Сюзанна Кэри. Агасфер (Вечный Жид) (том 1)

- Ну, теперь я спокоен, - весело заметил доктор, - вы улыбнулись... Это
хороший признак!
- Часто это самое мудрое... хотя я не знаю, можно ли мне смеяться после
угроз тетки?.. Впрочем, что же она может мне сделать? Что значит этот
"семейный" совет? Неужели она могла всерьез подумать, что на меня могут
повлиять советы каких-то д'Эгриньи и Трипо! Потом эти строгие меры... О
каких строгих мерах она говорила? Вы не знаете, что она может предпринять?
- Между нами, я думаю, княгиня хотела вас только припугнуть... Мне
кажется, она постарается воздействовать убеждением... она задалась целью
обратить вас на путь истины. Вы знаете, что она мнит себя чуть ли не
матерью церкви! - лукаво промолвил доктор, которому во что бы то ни стало
нужно было успокоить Адриенну. - Но оставим это... Необходимо, чтобы ваши
очаровательные глаза обрели весь свой блеск и могли заворожить, обольстить
министра, к которому мы сейчас приедем...
- Вы правы, милый доктор... Надо стараться избегать горя уже потому,
что одно из его наименьших зол - это забывать о других!.. Однако я
пользуюсь вашей любезностью, ничего не объяснив вам толком.
- У нас, к счастью, время есть... министр живет очень далеко.
- Вот в чем дело, - начала Адриенна. - Я уже говорила вам, почему
принимаю такое участие в этом достойном рабочем; сегодня утром он пришел
ко мне в отчаянии, его хотят арестовать за сочиненные им песни (надо вам
сказать, что он поэт). Юноша уверял меня в своей невиновности и умолял
внести за него залог, чтобы он получил возможность свободно работать; если
его посадят в тюрьму, семья, единственной опорой которой он является,
обречена на голодную смерть. Вспомнив о вашей дружбе с министром, я
обещала ему помочь, а так как полиция уже напала на след этого юноши, мне
пришло в голову спрятать его у себя. Как объяснила тетка мой поступок, вы
знаете! Теперь скажите: можно ли надеяться, при вашей рекомендации, что
министр возвратит ему свободу, хотя бы под поручительство, если мы с вами
его об этом попросим?
- Безусловно... Никаких сложностей быть не может. Особенно, если вы
расскажете ему все, как было, с вашим обычным сердечным жаром и
красноречием...
- А знаете, дорогой доктор, почему я решилась на такую... пожалуй,
странную вещь - просить вас отвезти меня, девушку, к министру?
- Конечно... Чтобы самой похлопотать о вашем протеже.
- Отчасти да... Но главное, чтобы разом оборвать нити гнусной сплетни,
которую тетушка не замедлит пустить в ход: вы видели, она уже заставила
внести ее в протокол... Оттого я и решилась открыто и прямо обратиться к
человеку, столь высокопоставленному, и рассказать ему все, как было... Я
уверена, что он мне поверит... голос правды не обманывает...
- Это очень разумно и дельно задумано! Вы одним выстрелом убьете двух
зайцев, как говорят... или, лучше сказать, одно доброе дело послужит
восстановлению истины в обоих случаях!.. Вы разом развеете гнусную клевету
и освободите честного малого!
- Ну вот я и повеселела, ожидая столь блестящую перспективу! - смеясь,
воскликнула Адриенна.
- Да ведь и все в жизни зависит от того, как взглянуть на вещи! -
философски заметил доктор.
Адриенна не имела ни малейшего понятия о сущности конституционного
правления и власти его администраторов. Она слепо верила доктору и ни на
минуту не усомнилась в том, что он ей говорил. Поэтому она радостно
продолжала:
- Какое счастье! Значит, когда я поеду за дочерьми маршала Симона, я
смогу успокоить бедную мать кузнеца, которая, быть может, теперь
смертельно тревожится, напрасно поджидая сына?
