Страница:
презрение к интересам трудового народа, каковой народ, по мнению этих
делегатов, не имеет ни малейшего шанса выдать своих сыновей и дочерей за
княжеских отпрысков.
А умные получили повод поразмышлять, с какой бы это стати София Юстина
и Корнелий Марцеллин решились, во-первых, отдать своих ближайших родичей на
заклание варварам и, во-вторых, всюду демонстрировать взаимную любезность,
даже симпатию, словно и не противники они, как то известно всем и каждому, а
преданнейшие друзья.
Воистину, много диковинного и непонятного пришлось узреть счастливому
аморийскому народу на этой двойной свадьбе, а еще больше скрывалось за
кулисами.
Народ увидел великолепную Софию Юстину, облаченную в роскошное платье
красного атласа, идущую под руку со своим невзрачным мужем Юнием Лонгином;
она лучилась от счастья, раздаривая ослепительные улыбки, и могло
показаться, что это она, а не Кримхильда, выходит замуж. Другая странность
заключалась в отсутствии на брачной церемонии отца Софии, князя и сенатора
Тита Юстина, из чего одни заключили, что первый министр втайне не одобряет
затеи своей дочери, а вторые -- что амбициозная дочь окончательно прибрала к
рукам своего стареющего отца и сама воспретила ему являться в Пантеон, дабы
не бросал тень на ее триумф.
Шутил, кокетничал с дамами и широко улыбался коллегам-сенаторам и князь
Корнелий Марцеллин; его жена Эстелла основное время проводила в обществе
князя Марсия Милиссина, брата своего. Князь Корнелий оспаривал у племянницы
роль самого счастливого человека этого дня и даже произнес трогательную
речь, из которой следовало, сколь тяжко и радостно ему устраивать брак своей
любимой дочери с "достойным сыном достойного отца", как выразился сенатор по
поводу Варга и Круна.
Вскоре София и Корнелий исчезли из поля общего внимания, чтобы затем
явиться вновь. Сначала то была княгиня София -- она вела под руку деверя
своего, Виктора Лонгина. Навстречу ей вышел герцог Крун с Кримхильдой.
Молодые заняли положенные места перед Алтарем Аватаров, произнесли короткие
молитвы, ответили на ритуальные вопросы понтифика -- да, именно так, венчал
их сам глава Святой Курии -- и под конец старинной клятвой "Consortium omnis
vitae"41 утвердили свой союз.
Следом вышли князь Корнелий с Доротеей и снова герцог Крун, но уже с
Варгом. Церемония повторилась в точности; так принц, игравший нынче роль
верного сына и счастливого жениха, обрел себе законную половину.
После церемонии был праздник в самом богатом заведении аморийской
столицы, в таверне "Нектар и амброзия". И снова звучали радостные речи,
сверкали улыбки, лилось отборное вино... Самыми грустными на этом диковинном
празднике жизни казались молодые; впрочем, последнее замечание не относилось
к принцу Варгу, который раздаривал искусственные улыбки, -- таким необычным
способом он укрывал свое презрение к напыщенному и фальшивому собранию.
Доротея Марцеллина, напротив, улыбалась мало; она испытывала жуткий
страх перед варваром, чьей женой по воле любимого отца и господина
согласилась стать.
Виктор Лонгин горевал над собственной планидой, и его тоже можно было
понять: каково-то ему, аристократу, рожденному и взращенному под благодатным
южным солнцем и божественным оком Эфира, следовать в эту самую промозглую
Галлию-Варварию... что там ждет его... любовь? удача? или смерть?..
Из счастливой четверки лишь принцесса Кримхильда была печальна просто
потому, что без памяти влюбилась в своего красавца мужа.
Следующим днем, девятнадцатого октября, семейный праздник сменился
государственным: Империя отмечала семьдесят шестой день рождения
Божественного императора. Согласно традиции, торжественный прием в
Палатинском дворце состоялся во второй половине дня, а утром Виктор V
прочитал тронную речь перед Большой Консисторией -- так называлось общее
собрание министров, сенаторов, членов Святой Курии, плебейских делегатов и
архонтов двенадцати имперских провинций. Среди гостей присутствовали
нарбоннские галлы. В речи, которую для августа написала София Юстина,
отмечались последние достижения Богохранимой Империи, говорилось о намерении
Правительства Его Божественного Величества и впредь развивать дружбу с
подвластными Империи народами, а также решительно искоренять всяческую
ересь.
Выслушав речь Владыки Ойкумены и поприсутствовав на вечернем приеме
девятнадцатого октября, Крун с детьми и свитой двадцатого октября отбыл из
космополиса; вместе с ним, разумеется, уехали и Виктор Лонгин, и Доротея
Марцеллина, и обещанные Софией Юстиной врачи с геологами -- те и другие,
между прочим, были замаскированы под миссионеров, -- и миссионеры настоящие,
в чью задачу входило наставлять темный народ герцога Круна на путь Истинной
Веры.
Еще в Нарбоннскую Галлию разными путями устремились другие полезные в
своем деле люди: шпионы, стяжатели, колонисты, да и просто искатели
приключений. Некий бесплотный дух, обычно покровительствующий этой отважной
братии, редко когда ошибался; нынче он нашептывал, что именно здесь, в
Нарбоннской Галлии, намечается игра по-крупному.
Интерлюдия первая,
в которой сенатор Аморийской империи и его племянница подводят
промежуточный итог своим интригам
148-й Год Химеры (1785),
22 октября, Темисия, дворец Большой Квиринал, Палаты Сфинкса42
-- ...Дражайшая племянница, я испытал необыкновенную радость и
гордость, когда узнал о решении Его Божественного Величества присвоить вам
чин логофета и назначить вас новым министром колоний.
-- Дражайший дядюшка, сегодня вы как никогда любезны. Да будет вам
известно, я приняла упомянутое вами назначение единственно из стремления
помочь моему отцу во внешних делах...
-- В каковых вы справедливо считаетесь непревзойденным художником;
взять хотя ваш впечатляющий триумф в Нарбоннской Галлии.
-- Ах, милый дядюшка, вы льстите мне!
-- Нисколько, милая Софи.
-- Вы, дядюшка, сама скромность: уж я-то знаю, что без вас...
-- Ну, оставьте! Я всего-то воспользовался плодами вашей игры.
-- Мы сыграли ее вместе, любимый дядюшка.
-- О, неужели я это слышу?! Я счастлив! Вы наконец-то поняли: мы
созданы друг для друга, милая Софи!
-- Ради Творца и всех великих аватаров, дядюшка, -- ужели вы не видите,
как я краснею?!
-- Я вижу розовое совершенство -- и пусть завидует Венера вам!
-- Ага, теперь вы, дядя, возжелали, чтобы ревнивая богиня ко мне
враждою воспылала?! Хм, это в вашем духе!
-- Нисколько, милая Софи. Как вам известно, я грудь готов подставить,
дабы ее удары вам на себя принять!
-- Вот как, грудь? Я предпочла бы ваши ум и ваши связи, милый дядя.
-- То есть?
-- Порекомендуйте мне, кого назначить послом в Нарбонну.
-- Клянусь эгидой Зевса! Вы это спрашиваете у меня?!
