Стюарт Мэри. Гончие Габриэля

   Я тут же снова соскочила на холодный мраморный пол и принялась лихорадочно нащупывать туфли. Как назло, гроза прекратилась так же внезапно, как и началась, и я опять оказалась в кромешной темноте. Наконец нога нащупала одну туфлю, пытаясь отыскать другую, я споткнулась, никак не находя ее.
   "Придется зажечь лампу", - подумала я, а это, в свою очередь, предполагало необходимость сначала разыскать сумку, в которой лежали спички, если, конечно, я не забыла их захватить. Правда, к тому, времени, когда я наконец проделаю все это, на мою кровать успеет вылиться очередная пинта воды. Я прикинула, что прежде, чем пускаться в подобные поиски, надо отодвинуть кровать от опасной зоны, однако, насколько я успела рассмотреть убранство дворца, едва ли мне удалось бы в одиночку и к тому же в темноте передвинуть по щербатому полу хоть один предмет мебели. Поэтому я продолжила на ощупь шарить по комнате, понося все и вся самыми что ни на есть богохульными словами, пока наконец не отыскала спички, но мне понадобилось еще минут пять, чтобы зажечь фитиль.
   Как только свет заполнил помещение, я тут же отыскала проклятую вторую туфлю и набросила на себя кое-какую одежду, чтобы хоть как-то прикрыть почти полную наготу. Затем я все же принялась отодвигать кровать от стены - она поползла по разбитым мраморным плиткам, при этом ее сломанные колесики издавали звук, похожий на царапанье ногтя учительницы о грифельную доску. Теперь, когда моя постель оказалась в стороне, капли шлепались на пол. Лишь несколько секунд спустя я заметила, как громко звучит эта капель - дождь кончился.
   Я вернулась к окну. Внезапно ливень прекратился, словно кто-то перекрыл кран, и уже можно было рассмотреть звезды. Я снова отодвинула оконную задвижку и почувствовала слабое и неровное дуновение ветра, разгонявшего тучи и шевелившего в ущелье листву деревьев. После промозглой сырости ветерок показался мне почти теплым, поэтому я оставила створки распахнутыми. Теперь надо было заняться другой проблемой.
   Большая часть одеял осталась сухой; резко вскочив с кровати, я машинально сняла их, сложила в кучу и осторожно перенесла на стоящее у окна сухое кресло, после чего еще осторожнее перевернула матрас. Он был туго набит конским волосом и застелен свежей простыней из неотбеленного хлопка, а потому мне оставалось лишь надеяться на то, что за оставшуюся часть ночи влага не проникнет с одной его стороны на другую. После этого я убрала намокшую простыню, положила на место одеяла, погасила лампу и легла, как была в одежде, надеясь хоть немного поспать.
   Но сон никак не шел. Размеренный стук капель о мраморный пол казался барабанным боем. Минут десять я еще как-то терпела, но потом поняла, что так мне никогда не заснуть. Я снова выбралась из-под одеяла, на ощупь нашла смятую, промокшую простыню и положила ее прямо под падающие капли. В наступившей блаженной тишине до моего слуха снаружи донесся еще какой-то звук, заставивший меня напрячься и внимательно прислушаться.
   Нет, на сей раз не гончие смерти - тех было не слышно. Просто где-то в саду запела птичка - громко, во весь голос, - и звук этот эхом отражался от воды и окружающих стен. Затем к ней присоединилась еще одна, потом еще, в чистом ночном воздухе заплескался журчащий песенный водопад.
   Я отперла дверь и, шлепая босыми ногами, пошла через крытую галерею.
   Поверхность озера чуть поблескивала, причем блики казались немного ярче тусклого света отражавшихся в воде звезд. Время от времени ветерок колыхал листву прибрежных кустов, и тогда водная гладь покрывалась мелкой рябью от падающих с ветвей дождевых капель. Сад наполнился соловьиным пением, вырывавшимся из гущи намокших зарослей ползучих растений.
