Страница:
друзей с наставниками, но господ твоей души заиметь! Твоя воля крепка -- но
этих воля крепче! Ты камень -- но они стилет; стилет из закаленной стали
раскалывает камень...".
-- Я все уже решил, -- повторил принц, глядя в глаза старшему Ульпину.
-- Богам имперским не смутить меня! Вот тебе моя рука, друг!
Рука его повисла в воздухе. Марк Ульпин сказал:
-- Ты мало думал! А я хочу, чтобы ты представлял себе, на что идешь.
-- Я представляю, -- Варг опустил руку. -- Я знаю, сколь чудовища
сильны.
-- Нет, -- вмешался Януарий Ульпин, -- ты этого не можешь знать. Даже
мы с отцом, служившие посвященными иереями аватарианского Содружества, этого
не знаем до конца. Ибо поистине неизмерима сила тех, кого в действительности
не существует!
Варг обомлел; ему показалось, что он ослышался.
-- Наша вера, -- продолжал молодой еретик, -- учит, что аватаров нет в
реальном мире. Ни в Космосе, ни на Эфире, ни на других планетах -- их просто
не было и нет! Их выдумали люди, тот же лукавый Фортунат, зачинатель
Аморийской империи. Так появились аватары. Появились -- и проникли в души;
там они живут. В миллионах душ живут! Вот какая это сила! Ты вдумайся, друг:
миллионы, десятки миллионов обманутых душ готовы умереть за дело тех, кого
не было и нет, за дело призрачных богов! Готов ли ты сражаться против
миллионов?
Пытаясь унять нервную дрожь, принц ответил:
-- Я буду сражаться за свободу своей родины. Навряд ли Империя выставит
против меня миллионы солдат; да нет у нее столько...
Ульпины снова переглянулись, и старший с горечью промолвил:
-- Он снова нас не понимает. Очень жаль.
-- Проклятие! -- взревел Варг. -- Так объясните! Вы же умные -- так
объясните мне, я желаю знать!
Марк приложил руку к груди и сказал:
-- Ты узнаешь. Но не сразу. Не торопись. Излишек знаний пьянит поболее,
чем лишняя чаша крепкого эля. Мы твои друзья. Мы тебя не оставим. Мы тебе
поможем. Ты все узнаешь, что сам узнать захочешь. Не торопись.
-- Подумай на досуге о том, что мы тебе сказали, -- прибавил Януарий.
-- И если ты решишься, то уж тогда не отступай! Нам нужно быть уверенными,
что ты всецело с нами, умом, и сердцем, и душой, и телом, а не только
чувствами. Ибо чувства преходящи...
-- Хорошо, -- молвил Варг.
Он понял, что больше ничего пока не добьется от этих диковинных людей.
Но именно потому, что они были такие диковинные, они казались ему столь
нужными! Он вспомнил, какие опасности могут угрожать беглым еретикам.
-- Я должен где-то спрятать вас, друзья. Чтобы ни герцог, мой отец, ни
люди его, ни разбойники, ни кто-нибудь другой вас не смогли бы потревожить.
-- Разумно, -- кивнул Марк. -- Нам надобно такое место, где мы творить
могли бы...
-- Чего-чего?!
-- Я имею в виду, устроить лабораторию. Мы -- ученые, не забывай, друг.
-- Не сердись, -- улыбнулся Януарий. -- Мы не собираемся писать
философские трактаты. Мы будем создавать оружие, если тебе так угодно.
-- Вот именно, -- снова кивнул Марк. -- Оружие, какого не было у галлов
никогда. А ты нам обеспечь условия и безопасность. Понятно, благородный
друг?
* * *
148-й Год Кракена (1786),
7 апреля, Галлия, Нарбонна
Принц вернулся в город к обеду. Погода стремительно портилась. Благое
солнце скрылось за пеленой свинцовых туч, стало ветрено и сыро. Некогда
шумная столица юго-западной Галлии как будто спала. Хмурые стражники без
звука пропустили Варга через городские ворота и проводили сонными взглядами.
В самый разгар дня улицы были пустынны.
В Нарбоннской Галлии царил мир.
Современная Нарбонна стояла в десяти гермах от древнего римского
поселения. Она сформировалась вокруг средневековой крепости, построенной на
холме норвегами, то есть "северными людьми", в пору завоевания ими Галлии;
случилось это завоевание примерно тысячу лет тому назад.
Цитадель возводили добрые мастера. Стены творили из грубо отесанных
блоков, но зато укладывали эти блоки плотно друг к другу. Стены были
отвесными, высокими и толстыми. Их венчал парапет с прямоугольными зубцами.
В крепость вели единственные ворота с тяжелой стальной решеткой и подъемным
мостом над широким рвом с водой. История минувших веков запечатлелась на
крепостных стенах: вот отметины от снарядов баллист и катапульт, вот следы
от пушечных ядер, вот черные пятна от пламени огнеметов, а вот древний
камень словно плачет -- это поработали тепловые излучатели на эфиритовых
кристаллах... За тысячу лет Нарбоннская твердыня лишь однажды покорилась
имперским легионерам.
Внутри крепость представляла собой крохотный город. Посреди возвышался
строгий замок с положенной башней-донжоном, имелся двор, по периметру двора
стояли дома для рыцарей, родичей господина и его челядинцев. Разумеется,
были и кузницы, и пекарни, и небольшой сад с огородом на задворках, и всякие
мастерские. Конечно же, в подвалах замка винные погреба соседствовали с
тюрьмой для особо опасных государственных преступников, из которой,
естественно, никому еще не удавалось бежать. На вершине донжона постоянно
дежурили впередсмотрящие.
Средневековый Нарбоннский замок закономерно превратился в дворец
правящего герцога; нынче цитадель украшали два стяга: алый с белыми лилиями,
флаг Нарбоннской Галлии, и белый с двенадцатью черными звездами, каждая о
двенадцати лучах, -- флаг Аморийской империи.
Вообще же имперские стяги соседствовали с нарбоннскими знаменами не
только во дворце герцога Круна, но и везде, где признавали его власть. А
подле черно-белых стягов обязательно находилось место для зловещего
аморийского герба, орла с распростертыми крыльями, сжимающего в когтях
земной шар, для изваяний богов-аватаров, статуй Фортуната-Основателя и
нынешнего августа Виктора V, а также прочих наглядных свидетельств
покорности юго-западного удела "естественной власти" Божественного
императора. Даже самому внимательному взгляду не удалось бы приметить ни
единого изображения Донара-Всеотца, Вотана Мудрого, Прекрасноволосой Фригг
либо других "языческих идолов" -- для "ипостасей Хаоса" в Нарбоннии больше
не осталось места...
Мост был опущен, и Варг беспрепятственно въехал в цитадель. Обширный
двор оказался пуст, лишь в глубине его на эшафоте за ноги был подвешен труп
казненного; кровь капала из разрубленной шеи, а голова виднелась рядом,
насаженная на алебарду. От такого зрелища принц Варг содрогнулся, со злости
и обиды закусил губу и выругался; он до самого конца не верил, что отец
решится казнить своего лучшего друга. Бывшего друга. Судить -- да, но не
казнить же!..
