Свирский Григорий. Штрафники

ЛИВОНИЮ! Так и стоим. В ожидании очередного приказа.
Нас можно легко бросить в горнило любой беды. По приказу, разумеется...
Мера талантливости русского человека, скажу тебе по чести, находится в
теснейшей зависимости от "приказания" - Ежели мы не изобрели пороха, то
значит нам не было это приказано; ежели мы не опередили Европу на поприще
общественного и политического устройства, означает, что и по сему предмету
никаких распоряжений не последовало. Мы не виноваты. Прикажут - и Россия
завтра же покроется школами и университетами; прикажут - и просвещение
вместо школ сосредоточится в полицейских управлениях...

- Все по правде, Прокоп, а вот... Ташкент так и не взят. Шипка взята!
Всенародное торжество!.. О Бухаре газеты объявили скромнее, наша она!
Российская! А о Ташкенте ни слова. "Заговоренный город..."

- Ташкент еще не наш, а ташкентцы уже... вот они, - продолжил свое
язвительный Прокоп. - Вчера был в итальянской опере - и вдруг увидел
ташкентца, и что всего удивительнее ташкентца - французского генерала
Флери... Что-то безнадежное сказывалось в его сухой и мускулистой фигуре,
как будто там, внутри него, все давно застыло и умерло... кроме больших и
постоянно подвижных скул ... выдающих его чувства плотоядности. Я
инстинктивно обратился к моему соседу:
- Посмотрите, какой ташкентец!
И сосед меня понял...
Мы шли от Палкина, пошатывясь. Как тут не выпить? Снова на каждом шагу
наслаждались разговорами прохожих такого рода:
- Я бы его, каналью, в бараний рог согнул! - говорит один: - да и
жаловаться бы не велел.
- Этого человека четвертовать мало! - восклицает другой
- На необитаемый остров! Пускай там морошку сбирает-с!- вопиет третий.

- Вот они, наши доблестные ташкентцы! - печально усмехнулся Прокоп.
Они прошелестил мимо, косясь на нас, как на привидения, и остервенело
браня все на свете.
Естественно, невдомек им было, - это я тоже постиг не сразу, но уж за
то всей своей шкурой: Ташкент есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам
и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем..
То-то доблестная русская армия стоит под незримым Ташкентом, а взять не
спешит. Не под силу.
______________________________

Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) скончался в 1889 году. Менее
З0-ти лет отделяло Россию от часа, когда фантастический прожект помещика
Поскудникова, рожденный в голове великого сатирика, начал - пункт за пунктом
- исполняться вживу. Правда, изменилось направление расстрельного огня.
(Но это уж непредвиденные исторические выверты...)

В пучину бед, ни раз и ни два, окунали русский народ и потому (и
потому, господа!), что в России из великого Щедрина во всех школах
"проходили" лишь "Сказки" и "Господа Головлевы" (Про "Иудушку"), но никогда,
на моей памяти, - "ИСТОРИЮ ГОРОДА ГЛУПОВА", - бессмертный дар Михаила
Евграфовича ДУМАЮЩЕЙ РОССИИ, которая озабочена будущим страны.

В ЗРИТЕЛЬНОМ РЯДУ третьей последней части сценария, который последует
скоро, "ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА", известная всему миру, как "ИСТОРИЯ ГОРОДА
ГЛУПОВА"

"ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА"

Убить первоначальный замысел на корню замыслил не коварный гебист, а
мой приятель-киношник. Звонок из Москвы: "Если ты хочешь, чтобы твой
сценарий о Щедрине стал фильмом, он должен быть о любви. Добрых 2/3 о любви.
Такие времена. Устали люди от проститутки-политики. От Глупого-города и
глупых наяву... Уже готов сценарий? В архив его! Выстраивай заново. Любовь
пиши, страстную, плотскую, если ты еще не забыл, что это такое..."
Я отложил динамичный сценарий о власти помпадуров, как о втором
татарском нашествии.. И решил взглянуть на эпоху с другой стороны!

