Страница:
- Они сами привезли меня, как говорится, умыкнули, - я как можно лаконичнее пересказала ему свои приключения, стараясь поменьше обращать внимания на его изумленные комментарии. - А ты? Как получилось, что ты вернулся за мной? Как ты узнал, что я там?
- Дорогая моя, незадолго до того как дворец окутался дымом, до меня донесся твой визг, похожий на скрип железнодорожного состава.
- Ты бы на моем месте тоже завизжал! Впрочем, сейчас это уже неважно. А как тебе удалось выбраться? Они сказали, что ты удрал через главный вход.
- Так оно и было. Они попытались было накачать меня своей дурью, а я напустил полную камеру дыма и сделал вид, что нахожусь в отключке. Бедный старина Джасем, похоже, клюнул на это, я завалил его и дал деру. Вся проблема заключалась в том, что, схватив меня, они отобрали всю мою одежду... Не знаю, почему Лесман подумал, что это помешает мне бежать при первой же возможности, однако, похоже, так оно и было.
- Возможно, ему самому надо было переодеться в нее. Ведь он потом перегонял твою машину и ему хотелось, чтобы любой случайный свидетель принял его за тебя.
- Не исключено. Хотя и в этом случае он мог бы оставить мне хоть что-нибудь, кроме старого одеяла. А мне, черт бы его побрал, так нравилась моя рубашка. В общем, я взял связку ключей Джасема и в чем мать родила выскочил из своей крохотной темницы, а потом схватил в его сторожке первое попавшееся под руку подобие одежды. Тебе что, не нравятся эти штанцы? Я прихватил только то, что ты со смехом назвала бы минимальным джентльменским набором. С ним и сбежал. Я понимал, что если кто-нибудь вздумает организовать погоню, то он первым делом бросится к броду, поэтому решил сделать крюк в противоположном направлении, сюда, прямо под окна гарема. Грандиозное мероприятие. Вот так и передвигался наш герой - совершенно нагой, со штанами в руке и подпрыгивающий как кузнечик всякий раз, когда наступал на чертополох.
- Бедный мой ягненочек. Впрочем, не ты первый...
- То есть? А, покорители гарема. Ну да, конечно... Так вот, потом я остановился под деревом, чтобы натянуть штаны. Кстати, там наверняка была и рубаха, только я ее не нашел... и в этот момент раздался твой вопль. Они что, мучили тебя?
- В общем-то нет. Кричала я не из-за них, а на кошку. Ну давай, продолжай, мне интересно все узнать. Так как ты пробрался внутрь?
Он о чем-то на секунду задумался, пока мы стояли под деревьями, а потом словно вспомнил нечто приятное:
- Да, ну так вот... Пожалуй, какая-никакая, а рубаха бы мне пригодилась, особенно ночью... Где, значит, я был? Да, почти вот тут, под окнами гарема, и в этот момент услышал твой крик. Быстро нацепил штаны, сандалии и кинулся назад к главному входу, но они уже успели запереть двери. Пока возился с замками, во дворце поднялась вся эта кутерьма, а потом я почуял дым и подумал, что если их как следует припечет, то они все равно отопрут двери, однако и в этом случае мне едва ли удалось бы прошмыгнуть внутрь, поэтому я вернулся назад, сюда. Я знал, что после моей поимки они заперли дверь потерны, а потому не стал тратить на нее время; вместо этого подбежал к "своему" окну и снова взобрался по стене. А что, неплохое получилось восхождение.
- Неплохое! - Я впервые посмотрела на происходившее как бы со стороны, даже уставилась на отвесную черную стену. - Мне это кажется вообще невозможным!
- Но только не для твоего великого и отважного кузена. Во всяком случае я знал, что ты в саду, потому что, когда был на середине стены, услышал, как ты увещеваешь собак. А потом, уже внутри, получил возможность лицезреть всю эту сцену с Но-евым ковчегом на острове. Вот и все... Как жалко все-таки, что в гардеробе Джасема не нашлось носков - нет ничего хуже мокрых сандалий на босу ногу. Слушай, а почему ты не укроешь плечи платком? По-моему, он не очень грязный, по крайней мере сухой. Давай завяжу... Что это у тебя на шее?
- О, я совсем забыла. Это амулет, который я хотела подарить тебе как защиту от дурного глаза. Ты же сказал, что хотел купить его для машины.
- Я сказал - для тебя. Не снимай, тебе идет... Ну вот, сейчас ты почти соответствуешь моим стандартам.
- Лестью ты ничего не добьешься.
- И не думал льстить, ты действительно великолепно смотришься. Особенно с этой водорослью в волосах и в платьице, на которое, похоже, плеснули из не особенно чистой кастрюли. А глаза у тебя огромные, как мельничные жернова, и черные, как межзвездное пространство.
- Это я их мерзкой дряни накурилась, вот почему они такие.
- Я так и думал. Ну и как, понравилось?
- Ужасно. Знаешь, и в самом деле начинает казаться, что это очень приятно, перестаешь о чем-либо беспокоиться, а потом внезапно обнаруживаешь, будто все кости у тебя сгнили, а мозг превратился в комок тряпья, и ты вообще уже ничего не соображаешь. О, Чарльз, это было просто чудовищно, они занимаются такими делами... у них все распланировано надолго вперед.
- Я знаю, дорогая, Лесман немало мне порассказал, пожалуй, даже больше, чем хотел. Ты знала, что он наркоман?
- Грэфтон сказал. Я и сама могла бы догадаться по тому, как он временами выглядел, хотя всерьез ни разу об этом не задумывалась. Он сказал тебе, что Хэрриет умерла?
- Я и сам это знал.
Я посмотрела на него:
- Ты хочешь сказать, что тебе обо всем было известно? Именно на это ты намекал, когда говорил загадками?
- Боюсь, что так.
- Но каким образом?..
- Сначала я что-то заподозрил. Кстати, ты знала, что у нее была такая же фобия к кошкам, что и у тебя? Она их на пушечный выстрел к себе не подпускала.
- Правда?! Понятия об этом не имела. Дома у нас кошек, естественно, никогда не держали, так что когда Хэрриет гостила у нас, этот вопрос вообще не вставал. Да, теперь понимаю. Пожалуй, как только я тогда сказала, что видела у нее в комнате кошку, ты начал подозревать что-то неладное. Но Грэфтон-то это должен был знать?
- Наверное, не предполагал, что в тот вечер в комнате находится кошка. А еще вероятнее, вообще об этом не задумывался. Похоже, они всегда держали на конном дворе кошек - должны были держать, судя по количеству крыс в гареме. А с тех пор, как во дворце поселилась наша бабка, они в ее комнату никогда не входили.
