Страница:
Следуя замыслу режиссера, В. Валайтис внес и свое отношение к образу как символу зла, той силы, что стоит на пути героев. Вот каким воспринимала его героя критика 1970-х: «Скарпиа В. Валайтиса утончен, изощрен, коварен. Он холоден и жесток, но скрывает это за безупречно аристократической манерой поведения, ощутимой в очень аккуратных жестах, корректных позах, «благородной», горделивой осанке. И лишь однажды этот Скарпиа не может сдержать себя. Объяснив Тоске, какой ценой возможно спасти Марио, и увидев смятение певицы, в неосознанном порыве кинувшейся к дверям, этот Скарпиа с грубым хохотом валится в кресло. Вот здесь он на минуту позволяет себе сбросить аристократическую манерность и приоткрыть естество свое – гнусное в ощущении неоспоримой власти над человеком, жестокое, садистически извращенное». «Трудная задача стояла перед исполнителем партии Скарпиа; здесь особенно легко было поддаться соблазну штампованного мелодраматизма, – писал в своей рецензии на спектакль И. Нестьев. – Полностью избежал этой опасности В. Валайтис: его Скарпиа строг и по-настоящему драматичен – без искусственного нажима. Точность внешнего рисунка и свобода, внутренняя мощь вокальной интерпретации помогли ему вылепить сильную и зловещую фигуру циничного карателя».
Эбн-Хакиа. «Иоланта»
Обладатель лирико-драматического баритона богатого тембра, артист большого сценического темперамента и высокого профессионализма, Владимир Валайтис создал на сцене Большого театра более пятидесяти самых разноплановых образов. Это были всегда живые люди, а не оперные маски. Экспансивный Форд в «Фальстафе», мужественный Эскамильо в «Кармен», горячный и вместе с тем скрытный Амонасро в «Аиде», в котором сочетались величие и простота, испытывающий глубокую душевную борьбу после пережитой трагедии Алексей в «Повести о настоящем человеке» С.С. Прокофьева… Все это различные по характеру образы, в которых, по оценке Бориса Хайкина, у Валайтиса «не ощущаешь никакой искусственности, никакой «игры»… Валайтис ничего фальшивого не примет. Интуиция подскажет ему самый естественный и самый правдоподобный путь. Он никогда не будет искать, как показать себя. Он не прибегнет ни к каким внешним эффектам».
Работая над образом Алексея Мересьева, артист, по его словам, старался воплотить и то, что заложено в музыке Прокофьева, и то, что сам он познал в военное лихолетье. «В опере, например, есть эпизод, – рассказывал Владимир Антонович, – когда раненого Алексея находят в лесу мальчики, он лежит в землянке деда Михайлы, потом за ним прилетает его друг, летчик Андрей Дегтяренко. Каждый раз в этот момент у меня буквально перехватывало дыхание. Я вспоминал, как в 1944 году – это было в Румынии – я ехал в полк, вдруг меня остановил на дороге крестьянин. «Здесь ваш летчик», – сказал он на ломаном русском языке. Оказывается, ночью самолет, возвращаясь с боевого задания, обледенел и разбился. Пилот уцелел чудом. Я доставил его к нам на полевой аэродром; туда за ним прилетели товарищи, считавшие его погибшим. Радость их встречи мне никогда не забыть…»
Последней новой работой Владимира Валайтиса была партия Яго в опере Верди «Отелло», которую в 1978 году поставил на сцене Большого театра Б.А. Покровский.
Среди других партий в репертуаре певца: Петур Бан («Банк Бан» Ф. Эркеля), Эбн-Хакиа («Иоланта» П.И. Чайковского), Щелкалов, Рангони («Борис Годунов» М.П. Мусоргского), Шакловитый («Хованщина» Мусоргского). Он был первым исполнителем многих партий в советских операх: Лейтенант Канзафаров («Джалиль» Н.Г. Жиганова), Иван Трофимович («Не только любовь» Р.К Щедрина), Андрей («Октябрь» В.И. Мурадели), Беринг («Оптимистическая трагедия» А.Н. Холминова), Студент-сказочник («Снежная королева» М.Р. Раухвергера), Фон Вихров («Семен Котко» С.С. Прокофьева), Прокурор («Мертвые души» Щедрина).
Народный артист РСФСР (1973).
С 1980 года заведовал стажерской группой Большого театра.
Был на гастролях в ГДР, Италии и Канаде. Занимался концертной деятельностью. Вместе с В.Н. Левко участвовал в первом исполнении «Реквиема» Д.Б. Кабалевского на стихи Р.И. Рождественского, посвященного памяти героев, павших в Великой Отечественной войне (1963). «Я пел: Если умру – стану травой. Стану листвой. Дымом костра. Вешней землей. Ранней звездой…» Пел: «Мечту пронесите через годы и жизнью наполните!.. Но о тех, кто уже не придет никогда, заклинаю – помните!» – вспоминал певец. – И будто вновь держал в своих руках окровавленный, пробитый осколком партбилет командира роты, вновь видел перед собой застывшие лица двух наших радисток, совсем еще девочек, погибших под Миллерово…»
Каждый год 9 Мая Владимир Антонович приходил в сквер Большого театра повидаться с товарищами из 26-го полка 17-й воздушной армии, вспомнить тех, кто не вернулся с войны. В этот день у него никогда не было спектакля…
Помимо многих медалей, Владимир Валайтис был награжден орденами Октябрьской Революции (1976) и Отечественной войны II степени (1985).
Умер артист в Москве 2 мая 1987 года. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
В собрании Гостелерадиофонда голос певца можно услышать в партиях Скарпиа («Тоска» Дж. Пуччини), Голландца («Летучий голландец» Р. Вагнера), Валентина («Фауст» Ш. Гуно), Родриго, Риголетто, Форда, Яго («Дон Карлос», «Риголетто», «Фальстаф» «Отелло» Дж. Верди), Шакловитого («Хованщина» М.П. Мусоргского), Князя Игоря («Князь Игорь» А.П. Бородина), Мазепы, Елецкого и Томского («Мазепа», «Пиковая дама» П.И. Чайковского), Петруччио («Укрощение строптивой» В.Я. Шебалина). Среди наиболее интересных записей – Речитатив и ария Графа Альмавивы из оперы В.А. Моцарта «Свадьба Фигаро», Куплеты Эскамильо из оперы Ж.Бизе «Кармен» (дирижер М.Ф. Эрмлер, 1961), Сцена и дуэт Любаши и Грязного (с И.К. Архиповой; дирижер Ф.Ш. Мансуров, 1972), «Реквием» Д.Б. Кабалевского (с В.Н. Левко; детский хор Института художественного воспитания и симфонический оркестр Московской государственной филармонии под управлением автора, 1964 ). Кроме того, в исполнении певца записаны песни Л.В. Афанасьева, М.М. Кажлаева, В.И. Мурадели, А.Г. Новикова, А.И. Островского, А.Н. Пахмутовой, С.С.Туликова…
Голос певца звучит в фильме-опере «Иоланта» (1963, режиссер В.М. Горрикер).
