрачала темная зловещая тень — Ансельм Логайр, паренек лет четырнадцати, наследник замка и владений.
Он частенько наблюдал за их играми из окна башни с кислой миной на лице. И лишь он один во всей стране ненавидел Катарину Плантагенет — почему, никто не знает.
— И он по-прежнему ненавидит ее?
— Да, и потому мы все желаем милорду Логайру долгих лет жизни. Почти пять лет ненависть жгла Ансельма, и вот, наконец, желанный момент настал. Отец Катарины усмирил лордов Севера и призвал ее обратно, в этот замок. И тогда Туан и Катарина дали обет, — ей было одиннадцать лет, а ему — двенадцать — что никогда не забудут друг друга, и она будет ждать, пока он не приедет за ней. — Бром печально покачал своей огромной лохматой головой. — И он приехал за ней. Девятнадцатилетний отрок, златокудрый принц примчался с юга на могучем белом скакуне. Он был красив и широкоплеч, его мускулы могли заставить содрогаться от страсти любую женщину. Трубадур с лютней за спиною и шпагой на боку, рассыпающий тысячи необыкновенных комплиментов ее красоте. И его смех остался таким же чистым, сердце — столь же открытым, а темперамент — по-прежнему неистовым, как и семь лет назад.
Бром улыбнулся Роду.
— Ей минуло восемнадцать, и жизнь ее текла тихо и спокойно, словно ручеек в летний зной. В свои годы она уже созрела для мужа, и ее голова была забита той легкомысленной чепухой, что девушки черпают из книжек и баллад.
Взгляд Брома посуровел, его по-прежнему мягкий голос гулким эхом отдавался в бездне прожитых им лет.
— Неужто ты никогда не мечтал о принцессе, Род Гэллоуглас?
Род судорожно сглотнул и пронзил его бешеным взглядом.
— Продолжай, — выдавил он.
Бром, пожав плечами, отвернулся.
— Чего тут говорить? Она, конечно, влюбилась в него. А какая женщина устояла бы? Он не знал, для чего существуют на свете женщины, и я готов поклясться, что она тоже не знала, но вдвоем, возможно, они поняли бы это. У них на то были все шансы, можешь не сомневаться.
Нахмурившись, он покачал головой.
— Это событие могло бы послужить венцом последних дней ее юности. Ибо той же весной умер ее отец. И скипетр перешел в руки Катарины.
Он замолк и принялся мерить шагами коридор. Его молчание столь затянулось, что Род почувствовал: надо что-то сказать.
— Во всем этом нет причины для ненависти, Бром О'Берин.
— О, да! Но дослушай до конца мою историю. Как только у нее на голове оказалась корона, Катарина вдруг вспомнила, что Туан — второй сын, а значит, он наследует только уважаемое имя, и не более. Тогда она заявила, что он не любит ее и мечтает лишь о троне. Она больше не желала его знать и отослала прочь, заклеймив гневом и презрением, причем, казалось, без всякой на то причины, хотя вся правда известна только им двоим.
Она изгнала Туана в Дикие Земли, назначив цену за его голову, дабы он или скитался там среди варваров и эльфов, или умер.
Бром снова замолк.
— И милорд Логайр поднялся во гневе? — подстегнул его Род.
— Да, — проворчал Бром, — а с ним все его вассалы и половина знати королевства. «Если Туан зашел слишком далеко в своих ухаживаниях, то он заслужил гнев и презрение. — молвил Логайр, — но в изгнание отправляют только за измену».
«А разве посягательство на ее корону — не измена?» горячо возразила Катарина.
Тогда Логайр встал и с холодной гордостью в голосе сказал, что Туан искал только любви Катарины, но его слова не встретили поддержки, ибо тот, за кого королева выйдет замуж, станет королем, и Катарина указала ему на это.
Логайр с печалью в голосе ответил, что его сын не изменник, а глупец, который вздумал ухаживать за легкомысленным и избалованным ребенком, но тут Катарина вновь закричала: «Измена!», и я не успел удержать ее.
