- Великолепная мысль!.. - обрадовалась княгиня. - Вы прекрасно
придумали... Пишите, пишите же скорее... здесь на столе все есть для
письма... но удастся ли это доктору?
- По правде сказать, я не смею на это надеяться, - усаживаясь за стол,
со сдержанной злобой сказал маркиз. - Все это прекрасно бы устроилось, без
всякого опасения, благодаря допросу, который был записан слово в слово
нашим агентом за портьерой; завтра тоже было бы, конечно, довольно шума и
сцен, так что доктор мог бы действовать смело... Но требовать от него
этого сейчас... сию минуту... нет, это абсолютно невозможно!.. Нет,
Эрминия, безумно на это рассчитывать! - И маркиз, сердито отбросив перо,
продолжал с выражением горького и глубокого раздражения. - И подумать, что
все погибло в последнюю минуту! Потери неисчислимы!.. Много вреда нанесла
нам ваша племянница... да, много...
Невозможно передать словами, сколько ненависти, непримиримой злобы
заключалось в том выражении, с каким д'Эгриньи произнес последние слова.
- Фредерик! - встревоженно говорила княгиня, касаясь своей рукой руки
аббата, - умоляю вас... не падайте духом... не приходите в отчаяние... У
доктора такой гибкий ум... он может что-нибудь придумать... Помните, что
он нам так предан... попробуем на всякий случай...
- Пожалуй... попытаться можно... может быть, и удастся! - сказал аббат,
снова взяв перо.
- Представим себе самое худшее... ну, положим, Адриенна отправилась бы
сегодня за дочерьми маршала Симона... ведь она может уже их там не
найти?..
- На это нечего надеяться! Приказания Родена наверняка еще не
исполнены... слишком скоро было бы... да и мы бы об этом уже знали!
- Это верно!.. Ну, так пишите же доктору... Я пришлю к вам Дюбуа, он и
подаст письмо. Смелее, Фредерик! Справимся же мы, наконец, с этой
неукротимой девчонкой! - Затем госпожа де Сен-Дизье прибавила с яростью: -
Адриенна, Адриенна, дорого же ты поплатишься за свои дерзкие насмешки и за
те муки, на которые ты нас обрекла!
Уходя, княгиня предупредила аббата:
- Подождите меня здесь... Я сообщу вам, что означает посещение
комиссара, и мы вместе вернемся в кабинет.
Госпожа де Сен-Дизье вышла, а д'Эгриньи принялся быстро писать дрожащей
от волнения рукой.



    10. ЗАПАДНЯ



После ухода тетки и аббата Адриенна осталась в кабинете одна с доктором
и бароном Трипо.
Нельзя сказать, чтобы молодая девушка нисколько не испугалась, когда
доложили о приходе полицейского комиссара. Потому что, как и боялся
Агриколь, чиновник пришел просить разрешения на право произвести обыск в
особняке и главным образом в павильоне, чтобы найти молодого кузнеца,
который там скрывался. Хотя тайник Агриколя и казался ей надежным,
Адриенна не могла отделаться от чувства страха и тревоги. На всякий случай
она решила воспользоваться присутствием Балейнье и, не теряя времени,
попросить его заступиться за молодого кузнеца, так как мы уже упоминали,
что доктор был очень дружен с одним из самых влиятельных министров.
Молодая девушка подошла к Балейнье, разговаривавшему вполголоса с
бароном, и самым нежным, ласковым голосом сказала:
- Мой милый доктор... мне надо вам сказать два слова. - И взглядом она
показала ему на оконный проем.
- К вашим услугам, мадемуазель, - ответил Балейнье и последовал за ней
к окну.
Трипо, боявшийся как огня мадемуазель де Кардовилль, не имея теперь
поддержки аббата, был очень рад, что ее отвлек Балейнье. Чтобы не утратить
присутствия духа, он снова пустился в изучение висевших на стенах картин.