Оперные записи: «Иван Сусанин» (Гонец, дирижер Б.Э. Хайкин, 1958); «Фальстаф» (Форд, дирижер – А.Ш. Мелик-Пашаев, 1965); «Дон Карлос» (Родриго, дирижер А. Найденов, 1970); «Царская невеста» (Грязной, дирижер Мансуров, 1973); «Семен Котко» (Фон Вихров, дирижер Г.Н. Рождественский, 1973); «Пиковая дама» (Томский – Златогор, дирижер М.Ф. Эрмлер, 1974, «Мелодия»; CD, 2007); «Иоланта» (Эбн-Хакиа, дирижер Эрмлер, 1976 ); «Мертвые души» (Прокурор, дирижер Ю.Х. Темирканов, 1982). По мнению коллег, голос певца очень удачно – красиво и мягко ложился на пленку. «Недавно я услышал по радио трансляцию оперы П. Чайковского «Пиковая дама». Всех узнал, все мне понравилось, хотя я и часто критикую наши не совсем совершенные записи. Но партия Томского была спета так ровно, правдиво, с такой экспрессией, что я невольно подумал – а как бы хорошо и теперь иметь в труппе такого «крепкого» баритона, – говорил А.И. Орфенов. – И был крайне удивлен, когда объявили, что партию Томского пел Владимир Валайтис! Он вошел в историю Большого театра благодаря также многим записям в «золотой фонд» как классических опер, так и новых, созданных талантливыми композиторами – нашими современниками».
«Исполнительской манере В. Валайтиса чужды нарочитая оперная насыщенность, напряженность, штампы. Он мужественен и убедителен во всем, что исполняет, никогда не теряет своего творческого лица, всегда стремится быть предельно простым и естественным», – таким запомнился артист не только коллегам по сцене, но и многочисленным зрителям, которые выходили после спектаклей с участием певца вдохновленными его сильными образами.
Т.М.
Ведерников Александр Филиппович
Обладатель лирико-драматического баритона богатого тембра, артист большого сценического темперамента и высокого профессионализма, Владимир Валайтис создал на сцене Большого театра более пятидесяти самых разноплановых образов. Это были всегда живые люди, а не оперные маски. Экспансивный Форд в «Фальстафе», мужественный Эскамильо в «Кармен», горячный и вместе с тем скрытный Амонасро в «Аиде», в котором сочетались величие и простота, испытывающий глубокую душевную борьбу после пережитой трагедии Алексей в «Повести о настоящем человеке» С.С. Прокофьева… Все это различные по характеру образы, в которых, по оценке Бориса Хайкина, у Валайтиса «не ощущаешь никакой искусственности, никакой «игры»… Валайтис ничего фальшивого не примет. Интуиция подскажет ему самый естественный и самый правдоподобный путь. Он никогда не будет искать, как показать себя. Он не прибегнет ни к каким внешним эффектам».
Работая над образом Алексея Мересьева, артист, по его словам, старался воплотить и то, что заложено в музыке Прокофьева, и то, что сам он познал в военное лихолетье. «В опере, например, есть эпизод, – рассказывал Владимир Антонович, – когда раненого Алексея находят в лесу мальчики, он лежит в землянке деда Михайлы, потом за ним прилетает его друг, летчик Андрей Дегтяренко. Каждый раз в этот момент у меня буквально перехватывало дыхание. Я вспоминал, как в 1944 году – это было в Румынии – я ехал в полк, вдруг меня остановил на дороге крестьянин. «Здесь ваш летчик», – сказал он на ломаном русском языке. Оказывается, ночью самолет, возвращаясь с боевого задания, обледенел и разбился. Пилот уцелел чудом. Я доставил его к нам на полевой аэродром; туда за ним прилетели товарищи, считавшие его погибшим. Радость их встречи мне никогда не забыть…»
Последней новой работой Владимира Валайтиса была партия Яго в опере Верди «Отелло», которую в 1978 году поставил на сцене Большого театра Б.А. Покровский.
Среди других партий в репертуаре певца: Петур Бан («Банк Бан» Ф. Эркеля), Эбн-Хакиа («Иоланта» П.И. Чайковского), Щелкалов, Рангони («Борис Годунов» М.П. Мусоргского), Шакловитый («Хованщина» Мусоргского). Он был первым исполнителем многих партий в советских операх: Лейтенант Канзафаров («Джалиль» Н.Г. Жиганова), Иван Трофимович («Не только любовь» Р.К Щедрина), Андрей («Октябрь» В.И. Мурадели), Беринг («Оптимистическая трагедия» А.Н. Холминова), Студент-сказочник («Снежная королева» М.Р. Раухвергера), Фон Вихров («Семен Котко» С.С. Прокофьева), Прокурор («Мертвые души» Щедрина).
Народный артист РСФСР (1973).
С 1980 года заведовал стажерской группой Большого театра.
Был на гастролях в ГДР, Италии и Канаде. Занимался концертной деятельностью. Вместе с В.Н. Левко участвовал в первом исполнении «Реквиема» Д.Б. Кабалевского на стихи Р.И. Рождественского, посвященного памяти героев, павших в Великой Отечественной войне (1963). «Я пел: Если умру – стану травой. Стану листвой. Дымом костра. Вешней землей. Ранней звездой…» Пел: «Мечту пронесите через годы и жизнью наполните!.. Но о тех, кто уже не придет никогда, заклинаю – помните!» – вспоминал певец. – И будто вновь держал в своих руках окровавленный, пробитый осколком партбилет командира роты, вновь видел перед собой застывшие лица двух наших радисток, совсем еще девочек, погибших под Миллерово…»
Каждый год 9 Мая Владимир Антонович приходил в сквер Большого театра повидаться с товарищами из 26-го полка 17-й воздушной армии, вспомнить тех, кто не вернулся с войны. В этот день у него никогда не было спектакля…
Помимо многих медалей, Владимир Валайтис был награжден орденами Октябрьской Революции (1976) и Отечественной войны II степени (1985).
