– Нет, – твердо сказал Закревский. – Такого никогда не бывает. Сильные всегда побеждают слабых. Если кажется, что побеждает слабый – то это только кажется. Потому что сильный – это не тот, кто кажется сильным другим. И не тот, кто считает сильным себя. Сильный – это тот, кто побеждает. Силу определяют не по объему бицепса или калибру пистолета. У силы один критерий – победа.
Слон, который до сих пор слушал вполуха, демонстрируя своим очумело-сонным видом резко отрицательное отношение к идее ранних подъемов, неожиданно заинтересовался рассуждением Леши о природе силы. И спросил:
– Это, значит, что получается? Скажем, качок какой, мышца – во!!, кирпичи ладонью рубит и все приемы знает; а подкрадется к нему сзади сморчок задохлый, шандарахнет доской по черепушке и вырубит – и, значит, он, сморчок, сильнее?
При словах о доске рука Слона потянулась к затылку и угол рта дернулся в мимолетной неприятной усмешке.
Закревский улыбнулся – нехорошо, краем губ:
– Именно так, значит, и получается. Если не позаботился прикрыть спину и подпустил сзади сморчка с доской – дурак он при всех своих приемах. Мышцы – просто оружие. И доска, и мозги – тоже оружие. Сила в том и состоит, чтоб грамотно применить оружие – и победить.
– Убить?
Леша посмотрел на Слона с интересом:
– Убить. Обезоружить. Не дать убить себя. Прорваться к объекту. Все, что ты должен сделать – и что не хочет позволить тебе противник.
Слон понимающе кивнул.
Он и сам так думал.
Рассвет. Берег речки Каменки.
Утро наступило убийственно-гнусное. Тащиться на старый карьер, за пять километров, не было никакой возможности. Володя решил набрать песок в первом подходящем месте – на песчаном откосе Каменки, у моста, неподалеку от лагеря…
Плевать на водоохранную зону, всего-то несколько мешков, никто и не заметит… Он тоже не заметил – чуть большего, чем раньше, сопротивления при очередном движении остро наточенной лопаты. Володя вообще не совсем адекватно воспринимал окружающую действительность, организм настойчиво требовал опохмелки…
Мотоблок бодро зафырчал и потянул в гору груженный песком прицепчик.
Рассвет. “Варяг”.
Повариха Вера, злая на весь белый свет вообще, и свой ранний подъем для дурацкой игры в частности, махнула половником из дверей столовой. Закамуфлированные фигуры потянулись туда.
Света, подошедшая к ним в конце инструктажа, проводила мальчишек напряженным взглядом, высматривая знакомую фигурку. Увидела, и… И замерла. Мелькнувшее вчера подозрение подтвердилось.
– Леша… – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно. – Тебе не кажется… По-моему, этот мальчик – Тамерлан Хайдаров…
В дверях Тамерлан обернулся и посмотрел на нее – внимательным долгим взглядом. Света осеклась. И закончила мысль, только когда он вошел в столовую.
– …Что он стал за считанные дни выше ростом. И – чуть-чуть шире в плечах…
Ей показалось это еще вчера, у Старого дома. Но увидев Тамерлана стоящего рядом с Димкой Осиковым, – убедилась. Раньше Тамерлан был с Димкой одного роста. Сейчас – выше. Не намного, но выше.
– Это же давно известный факт, – сказал Закревский. – Военная форма положительно воздействует не только на извилины человека, на скелет тоже. Хребет вытягивается в струночку, межпозвонковые промежутки увеличиваются, плечи распрямляются. Результат – после года службы любой боец на три-четыре сантиметра выше, чем был раньше, на военкоматовской медкомиссии.
Если физрук задумал эту тираду как шутку – то не достиг цели. Слова звучали холодно, а выражение лица – Света удивилась – стало тяжелым и суровым. Она не улыбнулась как бы шутке, даже краешками губ. Бесполезно, подумала она, он не видит … И остальные не видят , или тут же забывают об увиденном… Помню лишь я – и то наверное, потому, что забываю многое другое…
– Шучу, – сказал Леша мрачно. – Того же роста парнишка, что и был. Дети летом подрастают быстро, но не настолько же. Надеюсь, хоть в моральном аспекте прирост будет заметен.
Он улыбнулся. Не обычной своей доброй улыбкой – жестко, хищно.
Да что же с вами со всеми! – хотелось закричать ей. Не закричала.
– Страшные вещи ты им говорил, – сказала Света, слышавшая окончание инструктажа Закревского. – Про то, что сила – это способность убивать… Сила – это способность любить, не больше и не меньше.
Она не хотела спорить, да и некогда было спорить. Чтобы успеть на утреннюю, до перерыва, электричку на Солнечноборск, стоило поспешить к шоссе и ловить там попутку до станции.
– Вот и я же про то самое… – ответил Закревский, тоже не настроенный на философские диспуты. – Чтобы любить, надо быть живым. А для этого нельзя дать убить себя в первом бою. Потому что с трупами бывает не любовь, а некрофилия…
Света фыркнула и пошла к воротам – не прощаясь. Лешу Закревского она больше никогда не увидела.
10 августа, 08:04, шоссе.
Поймать машину оказалось непросто.
Света шагала по обочине в сторону Полян, иногда оборачиваясь на догоняющий звук мотора и безуспешно голосуя. Все, вставшие в такую рань, катили по своим делам и подсаживать одинокую пассажирку не торопились.
Она подумала, что придется шагать до остановки, а потом втискиваться в переполненный автобус вместе с местными торговками, спешащими на рынок – втискиваться и стоять всю дорогу между наполненных коробок, корзин и молочных бидонов. Не пришлось.
…Потрепанная жизнью “Нива” остановилась; водитель, молодой и улыбчивый, гостеприимно распахнул дверцу, даже не интересуясь, куда и за какую сумму Света собралась.
Он оказался местным, из Полян, куда и возвращался со смены, но не чинясь, за тридцать рублей согласился сделать крюк до станции. Словоохотливый на редкость, парень не нуждался в уклончивых междометиях собеседника для продолжения разговора – говорил и говорил.
Главной темой бесконечного монолога стало самовосхваление: какой он хваткий, практичный и удачливый, способный вывернуться в любой ситуации и преодолеть все жизненные трудности.
– …Прямо Сахара натуральная, слышь, ботва вянуть пошла, верхушки, слышь, все желтые… а у меня картохи, слышь, пятнадцать соток – от шоссе натурально до озера. Баба беременная, мне некогда, так что ты думаешь? Поехал в Солнечноборск, затарился, слышь, водярой, бомжам тока свистнул…
Казалось, он говорит на иностранном языке – звуки, лишенные смысла, стучали по гудящим вискам. Света закрыла глаза и пыталась думать о своем – и с удивлением обнаружила, что мыслей нет. Нет ни о чем, кроме самых простых дел, предстоящих в ближайшие минуты – доехать до станции, купить билет, сесть в электричку… Если это можно назвать мыслями.
С гораздо большим удивлением Света обнаружила – опять же при закрытых глазах – что хваткий и оборотистый водитель тяжело болен. Очень тяжело.
Возможно – смертельно…
Печень?
Наверное, печень, она не разбиралась в анатомии, но ничего кроме печени не могло быть там, где Света видела что-то воспаленное, ядовито-желтое – нет, конечно, не желтое, и не видела – ни к зрению, ни к ощутимым им цветам все это не имело отношения, просто мозг пытался оперировать знакомыми понятиями даже в разговоре с собой, и…
Она не понимала ничего.
И, за этим непониманием, доехав, чуть не пропустила самое главное. После двадцатиминутной дороги, когда Света расплачивалась с ним на станции – улыбчивый водитель оказался здоров.
Теперь – абсолютно здоров.
Мерещится, неуверенно подумала Света и закрыла глаза. Если и мерещилось – то сейчас по-другому. Сейчас самым серьезным нарушением в организме парня оставалась легкая, почти незаметная “краснота” в горле… Не долечил ангину? Повредил слизистую каким-нибудь суррогатом?
Она открыла глаза. Водитель взял деньги, смотрел по-прежнему с улыбкой. Света всмотрелась – под изучающе-микроскопным взглядом он нервно сглотнул. С трудом? Или показалось? Бред…
Она отпустила стиснутую дверцу, поблагодарила, – “Нива” уехала.
Я сошла с ума, билась в мозгу Светы ставшая уже привычной констатация факта. Билась и сталкивалось с другой мыслью, не то чтобы исключающей первую, но несколько меняющей вектор мыслительного процесса… Вторая мысль была: стоило поступать в медицинский…
Издалека задребезжала электричка.
Света пошла к платформе.
Глава 3
10 августа, 08:48, лес между ДОЛами “Варяг” и “Бригантина”.
Автомат уткнулся в ту точку, где шея переходит в затылок.
Бывалые люди рекомендуют, не делая в подобной ситуации резких движений, попытаться выяснить, что от вас требуется индивиду, начавшему таким образом общение, – а далее действовать по обстановке.
Бледный веснушчатый паренек в буро-желтом, совсем не по сезону, камуфляже, не знал этих немудреных правил поведения в критических ситуациях. Он подпрыгнул и резко обернулся. Вскрикнул:
– Ты чего?!
Димка Осиков по прозвищу Ослик заулыбался. Снова легонько ткнул его пластмассовым автоматным стволом, на этот раз в живот:
– В плен ты попал, вот чего! Клади руки на голову и шагай к штабу. – Он быстрым движением сорвал с груди бригана картонку, прочитал надпись. – Шагай, шагай, Федя. В обед будет обмен пленными, променяем тебя на кого-нибудь…
Конопатый Федя без энтузиазма отнесся к перспективе быть на кого-то обменянным. Он, взвешивая шансы, оглядел Димку – ростом и комплекцией они были примерно одинаковы, но бриган на вид выглядел постарше; затем кивнул головой и, подняв руки, двинулся по едва заметной тропинке в направлении, указанном стволом автомата.
Вот вам, гордо думал Ослик, будете знать, кто самый крутой рейнджер в этом лесу! Не захотели взять меня в засаду, – и пожалуйста, я в одиночку “языка” приведу… Этот дебил Дронт вчера грозился, что на игре надерет бриганам задницу, – а сам смылся, и небось дрыхнет где-нибудь под кустом, или дуется с Михой и Укропом в карты…
Из-за кустов, метрах в пятидесяти по направлению их движения, показались брезентовые крыши штабной и санитарной палаток “Варяга”. Федя остановился и автомат Димки снова ткнулся ему в спину.
– Шагай-шагай, пошевеливайся, – прикрикнул Ослик, торопящийся к своему триумфу.
Но пленный уже поворачивался к нему.
– Так вот где ваш штаб… Спасибо, что довел, – сказал он с торжествующей усмешкой. – А то мы полдня бы искали.
Он шагнул вперед, отведя одной рукой в сторону автомат, и сделал резкий выпад другой. Не ударил – просто ухватил торчащий из нагрудного карманчика край картонки, выдернул свой личный знак и, толкнув изо всех сил ствол (Димка едва устоял на ногах), бросился бежать в сторону от штаба.
– Стой, гад! Сто-ой!! – заорал Димка.
Он кричал, не рассчитывая, что беглец остановится: что ему “тра-та-та” в спину из пластиковой игрушки? – но в слабой надежде, что кто-нибудь из своих услышит и прибежит на помощь. Догнать бригана Ослик, наверное, еще мог, но скрутить своими силами уже не рассчитывал.
…Больше всего это походило на то чувство растерянной и недоуменной обиды, которое Димка Осиков испытал несколько дней назад, выудив на Чертовом озере огромного карася, таких не ловил даже Степаныч. Ослик представлял, снимая трясущимися руками с крючка рыбину, как он принесет это чудо природы в лагерь, и как будут восхищенно ахать девчонки, и как будут мальчишки завистливо расспрашивать о снасти и насадке… Тут карась-богатырь вышел из прострации, вызванной фактом, что аппетитный на вид червяк оказался с гнусным подвохом, – и решил побороться (карась, не червяк) за жизнь и свободу. Старожил Чертова озера изогнулся упругой дугой, стремительно распрямился, выскользнул из рук Димки и, с блеском исполнив петлю Нестерова, шлепнулся в воду у берега…
Сейчас Димка метнулся вслед бригану с той же отчаянной и безнадежной решимостью, с какой тогда плюхнулся в воду, пытаясь схватить и удержать добычу.
Федя несся, опережая его шагов на тридцать.
Автомат только мешался – Ослик отшвырнул его в сторону, на секунду пожалев, что это игрушка, не способная срезать бегущего очередью по ногам. Нырнет в заросли, с тоской понял Димка, и поминай как звали…
Беглец действительно юркнул в узкий проход между густо разросшимися кустами бузины. Но тут же вылетел обратно – спиной вперед, с нелепо раскинутыми руками, – и рухнул на землю, перекатившись.
Из кустов вышел Дронт, с недовольным видом массируя правый кулак.
Первый раз в жизни Димка Осиков обрадовался его появлению…
Час назад он, наоборот, радовался тому, что четверка приятелей исчезла в неизвестном направлении в самом начале игры, как выразился Закревский: дезертировала.
– Ты чё, баклан, конвенцию нарушаешь? Про пленных? – поинтересовался Дронт у сбитого с ног бригана. – Пленных, гнида ты лобковая, западло пытать и мочить – а они за это съёбывать не должны. Ну а кто съёбывает…
Кисти рук Дронта изобразили неопределенный жест, не то что-то свертывающий, не то раздирающий и явно относящийся к незавидной судьбе бежавших военнопленных. Конвенции Дронт, понятно, в глаза не видел, но слышал краем уха о ее существовании и импровизировал на ходу.
Беглый Федя не ответил – сидел на земле и очумело мотал головой. Он сильно подозревал, что в голове у него взорвалась граната. Или по меньшей мере мощная петарда…
Когда на его пути выросла громадная фигура Дронта, разогнавшийся Федя не смог остановиться или свернуть, – и напоролся глазом на тяжеленный кулак– к немалой скорости которого приплюсовался и набранный бриганом разгон.
– Тебя сразу убить, или желаешь помучиться? – глумливо процитировал классику Дронт.
По сюжету следовало выбрать мучения, но Федя молчал, затравленным волчонком глядя на вылезающую из кустов троицу: Миху, Слона и Укропа.
Школа выживания уличного подростка (отец сидел, мать запойно пила, – обычное для ребят из “Бригантины” семейное положение) научила Федю держать язык за зубами. Жизнь подкидывала ему задачки, в сравнении с коими трудности Дронта и компании казались проблемами растений, растущих под заботливым присмотром в теплой и светлой оранжерее.
– Я… его… в плен… а он… гад… наш штаб разведать…– Подбежал запыхавшийся Ослик, успевший подобрать брошенный автомат.
– Пошли, пожалуй… Возьмите его, чтоб не рыпнулся. – Дронт кивнул соратникам.
Укроп и Миха наклонились к пленнику, рывком поставили на ноги и повели, заломив руки за спину. Повели не к штабу – обратно в кусты, откуда вышла вся компания.
10 августа, 09:18, ДОЛ “Варяг”, кабинет начальника.
На этот раз старшина Вершинин ввалился вообще без стука. Начал не здороваясь, резко и собранно:
– К тебе не дозвониться, случилось чего?
– Обрыв кабеля у моста, ремонтников вызвали… А в чем дело? – Голос начальника лагеря прозвучал сухо и неприязненно.
Со вчерашнего дня Горловой пребывал в паскуднейшем настроении – вся отлаженная им за пять последних лет система управлением лагерем рассыпалась на глазах. Он несколько растерялся и считал виноватыми поголовно всех окружающих. Виноватыми в его неспособности вернуть контроль за событиями. Растерянность рождала агрессивную злобу, ожидающую самого малого предлога, чтобы вырваться наружу.
– В чем дело? – повторил начлаг еще неприязненней, исподлобья глядя на участкового.
Вершинин остался стоять, не шлепнувшись, вопреки обыкновению, в объемистое кресло напротив Горлового.
– “Бригантина”, значит, тоже на вашем кабеле… – Старшина задумчиво пожевал губами, обращался он явно не к собеседнику. – Мобильников, небось, в обоих лагерях до хрена, а в РУВД ни одного их номера…
– Да в чем, наконец, дело?! – Горловой сорвался на крик, в котором слились злоба и тревожное ожидание чего-то, что уже окончательно разобьет недавно казавшуюся устроенной и налаженной жизнь…
– Дело хреновое. Вчерашних урканов ловят тут неподалеку. Километрах в десяти к северу. Они с оружием и при побеге перестреляли экипаж патрульной машины. – За прошедшие сутки информации у Вершинина прибавилось. – Срочно закругляй свою “Зарницу”, чтобы через час в лесу никого не было. Я сейчас в “Бригантину”, они тоже без связи, если кого из твоих по дороге повстречаю – предупрежу. И ты не мешкай, тут совсем другие игры начинаются…
10 августа, 09:18, лес между ДОЛ “Варяг” и Каменкой.
Трехчасовое утреннее прочесывание дало наконец результат, и весьма поганый.
– Насколько я понимаю в арифметике, шесть минус два получится ровно четыре, – задумчиво сказал майор по прозвищу Клещ. Судя по тону, это математическое открытие его не обрадовало.
Они с Дериным и Кравцом стояли на краю обширной, старой, поросшей травой воронки, на дне которой возился Борман. Много десятилетий назад сюда упала авиабомба весом не меньше тонны – и земля с тех пор медленно, кропотливо, год за годом затягивала старый шрам. Но до конца пока не затянула.
На дне воронки чернело небольшое кострище, трава была смята, притиснута к земле, – именно в четырех местах. Там не так давно лежали четыре человека.
Версий о мирных грибниках или туристах никто уже не высказывал. Туристы на дне ямы никогда бы привал устраивать не стали, нашли бы уж местечко поживописнее, с красивым видом. Да и грибникам стараться сделать пламя костра незаметным со стороны вроде как ни к чему.
Выходной след, как и в прошлый раз, терялся – в полусотне метров от воронки, где примятая ногами трава сменилась иссохшим мхом, никаких следов не сохранившим.
Борман завершил свои изыскания, поднялся наверх к начальству. Вердикт был короток:
– Они.
– Точно? – спросил майор.
Он и сам чувствовал: они! – без всяких подтверждений Бормана, чувствовал никогда не подводившим инстинктом охотника. Но хотел стопроцентной уверенности.
– Они. – Ни малейших колебаний в голосе Бормана не слышалось. – Всё один к одному: до темноты как раз могли досюда от болота дотопать – если шли уверенно, не плутали. Тряпку вон в костер кинули – не до конца сгорела.
Он протянул майору клочок обугленной с краю ткани. Судя по всему, побуревшее от жара пятно на ней было кровью.
– Бинты из аптечки дэпээсников кончились… – сказал майор полувопросительно, полуутвердительно.
– Точно так, – кивнул Борман. – Хабариков лагерных нет, не иначе как в костер покидали, или прибрали на самокрутки… Но пепел валяется, — курили, стало быть. Еду сготовили – палочки выстрогали и грибы насадили – без соли, без хлеба. Не больно-то им такой харч пошел – по паре раз кусили и выбросили. Тоже сходится – кто тут еще так оголодать мог? Они, дело ясное. Но самое главное – не ночевали они здесь. В лучшем случае до середины ночи просидели и дальше почапали. Видать, не спалось на голодное брюхо.
Едва ли, подумал майор. Тут не в голоде дело, тут на кону голова стоит, потерпеть можно. Должны понимать, что после расстрелянных парней из ДПС живыми брать их никто стараться не будет…
Значит, что-то замыслили ночью. Скорее всего – попробовать угнать машину в ближайшей деревушке. Или на базе отдыха. Или в пионерлагере…
– А ведь это хорошо, – неожиданно сказал Муха, изучавший карту. – Просто здорово.
Все посмотрели на Кравца с удивлением. Тот пояснил:
– По чаще-то ночью далеко не уйдешь. Живо ногу подвернешь на валежине, или глазом сучок словишь. Да и в ориентировании надо спецом быть, а то моментом заплутаешь. Значит, где могли они в темноте пойти? По дороге. По просеке высоковольтки. По берегу речки, если он не сильно заросший… Вот и смотрите, что получается.
Все четверо склонились над картой.
Просеки ЛЭП поблизости не имелось. Речки Каменка протекала далековато. Зато рядом находилась Y-образная развилка лесных дорог.
И по двум из трех можно было добраться до детских лагерей.
– Всё, хватит играть в Фенимора Купера, – мрачно сказал Дерин. – Надо срочно перебрасывать сюда людей. И собак.
Никто не стал спорить с очевидным – Минотавр лишь озвучил общее мнение.
Майор махнул рукой, подзывая радиста.
– Связь с полковником. Срочно.
10 августа, 09:18, лес неподалеку от штаба “Варяга”.
Сосна. Вблизи ее коричневая кора напоминает марсианский пейзаж – глубокие трещины-ущелья, опасные и липкие смоляные болота, круглые провалы пещер – внутри живут чудища-древоточцы. Ярко-красное озеро в окружении россыпи водоемов поменьше…
Это – кровь.
Свежая кровь.
– Так где, говоришь, штаб вы свой спрятали? – Дронт спрашивает без всякого любопытства. Ему даже хочется, чтобы пленный запирался подольше.
Невезучий разведчик Федя молчит, пытаясь восстановить дыхание. Последний удар угодил в солнечное сплетение. Федя успел осознать, как крупно ошибся, пытаясь избежать появления в штабе “Варяга” под конвоем Ослика.
Ему уже хочется в штаб – дабы быть в обед на кого-нибудь обменянным.
У Дронта – другие планы.
– Вмажь ему еще, Дронт, – без всякой жалости советует Димка. Не питающий страсти к кулачным расправам, он не может простить бригану своего жесточайшего разочарования. И жаждет мести.
Но пленный, вплотную познакомившийся с увесистыми кулаками Дронта, начинает говорить, быстро и сбивчиво. Запираться нет смысла – игры с Дронтом в стойкого Мальчиша-Кибальчиша могут закончиться на больничной койке.
В лучшем случае…
Не дожидаясь подкрепляющих вопросы ударов, Федя изливается: где штаб и где посты на подходах к нему… Рассказывает про численность дозоров и пароль. И – о том, что знамя спрятано в стороне, в отдельной хорошо охраняемой палатке.
Штаб бриганов – на холме, неподалеку от озера Чашка. Минут тридцать-сорок быстрой ходьбы отсюда. Место это хорошо известно компании Дронта. Как и другие окрестности, изученные на нелегальных экскурсиях во время «тихих часов».
– А если гонит? – подозрительно спрашивает Укроп.
– Упакуем и тут кинем под куст, – немедленно откликается Миха. – Сбрехал – вернемся и натянем глаз на жопу.
Дронт молчит.
Ему не нравится эта, предложенная Осликом и на ура принятая остальными идея: не ставя в известность начальство, захватить наличными силами штаб “Бригантины” и унести знамя, выиграв “Зарницу” чистым нокаутом.
У Дронта другие планы.
Мысль Михи: связать пленника – хороша, но абсолютно невыполнима ввиду полного отсутствия веревок. Пойти за ними в штаб, рискуя, что любовно разработанный план присвоят другие, не желает никто.
– Шнурками свяжите, – советует Слон, до сих пор молчавший.
Выдернутые из стоптанных ботинок горе-разведчика шнурки мало помогают делу – накрученные на заведенные назад запястья, они не выглядят несокрушимыми оковами. Без надзора и при наличии свободного времени избавиться от пут труда не составит.
– Придется кому-то за вертухая тут остаться, – констатирует Миха.
Укроп заявляет, что лично он оставаться и сторожить пленного не намерен. И тут Дронт удивляет всех:
– Идите. Я постерегу.
Это неожиданно, но спорить с Дронтом желающих нет.
Через несколько минут маленький отряд охотников за знаменем выступает – идут след в след, стараясь ступать бесшумно, как краснокожие воины из массовки студии ДЕФА.
Дронт паскудно улыбается.
Федя бледен.
– А мы с тобой сыграем в маленькую игру, – Дронт подмигивает связанному шнурками пленнику. Левый глаз Дронта окружен желто-зеленым ореолом проходящего синяка. – Игра простая: я спрашиваю – ты отвечаешь. Вопрос первый: Налима знаешь?
Ответить Федя не успевает. Со стороны штаба “Варяга” доносятся громкие, хорошо слышные даже здесь крики.
10 августа, 09:28, лес между ДОЛ “Варяг” и Каменкой.
Закончив сеанс связи с начальством, майор выругался длинно и замысловато. Повел взглядом по сторонам – и с размаху ударил ребром ладони по оказавшемуся рядом стволу березки – засохшей, сгнившей, потерявшей все ветви, – но пока стоявшей.
Трухлявое деревце рухнуло, развалившись на несколько частей. Радист и Муха с Дериным смотрели на майора с изумлением. Обычно подобных эмоциональных проявлений он себе не позволял.
– Они там уже дырки под ордена протыкают, – сообщил майор. – Раскопали бывшую полюбовницу одного из бежавших. Живет одна, недалеко, в поселке Октябрьском. Установили наблюдение и выяснили – кто-то у нее в домишке сидит, на глаза не показывается. Вчера, поздно вечером, закупила водки и продуктов явно на несколько человек. В общем, домик обложили, готовят операцию, окрестных жителей потихоньку под разными предлогами из домов убирают. “Невод” тоже там, вокруг Октябрьского развернули – на случай, если кто прорвется. А нам говорят: ошиблись вы, ребята, по ложному следу пошли. Четверо, дескать, у вас там никак оказаться не могут – один, много два. Короче говоря, подмоги не будет.
Кравец разочарованно присвистнул и сказал:
– Если у тех хоть чуть мозгов в голове есть, неужто к засвеченной марухе поперлись бы? Ясно же, где в первую очередь искать начнут.
– Начальству сверху виднее, где ордена заработать можно, – сказал майор неприязненно. – Значит так, парни. Действуем исходя из того, что ошибаются они, а мы правы – и вся ответственность на нас. Один положительный момент есть – никаких связанных с машинами происшествий в районе за последние часы не зафиксировано. Возможно, что-то у наших клиентов ночью не сложилось. Выходим в развилке, опять делимся на две группы. Ту дорогу, что ведет к северу, в расчет не берем, не для того они на юг прорывались, чтобы обратно возвращаться. Минотавр со своими движется на юго-восток, в сторону Пятиозерья и шоссе Поляны – Солнечноборск. Мы – на юго-запад, к детскому лагерю “Бригантина”, к базе отдыха завода “Луч” и дороге Поляны – станция Каннельярви. В общем, больше никуда они податься и не могли. В Поляны или на станцию если и сунутся – там их ждут и встретят. Идем широко, цепью. Минотавр, если вдруг повстречаешь транспорт – пассажиров высаживай, выделяй группу пять человек, и пусть едут вот сюда… – Майор показал точку на карте. – …Занимают позицию и маскируются. Тогда мимо них к пятиозерским лагерям проскочить будет непросто. Могут, конечно, обойти чащей или болотом, но они вымотаны еще больше нашего. Вопросы?