- Конечно, вы будете иметь это удовольствие, - улыбаясь, сказал
Балейнье. - Мы так будем упрашивать и так заинтересуем министра, что он
даст вам возможность сообщить бедной старухе об освобождении сына из
тюрьмы еще до того, как она узнает, что его туда посадили!
- Какой вы обязательный и добрый! - говорила Адриенна. - Право, если бы
дело было, не настолько серьезно, я бы посовестилась отнимать ваше
драгоценное время... Но я знаю ваше сердце...
- Я ничего так не желаю, как доказать вам свою глубокую преданность и
искреннюю привязанность! - ответил доктор, затягиваясь понюшкой табаку. В
эту минуту он случайно взглянул на улицу и сильно испугался, что девушка,
несмотря на валивший густой снег, сможет увидеть освещенный фасад Одеона.
Ей могло показаться странным, как они попали к этому театру; поэтому
Балейнье решил чем-нибудь отвлечь внимание Адриенны от дороги, по которой
они ехали.
- Ах, Боже, я и забыл! - воскликнул он, как будто что-то вспомнив.
- Что такое, господин Балейнье? - с беспокойством отозвалась Адриенна.
Балейнье хитро улыбнулся.
- Я забыл про деталь, очень важную для успеха нашего предприятия.
- Что такое? - спросила девушка.
- Видите, дитя мое, у каждого человека есть свои слабости, а у министра
их более, чем у всякого другого. У нашего, например, смешное пристрастие к
своему служебному званию... Первое впечатление - самое важное... а оно не
будет в вашу пользу, если вы не скажете при приветствии слов _господин
министр_ и притом как можно выразительнее.
- Ну, если дело за этим, - смеясь проговорила Адриенна, - то я готова
называть его даже "ваше превосходительство". Кажется, так и полагается?
- Теперь нет... но это все-таки не будет лишним. А уж если вы сумеете
ввернуть раза два "монсеньор", то дело заранее выиграно.
- Будьте покойны. Если есть _министры-выскочки_, как и _мещане во
дворянстве_, то я постараюсь вспомнить господина Журдена и сполна
удовлетворю ненасытное тщеславие вашего государственного человека.
- Предоставляю его вам целиком. Он будет в надежных руках... -
продолжал доктор, с удовольствием замечая, что карета ехала теперь по
темным улицам, шедшим от площади Одеона к кварталу Пантеона. - Я на этот
раз не поставлю в вину министру его спесь, если она может принести нам
пользу.
- А мне ничуть не совестно пустить в ход столь невинную хитрость, -
заметила мадемуазель де Кардовилль.
Потом, посмотрев в окно, она прибавила.
- Как темно на улице, какой ветер, снег! Да где же это мы едем?
- Как? Неблагодарная парижанка! Неужели вы не узнали, хотя бы по
отсутствию магазинов, дорогого для вас Сен-Жерменского предместья?
- Я думала, мы давно его проехали!
- Я тоже, - сказал доктор, делая вид, что старается узнать местность. -
Но мы все еще здесь! Верно, моего кучера ослепило бьющим в лицо снегом и
он спутался... Впрочем, теперь мы на верном пути: это Сен-Гильомская
улица, - не особенно-то веселая улица, кстати сказать, - но мы через
десять минут будем у министра, к которому попадем, на правах старой
дружбы, через малый подъезд, чем избежим церемоний главного входа.
Адриенна, редко выезжавшая иначе как в карете, плохо знала город;
обычаи министров ей были знакомы еще менее; кроме того, она так доверяла
доктору, что решительно не усомнилась ни в одном его слове.