   Пара белых голубей взмыла со своего насеста в небо и, шумно хлопая крыльями, скрылась где-то у меня над головой. Под арками слышалось слабое движение - чего-то, кого-то... По галерее определенно шел человек. Передвигался он очень тихо, и я на фоне щебета птиц и шороха листвы толком не могла расслышать его шагов, однако это явно был не тот араб в белом одеянии. Значит, Лесман. Наверное, вышел посмотреть, как я пережила грозу.
   Я подождала еще несколько секунд, но он так и не появился, и я никого не увидела. Если не считать соловьиных трелей, то в саду воцарилась тишина.
   Внезапно я задрожала всем телом - пяти минут ночной музыки оказалось более чем достаточно. Я вернулась к себе в комнату, заперлась на засов, словно пытаясь отгородиться им от птичьего пения, и улеглась в постель.
   ***
   Я проснулась от заливавшего комнату яркого солнечного света и легкого стука в дверь.
   Это была Халида с моим завтраком, состоявшим из тарелки с пресным хлебом, небольшого куска сыра, неизменного абрикосового джема и большого кофейника. Вид у девушки был усталый, она по-прежнему искоса бросала на меня хмурые взгляды, однако никак не отреагировала на царивший в комнате беспорядок, валявшиеся на полу простыни и даже на то, что кровать оказалась на добрых полтора метра отодвинута от стены. Я поблагодарила ее за еду и что-то сказала насчет ночной грозы, однако в ответ она лишь угрюмо кивнула и вышла.
   Во всем остальном утро выдалось просто дивное, и даже хаммам казался прекрасным: солнечные лучи проникали внутрь через голубые и янтарные стеклянные плитки потолка, расцвечивая гипсовые сосуды и скользя по мраморным стенкам подводной части бассейна. Струйка воды - холоднее, чем накануне - вырывалась из пасти дельфина и падала в серебряную раковину. Я вымыла руки, ополоснула лицо, вернулась в комнату и оделась, после чего с подносом в руках прошла к залитому солнцем краю озера Золотое свечение и синее небо ничем не напоминали ночной ливень, но в отдельных местах на дорожке, где каменные плиты чуть просели, а также в канавках, прорытых вокруг деревьев для сбора дождевой влаги, все еще поблескивали лужицы воды, кое-где достигавшие в глубину нескольких сантиметров. Росшая между камнями сорная трава вытянулась едва ли не вдвое против своей прежней высоты, цветы налились яркими красками, блестящие кусты посвежели. Даже вода в озере словно стала чище и у самой ее кромки стоял павлин, любовавшийся своим отражением. Хвост его был полностью раскрыт, отчего птица смотрелась совершенно неестественно, вроде книжной иллюстрации или украшенного драгоценными камнями творения Фаберже. Еще одна птичка, маленькая и золотистая, порхала над розовым лавром. Миниатюрный домик на острове, также свежевымытый, красовался своим золотистым куполом и поблескивающими ярко-голубыми плитками. В зарослях роз один из соловьев явно увлекся сверхурочной работой.
   Меня занимала мысль о том, каким образом Лесман оказался прошлой ночью в саду и, главное, зачем ему это было нужно.
   Он появился примерно через полчаса. Чем бы он ни занимался в ночное время, на внешности его это никак не отразилось. Он был свеж, бодр, от вчерашнего затуманенного взора не осталось и следа, глаза светились чистым и ярким серым блеском, движения полны молодого задора, а традиционное "С добрым утром!" прозвучало почти игриво.
   - О, привет! Прекрасная погодка. - Я вышла из комнаты, сжимая в руке свой багаж, состоявший из дорожной сумки, уже упакованной и застегнутой. - Я как раз собиралась искать вас. Надеюсь, собаки заперты?