-- У вас, милейший дядя, и даже обещаю послом назначить человека,
преданного вам. Я полагаю, вы сумеете найти такого, хотя это и трудно.
-- О, вы меня смутили, огорошили, растрогали! Я, право, недостоин
давать советы вам... Я не готов назвать кандидатуру.
-- Ну что ж, подумайте и назовите... А может, у вас есть уже посол,
дражайший дядя?
-- У меня -- посол?!
-- А ваша дочь родная -- чем не посол отца?
-- Да что такое говорите вы, милейшая Софи! Дора моя -- смиренный
ангел, а не дипломат.
-- Ну-ну, посмотрим! Хочу, чтобы вы знали, дядя: я буду наблюдать за
Дорой, за своей кузиной, и если я замечу, что ангел оказался дипломатом...
-- Помилуйте, София, это невозможно! Такого превращения моей любимой
Доротеи я не переживу!
-- Я вас предупредила, дядя... Вас что-нибудь еще интересует?
Великодушно извините меня, но первый день на службе государства...
-- Да-да, я понимаю, работы много... Я хочу всего лишь уточнить насчет
Ульпинов.
-- Говорите тише, дядя!
-- А что, у этих стен есть уши?
-- Причем здесь стены? Нас слышат боги!
-- А если мы начнем шептаться -- разве нас боги не услышат?!
-- Услышат, разумеется, но и простят: они поймут, как нам стыдно.
-- Софи, вы просто прелесть! Значит, получилось?
-- Увы и ах! Экраноплан с еретиками... он разбился. Случился страшный
взрыв, и все погибли.
-- Точно все?
-- Все, абсолютно. Двадцать три человека. Должно быть, боги решили
призвать еретиков на суд небесный, не дожидаясь, когда еретики прибудут в
"Обитель Обреченных"...
-- А почему в газетах нет?
-- Завтра будет, на первых полосах.
-- Значит, получилось. Хи-хи... Неисповедимы пути богов!
-- Вы самый милый негодяй из всех, кого я знаю, дражайший дядюшка. Я
думаю, вам стоит помолиться аватарам об отпущении грехов.
-- Не устаю молиться, дорогая. И знаете, о чем? Чтобы узнать скорее,
где настоящие еретики!
-- И я молюсь о том же.
-- А спецслужбы?
-- Они Ульпинов ищут. Уже -- по всей стране.
-- Скверно, очень скверно, Софи, если окаянным еретикам удастся -- или
уже удалось -- бежать из Амории.
-- Мы их везде достанем, дядюшка. Даже в Галлии -- и особенно в Галлии!
-- Неужели принц Варг окажется настолько безрассуден, что с ними
сызнова соединится?!
-- Не знаю, дядюшка, не знаю... Но если принц опять поддастся козням
Аты, с ним то же самое случится...
-- Что с экранопланом?
-- Да. Гнев богов, я полагаю, будет столь велик, что их огонь священный
изничтожит всякого, кто возымеет глупость -- или несчастье -- оказаться
вблизи еретиков.
-- Дьявол!.. Но с ним же дочь моя!
-- Об этом раньше надо было думать, дядя.
-- Софи, прошу, молю вас, поклянитесь, что ничего не сделаете с ним...
с ними... без моего участия!
-- А вы, дражайший дядя, поклянитесь, что ничего не сотворите за моей
спиной, о чем потом жалеть придется!
-- Вы страшная женщина, Софи! А я ведь просто так зашел, поздравить с
назначением и чином...
-- Так вы клянетесь, дядя?
-- Вот вам: клянусь! Тому порукой кровь Фортуната, что в жилах течет
моих!
-- Хорошо. И я клянусь, поскольку в моих жилах крови Основателя ничуть
не меньше, нежели в ваших.
-- И все-таки мы с вами par nobile fratrum43, милая Софи.
-- Дражайший дядюшка, прощайте. И заходите снова: беседы с вами
поднимают мне настроение.
-- Знаете, и мне. Правда, не сразу. Прощайте, дражайшая племянница, --
и да хранят вас боги!
-- И вас, дражайший дядюшка.
в которой принц Нарбоннский встречает живых покойников, а затем
выбирает между ними и собственным отцом
148-й Год Кракена (1786),
7 апреля, Галлия, Нарбоннский лес
Отшумела утренняя охота. Принц Варг в сопровождении девяти молодых
рыцарей, составлявших его обычную свиту, возвращался домой, в Нарбонну.
Нынче охота выдалась удачной: принц собственноручно подстрелил из лука
пятерых куропаток, а еще одну принес ему верный сокол. Не остались без
трофеев и его друзья, среди которых первое место занимал отважный оруженосец
рыцарь Ромуальд.
Несмотря на столь впечатляющие победы над лесной живностью, ехать в
город никому не хотелось. С недавних пор Нарбонна перестала казаться этим
людям родным домом. Молодые рыцари всецело разделяли убеждения своего принца
-- однако заявлять их в открытую не имело никакого смысла; сверх того, в
наступившие времена за такие взгляды можно было запросто поплатиться жизнью.
Обо всем же прочем, к чему могла лежать душа утренних охотников, уже
поговорили, и потому принц со спутниками ехали молча, каждый наедине со
своими мыслями.
День уродился теплым и ясным; весенняя распутица в такой день не
раздражала; молодая поросль с могучих лиственниц жадно тянулась к солнцу,
наслаждаясь светом и теплом; предвкушение расцвета благой весны витало в
пока еще студеном воздухе. Широкой грудью Варг вдыхал чистые лесные ароматы
и думал, сколь же стоек древний лес в своем вековечном желании просто
наслаждаться жизнью; о, как мечтал он, Варг, уподобиться этому дремучему
лесу, истинному другу с детства, в чьих объятиях только и можно было
чувствовать себя свободным.
Он нарочно ехал медленно, чтобы опоздать к завтраку; кусок застревает в
горле, когда видишь эти лица, когда-то такие родные, а нынче -- личины
отступников, маски врагов. Никакой голод не заставит истинного воина
подбирать крохи со стола неприятеля. К тому же потом будет обед -- а обедают
с недавних пор все отдельно. Впрочем, вспомнил Варг, до обеда назначен суд;
на суд неправый тот также неплохо было бы опоздать...
Внезапно чуткий слух его приметил приглушенные голоса вдали, какую-то
возню, шум и треск ломающихся веток. Медведь? Но кто может травить медведя в
этом лесу в столь неурочный час?! Нет, не медведь -- так кто же?
Любопытство взыграло в душе юноши: появился повод испытать какое-нибудь
приключение, которое наверняка отсрочит возвращение в Нарбонну. Принц
пришпорил коня и поскакал на шум; свита устремилась за ним.
Он выехал на поляну и застал удивительное зрелище. Ватага грязных
босяков, по всему видать, разбойников, привязывала к огромному дубу двоих
человек. Собственно, это-то как раз не удивило Варга, потому что для того
разбойники и существуют, чтобы заниматься подобным промыслом. Удивительное
заключалось в другом: жертвы нападения никак не походили на заезжих
негоциантов или, на худой конец, состоятельных крестьян. Это были такие же
босяки, как и сами лесные братья, к тому же низкорослые, худые -- одна кожа
да кости, -- в рваном тряпье, с засаленными растрепанными волосами.