ЩЕДРИН о ЛЮБВИ.
Без любви - откуда бы взяться у Щедрина столь острой боли за русских
людей?!
ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД. "Первый же князь, которому они били челом, видя, что
они и здесь, перед лицом его, своей розни не покидают, сильно распалился и
начал учить их жезлом.
- Глупые вы, глупые! - сказал он: - не головотяпами следует вам, по
делам вашим, называться, а глуповцами. Не хочу я володеть глупыми!
- За что он нас раскатал? - задумались глуповцы. И отправились на
дальние болота искать себе князя поглупее. Помог друг-приятель по прозванью
вор-новотор. Шепнул князю: "драть их, ваша княжеская светлость, завсегда
свободно."
- Ладно. Володеть вам я желаю, - сказал князь, - а чтоб итти к вам жить
- не пойду, потому как живете звериным обычаем... Посылаю к вам, заместо
себя, самого этого вора-новатора. Пущай он вами правит, а я отсель и им и
вами помыкать буду...
Покорилсь глуповцы. Однако вору-новотору эта покорность была не с руки.
Ему нужны были бунты...Чтоб бросил народ под раскат - "отвести душу" -
непослушного ему, вору, Митьку, Ивашку, Порфишку, да другого Митьку...

Бысть затем и "четыре войны за просвещение", и бабий бунт "за престол",
где бесчинствовали и Штокфиш, белокурая немка, и Клементинка - "польская
интрига", и единокровные Дунька-толстомясая и Матренка-ноздря. Динамики и
захватывающих зрелищ битв "за оПчество" тут на несколько полнометражных
киносерий, но можно ограничиться и "ГОЛОСОМ ЗА КАДРОМ": "Перебивши и
перетопивши целую уйму народа, глуповцы заключили, что теперь в Глупове
крамольного греха не осталось. Уцелели только благонамеренные"...
Но все бунты уже описаны академиками. Сейчас - о ЛЮБВИ. ... Даже
свирепые помпадуры любви не чужды ... Кто не верит в волшебные превращения,
тот пусть не читает летописи Глупова...
ЗРЕЛИЩНЫЙ РЯД "... в это самое время, на выезде из города, в слободе
Навозной, цвела красотой посадская жена Алена Осипова. Повидимому, эта
женщина представляла собой тип той сладкой русской красавицы, при взгляде на
которую человек не загорается страстью. Но чувствует, что все его существо
потихоньку тает. При среднем росте, она была полна, бела и румяна, имела
большие серые глаза на выкате, не то бесстыжие, не то застенчивые, пухлые
вишневые губы, темнорусую косу до пят и ходила по улице "серой утицей"...
Муж ее, Дмитрий Прокофьев, занимался ямщиной и был тоже под стать жене... Он
не чаял души в Аленке, а Аленка не чаяла души в Дмитрии. Частенько
похаживали они в соседний кабак и, счастливые, распевали там вместе песни.
Глуповцы же не могли нарадоваться на их согласную жизнь".

Поставить бы тут точку?! Ах, какое бы было красивое кино!
Красавцы-герои. Задушевные народные песни - хорошо поставленными голосами...
Замечательное кино и ... беспредельно лживое...
В начале 1776 года в тот самый кабак... зашел градоначальник
Фердыщенко. Зашел, выпил косушку, увидел Аленку и почувствоал, что язык у
него прилип к гортани... выбрел на улицу и поманил за собой Аленку.
- Хочешь, молодка, со мною в любви жить?
- А на что мне тебя... гунявого? - отвечала Аленка.
На другой день градоначальник послал к Дмитрию Прокофеву на постой двух
инвалидов, наказав им при этом действовать "с утеснением." .. Аленка,
вооружась ухватом, гнала ивалидов прочь и на всю улицу орала:
- Ай да, бригадир! К мужней жене, словно клоп, на перину всползти
хочет!..
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: -Так-как время было еще либеральное и в публике ходили
толки о пользе выборного начала, то градоначльник собрал излюбленных
глуповцев и... потребовал наказания ослушников.
Излюбленные посоветовались... и вынесли приговор: "шельмов учить
следовает..."

Когда Аленка с Митькой воротились, после экзекуции домой, то шатались
словно пьяные..
Уходя, огрызнулась:
- Ишь тебя, старого пса, ущемило! или мало на стыдобушку мою
насмотрелся!
И дома разревелась:
- Видать, как ни как, а быть мне у бригадира в полюбовницах! - сказала,
обливаясь слезами. Митька полез было за вожжами на полати, чтоб проучить
Аленку, но вдруг затрясся всем телом, повалился на лавку и заревел. Кричал
он шибко, что мочи, а про что кричал, разобрать было невозможно, Видно было
только, что человек бунтует.