Умер артист в Москве 2 мая 1987 года. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
В собрании Гостелерадиофонда голос певца можно услышать в партиях Скарпиа («Тоска» Дж. Пуччини), Голландца («Летучий голландец» Р. Вагнера), Валентина («Фауст» Ш. Гуно), Родриго, Риголетто, Форда, Яго («Дон Карлос», «Риголетто», «Фальстаф» «Отелло» Дж. Верди), Шакловитого («Хованщина» М.П. Мусоргского), Князя Игоря («Князь Игорь» А.П. Бородина), Мазепы, Елецкого и Томского («Мазепа», «Пиковая дама» П.И. Чайковского), Петруччио («Укрощение строптивой» В.Я. Шебалина). Среди наиболее интересных записей – Речитатив и ария Графа Альмавивы из оперы В.А. Моцарта «Свадьба Фигаро», Куплеты Эскамильо из оперы Ж.Бизе «Кармен» (дирижер М.Ф. Эрмлер, 1961), Сцена и дуэт Любаши и Грязного (с И.К. Архиповой; дирижер Ф.Ш. Мансуров, 1972), «Реквием» Д.Б. Кабалевского (с В.Н. Левко; детский хор Института художественного воспитания и симфонический оркестр Московской государственной филармонии под управлением автора, 1964 ). Кроме того, в исполнении певца записаны песни Л.В. Афанасьева, М.М. Кажлаева, В.И. Мурадели, А.Г. Новикова, А.И. Островского, А.Н. Пахмутовой, С.С.Туликова…
Голос певца звучит в фильме-опере «Иоланта» (1963, режиссер В.М. Горрикер).
Оперные записи: «Иван Сусанин» (Гонец, дирижер Б.Э. Хайкин, 1958); «Фальстаф» (Форд, дирижер – А.Ш. Мелик-Пашаев, 1965); «Дон Карлос» (Родриго, дирижер А. Найденов, 1970); «Царская невеста» (Грязной, дирижер Мансуров, 1973); «Семен Котко» (Фон Вихров, дирижер Г.Н. Рождественский, 1973); «Пиковая дама» (Томский – Златогор, дирижер М.Ф. Эрмлер, 1974, «Мелодия»; CD, 2007); «Иоланта» (Эбн-Хакиа, дирижер Эрмлер, 1976 ); «Мертвые души» (Прокурор, дирижер Ю.Х. Темирканов, 1982). По мнению коллег, голос певца очень удачно – красиво и мягко ложился на пленку. «Недавно я услышал по радио трансляцию оперы П. Чайковского «Пиковая дама». Всех узнал, все мне понравилось, хотя я и часто критикую наши не совсем совершенные записи. Но партия Томского была спета так ровно, правдиво, с такой экспрессией, что я невольно подумал – а как бы хорошо и теперь иметь в труппе такого «крепкого» баритона, – говорил А.И. Орфенов. – И был крайне удивлен, когда объявили, что партию Томского пел Владимир Валайтис! Он вошел в историю Большого театра благодаря также многим записям в «золотой фонд» как классических опер, так и новых, созданных талантливыми композиторами – нашими современниками».
«Исполнительской манере В. Валайтиса чужды нарочитая оперная насыщенность, напряженность, штампы. Он мужественен и убедителен во всем, что исполняет, никогда не теряет своего творческого лица, всегда стремится быть предельно простым и естественным», – таким запомнился артист не только коллегам по сцене, но и многочисленным зрителям, которые выходили после спектаклей с участием певца вдохновленными его сильными образами.
Т.М.
Ведерников Александр Филиппович
бас
род. 1927
Холмы, заросшие пихтой, посеребренный церковный купол, сияющий чуть ли не за двадцать верст. Цепь больших и малых оврагов, за ней – дремучие леса… Образ родины – северной Руси, вятской земли – для Александра Филипповича Ведерникова дорог с рождения и вовеки. Подобно корням, питающим дерево, он держит его всю жизнь, как и полетная, всему этому простору созвучная русская песня – «в нашем селе запоют – в соседнем откликнутся», с которой началось восхождение к музыке, пению, родной культуре.
Услышав мальчишкой по старому радиорепродуктору увертюру к опере М.И. Глинки «Руслан и Людмила», он сразу узнал в этой музыке свою родину. С тех пор не покидало видение: над всей Россией, на коне с картины Петрова-Водкина, будто спутник, будто птица-тройка, проносится всадник, как позже прочтется в стихах поэта Николая Рубцова, «неведомый сын удивительных вольных племен», а мимо мчатся селения, огни «неподвижных больших деревень», среди которых и огонек его родительского дома. Здесь, у Ведерниковых, собирался народ просто попеть, отвести в песне душу, а он подтягивал взрослым своим тогда высоким дискантом.
Иван Хованский. «Хованщина»
Александр Ведерников родился 23 декабря 1927 года в старинном селе Мокино Вятской области в крестьянской семье. Вятка осталась в его памяти с тех пор как легенда, где вся жизнь была пронизана песнью: «Мои родители жили на Вятке кланом, все в одном доме – пять братьев и среди них мой отец. Вся семья занималась ремеслом: делали тарантасы – это старинное ремесло. Делали рабочие кареты и на выезд – парадные, чтобы втулочки латунные, чтобы сбруя играла, чтобы сама кошелка была сплетена как следует, черным лаком покрыта. Работали и день и ночь. Сами были кузнецы, сами столяры, сами плотники, шорники…Сами плели кузова и возили на ярмарку. Все братья обладали хорошими голосами. У отца был бас, были и тенора. И я заслушивался их многоголосием. Когда родные мои пели за работой, а это было почти всегда, вся деревня собиралась слушать. И я с тех пор многие песни знал и общеизвестные, и местные, деревенские… Пел вместе со всеми. А когда у нас бывали гости, пел гостям и соло – за пятачок. Была у меня кошка-копилка с прорезью. «Ну-ка, Сашка, спой!» – говорили мне. Я – на стул, за спинку брался и пел. Кто пятак, кто три копейки положит. На эти сбережения покупал я себе краски и карандаши».
Дальше детство и юность прошли на Южном Урале, в Челябинской области, куда семья переехала в 1930-е годы, когда началось раскулачивание. Жил в г. Копейске, окончил школу в г. Еманжелинске. Отец работал плотником, потом строителем, мама окончила курсы и стала медсестрой.
«Мне повезло: в детстве я сразу соприкоснулся с замечательными людьми, которые были связаны с искусством, с миром прекрасного и излучали это прекрасное, и я заразился им сам, – вспоминает Александр Филиппович. – Заразился и уже пронес через всю свою жизнь, хоть жил и в бараках, и впроголодь. Время-то какое было – война… Отец на фронте. Сколько я тогда профессий всяких сменил! И учеником токаря был, и в слесарке работал, и чернорабочим. Дома с коровой забот невпроворот. В колхозе копали по весне подстылую прошлогоднюю картошку… И учиться надо. Одна отрада – сходить в клуб, попеть, порисовать. Мама у меня добрая была. Помню, все стены в комнате изрисовал – бумагу-то где взять. Душа рвалась к искусству».