   - Как и всегда в дневное время. Что, беспокоили ночью? Боюсь, погодка немного разбушевалась. Как вам спалось? - Его взгляд соскользнул с меня на царивший в комнате беспорядок. - Точнее будет сказать, форменная непогода, не так ли? А что случилось? Боже мой, неужели крыша прохудилась?
   - Именно, - я рассмеялась. - Похоже, вы все-таки отнесли меня к третьеразрядным гостям. Я, конечно, шучу. Вот, ухитрилась в конце концов сдвинуть немного кровать и урвать несколько часов сна. Боюсь, правда, матрас основательно подмок.
   - Это ерунда, стоит его вынести наружу - за пять минут высохнет. Мне чертовски жаль, что водосток на крыше опять засорился. Насирулла клялся и божился, что прочистил его. Да вы в самом-то деле хоть немного поспали?
   - Да, благодарю вас, под конец удалось. Не беспокойтесь и считайте, что действительно нет худа без добра.
   - В смысле?
   - Если бы я своим приездом не поставила весь ваш дом с ног на голову, мокнуть под струйкой воды пришлось бы вам.
   - Что ж, в этом, пожалуй, есть доля справедливости. Только не надо считать себя этим самым "худом". Ваша бабка после вчерашнего разговора так хорошо заснула.
   - Правда? Я не утомила ее?
   - Ничуть. Она еще заставила меня поболтать с ней после вашего ухода.
   - Но в отношении Чарльза, похоже, никаких перемен?
   - Боюсь, что так. Но дайте ей немного времени. Вы уже собрались? Пойдемте.
   Мы направились к воротам.
   - Надолго она вас задержала? - спросила я. - Это нелегко-ни днем, ни ночью нельзя как следует отдохнуть.
   - Да нет, ничего страшного. Я улегся еще до грозы.
   - Она, наверное, разбудила вас?
   - Ничуть, - он рассмеялся. - И не думайте, что я забываю про свои обязанности. На вашу бабку подобные погодные катаклизмы действуют ободряюще. Она говорит, что обожает их. Из нее бы получился прекрасный Катиша.
   - "Но его научный ум не тревожит бури шум, сколько б молнии и гром ни бесновались"? - процитировала я и снова услышала, как он рассмеялся: тихо, словно про себя.
   - Что ж, ее можно понять. Мне и самой нравится такая погода. Особенно то, что наступает потом. Сад просто преображается.
   Я перехватила его быстрый взгляд.
   - Вы выходили?
   - Совсем ненадолго. Соловьев хотелось послушать. О, вы только посмотрите на эти цветы! И это все из-за грозы? Можно сказать, не так уж мало добра от худа, согласитесь.
   Мы пересекали небольшой дворик, в котором сидели с Хамидом накануне. И здесь дождь вымыл все дочиста, мраморные колонны ослепительно белели в лучах солнца. Стоявшие на полу резные бадьи алели анемонами, широко раскрывшимися и яркими, словно свежая кровь в густой траве.
   - Мои сады Адониса, - сказал Лесман.
   - Ваши, что?
   - Сады Адониса. Вы, конечно, слышали миф об Адонисе?
   - Я читала о том, что Афродита встретила его в Ливане, здесь же он и умер, и с тех пор каждую весну его кровь окрашивает воду и алой рекой впадает в море. Это, наверное, от примесей железа?
   - Да, это одна из историй о весеннем воскрешении природы, вроде мифов об Озирисе или Персефоне. Адонис был богом плодородия и умирал, чтобы восстать вновь. Как и Сады Адониса - их можно назвать миниатюрными личными символами смерти и воскрешения. А кроме того они олицетворяют довольно милое волшебство, поскольку люди, посадившие их и заставившие семена прорастать как можно быстрее, считали, что тем самым они способствуют увеличению урожая. Цветы и травы произрастали, увядали и гибли, и все это за считанные дни; затем возникли "сады" с образами богов и женщинами, которые сходили с ума и рыдали от горя, а потом спускались к морю и бросались в него. Понимаете? Здесь все перемешалось с культами Диониса, Озириса, обрядами Аттиса, и они, поверите вы или нет, существуют до сих пор - только в более прекрасных и чистых формах - по всей земле! - Он запнулся и взглянул на меня. - Прошу извинить за скучную лекцию.