Бунтовщика заковали в цепи и увели на съезжую. Как полоумная, бросилсь
Аленка на бригадирский двор... рвала на себе сарафан и безобразно кричала:
-На, пес, жри! Жри! Жри!

- Ну, чего ты, паскуда, жалеешь, подумай-ко!- увещевала старая
бригадирова экономка. - Митьку жалко! - отвечала Аленка, но таким
нерешительным тоном, что было очевидно, что она уже начинает помышлять о
сдаче...
В ту же ночь у бригадира случился пожар, который успели потушить.
Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья.
Натурально, возникло подозрение о поджоге. Митька отпирался. Словам его не
поверили. Производство о нем велось с упрощением.
Через месяц он уже был бит на плащади кнутом и, по наложении клейм,
отправлен в Сибирь, в числе прочих сущих воров и разбойников.

Бригадир ходил в вицмундире по городу и строго-настрого приказывал,
чтоб людей имеющих "унылый вид" забирали на съезжую... По дороге заглядывал
в лавки и все тащил, все тащил. Даже Аленка начала кобениться, пОходя тащить
и требовать, чтоб ее признавали не за ямщичиху, а за поповскую дочь.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ. Все изменилось с тех пор в городе. Казалось, уж и сама
природа перестала быть благосклонной к глуповцам. "Новая сия Иезавель,
говорит об Аленке летописец, навела на наш город сухость."
Базары опустели...город обезлюдел. Кои померли, кои, обеспамятев,
разбежались кто куда... продавать было нечего. Пропал даже хлеб.

ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД. Хлеб хлебом, но, когда Помпадур купил Аленке новый
драдедамовый платок, глуповцы так встревожились, что целой громадой ввалили
на бригадировый двор.
- А ведь это, поди ты, не ладно, бригадир, делаешь, что с мужней женой
уводом живешь... Да и не затем ты сюда от начальства прислан, чтобы мы,
сироты, за твою дурость напасти терпели..
Градоначальник ругателей оборвал и... тут же отрапортовал начальству
так: коли хлеба не имеется, так, по крайности, пускай хоть команда
прибудет...

- ...Этак власть, братцы, и всех нас задавит! - догадывались уцелевшие
глуповцы. И, без всякого предварительного уговора, разом остановились у дома
градоначальника. - Аленку! Аленку! - гудела толпа. - Выходи!
Градоначальник понял, что народ остервел и ... спрятался в архив. Замок
щелкнул, и Аленка осталась снаружи...Тут ее и схватили. Попыталась она
оправдаться: "Атаманы-молодцы... ведомо вам самим, что он меня силком от
мужа увел!"
Но толпа ничего уж не слышала.
- Сказывай, ведьма! - гудела она: - через какое твое колдовство на наш
город сухость нашла?..
Аленку разом, словно пух, взнесли на верхний ярус колокольни, и бросили
оттуда под раскат с вышины более пятнадцати саженей.
"И не осталось от той бригадировой сладкой утехи ни единого лоскута..."
В то самое время, когда совершалась эта бесознательная кровавая драма,
вдали, по дороге, вдруг поднялось густое облако пыли.
- Хлеб идет! - вскрикнули глуповцы, внезапно переходя от ярости к
радости.
- Ту-ру! ту-ру!- явственно раздалось из внутренностей пыльного облака.
... В колонну
Соберись бегом!
Трезвону
Зададим штыком
Скорей!
Скорей!
Скорей!

Cовсем другое, господа, любовь возышенная. Застенчивая...

ГОЛОС ЗА КАДРОМ. В 1815 году прибыл в Глупов помпадуром виконт ДюШарно,
французский выходец. Париж был взят. Враг человеческий навсегда водворен на
острове Св. Елены. Ликование было общее, а вместе со всеми ликовал и Глупов.
Вспомнили про купчиху Распопову, как она ...интриговала в пользу Наполеона,
выволокли ее на улицу и разрешили мальчишкам дразнить...
ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД. Дю-Шарио любил и много болтал. Начал объясниять
глуповцам права человека; но, к счастью, кончил тем, что объяснил права
Бурбонов. Убеждал обывателей уверовать в богиню Разума и кончил тем, что
просил признать непогрешимость Папы.
Он веселился без устали, почти ежедневно устраивал маскарады, танцевал
канкан и любил интриговать мужчин, в этом не было ничего удивительного:
впоследствии он был подвергнут исследованию и оказался женщиной
Дел он (она) не вершил и в администрацию не вмешивался. Это обещало
продлить благополучие глуповцев без конца.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: - Глуповцы изнемогали под бременем своего счастья.
Исчезли, точно в подпол провалились, и пугавший люд помпадур Брудастый у
которого в голове был органчик с пьеской из двух слов: "не потерплю!" и
"запорю!". И "польская интрига" за каждым углом, и козни "лондонских
агитаторов". Не раздражали даже жиды. Глуповцы забылись... возмечтали, что
счастье принадлежит им по праву и что никто не в силах отнять его у них.
Победа над Наполеоном еще больше утвердила их а этом мнении; в ту эпоху и
сложилась знаментое: "шапками закидаем".

ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД. Почувствовав себя на воле, глуповцы... вздумали строить
башню, с таким расчетом, чтобы верхний ее конец непременно упирался в
небеса. Но так-как архитекторов у них не было, а плотники были неученые и
часто не трезвые, то довели башню до половины и бросили, только благодаря
тому миру удалось избежать смешения языков.

Но и того им показалось мало. Забыли глуповцы истинного бога и
прилепились к идолам. Вытащили из архива Перуна и Волоса. Идолы, несколько
веков не знавшие ремонта, оказались в страшном запустении. У Перуна были
даже нарисованы углем усы.....
Развращение нравов развивалось не по дням, а по часам. Появились
кокотки и кокодессы.. И за все тем глуповцы продолжали считать себя самым
мудрым народом в мире...

В таком положении застал глуповские дела статский советник Эраст
Андреевич Грустилов. Человек он был, видать, болезненно чувствительный, и
когда говорил о взаимных отношениях двух полов, то краснел. Только что перед
этим он сочинил повесть под названием "Сатурн, останавливаюший свой бег в
объятиях Венеры". Под именем Сатурна он изображал себя, под именем Венеры
известную тогда красавицу Наталью Кириловну де-Помпадур.

ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД. Меланхолик и Дон Жуан Грустилов. Меланхолический вид
прикрывал в нем много иных наклонностей. Находясь, скажем, при действующей
армии провиантмейстером, он непринужденно распоряжался казенной
собственностью, облегчая себя от нареканий тем, что, взирая на солдат, евших
затхлый хлеб, проливал слезы. К мадам Помпадур проник просто с помощью своих
несчитанных денег.
- А часто у вас секут гостей? - спросил Грустилов у письмоводителя, не
подымая глаз - Кто же не знал, что градоначальник есть хозяин города,
обыватели суть его гости. ... - Ну-с, я сечь буду... девочек,- сказал
Грустилов, внезапно покраснев.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ. Влияние кратковременой стоянки русских войск в Париже
сказывалось повсюду. Победители, принявшие впопыхах гидру деспотизма за
гидру революции, были в свою очередь покорены побежденными... Для
непристойности существовал отныне особый язык. Любовное свидание именовалось
"ездою на остров любви". Грубая терминология анатомии сменилась утонченной,
вроде "шаловливый мизантроп", "милая отшельница..."

Царили - и в обществе, и у власти - благодетели... Почему-то многие
думают, что ежели человек умеет незаметным образом вытащить платок из
кармана своего соседа, этого уже достаточно, чтобы упрочить за ним репутацию
политика или сердцеведа. ... Но это ошибка. Ежели человек, произведший в
свою пользу отчуждение на сумму в несколько миллионов рублей, сделается
впоследствии меценатом и построит мраморный палаццо, в котором сосредоточит
все чудеса науки и искусства, то его все-таки нельзя назвать общественным
деятелем, а следует назвать мошенником. И только ...
Но в то время истины эти были еще неизвестны и репутация сердцеведа
утвердилась за Грустиловым-градоначальником беспрепятственно.

ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД. Все спешило жить и наслаждаться; спешил и Грустилов. Он
совсе бросил городническое правление и ограничил свою деятельность тем, что
удвоил прежние оклады и требовал, чтобы они поступали в назначенные сроки.

Последствия этого сказались очень скоро. Уже в 1815 году в Глупове был
чувствительный недород. А в следующем не родилось вообще ничего, протому что
обыватели, развращенные пьяной гульбой, до того понадеялись на свое счастье,
что, не вспахав земли, зря разбросали зерно по целине.
- И так, шельма, родит, - говорили они в чаду гордыни..