Граф Седвик когда-то правил в северной Британии, на самой границе с
Каледонией. Там, в сумрачных горах, он без малого четверть века отбивался от
других графов, баронов и танов, приласканных амореями цепных собак. Война
закончилась разрушением графского замка и разделом владений Седвика между
покорными Божественной власти федератами. Сам граф Седвик чудом избежал
плена. После долгих лет скитаний он нашел пристанище в Нарбонне, где стал
убежденным и преданным соратником герцога Круна. Крун настолько доверял
Седвику, что отдал ему на воспитание своего единственного сына. Варг полюбил
старого графа, почти как отца, а в последнее время даже больше, чем отца.
Кто кого предал в итоге, разобраться нелегко. Когда Крун решил
отправиться в Темисию, Седвик обвинил его в измене и попытался свергнуть с
престола. Принц Варг отказался возглавить мятеж против отца, и Седвик был
схвачен. Пока Крун отсутствовал в Нарбонне, неугомонному графу удалось
освободиться и затеять новый мятеж. По возвращении герцога Седвик бежал к
пиратам Эгейского моря, но и там его достали щупальца вездесущей аморийской
охранки. По приказу из Темисии мятежного графа доставили в Нарбонну, то есть
на место последнего преступления: княгиня София Юстина, имперский министр
колоний, пожелала, чтобы герцог Крун собственной властью примерно покарал
смутьяна.
И вот сегодня это случилось: графу Седвику отрубили голову.
Варг отвел коня в стойло и направился к себе. Неожиданно дорогу ему
преградил барон Фальдр, служивший у Круна начальником стражи и, по
совместительству, командующим нарбоннской армией.
-- Мой принц, -- сказал Фальдр, -- хорошо, что вы вернулись. Ваш отец
требует вас к себе.
Варг измерил начальника стражи хмурым взглядом и, отодвинув рукой,
направился дальше.
-- Мой принц, таков приказ герцога, вашего отца, -- не отставал Фальдр.
-- Вам надлежит немедленно явиться к нему!
-- Я не ел с ночи, -- пробурчал Варг. -- Пообедаю и приду. Так и доложи
государю.
Барон Фальдр схватил его за рукав куртки.
-- Прошу вас, принц! Герцог гневен. Лучше бы вам...
Варг расхохотался.
-- Гневен, говоришь?.. А по-моему, у него должен быть праздник нынче!
Как не праздновать казнь смутьяна Седвика?!
Начальник стражи насупился и через силу прошептал:
-- Его светлость повелел мне привести вас к нему, как только вы
появитесь. Мне очень жаль, мой принц...
В этот момент за спиной барона Фальдра возникли еще несколько рыцарей.
"Придется подчиниться, -- подумалось Варгу. -- Ну не драться же с ними,
в самом деле!".
-- Мне тоже жаль, барон, что ты превратился в холуя, -- процедил он, --
а ведь совсем недавно мы с тобой в одной палатке спали, помнишь, в ночь
перед Массильской битвой?
Фальдр побледнел. Не дожидаясь его ответа, Варг направился в
апартаменты герцога.
Принц нашел отца в тронном зале. Правящий герцог Нарбоннский полулежал
на большом, с высокой спинкой, кресле из слоновой кости, служившем ему
троном. Лицо Круна покрывала ставшая уже привычной бледность. Ворот был
распахнут, правая рука была где-то под рубахой, наверное, на животе, а левая
покоилась на подлокотнике трона.
Крун был не один -- у окна стояла и говорила что-то принцесса
Кримхильда. Когда Варг вошел, она оборвала свою речь и резко обернулась к
нему. Ее красивые губы сложились в усмешку, и она сказала:
-- А-а, явился наконец... охотник!
Принц пробежал взглядом по лицу сестры. За те месяцы, что минули со
времени поездки в Миклагард, Кримхильда изменилась совершенно. Куда и
девалась ее девичья робость! Медленно, но верно дочь герцога приобретала
повадки госпожи. Сначала она заставила считаться с собой челядинцев, затем
взялась за наведение порядка в хозяйстве дворца, наконец, стала устраивать
собственные выезды в город и за его пределы. Роскошные платиновые волосы
свои Кримхильда больше не прятала, они складывались в одну большую косу,
когда принцесса была дома, либо развевались на ветру, когда она мчалась
подле отца и брата на охоте. Аморийские облегающие одежды она, впрочем,
носить избегала, но и прежние платья-рубахи игнорировала, предпочитая
облачаться в мужские куртки и штаны, в которых, нужно признать, выглядела
весьма и весьма элегантно.
Само собой разумеется, подобное поведение принцессы не осталось
незамеченным. Однажды ей сделала замечание старая служанка -- больше эту
служанку во дворце не видели. На принцессу жаловались и отцу, герцогу Круну,
но он только пожимал плечами и изредка замечал, что дочь его достаточно
взрослая и сама знает, как себя вести. При полном попустительстве отца
Кримхильда постепенно прибрала к рукам управление дворцовым хозяйством, и
челядинцы почувствовали ее жестокую руку.
Три месяца тому назад, в январе, случилось и вовсе удивительное
событие. В тронном зале собрался государственный совет. Присутствовали все
бароны герцогства. Крун вошел, сопровождаемый сыном, наследником престола,
и... дочерью! Вошел -- и объявил о начале собрания. Бароны молчали: они
ждали, когда единственная женщина покинет их, так как известно, дела
правления -- не для женских ушей. А она стояла подле трона отца и не
выказывала желания уходить. Как ни в чем не бывало герцог Крун объявил
первый вопрос; баронам предстояло высказаться насчет того, отправлять или не
отправлять сыновей на учебу в Аморию. Барон Старкад не выдержал и вспылил по
поводу присутствия Кримхильды. В ответ Крун разразился гневной и страстной
речью, смысл которой заключался в следующем: дочь моя не глупее всякого из
вас, и она будет участвовать в совете, а кому это не нравится, тот пусть
убирается на все четыре стороны. Тогда убрались пятеро из двадцати восьми
баронов, остальные смущенно молчали.
В тот раз принцесса не выступала. Не открывала рта она и на втором, и
на третьем совете, приучая баронов к своему присутствию. Однако на четвертом
совете, месяц тому назад, герцог сам обратился к ней, -- то рассматривали
вопрос об устройстве новой гавани на берегу Внутреннего моря, -- и
Кримхильда ответила: да, мой государь, гавань нужна, так как вследствие
заключения мира поток товаров увеличился, а прежний порт не в состоянии
принимать большие аморийские корабли. Затем она стала давать советы, какая
именно гавань нужна, сколько и каких кораблей разумно принимать в месяц.
Варг, чрезвычайно раздосадованный всей нынешней политикой отца вообще и
неожиданной наглостью сестры в частности, принялся активно возражать... куда
там! Герцог грубо оборвал сына и с горечью заметил, мол, стыдно брату быть
глупее сестры. Бароны угрюмо молчали, избегая смотреть на эту странную
троицу...