Убедившись, что барон не может слышать их разговора, Адриенна сказала
Балейнье, смотревшему на нее с обычной ласковой улыбкой:
- Дорогой доктор, вы всегда были моим другом, вы были другом моего
отца... Даже сейчас, как это ни было трудно, вы оставались моим
единственным защитником...
- Полноте, мадемуазель Адриенна... полноте... не говорите таких
вещей... - шутливо рассердился доктор. - Накличете вы на меня беду...
пожалуйста, молчите. "Vadro retro, Satana", что значит: "Прочь, сатана!" -
оставь меня в покое, прелестный демон!
- Успокойтесь, - отвечала, улыбаясь, Адриенна, - я вас не
скомпрометирую!.. Позвольте вам только напомнить, что вы несколько раз,
желая доказать свою преданность, предлагали мне свои услуги...
- Ну что ж, испытайте... увидите тогда, что я предан вам не только на
словах!
- Вы можете доказать мне это сейчас же! - с живостью заметила Адриенна.
- Вот и прекрасно. Я люблю, когда меня так быстро ловят на слове... Что
я могу для вас сделать?
- Вы по-прежнему дружны с министром?
- Конечно. Я даже лечу его теперь от потери голоса. Это его обычная
болезнь накануне того дня, когда от него требуют отчета!
- Ну, так вы должны добыть у вашего министра нечто очень важное для
меня.
- Для вас?.. То есть как это?
В комнату вошел лакей и, подавая доктору письмо, почтительно доложил:
- Это письмо принес сейчас нарочный; он говорит, что дело весьма
спешное.
Доктор взял письмо; лакей вышел.
- Вот и тернии славы! Обратная сторона медали, - засмеялась Адриенна. -
Вам ни на минуту не хотят дать покоя, милейший доктор!
- Не говорите, мадемуазель! - воскликнул Балейнье; он не мог удержаться
от жеста изумления, узнав почерк аббата. - Эти чертовы больные воображают,
что мы сделаны из железа. Им кажется, что мы завладели всем здоровьем,
которого им недостает... Просто безжалостные люди!.. Вы позволите? -
спросил доктор, слегка поклонившись Адриенне, которая ответила грациозным
кивком головы.
Письмо маркиза д'Эгриньи заключалось в нескольких словах. Мигом
прочитав его, доктор, несмотря на всю свою осторожность, пожал плечами и
пробормотал:
- Сегодня!.. но это невозможно... он с ума сошел!..
- Верно, дело идет о каком-нибудь бедном страдальце, у которого одна
надежда на вас... он вас ждет... он призывает вас? Ну, голубчик доктор, не
откажите ему... исполните его просьбу... так приятно оправдать доверие,
которое к тебе испытывают...
Доктора Балейнье невольно поразило совпадение слов сочувствия,
произнесенных трогательным голосом девушки, и требований ее непримиримого
врага; в этом заключалось страшное и удивительное противоречие. Он не мог
не смутиться и, пристально глядя на Адриенну, ответил:
- Да, речь идет действительно о человеке, возложившем на меня большие
надежды... слишком даже большие, потому что он требует невозможного!.. Но
почему вы принимаете участие в человеке, вам совершенно не известном?
- Раз он несчастен... я его знаю! Тот, для которого я вас прошу
поддержки министра, был мне тоже незнаком, а теперь ему весьма сочувствую!
Знаете, ведь это сын того солдата, который привез сюда дочерей маршала
Симона из Сибири!
- Как?.. вы хлопочете за...
- За честного рабочего!.. единственную опору семьи... Да вот я вам
расскажу все, как было...
Но ей не удалось окончить своего признания. В комнату, яростно рванув
дверь, вошла госпожа де Сен-Дизье в сопровождении аббата.
Княгиня казалась взволнованной и страшно разгневанной, но, несмотря на
ее уменье притворяться, выражение едва сдерживаемой адской радости
просвечивало сквозь притворный гнев.
Войдя в кабинет, маркиз д'Эгриньи бросил беспокойный и вопросительный
взгляд на доктора. Последний ответил, отрицательно покачав головой. Аббат
со злостью закусил губы. С отказом врача рушились его последние планы,
несмотря на новый страшный удар, который должна была нанести племяннице
княгиня.