- Из-за собак?
- Возможно. Судя по тому, как эти кровожадные псы ведут себя по отношению к тебе или ко мне, - он указал на Стара и Софи, которые, помахивая хвостами, приветливо щерились на нас, - можно предположить, что <с ними здесь обращались скорее, как с домашними животными. Самсон, насколько мне известно, вообще спал у нее на постели, а кошек ненавидел хуже смерти. Если "доктор" настолько боялся собак, что велел запирать их, значит, у него самого возникали с ними какие-то трения... Слушай, давай пройдем куда-нибудь, откуда все будет лучше видно.
Мы стали пробираться через самую густую часть рощи, росшей на вершине скалы.
- И что дальше?
- Ну вот, инцидент с кошкой навел меня на мысль о том, что здесь что-то не так. Тогда я решил пробраться внутрь и выяснить, что случилось с нашей бабкой. Если, конечно, с ней действительно что-то случилось. Тот факт, что Лесман и компания позволяли тебе свободно разгуливать по дворцу, говорил о том, что бабулю едва ли где-то держат взаперти. Вот я и предположил, что она скорее всего умерла. Потом, когда мы с тобой обнаружили, в каком состоянии находятся ее вещи, в частности Коран и собаки Фо, и что Самсон подох, хотя, судя по всему, не был предан земле со всеми полагающимися духовными почестями наравне с другими ее собаками, я утвердился в своем подозрении. После того, как ты в ту ночь отправилась спать, я решил продолжить свои поиски - ты знаешь, чем это закончилось. Меня схватили, поколотили, заперли в камеру и все такое прочее. И вот мы здесь, живые и невредимые... Ты только придерживай собак и постарайся сделать так, чтобы нас не заметили. Бог ты мой!
Мы уже дошли до угла и потому могли сами все видеть.
Картина напоминала фрагмент цветного художественного фильма на темы народного эпоса. На фоне пляшущих всполохов пламени чернели зубчатые стены, а одна из высоких и горящих особенно яростно крыш успела превратиться в сплошное переплетение полыхающих балок. В окнах плясали яркие световые пятна.
С каждым порывом ветра громадные облака бледного, перемешанного с искрами дыма скатывались вниз и накрывали скопившуюся у главного входа толпу - арабы тотчас же бросались врассыпную, крича, ругаясь и смеясь от возбуждения, чтобы через минуту, когда клубы дыма рассеются, снова приблизиться к бронзовым дверям. Те сейчас были открыты настежь - обе створки распахнуты до отказа - и через них беспрестанно входили и выходили люди. Все свидетельствовало о том, что спасательные работы продолжаются; было ясно и то, что Грэфтону знатно повезет, если он еще хоть раз в жизни увидит что-либо из спасенного имущества.
Судя по всему, обитатели дворца лично не пострадали. Мулов заблаговременно вывели наружу, и я изредка замечала их мелькавшие в толпе грозные головы, видела как поблескивают в отраженном свете пожарища их глаза и зубы, тогда как арабы с криками набрасывали на их лоснящиеся спины награбленное добро и отчаянно сражались с болтающимися поводьями.
Затем я разглядела гнедую лошадь, шерсть которой была под стать цвету пламени, и стоящего рядом с ней высокого человека, скорее всего Лесмана. Он что-то стягивал с головы животного - то ли попону, то ли одеяло. По-видимому, ему пришлось прикрыть лошади глаза и ноздри, пока он выводил ее из пылающей конюшни. Та, похоже, насмерть перепуганная, сопротивлялась, а он упорно пытался вывести ее на свободное от толпы место.
Я сжала локоть Чарльза:
- Смотри, Лесман! Он уводит лошадь. Чарльз, он садится в седло. Уедет же!
- Пусть себе едет. Мы все равно ничего не можем сделать. Нам нужен Грэфтон... Эй, смотри-ка, они пытаются его остановить.
Оседлав гнедую, Лесман хотел при помощи коленей, кнута и узды направить ее к тому самому углу стены, возле которого прятались мы. Ему явно хотелось по проходившей вдоль стены гарема тропинке выбраться на открытое пространство и умчаться подальше от этого места. Плотно прижав уши, животное взбивало копытами пыль и вертелось на пятачке, а перед ними уже толпилась людская масса.
Какой-то человек, пробравшись чуть ли не под самым брюхом лошади, подпрыгнул, схватил ее под уздцы и резко потянул на себя, одновременно что-то крича Лесману. Тот в ответ вскинул руку, указывая в направлении полыхающего здания, и тоже что-то прокричал неожиданно четким и громким голосом, перекрывшим возбужденный гомон толпы.
Лица людей, подобно листьям дерева под порывом налетевшего ветра, повернулись в его сторону, а он с силой хлестнул стоящего рядом с лошадью человека, бросил гнедую в галоп и стремительно понесся к нашей роще.
Араб, задетый лошадиным плечом, отлетел в сторону. Когда он снова вскочил на ноги, очевидно ничуть не поранившись, я увидела, что это Насирулла. Двое или трое других попытались догнать Лесмана, но им, разумеется, это не удалось. Один из них, завопив как дервиш, стал размахивать револьвером. Насирулла вырвал у него из рук оружие, развернулся, прицелился и выстрелил.
Но гнедая уже успела повернуть за угол стены, проскакав в паре метров от нас. Я даже не разглядела лица Лесмана; он был похож на ссутулившуюся тень, промелькнувшую на фоне яркой гривы. Из-под копыт охваченной ужасом лошади вылетали выбитые подковами о камень искры.
Не заметила я, как и когда исчезли Стар и Софи. Мне показалось, что я увидела две метнувшиеся в сторону тени, которые гораздо быстрее и уж конечно тише, чем лошадь, юркнули под деревья и скрылись в пыли, а когда оглянулась, собак и след простыл.
Пуля царапнула каменную кладку на углу стены. В нашу сторону бежали двое мужчин - оба явно понимали тщетность своей попытки догнать всадника и потому лишь бесцельно бросались то туда, то сюда, что-то громко крича друг другу.
- Пожалуй, пришел и наш черед, любовь моя, уносить ноги, - сказал мне на ухо Чарльз. - В любую минуту здесь будет вся эта толпа, которой захочется посмотреть, что произойдет дальше.
- Постой... смотри!
То, что случилось затем, произошло слишком быстро, чтобы можно было осознать и, тем более, передать словами.
Насирулла не стал тратить времени на проверку, достиг ли его выстрел цели. Не успела еще развеяться пыль штукатурки в том месте, где пуля оцарапала стену, а он уже повернулся и побежал назад к входу во дворец. Остальная братия дружно последовала за ним.