Его предки были людьми мастеровыми – столяры, плотники, кузнецы, шорники, они делали тарантасы в его родном старинном вятском селе Мокине. Вот и он поначалу пошел по мастеровой стезе: в конце войны поступил в только открывшийся, а в 1947-м окончил Уральский горный техникум в городе Коркине по специальности «горный мастер». Но рвение к искусству не давало покоя – одновременно с учебой пел в народном хоре, рисовал, выступал на самодеятельной сцене в клубе «Горняк». «Клуб этот сыграл в моей жизни большую роль, – рассказывает А.Ф. Ведерников. – Там я начал заниматься в самодеятельности. Пел и рисовал. Кружок рисования вел у нас Даниил Лидер (впоследствии известный театральный художник. – Т.М.). Он оказал на меня тогда большое влияние. Часто просил меня спеть и говорил, что из меня может хороший певец получиться».
Мельник в «Русалке» А.С. Даргомыжского – первая оперная партия, в которой вышел Александр Ведерников на первую же в своей жизни сцену. Было это в конце войны, в г. Коркине, во время учебы в техникуме. С тех пор знает всю оперу наизусть. А партия Мельника станет впоследствии одной из выдающихся в творческой судьбе артиста.
По окончании техникума начал работать по специальности. Мечтал стать художником и поступить в Свердловское художественное училище. Увлечение живописью он пронесет через всю жизнь. Но вышло так, что пересилила тяга к музыке. В 1947 году, сдав экзамены, будущий певец был принят в Свердловское музыкальное училище.
Окончив два курса Свердловского музучилища, где занимался у педагога М.М. Уместнова, из бывших дворян, прошедших школу пения в Италии, в 1949-м поступил в Московскую консерваторию. Приехал в Москву с фанерным чемоданом, который сделал сам, и первую ночь, подложив его под голову, провел на консерваторской скамейке, у цветущих акаций, где теперь стоит памятник П.И. Чайковскому. В классе солиста Большого театра бас-баритона А.И. Батурина учился вместе с Николаем Гяуровым. Был Сталинским стипендиатом. На третьем курсе оба они перейдут к Р.Я. Альперт-Хасиной. «Она была как бы «лазарет» в консерватории, – говорит о своем педагоге артист. – У кого испортили голос – к ней. Так и мы с Гяуровым. Очень сложный был переход, но необходимый. Подстегнул случай: Батурин привел нас к Голованову, который, послушав меня, сказал: «Поешь одной краской».
В студенческие годы он был счастлив любой возможности хоть с галерки послушать М.Д. Михайлова, Н.А. Обухову, А.С. Пирогова, С.Я. Лемешева, Е.В. Шумскую, М.П. Максакову, попасть в Большой на «Евгения Онегина», «Князя Игоря», «Русалку»… Сам с упоением работал в спектаклях Оперной студии консерватории. До сих пор с особенной теплотой вспоминает певец постановки студийного режиссера Бориса Афонина, которые пленили его своей художественной правдой. Начав с Мороза в «Снегурочке» Н.А. Римского-Корсакова, Ведерников обратил на себя внимание в спектаклях Оперной студии в партиях Дона Базилио («Севильский цирюльник» Дж. Россини) и Собакина («Царская невеста» Н.А. Римского-Корсакова). А в 1953 году пришла первая большая награда: Александр Ведерников получил вторую премию и серебряную медаль на IV Всемирном фестивале молодежи и студентов в Бухаресте.
По окончании консерватории, в 1955 году Ведерников неожиданно для себя был приглашен в Ленинградский театр оперы и балета им. С.М. Кирова. Не все складывалась гладко, не все получалось сразу. По словам самого артиста, началось время поиска. В течение сезонов 1955–1958 гг., выступая в партиях Фарлафа, Варяжского гостя, Гремина, Лепорелло, он снискал заслуженное признание. В этот период молодой певец становится лауреатом и получает золотую медаль Международного конкурса вокалистов им. Р. Шумана в Берлине (1956). Как рассказывает Александр Филиппович, настал час, когда ему очень захотелось спеть Сусанина. Стал готовить партию. Спел один раз, второй… И вдруг приходит телеграмма с приглашением выступить в «Иване Сусанине» в Большом театре. Тогда здесь шла смена поколений. И театр был заинтересован в новых силах.
«Царская невеста». Марфа – Б. Руденко, Собакин – А. Ведерников
Дебют Александра Ведерникова в партии Ивана Сусанина (постановка Л.В. Баратова) на сцене Большого театра состоялся в 1957 году, после чего певец был приглашен в прославленную труппу. «Сусанин был тот оселок, – скажет позже певец, – на котором я оттачивал голос». Придя в Большой театр в то время, когда здесь еще пели такие басы, как М.Д. Михайлов, А.С. Пирогов, А.Ф. Кривченя, восходили к своим вершинам И.И. Петров, А.П. Огнивцев, Ведерников искал свой путь в создании сценических образов, преодолевая сложившиеся стереотипы. И каждая новая роль артиста становилась событием в музыкальной жизни.
«Замечательный был артист Алексей Кривченя, – рассказывает Александр Филиппович. – Огромной, стихийной мощи, фантастического перевоплощения, самобытный, характерный. Мы пели вместе в «Борисе Годунове»: он – Пимена, я – Варлаама, которого студентом консерватории застал в его исполнении. Я слушал его часто и многое перенял у него. Учился у всех… Новые исполнители – иные образы. Но передо мной, как сейчас, непревзойденные Галицкий (Александр Пирогов), Сусанин (Максим Михайлов), Варлаам (Алексей Кривченя)… Как ориентиры, как маяки».
В 1961 году впервые был организован обмен группами артистов-стажеров между Большим театром и миланским Ла Скала, и Ведерников был направлен в Италию. Среди молодых певцов, поехавших тогда на первую стажировку в Милан, были и Тамара Милашкина, Нодар Андгуладзе… Через год после стажировки 1961–1962 гг. у знаменитого маэстро Дж. Барра Александр Ведерников уже покорял взыскательную миланскую публику в спектаклях Большого театра, приехавшего в Ла Скала на гастроли.
Самородок, достойный продолжатель блестящей плеяды русских басов, шаляпинских традиций в оперном искусстве, в 1957–1990 годах Александр Ведерников – ведущий солист Большого театра с обширнейшим отечественным и зарубежным репертуаром. Вершинные сценические создания артиста, потрясающие мощью и эпическим размахом, связаны прежде всего с русской оперной классикой.
На протяжении всей своей творческой жизни А.Ф. Ведерников выступал в партии Ивана Сусанина, с которой начинал свою певческую карьеру. Много раз открывал он по ранее заведенной традиции Большого этим спектаклем театральные сезоны. Исполненная артистом более 100 раз, вслед за его непревзойденным предшественником М.Д. Михайловым, эта роль поражала слушателя достоверностью народного характера, жертвенностью героя М.И. Глинки как явления русского духа.
