Толчинский Борис. Нарбоннский вепрь

его друзья Ульпины -- над машиной.
Генеральное сражение представлялось ему неизбежным. Кто бы ни вышел
победителем, он или сестра, победитель получал всю власть в Нарбоннской
Галлии. Кримхильда, а вернее, ее хозяйка, не может сдаться, даже не
попытавшись подавить мятеж. Но и он, Варг, не может просто так уйти из
Нарбонны: как объяснить отступление тысячам преданных воинов, которых он сам
привел к победе? Нынче им предстояло закрепить эту первую и во многом
случайную победу.
Три сотни тяжеловооруженных рыцарей он поставил в центре. Еще сотня,
самые лучшие и надежные воины, была в резерве; ею командовал Ромуальд. Перед
рыцарями располагались легковооруженные конники с мечами и пиками. По
правому и левому флангу стояли лучники с большими луками; стрелы таких луков
могли накрыть все пространство поля Регинлейв. За лучниками на флангах
расположилась пехота; ее вооружение составляли короткие копья и мечи.
В качестве артиллерии Варг располагал восемью катапультами и тремя
баллистами, причем одна из баллист была трофейной; когда-то ее захватил у
аморийцев сам герцог Крун, а вот как она сохранилась во время мира, никто
сказать не мог. Эта пружинная баллиста пребывала в идеальном рабочем
состоянии; едва взглянув на нее, Януарий Ульпин заявил Варгу, что с ее
помощью можно бросать ядра на расстояние до двух герм, и показал, как лучше
всего перезаряжать эту баллисту. Вследствие такой неожиданной консультации
пиетет Варга к молодому Ульпину еще более возрос, и вождь повстанцев уже
задавал себе вопрос, существует ли какая-нибудь область, в которой спасенные
им еретики могли бы дать слабину.
В полдень на южной оконечности поля Регинлейв показались имперские
легионеры. Первый день мая выдался ясным, было светло и жарко; в то время
как галльские рыцари парились в броне своих тяжелых доспехов, легионеры
чувствовали себя вполне комфортно в замечательных мундирах из шкур
немейского льва.
О последних следует сказать особо. Немейский лев, или сехмут,
принадлежал к породе кабиров, то есть животных-мутантов, ставших таковыми
под воздействием излучения Эфира. От обыкновенного повелителя зверей сехмут
отличался большими размерами и необычайной свирепостью; достаточно заметить,
что он был убежденный антропофаг и без человеческого мяса быстро утрачивал
интерес к жизни.
Немейские львы обитают преимущественно в так называемом "Заповеднике
мутантов" -- ареале радиусом пятьсот-шестьсот герм, считая от места слияния
новых рек Маат и Шу. Этот район, в отличие от окрестностей Мемнона, родины
всяческих мутаций, богат пищей, водой, имеет удачный, особенно для подобных
существ, климат. Обычной пищей немейским львам служат представители
чернокожего населения федеративного государства Батуту, мауры; четвертая
часть территории этого зависимого от Аморийской империи государства лежит
как раз в "Заповеднике мутантов". Экзотическая охота на сехмутов является
одним из самым опасных видов развлечения патрисианской знати. Они являются
также наиболее примечательными животными зоопарков крупных городов Империи.
Однако основную ценность представляет шкура сехмута. Она славится
необыкновенной прочностью, поэтому из нее, в частности, делают разнообразное
военное снаряжение. Мундир, сшитый из немейской шкуры, подобен броне. В
отличие от доспеха из стали, немейский мундир легок, как обычная одежда.
Такой мундир считается исключительной принадлежностью аморийского воина;
варварам, даже дружественным Империи, его носить не положено.
Распространение немейских мундиров находится всецело под контролем
государства. Несмотря на это, процветает контрабанда. При большом желании
такой мундир можно купить у пиратов Эгейского моря; помимо желания,
потребуется еще не менее империала за самый дешевый воинский наряд. И
покупатели отыскиваются: тренированный воин в доспехе из шкуры немейского
льва становится поистине непобедимым!
На битву с аморийцами Варг вышел именно в таком контрабандном немейском
доспехе.
Еще интересно, что немейские мундиры доспехи подобны скоропортящимся
продуктам: во-первых, они изготавливаются аморийцами по особой технологии,
которая держится в секрете от варварского мира, а во-вторых, раз в месяц
немейский доспех полагается облучать эфиром с помощью сложного устройства;
вековечная мечта варваров заполучить это легендарное устройство так и
остается мечтой, но без облучения замечательный мундир расползается по швам
и превращается в обычную мешковину...