Все чаще и чаще Варг заставал Кримхильду в апартаментах отца. И добро
бы они беседовали о погоде, об искусстве, об охоте, наконец, -- но Крун
обсуждал с дочерью политические дела! Протест и злость, помноженные на
ревность, играли в душе Варга, он пытался вмешиваться в беседы отца и
сестры... это плохо у него получалось, такие вторжения обычно заканчивались
скандалами, Крун обзывал сына глупцом, кричал на него, а затем попросту
выгонял из своих покоев. Варг топил обиду в воинских тренировках, в охоте и
даже в вине, чего за ним не замечалось раньше. Однажды принц напился так,
что не смог явиться на очередной государственный совет. Это было неделю тому
назад; с тех пор, между прочим, герцог фактически отстранил наследника от
каких-либо дел. А позавчера принцесса Кримхильда от имени отца принимала
послов тевтонского короля и беседовала с ними...
Варг знал, конечно, откуда растут уши. Основное время свое сестра
проводила не у отца и даже не у мужа, Виктора Лонгина, который, видимо,
боялся высовываться из своих покоев, а в компании так называемых
миссионеров. Эти подозрительные личности вроде бы занимались устройством
аватарианской веры, но Варг не сомневался: это шпионы Софии Юстины.
Кримхильда не скрывала, что постоянно переписывается со своей аморийской
"подругой"; и дня не проходило без славословий в адрес дочери первого
министра; княгиня София, как живое божество, постоянно присутствовала и
безраздельно царила в мыслях принцессы Кримхильды. По мере того, как почва
уходила у него из-под ног, принц Варг все более сознавал, насколько умна,
предусмотрительна и настойчива София Юстина; отец, сестра и все прочие часто
казались ему не более чем марионетками, которых министр колоний Империи
умудрялась в нужные моменты дергать за ниточки, даже находясь в тысячах герм
от Нарбонны... О, сколь наивной была его надежда вернуть прежнего отца на
родине! Родина была здесь, в Нарбоннии, а отец остался в Миклагарде, в
цепких объятиях лукавой аморийской змеи...
-- А-а, явился наконец... охотник! -- сказала принцесса Кримхильда.
Она смотрела на брата с вызывающим презрением и даже со злорадством. Он
ответил ей полным ненависти взглядом; он ненавидел в ней лазутчицу проклятых
амореев, которая вытеснила прежнюю его сестру. Не отвечая Кримхильде, Варг
преклонил голову перед троном и спросил:
-- Ты звал меня, государь?
Отцом давно уж герцога не называл он.
Крун посмотрел на него невидящим взором. Как будто не на сына глядел
герцог, а всматривался куда-то в даль, туда, где ожидал его увидеть... Голос
отца прозвучал хрипло, глухо, точно из другой комнаты, из другого мира... а
слова его привели Варга в замешательство:
-- Сын... где прячешь ты Ульпинов?
Повисла мучительная тишина. Крун молчал, ожидая ответа; стройная фигура
Кримхильды застыла у окна, загораживая солнечный свет; молчал и Варг, так
как знал, что не сможет ответить с должным достоинством и хладнокровием. В
сущности, должного ответа и не было у него, не было никакого: правду врагам
сказать он не мог, а лжи они все равно не поверят.
Варг смотрел на отца таким же невидящим взором и размышлял: "Кто-то
выдал меня... Кто угодно мог. Никому нынче верить нельзя, ни рыцарю, ни
разбойнику. Разве что Ромуальду можно; этот не предаст. Но кто другой, кроме
него, знал об Ульпинах? Никто не знал! Так откуда же?..".
Левая рука герцога резко взметнулась, на лету складываясь в кулак; этот
все еще железный кулак грохнул по подлокотнику трона. Крун выпрямился и
проревел:
-- Я желаю знать, куда ты упрятал окаянных колдунов! Отпираться
бесполезно, мне известно все! Ну, отвечай, злосчастный сын!
-- Пусть она уйдет, -- Варг мотнул головой в сторону сестры.
Кримхильда скрестила руки на груди и заметила надменно:
-- Я не уйду. Мне тоже интересно.
-- Тогда я не отвечу!
И вновь повисла тишина. Крун решал, что для него важнее. И он выбрал.
-- Ты мне ответишь, как велю и когда велю! Ну же, отвечай!
-- А не отвечу! -- с тихой злостью произнес Варг. -- Довольно, я тебе
не раб!
Кримхильда выступила вперед и встала перед братом. Она знала, что у
него не хватит духу ударить ее.
-- Нам известно, что ты вновь с ними связался, -- промолвила она. --
Еще известно нам, что ты нас ненавидишь, меня и моего... нашего отца. Но
если хотя бы капля разума в тебе осталось, ответь отцу! Скажи нам, где
Ульпины! Пойми же, наконец, они отродья дьявола, злодеи лютые! Они погубят
тебя, младший брат!
-- И это все? -- усмехнулся он. -- По-моему, твоя хозяйка в Миклагарде
говорила красивее!
Гримаса бешенства исказила лицо Кримхильды, превратив его в маску
разгневанной фурии. Принцесса замахнулась, чтобы влепить брату пощечину, но
он перехватил ее руку и сильно сжал запястье. Кримхильда прикусила губу,
чтобы не закричать. Он сжал еще сильнее. Сестра открыла рот, однако не для
крика. Она прошептала, с достоинством, какого он от нее не ждал:
-- Ты просто дикий вепрь, ты глуп, ты не силен, ты жалок. Тебе нас не
сломить, не испугать! А ну-ка, отпусти!
Он механически разжал руку. Принцесса встала рядом с отцом и положила
руку ему на плечо. Принц стоял перед ними, как нашкодивший ребенок...
-- Спрашиваю в последний раз, -- проговорил Крун, -- где колдуны
Ульпины?
-- Там, где тебе их не достать, -- усмехнулись уста Варга. --
По-твоему, я выдам их тебе? Выдам для расправы? Так ты меня, выходит, совсем
не знаешь, ты, который был моим отцом!
-- Стража!!! -- взревел герцог.
Явились барон Фальдр и несколько рыцарей.
Указывая на сына, герцог Крун повелел:
-- В темницу его! На самый нижний ярус, в одиночную камеру. Приставить
круглосуточную стражу. Не кормить, давать только воду. Исполняйте!
Начальник стражи посерел и не решился сдвинуться с места. Он понимал,
что герцог совсем не шутит, и еще барон Фальдр видел презрительную усмешку
на лице принца Варга...
-- Исполняй, Хель тебя побери! -- рявкнул герцог.
Фальдр поклонился и сделал шаг к принцу. Варг вызывающе осклабился.
Фальдр остановился.
-- Государь... я должен арестовать вашего сына, законного наследника
престола?