   - Нет-нет, продолжайте, мне очень интересно. Так почему вы решили разбить здесь сад?
   - Никакой особенной причины не было, просто время года соответствовало, да и вообще интересно наблюдать, как быстро все расцветает, а потом гибнет, и все это прямо здесь, в долине Адониса. Вы так не считаете?
   - Ну почему же? В этом есть какой-то налет романтичности, который всегда меня привлекал. Но почему именно вы? Я хочу спросить, какое отношение имеют Адонис и компания к медицинской психологии? Или это идея Хэрриет?
   - К... О, разве я не говорил вам, что работаю над статьей? Меня заинтересовала психология религиозной одержимости, и в ней я затрагиваю некоторые аспекты так называемых исступленных обрядов на Ближнем Востоке мифы Орфея, Диониса, легенду об Адонисе - во всех их формах. Вот и все. Мне удалось собрать довольно интересный материал. - Он усмехнулся, как мне показалось, чуть застенчиво. - Пока я еще не окончательно забросил эту идею. И как только чувствую, что начинаю срываться с цепи, тут же сажусь верхом и скачу в горы. Если вы еще побудете здесь, то, возможно...
   - Скачете?
   Мы подошли к майдану - большому двору у входа во дворец. Он показал головой в сторону.
   - Здесь и поныне держат лошадь. Знаете, а ведь ваша бабка и сама несколько лет назад скакала верхом. О, она была просто великолепна... Вот те на! Ворота заперты. Значит, Насирулла еще не пришел. - Он глянул на часы. Опаздывает. Подождите полминуты, я отопру дверь и позову Каше - пусть глотнет свежего воздуха.
   Он потянул на себя верхнюю половину двери сарая и зафиксировал ее у стены при помощи какого-то замызганного колышка. В сумраке помещения стояла лошадь, очевидно пребывавшая в состоянии дремы - голова ее была опущена, уши расслабленно болтались. Гнедой арабский скакун.
   - Вы и одеваетесь на арабский манер, когда выезжаете верхом? поинтересовалась я.
   Он явно удивился:
   - Обычно да. Так прохладнее. А почему вы спросили? Подождите-ка, вы сказали, что вчера ездили к истокам Адониса? Вы видели меня там?
   - Да, у какой-то деревни, за водопадом. Я узнала вашу лошадь. И с вами были собаки. - Я улыбнулась. - У вас был такой романтичный вид, особенно в сопровождении салюки. Скажу по правде, это запало мне в душу.
   - А сейчас я все испортил, да? Отнюдь не арабский эмир, охотящийся с соколом и собаками на газелей, а всего лишь бездомный бродяга, нахлебник, нашедший тепленькое местечко, который никогда не найдет в себе сил покинуть его.
   Я не нашлась, что ответить. Довольно горькие слова, однако сказаны они были без малейшего оттенка досады, и даже если бы я и захотела, у меня не нашлось слов, чтобы приободрить его. Лесман, как и я, не мог не знать, что, находясь здесь, у моей бабки Хэрриет, он обрекает свою работу на постепенное угасание. А впрочем, так ли это? Может, вся эта затея с Дар-Ибрагимом и разыгрыванием роли бродяги, нашедшего себе уютное местечко, используется им в каких-то личных интересах? Он обмолвился, что это чудесное место для научных занятий, и все же я сомневалась в искренности его слов, поскольку допускала наличие и более убогих мест, где вполне мог обосноваться непритязательный человек, не имеющий особой тяги к беззаботной жизни в чудесном климате, да еще с гурией под боком... И упадок всего поместья мог быть вызван отнюдь не недостатком денег, а лишь возрастом и безразличием его владелицы.