Легионеры двигались навстречу противнику сплошной коричневато-зеленой
волной. Согласно аморийской традиции, сухопутные войска носили черные
мундиры, по цвету покровительствующего ратному делу аватара Симплициссимуса;
внутренние войска, или милисы, имели мундиры коричневого цвета, то есть
цвета аватара Цербера; морские пехотинцы носили мундиры коричневато-зеленые,
хаки, соответствующие покровителю мореходов аватару Кракену. Были, конечно,
и подразделения других цветов, например, медицинские части, относящиеся к
аватару Кентавру, носили серебристую форму, пожарные, "воины Саламандры", --
оранжевую, строительные -- желтую, по цвету Феникса, а вот отряды так
называемой "священной милисии", то есть секретных служб, одевались в белое,
цвет самого Творца-Пантократора.
Немейский доспех Варга был черным -- внимательный читатель помнит, что
в результате Выбора сыну герцога Круна выпал небесным покровителем грозный
аватар Симплициссимус. Изображение причудливого существа, похожего
одновременно на петуха, дракона и летучую мышь, красовалось на лицевой
стороне кителя. Доспех, между прочим, был дорогостоящим -- Варгу пришлось
отдать за него три империала; совершена эта покупка была в глубокой тайне от
Круна, незадолго до роковой встречи принца с Ульпинами в Нарбоннском лесу.
На рукавах еще сохранились преторские нашивки с абрисом грозного аватара и
тремя черными звездами о двенадцати лучах каждая.
Помимо кителя, в состав форменного немейского облачения входили маска
Симплициссимуса на лицо, колготы, каска и сапоги. От каски и форменной обуви
Варгу пришлось отказаться, так как они были малы, да и в китель он влез
едва-едва. Сапоги на нем были тяжелые, с "галльскими шпорами", то есть
шипами на каблуке. Вместо немейской каски Варг надел стальной рыцарский шлем
конической формы, с пышным султаном конских волос. С наружной стороны шлем
укрывала накладка из каучука -- она защищала от разрядов аморийских
электробластеров. Точно какие же каучуковые накладки предохраняли стальные
доспехи других рыцарей.
Что же касается немейской маски Симплициссимуса, предназначенной для
защиты лица, Варг решил ее не надевать: негоже, рассудил он, вождю
свободного народа прятаться за личиной вражеского идола!
Как только все легионеры вышли на поле битвы, Варг приказал атаковать.

* * *
Из воспоминаний Софии Юстины
...В этот день все не ладилось с самого начала, словно небесные силы и
люди нарочно объединились против меня.
Утро еще было ясным, однако днем над морем сгустился туман. Странно, не
правда ли? Обычно туман бывает на рассвете, а днем рассеивается. Еще более
странным было то, что белесое марево как будто тянулось к нашему кораблю;
над берегом тумана не было вовсе, а с носа линкора уже к одиннадцати часам
дня не было видно ни зги. Туман затруднял высадку нашего десанта. И все же
я, по неопытности своей, не замечала в этом тумане значительной для нас
проблемы -- пока Септимий Доламин не объяснил мне, что туман, наряду с
дождем и снегом, это, пожалуй, единственная серьезная помеха для эфиритового
излучателя.
Меня уложили в кресло-каталку (сама передвигаться еще не могла) и
отвезли на палубу, с тем чтобы я убедилась в справедливости слов
командующего своими глазами. При мне включили луч, направив его к берегу. На
берегу ничего не изменилось; насыщенный водной взвесью воздух вблизи корабля
превращался в горячий пар. Капитан-инженер корабля объяснил мне, что в
густом тумане тепловой луч растрачивает энергию на испарение частиц воды в
воздухе и до цели если и добирается, то уже изрядно обессиленным, не
способным эту цель поразить. Мне нелегко было смириться с поражением. Я
приказала увеличить мощность луча. Из башни излучателя выдвинулась
энергетическая рамка. Она сориентировалась на Эфир. Поскольку расстояние от
Нарбонны до Мемнона составляло почти две тысячи герм, излучатель не сразу
набрал максимальную мощность.
Военные оказались совершенно правы. Тепловой луч сжигал воду.