И тут мы увидели Генри Грэфтона. Удар в голову, похоже, совсем ненадолго лишил его способности к действию, и сейчас он определенно занимался работами по спасению имущества. Когда толпа у входа во дворец сначала закружилась, как в водовороте, а потом рассеялась, я сразу же увидела его, выходящим из дверей с какими-то вещами в руках.
Двое мужчин бросились к нему, явно желая помочь, а третий стал подтягивать мула. Но тут послышался высокий и пронзительный крик Насируллы, и я заметила, как толпа снова замерла на месте, повернувшись уже в его сторону. Похоже, были там и женщины - до меня донесся крик одной из них, очень похожий на ругательство. Грэфтон на секунду замешкался и чуть покачнулся, когда мужчина, взявший половину его ноши, внезапно бросил ее на землю и отошел.
Насирулла, продолжая что-то кричать, кинулся к Грэфтону, а когда тот повернулся к нему лицом, снова вскинул револьвер и с расстояния не более чем десять метров выстрелил.
Грэфтон упал. Когда он выронил свой груз и медленно, очень медленно завалился на него всем телом, Насирулла поднял револьвер дулом вверх и побежал вперед. Толпа устремилась за ним.
Чарльз снова увлек меня под деревья:
- Нет, нет, ты уже ничего не сможешь сделать. Он умер, это ясно. Кристи, девочка моя, нам пора сматываться отсюда, покуда не началась более крупная заваруха.
Меня била дрожь, да такая сильная, что я некоторое время не могла разжать руки, вцепившиеся в руку Чарльза.
- Это был Насирулла, - стуча зубами, выдавила я. - Наверное, это из-за Халиды...
- Это уж точно. Похоже, Насирулла пытался спасти товар, а Грэфтон не успел остановить его прежде, чем тот обнаружит ее тело. Или он просто стал допытываться у Лесмана, куда подевалась сестра, и парень, как мы видели, объяснил ему, что и как. Держись, милая, вот здесь мы сможем спуститься к броду. Ну, ты как, в порядке? И давай поскорее уйдем отсюда, хорошо? Я и в лучшие-то времена не искал встреч с арабской толпой, а если сейчас они нас здесь обнаружат, то едва ли остановятся, чтобы насладиться моей элегантной речью на литературном арабском языке. Тебя они, к счастью, всего лишь изнасилуют, а мне не хотелось бы быть кастрированным в день моей помолвки.
- Ай, да мой могучий и смелый кузен, - воскликнула я с коротким смешком, к которому примешивалась изрядная толика истеричных ноток, тем не менее я смогла взять себя в руки.
Он сжал мою ладонь, и мы, освещаемые теперь уже постепенно угасающим заревом, спустились по скалистой тропинке, перебрались через все еще окрашенные пурпуром воды Адониса и вскоре вступили под безопасную сень растительности на противоположном берегу.
ГЛАВА 20
Мой пес, доставленный с Салюка королем.
Старинная арабская поэма
Наступил полдень. Высокое жаркое солнце затопило своими лучами деревенскую улицу. Мы сидели на кромке невысокой стены местного кладбища и ждали машину, которая должна была отвезти нас в Бейрут. После того как мы покинули пылающий дворец, трудно уже было припомнить все детали случившегося. У меня, например, совершенно не отложилось в памяти, как мы взбирались по тропинке, направляясь в деревню. Скорее всего я брела на "автопилоте", который подпитывался смесью из реакции на пережитое, чувства любви и остаточного воздействия паров гашиша.
Единственное, что я зафиксировала в сознании из событий того дня, был какой-то причудливый, изолированный от всех прочих воспоминаний кошмар, в котором перемешались воедино палящие глаза, нежный, как стук дождя, стук лошадиных копыт и козлиный запах, поскольку (как мне потом сказал Чарльз) мы потревожили спящее стадо. И еще сохранившийся в самом уголке памяти образ фавна, который наконец оторвался от завораживающего зрелища пожара и оказал нам самую что ни на есть практическую помощь, предложив проводить до деревни.
Именно он сопровождал нас, пока мы шли по пустынным улицам к одному из стоящих почти у края деревни домов, который располагался чуть поодаль от дороги, отделенный от нее террасой яблоневых деревьев. Свет в доме не горел, однако мы сразу заметили бодрствующую женщину, с некоторой опаской поглядывающую из дверей на пожар, который все еще полыхал на противоположном конце долины, вздымая над облаками дыма редкие уже языки пламени.
Паренек прокричал ей что-то в знак приветствия, вслед за чем последовал поток дополнительных объяснений. Голова у меня шла кругом, а сама я настолько устала, что толком не обратила внимания ни на его слова, ни на то, что за ними последовало. Я мечтала лишь о том, чтобы поскорее сбросить с себя влажную и грязную одежду, улечься где-нибудь в уголке и уснуть.
Руки Чарльза почти вознесли меня по грубым крутым ступеням террасы. Он, должно быть, устал не меньше меня, потому что, насколько я запомнила, ему пришлось сначала немного прийти в себя и собраться, прежде чем заговорить с женщиной по-арабски. Через несколько минут их разговора, который велся при активном содействии фавна (невидимого для моих глаз), мы были допущены в дом; там, за разделяющей единственную комнату занавеской, я разделась при свете маленькой желтоватой свечки, завернулась в какой-то просторный, хлопчатобумажный и вроде бы чистый балахон, извлеченный из стоящего в углу сундука, улеглась на постель, застланную одеялами - на сей раз довольно пахучими, - и почти тут же уснула. Последнее, что я запомнила, был голос моего кузена, мягко говорившего по-арабски и ожидавшего, как я узнала позже, прихода мужа хозяйки и одновременно старосты, который, естественно, также отбыл на пожар.
***
Итак, все прояснилось. Генри Грэфтон был мертв - его настигла в общем-то безболезненная смерть, - тогда как Лесман успел благополучно скрыться в горах Верхнего Ливана. Я так и не узнала, что сталось с ним потом, хотя, надо признать, особенно этим и не интересовалась. Он исчез, безликий и похожий на тень ночной охотник, вместе со своей гнедой лошадью и гончими Габриэля, ставший, как и бедная Халида, жертвой безоглядной алчности Грэфтона.
Нашли и тело девушки - по странной причуде ветра и огня подземный коридор почти не пострадал, а вместе с ним сохранилось и содержимое мрачного склада, который, как ни странно, оказался почти пустым, хотя прибывшая на рассвете полиция все там тщательно обыскала и даже что-то конфисковала.