- Прошу садиться, господа, - заговорила госпожа де Сен-Дизье
прерывающимся от злобной радости голосом. - Прошу вас. У меня есть
прекрасные и поразительные новости относительно этой молодой девицы!
И она указала на Адриенну жестом, полным неизъяснимого презрения и
негодования.
- Ну, деточка, что это еще на вас обрушилось? - вкрадчиво шепнул доктор
Адриенне, отходя с ней от окна. - Но помните, что бы ни случилось,
рассчитывайте на меня!
Затем доктор занял свое место между аббатом и бароном.
При дерзких, вызывающих словах княгини Адриенна вздрогнула; она гордо
выпрямилась и, взволнованная и оскорбленная новыми обвинениями, покраснев
от гнева, произнесла:
- Я жду вас к себе как можно скорее, дорогой доктор... Вы знаете, что
мне необходимо с вами переговорить.
После этих слов девушка взялась за свою шляпку, лежавшую на кресле.
- Это еще что? - воскликнула княгиня, вскочив с места.
- Я ухожу, мадам... Вы объявили мне свою волю, я объявила вам свою.
Этого совершенно достаточно. Что касается денежных дел, я поручу их моему
поверенному.
Адриенна стала надевать шляпу.
Видя, что жертва ускользает из ее рук, госпожа де Сен-Дизье забыла
всякие приличия и, подбежав к племяннице, с яростью схватила ее за руку и
закричала:
- Вы не смеете уходить!
- Мадам! - с грустным негодованием воскликнула Адриенна, - что же здесь
происходит?..
- Ага, вы испугались... вы хотите сбежать! - оглядывая ее с гневом и
презрением, продолжала княгиня.
Слова "вы испугались" могли заставить молодую девушку броситься в
огонь. Жестом, полным благородной гордости, Адриенна высвободила свою руку
из рук княгини и, бросив снова на стул свою шляпку, подошла к столу и
горячо проговорила:
- Как ни велико мое отвращение ко всему, что здесь происходит, но еще
противнее мне ваши подозрения. Говорите... я готова вас выслушать.
Адриенна стояла перед теткой, гордо подняв голову. Ее лицо горело от
негодования, грудь волновалась, слезы обиды навертывались на глаза,
маленькая ножка нетерпеливо постукивала по ковру; она смотрела на тетку
уверенно и твердо. Тогда княгиня, убедившись, что ее жертва теперь не
уйдет, решила изводить ее как можно медленнее; она хотела по капле излить
накопленный яд.
- Вот что произошло сейчас, господа! - начала она, стараясь
сдерживаться. - Полицейский комиссар, о приходе которого мне сейчас
доложили, с великим прискорбием извинился передо мной за то, что он
вынужден исполнить неприятный долг. Оказалось, что сегодня утром в сад,
прилегающий к павильону, вошел человек, который должен был в этот день
быть арестован...
Адриенна вздрогнула. Несомненно, разговор шел об Агриколе. Но,
вспомнив, как безопасен был тайник, куда она его спрятала, девушка
успокоилась.
- Чиновник просил у меня разрешения произвести обыск в доме и
павильоне. Он имел на это, конечно, полное право. Я попросила его начать с
павильона, куда и сама за ним последовала... Несмотря на невозможное
поведение этой девицы, мне в голову не могло прийти, что она может быть
замешана в криминальные дела... Однако я ошиблась!
- Что хотите вы этим сказать, мадам? - спросила Адриенна.
- Сейчас узнаете, - с торжеством заявила княгиня. - Всему свой черед.
Вы поторопились с высокомерием и насмешками... Итак, я пошла за
комиссаром... Можете себе представить удивление этого чиновника при виде
трех мерзавок, служанок мадемуазель де Кардовилль, одетых как актерки!..
Конечно, я просила занести это в протокол... Необходимо указать всякому...
на подобные сумасбродства!