Герцогский кулак снова грохнул по подлокотнику. По лицу Круна пробежала
гримаса. Кримхильда бросила на него обеспокоенный взгляд. Она-то знала, что
то была гримаса невероятной боли, которую терпел ее мужественный отец... Ему
нельзя было волноваться.
-- Да, арестуй принца, -- сипло повторил Крун, -- немедля арестуй! Я,
что, неясно говорю?
-- Ты говоришь по-аморийски, государь, -- ухмыльнулся Варг, -- вот
почему они тебя не понимают!
На самом деле герцог Крун говорил, конечно же, по-галльски...
...Как только Варга увели, Кримхильда позвала врачей -- тех самых,
аморийских. Врачи облегчили страдания Круна, и он отослал врачей. Остались в
тронном зале одни они, отец и дочь.
-- Он это сделал... -- простонал герцог. -- Он сделал это, да...
-- Он это сделал, -- кивнула дочь. -- Он тебя предал. Ты и княгиня
София спасли его от смерти там, в Темисии, а он ответил на благодеяние
изменой. Он меч вонзил в твою спину. Зловещих колдунов, еретиков, слуг
дьявола, он предпочел тебе, отец.
Крун внимательно посмотрел на Кримхильду. Плотно сжатые губы, ясные
зеленые глаза, резкие скулы, придающие лицу волевое и хищное выражение.
Гордый и уверенный взгляд. Словно и не его дочь. Словно совсем другая
женщина, -- та, из Миклагарда, -- вселилась духом в Кримхильду... А как же
дочь, которая была, -- она исчезла?!
-- Проклятие!.. Ну почему ты не мужчина?! -- вырвалось у герцога.
-- Я твоя кровь, -- ответила принцесса. -- Во мне живешь, отец, и я --
твоя! Тебя я никогда не осужу и не оставлю. Тебя люблю таким, каков ты есть.
Поверь, мне тоже горько, что ты лишился сына, а я лишилась брата. Но у меня
есть ты, а у тебя есть я, и вместе мы...
-- Да!.. Я люблю тебя, дочь, очень люблю. Мне страшно... Я не говорил
тебе... теперь скажу! Мне страшно видеть их... моих баронов... и тебя!
-- Отец, я не боюсь твоих баронов.
-- Но я боюсь! Боюсь не их, а за тебя боюсь!.. Прости меня, Кримхильда.
Принцесса вздохнула, вспомнила наставления Софии Юстины и сказала:
-- Не думай о дурном, отец. Ты долго будешь жить еще. Они ко мне
привыкнут.
в которой узник подземной темницы принимает неожиданных посетителей
148-й Год Кракена (1786),
13 апреля, Галлия, Нарбонна, тюрьма во дворце герцога
Из дневниковых записей Януария Ульпина
...Его камера была узкой и длинной, как кишка. Я подозреваю, что на
этом месте когда-то были катакомбы, возможно, во времена римлян, а может, и
еще раньше. Во всяком случае, подземелья герцогского дворца явно были старше
и города, и крепости над ними. Века не пощадили древний лабиринт:
большинство ходов засыпало землей, а остальные люди приспособили для
заточения себе подобных.
В широком подземном коридоре чадили факелы. У двери принца дежурили
двое. Они не заметили меня, и я без особых трудов погрузил их в благостный
сон. Дверь в камеру была очень тяжелой, из толстых листов чугуна. Ее
закрывали на три замка, причем ключей у стражников не оказалось. Мне стало
совершенно ясно, что дверь взломать невозможно.
С той стороны двери я увидел частую стальную решетку. Она делила камеру
на две половины; принц Варг был за решеткой. Обследовав ее, я понял, что
решетка не имеет своего замка, а поднимается куда-то вверх; где-то там, на
верхних этажах, и находится подъемный механизм.
Принц спал у стены, когда я появился. Его щиколотки обвивали змеи
кандалов, которые цепями крепились к кольцам в стене. Ни лежанки, ни стула,
ни стола в камере не было. Не заметил я и приспособлений для отправления
естественных надобностей. С потолка нудно капала вода, собираясь в большую
лужу в самом центре камеры. По-видимому, эту воду принц и пил.
O, tempora! O, mores!44 Глядя на это, нелегко поверить, что живу в
конце восемнадцатого столетия. Вот он, мир, над которым владычествуют
аватары, -- здесь, в этом каменном мешке, а не в "блистательной" Темисии!..
Я негромко кашлянул. Мой друг варвар тотчас пробудился и уставился на
меня. Волосы на его голове зашевелились и встали дыбом.
-- Изыди! Изыди, исчадие, обратно в Хель!
-- Н-да... -- улыбнулся я. -- Так-то ты встречаешь друга!
-- Не верю! -- простонал он. -- Не верю в тебя! Тебя нет! Ты мне
снишься!
-- Пустой разговор, -- заметил я. -- Сам понимаешь, я тебе не снюсь.
-- Этого не может быть! Как ты попал сюда?
-- Вот так и попал.
С этими словами я шагнул вперед, к принцу, и прошел через решетку. Мне
показалось, что глаза Варга вылезут из орбит. Стоило больших усилий не
расхохотаться.
-- Это просто голографическая проекция. Меня здесь нет, а где я, ты сам
знаешь. Перед тобой не я, а только лишь мое изображение. Понятно,
благородный друг?
Принц отчаянно замотал головой. Бедняга. Конечно, откуда ему знать, что
такое голографическая проекция. Он-то полагает, это колдовство.
-- Н-да, неприятное место, -- заметил я. -- Признаюсь, нас с отцом
содержали в большем комфорте. А тебя, выходит, герцог, твой собственный
отец, засунул в эту мышеловку!
Напоминание об отце заставило принца подавить свой страх. Волосы на
голове немного успокоились.
-- Он приходил недавно, -- пробурчал принц. -- Стоял тут чуть ли не на
коленях. Плакал. Молил меня. Хотел, чтоб я вас выдал.
-- Ты молодец. Я научу тебя, как отключаться во время пытки. Это тебе
поможет.
Он усмехнулся:
-- Я пытки не боюсь. Выдержу. Я опасаюсь только колдовства. А что, если
такой, как ты, вдруг явится и заморочит меня? А я во сне ему скажу не то,
что надо.
-- Людей, отважных духом, "заморочить" нелегко, -- ответил я. -- Гипноз
хорош для слабаков. Это во-первых. И во-вторых, таких, как я и мой отец, в
окрестности двух тысяч герм навряд ли можно отыскать! А хочешь знать, что
в-третьих?
Принц заинтересованно кивнул и вдруг протянул ко мне руку. Она
беспрепятственно прошла сквозь мой "плащ". Варг испуганно отдернул руку.
-- Чудеса! -- прошептал он.
-- А в-третьих, -- продолжил я, -- скажу, что твой отец не просто так
заглядывал к тебе. Что в городе творится, ты не знаешь? Конечно, ты не
знаешь. А в городе восстание! Народ потребовал освободить тебя.
Огонь восторга вспыхнул в синих глазах принца -- и тут же погас.