Следующим был наш черед. Утром мы ответили на первую серию вопросов, после чего полиция спустилась на плато, где на утесе, подобно почерневшему зубу, высились руины дворца, все еще окутанные слабым дымком. С высоты, где мы сидели, была видна поблескивающая поверхность озера - спокойная и похожая на ограненный драгоценный камень в нетронутой огнем зеленой оправе. И плато, и обуглившийся дворец были наводнены белеющими точками людей - словно труп животного, кишащий личинками. Скорее всего это были действующие тайком от полиции мародеры, вознамерившиеся поживиться уцелевшим после пожара имуществом.
Я чуть повела плечами и наконец прервала молчание:
- Интересно, обрадовалась бы она нашему приезду?
- Насколько я помню старушку, - решительным тоном проговорил Чарльз, она бы пришла в восторг, узнав, что подняла на дыбы весь дворец, и рассмеялась, издав леденящий душу вопль, при виде того, как мы вместе с мышами и крысами плюхаемся в озеро. Что ж, по крайней мере эти гончие поставили красивый росчерк пера в конце бабулиной легенды. Грандиозный погребальный костер. Теперь в Ливане ее никогда не забудут.
- Похоже на то, что большинство местных жителей сохранят на память о ней по паре сувениров, - сухо заметила я. - А твои "гончие Габриэля", Чарльз? Если склад не сгорел, то они все еще должны быть там.
- Ну, такую встряску они едва ли перенесли. - Он кивнул на простирающуюся под нами панораму. - В любом случае, будь я проклят, если пойду туда и начну состязаться с этими шакалами. Когда-нибудь найду другую такую же пару и куплю ее в память о старухе. Да Бог с ними...
Появилась ватага ребятишек, слишком юных, чтобы сидеть за партой или принимать участие в разграблении дворца, которые сначала гоняли жестяную банку, а потом остановились, чтобы поиграть в пыли под кладбищенской стеной. Неслышно подкрались два или три тощих пса, которые принялись вынюхивать объедки. Трехлетний мальчуган кинул в самую маленькую из собак камень, та машинально дернулась в сторону и скрылась за ржавой бочкой из-под бензина. Мимо промчался грязный белый петух, явно нацелившийся на щипаную коричневую курицу.
- Любовь вездесуща, - заметил Чарльз. - И это, моя милая Кристи, напоминает мне...
Мне так и не удалось узнать, что именно ему напомнила эта картина, а спросить я не посмела. Окутанный дизельным дымом, скрипя тормозами, показался туристский автобус, остановившийся метрах в пятидесяти от того места, где мы сидели. Водитель повернулся и указал рукой в сторону развалин Дар-Ибрагима, затем заглушил двигатель и вышел, чтобы открыть дверь.
Из автобуса повалили пассажиры. Это была группа англичан, в которой все знали друг друга; разговаривая и смеясь, они по двое и по трое направились к краю долины, откуда принялись разглядывать дымящиеся руины. Защелкали фотоаппараты. Я слышала, как водитель принялся рассказывать кому-то одну из версий случившегося. Легенда росла как на дрожжах.
Мы с Чарльзом продолжали тихо сидеть. Детвора, смущенная появлением иностранцев, попятилась и вскоре оказалась рядом с нами. Маленькая собачонка, с грязной, взъерошенной как лепестки увядшей хризантемы шерстью, появилась из-за бензиновой бочки и устремила алчущий взгляд своих блестящих глаз на печенье, которое грызла одна из женщин.
Ее приятельница - тучноватая дама в соломенной шляпке и строгом костюме из джерси - опустила камеру и стала оглядываться:
- Как жалко, что сама деревенька такая неказистая, - проговорила она тщательно поставленным голосом типичной представительницы средних классов. Хотя мечеть вроде бы ничего. Интересно, они разрешат их сфотографировать?
- А вы что-нибудь им предложите.
- Ну, ради этого не стоит и стараться. Помните, как ужасно вел себя в Баальбеке тот старик с верблюдом? И у этого тоже такой неприятный вид. Посмотрите, как он уставился на меня.
- Все они бездельники. Ей бы сейчас в поле пахать, чтобы прокормить такую ораву. Вы только посмотрите на них - мал-мала меньше. Отвратительное зрелище! Впрочем, он бы неплохо смотрелся, если бы его хорошенько отмыть...
Лишь почувствовав, как задрожало тело сидящего рядом со мной Чарльза, я поняла, о ком идет речь. На самом деле кузен был чист как горная речка, словно на него потратили целую упаковку "Омо", хотя на щеках за два дня и успела отрасти жесткая щетина, да и из одежды на нем были все те же нелепые хлопчатобумажные штаны, подпоясанные потрескавшимся позолоченным ремешком, а рубаха не столько скрывала, сколько выставляла напоказ его смуглую грудь. Зато мое платье, успевшее подсохнуть, превратилось в ворох очаровательного тряпья, а ободранные и исцарапанные голые ноги отнюдь не казались подвергшимися воздействию патентованных моющих средств. Не облагородило купание в озере и внешний вид моих сандалий. Красный клетчатый платок, который Чарльз дал мне накануне ночью, прикрывал часть того, что некогда называлось прической, а поблескивающий на пальце рубин Хэрриет смотрелся как последний писк моды лондонской барахолки.
Я почувствовала, что моя челюсть тоже начинает медленно отпадать, но Чарльз успел пробормотать сквозь зубы:
- Не мешай им, - хотя женщины уже отворачивались от нас.
- Нет, явно не то, - проговорила тощая дама. - Есть места и получше. О, смотрите-ка, они уходят. Ну надо же, какой подарок судьбы наблюдать подобное! Как, вы сказали, называется это место?
Она отправила в рот последний кусочек печенья и вытерла пальцы носовым платком. Ребятня осталась явно разочарованной, а у собачонки поникли уши, хотя дамы этого уже не видели. Автобус отъехал. Вслед ему полетело несколько камней, потом малыши вновь переключили свое внимание на собаку. Чарльз, щелкнув пальцами, сказал ей что-то по-арабски, и она медленно, крадучись спряталась за его ногами.
- А вообще-то они совершенно правы, - высокомерным тоном произнесла я. - Одно слово - бездельники. Сидят здесь и смеются! А ты мог хотя бы попрошайничать или еще чем-нибудь заняться. Глядишь, и деньгами разжились бы! Если после всего случившегося полиция откажется подбросить нас до места...
- То придется топать пешком и ты будешь вместе со всеми детьми покорно плестись у меня в кильватере. Смотри-ка, еще одна машина. Как думаешь, опять полиция? Впрочем, это явно не за нами - решеток на окнах недостает.
- Похоже на такси. Как ты считаешь, нас подвезут в кредит, если мы скажем, что остановились в "Финикии"?