   Скорее всего Лесман прекрасно знал, не мог не знать, какие возможности со временем откроются перед ним, причем не только для того, чтобы переделать часть дворца исключительно для собственного удовольствия и удобства, но и с тем, чтобы при необходимости унести отсюда ноги. Так что не такой уж он был бездомный бродяга...
   Мы подошли к воротам. Джасема нигде не было видно, поэтому Лесман сам отодвинул тяжелые засовы и распахнул бронзовую дверь. Снаружи в лучах яркого солнца белело каменистое плато. Меня никто не ждал.
   - Вашего шофера пока нет, - сказал он. - Может, вернетесь и немного подождете...
   - Большое спасибо, но лучше уж я пойду ему навстречу. Еще раз спасибо вам, мистер Лесман, за все, что вы для меня сделали. - Я протянула ему руку, он пожал ее, а когда я уже собралась уходить, он добавил в весьма милой манере, что и он, и Хэрриет получили большое удовольствие от моего визита.
   - Я обязательно постараюсь сделать все, что в моих силах в отношении вашего кузена. Если же все-таки ничего не получится... - он заколебался, его светлые глаза встретились с моими, затем скользнули в сторону, - надеюсь, вы не станете слишком сильно переживать по этому поводу.
   - Я? Да это вообще не мое дело. Пусть сама решает, как ей жить, и если Чарльз действительно вознамерился повидаться с ней, то пусть сам ищет путь. Итак, до свидания и спасибо за все. Надеюсь, со статьей все будет в порядке.
   - До свидания.
   Тяжелая дверь захлопнулась. Дворец вновь отгородился от меня, обожженные солнцем белые каменные стены молча вперили мне в спину свой ослепляющий взгляд. Передо мной во всем своем жестком утреннем великолепии простиралась долина.
   Солнце грело мой затылок, а тропа у утеса пряталась в тени. И здесь нельзя было не заметить явных последствий недавнего ночного ливня. Даже камни, казалось, дышали свежестью, а вчерашняя пыль, которая теперь превратилась в грязь, быстро подсыхала и кое-где уже успела покрыться миллионами трещинок. Я могла бы поклясться, что на некоторых прильнувших к скале деревьях инжира появились новые зеленые почки. Я шла в ожидании того, что, когда спущусь к самому подножию утеса, увижу идущего мне навстречу Хамида.
   Однако его нигде не было видно, а когда я добрела до берега Нахр-эс-Салька, поняла почему. Река разлилась.
   Буйный ветер вволю погулял и тут, причем, насколько я могла судить, наделал немало бед. У водосборной площадки образовался настоящий водопад, по силе своей отнюдь не уступавший, а возможно в чем-то и превосходивший тот, что мы видели в долине Адониса. Наверное, к нему примешались подмытые на вершинах гор снега, обрушившие свою влажную мощь в долину, отчего Нахр-эс-Сальк поднялся более чем на полметра и теперь стремительно нес вниз свои воды. Там, где вчера из речушки не менее чем на тридцать сантиметров выступали остатки основания древнего римского моста, теперь виднелись лишь белеющие буруны воды, которая, перемешиваясь с красноватой грязью, неумолимо устремлялась на встречу с Адонисом.
   Видимо, во всех нас живет нечто такое, что отказывается смириться с внезапной сменой обстоятельств. Мне казалось просто невозможным, что я останусь стоять здесь, на ставшей уже чужой для меня стороне реки. Она должна была течь так же, как и вчера, быстро, но ровно, чтобы человек при необходимости мог пересечь ее в удобном месте.
   Я стояла на каменистом обрыве, который сегодня утром почти захлестывали потоки бурлящей воды, и беспомощно оглядывалась по сторонам. Так вот почему Насирулла опоздал сегодня на работу. Даже если Хамид действительно приехал за мной - а его по-прежнему нигде не было видно, - ему, как и мне, не удалось бы перебраться на другой берег. Меня форменным образом лишили свободы, словно заперли между грохочущим потоком Нахр-эс-Салька и еще более могучим течением Адониса. Если мне не удастся, поднявшись вверх по долине между двумя реками, найти брод - а там русло рек было заметно уже, - то мое заточение можно будет считать окончательным. Я, конечно, допускала, что коль скоро река так быстро поднялась, то и опадать она будет так же стремительно, однако один лишь Господь знал, сколько на это уйдет времени.