- Вы поступили весьма разумно, княгиня: необходимо было просветить
правосудие на сей счет, - с поклоном заявил Трипо.
Тревожась за участь Агриколя, Адриенна и не подумала ответить достойным
образом. Она с беспокойством ждала продолжения рассказа.
- Чиновник приступил к строгому допросу этих девчонок, допытываясь, не
видали ли они мужчины, забравшегося в павильон мадемуазель де
Кардовилль... С невероятной дерзостью они отвечали, что не видали
никого...
"Славные, честные создания! - с радостью подумала Адриенна, - значит,
бедняк спасен... заступничество Балейнье сделает остальное".
- К счастью, - продолжала княгиня, - со мной пошла моя горничная,
госпожа Гривуа. Эта достойная женщина, вспомнив, что она видела, как
мадемуазель де Кардовилль возвратилась домой в восемь часов утра,
простодушно заметила комиссару, что мужчина, которого он ищет, мог войти
незаметно через калитку... если мадемуазель де Кардовилль... нечаянно...
забыла ее за собой запереть!
- Недурно было бы, княгиня, отметить в протоколе, что мадемуазель
вернулась домой только в восемь часов утра, - сказал Трипо.
- Совершенно не вижу в этом нужды, - заметил верный своей роли доктор,
- это вовсе не касалось поисков, которыми занимался комиссар.
- Однако, доктор! - воскликнул Трипо.
- Однако, господин барон, - твердо возразил доктор, - таково мое
мнение!
- Но мое не таково, - продолжала княгиня. - И потому я настояла, чтобы
это занесли в протокол. Надо было видеть, как смущен и огорчен был
полицейский, когда записывал такие позорные вещи об особе, занимающей
столь высокое положение в обществе...
- Ну, конечно, мадам, - с нетерпением сказала Адриенна, - я убеждена,
что ваше целомудрие было не меньше оскорблено, чем скромность этого
непорочного полицейского. Но мне кажется, что ваша невинность совершенно
напрасно возмутилась. Разве вам не могло прийти в голову, что ничего не
было удивительного в моем возвращении домой в восемь часов утра, если я
вышла из дома в шесть часов утра?..
- Оправдание хотя придумано и поздно, но нельзя не признаться, что
ловко придумано! - с досадой промолвила княгиня.
- Я не оправдываюсь, мадам, - с гордостью возразила Адриенна, - но если
доктор Балейнье был так добр и заступился за меня, я сочла своим долгом
указать на возможность объяснить факт, который я вовсе не собиралась с
вами обсуждать.
- Значит, в протоколе факт зафиксирован... до тех пор, пока мадемуазель
его не пояснит, - сказал Трипо.
Аббат д'Эгриньи оставался в стороне во время этой сцены. Он сидел,
поглощенный в мрачные думы о последствиях свидания Адриенны с дочерьми
маршала Симона. Помешать ей выйти сегодня из дома казалось абсолютно
невозможным.
Госпожа де Сен-Дизье продолжала:
- Но это все ничто в сравнении с тем, что я расскажу вам дальше,
господа... После долгих поисков мы хотели уже уходить, как вдруг госпожа
Гривуа обратила мое внимание на то, что в спальне этой девицы, где мы в
это время находились, одна из позолоченных резных фигур на стене неплотно
к ней примыкала. Я сказала об этом комиссару... Его агенты начали
осматривать, искать следы, и вдруг... одна часть стены отодвигается,
открывается потайная дверь и... нет, вы не можете вообразить, что
представилось нашим глазам!.. это такой стыд!.. такой позор!.. что я не
могу решиться сказать!..
- Так я за вас решусь, - перебила ее Адриенна, с горестью убедившаяся,
что Агриколь найден. - Я избавлю ваше целомудрие от рассказа о новом
скандале... впрочем, то, что я скажу, никак не будет способствовать моему
оправданию...
- А не мешало бы! - презрительно заметила княгиня. - В вашей спальне
найден спрятанный мужчина!