- Ни в коем случае. Судя по нашему виду, нам даже приблизиться к машине не разрешат.
- Дорогая моя, незадолго до того как дворец окутался дымом, до меня донесся твой визг, похожий на скрип железнодорожного состава.
- Ты бы на моем месте тоже завизжал! Впрочем, сейчас это уже неважно. А как тебе удалось выбраться? Они сказали, что ты удрал через главный вход.
- Так оно и было. Они попытались было накачать меня своей дурью, а я напустил полную камеру дыма и сделал вид, что нахожусь в отключке. Бедный старина Джасем, похоже, клюнул на это, я завалил его и дал деру. Вся проблема заключалась в том, что, схватив меня, они отобрали всю мою одежду... Не знаю, почему Лесман подумал, что это помешает мне бежать при первой же возможности, однако, похоже, так оно и было.
- Возможно, ему самому надо было переодеться в нее. Ведь он потом перегонял твою машину и ему хотелось, чтобы любой случайный свидетель принял его за тебя.
- Не исключено. Хотя и в этом случае он мог бы оставить мне хоть что-нибудь, кроме старого одеяла. А мне, черт бы его побрал, так нравилась моя рубашка. В общем, я взял связку ключей Джасема и в чем мать родила выскочил из своей крохотной темницы, а потом схватил в его сторожке первое попавшееся под руку подобие одежды. Тебе что, не нравятся эти штанцы? Я прихватил только то, что ты со смехом назвала бы минимальным джентльменским набором. С ним и сбежал. Я понимал, что если кто-нибудь вздумает организовать погоню, то он первым делом бросится к броду, поэтому решил сделать крюк в противоположном направлении, сюда, прямо под окна гарема. Грандиозное мероприятие. Вот так и передвигался наш герой - совершенно нагой, со штанами в руке и подпрыгивающий как кузнечик всякий раз, когда наступал на чертополох.
- Бедный мой ягненочек. Впрочем, не ты первый...
- То есть? А, покорители гарема. Ну да, конечно... Так вот, потом я остановился под деревом, чтобы натянуть штаны. Кстати, там наверняка была и рубаха, только я ее не нашел... и в этот момент раздался твой вопль. Они что, мучили тебя?
- В общем-то нет. Кричала я не из-за них, а на кошку. Ну давай, продолжай, мне интересно все узнать. Так как ты пробрался внутрь?
Он о чем-то на секунду задумался, пока мы стояли под деревьями, а потом словно вспомнил нечто приятное:
- Да, ну так вот... Пожалуй, какая-никакая, а рубаха бы мне пригодилась, особенно ночью... Где, значит, я был? Да, почти вот тут, под окнами гарема, и в этот момент услышал твой крик. Быстро нацепил штаны, сандалии и кинулся назад к главному входу, но они уже успели запереть двери. Пока возился с замками, во дворце поднялась вся эта кутерьма, а потом я почуял дым и подумал, что если их как следует припечет, то они все равно отопрут двери, однако и в этом случае мне едва ли удалось бы прошмыгнуть внутрь, поэтому я вернулся назад, сюда. Я знал, что после моей поимки они заперли дверь потерны, а потому не стал тратить на нее время; вместо этого подбежал к "своему" окну и снова взобрался по стене. А что, неплохое получилось восхождение.
- Неплохое! - Я впервые посмотрела на происходившее как бы со стороны, даже уставилась на отвесную черную стену. - Мне это кажется вообще невозможным!
- Но только не для твоего великого и отважного кузена. Во всяком случае я знал, что ты в саду, потому что, когда был на середине стены, услышал, как ты увещеваешь собак. А потом, уже внутри, получил возможность лицезреть всю эту сцену с Но-евым ковчегом на острове. Вот и все... Как жалко все-таки, что в гардеробе Джасема не нашлось носков - нет ничего хуже мокрых сандалий на босу ногу. Слушай, а почему ты не укроешь плечи платком? По-моему, он не очень грязный, по крайней мере сухой. Давай завяжу... Что это у тебя на шее?
- О, я совсем забыла. Это амулет, который я хотела подарить тебе как защиту от дурного глаза. Ты же сказал, что хотел купить его для машины.
- Я сказал - для тебя. Не снимай, тебе идет... Ну вот, сейчас ты почти соответствуешь моим стандартам.
- Лестью ты ничего не добьешься.
- И не думал льстить, ты действительно великолепно смотришься. Особенно с этой водорослью в волосах и в платьице, на которое, похоже, плеснули из не особенно чистой кастрюли. А глаза у тебя огромные, как мельничные жернова, и черные, как межзвездное пространство.
- Это я их мерзкой дряни накурилась, вот почему они такие.
- Я так и думал. Ну и как, понравилось?
- Ужасно. Знаешь, и в самом деле начинает казаться, что это очень приятно, перестаешь о чем-либо беспокоиться, а потом внезапно обнаруживаешь, будто все кости у тебя сгнили, а мозг превратился в комок тряпья, и ты вообще уже ничего не соображаешь. О, Чарльз, это было просто чудовищно, они занимаются такими делами... у них все распланировано надолго вперед.
- Я знаю, дорогая, Лесман немало мне порассказал, пожалуй, даже больше, чем хотел. Ты знала, что он наркоман?
- Грэфтон сказал. Я и сама могла бы догадаться по тому, как он временами выглядел, хотя всерьез ни разу об этом не задумывалась. Он сказал тебе, что Хэрриет умерла?
- Я и сам это знал.
Я посмотрела на него:
- Ты хочешь сказать, что тебе обо всем было известно? Именно на это ты намекал, когда говорил загадками?
- Боюсь, что так.
- Но каким образом?..
- Сначала я что-то заподозрил. Кстати, ты знала, что у нее была такая же фобия к кошкам, что и у тебя? Она их на пушечный выстрел к себе не подпускала.
- Правда?! Понятия об этом не имела. Дома у нас кошек, естественно, никогда не держали, так что когда Хэрриет гостила у нас, этот вопрос вообще не вставал. Да, теперь понимаю. Пожалуй, как только я тогда сказала, что видела у нее в комнате кошку, ты начал подозревать что-то неладное. Но Грэфтон-то это должен был знать?
- Наверное, не предполагал, что в тот вечер в комнате находится кошка. А еще вероятнее, вообще об этом не задумывался. Похоже, они всегда держали на конном дворе кошек - должны были держать, судя по количеству крыс в гареме. А с тех пор, как во дворце поселилась наша бабка, они в ее комнату никогда не входили.
- Из-за собак?