   Я верила, что Хамид придет из деревни и станет разыскивать меня, а поэтому мне не оставалось ничего другого, кроме как ждать его появления. С того места, где я находилась, дворец был не виден - его заслоняла вершина скалы, - зато прямо передо мной как на ладони открывалась панорама деревни, вытянувшейся вдоль кромки долины. Я огляделась, высмотрела плоский и прекрасно омытый ночным дождем валун, уселась на него и принялась ждать.
   Именно тогда я и увидела мальчика.
   Я могла бы поклясться, что не заметила никакого движения. Мгновение назад, как мне показалось, я тупо глазела на бурный поток и видневшийся за ним каменистый берег реки, залитый солнцем и украшенный разрозненной жесткой порослью зеленого кустарника - и вот я уже смотрю прямо на мальчика довольно плотного телосложения и одетого в деревенский кафтан. На вид ему было лет двенадцать-пятнадцать, ноги босые и, в отличие от других, встречавшихся мне арабских подростков, голова не покрыта, и ее венчает копна нечесаных темных волос, смуглая, почти коричневая кожа. Мальчик стоял неподвижно, словно статуя, опершись на толстый посох рядом с кустом.
   Казалось, он в упор разглядывает меня. После нескольких секунд замешательства я поднялась со своего валуна и снова подошла к кромке берега. Паренек даже не шелохнулся.
   - Эй! Ты говоришь по-английски? - Ветер сносил мой голос, и вдобавок его заглушал рев разделявшей нас бурной реки, так что мне пришлось напрячься и предпринять новую попытку. - Ты меня слышишь?
   Он кивнул. Это был на редкость величавый кивок, вроде тех, что можно ожидать от актера, но никак не от подпаска. А это действительно был пастушок - теперь я разглядела, что по склону холма у него за спиной медленно бродят несколько коз, лениво щиплющих чахлую растительность, явно из числа тех, которых мы видели накануне. Затем уже совсем по-мальчишески, без былого величия в жестах, он уперся посохом в каменистую землю и как прыгун с шестом скакнул к краю берега. Теперь нас разделяло не более шести метров, но они, как и прежде, были наполнены стремительно несущимися водами Нахр-эс-Салька.
   - Где тут можно перебраться? - снова попыталась кричать я. Теперь он отчетливо покачал головой:
   - Завтра.
   - Я спрашиваю не когда, а где!
   Впрочем, он уже ответил на мой вопрос и смысл его ответа был очевиден. Брод, похоже, единственный брод во всей округе, находился именно здесь, и река спадет не раньше, чем через двадцать четыре часа.
   Меня охватило неподдельное отчаяние. Паренек указал посохом сначала вверх по течению в сторону скал, скрывавших начало долины, а затем ткнул им в том направлении, где обе реки сталкивались друг с другом, покрываясь белой, с некоторой примесью красного пеной.
   - Плохо! - прокричал он. - Очень плохо! Вы оставаться там! Неожиданная, совсем мальчишеская улыбка обнажила две дырки в ряду белых зубов. - Вы живете у леди, да? У сестры отца вашего отца?
   - У?.. - я повторила про себя это словосочетание. Он был явно в курсе моих дел и благодарить за это, конечно же, следовало Насируллу. Значит, теперь обо мне знает вся деревня. - Да. А ты в деревне живешь?
   Он сделал жест, однако не в сторону деревни, а к раскинувшемуся кругом ландшафту и козам:
   - Здесь я живу.
   - Ты не можешь привести мула? Или осла? - Я подумала было о лошади Лесмана, но почему-то решила оставить этот вариант лишь на крайний случай. Я хорошо заплачу!