О Ведерникове – Мельнике в «Русалке» А.С. Даргомыжского восторженно отзывался композитор Г.В. Свиридов, считавший певца исполнителем-творцом ярко выраженной национальной стихии «и его воспарения художественные» просто грандиозными: «Он лучший артист, кого я видел в этой партии, а видел я многих прекрасных артистов, в том числе, например, Александра Пирогова. У Пирогова это был романтический персонаж, Ведерников же трагичен».
Среди более 30 разнохарактерных партий, исполненных артистом на сцене Большого театра, также: Гремин в «Евгении Онегине» П.И. Чайковского, Собакин в «Царской невесте», Варяжский гость в «Садко», Царь Салтан в «Сказке о царе Салтане», Дед Мороз в «Снегурочке», Князь Юрий в «Сказании о невидимом граде Китеже и деве Февронии», Сальери в «Моцарте и Сальери» Н.А. Римского-Корсакова, Галицкий и Кончак в «Князе Игоре» А.П. Бородина, Пимен, Варлаам и Борис Годунов в «Борисе Годунове», Досифей и Иван Хованский в «Хованщине» М.П. Мусоргского, Фарлаф и Руслан в «Руслане и Людмиле» М.И. Глинки, Великий Инквизитор и Филипп II в «Дон Карлосе», Рамфис в «Аиде» Дж. Верди, Князь Николай Андреевич Болконский и Кутузов в «Войне и мире» С.С. Прокофьева, Лепорелло в «Каменном госте» А.С. Даргомыжского, Даланд в «Летучем голландце» Р. Вагнера, Дон Базилио в «Севильском цирюльнике» Дж. Россини, Мефистофель в «Фаусте» Ш. Гуно, Судья в «Вертере» Ж. Массне. И каждая из них – самобытный, психологически выверенный характер в «предлагаемых обстоятельствах» эпохи, литературного источника, музыкальной драматургии.
Одна из первых ролей в Большом театре – Царь Салтан Ведерникова, по мнению критики, «сыгранный как персонаж балаганный, шутовской… воплощал народный дух масленичных гуляний с их простодушной верой в царство справедливости и добра».
«Партия капитана Даланда у талантливого актера и прекрасного вокалиста А. Ведерникова – словно «выдернута» из вагнеровской партитуры и переключает воображение слушателя и зрителя в совсем иной мир сценических образов, – писал в 1963 году о работе артиста в «Летучем голландце» журнал «Театральная жизнь». – Нечто от Мельника из «Русалки» вдруг проскальзывает в этом действительно с «лукавинкой» человечке, смелом и предприимчивом норвежском владельце маленького судна…»
«Точность и самобытность отличает интерпретацию Кончака у А. Ведерникова. Он всегда глубоко проникает в психологию образов, вокальная его манера отличается благородством и достоинством, каждому молодому артисту есть чему учиться у этого Мастера», – справедливо считала одна из коллег Александра Филипповича по сцене, певица Раиса Котова.
Васков. «Зори здесь тихие»
Александр Ведерников исполнил все басовые партии в операх Мусоргского, по его словам, «великого провидца человеческого духа», идущих на сцене Большого театра, и ни одна из них не была повторением созданного предшественниками. Его царь Борис, по-своему народный характер, нес в себе прежде всего идею кары за грех: никто не имеет права на убийство, ибо потом будет кара за это. Здоровый, полный сил человек, облеченный властью, он несчастен, снедаемый совестью: «О совесть лютая, как страшно ты караешь…» Его Досифей в «Хованщине» воплощал идею жертвы ради любви: духовный вождь Руси уходящей, он видит в будущем, надвигающемся на Отечество, предвестие гибели духовных основ своего народа. Сродни по духу Емельяну Пугачеву, Степану Разину, беглый монах Варлаам Ведерникова в «Борисе Годунове» поражал мощью и эпическим размахом и был в исполнении артиста вовсе не комическим, а драматическим персонажем. Совершенно самобытен на оперной сцене его Иван Хованский – не праздный гуляка, а личность государственного масштаба, радеющая за национальные устои Отечества. По утверждению самого артиста, его натура, творческая индивидуальность «тяготеет к партиям широкого трагедийного плана, глубоких страстей».
В 1982 году фирма грамзаписи «Мелодия» выпустила альбом из двух пластинок с записью А.Ф. Ведерникова, где «соединились» в могуществе образов его Пимен и Варлаам, Борис Годунов, Досифей, Иван Хованский и Шакловитый. Артист замечателен не только в драматических партиях, но и гротескных, комедийных (Дон Базилио, Фарлаф, Лепорелло). Любимая роль артиста в современном репертуаре – Старшина Васков в опере Кирилла Молчанова «Зори здесь тихие» по известной повести Бориса Васильева.
Вокальное мастерство, самобытность и выразительность голоса певца, «богатого тембровыми оттенками, теплого и выразительного, мужественного и какого-то особенно задушевного» (Г.В. Свиридов), озарены огромной силой его художественного дарования. Само появление артиста перед зрителем всегда значительно, всегда событие, тайна. Говоря о воздействии на зрителя Ведерникова-артиста, писатель Владимир Крупин отмечал: «Дон Базилио и Кутузов, Мельник и Досифей – все это не только образы, это возможность показать неисчерпаемость таланта Ведерникова. В любом из воплощений вера в подлинность героя настолько сильна, что кажется – певец не просто создал образ, не просто вжился в него, а именно он и есть Досифей, именно он сошел с ума, горюя о дочери, именно он решает, сдать ли Москву…» А вот как характеризовал искусство певца критик Андрей Золотов: «Ясность взгляда, глубина, серьезность, сила лирического высказывания, отношение к творчеству как высшему проявлению жизни – вот что отличает Ведерникова».
Сальери. «Моцарт и Сальери»
Начиная с 1950-х, певец неоднократно гастролировал, в том числе и с труппой Большого театра, за рубежом. Он выступал во Франции, Ираке, Германии, Англии, Канаде, Швеции, Финляндии, Австрии, Италии и других странах, получив международное признание.
В 1980-х – начале 1990-х годов вслед за дирижером Большого театра Альгисом Жюрайтисом А.Ф. Ведерников возглавлял секцию музыки Всероссийского общества по охране памятников истории и культуры, способствуя возрождению национального музыкального наследия, в частности, музыки доглинковской эпохи.
