Страница:
София Юстина скомкала встречу и решительно засобиралась в обратный путь. Она
усадила захмелевшую от вина и переживаний Кримхильду в мобиль, коротко
попрощалась с мужчинами, и вскоре амфибия отплыла.
Юний и Виктор еще долго стояли на берегу, провожая взглядом
замечательную машину.
-- Сдается мне, -- сказал, между прочим, Юний Лонгин, -- что ты,
младший братец, не сегодня-завтра обречен выслушать от моей жены лекцию о
твоем долге перед нашим государством.
-- Что ты имеешь в виде?
-- А как ты полагаешь, зачем она приезжала?
Черноволосый Лонгин пожал плечами.
-- Детей повидать, наверное. Она мать, хочет знать, как тут они.
Юний насмешливо хмыкнул.
-- Софи уже два года не живет со мной и с детьми, ты это знаешь, брат.
С какой бы стати ей о них беспокоиться?
-- А-а, она говорила, что приехала показать Палладия и Платона этой
своей новой подруге, принцессе Нарбоннской, -- вспомнил Виктор.
Юний хитровато прищурился и заметил:
-- И все же сдается мне, брат, не за тем она приезжала, чтобы показать
Кримхильде наших детей. По-моему, она показывала принцессе тебя!
Виктор вздрогнул.
-- Что ты такое говоришь, брат?!
Юний Лонгин сочувственно похлопал Виктора по плечу и усмехнулся.
-- Не горюй, брат; вот тебе добрый совет: чем без толку предаваться
Атону, садись-ка ты лучше за галльский язык!
* * *
-- Кошмар, -- сказала София Юстина, как только амфибия покинула берег,
-- мы ужасно опаздываем! Я пообещала Его Высочеству Эмилию Даласину прибыть
на Форум к шести вечера! А уже половина шестого...
-- Это все из-за меня, -- тупо глядя на свои облаченные в смарагдовые
перчатки руки, молвила Кримхильда. -- Ах, зачем вы это сделали, ваше
сиятельство?!
София с трудом сдержала улыбку.
-- Ваши волнения не стоят и медного обола, дорогая. Поверьте, вы очень
понравились моим мужчинам!
-- Нет, -- вздохнула Кримхильда, -- это невозможно!
-- А я говорю вам, что это так! Вы умны и потрясающе красивы. Вы
непосредственны. В вас есть особый северный шарм, которого нет у нас,
дочерей Юга. Неудивительно, что Виктор Лонгин не сводил с вас глаз!
Принцесса стиснула руки и отвернулась, чтобы добрая хозяйка не видела
ее лица в этот момент. Но от Софии, конечно же, не укрылось ее жаркое,
смятенное дыхание.
-- Поверьте, дорогая, -- продолжала княгиня, -- вам нечего стыдиться!
Будьте собой, и вы одолеете любые невзгоды! Будьте уверены в себе;
самоуверенность -- вот что делает из женщины победительницу!
Кримхильда глубоко вздохнула.
-- О, ваше сиятельство, как бы я хотела быть похожей на вас!
-- Не выйдет, дорогая, -- улыбнулась София Юстина, -- я неповторима!
Достаточно, если вы будете похожи на саму себя.
-- А скажите... скажите, вы любите вашего мужа?
-- О да! -- с искренностью опытной актрисы воскликнула София. -- Можно
ли не любить мужчину, подарившего женщине счастье родить таких чудесных
детей?!
-- Простите меня...
-- Не стесняйтесь, дорогая, спрашивайте! От вас у меня нет секретов.
-- Ваше сиятельство, вы вышли замуж по любви?
-- Это была любовь с первого взгляда. Мой отец сперва возражал против
нашего брака, но затем, когда понял, как счастлива я с Юнием, дал свое
благословение.
-- А отчего отец ваш возражал?
-- По традиции аморийские князья сочетаются с князьями, дабы не
смешивать кровь Фортуната с кровью обыкновенных патрисов. Например, мой отец
Тит Юстин был женат на сестре князя Горация Даласина Клариссе, а затем,
после ее смерти, взял в жены мою будущую мать, тогда еще княжну, Лукрецию
Марцеллину. И я была помолвлена с княжичем, моим дальним родственником. Увы!
Сердце женское решило иначе.
-- О-ох, -- прошептала Кримхильда; облик черноволосого красавца Виктора
Лонгина отказывался покидать ее мысли.
-- Я знаю, о чем вы думаете, дорогая, -- заговорщически проговорила
София. -- Не отчаивайтесь! Я постараюсь вам помочь.
Принцесса всхлипнула; она пребывала в совершенной уверенности, что даже
Софии Юстине не по плечу добыть для нее истинное счастье. Внезапная мысль
ворвалась в воспаленный мозг Кримхильды, озарила его и, прежде чем принцесса
успела что-либо обдумать, эта спасительная мысль сама собой воплотилась в
слова:
-- Ваше сиятельство! Молю вас, сделайте так, чтобы я осталась жить в
Амории! Заберите меня у отца -- и я до конца жизни буду вашей верной рабой!