Грустилов присутствовал на костюмированном балу, когда весть о
бедствии, угрожавшем Глупову, дошла до него...
Этому вечеру суждено было провести глубокую деморкационную черту во
внутренней политике Грустилова. В ту самую минуту перед ним явилась маска и
положила на его плечо свою руку. Он сразу понял, что это ОНА...
- Проснись, падший брат! - сказала она Грустилову.
Грустилов не понял, он думал, ей представилось будто помпадур спит, он
стал простирать руки.
- Не о теле, а о душе говорю я... - С этими словами она сняла с лица
своего маску.
Грустилов был поражен. Перед ним было прелестнейшее женское личико,
какое когда-нибудь удавалаось ему видеть... Подобное встречалось разве в
вольном городе Гамбурге, но это было так давно..
- Но кто же ты?- вскричал встревоженный Грустилов.
- Я та самая юродивая дева, которую ты видел потухшим светильником в
городе Гамбурге... Явился здешний аптекарь Пфейфер и, вступив со мной в
брак, увлек меня в Глупов... Здесь я познакомилась с мудрой Аксиньюшкой...

Я избавлю читателей от страниц о юродиво-мистических увлечениях и знати
и смердов, чтобы осталось место для эпизодов реалистических. Развращение
нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть аж в тайну
построения миров и рукоплескали учителю каллиграфии, который проповедывал с
кафедры, что мир не мог быть сотворен за шесть дней.

ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД. Это взрывало основы, на которых стоял Глупов. Пока
Грустилов колебался, обыватели все решили за него. Они ворвались на квартиру
учителя каллиграфии Линкина, произвели в ней обыск и нашли в ней книгу
"Средства для истребления блох, клопов и других насекомых..." С торжеством
вытолкали они Линкина на улицу и повели его на градоначальнический двор...
Линкин начал объяснять, что эта книга не заключает в себе ничего против
религии, ничего против властей...
- Плохо ты, верно, читал! - дерзко кричали они градоначальнику и
подняли такой гвалт, что Грустилов испугался и рассудил, что благоразумие
повелевает уступить требованиям общественного мнения...
Едва градоначальник разинул рот... как толпа загудела:
- Что ты с ним балы-то точишь! Он в бога не верит!
Тогда Грустлов в ужасе разорвал на себе вицмундир.
- Точно ли ты в бога не веришь? - подскочил он к Линкину и по важности
обвинения, не выждав ответа, слегка ударил его. В виде задатка, по щеке...
- Никогда я о сем не объявлял, - уклонился Линкин от прямого ответа.
- Свидетели есть! Свидетели! - гремела толпа.
Если прежде у Грустилова были кой-какие сомнения насчет предстоящего
ему образа действий, то с этой минуты они исчезли... Он приказал отвести
Линкина в часть. Вечером того же дня он назначил главного "свидетеля" дурака
Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому Яшеньке
предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал в уездном
училище...

В одну из ночей кавалеры и дамы собрались на "духовный вечер". Среди
них был и "штаб-офицер", который зорко следил за всем, что на подобных
сборищах происходило.. и потому только он один знал, отчего за стеной вдруг
начался шум.
У выхода стоял Угрюм-Бурчеев, и вперял в толпу цепеняющий взор.
Но что это был за взор!.. О, господи, что это был за взор! Он был
ужасен.
Но сам сознавал это лишь в слабой степени и с какой-то суровой
скромностью как бы оговаривался: "Идет некто за мною, который будет еще
ужаснее меня..."
Сам летописец, вообще довольно благосклонный к градоначальникам, не
может скрыть смутного чувства страха, приступая к описанию Угрюм-Бурчеева
...

В городском архиве до сих пор сохранился портрет Угрюм-Бурчеева. Это
мужчина среднего роста с каким-то деревянным лицом, видно, никогда не
освещавшимся улыбкой. Густо остриженные под гребенку волосы покрывают
конический череп и плотно, как ермолка, обрамляют узкий и покатый лоб. Губы
тонкие, опушенные подстриженною щетиной усов. Одет он в военного покроя
сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в правой руке сочиненный
Бородавкиным "Устав о неуклонном сечении".
Портрет этот производит впечатление очень тяжелое. Перед глазами
зрителя восстает чистейший тип идиота, принявшего какое-то мрачное решение и
давшего себе клятву привести его в исполнение...