Раскаленные потоки пара уносились в небо и, остывая, оседали на палубе
корабля. Чтобы миновать ожогов, нам пришлось укрыться в башне излучателя. А
на нарбоннском берегу вспыхивал сухой кустарник, только и всего... Врагам
наш грозный излучатель в таком густом мареве был не опаснее "солнечного
зайчика".
Командующий предложил мне перенести операцию хотя бы на один день.
Природные аномалии каждый день не повторяются, говорил он и, исходя из опыта
своего, заверял: завтра тумана не будет.
В отличие от командующего, я прекрасно понимала, что нынешний туман --
никакая не природная аномалия; если нужно, он появится и завтра, и
послезавтра; он будет появляться и окутывать наш корабль столько раз,
сколько будет полезно Варгу и насколько хватит сил его поддерживать
Ульпинам...
Вот так, еще перед началом игры, мятежники отобрали у нас важнейший
козырь.
Однако я не стала отменять операцию. Несмотря на коварную уловку
Ульпинов и численное превосходство бунтовщиков, мы по-прежнему превосходили
их боевой выучкой и экипировкой; как известно, в немейских мундирах наши
легионеры практически неуязвимы для оружия северных варваров. Кроме того,
уловка Ульпинов фактически означала, что они заранее выдали свои карты и,
занятые нейтрализацией эфиритового излучателя, не смогут преподнести нам
другие сюрпризы.
Что касается моей подруги герцогини Кримхильды, она нисколько не
сомневалась в нашей победе. Ее голова была занята составлением планов
жестокой мести бунтовщикам и собственному брату -- в первую очередь;
Кримхильда мечтала предать Варга позорной казни через повешение, поскольку
он сам отказался от чести умереть как рыцарь. Я не смогла удержать на
корабле эту неистовую валькирию, и она высадилась на берег вместе с нашими
легионерами. Герцогиня требовала подчинить легионеров ей, как законной
государыне нарбоннских галлов, но я, разумеется, этого сделать не могла.
Майору, командиру когорты морских пехотинцев, я наказала оберегать
Кримхильду -- как-никак, другой законной креатуры на герцогский престол у
нас после смерти Круна не было. Еще я пообещала командиру когорты серьезное
повышение по службе в случае успеха операции и разжалование в простые
солдаты в случае ее неудачи.
Битва началась около часа пополудни. Нам -- мне, командующему и его
старшему помощнику -- докладывали о ходе операции по видиконовой связи; у
майора имелось портативное зеркало. Изображение и звук шли с помехами;
возможно, эти помехи создавала холмистая гряда, отделявшая нас от поля
Регинлейв, но не исключено, что и тут постарались гнусные Ульпины. Во всяком
случае, мы имели возможность судить о том, как складывается военная
ситуация.
Мятежники атаковали первыми. Залпом их катапульт и баллист убило троих
легионеров и пятерых ранило. Это внушало нам надежды на скорую победу: если
варвары настолько "эффективно" используют свою метательную артиллерию, что
уж говорить о мечах и стрелах!
Мы не ответили на их первый залп. Оставшиеся от когорты четыре центурии
надвигались на варваров обычным боевым порядком, четырьмя прямоугольниками
по двенадцать легионеров в каждой шеренге; таким образом ширина шеренги
составляла десять рядов.
Варвары выстрелили снова, на этот раз из дальнобойных луков и
арбалетов. Майор докладывал нам, что туча стрел на мгновение заслонила
солнце. По его оценке, атака лучников и арбалетчиков унесла не более десятка
жизней.
Наши воины шли вперед, не обращая ни малейшего внимания на комариные
укусы мятежников. В смятении враг открыл беспорядочную стрельбу из
метательных машин, луков и арбалетов. Легионеры не обращали на нее внимания.
Живые перешагивали через мертвых и неостановимо двигались вперед. Лишь
однажды варварам удалось удивить нас, когда прямо в центр одного из
прямоугольников упала разрывная бомба. Взрыв унес жизни пятнадцати человек.
Контр-адмирал Септимий Доламин заявил, что выстрел, безусловно, был
произведен из трофейной баллисты. За одно это я решила для себя отдать под
суд наших инспекторов, полгода тому назад проверявших, согласно мирному
договору, арсеналы герцога Круна. Неужели мой мужественный друг сознательно
утаил от инспекторов этот давний трофей?.. Не верю!