-- Пустое... Солдаты герцога мятеж подавят. Жаль друзей. Они могли бы
этих воля крепче! Ты камень -- но они стилет; стилет из закаленной стали
раскалывает камень...".
-- Я все уже решил, -- повторил принц, глядя в глаза старшему Ульпину.
-- Богам имперским не смутить меня! Вот тебе моя рука, друг!
Рука его повисла в воздухе. Марк Ульпин сказал:
-- Ты мало думал! А я хочу, чтобы ты представлял себе, на что идешь.
-- Я представляю, -- Варг опустил руку. -- Я знаю, сколь чудовища
сильны.
-- Нет, -- вмешался Януарий Ульпин, -- ты этого не можешь знать. Даже
мы с отцом, служившие посвященными иереями аватарианского Содружества, этого
не знаем до конца. Ибо поистине неизмерима сила тех, кого в действительности
не существует!
Варг обомлел; ему показалось, что он ослышался.
-- Наша вера, -- продолжал молодой еретик, -- учит, что аватаров нет в
реальном мире. Ни в Космосе, ни на Эфире, ни на других планетах -- их просто
не было и нет! Их выдумали люди, тот же лукавый Фортунат, зачинатель
Аморийской империи. Так появились аватары. Появились -- и проникли в души;
там они живут. В миллионах душ живут! Вот какая это сила! Ты вдумайся, друг:
миллионы, десятки миллионов обманутых душ готовы умереть за дело тех, кого
не было и нет, за дело призрачных богов! Готов ли ты сражаться против
миллионов?
Пытаясь унять нервную дрожь, принц ответил:
-- Я буду сражаться за свободу своей родины. Навряд ли Империя выставит
против меня миллионы солдат; да нет у нее столько...
Ульпины снова переглянулись, и старший с горечью промолвил:
-- Он снова нас не понимает. Очень жаль.
-- Проклятие! -- взревел Варг. -- Так объясните! Вы же умные -- так
объясните мне, я желаю знать!
Марк приложил руку к груди и сказал:
-- Ты узнаешь. Но не сразу. Не торопись. Излишек знаний пьянит поболее,
чем лишняя чаша крепкого эля. Мы твои друзья. Мы тебя не оставим. Мы тебе
поможем. Ты все узнаешь, что сам узнать захочешь. Не торопись.
-- Подумай на досуге о том, что мы тебе сказали, -- прибавил Януарий.
-- И если ты решишься, то уж тогда не отступай! Нам нужно быть уверенными,
что ты всецело с нами, умом, и сердцем, и душой, и телом, а не только
чувствами. Ибо чувства преходящи...
-- Хорошо, -- молвил Варг.
Он понял, что больше ничего пока не добьется от этих диковинных людей.
Но именно потому, что они были такие диковинные, они казались ему столь
нужными! Он вспомнил, какие опасности могут угрожать беглым еретикам.
-- Я должен где-то спрятать вас, друзья. Чтобы ни герцог, мой отец, ни
люди его, ни разбойники, ни кто-нибудь другой вас не смогли бы потревожить.
-- Разумно, -- кивнул Марк. -- Нам надобно такое место, где мы творить
могли бы...
-- Чего-чего?!
-- Я имею в виду, устроить лабораторию. Мы -- ученые, не забывай, друг.
-- Не сердись, -- улыбнулся Януарий. -- Мы не собираемся писать
философские трактаты. Мы будем создавать оружие, если тебе так угодно.
-- Вот именно, -- снова кивнул Марк. -- Оружие, какого не было у галлов
никогда. А ты нам обеспечь условия и безопасность. Понятно, благородный
друг?
* * *
148-й Год Кракена (1786),
7 апреля, Галлия, Нарбонна
Принц вернулся в город к обеду. Погода стремительно портилась. Благое
солнце скрылось за пеленой свинцовых туч, стало ветрено и сыро. Некогда
шумная столица юго-западной Галлии как будто спала. Хмурые стражники без
звука пропустили Варга через городские ворота и проводили сонными взглядами.
В самый разгар дня улицы были пустынны.
В Нарбоннской Галлии царил мир.
Современная Нарбонна стояла в десяти гермах от древнего римского
поселения. Она сформировалась вокруг средневековой крепости, построенной на
холме норвегами, то есть "северными людьми", в пору завоевания ими Галлии;
случилось это завоевание примерно тысячу лет тому назад.
Цитадель возводили добрые мастера. Стены творили из грубо отесанных
блоков, но зато укладывали эти блоки плотно друг к другу. Стены были
отвесными, высокими и толстыми. Их венчал парапет с прямоугольными зубцами.
В крепость вели единственные ворота с тяжелой стальной решеткой и подъемным
мостом над широким рвом с водой. История минувших веков запечатлелась на
крепостных стенах: вот отметины от снарядов баллист и катапульт, вот следы
от пушечных ядер, вот черные пятна от пламени огнеметов, а вот древний
камень словно плачет -- это поработали тепловые излучатели на эфиритовых
кристаллах... За тысячу лет Нарбоннская твердыня лишь однажды покорилась
имперским легионерам.
Внутри крепость представляла собой крохотный город. Посреди возвышался
строгий замок с положенной башней-донжоном, имелся двор, по периметру двора
стояли дома для рыцарей, родичей господина и его челядинцев. Разумеется,
были и кузницы, и пекарни, и небольшой сад с огородом на задворках, и всякие
мастерские. Конечно же, в подвалах замка винные погреба соседствовали с
тюрьмой для особо опасных государственных преступников, из которой,
естественно, никому еще не удавалось бежать. На вершине донжона постоянно
дежурили впередсмотрящие.
Средневековый Нарбоннский замок закономерно превратился в дворец
правящего герцога; нынче цитадель украшали два стяга: алый с белыми лилиями,
флаг Нарбоннской Галлии, и белый с двенадцатью черными звездами, каждая о
двенадцати лучах, -- флаг Аморийской империи.
Вообще же имперские стяги соседствовали с нарбоннскими знаменами не
только во дворце герцога Круна, но и везде, где признавали его власть. А
подле черно-белых стягов обязательно находилось место для зловещего
аморийского герба, орла с распростертыми крыльями, сжимающего в когтях
земной шар, для изваяний богов-аватаров, статуй Фортуната-Основателя и
нынешнего августа Виктора V, а также прочих наглядных свидетельств
покорности юго-западного удела "естественной власти" Божественного
императора. Даже самому внимательному взгляду не удалось бы приметить ни
единого изображения Донара-Всеотца, Вотана Мудрого, Прекрасноволосой Фригг
либо других "языческих идолов" -- для "ипостасей Хаоса" в Нарбоннии больше
не осталось места...
Мост был опущен, и Варг беспрепятственно въехал в цитадель. Обширный
двор оказался пуст, лишь в глубине его на эшафоте за ноги был подвешен труп
казненного; кровь капала из разрубленной шеи, а голова виднелась рядом,
насаженная на алебарду. От такого зрелища принц Варг содрогнулся, со злости
и обиды закусил губу и выругался; он до самого конца не верил, что отец
решится казнить своего лучшего друга. Бывшего друга. Судить -- да, но не
казнить же!..