С самого отъезда из дворца Сен-Дизье у доктора вертелся на языке
вопрос, задать который Адриенне он не решался, боясь себя
скомпрометировать. Когда она заговорила об ожидаемом наследстве, о чем ему
никто не сообщил ни слова, Балейнье, тонкий и ловкий наблюдатель, заметил
смущение и испуг княгини и аббата. Он сразу догадался, что заговор против
Адриенны (заговор, в котором он слепо принимал участие, повинуясь
приказанию ордена) должен был иметь отношение к интересам, которые от него
скрывали, и он нетерпеливо жаждал узнать эту тайну. Как и у всех членов
таинственной конгрегации, привычной к доносительству, в докторе развились,
как он сам чувствовал, все отвратительные пороки, свойственные его
сообщникам, - например, зависть, подозрительность и ревнивое любопытство.
Не отказываясь служить замыслам д'Эгриньи, Балейнье горел желанием узнать,
что тот от него скрывает. И, преодолев нерешительность, он наконец
обратился к Адриенне, не желая упускать благоприятного случая:
- Сейчас я задам вам один вопрос... Если вы его сочтете нескромным...
то не отвечайте.
- Продолжайте, пожалуйста.
- Перед приходом полицейского комиссара к вашей тетушке вы, кажется,
упомянули о каком-то громадном богатстве, которое от вас до сих пор
скрывали?..
- Да... это правда...
- Похоже, что ваши слова... очень встревожили княгиню? - продолжал
доктор, отчеканивая каждое слово.
- Настолько сильно встревожили, - сказала Адриенна, - что мои
подозрения относительно некоторых вещей перешли в полную уверенность.
- Нечего мне вам и говорить, дорогой друг, - вкрадчивым тоном уверял
Балейнье, - что если я об этом завел речь, то единственно с целью
предложить свои услуги, если они вам понадобятся... Но если вам кажется,
что разговор этот неуместен... то считайте, что я ничего не сказал.
Адриенна серьезно задумалась. После нескольких минут молчания она
сказала:
- Что касается этого дела, то... тут есть вещи, о которых я не знаю и
сама... другие могу вам сообщить... но о некоторых должна буду умолчать...
Но вы так ко мне добры сегодня, что я рада лишний раз доказать вам свое
доверие.
- В таком случае лучше ничего не говорите, - сокрушенно и проникновенно
ответил Балейнье. - Это будет похоже на плату за услугу! А я уже тысячу
раз вознагражден тем, что имею удовольствие быть вам полезным.
- Вот в чем дело, - продолжала девушка, не обращая внимания на
щепетильность доктора. - У меня есть данные, что рано или поздно наша
семья получит громадное наследство... Оно должно быть разделено между
всеми ее членами... из которых многих я совсем не знаю... После отмены
Нантского эдикта наши предки рассеялись по разным странам, и у их потомков
разные судьбы.
- Вот как? - живо заинтересовался доктор. - Где же это наследство? От
кого оно? В чьих оно руках?
- Не знаю.
- Как же вы заявите о своих правах?
- Это я скоро узнаю.
- Кто вам об этом сообщит?
- Это я не могу вам сказать.
- Кто вам сообщил об этом наследстве?
- Это я тоже не могу вам сказать... - проговорила Адриенна нежным и
грустным голосом, странно противоречившим ее обычной живости. - Это
тайна... Странная тайна... Когда вы видели меня в особенно возбужденном
состоянии, именно тогда я и размышляла о необыкновенных явлениях,
сопровождающих эту тайну... Да... и в эти минуты много великих, прекрасных
мыслей пробуждалось во мне...
И Адриенна замолчала, погрузившись в глубокое раздумье.
Балейнье не пытался ее развлекать.
Во-первых, она не замечала дороги, а во-вторых, он и сам был не прочь
обдумать на свободе все, что ему удалось узнать. С обычной для него
проницательностью, он догадался, что наследство составляло предмет главных
забот д'Эгриньи, и он мысленно решил непременно об этом донести куда
следует. Одно из двух: или д'Эгриньи действовал по приказу ордена, и тогда
его донос только подтвердит существующий факт; или же аббат действовал по
собственному усмотрению, и тогда донос также был бы небесполезен, открывая
эту тайну.
Тишина в карете не прерывалась даже шумом колес, так как карета ехала
по пустынным улицам, покрытым глубоким снегом.