Легионеры приблизились к мятежникам на расстояние в пятьсот мер, взяли
в руки бластеры и по команде майора дали разряд. Лазоревые молнии прорезали
воздух и поразили намеченные цели. Майор доложил, что наша первая атака
взяла жизни как минимум сотни варваров. Дикари снова оросили воздух
стрелами. Легионеры двинулись дальше.
В этот момент раздался сигнал с пульта правительственной связи. Нам
пришлось отключиться от полевого канала. На экране зеркала в командном
пункте возникло лицо кесаревича Эмилия Даласина. Я ожидала увидеть кого
угодно, только не его. Лицо моего кузена было бледным и встревоженным. Он
попросил военных ненадолго удалиться и, когда они исполнили его просьбу,
сообщил мне новость: мой старший сын Палладий в тяжелом состоянии доставлен
в Центральную клинику Фортунатов. Третьего дня мой сын, как предполагают
врачи, слишком много купался в озере Феб и застудил ухо; развился отит, а
поскольку ни сам Палладий, ни его отец, мой муж Юний Лонгин не обратили
должного внимания на боль в ухе, воспаление передалось на мозг. Мой муж
забил тревогу только тогда, когда у Палладия начались спазмы и резко
поднялась температура. Кесаревич Эмилий тотчас подключился к этому делу, и,
благодаря его вмешательству, Палладий уже через час после первого обращения
угодил в руки лучших врачей нашего государства.
Несмотря на все заверения кузена, что худшее осталось позади, ни о чем
другом, кроме сына, я думать больше не могла. К великому счастью для меня, у
приемной мачты все еще висела правительственная аэросфера, на которой вчера
рано утром я прибыла из космополиса.
Всего через полчаса после звонка кузена я покинула линкор "Уаджет", и
моя аэросфера, набрав предельную скорость в пятьсот герм в час, понеслась на
юго-восток...

* * *
Из "Походных записок" рыцаря Ромуальда
...Самое лучшее у амореев -- это как они наступают. Зрелище не для
слабонервных! Представьте себе аморейского морского пехотинца: на двух ногах
и о двух руках, но весь коричнево-зеленый, в круглой каске, обтекающей
голову, так что она кажется лысой, и в личине, живописующей поганого спрута
с бессчетными щупальцами! Словно и не люди вовсе, а какие-то морские твари,
вышедшие на берег. Стреляешь в них -- из лука, из арбалета, из духового
ружья -- а им хоть бы что! Если повезет угодить стрелой в глаз, легионер
упадет. И ничего! Остальные знай себе идут на тебя, как будто ничего не
случилось. И вдобавок у тварей за поясом электробластер, у бедра -- кхопеш,
а у офицеров ихних -- еще и огнемет за спиной!
С ними главное -- не испугаться и не побежать. Унять дрожь в коленках и
припомнить, что это не чудовища, а люди. Если ты не испугался и не побежал,
ты уже почти их победил. Чем ближе они к тебе, тем ты сильнее. Лучшие их
бластеры бьют с пятисот мер, но плохо. Поэтому им приходится сокращать
дистанцию. С трехсот мер удачный выстрел из бластера может тебя поджарить,
особливо если ты не прикрылся каучуком и не прикрыл коня. А ты не жди, когда
они тебя поджарят -- рви с места и скачи врагу навстречу!
Тут нужно знать момент. Если амореи слишком далеко, скакать рано: они
увидят, как ты скачешь, успеют достать свои огнеметы и накроют тебя пламенем
прежде, чем ты к ним доскачешь. Тут уж никакой каучук не поможет. Чересчур
близко подпускать их тоже не след: во-первых, они успеют поразить многих
наших из бластеров, да и из огнеметов тоже, а , во-вторых, на близком
расстоянии не всякий конь тебя к ним понесет, потому что воздух округ них
становится как во время лютой грозы, это от разрядов электробластеров. Сам
дивлюсь, как амореи таким воздухом дышать умудряются! Ну так вот, если конь
успеет разогнаться, потом его уж скверным воздухом не остановишь.
Герцог подпустил легионеров на четыреста мер и дал сигнал к атаке. Наши
легковооруженные конники сорвались с места и что есть силы помчались на
врага. Им приходилось вилять по полю, ускользая от разрядов. Амореи уже
начали навострять свои огнеметы. К счастью для нас, огнеметы не могут
стрелять с руки; чтобы подготовить такую пушку к бою, нужно сперва снять
тяжелый ствол со спины, поставить его на штатив и подсоединить трубку к
баллону с горючей жидкостью, что остался за спиной. На это даже у самых
проворных уходят драгоценные минуты; дело наших конников успеть добраться до
огнеметов прежде, чем они начнут стрелять.