Заслышав цокот копыт, лесные братья бросили свое занятие. Бежать им
стало несподручно -- далеко ли убежишь от этих грозных рыцарей с мечами и
луками, что горделиво восседают на верных скакунах?!
-- Так, так, Бальд Заячья Нога, -- с усмешкой проговорил Варг,
натягивая поводья, -- наконец-то мы с тобою встретились!
Разбойничий вожак, чью личность признал Варг, сорвал с головы дырявую
ушанку и в пояс поклонился принцу.
-- Господин мой, и я тебя рад видеть.
-- С чего бы радоваться тебе, Заячья Нога? Я прикажу тебя повесить.
-- Повесить?! Да за что же это, добрый господин мой принц? Неужто я
тебя прогневал?
Могучий принц расхохотался наглости разбойника и указал мечом на дерево
и пленников Бальда.
-- Да вот за них тебя я и повешу, -- коротко пояснил он.
-- Да вот за них, -- передразнил принца Бальд, -- тебе бы следовало
меня вознаградить! Ну это если правда, что люди про тебя толкуют.
Заинтригованный Варг опустил руку с мечом и спросил:
-- А что толкуют про меня?
-- А то, мой добрый господин, что ты остался верен истинным богам, и
что чудовищ аморейских презираешь, и что когда ты станешь герцогом,
отеческие боги возвратятся к нам, а амореи лживые отсюда уберутся, раз и
навсегда! -- вымолвил один из разбойников, по виду жрец-расстрига.
Варг нахмурился; с недавних пор он стал очень недоверчив. Кто знает,
нет ли среди лесного сброда подсылов аморейских?
-- Ты мне зубы не заговаривай, -- сурово произнес он, обращаясь к
вожаку. -- Живо отвязывай тех двоих, а сам убирайся с моих глаз; радуйся,
что я сегодня добрый. Ну, живо, Заячья Нога!
-- А-а! -- разочарованно протянул вожак. -- Стало быть, враки то были
про тебя, коли ты велишь отвязать проклятых амореев!
Принц опешил, а затем расхохотался снова.
-- Ну ты даешь, Заячья Нога! Тебе бы скоморохом выступать; вот эти
голодранцы -- амореи?! Да ты чего, не видел настоящих амореев? Так я тебе
скажу, я видел: у самого бедного аморея денариев в мошне поболе будет, чем у
тебя оболов!
Бальд внезапно посерьезнел, подошел, не боясь, к принцу и, поманив его
пальцем, прошептал:
-- Я дело говорю, мой господин. Это подсылы аморейские. Я сам слыхал,
как вон тот, что помоложе, тому, постарше, что-то промычал, да не по-нашему,
по-аморейски!
-- Да нет, он мямлил по-латыни, -- уточнил расстрига. -- И тут решили
мы: где это видано, чтоб наши оборванцы ученым языком владели!
-- Во-во, -- поддакнул Заячья Нога. -- Клянусь задницей Локи, принц,
это амореи, имперские подсылы! Вели немедля их казнить, злодеев!
Тут к Варгу подъехал рыцарь Ромуальд, до этого внимательно
всматривавшийся в жертв разбойного нападения, и шепнул ему на ухо:
-- Тебе это ничего не напоминает? По-моему, мы где-то уже видели такое,
но тогда оковы получше были и столб потверже!
Молодой принц вытаращил глаза на узников большого дуба. В этот момент
привязанный старик поднял голову и лукаво подмигнул ему. Принц отшатнулся,
точно увидел пред собой живого Гарма, и прошептал заклинание, охраняющее от
демонов.
-- По-моему, это уже слишком, -- пробормотал он, покрываясь холодным
потом.
-- Отнюдь, -- сказал по-аморийски привязанный старик, демонстрируя тем
самым свой невероятный слух, -- мы всего лишь выполнили обещание, данное
тебе, благородный юноша.
-- Вот-вот, опять! -- закричал Бальд Заячья Нога. -- Опять говорят не
по-нашему! Вели казнить их, добрый господин!
Сердце Варга неистово затрепетало в могучей груди. Он сам и не
представлял, что испытает такую радость, узрев этих двоих живыми -- тех,
кого уже давно похоронил... Принц повернулся к Ромуальду и прошептал ему
что-то на ухо. Рыцарь кивнул и взялся за поводья. Затем Варг спрыгнул со
скакуна и встал напротив Бальда; принц превосходил разбойника на добрую
голову.
-- Ты вот что, Заячья Нога. Бери своих и двигай отсюда, да побыстрее.
Мои друзья проследят, как ты поторопишься.
-- А как же амореи?! -- изумился вожак.
-- Сам с ними разберусь, то не твоего ума дело. На тебе, на память о
нашей встрече.
С этими словами принц протянул разбойнику монетку в десять оболов; для
лесных братьев то были неплохие деньги. Бальд монету взял, покрутил в руках,
-- и вдруг плюнул на изображение аватара Сфинкса, отчеканенного на лицевой
стороне. И выкинул монету в кусты. Тотчас за ней кинулись трое разбойников;
одному из них сопутствовала удача. Бальд выругался. Варг положил руку ему на
плечо и негромко сказал:
-- Не горюй, дружище. Когда-нибудь у нас тоже будут свои монеты.
-- У вас, может, и будут, а у нас -- навряд ли, -- пробурчал вожак
лесных братьев.
-- Будут у нас -- будут и у вас, -- усмехнулся Варг. -- Даром, что ли,
вы тут промышляете. Ну, ступай, живо.
Когда разбойники убрались вслед за своим вожаком и уехали рыцари, Варг
подошел к большому дубу и молча, как и в тот, первый, раз, принялся
освобождать узников.
-- Тебе, наверное, смешно, -- сказал Марк Ульпин по-галльски, -- нам и
самим смешно: из пасти зверя выбрались без единой царапины, а тут
попались...
-- Хм!.. Да запоздай я... -- начал было Варг, но молодой Ульпин перебил
его:
-- Не преувеличивай. Ты полагаешь, мы бы дали этому низкому сброду
умертвить себя?!
-- А чего ж вы делали тут? -- криво ухмыльнулся принц.
-- Мы изучали ситуацию, -- серьезно произнес Марк, разминая затекшие
суставы. -- Не могли же мы просто так явиться во дворец герцога:
"Здравствуйте, мы -- беглые еретики Ульпины, не будет ли угодно вам
предоставить нам политическое убежище от аморийских властей?". Да будет тебе
известно, друг мой, мы давно уж тут, в Галлии. Мы избрали самые
непритязательные личины...
-- Не очень-то они вам помогли, -- вставил Варг.
-- ...И в личинах этих проводили репрезентативное исследование
умонастроений вашего народа.
-- Мой отец хочет сказать, что мы выявляли, как подданные герцога Круна
относятся к его последним нововведениям, -- пояснил Януарий Ульпин.
-- Именно, -- кивнул Марк. -- Тебе интересно знать, к каким выводам мы
пришли? Изволь, скажу. Во-первых, народ ваш расколот...