Если бы принцесса увидела лицо княгини после этих слов, она бы
изумилась случившийся с ним перемене. "Нет, только не это! -- пронеслось в
голове Софии. -- Кажется, я опять перестаралась! Кому ты здесь нужна,
девчонка?!".
Взяв себя в руки, София Юстина укоризненно молвила:
-- Не требуйте от меня невозможного, дорогая. Не в нашей власти
восставать против воли богов -- они определяют судьбу всякого из нас. Нельзя
стать счастливой наперекор богам. Поразмыслите сами, кто вы у себя на родине
и кто -- здесь. В Нарбоннии вы -- принцесса, дочь правящего герцога. А
здесь, в Амории, простите меня за откровенность, вы -- дочь северного
варвара! Не то что патрис -- любой плебей вам руку не подаст!
-- Вы правы, ваше сиятельство, -- с невыразимой горечью выговорила
Кримхильда. -- Вы опять правы...
-- Мы, аморийцы, веруем в судьбу, в Фатум; недаром наше Учение
отождествляет Фатум с Творцом-Пантократором -- Творец всемогущ, и Творец
есть Судьба! Мы говорим: всякий счастлив настолько, насколько сам сумел
взять от своей судьбы причитающееся ему... Так что не отчаивайтесь, дорогая!
Верьте в свою судьбу -- и познаете свое счастье!
...Принцесса Кримхильда жадно ловила каждое слово Софии. Советы доброй
хозяйки подвергались осмыслению; а поскольку Кримхильда была хотя и
неопытна, но умна, в мозгу ее уже созревал собственный план, как ей стать
самой собой и добыть для себя счастье.
Тем временем София взглянула на встроенный в переднюю панель эфирный
хронометр и покачала головой. До шести оставалось пятнадцать минут, а
впереди по-прежнему расстилалась безбрежная гладь озера; лишь вдали
различалось мерцание Сапфирового дворца.
-- Ну нет, -- негромко промолвила София, -- так мы никуда не успеем.
Она приняла решение и последовательно вдавила три светящиеся кнопки.
-- Пристегнитесь, дорогая принцесса. Вот как это делается...
С кормы амфибии послышался негромкий металлический скрежет. Кримхильда
повернула голову и увидела, как из корпуса мобиля выдвигается вертикальный
стержень; к стрежню крепилась какая-то сетка -- с одной стороны черная, а с
другой -- белая. Сетка медленно обернулась вокруг стержня и застыла,
обратившись черной стороной к западу.
-- Это энергетическая рамка, -- пояснила София. -- Она сориентировалась
на Эфир.
-- И что?
-- Это значит, дорогая, что мы успеем к шести.
У черной стороны рамки появилось едва заметное свечение. Мобиль
вздрогнул, и Кримхильда с изумление узрела, как из бортов машины выползают
металлические полосы.
-- Посмотрите лучше вперед, -- усмехнулась София.
А впереди, на "носу" амфибии, тоже случились изменения. Игла исчезла --
вместо нее появился еще один пропеллер. Немного спустя принцесса услышала
булькающий хлопок и увидела, что вода ушла куда-то вниз. За окном свистел
воздух.
-- Мы летим!.. -- догадалась Кримхильда. -- Значит, ваша машина еще и
летает?!
-- Летает, -- нехотя согласилась София, -- когда у меня не остается
другого выбора. Лучше уж раз нарушить закон, чем заставить ждать Его
Высочество.
-- Нарушить закон?
-- Видите ли, дорогая, каждый полет нуждается в особом разрешении. Не
пугайтесь: навряд ли министерство энергий захочет ссориться со мной из-за
одного нарушения! Я заплачу штраф, и только. Один империал или, в крайнем
случае, два.
"Господи! Она готова отдать два империала, лишь бы не опоздать на
встречу с кесаревичем! -- мысленно подивилась Кримхильда. -- Парадный
рыцарский доспех отца стоил полтора империала...".
Между тем мобиль, превратившийся в маленький экраноплан, стремительно
несся на север. Уже можно было различить постройки Сафайроса, а также берег,
на котором стояла Темисия. Вот точно на глазах вырастала пирамида
Палатинского дворца и проявлялись очертания других сооружений столицы.
Далеко на западе у берега виднелся остров Пирей с его огромным грузовым
портом; вот обозначилось устье канала Эридан -- к нему-то и мчался летающий
мобиль.
Внезапно послышался требовальный писк.
-- Так и есть, -- с унынием в голосе промолвила София Юстина. -- Меня
засекли.
-- Кто?!