Несмотря на свое коварство, хитрость, дерзость и полное заблуждение его
жертвы, доктор все-таки не совсем был уверен в результатах своего замысла.
Подходила решительная минута, и довольно было малейшей неловкости, чтобы
возбудить подозрение Адриенны и погубить весь его план.
Девушка, утомленная волнениями этого тяжелого дня, вздрагивала от
холода, так как забыла второпях накинуть шаль или манто. Уже некоторое
время карета ехала возле высокой стены, вырисовывавшейся белой полосой на
темном фоне неба. Стояла глубокая и угрюмая тишина.
Карета остановилась.
Лакей подошел к большим воротам и постучал. Сначала два быстрых удара,
затем через несколько секунд один удар.
Адриенна не заметила этого, так как стучал он негромко, да и Балейнье
нарочно в этот момент заговорил, чтобы она не услыхала этого сигнала.
- Наконец-то мы приехали! - весело сказал он девушке. - Будьте же
обворожительны, то есть будьте сама собой!
- Не беспокойтесь, постараюсь, - улыбнулась Адриенна, а затем
прибавила, дрожа от холода: - Какой жуткий мороз! Откровенно вам сознаюсь,
дорогой доктор, что не без удовольствия вернусь домой в свою красивую,
теплую, светлую гостиную, после того как съезжу за бедными девочками,
моими родственницами, к матери нашего протеже. Вы знаете, как я ненавижу
холод и мрак!
- Это вполне понятно, - любезно отвечал Балейнье. - Красивейшие цветы
распускаются только в тепле и при свете.
Пока доктор и мадемуазель де Кардовилль обменивались этими словами,
тяжелые ворота со скрипом отворились, и карета въехала во двор. Доктор
вышел первым, чтобы предложить руку Адриенне.

2. КАБИНЕТ МИНИСТРА

Карета остановилась у засыпанного снегом невысокого подъезда, который
вел в вестибюль, освещенный одной лампой.
Адриенна, под руку с Балейнье, поднялась по скользким ступеням.
- Как вы дрожите! - заметил доктор.
- Да, я страшно озябла, - ответила девушка, - второпях я забыла
что-нибудь надеть. Но какой мрачный вид у этого дома! - прибавила она,
поднявшись на крыльцо.
- А это маленький особняк, как его называют, sanctus sanctorum
министра; сюда он удаляется от людского шума, - улыбаясь сказал Балейнье.
- Потрудитесь войти.
И он отворил дверь в просторный, совершенно пустынный вестибюль.
- По правде говоря, - продолжал он, стараясь под видом веселости скрыть
охватившее его беспокойство, - дом министра - дом выскочки: ни одного
лакея (или, лучше сказать, ни одного служащего) в передней. Но, к счастью,
- прибавил он, отворяя дверь в следующую комнату, -

В серале вырос я, его все входы знаю!

Они вошли в комнату с зелеными обоями мягкого тона и скромной мебелью
красного дерева, обитой желтым утрехтским бархатом. Паркет, тщательно
натертый, блестел при свете висячей лампы, горевшей неполным светом и
подвешенной выше обыкновенного. Адриенна была поражена исключительно
скромным видом всей обстановки министерской приемной и, хотя была чужда
всяких подозрений, невольно остановилась на пороге. Балейнье, понимая
причину ее удивления, заметил, улыбаясь:
- Не правда ли, слишком жалкое помещение для министра? Но если бы вы
знали, до чего конституционное правительство экономно! Ну, да вот сейчас
явится и сам монсеньор, и вы увидите, что он так же жалок, как и его
обстановка... Подождите меня минутку... я пойду предупредить министра о
вашем визите. Через минуту я вернусь.
И, отстранив слегка Адриенну, робко прижавшуюся к нему, доктор быстро
исчез в маленькую боковую дверь.
Адриенна де Кардовилль осталась одна.