- Спрятанный в ее спальне мужчина! - с жестокой радостью в душе и с
притворным негодованием на лице воскликнул встрепенувшийся аббат.
- Мужчина в ее спальне! - прибавил Трипо. - Надеюсь, это тоже занесено
в протокол?
- О да! да! - с торжеством воскликнула княгиня.
- Конечно, это был вор, - лицемерно заметил доктор, - это само собою
разумеется! Иное толкование... совершенно неуместно.
- Ваша снисходительность к мадемуазель де Кардовилль вводит вас в
заблуждение, - сухо возразила ему княгиня.
- Знаем мы этих воров, - сказал Трипо, - обыкновенно они бывают
молодыми, богатыми красавцами!
- И вы ошибаетесь, господин барон, - продолжала госпожа де Сен-Дизье. -
Мадемуазель не метит столь высоко... Оказывается, что ее увлечения не
только преступны, но и низки... Теперь мне понятно, почему она афиширует
симпатию к простонародью... Это тем трогательнее и интереснее, что
человек, спрятанный в ее спальне, был одет в рабочую блузу.
- В блузу? - с отвращением заметил барон. - Так, значит, это был
простолюдин? Волосы встают дыбом от ужаса!..
- Он сам сознался, что он кузнец, - сказала княгиня, - но следует
сказать, этот кузнец очень хорош собой! Зная поклонение этой девицы
красоте во всех ее формах, становится понятно...
- Перестаньте, мадам, перестаньте наконец! - вырвалось невольно у
Адриенны. Она до сих пор молчала, не удостаивая тетку ответом, хотя гнев и
чувство обиды все более и более овладевали ею. - Довольно! Я сейчас чуть
было не стала объяснять вам, в ответ на ваши бесчестные намеки, свое
поведение... но больше я не поддамся такой слабости!.. Но одно слово,
мадам!.. Значит, этого доброго, честного рабочего арестовали?
- Конечно! Его взяли и под конвоем отправили в тюрьму. Это разрывает
ваше сердце, не так ли?.. - с торжеством воскликнула княгиня. - Оно и
видно... вы разом утратили вашу ироничную беззаботность. Несомненно, ваша
нежная жалость к этому красивому кузнецу очень глубока!
- Вы совершенно правы, мадам; насмехаться над бесчестными поступками
время прошло. Надо приняться за другое, - ответила Адриенна, чуть не плача
при мысли об огорчении и испуге семьи Агриколя.
Затем, надев свою шляпку, она обратилась к Балейнье:
- Доктор, я только сейчас просила вас о протекции у министра...
- Да, дитя мое... и я с удовольствием готов служить вам.
- Ваша карета внизу?
- Да... - протянул доктор с удивлением.
- Так свезите меня к нему сейчас же. Он не может отказать мне в
милости, лучше сказать - в правосудии, если я буду представлена ему вами.
- Как? - сказала княгиня, - вы решаетесь на такой поступок, не спросив
моего позволения; после всего, что я вам говорила... это невероятная
дерзость!..
- Ужасно! - прибавил Трипо, - но чего же иного можно было ожидать?
Когда Адриенна спросила доктора, здесь ли его экипаж, аббат д'Эгриньи
вздрогнул. Выражение нежданной радости молнией пробежало по его лицу, и он
еле сдержал волнение, когда в ответ на немой вопрос доктор
многозначительно подмигнул в знак согласия. Поэтому, когда княгиня гневным
голосом повторила Адриенне запрет выходить из дома, аббат торопливо и с
особенным выражением в голосе перебил ее:
- Мне кажется, княгиня, мадемуазель Адриенну можно смело поручить
_заботам доктора_.
Маркиз так выразительно произнес слова "заботам доктора", что княгиня,
взглянув на него и на Балейнье, разом все поняла и просияла. Стало темно,
уже почти наступила ночь, и Адриенна, поглощенная в свои думы, не заметила
этого быстрого обмена взглядов и знаков; да если бы и заметила, то ничего
бы в них не поняла.