-- Это обман! -- вскипел Варг. -- Простой народ, почти все рыцари и
большинство баронов за отеческую веру! А за отца и амореев лишь кучка
дураков, предатели, купцы да несколько баронов и ближние советники отца!
Плюс сами амореи!
Марк Ульпин сокрушенно покачал головой.
-- Э-э, нет, мой благородный друг, так дело не пойдет. Уж если ты
собрался побеждать -- изволь глядеть в глаза жестокой правде! Скажи мне,
разве ты, когда вступаешь в бой, спускаешь вниз забрало шлема, чтобы не
видеть, как грозный враг несется на тебя?
Принц смутился; от этого щуплого старика исходила некая могучая аура,
ему хотелось покоряться, с ним хотелось соглашаться, его словам хотелось
просто внимать...
-- Я повторяю, -- говорил Марк Ульпин, -- ваш народ расколот! Смятение
царит в умах простолюдинов. С одной стороны, война им надоела, и миру, что с
Аморией установился, они рады. Ибо мир суть залог успешной жизни всякого
трудяги, будь то пастух, свободный мастер или землепашец. А с другой, им
трудно в одночасье отринуть все заветы отцовской веры и воспринять Империю
как друга.
-- Как же, друга!.. -- пробурчал Варг.
-- Теперь насчет купцов. Напрасно ты считаешь, что все они за амореев.
Купцам выгоден мир, это верно. Однако самые умные ваши купцы уже поняли, что
такое есть конкуренция со стороны имперских негоциантов. Чем дальше, тем
больше ваши купцы будут отступать под напором имперских, а, следовательно,
становиться недругами амореев.
-- Толстобрюхие торгаши трусливы, как и все, кто наживается нечестно.
Они нам не союзники.
-- И вновь ошибка, юный друг! Купцы в бой за свободу не пойдут, это
стократ верно. Но их возможно убедить купить оружие для тех, кто в бой идти
готов. Ты понимаешь?
Варг изумленно посмотрел на старика: такая возможность не приходила ему
в голову.
-- Нет, -- помотал головой он, точно изгоняя наваждение. -- Я рыцарь и
сын герцога, мне ни к чему испрашивать милостей у низкорожденных торгашей!
Марк и Януарий переглянулись; Варгу показалось, что на тонких губах
старика промелькнула усмешка. Принцу вдруг стало стыдно, как бывает стыдно
ребенку, сказавшему глупость умному взрослому и осознавшему это.
-- Ты определись, -- молвил младший Ульпин, -- чего ты хочешь, а потом
решай, что для тебя важнее. Если ты мечтаешь освободить свой народ, одно
дело. Тогда все средства хороши, ну, почти все. А если ты мечтаешь остаться
в памяти потомков как благородный рыцарь, за правое и великое дело павший,
-- что ж, тогда сам выбирай, с кем тебе дружить!
-- И еще, -- молвил старший еретик, -- помнишь, там, на Форуме, ты
сказал нам: "Сила у меня есть. Или будет скоро. Мне нужны знания"?
-- Да, -- прошептал Варг, в душе изумляясь великолепной памяти этого
старика, -- я именно так сказал!
-- Ну вот, -- кивнул Марк, -- мы дадим тебе знания, если ты сам
захочешь их у нас взять. А вот станут ли наши знания твоей силой -- это
зависит только от тебя самого. Подумай и решай.
-- Да чего мне думать! -- с волнением воскликнул принц. -- Я все давно
решил! Я за свободу своего народа буду биться, с вами или без вас, а буду!
Вы... вас мне, я думаю, послали боги... истинные боги, а не аватары...
-- А что, если нас к тебе дьявол подослал? -- с нарочито гаденькой
ухмылкой вопросил Януарий.
-- Пусть даже дьявол! Пусть! Ведь дьявол против аватаров, так?!
-- Вполне разумно, -- заметил Марк. -- Никто не станет отрицать, что
дьявол против аватаров. Ну а тебе не страшно будет с нами, с еретиками,
слугами дьявола, дела водить?
Принц вздрогнул поневоле. На память пришли гнусные фотографии, которые
показывала ему София Юстина. Он поспешил объявить те фотографии подделкой --
он знал всегда, что амореи способны на любую гнусность, дабы опорочить своих
врагов. А если не подделка -- если правда? Варг вспомнил отрубленные члены,
магические знаки, зловещие книги... и этих двоих, заснятых рядом. Проклятие,
как мог забыть он: эти двое -- тоже амореи, да не простые, а патрисы!
-- Ты сомневаешься, -- констатировал Марк Ульпин. -- Я читаю твою душу
по твоему лицу. Тебе, наверное, такое про нас наговорили!
-- Мне показали фотоснимки, -- прошептал Варг.
-- А-а, -- вздохнул старик. -- Тогда тем более понятно.
-- Скажи... скажи мне, это правда? Ну, то, что видел я на снимках?
-- Такая же правда, как и известие о нашей с отцом смерти, -- улыбнулся
Януарий. -- Оно прошло во всех газетах Империи. Ты не видел?
От души Варга отлегло. "Фотографии -- подделка, -- подумалось ему. --
Эти двое -- не злодеи, какими их представляют София Юстина и ей подобные.
Эти двое -- отважные бунтари, которые восстали против Империи Чудовищ".
-- Видел, -- кивнул он. -- Амореи пересылают свои газеты во дворец
отца. Я видел... и поверил.
-- Никогда не верь тому, что пишут и говорят твои враги о своих врагах,
-- отчеканил Марк Ульпин.
-- Хорошо. Я... мне нужно вам сказать.
-- Говори.
-- Я очень на вас надеюсь, -- произнес Варг, стараясь взвешивать каждое
слово. -- Я не знаю, кто вы на самом деле, но... но мне кажется... мне
кажется, вы те, кого всю жизнь отцу недоставало! Мне вы нужны! Но если...
если я узнаю... если я пойму, что вы мне не друзья... что водите меня за нос
и держите за недоумка... я отомщу вам пострашнее амореев!
-- А ты нас не пугай, -- вскинув голову, заметил Януарий. -- Мы не
боимся никого! Тебе бы стоило это понять сразу, как только ты увидел нас на
Форуме!
-- Над нами лишь Единый Бог, Творец, Всевышний, -- добавил Марк. -- Он
создал мир и тотчас же забыл о мире. А люди тут живут; тут мир людей, а не
богов! Какую жизнь устроят сами люди, так будут жить. Добьются для себя
свободы -- будут счастливы. Покорятся -- неважно кому, богам, призракам иль
другим людям -- так всю жизнь и проживут с рабским торквесом на шее... Так
что мой сын правду тебе сказал: ты нас не пугай, отважный юноша с
благородным сердцем! Твоими подданными мы никогда не станем. Ни слугами и ни
рабами. Хочешь -- мы будем тебе друзьями и наставниками. Не хочешь --
обходись без нас. Подумай и решай!
...Чувства метались в душе молодого принца. Тут были и восхищение, и
радость, и уважение, и страх... Какие-то внутренние голоса в отчаянии ему
шептали: "Остановись, остановись, безумный! Ты не гляди, что эти двое слабы,
тщедушны, беззащитны. Оно лишь видимость. Ответив "да", ты рискуешь не
делегатов, не имеет ни малейшего шанса выдать своих сыновей и дочерей за
княжеских отпрысков.