Граф Седвик когда-то правил в северной Британии, на самой границе с
Каледонией. Там, в сумрачных горах, он без малого четверть века отбивался от
других графов, баронов и танов, приласканных амореями цепных собак. Война
закончилась разрушением графского замка и разделом владений Седвика между
покорными Божественной власти федератами. Сам граф Седвик чудом избежал
плена. После долгих лет скитаний он нашел пристанище в Нарбонне, где стал
убежденным и преданным соратником герцога Круна. Крун настолько доверял
Седвику, что отдал ему на воспитание своего единственного сына. Варг полюбил
старого графа, почти как отца, а в последнее время даже больше, чем отца.
Кто кого предал в итоге, разобраться нелегко. Когда Крун решил
отправиться в Темисию, Седвик обвинил его в измене и попытался свергнуть с
престола. Принц Варг отказался возглавить мятеж против отца, и Седвик был
схвачен. Пока Крун отсутствовал в Нарбонне, неугомонному графу удалось
освободиться и затеять новый мятеж. По возвращении герцога Седвик бежал к
пиратам Эгейского моря, но и там его достали щупальца вездесущей аморийской
охранки. По приказу из Темисии мятежного графа доставили в Нарбонну, то есть
на место последнего преступления: княгиня София Юстина, имперский министр
колоний, пожелала, чтобы герцог Крун собственной властью примерно покарал
смутьяна.
И вот сегодня это случилось: графу Седвику отрубили голову.
Варг отвел коня в стойло и направился к себе. Неожиданно дорогу ему
преградил барон Фальдр, служивший у Круна начальником стражи и, по
совместительству, командующим нарбоннской армией.
-- Мой принц, -- сказал Фальдр, -- хорошо, что вы вернулись. Ваш отец
требует вас к себе.
Варг измерил начальника стражи хмурым взглядом и, отодвинув рукой,
направился дальше.
-- Мой принц, таков приказ герцога, вашего отца, -- не отставал Фальдр.
-- Вам надлежит немедленно явиться к нему!
-- Я не ел с ночи, -- пробурчал Варг. -- Пообедаю и приду. Так и доложи
государю.
Барон Фальдр схватил его за рукав куртки.
-- Прошу вас, принц! Герцог гневен. Лучше бы вам...
Варг расхохотался.
-- Гневен, говоришь?.. А по-моему, у него должен быть праздник нынче!
Как не праздновать казнь смутьяна Седвика?!
Начальник стражи насупился и через силу прошептал:
-- Его светлость повелел мне привести вас к нему, как только вы
появитесь. Мне очень жаль, мой принц...
В этот момент за спиной барона Фальдра возникли еще несколько рыцарей.
"Придется подчиниться, -- подумалось Варгу. -- Ну не драться же с ними,
в самом деле!".
-- Мне тоже жаль, барон, что ты превратился в холуя, -- процедил он, --
а ведь совсем недавно мы с тобой в одной палатке спали, помнишь, в ночь
перед Массильской битвой?
Фальдр побледнел. Не дожидаясь его ответа, Варг направился в
апартаменты герцога.
Принц нашел отца в тронном зале. Правящий герцог Нарбоннский полулежал
на большом, с высокой спинкой, кресле из слоновой кости, служившем ему
троном. Лицо Круна покрывала ставшая уже привычной бледность. Ворот был
распахнут, правая рука была где-то под рубахой, наверное, на животе, а левая
покоилась на подлокотнике трона.
Крун был не один -- у окна стояла и говорила что-то принцесса
Кримхильда. Когда Варг вошел, она оборвала свою речь и резко обернулась к
нему. Ее красивые губы сложились в усмешку, и она сказала:
-- А-а, явился наконец... охотник!
Принц пробежал взглядом по лицу сестры. За те месяцы, что минули со
времени поездки в Миклагард, Кримхильда изменилась совершенно. Куда и
девалась ее девичья робость! Медленно, но верно дочь герцога приобретала
повадки госпожи. Сначала она заставила считаться с собой челядинцев, затем
взялась за наведение порядка в хозяйстве дворца, наконец, стала устраивать
собственные выезды в город и за его пределы. Роскошные платиновые волосы
свои Кримхильда больше не прятала, они складывались в одну большую косу,
когда принцесса была дома, либо развевались на ветру, когда она мчалась
подле отца и брата на охоте. Аморийские облегающие одежды она, впрочем,
носить избегала, но и прежние платья-рубахи игнорировала, предпочитая
облачаться в мужские куртки и штаны, в которых, нужно признать, выглядела
весьма и весьма элегантно.
Само собой разумеется, подобное поведение принцессы не осталось
незамеченным. Однажды ей сделала замечание старая служанка -- больше эту
служанку во дворце не видели. На принцессу жаловались и отцу, герцогу Круну,
но он только пожимал плечами и изредка замечал, что дочь его достаточно
взрослая и сама знает, как себя вести. При полном попустительстве отца
Кримхильда постепенно прибрала к рукам управление дворцовым хозяйством, и
челядинцы почувствовали ее жестокую руку.
Три месяца тому назад, в январе, случилось и вовсе удивительное
событие. В тронном зале собрался государственный совет. Присутствовали все
бароны герцогства. Крун вошел, сопровождаемый сыном, наследником престола,
и... дочерью! Вошел -- и объявил о начале собрания. Бароны молчали: они
ждали, когда единственная женщина покинет их, так как известно, дела
правления -- не для женских ушей. А она стояла подле трона отца и не
выказывала желания уходить. Как ни в чем не бывало герцог Крун объявил
первый вопрос; баронам предстояло высказаться насчет того, отправлять или не
отправлять сыновей на учебу в Аморию. Барон Старкад не выдержал и вспылил по
поводу присутствия Кримхильды. В ответ Крун разразился гневной и страстной
речью, смысл которой заключался в следующем: дочь моя не глупее всякого из
вас, и она будет участвовать в совете, а кому это не нравится, тот пусть
убирается на все четыре стороны. Тогда убрались пятеро из двадцати восьми
баронов, остальные смущенно молчали.
В тот раз принцесса не выступала. Не открывала рта она и на втором, и
на третьем совете, приучая баронов к своему присутствию. Однако на четвертом
совете, месяц тому назад, герцог сам обратился к ней, -- то рассматривали
вопрос об устройстве новой гавани на берегу Внутреннего моря, -- и
Кримхильда ответила: да, мой государь, гавань нужна, так как вследствие
заключения мира поток товаров увеличился, а прежний порт не в состоянии
принимать большие аморийские корабли. Затем она стала давать советы, какая
именно гавань нужна, сколько и каких кораблей разумно принимать в месяц.
Варг, чрезвычайно раздосадованный всей нынешней политикой отца вообще и
неожиданной наглостью сестры в частности, принялся активно возражать... куда
там! Герцог грубо оборвал сына и с горечью заметил, мол, стыдно брату быть
глупее сестры. Бароны угрюмо молчали, избегая смотреть на эту странную
троицу...