Не понимая, почему девушка нашла ужасно зловещей эту холодную, почти
пустую комнату с окнами без занавесей. Когда она огляделась
повнимательнее, некоторые особенности в обстановке ввергли ее в
необъяснимое беспокойство... Подойдя к потухшему камину, она заметила, что
очаг заперт железной решеткой, а щипцы и лопаточка прикованы цепью.
Удивленная столь странным обстоятельством, она машинально хотела
пододвинуть кресло, стоявшее у стены... Кресло не сдвигалось... Тогда
Адриенна заметила, что и это кресло и вся другая мебель прикреплены
железными лапками к филенкам стены.
Она не могла при этом не улыбнуться, подумав: "Неужели этому
государственному мужу так мало доверяют, что даже мебель приковали к
стене?"
Адриенна старалась вынужденной шуткой заглушить тяжелую тревогу,
увеличивавшуюся с каждой минутой, так как окружающее мертвое молчание
совершенно не вязалось с ее представлением о крупном деловом центре,
насыщенном кипучей деятельностью.
Время от времени девушка слышала только яростные порывы ветра, шум
которого доносился извне.
Прошло более четверти часа, а Балейнье не возвращался.
Адриенне, все более и более испытывавшей нетерпение и беспокойство,
пришло в голову кого-нибудь позвать, чтобы справиться о докторе и
министре. Она поискала глазами сонетку около зеркала: ее не было, да и то,
что она принимала, благодаря полумраку, за зеркало, оказалось листом
блестящей, отполированной жести. Разглядывая это странное украшение
камина, она задела бронзовый подсвечник, который точно так же был
привинчен к мрамору каминной доски. При известном настроении духа всякая
мелочь принимает ужасающие пропорции. Эти прикрепленные подсвечники и
мебель, этот жестяной лист вместо зеркала, мертвая тишина, долгое
отсутствие Балейнье так сильно повлияли на Адриенну, что она почувствовала
какой-то тайный ужас. Но ее доверие к врачу было настолько сильно, что
девушка даже упрекала себя за свой испуг, твердя, что он совершенно
неоснователен, так как все, что ее поразило, пустяки, а отсутствие
Балейнье затянулась, вероятно, потому что министр был занят и не мог еще
их принять.
Но как она себя ни успокаивала, страх был настолько велик, что она
решилась на поступок, несвойственный ее натуре. Она подошла к маленькой
двери, куда исчез доктор, прислушалась, притаив дыхание.
То же мертвое молчание.
Вдруг над головой раздался какой-то глухой и тяжелый стук, как от
падения тела, и Адриенне послышался сдавленный стон. Подняв голову, она
увидела, что с потолка осыпалась часть штукатурки. Не имея больше сил
сдерживать ужас, девушка бросилась к входной двери, чтобы кого-нибудь
позвать. Дверь оказалась запертой снаружи. Между тем Адриенна не слыхала
звука замка, ключ от которого находился с той стороны двери. Все более и
более пугаясь, она кинулась к маленькой двери, в которую ушел Балейнье.
Эта дверь тоже была заперта... Желая во что бы то ни стало справиться с
охватившим ее ужасом, Адриенна призвала на помощь всю твердость своего
духа и попыталась успокоиться.
- Я, верно, ошиблась, - говорила она себе. - Я слышала только стук,
никакого стона не было... это все воображение... Правдоподобнее в тысячу
раз, что упало что-то, а не кто-то!.. Но эти запертые двери?.. Быть может,
меня нечаянно заперли, не зная, что я тут?..
Произнося эти слова, Адриенна призадумалась, но ненадолго. Справившись
с волнением, она сказала твердым голосом:
- Обманывать себя и заглушать тревогу нелепо... необходимо выяснить
свое положение. Несомненно, что я не у министра... Это ясно видно из
всего... Значит, господин Балейнье меня обманул?.. Но зачем, с какой целью
он это сделал и куда он меня привез?