А умные получили повод поразмышлять, с какой бы это стати София Юстина
и Корнелий Марцеллин решились, во-первых, отдать своих ближайших родичей на
заклание варварам и, во-вторых, всюду демонстрировать взаимную любезность,
даже симпатию, словно и не противники они, как то известно всем и каждому, а
преданнейшие друзья.
Воистину, много диковинного и непонятного пришлось узреть счастливому
аморийскому народу на этой двойной свадьбе, а еще больше скрывалось за
кулисами.
Народ увидел великолепную Софию Юстину, облаченную в роскошное платье
красного атласа, идущую под руку со своим невзрачным мужем Юнием Лонгином;
она лучилась от счастья, раздаривая ослепительные улыбки, и могло
показаться, что это она, а не Кримхильда, выходит замуж. Другая странность
заключалась в отсутствии на брачной церемонии отца Софии, князя и сенатора
Тита Юстина, из чего одни заключили, что первый министр втайне не одобряет
затеи своей дочери, а вторые -- что амбициозная дочь окончательно прибрала к
рукам своего стареющего отца и сама воспретила ему являться в Пантеон, дабы
не бросал тень на ее триумф.
Шутил, кокетничал с дамами и широко улыбался коллегам-сенаторам и князь
Корнелий Марцеллин; его жена Эстелла основное время проводила в обществе
князя Марсия Милиссина, брата своего. Князь Корнелий оспаривал у племянницы
роль самого счастливого человека этого дня и даже произнес трогательную
речь, из которой следовало, сколь тяжко и радостно ему устраивать брак своей
любимой дочери с "достойным сыном достойного отца", как выразился сенатор по
поводу Варга и Круна.
Вскоре София и Корнелий исчезли из поля общего внимания, чтобы затем
явиться вновь. Сначала то была княгиня София -- она вела под руку деверя
своего, Виктора Лонгина. Навстречу ей вышел герцог Крун с Кримхильдой.
Молодые заняли положенные места перед Алтарем Аватаров, произнесли короткие
молитвы, ответили на ритуальные вопросы понтифика -- да, именно так, венчал
их сам глава Святой Курии -- и под конец старинной клятвой "Consortium omnis
vitae"41 утвердили свой союз.
Следом вышли князь Корнелий с Доротеей и снова герцог Крун, но уже с
Варгом. Церемония повторилась в точности; так принц, игравший нынче роль
верного сына и счастливого жениха, обрел себе законную половину.
После церемонии был праздник в самом богатом заведении аморийской
столицы, в таверне "Нектар и амброзия". И снова звучали радостные речи,
сверкали улыбки, лилось отборное вино... Самыми грустными на этом диковинном
празднике жизни казались молодые; впрочем, последнее замечание не относилось
к принцу Варгу, который раздаривал искусственные улыбки, -- таким необычным
способом он укрывал свое презрение к напыщенному и фальшивому собранию.
Доротея Марцеллина, напротив, улыбалась мало; она испытывала жуткий
страх перед варваром, чьей женой по воле любимого отца и господина
согласилась стать.
Виктор Лонгин горевал над собственной планидой, и его тоже можно было
понять: каково-то ему, аристократу, рожденному и взращенному под благодатным
южным солнцем и божественным оком Эфира, следовать в эту самую промозглую
Галлию-Варварию... что там ждет его... любовь? удача? или смерть?..
Из счастливой четверки лишь принцесса Кримхильда была печальна просто
потому, что без памяти влюбилась в своего красавца мужа.
Следующим днем, девятнадцатого октября, семейный праздник сменился
государственным: Империя отмечала семьдесят шестой день рождения
Божественного императора. Согласно традиции, торжественный прием в
Палатинском дворце состоялся во второй половине дня, а утром Виктор V
прочитал тронную речь перед Большой Консисторией -- так называлось общее
собрание министров, сенаторов, членов Святой Курии, плебейских делегатов и
архонтов двенадцати имперских провинций. Среди гостей присутствовали
нарбоннские галлы. В речи, которую для августа написала София Юстина,
отмечались последние достижения Богохранимой Империи, говорилось о намерении
Правительства Его Божественного Величества и впредь развивать дружбу с
подвластными Империи народами, а также решительно искоренять всяческую
ересь.
Выслушав речь Владыки Ойкумены и поприсутствовав на вечернем приеме
девятнадцатого октября, Крун с детьми и свитой двадцатого октября отбыл из
космополиса; вместе с ним, разумеется, уехали и Виктор Лонгин, и Доротея
Марцеллина, и обещанные Софией Юстиной врачи с геологами -- те и другие,
между прочим, были замаскированы под миссионеров, -- и миссионеры настоящие,
в чью задачу входило наставлять темный народ герцога Круна на путь Истинной
Веры.
Еще в Нарбоннскую Галлию разными путями устремились другие полезные в
своем деле люди: шпионы, стяжатели, колонисты, да и просто искатели
приключений. Некий бесплотный дух, обычно покровительствующий этой отважной
братии, редко когда ошибался; нынче он нашептывал, что именно здесь, в
Нарбоннской Галлии, намечается игра по-крупному.
Интерлюдия первая,
в которой сенатор Аморийской империи и его племянница подводят
промежуточный итог своим интригам
148-й Год Химеры (1785),
22 октября, Темисия, дворец Большой Квиринал, Палаты Сфинкса42
-- ...Дражайшая племянница, я испытал необыкновенную радость и
гордость, когда узнал о решении Его Божественного Величества присвоить вам
чин логофета и назначить вас новым министром колоний.
-- Дражайший дядюшка, сегодня вы как никогда любезны. Да будет вам
известно, я приняла упомянутое вами назначение единственно из стремления
помочь моему отцу во внешних делах...
-- В каковых вы справедливо считаетесь непревзойденным художником;
взять хотя ваш впечатляющий триумф в Нарбоннской Галлии.
-- Ах, милый дядюшка, вы льстите мне!
-- Нисколько, милая Софи.
-- Вы, дядюшка, сама скромность: уж я-то знаю, что без вас...
-- Ну, оставьте! Я всего-то воспользовался плодами вашей игры.
-- Мы сыграли ее вместе, любимый дядюшка.
-- О, неужели я это слышу?! Я счастлив! Вы наконец-то поняли: мы
созданы друг для друга, милая Софи!
-- Ради Творца и всех великих аватаров, дядюшка, -- ужели вы не видите,
как я краснею?!
-- Я вижу розовое совершенство -- и пусть завидует Венера вам!
-- Ага, теперь вы, дядя, возжелали, чтобы ревнивая богиня ко мне
враждою воспылала?! Хм, это в вашем духе!
-- Нисколько, милая Софи. Как вам известно, я грудь готов подставить,
дабы ее удары вам на себя принять!
-- Вот как, грудь? Я предпочла бы ваши ум и ваши связи, милый дядя.
-- То есть?
-- Порекомендуйте мне, кого назначить послом в Нарбонну.
-- Клянусь эгидой Зевса! Вы это спрашиваете у меня?!