- Возможно. Судя по тому, как эти кровожадные псы ведут себя по отношению к тебе или ко мне, - он указал на Стара и Софи, которые, помахивая хвостами, приветливо щерились на нас, - можно предположить, что <с ними здесь обращались скорее, как с домашними животными. Самсон, насколько мне известно, вообще спал у нее на постели, а кошек ненавидел хуже смерти. Если "доктор" настолько боялся собак, что велел запирать их, значит, у него самого возникали с ними какие-то трения... Слушай, давай пройдем куда-нибудь, откуда все будет лучше видно.
Мы стали пробираться через самую густую часть рощи, росшей на вершине скалы.
- И что дальше?
- Ну вот, инцидент с кошкой навел меня на мысль о том, что здесь что-то не так. Тогда я решил пробраться внутрь и выяснить, что случилось с нашей бабкой. Если, конечно, с ней действительно что-то случилось. Тот факт, что Лесман и компания позволяли тебе свободно разгуливать по дворцу, говорил о том, что бабулю едва ли где-то держат взаперти. Вот я и предположил, что она скорее всего умерла. Потом, когда мы с тобой обнаружили, в каком состоянии находятся ее вещи, в частности Коран и собаки Фо, и что Самсон подох, хотя, судя по всему, не был предан земле со всеми полагающимися духовными почестями наравне с другими ее собаками, я утвердился в своем подозрении. После того, как ты в ту ночь отправилась спать, я решил продолжить свои поиски - ты знаешь, чем это закончилось. Меня схватили, поколотили, заперли в камеру и все такое прочее. И вот мы здесь, живые и невредимые... Ты только придерживай собак и постарайся сделать так, чтобы нас не заметили. Бог ты мой!
Мы уже дошли до угла и потому могли сами все видеть.
Картина напоминала фрагмент цветного художественного фильма на темы народного эпоса. На фоне пляшущих всполохов пламени чернели зубчатые стены, а одна из высоких и горящих особенно яростно крыш успела превратиться в сплошное переплетение полыхающих балок. В окнах плясали яркие световые пятна.
С каждым порывом ветра громадные облака бледного, перемешанного с искрами дыма скатывались вниз и накрывали скопившуюся у главного входа толпу - арабы тотчас же бросались врассыпную, крича, ругаясь и смеясь от возбуждения, чтобы через минуту, когда клубы дыма рассеются, снова приблизиться к бронзовым дверям. Те сейчас были открыты настежь - обе створки распахнуты до отказа - и через них беспрестанно входили и выходили люди. Все свидетельствовало о том, что спасательные работы продолжаются; было ясно и то, что Грэфтону знатно повезет, если он еще хоть раз в жизни увидит что-либо из спасенного имущества.
Судя по всему, обитатели дворца лично не пострадали. Мулов заблаговременно вывели наружу, и я изредка замечала их мелькавшие в толпе грозные головы, видела как поблескивают в отраженном свете пожарища их глаза и зубы, тогда как арабы с криками набрасывали на их лоснящиеся спины награбленное добро и отчаянно сражались с болтающимися поводьями.
Затем я разглядела гнедую лошадь, шерсть которой была под стать цвету пламени, и стоящего рядом с ней высокого человека, скорее всего Лесмана. Он что-то стягивал с головы животного - то ли попону, то ли одеяло. По-видимому, ему пришлось прикрыть лошади глаза и ноздри, пока он выводил ее из пылающей конюшни. Та, похоже, насмерть перепуганная, сопротивлялась, а он упорно пытался вывести ее на свободное от толпы место.
Я сжала локоть Чарльза:
- Смотри, Лесман! Он уводит лошадь. Чарльз, он садится в седло. Уедет же!
- Пусть себе едет. Мы все равно ничего не можем сделать. Нам нужен Грэфтон... Эй, смотри-ка, они пытаются его остановить.
Оседлав гнедую, Лесман хотел при помощи коленей, кнута и узды направить ее к тому самому углу стены, возле которого прятались мы. Ему явно хотелось по проходившей вдоль стены гарема тропинке выбраться на открытое пространство и умчаться подальше от этого места. Плотно прижав уши, животное взбивало копытами пыль и вертелось на пятачке, а перед ними уже толпилась людская масса.
Какой-то человек, пробравшись чуть ли не под самым брюхом лошади, подпрыгнул, схватил ее под уздцы и резко потянул на себя, одновременно что-то крича Лесману. Тот в ответ вскинул руку, указывая в направлении полыхающего здания, и тоже что-то прокричал неожиданно четким и громким голосом, перекрывшим возбужденный гомон толпы.
Лица людей, подобно листьям дерева под порывом налетевшего ветра, повернулись в его сторону, а он с силой хлестнул стоящего рядом с лошадью человека, бросил гнедую в галоп и стремительно понесся к нашей роще.
Араб, задетый лошадиным плечом, отлетел в сторону. Когда он снова вскочил на ноги, очевидно ничуть не поранившись, я увидела, что это Насирулла. Двое или трое других попытались догнать Лесмана, но им, разумеется, это не удалось. Один из них, завопив как дервиш, стал размахивать револьвером. Насирулла вырвал у него из рук оружие, развернулся, прицелился и выстрелил.
Но гнедая уже успела повернуть за угол стены, проскакав в паре метров от нас. Я даже не разглядела лица Лесмана; он был похож на ссутулившуюся тень, промелькнувшую на фоне яркой гривы. Из-под копыт охваченной ужасом лошади вылетали выбитые подковами о камень искры.
Не заметила я, как и когда исчезли Стар и Софи. Мне показалось, что я увидела две метнувшиеся в сторону тени, которые гораздо быстрее и уж конечно тише, чем лошадь, юркнули под деревья и скрылись в пыли, а когда оглянулась, собак и след простыл.
Пуля царапнула каменную кладку на углу стены. В нашу сторону бежали двое мужчин - оба явно понимали тщетность своей попытки догнать всадника и потому лишь бесцельно бросались то туда, то сюда, что-то громко крича друг другу.
- Пожалуй, пришел и наш черед, любовь моя, уносить ноги, - сказал мне на ухо Чарльз. - В любую минуту здесь будет вся эта толпа, которой захочется посмотреть, что произойдет дальше.
- Постой... смотри!
То, что случилось затем, произошло слишком быстро, чтобы можно было осознать и, тем более, передать словами.
Насирулла не стал тратить времени на проверку, достиг ли его выстрел цели. Не успела еще развеяться пыль штукатурки в том месте, где пуля оцарапала стену, а он уже повернулся и побежал назад к входу во дворец. Остальная братия дружно последовала за ним.