Ни на один из этих вопросов Адриенна ответить не могла. Одно было ясно
- что она стала жертвой коварства доктора. Но для этой честной,
великодушной души подобное предположение было столь ужасно, что она
старалась как-нибудь отогнать эту мысль, вспоминая о той доверчивой
дружбе, с какой она всегда относилась к доктору.
- Как легко под влиянием слабости и страха прийти к самым
несправедливым предположениям! - подумала она с горечью. - Поверить такой
низости можно только тогда, когда дойдешь до крайности или когда
очевидность неоспорима... Попытаюсь позвать кого-нибудь... это
единственный способ во всем удостовериться. - Затем, вспомнив, что сонетки
нет, она прибавила: - Ну, что же! будем стучать, должен же кто-нибудь
прийти! И Адриенна начала легонько стучать в дверь своим нежным кулачком.
По глухому звуку, издаваемому дверью, можно было судить о ее значительной
толщине.
Ответа не было.
Адриенна побежала к другой двери. Тот же результат, то же мертвое
молчание, прерываемое время от времени воем ветра.
- Я не трусливее других, - сказала, вздрогнув, девушка, - но не знаю,
смертельный ли холод, царящий здесь тому виною... но я вся дрожу... Я
стараюсь успокоиться, удержаться от всякого проявления слабости, но,
право, мне кажется, всякий на Моем месте нашел бы, что все это очень...
странно... и страшно...
Вдруг в комнате, находившейся над той, где была Адриенна, раздались
яростные крики, похожие скорее на дикое, страшное рычание, а затем
послышался глухой, яростный и отрывистый топот, сотрясавший потолок, как
будто несколько человек отчаянно боролись между собой. Адриенна
побледнела, как полотно, и с криком ужаса бросилась к одному из окон, раму
которого ей удалось разом открыть. Страшный порыв ветра со снегом вместе
ворвался в комнату, ударил в лицо Адриенне, всколыхнул пламя лампы,
которое чадно вспыхнуло, а затем погасил его... Оставшись в полной
темноте, судорожно уцепившись за решетку, которой было заделано окно,
мадемуазель де Кардовилль, уступая наконец долго подавляемому чувству
страха, хотела звать на помощь, но представившаяся ее глазам картина
заставила ее онеметь от ужаса. Против окна, совсем близко, возвышалось
такое же здание, как то, в котором находилась Адриенна. Прямо против
Адриенны, во мраке ночи выделялось ярко освещенное окно. На нем не было
занавесок, и Адриенна ясно могла различить длинную, белую фигуру,
истощенную, исхудавшую, которая волочила за собой что-то длинное, вроде
савана и быстро ходила взад и вперед около окна непрерывной порывистой
походкой.
При виде этого освещенного окна Адриенна, не имея сил оторвать глаз от
зловещего зрелища, первые минуты стояла как зачарованная, а затем, совсем
обезумев от испуга, начала призывать на помощь, цепляясь за перекладины
решетки и конвульсивно сжимая их. Через несколько секунд в комнату
неслышно вошли две высокие женщины. Их прихода Адриенна не заметила; она
продолжала звать на помощь, не отрываясь от окна.
Вошедшие женщины, лет сорока или сорока пяти от роду, одетые грязно и
неряшливо, как служанки низшего разряда, отличались необыкновенно
мужеподобным и сильным телосложением. Их длинные полотняные фартуки,
вырезанные у ворота, падали до самых ног. У одной из них, державшей в
руках лампу, было широкое, лоснящееся, красное лицо, с толстым носом,
усеянным угрями, маленькие зеленые глаза и всклокоченные, мочального цвета
волосы, небрежно засунутые под грязный белый чепчик. Другая женщина,
желтая, сухая и костлявая, носила траурный чепчик, плотно облегавший
худое, пергаментное, землистого цвета лицо, изуродованное оспой; густые,
черные брови резко выделялись на нем, а на верхней губе виднелись следы
седоватых усов. Она держала в руках какую-то длинную серую полотняную
одежду странного покроя. Увидев Адриенну у окна, одна из них подошла к
камину, чтобы поставить на него лампу, а другая неслышно приблизилась к
призывавшей на помощь девушке и положила ей на плечо громадную худую руку.