-- У вас, милейший дядя, и даже обещаю послом назначить человека,
преданного вам. Я полагаю, вы сумеете найти такого, хотя это и трудно.
-- О, вы меня смутили, огорошили, растрогали! Я, право, недостоин
давать советы вам... Я не готов назвать кандидатуру.
-- Ну что ж, подумайте и назовите... А может, у вас есть уже посол,
дражайший дядя?
-- У меня -- посол?!
-- А ваша дочь родная -- чем не посол отца?
-- Да что такое говорите вы, милейшая Софи! Дора моя -- смиренный
ангел, а не дипломат.
-- Ну-ну, посмотрим! Хочу, чтобы вы знали, дядя: я буду наблюдать за
Дорой, за своей кузиной, и если я замечу, что ангел оказался дипломатом...
-- Помилуйте, София, это невозможно! Такого превращения моей любимой
Доротеи я не переживу!
-- Я вас предупредила, дядя... Вас что-нибудь еще интересует?
Великодушно извините меня, но первый день на службе государства...
-- Да-да, я понимаю, работы много... Я хочу всего лишь уточнить насчет
Ульпинов.
-- Говорите тише, дядя!
-- А что, у этих стен есть уши?
-- Причем здесь стены? Нас слышат боги!
-- А если мы начнем шептаться -- разве нас боги не услышат?!
-- Услышат, разумеется, но и простят: они поймут, как нам стыдно.
-- Софи, вы просто прелесть! Значит, получилось?
-- Увы и ах! Экраноплан с еретиками... он разбился. Случился страшный
взрыв, и все погибли.
-- Точно все?
-- Все, абсолютно. Двадцать три человека. Должно быть, боги решили
призвать еретиков на суд небесный, не дожидаясь, когда еретики прибудут в
"Обитель Обреченных"...
-- А почему в газетах нет?
-- Завтра будет, на первых полосах.
-- Значит, получилось. Хи-хи... Неисповедимы пути богов!
-- Вы самый милый негодяй из всех, кого я знаю, дражайший дядюшка. Я
думаю, вам стоит помолиться аватарам об отпущении грехов.
-- Не устаю молиться, дорогая. И знаете, о чем? Чтобы узнать скорее,
где настоящие еретики!
-- И я молюсь о том же.
-- А спецслужбы?
-- Они Ульпинов ищут. Уже -- по всей стране.
-- Скверно, очень скверно, Софи, если окаянным еретикам удастся -- или
уже удалось -- бежать из Амории.
-- Мы их везде достанем, дядюшка. Даже в Галлии -- и особенно в Галлии!
-- Неужели принц Варг окажется настолько безрассуден, что с ними
сызнова соединится?!
-- Не знаю, дядюшка, не знаю... Но если принц опять поддастся козням
Аты, с ним то же самое случится...
-- Что с экранопланом?
-- Да. Гнев богов, я полагаю, будет столь велик, что их огонь священный
изничтожит всякого, кто возымеет глупость -- или несчастье -- оказаться
вблизи еретиков.
-- Дьявол!.. Но с ним же дочь моя!
-- Об этом раньше надо было думать, дядя.
-- Софи, прошу, молю вас, поклянитесь, что ничего не сделаете с ним...
с ними... без моего участия!
-- А вы, дражайший дядя, поклянитесь, что ничего не сотворите за моей
спиной, о чем потом жалеть придется!
-- Вы страшная женщина, Софи! А я ведь просто так зашел, поздравить с
назначением и чином...
-- Так вы клянетесь, дядя?
-- Вот вам: клянусь! Тому порукой кровь Фортуната, что в жилах течет
моих!
-- Хорошо. И я клянусь, поскольку в моих жилах крови Основателя ничуть
не меньше, нежели в ваших.
-- И все-таки мы с вами par nobile fratrum43, милая Софи.
-- Дражайший дядюшка, прощайте. И заходите снова: беседы с вами
поднимают мне настроение.
-- Знаете, и мне. Правда, не сразу. Прощайте, дражайшая племянница, --
и да хранят вас боги!
-- И вас, дражайший дядюшка.
в которой принц Нарбоннский встречает живых покойников, а затем
выбирает между ними и собственным отцом
148-й Год Кракена (1786),
7 апреля, Галлия, Нарбоннский лес
Отшумела утренняя охота. Принц Варг в сопровождении девяти молодых
рыцарей, составлявших его обычную свиту, возвращался домой, в Нарбонну.
Нынче охота выдалась удачной: принц собственноручно подстрелил из лука
пятерых куропаток, а еще одну принес ему верный сокол. Не остались без
трофеев и его друзья, среди которых первое место занимал отважный оруженосец
рыцарь Ромуальд.
Несмотря на столь впечатляющие победы над лесной живностью, ехать в
город никому не хотелось. С недавних пор Нарбонна перестала казаться этим
людям родным домом. Молодые рыцари всецело разделяли убеждения своего принца
-- однако заявлять их в открытую не имело никакого смысла; сверх того, в
наступившие времена за такие взгляды можно было запросто поплатиться жизнью.
Обо всем же прочем, к чему могла лежать душа утренних охотников, уже
поговорили, и потому принц со спутниками ехали молча, каждый наедине со
своими мыслями.
День уродился теплым и ясным; весенняя распутица в такой день не
раздражала; молодая поросль с могучих лиственниц жадно тянулась к солнцу,
наслаждаясь светом и теплом; предвкушение расцвета благой весны витало в
пока еще студеном воздухе. Широкой грудью Варг вдыхал чистые лесные ароматы
и думал, сколь же стоек древний лес в своем вековечном желании просто
наслаждаться жизнью; о, как мечтал он, Варг, уподобиться этому дремучему
лесу, истинному другу с детства, в чьих объятиях только и можно было
чувствовать себя свободным.
Он нарочно ехал медленно, чтобы опоздать к завтраку; кусок застревает в
горле, когда видишь эти лица, когда-то такие родные, а нынче -- личины
отступников, маски врагов. Никакой голод не заставит истинного воина
подбирать крохи со стола неприятеля. К тому же потом будет обед -- а обедают
с недавних пор все отдельно. Впрочем, вспомнил Варг, до обеда назначен суд;
на суд неправый тот также неплохо было бы опоздать...
Внезапно чуткий слух его приметил приглушенные голоса вдали, какую-то
возню, шум и треск ломающихся веток. Медведь? Но кто может травить медведя в
этом лесу в столь неурочный час?! Нет, не медведь -- так кто же?
Любопытство взыграло в душе юноши: появился повод испытать какое-нибудь
приключение, которое наверняка отсрочит возвращение в Нарбонну. Принц
пришпорил коня и поскакал на шум; свита устремилась за ним.
Он выехал на поляну и застал удивительное зрелище. Ватага грязных
босяков, по всему видать, разбойников, привязывала к огромному дубу двоих
человек. Собственно, это-то как раз не удивило Варга, потому что для того
разбойники и существуют, чтобы заниматься подобным промыслом. Удивительное
заключалось в другом: жертвы нападения никак не походили на заезжих
негоциантов или, на худой конец, состоятельных крестьян. Это были такие же
босяки, как и сами лесные братья, к тому же низкорослые, худые -- одна кожа
да кости, -- в рваном тряпье, с засаленными растрепанными волосами.