Все чаще и чаще Варг заставал Кримхильду в апартаментах отца. И добро
бы они беседовали о погоде, об искусстве, об охоте, наконец, -- но Крун
обсуждал с дочерью политические дела! Протест и злость, помноженные на
ревность, играли в душе Варга, он пытался вмешиваться в беседы отца и
сестры... это плохо у него получалось, такие вторжения обычно заканчивались
скандалами, Крун обзывал сына глупцом, кричал на него, а затем попросту
выгонял из своих покоев. Варг топил обиду в воинских тренировках, в охоте и
даже в вине, чего за ним не замечалось раньше. Однажды принц напился так,
что не смог явиться на очередной государственный совет. Это было неделю тому
назад; с тех пор, между прочим, герцог фактически отстранил наследника от
каких-либо дел. А позавчера принцесса Кримхильда от имени отца принимала
послов тевтонского короля и беседовала с ними...
Варг знал, конечно, откуда растут уши. Основное время свое сестра
проводила не у отца и даже не у мужа, Виктора Лонгина, который, видимо,
боялся высовываться из своих покоев, а в компании так называемых
миссионеров. Эти подозрительные личности вроде бы занимались устройством
аватарианской веры, но Варг не сомневался: это шпионы Софии Юстины.
Кримхильда не скрывала, что постоянно переписывается со своей аморийской
"подругой"; и дня не проходило без славословий в адрес дочери первого
министра; княгиня София, как живое божество, постоянно присутствовала и
безраздельно царила в мыслях принцессы Кримхильды. По мере того, как почва
уходила у него из-под ног, принц Варг все более сознавал, насколько умна,
предусмотрительна и настойчива София Юстина; отец, сестра и все прочие часто
казались ему не более чем марионетками, которых министр колоний Империи
умудрялась в нужные моменты дергать за ниточки, даже находясь в тысячах герм
от Нарбонны... О, сколь наивной была его надежда вернуть прежнего отца на
родине! Родина была здесь, в Нарбоннии, а отец остался в Миклагарде, в
цепких объятиях лукавой аморийской змеи...
-- А-а, явился наконец... охотник! -- сказала принцесса Кримхильда.
Она смотрела на брата с вызывающим презрением и даже со злорадством. Он
ответил ей полным ненависти взглядом; он ненавидел в ней лазутчицу проклятых
амореев, которая вытеснила прежнюю его сестру. Не отвечая Кримхильде, Варг
преклонил голову перед троном и спросил:
-- Ты звал меня, государь?
Отцом давно уж герцога не называл он.
Крун посмотрел на него невидящим взором. Как будто не на сына глядел
герцог, а всматривался куда-то в даль, туда, где ожидал его увидеть... Голос
отца прозвучал хрипло, глухо, точно из другой комнаты, из другого мира... а
слова его привели Варга в замешательство:
-- Сын... где прячешь ты Ульпинов?
Повисла мучительная тишина. Крун молчал, ожидая ответа; стройная фигура
Кримхильды застыла у окна, загораживая солнечный свет; молчал и Варг, так
как знал, что не сможет ответить с должным достоинством и хладнокровием. В
сущности, должного ответа и не было у него, не было никакого: правду врагам
сказать он не мог, а лжи они все равно не поверят.
Варг смотрел на отца таким же невидящим взором и размышлял: "Кто-то
выдал меня... Кто угодно мог. Никому нынче верить нельзя, ни рыцарю, ни
разбойнику. Разве что Ромуальду можно; этот не предаст. Но кто другой, кроме
него, знал об Ульпинах? Никто не знал! Так откуда же?..".
Левая рука герцога резко взметнулась, на лету складываясь в кулак; этот
все еще железный кулак грохнул по подлокотнику трона. Крун выпрямился и
проревел:
-- Я желаю знать, куда ты упрятал окаянных колдунов! Отпираться
бесполезно, мне известно все! Ну, отвечай, злосчастный сын!
-- Пусть она уйдет, -- Варг мотнул головой в сторону сестры.
Кримхильда скрестила руки на груди и заметила надменно:
-- Я не уйду. Мне тоже интересно.
-- Тогда я не отвечу!
И вновь повисла тишина. Крун решал, что для него важнее. И он выбрал.
-- Ты мне ответишь, как велю и когда велю! Ну же, отвечай!
-- А не отвечу! -- с тихой злостью произнес Варг. -- Довольно, я тебе
не раб!
Кримхильда выступила вперед и встала перед братом. Она знала, что у
него не хватит духу ударить ее.
-- Нам известно, что ты вновь с ними связался, -- промолвила она. --
Еще известно нам, что ты нас ненавидишь, меня и моего... нашего отца. Но
если хотя бы капля разума в тебе осталось, ответь отцу! Скажи нам, где
Ульпины! Пойми же, наконец, они отродья дьявола, злодеи лютые! Они погубят
тебя, младший брат!
-- И это все? -- усмехнулся он. -- По-моему, твоя хозяйка в Миклагарде
говорила красивее!
Гримаса бешенства исказила лицо Кримхильды, превратив его в маску
разгневанной фурии. Принцесса замахнулась, чтобы влепить брату пощечину, но
он перехватил ее руку и сильно сжал запястье. Кримхильда прикусила губу,
чтобы не закричать. Он сжал еще сильнее. Сестра открыла рот, однако не для
крика. Она прошептала, с достоинством, какого он от нее не ждал:
-- Ты просто дикий вепрь, ты глуп, ты не силен, ты жалок. Тебе нас не
сломить, не испугать! А ну-ка, отпусти!
Он механически разжал руку. Принцесса встала рядом с отцом и положила
руку ему на плечо. Принц стоял перед ними, как нашкодивший ребенок...
-- Спрашиваю в последний раз, -- проговорил Крун, -- где колдуны
Ульпины?
-- Там, где тебе их не достать, -- усмехнулись уста Варга. --
По-твоему, я выдам их тебе? Выдам для расправы? Так ты меня, выходит, совсем
не знаешь, ты, который был моим отцом!
-- Стража!!! -- взревел герцог.
Явились барон Фальдр и несколько рыцарей.
Указывая на сына, герцог Крун повелел:
-- В темницу его! На самый нижний ярус, в одиночную камеру. Приставить
круглосуточную стражу. Не кормить, давать только воду. Исполняйте!
Начальник стражи посерел и не решился сдвинуться с места. Он понимал,
что герцог совсем не шутит, и еще барон Фальдр видел презрительную усмешку
на лице принца Варга...
-- Исполняй, Хель тебя побери! -- рявкнул герцог.
Фальдр поклонился и сделал шаг к принцу. Варг вызывающе осклабился.
Фальдр остановился.
-- Государь... я должен арестовать вашего сына, законного наследника
престола?
Герцогский кулак снова грохнул по подлокотнику. По лицу Круна пробежала
гримаса. Кримхильда бросила на него обеспокоенный взгляд. Она-то знала, что
то была гримаса невероятной боли, которую терпел ее мужественный отец... Ему
нельзя было волноваться.