И тут мы увидели Генри Грэфтона. Удар в голову, похоже, совсем ненадолго лишил его способности к действию, и сейчас он определенно занимался работами по спасению имущества. Когда толпа у входа во дворец сначала закружилась, как в водовороте, а потом рассеялась, я сразу же увидела его, выходящим из дверей с какими-то вещами в руках.
Двое мужчин бросились к нему, явно желая помочь, а третий стал подтягивать мула. Но тут послышался высокий и пронзительный крик Насируллы, и я заметила, как толпа снова замерла на месте, повернувшись уже в его сторону. Похоже, были там и женщины - до меня донесся крик одной из них, очень похожий на ругательство. Грэфтон на секунду замешкался и чуть покачнулся, когда мужчина, взявший половину его ноши, внезапно бросил ее на землю и отошел.
Насирулла, продолжая что-то кричать, кинулся к Грэфтону, а когда тот повернулся к нему лицом, снова вскинул револьвер и с расстояния не более чем десять метров выстрелил.
Грэфтон упал. Когда он выронил свой груз и медленно, очень медленно завалился на него всем телом, Насирулла поднял револьвер дулом вверх и побежал вперед. Толпа устремилась за ним.
Чарльз снова увлек меня под деревья:
- Нет, нет, ты уже ничего не сможешь сделать. Он умер, это ясно. Кристи, девочка моя, нам пора сматываться отсюда, покуда не началась более крупная заваруха.
Меня била дрожь, да такая сильная, что я некоторое время не могла разжать руки, вцепившиеся в руку Чарльза.
- Это был Насирулла, - стуча зубами, выдавила я. - Наверное, это из-за Халиды...
- Это уж точно. Похоже, Насирулла пытался спасти товар, а Грэфтон не успел остановить его прежде, чем тот обнаружит ее тело. Или он просто стал допытываться у Лесмана, куда подевалась сестра, и парень, как мы видели, объяснил ему, что и как. Держись, милая, вот здесь мы сможем спуститься к броду. Ну, ты как, в порядке? И давай поскорее уйдем отсюда, хорошо? Я и в лучшие-то времена не искал встреч с арабской толпой, а если сейчас они нас здесь обнаружат, то едва ли остановятся, чтобы насладиться моей элегантной речью на литературном арабском языке. Тебя они, к счастью, всего лишь изнасилуют, а мне не хотелось бы быть кастрированным в день моей помолвки.
- Ай, да мой могучий и смелый кузен, - воскликнула я с коротким смешком, к которому примешивалась изрядная толика истеричных ноток, тем не менее я смогла взять себя в руки.
Он сжал мою ладонь, и мы, освещаемые теперь уже постепенно угасающим заревом, спустились по скалистой тропинке, перебрались через все еще окрашенные пурпуром воды Адониса и вскоре вступили под безопасную сень растительности на противоположном берегу.
ГЛАВА 20
Мой пес, доставленный с Салюка королем.
Старинная арабская поэма
Наступил полдень. Высокое жаркое солнце затопило своими лучами деревенскую улицу. Мы сидели на кромке невысокой стены местного кладбища и ждали машину, которая должна была отвезти нас в Бейрут. После того как мы покинули пылающий дворец, трудно уже было припомнить все детали случившегося. У меня, например, совершенно не отложилось в памяти, как мы взбирались по тропинке, направляясь в деревню. Скорее всего я брела на "автопилоте", который подпитывался смесью из реакции на пережитое, чувства любви и остаточного воздействия паров гашиша.
Единственное, что я зафиксировала в сознании из событий того дня, был какой-то причудливый, изолированный от всех прочих воспоминаний кошмар, в котором перемешались воедино палящие глаза, нежный, как стук дождя, стук лошадиных копыт и козлиный запах, поскольку (как мне потом сказал Чарльз) мы потревожили спящее стадо. И еще сохранившийся в самом уголке памяти образ фавна, который наконец оторвался от завораживающего зрелища пожара и оказал нам самую что ни на есть практическую помощь, предложив проводить до деревни.
Именно он сопровождал нас, пока мы шли по пустынным улицам к одному из стоящих почти у края деревни домов, который располагался чуть поодаль от дороги, отделенный от нее террасой яблоневых деревьев. Свет в доме не горел, однако мы сразу заметили бодрствующую женщину, с некоторой опаской поглядывающую из дверей на пожар, который все еще полыхал на противоположном конце долины, вздымая над облаками дыма редкие уже языки пламени.
Паренек прокричал ей что-то в знак приветствия, вслед за чем последовал поток дополнительных объяснений. Голова у меня шла кругом, а сама я настолько устала, что толком не обратила внимания ни на его слова, ни на то, что за ними последовало. Я мечтала лишь о том, чтобы поскорее сбросить с себя влажную и грязную одежду, улечься где-нибудь в уголке и уснуть.
Руки Чарльза почти вознесли меня по грубым крутым ступеням террасы. Он, должно быть, устал не меньше меня, потому что, насколько я запомнила, ему пришлось сначала немного прийти в себя и собраться, прежде чем заговорить с женщиной по-арабски. Через несколько минут их разговора, который велся при активном содействии фавна (невидимого для моих глаз), мы были допущены в дом; там, за разделяющей единственную комнату занавеской, я разделась при свете маленькой желтоватой свечки, завернулась в какой-то просторный, хлопчатобумажный и вроде бы чистый балахон, извлеченный из стоящего в углу сундука, улеглась на постель, застланную одеялами - на сей раз довольно пахучими, - и почти тут же уснула. Последнее, что я запомнила, был голос моего кузена, мягко говорившего по-арабски и ожидавшего, как я узнала позже, прихода мужа хозяйки и одновременно старосты, который, естественно, также отбыл на пожар.
***
Итак, все прояснилось. Генри Грэфтон был мертв - его настигла в общем-то безболезненная смерть, - тогда как Лесман успел благополучно скрыться в горах Верхнего Ливана. Я так и не узнала, что сталось с ним потом, хотя, надо признать, особенно этим и не интересовалась. Он исчез, безликий и похожий на тень ночной охотник, вместе со своей гнедой лошадью и гончими Габриэля, ставший, как и бедная Халида, жертвой безоглядной алчности Грэфтона.
Нашли и тело девушки - по странной причуде ветра и огня подземный коридор почти не пострадал, а вместе с ним сохранилось и содержимое мрачного склада, который, как ни странно, оказался почти пустым, хотя прибывшая на рассвете полиция все там тщательно обыскала и даже что-то конфисковала.