Творческую личность одного из крупнейших оперных артистов второй половины ХХ века характеризует и масштабная концертная деятельность. Его концертные программы чрезвычайно разнообразны. Творческой манере певца присущи естественность, простота. Александр Ведерников – неповторимый исполнитель русских народных песен и романсов, произведений М.П. Мусоргского, М.И. Глинки, А.С. Даргомыжского, Д.Д. Шостаковича, И.С. Баха, В.А. Моцарта, Л. ван Бетховена, Р. Шумана, Ф. Шуберта, И. Брамса. Ведерников – мастер небольших жанровых зарисовок.
Особая страница биографии певца – работа над музыкой Свиридова, называвшего его человеком «огромного дарования, огромной души, огромного «нутра» и первооткрывателем широкому слушателю своей вокальной музыки. Ведерников – первый исполнитель многих вокальных сочинений композитора, в том числе: «Страны отцов» на стихи А. Исаакяна (1958), «Патетической оратории» на стихи В.В. Маяковского (1959, Большой зал Московской консерватории, дирижер Н.С. Рахлин; впоследствии исполнял в древнегреческом Парфеноне, в лондонском «Фестивал-холле» и других концертных залах на Родине и за рубежом), «Петербургских песен» на стихи А.А.Блока, его циклов на стихи А.С. Пушкина, С.А. Есенина, П.Ж. Беранже, Р. Бернса, а также посвященных ему песен и романсов «Рыбаки на Ладоге», «В Нижнем Новгороде», «Легенда», «Видение». Часто артист и композитор давали совместные концерты, где автор выступал в качестве аккомпаниатора. Георгий Васильевич высоко ценил Александра Ведерникова как выдающуюся личность в отечественной культуре, как подлинно национального художника: «Глубина в нем огромная. Там, где он чувствует музыку, он извлекает, может извлечь из нее всю ее глубину. И передать! Тут он просто несравненный артист, – и необъяснимый». Их сближали общие взгляды, идеалы, понимание искусства. «Сколько раз в жизни подступало ко мне отчаяние, когда я видел, как забываются классика и народная музыка… – говорил композитор. – Но приходили такие люди, как Ведерников, и я понимал – не все пропало!»
Услышав мальчишкой по старому радиорепродуктору увертюру к опере М.И. Глинки «Руслан и Людмила», он сразу узнал в этой музыке свою родину. С тех пор не покидало видение: над всей Россией, на коне с картины Петрова-Водкина, будто спутник, будто птица-тройка, проносится всадник, как позже прочтется в стихах поэта Николая Рубцова, «неведомый сын удивительных вольных племен», а мимо мчатся селения, огни «неподвижных больших деревень», среди которых и огонек его родительского дома. Здесь, у Ведерниковых, собирался народ просто попеть, отвести в песне душу, а он подтягивал взрослым своим тогда высоким дискантом.
Александр Ведерников родился 23 декабря 1927 года в старинном селе Мокино Вятской области в крестьянской семье. Вятка осталась в его памяти с тех пор как легенда, где вся жизнь была пронизана песнью: «Мои родители жили на Вятке кланом, все в одном доме – пять братьев и среди них мой отец. Вся семья занималась ремеслом: делали тарантасы – это старинное ремесло. Делали рабочие кареты и на выезд – парадные, чтобы втулочки латунные, чтобы сбруя играла, чтобы сама кошелка была сплетена как следует, черным лаком покрыта. Работали и день и ночь. Сами были кузнецы, сами столяры, сами плотники, шорники…Сами плели кузова и возили на ярмарку. Все братья обладали хорошими голосами. У отца был бас, были и тенора. И я заслушивался их многоголосием. Когда родные мои пели за работой, а это было почти всегда, вся деревня собиралась слушать. И я с тех пор многие песни знал и общеизвестные, и местные, деревенские… Пел вместе со всеми. А когда у нас бывали гости, пел гостям и соло – за пятачок. Была у меня кошка-копилка с прорезью. «Ну-ка, Сашка, спой!» – говорили мне. Я – на стул, за спинку брался и пел. Кто пятак, кто три копейки положит. На эти сбережения покупал я себе краски и карандаши».
Дальше детство и юность прошли на Южном Урале, в Челябинской области, куда семья переехала в 1930-е годы, когда началось раскулачивание. Жил в г. Копейске, окончил школу в г. Еманжелинске. Отец работал плотником, потом строителем, мама окончила курсы и стала медсестрой.
«Мне повезло: в детстве я сразу соприкоснулся с замечательными людьми, которые были связаны с искусством, с миром прекрасного и излучали это прекрасное, и я заразился им сам, – вспоминает Александр Филиппович. – Заразился и уже пронес через всю свою жизнь, хоть жил и в бараках, и впроголодь. Время-то какое было – война… Отец на фронте. Сколько я тогда профессий всяких сменил! И учеником токаря был, и в слесарке работал, и чернорабочим. Дома с коровой забот невпроворот. В колхозе копали по весне подстылую прошлогоднюю картошку… И учиться надо. Одна отрада – сходить в клуб, попеть, порисовать. Мама у меня добрая была. Помню, все стены в комнате изрисовал – бумагу-то где взять. Душа рвалась к искусству».
Его предки были людьми мастеровыми – столяры, плотники, кузнецы, шорники, они делали тарантасы в его родном старинном вятском селе Мокине. Вот и он поначалу пошел по мастеровой стезе: в конце войны поступил в только открывшийся, а в 1947-м окончил Уральский горный техникум в городе Коркине по специальности «горный мастер». Но рвение к искусству не давало покоя – одновременно с учебой пел в народном хоре, рисовал, выступал на самодеятельной сцене в клубе «Горняк». «Клуб этот сыграл в моей жизни большую роль, – рассказывает А.Ф. Ведерников. – Там я начал заниматься в самодеятельности. Пел и рисовал. Кружок рисования вел у нас Даниил Лидер (впоследствии известный театральный художник. – Т.М.). Он оказал на меня тогда большое влияние. Часто просил меня спеть и говорил, что из меня может хороший певец получиться».
Мельник в «Русалке» А.С. Даргомыжского – первая оперная партия, в которой вышел Александр Ведерников на первую же в своей жизни сцену. Было это в конце войны, в г. Коркине, во время учебы в техникуме. С тех пор знает всю оперу наизусть. А партия Мельника станет впоследствии одной из выдающихся в творческой судьбе артиста.
По окончании техникума начал работать по специальности. Мечтал стать художником и поступить в Свердловское художественное училище. Увлечение живописью он пронесет через всю жизнь. Но вышло так, что пересилила тяга к музыке. В 1947 году, сдав экзамены, будущий певец был принят в Свердловское музыкальное училище.