— И все же ты считаешь, что она любит и Туана, и герцога?
— Да, иначе к чему такая резкость?
Бром снова замкнулся.
Род прочистил горло и сказал:
— Туан, кажется, не слишком долго пробыл в изгнании...
— Да. — Уголки рта Брома опустились. — Этот дурень поклялся, что останется неподалеку от нее, хотя и рискует при этом головой. Но пока не отменена награда за его поимку, ему придется влачить жизнь вора или убийцы.
Род кисло улыбнулся.
— И в один прекрасный день ему пришла в голову мысль, что нищие будут доставлять меньше хлопот, если о них кто-нибудь позаботится.
Бром кивнул.
— Так нищие стали силой, с которой приходится считаться. Но Туан клянется, что он сделает все возможное, чтобы прикрыть королеву с тыла. Он утверждает, что все еще любит ее и будет любить, даже если она готова огрубить ему голову.
— А Катарина, конечно, считает, — рассудил Род, — что у него есть веские причины ненавидеть ее.
— И она права. Однако, мне кажется, Туан по-прежнему любит ее.
Они подошли к двери караульной. Род положил руку на засов, улыбнулся Брому и печально покачал головой.
— Безмозглые они оба, — сказал он.
— И самые нежно любящие друг друга враги на свете, — слегка раздраженно улыбнулся в ответ Бром. — А вот и твоя казарма. Спокойной ночи.
Бром развернулся на каблуках и зашагал прочь. Род посмотрел ему вслед, мысленно ругая себя и качая головой.
— Какой же я дурак, — пробормотал он. — Я-то думал, что Бром О'Берин поддерживает королеву потому, что влюблен в нее. Ну, ладно, Векс тоже порой ошибается...
В казарме от большой свечи остался лишь огарок. На Грамарае отсчет времени велся по огромным свечам, раскрашенным в полоску — шесть красных и шесть белых колец. Одна свеча зажигалась на рассвете, другая — двенадцать часов спустя.
Судя по стоящей в казарме свече, сейчас было три часа утра. У Рода тут же стали слипаться глаза. А когда он вспомнил, что час на Грамарае минут на двадцать длиннее Стандартного Галактического, его веки просто налились свинцом.
Он поплелся к своей койке и вдруг обо что-то споткнулся. Предмет под его ногами тихо охнул. Род совсем забыл, что Большой Том обычно спал на полу подле его кровати.
Великан сел, зевнул во весь рот и почесался. Он поднял голову и увидел Рода.
— А-а, добрый вечер, хозяин! Который час?
— Девять часов вечера, — мягко ответил Род. — Спи, Большой Том, я не хотел тебя будить.
— Я здесь для этого и нахожусь, хозяин. — Он помотал головой, чтобы окончательно проснуться.
Род внезапно понял, что глаза у него совершенно ясные. Это было весьма подозрительно. В мозгу Рода замигала лампочка, сон сразу как рукой сняло, и он, как и подобает полевому агенту, мгновенно насторожился.
Но, чтобы не спугнуть Большого Тома, он постарался выглядеть еще более сонным, чем на самом деле.
— Нелегкая выдалась ночка, Большой Том, — пробормотал он и рухнул лицом вниз на койку. Он надеялся, что Том оставит его в покое и снова завалится спать. Но тут Род услышал тихое беззлобное хихиканье у изголовья кровати, и великан стал стягивать с него сапоги.
— Немного покуролесил, хозяин? — шепотом спросил он. — Ручаюсь, обслужил по крайней мере пару девок.
— Разбуди меня, когда будут зажигать свечу, — буркнул в подушку Род. — Я должен прислуживать королеве за завтраком. Большой Том стянул с него другой сапог и, посмеиваясь, улегся.
Род подождал, пока Том снова не захрапит, затем приподнялся на локтях и посмотрел на него через плечо. В общем-то, этот увалень казался вполне преданным и безнадежно глупым, но временами Рода обуревали сомнения...