   Он снова покачал головой:
   - Мула нет. Осел слишком маленький. Вы утонете. Это плохая река. - И, чуть подумав, добавил:
   - Ночью дождь был.
   - Ты это серьезно?
   Смысл моей ремарки дошел до него, хотя он, похоже, толком не расслышал, что я прокричала. Щербатый рот растянулся в улыбке, и он опять указал на деревню. Я не заметила, как он посмотрел в том направлении, а когда подняла взгляд, то увидела стройную фигуру Хамида в темно-синих джинсах и голубой рубашке, он вышел из плотной тени у подпорной стенки, которая удерживала деревню на краю скалы. Молодой человек шел вниз по тропе.
   Я снова повернулась к пареньку.
   Козы продолжали щипать траву, по-прежнему бурлила река, в отдалении в волнах подрагивающего воздуха колыхались контуры деревни, но ниже, на каменистом берегу, паренька и след простыл. Лишь поблескивали казавшиеся жидкими валуны, а на том месте, где недавно стоял мальчик, застыл косматый черный козел, уставившийся на меня своими холодными желтыми глазами.
   Страна, где может случиться что угодно.
   - Ей-богу, - вслух произнесла я, - мне надо было бы знать, мой дорогой кузен, что твое предсказание сбудется, причем именно здесь, сейчас и на полном серьезе.
   Секунд через десять я поняла, что маячившая вдали миниатюрная фигурка была не Хамидом, а Чарльзом, быстро спускавшимся ко мне с холма.
   ГЛАВА 7
   Пока Адонис, ласковый и нежный
   Нес к морю воды алые чрез камни...
   Мильтон. Потерянный рай
   Воистину это - страна, где может случиться все, что угодно. После тревожной ночи, проведенной в окружении сказочного убранства дворца павлинов, немых слуг, садов гарема, - меня, пожалуй, не удивило бы никакое чудо. Немного странным показалось лишь то, что с подобного расстояния я почти мгновенно смогла отличить Чарльза от Хамида, прихода которого в действительности ожидала. Я узнала его почти мгновенно, со столь же стремительным приливом чувства безудержной радости.
   Тем не менее я продолжала спокойно сидеть на камне и наблюдать за ним.
   Находясь все еще на некотором отдалении, он поднял руку, чтобы поприветствовать меня, но затем что-то, похоже, привлекло его внимание, потому что он остановился, повернулся, всматриваясь в темное пятно под пыльным кустом. Я тоже посмотрела в том направлении и увидела, что пятно это - черный козел, рядом с которым сидит, скрестив ноги, тот самый пастушок, а перед ним в пыли лежит его посох. Разговор между ними продолжался не более пары минут, затем мальчик поднялся и оба направились к берегу реки.
   Я тоже спустилась к реке, и теперь мы стояли, глядя друг на друга поверх бурлящей красноватой воды.
   - Привет! - прокричал Чарльз.
   - Привет! - в тон ему ответила я и добавила, правда, уже не столь восторженно:
   - А я вот застряла. Наводнение.
   - Я уж вижу. И поделом - нечего соваться. Ну, как там наша бабуля?
   - Порядок. А ты раненько прибыл. Как это тебе удалось?
   - Сегодня утром приехал. Мне в отеле сказали. Видел твоего шофера, предупредил его, что сам тебя привезу.
   - Правда? Прекрасно! Ну давай спасай меня... О, Чарльз, мальчик говорит, что паводок до завтра не спадет. Что же нам делать?
   - Я переберусь к тебе, - сказал кузен.
   - Не надо! Здесь очень глубоко. В Бейруте вчера дождь был?
   - Что был?
   - Дождь, - я указала на безоблачное небо. - Дождь!
   - Я не понимаю, почему мы стоим в шести метрах друг от друга и разговариваем о погоде, - сказал Чарльз, расстегивая рубашку.