Окончив два курса Свердловского музучилища, где занимался у педагога М.М. Уместнова, из бывших дворян, прошедших школу пения в Италии, в 1949-м поступил в Московскую консерваторию. Приехал в Москву с фанерным чемоданом, который сделал сам, и первую ночь, подложив его под голову, провел на консерваторской скамейке, у цветущих акаций, где теперь стоит памятник П.И. Чайковскому. В классе солиста Большого театра бас-баритона А.И. Батурина учился вместе с Николаем Гяуровым. Был Сталинским стипендиатом. На третьем курсе оба они перейдут к Р.Я. Альперт-Хасиной. «Она была как бы «лазарет» в консерватории, – говорит о своем педагоге артист. – У кого испортили голос – к ней. Так и мы с Гяуровым. Очень сложный был переход, но необходимый. Подстегнул случай: Батурин привел нас к Голованову, который, послушав меня, сказал: «Поешь одной краской».
В студенческие годы он был счастлив любой возможности хоть с галерки послушать М.Д. Михайлова, Н.А. Обухову, А.С. Пирогова, С.Я. Лемешева, Е.В. Шумскую, М.П. Максакову, попасть в Большой на «Евгения Онегина», «Князя Игоря», «Русалку»… Сам с упоением работал в спектаклях Оперной студии консерватории. До сих пор с особенной теплотой вспоминает певец постановки студийного режиссера Бориса Афонина, которые пленили его своей художественной правдой. Начав с Мороза в «Снегурочке» Н.А. Римского-Корсакова, Ведерников обратил на себя внимание в спектаклях Оперной студии в партиях Дона Базилио («Севильский цирюльник» Дж. Россини) и Собакина («Царская невеста» Н.А. Римского-Корсакова). А в 1953 году пришла первая большая награда: Александр Ведерников получил вторую премию и серебряную медаль на IV Всемирном фестивале молодежи и студентов в Бухаресте.
По окончании консерватории, в 1955 году Ведерников неожиданно для себя был приглашен в Ленинградский театр оперы и балета им. С.М. Кирова. Не все складывалась гладко, не все получалось сразу. По словам самого артиста, началось время поиска. В течение сезонов 1955–1958 гг., выступая в партиях Фарлафа, Варяжского гостя, Гремина, Лепорелло, он снискал заслуженное признание. В этот период молодой певец становится лауреатом и получает золотую медаль Международного конкурса вокалистов им. Р. Шумана в Берлине (1956). Как рассказывает Александр Филиппович, настал час, когда ему очень захотелось спеть Сусанина. Стал готовить партию. Спел один раз, второй… И вдруг приходит телеграмма с приглашением выступить в «Иване Сусанине» в Большом театре. Тогда здесь шла смена поколений. И театр был заинтересован в новых силах.
Дебют Александра Ведерникова в партии Ивана Сусанина (постановка Л.В. Баратова) на сцене Большого театра состоялся в 1957 году, после чего певец был приглашен в прославленную труппу. «Сусанин был тот оселок, – скажет позже певец, – на котором я оттачивал голос». Придя в Большой театр в то время, когда здесь еще пели такие басы, как М.Д. Михайлов, А.С. Пирогов, А.Ф. Кривченя, восходили к своим вершинам И.И. Петров, А.П. Огнивцев, Ведерников искал свой путь в создании сценических образов, преодолевая сложившиеся стереотипы. И каждая новая роль артиста становилась событием в музыкальной жизни.
«Замечательный был артист Алексей Кривченя, – рассказывает Александр Филиппович. – Огромной, стихийной мощи, фантастического перевоплощения, самобытный, характерный. Мы пели вместе в «Борисе Годунове»: он – Пимена, я – Варлаама, которого студентом консерватории застал в его исполнении. Я слушал его часто и многое перенял у него. Учился у всех… Новые исполнители – иные образы. Но передо мной, как сейчас, непревзойденные Галицкий (Александр Пирогов), Сусанин (Максим Михайлов), Варлаам (Алексей Кривченя)… Как ориентиры, как маяки».
В 1961 году впервые был организован обмен группами артистов-стажеров между Большим театром и миланским Ла Скала, и Ведерников был направлен в Италию. Среди молодых певцов, поехавших тогда на первую стажировку в Милан, были и Тамара Милашкина, Нодар Андгуладзе… Через год после стажировки 1961–1962 гг. у знаменитого маэстро Дж. Барра Александр Ведерников уже покорял взыскательную миланскую публику в спектаклях Большого театра, приехавшего в Ла Скала на гастроли.
Самородок, достойный продолжатель блестящей плеяды русских басов, шаляпинских традиций в оперном искусстве, в 1957–1990 годах Александр Ведерников – ведущий солист Большого театра с обширнейшим отечественным и зарубежным репертуаром. Вершинные сценические создания артиста, потрясающие мощью и эпическим размахом, связаны прежде всего с русской оперной классикой.
На протяжении всей своей творческой жизни А.Ф. Ведерников выступал в партии Ивана Сусанина, с которой начинал свою певческую карьеру. Много раз открывал он по ранее заведенной традиции Большого этим спектаклем театральные сезоны. Исполненная артистом более 100 раз, вслед за его непревзойденным предшественником М.Д. Михайловым, эта роль поражала слушателя достоверностью народного характера, жертвенностью героя М.И. Глинки как явления русского духа.
О Ведерникове – Мельнике в «Русалке» А.С. Даргомыжского восторженно отзывался композитор Г.В. Свиридов, считавший певца исполнителем-творцом ярко выраженной национальной стихии «и его воспарения художественные» просто грандиозными: «Он лучший артист, кого я видел в этой партии, а видел я многих прекрасных артистов, в том числе, например, Александра Пирогова. У Пирогова это был романтический персонаж, Ведерников же трагичен».
Среди более 30 разнохарактерных партий, исполненных артистом на сцене Большого театра, также: Гремин в «Евгении Онегине» П.И. Чайковского, Собакин в «Царской невесте», Варяжский гость в «Садко», Царь Салтан в «Сказке о царе Салтане», Дед Мороз в «Снегурочке», Князь Юрий в «Сказании о невидимом граде Китеже и деве Февронии», Сальери в «Моцарте и Сальери» Н.А. Римского-Корсакова, Галицкий и Кончак в «Князе Игоре» А.П. Бородина, Пимен, Варлаам и Борис Годунов в «Борисе Годунове», Досифей и Иван Хованский в «Хованщине» М.П. Мусоргского, Фарлаф и Руслан в «Руслане и Людмиле» М.И. Глинки, Великий Инквизитор и Филипп II в «Дон Карлосе», Рамфис в «Аиде» Дж. Верди, Князь Николай Андреевич Болконский и Кутузов в «Войне и мире» С.С. Прокофьева, Лепорелло в «Каменном госте» А.С. Даргомыжского, Даланд в «Летучем голландце» Р. Вагнера, Дон Базилио в «Севильском цирюльнике» Дж. Россини, Мефистофель в «Фаусте» Ш. Гуно, Судья в «Вертере» Ж. Массне. И каждая из них – самобытный, психологически выверенный характер в «предлагаемых обстоятельствах» эпохи, литературного источника, музыкальной драматургии.