Однако для большей правдоподобности госпожа да Сен-Дизье продолжала
возражать:
- Я не против доверить мадемуазель де Кардовилль доктору, несмотря на
его снисходительность к ней... Но не хотелось бы делать подобные
уступки... мадемуазель должна подчиняться моей воле...
- Позвольте заметить, княгиня, - обиженным тоном заговорил доктор, -
никакого особенного пристрастия к мадемуазель Адриенне я не питаю. Но если
она меня просит свезти ее к министру, я охотно готов оказать эту услугу в
полной уверенности, что она не заставит меня раскаиваться!
Адриенна дружески протянула руку Балейнье и с чувством промолвила:
- Будьте спокойны, мой достойный друг, вы сами будете довольны тем, что
помогли мне... вы будете участником благородного поступка!
Трипе, не понимая нового плана сообщников, с удивлением шепнул аббату:
- Как? Ей позволят уехать?
- Ну да! - отрывисто ответил тот, указывая на княгиню и приглашая
жестом выслушать, что она скажет.
Госпожа де Сен-Дизье подошла к племяннице и медленным, размеренным
тоном, напирая на каждое слово, проговорила следующее:
- Еще одно слово... одно слово в присутствии всех этих господ. Ответьте
мне: намерены ли вы противиться моим приказаниям, несмотря на тяжкие
обвинения, которые тяготеют над вами?
- Да, намерена.
- Несмотря на открывшиеся позорные обстоятельства, вы не желаете
признавать моей власти над вами?
- Да, не желаю.
- Вы решительно отказываетесь вести строгий и благопристойный образ
жизни, который я хочу, чтобы вы вели?
- Я ведь сказала уже, сударыня, что желаю жить одна и так, как хочу.
- Это ваше последнее слово?
- Это мое последнее слово.
- Подумайте... остерегитесь... дело очень серьезное!
- Я вам сказала, сударыня, это мое последнее слово... повторять два
раза одно и то же я не стану.
- Вы сами были свидетелями, господа! - начала княгиня. - Я напрасно
пыталась найти пути к согласию! Пусть мадемуазель де Кардовилль сама себя
винит за то, что случится далее... к чему меня заставит прибегнуть ее
дерзкое неповиновение.
- Отлично, мадам! - сказала Адриенна.
Обратившись к Балейнье, она с живостью прибавила:
- Ну, едемте же скорее, милый доктор, я умираю от нетерпения.
Подумайте: всякая минута промедления может стоить горьких слез несчастной
семье!
И Адриенна быстро вышла из кабинета в сопровождении доктора.
Один из слуг княгини велел подавать карету Балейнье.
Усаживаясь в карету с его помощью, Адриенна не заметила, что Балейнье
шепнул что-то своему выездному лакею, отворявшему дверцы экипажа. Когда
доктор сел на свое место рядом с Адриенной, лакей захлопнул дверь, и через
несколько секунд Адриенна услышала его приказание кучеру:
- К министру. С бокового подъезда.
Лошади быстро понеслись.




    ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. СВЕТСКИЙ ИЕЗУИТ




    1. ЛЖЕДРУГ



Наступила ночь, холодная, темная.
Небо, ясное перед закатом солнца, все более и более заволакивалось
серыми, мрачными тучами. Сильный, порывистый ветер мел снег, падавший
крупными хлопьями.
Фонари тускло освещали внутренность кареты, где сидели доктор и
Адриенна.
На темном фоне обивки выделялось бледное очаровательное лицо Адриенны,
обрамленное маленькой шляпой из серого бобра. В карете веял тонкий,
нежный, почти сладострастный аромат, свойственный одежде изысканных
женщин. Поза молодой девушки, сидевшей рядом с доктором, была полна
грации. Ее изящный, стройный стан, плотно обтянутый синим сукном платья с
высоким воротником, передавал мягкой спинке кареты гибкое волнообразное
движение. Ножки Адриенны были скрещены на густой медвежьей шкуре,
служившей ковром. В ослепительной и обнаженной левой руке она держала
великолепно вышитый платок, которым вытирала тихо катившиеся слезы,
которых доктор никак не ожидал.