Заслышав цокот копыт, лесные братья бросили свое занятие. Бежать им
стало несподручно -- далеко ли убежишь от этих грозных рыцарей с мечами и
луками, что горделиво восседают на верных скакунах?!
-- Так, так, Бальд Заячья Нога, -- с усмешкой проговорил Варг,
натягивая поводья, -- наконец-то мы с тобою встретились!
Разбойничий вожак, чью личность признал Варг, сорвал с головы дырявую
ушанку и в пояс поклонился принцу.
-- Господин мой, и я тебя рад видеть.
-- С чего бы радоваться тебе, Заячья Нога? Я прикажу тебя повесить.
-- Повесить?! Да за что же это, добрый господин мой принц? Неужто я
тебя прогневал?
Могучий принц расхохотался наглости разбойника и указал мечом на дерево
и пленников Бальда.
-- Да вот за них тебя я и повешу, -- коротко пояснил он.
-- Да вот за них, -- передразнил принца Бальд, -- тебе бы следовало
меня вознаградить! Ну это если правда, что люди про тебя толкуют.
Заинтригованный Варг опустил руку с мечом и спросил:
-- А что толкуют про меня?
-- А то, мой добрый господин, что ты остался верен истинным богам, и
что чудовищ аморейских презираешь, и что когда ты станешь герцогом,
отеческие боги возвратятся к нам, а амореи лживые отсюда уберутся, раз и
навсегда! -- вымолвил один из разбойников, по виду жрец-расстрига.
Варг нахмурился; с недавних пор он стал очень недоверчив. Кто знает,
нет ли среди лесного сброда подсылов аморейских?
-- Ты мне зубы не заговаривай, -- сурово произнес он, обращаясь к
вожаку. -- Живо отвязывай тех двоих, а сам убирайся с моих глаз; радуйся,
что я сегодня добрый. Ну, живо, Заячья Нога!
-- А-а! -- разочарованно протянул вожак. -- Стало быть, враки то были
про тебя, коли ты велишь отвязать проклятых амореев!
Принц опешил, а затем расхохотался снова.
-- Ну ты даешь, Заячья Нога! Тебе бы скоморохом выступать; вот эти
голодранцы -- амореи?! Да ты чего, не видел настоящих амореев? Так я тебе
скажу, я видел: у самого бедного аморея денариев в мошне поболе будет, чем у
тебя оболов!
Бальд внезапно посерьезнел, подошел, не боясь, к принцу и, поманив его
пальцем, прошептал:
-- Я дело говорю, мой господин. Это подсылы аморейские. Я сам слыхал,
как вон тот, что помоложе, тому, постарше, что-то промычал, да не по-нашему,
по-аморейски!
-- Да нет, он мямлил по-латыни, -- уточнил расстрига. -- И тут решили
мы: где это видано, чтоб наши оборванцы ученым языком владели!
-- Во-во, -- поддакнул Заячья Нога. -- Клянусь задницей Локи, принц,
это амореи, имперские подсылы! Вели немедля их казнить, злодеев!
Тут к Варгу подъехал рыцарь Ромуальд, до этого внимательно
всматривавшийся в жертв разбойного нападения, и шепнул ему на ухо:
-- Тебе это ничего не напоминает? По-моему, мы где-то уже видели такое,
но тогда оковы получше были и столб потверже!
Молодой принц вытаращил глаза на узников большого дуба. В этот момент
привязанный старик поднял голову и лукаво подмигнул ему. Принц отшатнулся,
точно увидел пред собой живого Гарма, и прошептал заклинание, охраняющее от
демонов.
-- По-моему, это уже слишком, -- пробормотал он, покрываясь холодным
потом.
-- Отнюдь, -- сказал по-аморийски привязанный старик, демонстрируя тем
самым свой невероятный слух, -- мы всего лишь выполнили обещание, данное
тебе, благородный юноша.
-- Вот-вот, опять! -- закричал Бальд Заячья Нога. -- Опять говорят не
по-нашему! Вели казнить их, добрый господин!
Сердце Варга неистово затрепетало в могучей груди. Он сам и не
представлял, что испытает такую радость, узрев этих двоих живыми -- тех,
кого уже давно похоронил... Принц повернулся к Ромуальду и прошептал ему
что-то на ухо. Рыцарь кивнул и взялся за поводья. Затем Варг спрыгнул со
скакуна и встал напротив Бальда; принц превосходил разбойника на добрую
голову.
-- Ты вот что, Заячья Нога. Бери своих и двигай отсюда, да побыстрее.
Мои друзья проследят, как ты поторопишься.
-- А как же амореи?! -- изумился вожак.
-- Сам с ними разберусь, то не твоего ума дело. На тебе, на память о
нашей встрече.
С этими словами принц протянул разбойнику монетку в десять оболов; для
лесных братьев то были неплохие деньги. Бальд монету взял, покрутил в руках,
-- и вдруг плюнул на изображение аватара Сфинкса, отчеканенного на лицевой
стороне. И выкинул монету в кусты. Тотчас за ней кинулись трое разбойников;
одному из них сопутствовала удача. Бальд выругался. Варг положил руку ему на
плечо и негромко сказал:
-- Не горюй, дружище. Когда-нибудь у нас тоже будут свои монеты.
-- У вас, может, и будут, а у нас -- навряд ли, -- пробурчал вожак
лесных братьев.
-- Будут у нас -- будут и у вас, -- усмехнулся Варг. -- Даром, что ли,
вы тут промышляете. Ну, ступай, живо.
Когда разбойники убрались вслед за своим вожаком и уехали рыцари, Варг
подошел к большому дубу и молча, как и в тот, первый, раз, принялся
освобождать узников.
-- Тебе, наверное, смешно, -- сказал Марк Ульпин по-галльски, -- нам и
самим смешно: из пасти зверя выбрались без единой царапины, а тут
попались...
-- Хм!.. Да запоздай я... -- начал было Варг, но молодой Ульпин перебил
его:
-- Не преувеличивай. Ты полагаешь, мы бы дали этому низкому сброду
умертвить себя?!
-- А чего ж вы делали тут? -- криво ухмыльнулся принц.
-- Мы изучали ситуацию, -- серьезно произнес Марк, разминая затекшие
суставы. -- Не могли же мы просто так явиться во дворец герцога:
"Здравствуйте, мы -- беглые еретики Ульпины, не будет ли угодно вам
предоставить нам политическое убежище от аморийских властей?". Да будет тебе
известно, друг мой, мы давно уж тут, в Галлии. Мы избрали самые
непритязательные личины...
-- Не очень-то они вам помогли, -- вставил Варг.
-- ...И в личинах этих проводили репрезентативное исследование
умонастроений вашего народа.
-- Мой отец хочет сказать, что мы выявляли, как подданные герцога Круна
относятся к его последним нововведениям, -- пояснил Януарий Ульпин.
-- Именно, -- кивнул Марк. -- Тебе интересно знать, к каким выводам мы
пришли? Изволь, скажу. Во-первых, народ ваш расколот...