Следующим был наш черед. Утром мы ответили на первую серию вопросов, после чего полиция спустилась на плато, где на утесе, подобно почерневшему зубу, высились руины дворца, все еще окутанные слабым дымком. С высоты, где мы сидели, была видна поблескивающая поверхность озера - спокойная и похожая на ограненный драгоценный камень в нетронутой огнем зеленой оправе. И плато, и обуглившийся дворец были наводнены белеющими точками людей - словно труп животного, кишащий личинками. Скорее всего это были действующие тайком от полиции мародеры, вознамерившиеся поживиться уцелевшим после пожара имуществом.
Я чуть повела плечами и наконец прервала молчание:
- Интересно, обрадовалась бы она нашему приезду?
- Насколько я помню старушку, - решительным тоном проговорил Чарльз, она бы пришла в восторг, узнав, что подняла на дыбы весь дворец, и рассмеялась, издав леденящий душу вопль, при виде того, как мы вместе с мышами и крысами плюхаемся в озеро. Что ж, по крайней мере эти гончие поставили красивый росчерк пера в конце бабулиной легенды. Грандиозный погребальный костер. Теперь в Ливане ее никогда не забудут.
- Похоже на то, что большинство местных жителей сохранят на память о ней по паре сувениров, - сухо заметила я. - А твои "гончие Габриэля", Чарльз? Если склад не сгорел, то они все еще должны быть там.
- Ну, такую встряску они едва ли перенесли. - Он кивнул на простирающуюся под нами панораму. - В любом случае, будь я проклят, если пойду туда и начну состязаться с этими шакалами. Когда-нибудь найду другую такую же пару и куплю ее в память о старухе. Да Бог с ними...
Появилась ватага ребятишек, слишком юных, чтобы сидеть за партой или принимать участие в разграблении дворца, которые сначала гоняли жестяную банку, а потом остановились, чтобы поиграть в пыли под кладбищенской стеной. Неслышно подкрались два или три тощих пса, которые принялись вынюхивать объедки. Трехлетний мальчуган кинул в самую маленькую из собак камень, та машинально дернулась в сторону и скрылась за ржавой бочкой из-под бензина. Мимо промчался грязный белый петух, явно нацелившийся на щипаную коричневую курицу.
- Любовь вездесуща, - заметил Чарльз. - И это, моя милая Кристи, напоминает мне...
Мне так и не удалось узнать, что именно ему напомнила эта картина, а спросить я не посмела. Окутанный дизельным дымом, скрипя тормозами, показался туристский автобус, остановившийся метрах в пятидесяти от того места, где мы сидели. Водитель повернулся и указал рукой в сторону развалин Дар-Ибрагима, затем заглушил двигатель и вышел, чтобы открыть дверь.
Из автобуса повалили пассажиры. Это была группа англичан, в которой все знали друг друга; разговаривая и смеясь, они по двое и по трое направились к краю долины, откуда принялись разглядывать дымящиеся руины. Защелкали фотоаппараты. Я слышала, как водитель принялся рассказывать кому-то одну из версий случившегося. Легенда росла как на дрожжах.
Мы с Чарльзом продолжали тихо сидеть. Детвора, смущенная появлением иностранцев, попятилась и вскоре оказалась рядом с нами. Маленькая собачонка, с грязной, взъерошенной как лепестки увядшей хризантемы шерстью, появилась из-за бензиновой бочки и устремила алчущий взгляд своих блестящих глаз на печенье, которое грызла одна из женщин.
Ее приятельница - тучноватая дама в соломенной шляпке и строгом костюме из джерси - опустила камеру и стала оглядываться:
- Как жалко, что сама деревенька такая неказистая, - проговорила она тщательно поставленным голосом типичной представительницы средних классов. Хотя мечеть вроде бы ничего. Интересно, они разрешат их сфотографировать?
- А вы что-нибудь им предложите.
- Ну, ради этого не стоит и стараться. Помните, как ужасно вел себя в Баальбеке тот старик с верблюдом? И у этого тоже такой неприятный вид. Посмотрите, как он уставился на меня.
- Все они бездельники. Ей бы сейчас в поле пахать, чтобы прокормить такую ораву. Вы только посмотрите на них - мал-мала меньше. Отвратительное зрелище! Впрочем, он бы неплохо смотрелся, если бы его хорошенько отмыть...
Лишь почувствовав, как задрожало тело сидящего рядом со мной Чарльза, я поняла, о ком идет речь. На самом деле кузен был чист как горная речка, словно на него потратили целую упаковку "Омо", хотя на щеках за два дня и успела отрасти жесткая щетина, да и из одежды на нем были все те же нелепые хлопчатобумажные штаны, подпоясанные потрескавшимся позолоченным ремешком, а рубаха не столько скрывала, сколько выставляла напоказ его смуглую грудь. Зато мое платье, успевшее подсохнуть, превратилось в ворох очаровательного тряпья, а ободранные и исцарапанные голые ноги отнюдь не казались подвергшимися воздействию патентованных моющих средств. Не облагородило купание в озере и внешний вид моих сандалий. Красный клетчатый платок, который Чарльз дал мне накануне ночью, прикрывал часть того, что некогда называлось прической, а поблескивающий на пальце рубин Хэрриет смотрелся как последний писк моды лондонской барахолки.
Я почувствовала, что моя челюсть тоже начинает медленно отпадать, но Чарльз успел пробормотать сквозь зубы:
- Не мешай им, - хотя женщины уже отворачивались от нас.
- Нет, явно не то, - проговорила тощая дама. - Есть места и получше. О, смотрите-ка, они уходят. Ну надо же, какой подарок судьбы наблюдать подобное! Как, вы сказали, называется это место?
Она отправила в рот последний кусочек печенья и вытерла пальцы носовым платком. Ребятня осталась явно разочарованной, а у собачонки поникли уши, хотя дамы этого уже не видели. Автобус отъехал. Вслед ему полетело несколько камней, потом малыши вновь переключили свое внимание на собаку. Чарльз, щелкнув пальцами, сказал ей что-то по-арабски, и она медленно, крадучись спряталась за его ногами.
- А вообще-то они совершенно правы, - высокомерным тоном произнесла я. - Одно слово - бездельники. Сидят здесь и смеются! А ты мог хотя бы попрошайничать или еще чем-нибудь заняться. Глядишь, и деньгами разжились бы! Если после всего случившегося полиция откажется подбросить нас до места...
- То придется топать пешком и ты будешь вместе со всеми детьми покорно плестись у меня в кильватере. Смотри-ка, еще одна машина. Как думаешь, опять полиция? Впрочем, это явно не за нами - решеток на окнах недостает.
- Похоже на такси. Как ты считаешь, нас подвезут в кредит, если мы скажем, что остановились в "Финикии"?
- Ни в коем случае. Судя по нашему виду, нам даже приблизиться к машине не разрешат.