Одна из первых ролей в Большом театре – Царь Салтан Ведерникова, по мнению критики, «сыгранный как персонаж балаганный, шутовской… воплощал народный дух масленичных гуляний с их простодушной верой в царство справедливости и добра».
«Партия капитана Даланда у талантливого актера и прекрасного вокалиста А. Ведерникова – словно «выдернута» из вагнеровской партитуры и переключает воображение слушателя и зрителя в совсем иной мир сценических образов, – писал в 1963 году о работе артиста в «Летучем голландце» журнал «Театральная жизнь». – Нечто от Мельника из «Русалки» вдруг проскальзывает в этом действительно с «лукавинкой» человечке, смелом и предприимчивом норвежском владельце маленького судна…»
«Точность и самобытность отличает интерпретацию Кончака у А. Ведерникова. Он всегда глубоко проникает в психологию образов, вокальная его манера отличается благородством и достоинством, каждому молодому артисту есть чему учиться у этого Мастера», – справедливо считала одна из коллег Александра Филипповича по сцене, певица Раиса Котова.
Александр Ведерников исполнил все басовые партии в операх Мусоргского, по его словам, «великого провидца человеческого духа», идущих на сцене Большого театра, и ни одна из них не была повторением созданного предшественниками. Его царь Борис, по-своему народный характер, нес в себе прежде всего идею кары за грех: никто не имеет права на убийство, ибо потом будет кара за это. Здоровый, полный сил человек, облеченный властью, он несчастен, снедаемый совестью: «О совесть лютая, как страшно ты караешь…» Его Досифей в «Хованщине» воплощал идею жертвы ради любви: духовный вождь Руси уходящей, он видит в будущем, надвигающемся на Отечество, предвестие гибели духовных основ своего народа. Сродни по духу Емельяну Пугачеву, Степану Разину, беглый монах Варлаам Ведерникова в «Борисе Годунове» поражал мощью и эпическим размахом и был в исполнении артиста вовсе не комическим, а драматическим персонажем. Совершенно самобытен на оперной сцене его Иван Хованский – не праздный гуляка, а личность государственного масштаба, радеющая за национальные устои Отечества. По утверждению самого артиста, его натура, творческая индивидуальность «тяготеет к партиям широкого трагедийного плана, глубоких страстей».
В 1982 году фирма грамзаписи «Мелодия» выпустила альбом из двух пластинок с записью А.Ф. Ведерникова, где «соединились» в могуществе образов его Пимен и Варлаам, Борис Годунов, Досифей, Иван Хованский и Шакловитый. Артист замечателен не только в драматических партиях, но и гротескных, комедийных (Дон Базилио, Фарлаф, Лепорелло). Любимая роль артиста в современном репертуаре – Старшина Васков в опере Кирилла Молчанова «Зори здесь тихие» по известной повести Бориса Васильева.
Вокальное мастерство, самобытность и выразительность голоса певца, «богатого тембровыми оттенками, теплого и выразительного, мужественного и какого-то особенно задушевного» (Г.В. Свиридов), озарены огромной силой его художественного дарования. Само появление артиста перед зрителем всегда значительно, всегда событие, тайна. Говоря о воздействии на зрителя Ведерникова-артиста, писатель Владимир Крупин отмечал: «Дон Базилио и Кутузов, Мельник и Досифей – все это не только образы, это возможность показать неисчерпаемость таланта Ведерникова. В любом из воплощений вера в подлинность героя настолько сильна, что кажется – певец не просто создал образ, не просто вжился в него, а именно он и есть Досифей, именно он сошел с ума, горюя о дочери, именно он решает, сдать ли Москву…» А вот как характеризовал искусство певца критик Андрей Золотов: «Ясность взгляда, глубина, серьезность, сила лирического высказывания, отношение к творчеству как высшему проявлению жизни – вот что отличает Ведерникова».
Начиная с 1950-х, певец неоднократно гастролировал, в том числе и с труппой Большого театра, за рубежом. Он выступал во Франции, Ираке, Германии, Англии, Канаде, Швеции, Финляндии, Австрии, Италии и других странах, получив международное признание.
В 1980-х – начале 1990-х годов вслед за дирижером Большого театра Альгисом Жюрайтисом А.Ф. Ведерников возглавлял секцию музыки Всероссийского общества по охране памятников истории и культуры, способствуя возрождению национального музыкального наследия, в частности, музыки доглинковской эпохи.
Творческую личность одного из крупнейших оперных артистов второй половины ХХ века характеризует и масштабная концертная деятельность. Его концертные программы чрезвычайно разнообразны. Творческой манере певца присущи естественность, простота. Александр Ведерников – неповторимый исполнитель русских народных песен и романсов, произведений М.П. Мусоргского, М.И. Глинки, А.С. Даргомыжского, Д.Д. Шостаковича, И.С. Баха, В.А. Моцарта, Л. ван Бетховена, Р. Шумана, Ф. Шуберта, И. Брамса. Ведерников – мастер небольших жанровых зарисовок.
Особая страница биографии певца – работа над музыкой Свиридова, называвшего его человеком «огромного дарования, огромной души, огромного «нутра» и первооткрывателем широкому слушателю своей вокальной музыки. Ведерников – первый исполнитель многих вокальных сочинений композитора, в том числе: «Страны отцов» на стихи А. Исаакяна (1958), «Патетической оратории» на стихи В.В. Маяковского (1959, Большой зал Московской консерватории, дирижер Н.С. Рахлин; впоследствии исполнял в древнегреческом Парфеноне, в лондонском «Фестивал-холле» и других концертных залах на Родине и за рубежом), «Петербургских песен» на стихи А.А.Блока, его циклов на стихи А.С. Пушкина, С.А. Есенина, П.Ж. Беранже, Р. Бернса, а также посвященных ему песен и романсов «Рыбаки на Ладоге», «В Нижнем Новгороде», «Легенда», «Видение». Часто артист и композитор давали совместные концерты, где автор выступал в качестве аккомпаниатора. Георгий Васильевич высоко ценил Александра Ведерникова как выдающуюся личность в отечественной культуре, как подлинно национального художника: «Глубина в нем огромная. Там, где он чувствует музыку, он извлекает, может извлечь из нее всю ее глубину. И передать! Тут он просто несравненный артист, – и необъяснимый». Их сближали общие взгляды, идеалы, понимание искусства. «Сколько раз в жизни подступало ко мне отчаяние, когда я видел, как забываются классика и народная музыка… – говорил композитор. – Но приходили такие люди, как Ведерников, и я понимал – не все пропало!»