Он позволил голове вновь плюхнуться на подушку, закрыл глаза и приказал себе уснуть.
К несчастью, положение «дух первичен, а материя вторична» сегодня ночью не оправдывалось. Все его чувства, казалось, обострились до предела. Род был готов поклясться, что ощущает щекой каждую нить подушки, слышит мышь, грызущую плинтус; лягушку, квакающую в пруду; веселый смех, приносимый порывами ветра. Он резко открыл глаза. Веселый смех?
Скатившись с постели, Род подошел к высокой амбразуре окна. Кто, черт возьми, мог устроить пирушку в такое время?
Луна выглянула из-за зубчатого верха северной башни. На ее фоне мелькали силуэты юнцов, лихо кружащихся в некоем трехмерном танце. Некоторые из них, кажется, летали верхом на помеле. Ведьмы. В северной башне...
И вот Род карабкался по истертым ступеням винтовой лестницы башни. Чем выше он поднимался, тем ближе, казалось, придвигались гранитные стены. Род напомнил себе, что поскольку эльфы объявили его чародеем — невежественные юнцы! — он вполне мог принять участие в этой пирушке.
Но его желудок не поддавался на уговоры, настойчиво требуя драмамин* [30]. Во рту было сухо, как в пустыне. Да, эльфы признали Рода чародеем, но уведомили ли они об этом ведьм?
Вновь нахлынули давно забытые страхи его детства, перемешанные со сценами из «Макбета», где ворожили ведьмы.
Впервые задумавшись над этим, Род не смог припомнить ни одной ведьмы — филантропки, кроме Гиавды Доброй, которую, собственно, и ведьмой-то назвать нельзя.
Его утешало лишь одно — эти ведьмы, по всей видимости, пребывали в добром расположении духа. Сверху по колодцу лестницы струилась мелодия старинной ирландской джиги, сопровождаемая звонким жизнерадостным смехом.
Свет факелов заливал стену над его головой. Он преодолел последний виток спирали и вошел в огромный зал башни.
Ну а там все весело кружились или, точнее, парили в некоем трехмерном хороводе. Сквозь клубы дыма от факелов он мог разглядеть пары, лихо отплясывающие на стенах, потолке, просто в воздухе и, при случае, на полу. Повсюду стояли группки болтающих и хихикающих людей. Одеты они были вызывающе ярко, даже, черт возьми, крикливо. Многие из них держали в руках кружки, содержимое которых время от времени пополнялось из огромного бочонка, стоявшего рядом с лестницей.
Все они были очень молоды, совсем еще юнцы. Род не заметил среди них ни одного, кто перешагнул бы порог совершеннолетия, Он замер в дверях, внезапно почувствовав, что ему здесь не место. Среди них он выглядел как классная дама на выпускном балу, то есть неизбежное зло.
Доивший бочонок юнец успел заметить Рода и ухмыльнулся.
— Привет! — крикнул он. — Что-то ты припоздал. — И в руке Рода оказалась полная до краев кружка.
— Я и не знал, что приду, — пробормотал Род.
— Зато мы знали, будь спок, — снова ухмыльнулся юнец. — Молли предвидела это. Но ты должен был явиться еще полчаса назад.
— Сожалею, — у Рода слегка помутилось в глазах, — но пришлось сперва уладить пару дел...
— А, забудь об этом. То была ее ошибка, а не твоя. Без сомнения, виновато вино. И все же мы ждали тебя с тех пор, как ты впервые появился в замке. Эльфы еще прошлой ночью сообщили нам, что ты — чародей.
В голове у Рода мигом прояснилось.
— Чушь! Я такой же чародей, как ты... Я хотел сказать...
— О, ты — чародей! — важно кивнул парень. — И причем самый могущественный. Разве не ты прилетел в падающей звезде?
— Это наука, а не магия! Я не чародей!
Юноша плутовато улыбнулся.
— Знаешь ты об этом или нет, но ты наверняка чародей.