-- Да, арестуй принца, -- сипло повторил Крун, -- немедля арестуй! Я,
что, неясно говорю?
-- Ты говоришь по-аморийски, государь, -- ухмыльнулся Варг, -- вот
почему они тебя не понимают!
На самом деле герцог Крун говорил, конечно же, по-галльски...
...Как только Варга увели, Кримхильда позвала врачей -- тех самых,
аморийских. Врачи облегчили страдания Круна, и он отослал врачей. Остались в
тронном зале одни они, отец и дочь.
-- Он это сделал... -- простонал герцог. -- Он сделал это, да...
-- Он это сделал, -- кивнула дочь. -- Он тебя предал. Ты и княгиня
София спасли его от смерти там, в Темисии, а он ответил на благодеяние
изменой. Он меч вонзил в твою спину. Зловещих колдунов, еретиков, слуг
дьявола, он предпочел тебе, отец.
Крун внимательно посмотрел на Кримхильду. Плотно сжатые губы, ясные
зеленые глаза, резкие скулы, придающие лицу волевое и хищное выражение.
Гордый и уверенный взгляд. Словно и не его дочь. Словно совсем другая
женщина, -- та, из Миклагарда, -- вселилась духом в Кримхильду... А как же
дочь, которая была, -- она исчезла?!
-- Проклятие!.. Ну почему ты не мужчина?! -- вырвалось у герцога.
-- Я твоя кровь, -- ответила принцесса. -- Во мне живешь, отец, и я --
твоя! Тебя я никогда не осужу и не оставлю. Тебя люблю таким, каков ты есть.
Поверь, мне тоже горько, что ты лишился сына, а я лишилась брата. Но у меня
есть ты, а у тебя есть я, и вместе мы...
-- Да!.. Я люблю тебя, дочь, очень люблю. Мне страшно... Я не говорил
тебе... теперь скажу! Мне страшно видеть их... моих баронов... и тебя!
-- Отец, я не боюсь твоих баронов.
-- Но я боюсь! Боюсь не их, а за тебя боюсь!.. Прости меня, Кримхильда.
Принцесса вздохнула, вспомнила наставления Софии Юстины и сказала:
-- Не думай о дурном, отец. Ты долго будешь жить еще. Они ко мне
привыкнут.
в которой узник подземной темницы принимает неожиданных посетителей
148-й Год Кракена (1786),
13 апреля, Галлия, Нарбонна, тюрьма во дворце герцога
Из дневниковых записей Януария Ульпина
...Его камера была узкой и длинной, как кишка. Я подозреваю, что на
этом месте когда-то были катакомбы, возможно, во времена римлян, а может, и
еще раньше. Во всяком случае, подземелья герцогского дворца явно были старше
и города, и крепости над ними. Века не пощадили древний лабиринт:
большинство ходов засыпало землей, а остальные люди приспособили для
заточения себе подобных.
В широком подземном коридоре чадили факелы. У двери принца дежурили
двое. Они не заметили меня, и я без особых трудов погрузил их в благостный
сон. Дверь в камеру была очень тяжелой, из толстых листов чугуна. Ее
закрывали на три замка, причем ключей у стражников не оказалось. Мне стало
совершенно ясно, что дверь взломать невозможно.
С той стороны двери я увидел частую стальную решетку. Она делила камеру
на две половины; принц Варг был за решеткой. Обследовав ее, я понял, что
решетка не имеет своего замка, а поднимается куда-то вверх; где-то там, на
верхних этажах, и находится подъемный механизм.
Принц спал у стены, когда я появился. Его щиколотки обвивали змеи
кандалов, которые цепями крепились к кольцам в стене. Ни лежанки, ни стула,
ни стола в камере не было. Не заметил я и приспособлений для отправления
естественных надобностей. С потолка нудно капала вода, собираясь в большую
лужу в самом центре камеры. По-видимому, эту воду принц и пил.
O, tempora! O, mores!44 Глядя на это, нелегко поверить, что живу в
конце восемнадцатого столетия. Вот он, мир, над которым владычествуют
аватары, -- здесь, в этом каменном мешке, а не в "блистательной" Темисии!..
Я негромко кашлянул. Мой друг варвар тотчас пробудился и уставился на
меня. Волосы на его голове зашевелились и встали дыбом.
-- Изыди! Изыди, исчадие, обратно в Хель!
-- Н-да... -- улыбнулся я. -- Так-то ты встречаешь друга!
-- Не верю! -- простонал он. -- Не верю в тебя! Тебя нет! Ты мне
снишься!
-- Пустой разговор, -- заметил я. -- Сам понимаешь, я тебе не снюсь.
-- Этого не может быть! Как ты попал сюда?
-- Вот так и попал.
С этими словами я шагнул вперед, к принцу, и прошел через решетку. Мне
показалось, что глаза Варга вылезут из орбит. Стоило больших усилий не
расхохотаться.
-- Это просто голографическая проекция. Меня здесь нет, а где я, ты сам
знаешь. Перед тобой не я, а только лишь мое изображение. Понятно,
благородный друг?
Принц отчаянно замотал головой. Бедняга. Конечно, откуда ему знать, что
такое голографическая проекция. Он-то полагает, это колдовство.
-- Н-да, неприятное место, -- заметил я. -- Признаюсь, нас с отцом
содержали в большем комфорте. А тебя, выходит, герцог, твой собственный
отец, засунул в эту мышеловку!
Напоминание об отце заставило принца подавить свой страх. Волосы на
голове немного успокоились.
-- Он приходил недавно, -- пробурчал принц. -- Стоял тут чуть ли не на
коленях. Плакал. Молил меня. Хотел, чтоб я вас выдал.
-- Ты молодец. Я научу тебя, как отключаться во время пытки. Это тебе
поможет.
Он усмехнулся:
-- Я пытки не боюсь. Выдержу. Я опасаюсь только колдовства. А что, если
такой, как ты, вдруг явится и заморочит меня? А я во сне ему скажу не то,
что надо.
-- Людей, отважных духом, "заморочить" нелегко, -- ответил я. -- Гипноз
хорош для слабаков. Это во-первых. И во-вторых, таких, как я и мой отец, в
окрестности двух тысяч герм навряд ли можно отыскать! А хочешь знать, что
в-третьих?
Принц заинтересованно кивнул и вдруг протянул ко мне руку. Она
беспрепятственно прошла сквозь мой "плащ". Варг испуганно отдернул руку.
-- Чудеса! -- прошептал он.
-- А в-третьих, -- продолжил я, -- скажу, что твой отец не просто так
заглядывал к тебе. Что в городе творится, ты не знаешь? Конечно, ты не
знаешь. А в городе восстание! Народ потребовал освободить тебя.
Огонь восторга вспыхнул в синих глазах принца -- и тут же погас.
-- Пустое... Солдаты герцога мятеж подавят. Жаль друзей. Они могли бы