Еще до прибытия в Глупов он уже составил в своей голове целый
систематический бред, в котором до последней мелочи было урегулировано
будущее города и его жителей.
Присутственные места в его городе да называются штабами... Школ нет, и
грамотности не полагается; наука чисел преподается на пальцах. Нет ни
прошедшего, ни будущего, а потому летоисчисление отменяется... Праздники от
будней отличаются только усиленным упражнением в маршировке. Город Глупов
переименовывается в НЕПРЕКЛОНСК. Во главе - комендант. Возле него-шпион.

Управившись с Грустиловым и разогнав безумное скопище, Угрюм-Бурчеев
немедленно приступил к осуществлению своего бреда. Обошел весь город.
Наткнувшись на какую-нибудь неправильность... на кривизну улиц он выходил из
оцепенения и молча делал жест вперед, как бы проектируя прямую линию.
И вдруг... Излучистая полоса полоса жидкой стали сверкнула ему в глаза,
сверкнула и не только не исчезла, но даже не замерла под его взглядом..
- Кто тут?- спросил он в ужасе.
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то
искушающее, почти зловешее.
- Зачем?- спросил он, указывая глазами на реку.
Квартальные не поняли. - Река-с... навоз-с, - лепетали они.
- Зачем? - повторил он испуганно и вдруг, как бы боясь углубиться в
дальнейшие распросы, круто повернул налево кругом и пошел назад.
Судорожным шагом возвращался он домой и бормотал себе под нос:
- Уйму я ее, уйму!
Дома через минуту он уже решил дело по существу. Два одинаково великих
подвига предстояло ему: разрушить город и устранить реку...

И тут я, автор сценария о Щедрине - нашем современнике, почувствовал,
что мне не хочется продолжать повествование об Идиоте, прозорливо описанном
великим русским писателем. Вырисовывать его образ во всей красе сейчас и
здесь, на сайте, ни к чему. Причины, надеюсь, очевидны: о том, что
Угрюм-Бурчеев хотел "унять реку", слыхали не только образованные люди, но
даже те, кто книги Салтыкова-Щедрина никогда и в руках не держали.
Но самое главное не это.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: - Главное - это то, что мы с вами, господа, сознавая
это или нет, жили в эпоху Угрюм-Бурчеева, под его самодержавной властью, о
которой и мечтать не могли никакие султаны и короли.
(НА ЭКРАНЕ в то же время: вышки ГУЛАГа и другие документальные кадры
...)

- О будущих революционных потрясениях Щедрин высказался лаконично.
Образом КУЧЕРА. Мчит кучер в желанном простому человеку направлении. Хлещет
всех оказавшихся на пути хлыстом, дико оря: "УПАДИ!" Мчит в противоположном
направлении, врезает кого-никого хлыстом и орет: "УПАДИ!"
Наш Угрюм-Бурчеев с кавказским акцентом то же пытался остановить реку
навозом и рухлядью; в ученой литературе они назывались "социализмом в одной
отдельно взятой стране". Унимая реку, он уложил в мать-сыру землю - пулей,
бесхлебьем и непосильным трудом - половину жителей подвластной ему страны.
Угрюм-Бурчеев - по кличке "деревенский дурачек" или "кукурузник",
справедливо уличил предшественника в кровавом злодействе и разрушил ГУЛАГ.
Затем он явно хотел володеть и княжить, как лучше... По его взволнованному
приказу, ему тут же доставили "Требование будапештского рабочего Совета". Он
скользнул безучастным взглядом по требованиям венгров свободы совести,
печати, собраний, откинул их, как несущественные. Блажь! Подсказка
Вашингтона! Задержал взгляд на пункте четвертом. Квартиры!
- Сколько квадратных метров жилья приходится на человека в восставшем
Будапеште? - спросил он свою службу? Ему ответили - девять!
- А в Москве? - Два с половиной! - честно ответила служба.
Господи, как он испугался! И начал панически-скоростную стройку
"хрущеб..."
А недовольство граждан почему-то не убывало, и тогда он начал
расстреливать и своих, и чужих, так же как затем и следующий, "тихий"
Угрюм-Бурчеев, закидавший навозом "пражскую весну" и заливший кровью
Афганистан.. Но "деревенский дурак" был амбициознее "тихого" и потому
предельно опасным. Расстрел венгерской революции и новочеркасских рабочих он
считал недостаточным для высокого предназначения вождя мирового
коммунистического движения. - И ... отправил ракеты и торпеды с атомным
зарядом на Кубу.
НА ЭКРАНЕ: Документальные кадры "карибского кризиса". А затем
калейдоскоп известных портретов, сливающийся вдруг в портрет неулыбчивого
прохвоста ...
ГОЛОС ЗА КАДРОМ продолжает: - ... Несколько минут оставалось до атомных
залпов, которые покончили бы со всеми нами, а заодно и с земной
цивилизацией.
Вот уж кто в России действительно "вечно живой" - УГРЮМ-БУРЧЕЕВ.
..Михаил Евграфович Салтыков заплатил восьмилетней ссылкой за свою
горячую любовь к людям, царевой опалой за редкую прозорливость гения и
честность. Однако на века высказал все, что он думает о своем родном народе,
несчастнейшем народе, который веками терпит на плечах тех, о ком он
предупредил нас устами своего героя- государственного идиота Угрюм-Бурчеева
: "идет некто за мною, который будет ужаснее меня..."