-- Это обман! -- вскипел Варг. -- Простой народ, почти все рыцари и
большинство баронов за отеческую веру! А за отца и амореев лишь кучка
дураков, предатели, купцы да несколько баронов и ближние советники отца!
Плюс сами амореи!
Марк Ульпин сокрушенно покачал головой.
-- Э-э, нет, мой благородный друг, так дело не пойдет. Уж если ты
собрался побеждать -- изволь глядеть в глаза жестокой правде! Скажи мне,
разве ты, когда вступаешь в бой, спускаешь вниз забрало шлема, чтобы не
видеть, как грозный враг несется на тебя?
Принц смутился; от этого щуплого старика исходила некая могучая аура,
ему хотелось покоряться, с ним хотелось соглашаться, его словам хотелось
просто внимать...
-- Я повторяю, -- говорил Марк Ульпин, -- ваш народ расколот! Смятение
царит в умах простолюдинов. С одной стороны, война им надоела, и миру, что с
Аморией установился, они рады. Ибо мир суть залог успешной жизни всякого
трудяги, будь то пастух, свободный мастер или землепашец. А с другой, им
трудно в одночасье отринуть все заветы отцовской веры и воспринять Империю
как друга.
-- Как же, друга!.. -- пробурчал Варг.
-- Теперь насчет купцов. Напрасно ты считаешь, что все они за амореев.
Купцам выгоден мир, это верно. Однако самые умные ваши купцы уже поняли, что
такое есть конкуренция со стороны имперских негоциантов. Чем дальше, тем
больше ваши купцы будут отступать под напором имперских, а, следовательно,
становиться недругами амореев.
-- Толстобрюхие торгаши трусливы, как и все, кто наживается нечестно.
Они нам не союзники.
-- И вновь ошибка, юный друг! Купцы в бой за свободу не пойдут, это
стократ верно. Но их возможно убедить купить оружие для тех, кто в бой идти
готов. Ты понимаешь?
Варг изумленно посмотрел на старика: такая возможность не приходила ему
в голову.
-- Нет, -- помотал головой он, точно изгоняя наваждение. -- Я рыцарь и
сын герцога, мне ни к чему испрашивать милостей у низкорожденных торгашей!
Марк и Януарий переглянулись; Варгу показалось, что на тонких губах
старика промелькнула усмешка. Принцу вдруг стало стыдно, как бывает стыдно
ребенку, сказавшему глупость умному взрослому и осознавшему это.
-- Ты определись, -- молвил младший Ульпин, -- чего ты хочешь, а потом
решай, что для тебя важнее. Если ты мечтаешь освободить свой народ, одно
дело. Тогда все средства хороши, ну, почти все. А если ты мечтаешь остаться
в памяти потомков как благородный рыцарь, за правое и великое дело павший,
-- что ж, тогда сам выбирай, с кем тебе дружить!
-- И еще, -- молвил старший еретик, -- помнишь, там, на Форуме, ты
сказал нам: "Сила у меня есть. Или будет скоро. Мне нужны знания"?
-- Да, -- прошептал Варг, в душе изумляясь великолепной памяти этого
старика, -- я именно так сказал!
-- Ну вот, -- кивнул Марк, -- мы дадим тебе знания, если ты сам
захочешь их у нас взять. А вот станут ли наши знания твоей силой -- это
зависит только от тебя самого. Подумай и решай.
-- Да чего мне думать! -- с волнением воскликнул принц. -- Я все давно
решил! Я за свободу своего народа буду биться, с вами или без вас, а буду!
Вы... вас мне, я думаю, послали боги... истинные боги, а не аватары...
-- А что, если нас к тебе дьявол подослал? -- с нарочито гаденькой
ухмылкой вопросил Януарий.
-- Пусть даже дьявол! Пусть! Ведь дьявол против аватаров, так?!
-- Вполне разумно, -- заметил Марк. -- Никто не станет отрицать, что
дьявол против аватаров. Ну а тебе не страшно будет с нами, с еретиками,
слугами дьявола, дела водить?
Принц вздрогнул поневоле. На память пришли гнусные фотографии, которые
показывала ему София Юстина. Он поспешил объявить те фотографии подделкой --
он знал всегда, что амореи способны на любую гнусность, дабы опорочить своих
врагов. А если не подделка -- если правда? Варг вспомнил отрубленные члены,
магические знаки, зловещие книги... и этих двоих, заснятых рядом. Проклятие,
как мог забыть он: эти двое -- тоже амореи, да не простые, а патрисы!
-- Ты сомневаешься, -- констатировал Марк Ульпин. -- Я читаю твою душу
по твоему лицу. Тебе, наверное, такое про нас наговорили!
-- Мне показали фотоснимки, -- прошептал Варг.
-- А-а, -- вздохнул старик. -- Тогда тем более понятно.
-- Скажи... скажи мне, это правда? Ну, то, что видел я на снимках?
-- Такая же правда, как и известие о нашей с отцом смерти, -- улыбнулся
Януарий. -- Оно прошло во всех газетах Империи. Ты не видел?
От души Варга отлегло. "Фотографии -- подделка, -- подумалось ему. --
Эти двое -- не злодеи, какими их представляют София Юстина и ей подобные.
Эти двое -- отважные бунтари, которые восстали против Империи Чудовищ".
-- Видел, -- кивнул он. -- Амореи пересылают свои газеты во дворец
отца. Я видел... и поверил.
-- Никогда не верь тому, что пишут и говорят твои враги о своих врагах,
-- отчеканил Марк Ульпин.
-- Хорошо. Я... мне нужно вам сказать.
-- Говори.
-- Я очень на вас надеюсь, -- произнес Варг, стараясь взвешивать каждое
слово. -- Я не знаю, кто вы на самом деле, но... но мне кажется... мне
кажется, вы те, кого всю жизнь отцу недоставало! Мне вы нужны! Но если...
если я узнаю... если я пойму, что вы мне не друзья... что водите меня за нос
и держите за недоумка... я отомщу вам пострашнее амореев!
-- А ты нас не пугай, -- вскинув голову, заметил Януарий. -- Мы не
боимся никого! Тебе бы стоило это понять сразу, как только ты увидел нас на
Форуме!
-- Над нами лишь Единый Бог, Творец, Всевышний, -- добавил Марк. -- Он
создал мир и тотчас же забыл о мире. А люди тут живут; тут мир людей, а не
богов! Какую жизнь устроят сами люди, так будут жить. Добьются для себя
свободы -- будут счастливы. Покорятся -- неважно кому, богам, призракам иль
другим людям -- так всю жизнь и проживут с рабским торквесом на шее... Так
что мой сын правду тебе сказал: ты нас не пугай, отважный юноша с
благородным сердцем! Твоими подданными мы никогда не станем. Ни слугами и ни
рабами. Хочешь -- мы будем тебе друзьями и наставниками. Не хочешь --
обходись без нас. Подумай и решай!
...Чувства метались в душе молодого принца. Тут были и восхищение, и
радость, и уважение, и страх... Какие-то внутренние голоса в отчаянии ему
шептали: "Остановись, остановись, безумный! Ты не гляди, что эти двое слабы,
тщедушны, беззащитны. Оно лишь видимость. Ответив "да", ты рискуешь не