Он отсалютовал Роду кружкой.
— А значит, один из нас.
— Э-э... Ну, спасибо, — Род отсалютовал в ответ и отхлебнул из кружки. Там было подогретое вино с пряностями, горячее и ароматное.
Он оглядел комнату, пытаясь привыкнуть к стоящему здесь гаму и фактам вопиющего нарушения законов Ньютона.
У Рода вспыхнули глаза, когда он увидел увлеченную разговором парочку, сидевшую под одним из окон. Точнее, говорила девушка, а юноша внимал. Она — красотка, обладающая готовым лопнуть лифом. Он — худой и внимательный юноша, смотрящий на нее горящими глазами.
Род цинично улыбнулся и подумал о мотивах столь горячей привязанности парня.
Девушка ахнула и, резко повернувшись, обожгла Рода негодующим взглядом.
У Рода отвисла челюсть. Затем он хотел было извиниться, но прежде, чем слова сорвались с его уст, девушка, смягчившись, улыбнулась, грациозно кивнула ему и снова повернулась к своей аудитории из одного человека.
У Рода вновь отвисла челюсть. Тогда он, не сводя глаз с девушки, протянул руку и нащупал рукав разливавшего вино парня.
Мальчик положил руку ему на плечо и обеспокоенно спросил:
— Что тревожит тебя, друг?
— Та... та девушка, — выдавил Род. — Может ли она читать мысли?
— О, да! В какой-то степени мы все умеем это, но у нее выходит лучше, чем у других.
Пытаясь унять головокружение, Род схватился за голову.
Телепаты. Комната битком набита ими. Между тем, считалось, что в изученной части Галактики имеется не больше десятка признанных телепатов. Он снова поднял глаза. Это была мутация или генетический дрейф, а может еще что-то.
Род встряхнулся и прочистил горло.
Скажи-ка, приятель... да, кстати, как тебя зовут?
— Ay de mi! — Парень стукнул себя ладонью по лбу. — Чума на мою пустую голову! Я Тобиас, господин Гэллоуглас, и ты, должно быть, хочешь познакомиться со всеми нами.
Он увлек Рода к ближайшей группе.
— Но... но я только хотел спросить...
— Это — Нелл, это — Андрей, Брайан, Дороти...
Спустя полчаса и пятьдесят три знакомства Род рухнул на деревянную лавку и, запрокинув кружку, выпил все до капли.
— Теперь, — сказал он, стукнув ею об колено, — мы оба опустошены до дна.
— А, позволь мне принести тебе другую! — Тоби выхватил кружку из его рук и улетел. В буквальном смысле этого слова.
Род проследил за тем, как тот пересекает комнату на десятифутовой высоте, и покачал головой. Теперь его уже ничто не могло удивить.
Кажется, он наткнулся на многообещающую колонию эсперов, обладающих способностями к телепатии, левитации и предвидению.
Но, если все они могут летать, то зачем девушкам разъезжать на метлах?
Тоби возник у локтя Рода с легким «уф!» вытесненного воздуха. Род ошеломленно уставился на него, но взял наполненную кружку.
— Э... спасибо. Скажи-ка, вы все можете... э... левитировать и телепортироваться?
— Пардон? — непонимающе нахмурился Тоби.
— Вы можете... э... летать? И... э... переноситься с места на место?
— О, да! — улыбнулся Тоби. — Это мы все умеем.
— Что? Летать?
— Нет, каждый из нас может перенестись в любое место, которое ему хорошо известно. Но мальчики умеют летать, а девушки — нет.
Ген, сцепленный с полом, подумал Род. Вслух же он спросил:
— Поэтому девушки и разъезжают на помелах?
— Да. Они обладают властью над бездушными предметами. У нас, мужчин, ее нет.
Ага! Еще одна сцепка. Телекинез связан с Y-хромосомой, а левитация — с X.
Но все они обладают даром телепортации и чтения мыслей.