А между тем это была реакция после нервного, лихорадочного возбуждения,
которое до сих пор поддерживало энергию Адриенны во время тяжелых сцен в
особняке Сен-Дизье. Теперь наступил упадок сил. Столь решительная в
независимости, такая гордая в презрении, неумолимая в иронии, смелая в
отпоре насилию, Адриенна была одарена исключительно тонкой
чувствительностью, которую она тщательно скрывала от тетки и ее друзей.
Трудно было найти более женственную натуру, хотя она казалась очень
_мужественной и смелой_. Но как любая _женщина_, девушка умела подавить в
себе проявление всякой слабости, чтобы не обрадовать врагов и не дать им
возгордиться.
Прошло несколько минут; Адриенна, к величайшему удивлению доктора,
продолжала молча плакать.
- Как, дорогая Адриенна? Как? Вы, такая храбрая еще минуту назад, вы
плачете, вы? - спрашивал Балейнье, искренне изумленный волнением девушки.
- Да, - дрожащим голосом говорила Адриенна, - да, я плачу... при вас...
при друге... но при тетке... никогда...
- Тем не менее... во время этого разговора... ваши колкости...
- Боже мой... Неужели вы думаете, что мне так приятно блистать в этой
войне сарказмов? Она мне невыносима... Но чем же, кроме горькой иронии,
могу я защищаться от этой женщины и ее друзей? Вы упомянули о моем
мужестве... Уверяю вас, что оно заключалось не в проявлении отрицательных
сторон моего характера. Оно было в том, чтобы сдержать и скрыть все, что я
чувствовал, испытывая грубое обращение со стороны людей, которых я
ненавижу и презираю... Я не причинила им никакого зла и хочу только
одного: жить свободно, в одиночестве и видеть вокруг себя счастливых
людей...
- Что же поделаешь? Вам завидуют, потому что вы счастливы и доставляете
радость другим.
- И подумать, кто возводит на меня столь возмутительные обвинения?! Моя
тетушка... моя тетушка, прошлая жизнь которой - сплошной позор! И ведь она
прекрасно знает, что я слишком честна и горда, чтобы сделать недостойный
меня выбор!.. Господи! да если я полюблю когда-нибудь, то буду перед всем
светом гордиться своей любовью, потому что считаю это самым прекрасным
чувством в мире... К чему честь и откровенность, если они не могут даже
оградить человека от подозрений, которые скорее глупы, чем низки! -
прибавила Адриенна с удвоенной горечью и снова поднесла платок к глазам.
- Ну полноте, моя дорогая, - начал доктор самым вкрадчивым и умильным
голосом, - теперь все прошло... Успокойтесь... Для вас я преданный друг.
Произнося эти слова, Балейнье невольно покраснел, несмотря на свое
дьявольское коварство.
- Да, я это знаю, - продолжала Адриенна. - Я никогда не забуду, что,
заступаясь за меня сегодня, вы подвергали себя гневу тетки... так как мне
известно, что она могущественна, особенно, когда нужно совершить зло...
- Что касается этого, мы, врачи, ограждены своей профессией от мести
врагов... - с притворным равнодушием заметил Балейнье.
- Ах, дорогой доктор, вы не знаете... Госпожа де Сен-Дизье и ее друзья
никогда ничего никому не прощают... - и девушка вздрогнула. - Я только
потому решилась на открытый разрыв с нею, что не могла более выносить их
подлого коварства и злости, из чувства отвращения и ужаса... Даже если бы
мне грозила смерть... я бы не удержалась... А между тем, - продолжала она
с очаровательной улыбкой, придававшей необыкновенную прелесть ее лицу, - я
очень привязана к жизни... я люблю жизнь и боюсь даже, что слишком ее
люблю, особенно жизнь блестящую, полную красоты и гармонии... Но вы
знаете, что я безропотно покоряюсь своим недостаткам...