Адриенна быстро повернулась и, внезапно увидев перед собой эту женщину,
закричала еще громче.
Но после первой минуты испуга мадемуазель де Кардовилль опомнилась и
даже отчасти успокоилась. Несмотря на отталкивающую наружность, эта
женщина все-таки была живым существом, которому можно было задать вопрос.
Адриенна живо воскликнула изменившимся голосом:
- Где господин Балейнье?
Женщины переглянулись, обменялись знаком и не ответили ни слова.
- Я вас спрашиваю, мадам, где господин Балейнье, с которым я приехала?
- повторила свой вопрос Адриенна. - Где он, я хочу его сейчас же видеть...
- Ой уехал, - отвечала толстуха.
- Уехал без меня? - воскликнула девушка. - Господи, да что же это
значит?..
Затем после минутного раздумья она прибавила:
- Наймите мне карету.
Женщины переглянулись, пожимая плечами.
- Я вас прошу, мадам, - повторила Адриенна, стараясь сдержаться, -
сходить мне за каретой, если господин Балейнье уехал без меня... Я хочу
уехать отсюда...
- Ну, ну, - сказала толстая женщина (ее звали Томас), не обращая ни
малейшего внимания на слова Адриенны, - пора спать...
- Спать? - с ужасом воскликнула мадемуазель де Кардовилль. - Господи,
можно, кажется, с ума сойти... - Затем она прибавила, обращаясь к ним
обеим:
- Что это за дом? Где я? Отвечайте!
- А это такой дом, - грубо заметила Томас, - где нельзя вот эдак-то
кричать в окошки...
- И где ламп тушить не полагается, - прибавила другая, которую звали
Жервезой, - а не то мы рассердимся...
Адриенна беспомощно глядела на них обеих, дрожа от страха и не находя
слов, чтобы выразить свое недоумение; она ничего не могла понять в том,
что происходило. Затем, сообразив как будто, в чем дело, она воскликнула:
- Я догадываюсь... Несомненно, произошло недоразумение... иначе я не
могу этого объяснить... Конечно, недоразумение... Вы меня принимаете за
другую... Знаете ли вы, кто я?.. Я Адриенна де Кардовиль! Вы видите,
значит, я могу уйти, куда хочу... удержать меня силой никто не имеет
права... Поэтому приказываю вам сейчас же сходить для меня за каретой...
Если здесь их нет... то пусть меня кто-нибудь проводит ко мне, на
Вавилонскую улицу в особняк Сен-Дизье. Я щедро награжу провожатого и вас
также...
- Ну, скоро вы кончите? - прервала ее Томас. - И к чему вся эта
болтовня?
- Берегитесь, - продолжала Адриенна, желая употребить все средства. -
Если вы меня станете удерживать силой... это может иметь плохие для вас
последствия... Вы не знаете, чему подвергаетесь...
- Пойдете вы спать или нет? - грубо и нетерпеливо крикнула Жервеза.
- Послушайте, мадам, - порывисто заговорила Адриенна. - Выпустите
меня... я каждой из вас дам по две тысячи... Мало? Ну по десяти... по
двадцати... словом, сколько захотите... я богата... но пустите меня...
Господи... пустите... я не хочу здесь оставаться! я боюсь!.. - с
отчаянием, раздирающим голосом молила Адриенна.
- Двадцать тысяч!.. А? Каково? Слыхала, Томас?
- Оставь ее, вечно у них всех одна песня!
Адриенна, видя свое отчаянное положение, собрала всю энергию и заявила
как могла решительнее:
- Ах, вот как! Ну, хорошо... Если на вас не действуют ни доводы, ни
мольбы, ни угрозы, то я вам объявляю прямо, что не хочу здесь оставаться и