Ура! Наши успели. Первым делом наши конники атаковали огнеметчиков.
Тяжелые пики, каждая длиной в пять мер, взвивались в воздух и поражали либо
самого огнеметчика, либо его пушку. Разбитый огнемет уже не опасен.
Ясное дело, враги не стали ждать, пока мы их лишим самого грозного
оружия. Они образовали "черепаху", то есть живой щит вокруг огнеметчиков.
Нашим конникам приходилось растрачивать пики на всякую мелкоту. Не
забывайте, что в это время легионеры палили из бластеров. Я был на холме и
видел это, я видел, как наши мрут, точно мухи, один за другим... и все же
наши добились своего: ни один огнемет не выстрелил пока!
Освободившись от пик, наши конники атаковали врага мечами. Рубить
обычными клинками немейский доспех способны только настоящие мужчины.
Наконец наши полностью смешались с амореями, и завязался ближний бой. В
ближнем бою бластер -- больше помеха, нежели подмога. Поэтому амореи
запрятали бластеры и стали драться кхопешами.
Мы, галлы, к этим кривым, как змеи, клинкам испытываем презрение и
отвращение. Иное дело меч, прямой и честный клинок рыцаря. А кхопеш --
оружие хотя и маленькое, и невзрачное на вид, но коварное и подлое, как сами
амореи. Нужно признать, легионеры навострились владеть своим подлым оружием,
как иной наш рыцарь двуручным мечом не владеет. Со стороны посмотришь и не
поверишь собственным глазам: вот лишь блеснуло лезвие, а самого змеиного
клинка не видно, так он быстр, и следом твой товарищ падает со вспоротым
животом! Либо, как с кавалерией, падает конь, а вместе с ним и всадник; там,
на земле, легионер его и добивает.
Понятно дело, герцог не стал ждать, когда противник перебьет иль
перережет всех наших конников. Только амореи отвлеклись на ближний бой, к
ним устремились тяжеловооруженные рыцари; мой господин сам возглавлял их.
Следом за рыцарями побежали пехотинцы.
И тут враг показал свою истинную силу. Оказывается, основные огнеметы
были спрятаны в глубине их атакующих квадратов, а те, которые мы видели,
были муляжи для отвода глаз! Противник подпустил рыцарей на расстояние
примерно в полсотни мер, затем строй легионеров стремительно распался, и
почти сразу навстречу герцогу и его рыцарям ударила струя пламени, за ней
другая, третья и четвертая!
С холма я наблюдал, что сделал герцог. Он успел метнуть скакуна в
сторону и так избежал убийственного пламени. Не все его соратники оказались
столь же проворны. Это было жуткое зрелище: люди, которых я знал и которых
полагал своими друзьями, на моих глазах превращались в живые факелы, вместе
с конями, метались по полю -- и умирали в страшных муках...
Но некоторые пали как великие воители. Уже пылая во вражьем огне, эти
рыцари из последних сил стремили коней в гущу аморейского войска. К
несчастью, доспехи легионеров не горели, но все равно наши рыцари не
напрасно пали: им удалось рассеять верный строй легионеров, внести смущение
в ряды врага, а ведь дисциплина и порядок -- это первое, чем побеждают
амореи. Но порядок сохранить непросто, когда на тебя и на твоего товарища
несется живой факел!
А огнеметы знай себе палили наших. Считай, почти три сотни рыцарей они
вывели из битвы за считанные минуты. Покончив с рыцарями, взялись за пехоту.
На моих глазах пылающие струи ложились на солдат, и те, не рыцари, но
простые ополченцы, сыграли трусов: кто кинулся обратно, а кто припал к
земле, как будто это против огня сильно поможет... Признаюсь, в тот момент
мне показалось, что битву мы продули сразу!
Вы можете мне не поверить, но я скажу, что было дальше: всех спас
великий герцог, он один. С уцелевшими рыцарями он сделал обходной маневр и
вышел в тыл к легионерам. А огнеметы вмиг не повернешь назад; я видел сам,
как это попытался сделать один легионер в погонах турмариона -- и сломал
штатив, и ствол его загремел на землю!