Бесценная колония эсперов. И если жизнь их хоть сколько-нибудь схожа с той, что влачат те немногие телепаты за пределами этой планеты...
— И простые люди ненавидят вас за это?
Юное лицо Тоби резко посерьезнело.
— Да, и знать тоже. Они говорят, что мы вступили в сговор с дьяволом. До того, как взошла на трон наша добрая королева Катарина, нас ждало испытание водой или поджаривание на медленном огне.
Он повернулся и крикнул:
— Эй, Бриджит!
Юная девушка, лет тринадцати на вид, ускользнула от своего партнера по танцам и очутилась рядом с Тоби.
— Дружище Гэллоуглас хочет узнать, как нас любят, — сказал он ей. С лица девочки тут же исчезло все веселье. Ее глаза расширились и округлились, она прикусила нижнюю губу.
Расстегнув сзади блузку от шеи до талии, девушка повернулась к ним спиной. Ее тело было покрыто густой сеткой шрамов и рубцов — следы девятихвостой плети.
Пока Тоби застегивал ей блузку, она повернулась к Роду. В ее расширившихся глазах стоял страх.
— Меня всего лишь заподозрили в ведьмовстве, — прошептала она. — А мне тогда было только десять лет.
Желудок Рода попытался вывернуться наизнанку и выбраться наружу через пищевод. Он сделал ему суровое внушение, и тот снова вернулся на свое привычное место в пищеварительном тракте. Во рту остался горький привкус желчи.
Бриджит резко отвернулась и исчезла. Спустя долю секунды она вновь весело и беззаботно кружилась со своим партнером. Род задумчиво посмотрел ей вслед.
— Так что сам понимаешь, — продолжил Тоби, — почему мы крайне благодарны нашей доброй королеве.
— Она покончила с системой огня или воды?
— О, королева отменила этот закон, но ведьм продолжали сжигать тайком. Существовал лишь один способ защитить нас, и она сделала этот шаг, предоставляя убежище всякому, кто придет сюда и попросит об этом.
Род медленно кивнул.
— Все же ей нельзя отказать в мудрости.
Его глаза отыскали Бриджит, которая плясала на потолке.
— Что тревожит тебя, дружище Гэллоуглас?
— Она не питает к ним ненависти, — прохрипел Род. — Хотя у нее есть все причины ненавидеть нормальных людей.
Тоби, тепло улыбнувшись, покачал головой.
— Никто из нас не питает к ним злобы. Тот, кто находит приют в ковене королевы, клянется жить по библейским заповедям.
Род медленно перевел взгляд на него.
— Понимаю, — помедлив, сказал он. — Ковен белых магов.
Тоби кивнул.
— Все ли маги Грамарая — белые?
— Стыдно признаться, но нет. Есть и такие, кто прошел через большие страдания, чем мы, — потеря уха или глаза, любимого человека, а иногда и всего сразу — и теперь прячется в горах, в Диких Землях, мстя оттуда всему роду людскому.
Губы Рода превратились в узкую полоску, их уголки опустились.
— Таких магов не больше десятка, — продолжал Тоби, — и лишь трое находятся в расцвете сил. Остальные — это высохшие старухи и сморщенные старики.
— Ведьмы и колдуны из сказок, — буркнул Род.
— Истинно так. И их делишки вызывают столько шума, что он перекроет любые легенды о добрых делах, кои мы можем совершать.
— Итак, на Грамарае есть два типа ведьм: старые и злые, обитающие в горах, а также молодые и добрые, живущие в замке королевы.
Тоби покачал головой и улыбнулся. Его глаза снова вспыхнули.
— Нет, кроме нас есть еще десятка три белых магов, которые не верят в обещанную королевой безопасность. Им всем лет по тридцать-сорок, они хорошие люди, но не в силах кому-либо довериться.
На Рода словно вдруг снизошло Откровение, и все встало на свои места. Он откинулся назад, округлил рот в безмолвном «О», затем, часто закивав, подался вперед и сказал: