Невысокого седого человека в поношенной спецовке Масик увидела сразу. Человек даже с ружьем в руках не выглядел опасным, скорее напоминал персонажа какой-то старой комедии, – не то колхозного сторожа, не то браконьера-неудачника…
А затем двустволка быстро повернулась влево, выплюнув язык пламени. По ушам ударил раскатистый грохот. Крики стали громче.
Масик, замерев, следила, как стрелок на ходу перезарядил оружие и, ускорив шаг, скрылся в открытой двери БАМа.
Через несколько томительно-долгих секунд внутри раздался приглушенный выстрел, сразу за ним второй… Масик помотала головой, словно отгоняя наваждение: не бывает! не бывает такого в реальной жизни! какая-то инсценировка, что-то связанное с сегодняшней игрой…
Синяя фигура снова показалась в дверях БАМа. И направилась прямиком к шестому корпусу.
К нам, поняла Масик.
И поняла другое – никакая это не игра. Все всерьез.
[7]…
Звуки эти давно смолкли, впечатавшись навеки в годовые кольца той страшной для леса зимы; давно заросли в толще стволов смертоносные когда-то сталь и свинец; заплыли, затянулись травой и мхом воронки, ямы блиндажей и канавы ходов сообщения… Но дело было не звуках и не в рассекающем воздух и плоть деревьев раскаленном металле, —взрывы и после войны снова и снова разрывали лесную тишину, будущую курортную зону крайне тщательно, метр за метром, очищали от всех опасных сюрпризов – и очистили хорошо, даже черные следопыты в поисках поржавевших, но по-прежнему убийственных игрушек сюда совались крайне редко, ища черную свою удачу на востоке, на Мгинском направлении, в Синявинских болотах и у Мясного Бора, похоронившего в дебрях и топях вторую ударную армию со всем снаряжением…
И ныне для леса стрельба была не в диковинку. Каждую осень, когда пустели лагеря и заполнялись народом охотничьи базы, частые выстрелы опять отдавались эхом от застывших над озерами холмов – гулкие, раскатистые из дробовиков, похожие на бас добродушного великана, и сухие звуки охотничьих карабинов, резкие, как укол шпагой…
Не выстрелы, вовсе не они, заставили содрогнуться весь лес, от тонких верхушек елочек, не помнящих ту войну, – до самых глубинных корней, среди которых кое-где дремала так и не найденная саперами смерть…
Не выстрелы скорчили судорогой памяти лес и стронули старые зазубренные осколки с давно привычных мест в затянувшихся ранах – не выстрелы, а людские эмоции: свившиеся в тугой клубок ненависть и желание выжить, страх и волчий, все затмевающий азарт схватки; и боль, последняя страшная боль, обрывающаяся вдруг звенящей пустотой ухода…
10 августа, 12:14, лесная дорога.
Это профи, мрачно констатировал про себя майор. Этот последний – не пойми откуда взявшийся, но грамотный чертов профи, привыкший драться в одиночку с превосходящим противником. И стреляет он из калибра 7.62, куда как лучше подходящего для густой зеленки, чем наши 5.45… Нарезка в стволе пологая, пуля в полете едва вращается, задевает сучок-веточку и пошла кувыркаться в сторону… А этому гаду кустарник не помеха, шьет насквозь и если бы не броники… Мать твою, я потерял уже четверых, да за последнюю чеченскую командировку было всего трое раненых…
Ну ничего, патронов у него, похоже, не густо, ребята теснят его по гряде, а чуть дальше она совсем голая и отступать голубчику будет некуда…
Майор держал под прицелом крохотную прогалину в густом подлеске, терпеливо ожидая, когда там мелькнет силуэт в зеленом камуфляже. Честно говоря, людей у него хватало и не было нужды самому вступать в дело, но он вступил – иначе пришлось бы задуматься о многих вещах – мрачных, странных и неприятных вещах.
10 августа, 12:15, севернее Пятиозерья.
Операция в поселке Октябрьский завершилась отнюдь не наградами для планировавших и проводивших ее. Впрочем, исполнители сделали все на высшем уровне: незаметно перекрыли мыслимые и немыслимые подступы к осажденному дому, столь же незаметно эвакуировали всех соседей, подобрались на расстояние стремительного броска… И внезапно атаковали – одновременно вышибив окна и двери.
Эффект неожиданности сработал идеально.
Гости Веры Силантьевой ничего в оставшиеся им несколько мгновений предпринять не сумели и не успели. Секунду назад сидели за празднично накрытым столом – и почти без всякого перехода оказались лежащими на полу, с заломленными назад руками.
На этом неожиданности не закончились. Но теперь потрясение пришлось испытать руководителям операции. Кроме хозяйки, в доме оказалась разбитная и слегка потрепанная жизнью девица с местной чулочно-носочной фабрики, и два местных жителя мужского пола – якобы (для их домочадцев) пребывающие сейчас в Питере, на заработках, а деле решившие прогулять в теплой компании утаенные от жен деньги…
Причем ошеломленные мужики сначала приняли произошедшее за какую-то провокацию собственных супруг.
Когда личности задержанных были установлены и последние сомнения отпали, поступило сообщение из Пятиозерья. От майора.
Почти одновременно в Солнечноборское РУВД дозвонилась заведующая столовой ДОЛ “Варяг”…
…Огромный “невод” , захлопнувшийся впустую, разворачивался на юг. Бойцы, громоздкие и на вид неуклюжие в разгрузках и бронежилетах, усаживались, теснясь, на сиденья автобусов и кунгов; собаки обиженно взвизгивали, когда их закидывали в кузова “уралов” и “камазов” – сильный запах смазки, горючего и раскаленного металла двигателей острой бритвой резал чуткие собачьи носы; эфир гудел на коротких волнах от позывных, команд и докладов. На дорогах свертывали посты, оттаскивали выложенные на проезжую часть бетонные сваи и убирали шипастые ленты-скорпионы.
Исполинская машина поиска и перехвата разворачивалась – и, как всегда в подобных случаях, много было упущений и ненужного дублирования, неразберихи и путаницы, в спешке отданных и вскоре отмененных команд. Машины с мигалками неслись по двум шоссе, пересекающим курортную зону; иностранцы, привыкшие без хлопот и препон катить по международной автостраде, с неприязненным удивлением глазели сквозь стекла своих “мерседесов”, “вольво” и евролайновских автобусов на деловитых людей с оружием и в униформе.
А где-то уже втискивалась в микроавтобус съемочная бригада телевидения со всем оборудованием.
Хотя отдел по связям с общественностью ГУВД и соответствующая ему структура Минюста хранили гробовое молчание по поводу творящегося на Карельском перешейке, но шакалы камеры и микрофона имели информаторов в силовых структурах, не особенно даже конспирирующихся (да и зачем, если за слив в прессу секретной и служебной информации не сажали и не увольняли). В воздухе пахло порохом, в воздухе пахло кровью, а значит – пахло сенсацией.
…На песчаном берегу Каменки колонна разномастых машин вынужденно остановилась. Деревянный мост пылал. Опоры и продольные балки еще держались, но доски настила прогорели, головешки падали в воду со змеиным шипением…
10 августа, 12:16, лесная дорога.
Закревский был счастлив.
И не хотел задуматься: что же произошло, и каким немыслимым чудом он перенесся на девять лет назад, в окрестности города Вуковар.
Он знал лишь, что впереди враг, а сзади уходит к Быстрице колонна сербских беженцев, и людям в серой усташской форме нельзя дать перевалить через эту лесистую гряду… Он был не один – слышал, как слева стучит короткими злыми очередями ручник улыбчивого Женьки Стороженко (накрытого в пулеметном гнезде снарядом гаубицы), как справа стреляет Петя, добрый и невезучий Петя Семага (заживо сгоревший на Днестре в бронекатере), как где-то рядом матерится между очередями Михасик (попавший в плен к мусульманам, и умерший страшно , даже для той войны – страшно)…
Еще одна серая фигура упала на песок. Леша улыбнулся. Впервые за девять прошедших лет старлей Закревский занимался тем, что очень хорошо умел – дрался с реальным, живым, осязаемым противником… Он устал от другой, невидимой войны – войны за мозги мальчишек, отравленные сериалами и компьютерными стрелялками. А теперь был счастлив, хотя в азартной горячке боя едва ли сознавал это…
ИНТЕРЛЮДИЯ
Между временем и пространством – V
1.
Много Тупиков повидала Хранительница за свою Вечность. Но этот… Этот стал для Базарги открытием.
Свернутый наподобие ленты Мебиуса (вернее, бутылки Клейна) единственной своей поверхностью внутрь, он не имел выходов в Реальность – представляясь из нее лишь точкой. Абсолютной и идеальной точкой – ибо любая реальная точка, изображенная пусть самым отточенным карандашом или другим инструментом, имеет и длину, и ширину. Эта же не имела размеров ни по одному из измерений. Но, тем не менее, несла в себе Тупик – странный квази-Мир, неизвестно для чего созданный.