Амореи заметили отряд и подняли тревогу. В моего господина принялись
палить из бластеров. Пустое дело! Одетый в немейский доспех герцог для врага
неуязвим. Как сам Донар во плоти, он несется на легионеров. Вот он уже пред
ними, его рука бросает пику, пика опрокидывает огнеметчика... Нет, мой
господин не бросил пику -- она опять в его руках! Он спешит поразить другого
аморея с огнеметом -- и поражает! Его спутники тоже не тратят времени даром.
Их убивают, но и они убивают врагов!
На моих глазах происходит чудо: герцог собственноручно приканчивает
троих огнеметчиков одной-единственной пикой! Еще четверых поражают другие
рыцари. Но всему случается конец. Коня под герцогом убивают, но мой великий
господин не падает наземь вместе со скакуном, нет, он ловко выпрыгивает из
седла, успевая захватить с собой тяжелый двуручный меч. Вокруг него тотчас
образуется кольцо из легионеров. Они пытаются подстрелить его из бластеров
-- он бросается на них, как разъяренный вепрь, гигантский меч работает как
жернов, летят конечности, легионеры падают -- а герцог невредим! Взяв в
толк, что бластеры тут бесполезны, враги пытаются достать его кхопешами. Это
уже опасно! Но господин мой не ждет, когда враги его достанут. Он
принимается вращать мечом, а меч длиной в две меры: кто ближе подойдет, тот
мертвец!
Герцог не только защищался. Решительной атакой он прорвал строй
легионеров и устремился туда, где еще орудовал последний огнемет. Поразить
цель было важно, поскольку огнемет не позволял вступить в бой пехоте.
Раскидывая амореев, герцог добрался до этого огнемета. Это случилось
молниеносно: мой господин ударил огнеметчика мечом в спину, через баллон с
горючей смесью! Герцог тут же отпрянул, и вовремя -- огнеметчик сам
превратился в факел! Достойная смерть для того, кто привык поджигать других.
В это мгновение я услышал условный клич герцога: вы не поверите, но он
еще умудрился не забыть обо мне и моем отряде! Я сорвался с места, и рыцари,
которых государь поставил под мое начало, тоже устремились в битву.
Пехотинцы увидали нас и уразумели, что вражьего огня больше не будет. С
радостными криками они бросились за нами. Мы, свежие силы, неслись на
подмогу герцогу, который один мужественно сражался посреди вражеского
войска.
Легионеры тоже увидали нас. Вновь раздались разряды бластеров, но мы уж
были слишком близко! Наша сотня обрушилась на врага, мы взметали пики и
каждым точным ударом забирали жизнь уставшего легионера; другой рукой
действовали мечом, и этот тяжелый меч тоже бил наверняка. Несильно спасают
даже немейские доспехи, когда со всей силы в тебя вонзается клинок весом в
добрые пять тысяч оболов56!
Следом подоспели пехотинцы, и началась настоящая сеча. Не подлый бой по
аморейским правилам, когда имперские собаки просто расстреливают нас из
своих чудо-пушек, а настоящее сражение, где каждый сам себе солдат. Нужно
признать, и в таком бою легионеры выучкой сильнее нас. На каждый наш удар
приходилось в среднем по два удара кхопешем, и почти все они оказывались
смертельными. Пехотинцы били врагов копьями и мечами, но те проворно
ускользали от ударов, возникали сбоку или за спиной и ловкими движениями
перерезали шею либо, если это не удавалось, рубили нашим конечности. Короче
говоря, на каждого убитого легионера в той сече приходилось по одному
павшему рыцарю и четверым пехотинцам, которые тоже хотели победить...
Как и предсказывал мой господин, мы покрывали их выучку численностью, а
еще больше -- верой в правое дело. Любой из нас всей душой ненавидел
проклятых имперских собак, явившихся на нашу землю, чтобы учинять здесь свои
порядки. Амореи тоже ненавидели нас, ведь их всю жизнь обучали, мол, мы,
варвары-язычники -- не люди даже, а недочеловеки, полуживотные, которых
можно убивать без всякого греха, не только можно, но и нужно, во имя
торжества треклятой веры аватаров. Но мы их ненавидели стократ сильнее, чем
они нас, поскольку они дрались по приказу, как безмозглые машины смерти, а
мы сражались добровольно, за нашего великого вождя, который нес нам свободу
от ярма врагов.
И наступил момент нашей победы. Это случилось, когда первый легионер