Интернет в кандалах? Нонсенс!

12 января - расстрел безоружных - оказывается, возможен не только у
Зимнего Дворца, но и сегодня - в интернете, все еще живущим надеждой. Вдруг
начисто истребили, во всех номерах, во всем архиве интернта МН, все до
одного постинги, то-есть нежеланную ФСБ точку зрения Анастасии, многолетнего
читателя газеты, умной и яркой женщины со своим проницательным взглядом на
жизнь. Благодаря своему таланту стилиста Анастасия быстро вычислила всю
казенную шпану в интернете, исполнявшую за небольшую плату роль
"интеллигентного собеседника".
На сутки отключили домашний компьютер Ивана Ломко, умного, достойного,
критически мыслящего человека, который никогда не испытывал восторга перед
методами управления ФСБ Россией - "чтоб не зарывался..."
В советское время подобных критиков обычно вызывали в приемную КГБ на
Кузнецком мусту - для вразумления. Ныне вразумлять некогда. Да и какие ныне
у властей аргументы в споре? Никаких споров! Просто несогласных с бездарным
лубянским агитпропом отключают на сутки. Как прежде и меня, теперь вот Ивана
Ломко. Гуманисты ХХI века!
Что же заставило главного редактора Виктора Лошака вдруг всенародно
схватиться, фигурально выражаясь, при всем честном народе, за живот и
побежать в сторонку от недоуменно вопрошавшего читателя?
Да ведь, как я полагаю, первым не он схватился, верноподданный,
трудолюбивый, трусоватый Лошак. А его кураторы в лампасах, прогрохотавшие
свои угрозы Лошаку с такой силой, что и мне, через Атлантический океан, было
слышно.
И совершенно понятно, что вдруг стряслось...
Ведь, казалось бы, все в ФСБ "устаканилось". Прежние глупости хотят
исправить. Григория Пасько выпустили. Главный ненавистник Гулага Солженицын
переключился с опасных для власти тем, что всегда приветствуется, на жидов.
И тут, где совсем не ждешь, взорвалась бомба страшной силы. В статье о
"законных державниках" МН напомнило, что в России никогда не было ЛЮСТРАЦИИ.
Преступники, кто не помре, все еще у власти.
Как же не понять ярости гебистов при таком напоминании?! Как и что
кричали они на Лошака, если он сам, лично (его предшественники никогда до
этого не опускались!), распорядился изгнать всех читателей, подумать только!
ПОСМЕВШИХ ...
А Анастасия давно смеет. Как и ее отчаянный знакомый, долго выступавший
под ником "СМЕРТЬ ГБ. Люстрация."
Что же Лошак? Жертва произвола власти ГБ, заслуживающая снисхождения?
"Времена меняются, - отвечает на это Иван Ломко, - и удобная сейчас
"либеральная" позиция Лошака не останется незамеченной...."
Не издевка, а боль сильнее всего звучит и в откровенной ярости Славы
Архангельского: "Редакция МН расписалась в своей полной коллаборации с
дебильной конторой взрывников и террористов России... Речь идет даже не об
МН, а о свободе слова в пространстве интернета, рожденного свободным и для
свободы."
Двуликие Янусы, продолжает и Архагельский, и другие читатели, всегда
опаснее всего для демократии: они как бы единомышленники, а на самом деле -
провокаторы...
Протест против бесчинств ГБ звучит ныне не только в МН, а повсеместно.
Только что в "Новой газете" вышла статья известного Депутата российской Думы
Юрия Щекочихина, название которой, без преувеличения, не столько вопрос,
сколько наш всеобщий протест - "Мы - Россия или КГБ СССР?"