Вместо ответа княгиня указала на здание в форме шара, одиноко стоящее
на западном берегу канала Эридан, как раз напротив Пирамиды. На вершине
дома-шара разместилась такая же энергетическая рамка, как и на корме мобиля
Софии, черная с одной стороны и белая с другой, только во много крат больше.
Рядом с рамкой располагалась чуть вогнутая чаша; эта чаша медленно
вращалась.
-- Локатор Имперского Эфиритового Центра, -- объяснила София. -- Он
отслеживает все полеты на территории Империи. Печально, если они вышлют мне
навстречу боевые гидромобили...
Писк усиливался; пронзительные звуки ранили слух. Поразмыслив немного,
София нажала еще одну клавишу. Писк оборвался.
-- Проскочим, -- сказала она. -- Пока они соберутся, мы будем уже...
Она не договорила; от западной оконечности острова Сафайрос навстречу
мчались четыре катера, причем каждый из них имел на носу орудие. София взяла
резко вправо, вдоль Сафайроса, -- гидромобили устремились за ней. Люди в
зеленых и коричневых мундирах отчаянно размахивали красными флажками.
Кримхильда, завороженная этой волнующей погоней, спросила:
-- Что им от нас нужно?
-- Требуют, чтобы я остановилась.
-- А вы...
-- А я не хочу останавливаться, дорогая! Я, как вы знаете, спешу. Мне
недосуг объясняться с какими-то мелкими служками!
Орудие первого преследующего катера исторгло яркую вспышку света.
-- Они стреляют! -- в ужасе вскричала Кримхильда.
-- Они стреляют в воздух, -- успокоила ее София. -- Первые три выстрела
-- предупредительные.
Принцесса побледнела.
-- Первые три?! Ради Творца, остановитесь, ваше сиятельство...
-- Вот еще! -- фыркнула княгиня. -- Слишком много чести! Говорю вам, не
бойтесь!
В этот момент из-за юго-восточной оконечности Сафайроса вырвались еще
два гидромобиля. Они мчались наперерез. Сзади раздался второй
предупредительный выстрел.
-- Какие докучливые, -- поморщилась София Юстина. -- Ну, ладно...
Она быстро пробежала пальцами по клавишам приборной панели. Вновь
послышался металлический скрежет.
-- Что вы собираетесь предпринять? -- с замиранием сердца вопросила
Кримхильда. -- Вы будете отстреливаться?!
-- Ну что вы! -- рассмеялась София; вдруг она оборвала смех и резким
голосом приказала: -- Закройте глаза, принцесса, и сидите тихо!
Однако Кримхильда, в которой женское любопытство и врожденная отвага
северянки побеждали страх, глаза не закрыла. Она поклялась себе больше не
трусить и молча смотреть, чем закончится это удивительное приключение. София
же, не обращая внимание на свою как будто притихшую гостью, мчала мобиль
прямо навстречу "вражеским" кораблям, словно таким способом желала испытать
крепость нервов стражей порядка. Раздался третий, и последний,
предупредительный выстрел. "Пора", -- подумала София -- и резко вдавила руль
мобиля.
На глазах у преследователей, изумленных, наверное, ничуть не меньше
дочери северного варвара, мобиль-экраноплан внезапно рухнул в воду и исчез в
волнах прямо перед носом передних гидромобилей.
-- Я думаю, вам хватит впечатлений на один день, дорогая, -- не без
самодовольства проговорила София Юстина.
-- На всю оставшуюся жизнь, -- прошептала Кримхильда и, глядя на
княгиню восторженным взглядом, добавила: -- Вы просто невероятная женщина!
"Victoria! Она моя!", -- подумала София, а вслух сказала:
-- Вот вам еще один урок, принцесса: никогда не сдавайтесь, если есть
шанс оставить противника с носом.
-- Я запомню его, ваше сиятельство, -- кивнула Кримхильда.
Претерпев четвертое за один день превращение, на этот раз -- в
субмарину, мобиль пронесся под водой мимо острова Сафайрос и спустя короткое
время вошел в устье канала Эридан. Там Софии пришлось сбавить скорость. Над
головой проплывали днища кораблей, виднелись контуры мостов и прибрежных
зданий... Это было удивительное, завораживающее зрелище!
Миновав Петрейский мост, мобиль всплыл на поверхность.
-- Ну вот и Форум, -- с облегчением вымолвила София Юстина.
Амфибия выбралась на сушу поблизости от Сенатского порта, проехала мимо
большого и красивого здания, окруженного перистилем коринфских колонн, --
здесь, в Патрисиарии, заседал имперский Сенат, -- и остановилась. София
указала на троих мужчин, прогуливающихся в сквере, с которого начинался
Форум, и спросила гостью, узнает ли она кого-нибудь из них.
-- Отец! Вы мне не сказали, что здесь будет мой отец... -- прошептала
Кримхильда, и прежний трепет вновь ворвался в ее естество; она вмиг
вспомнила, как одета, вернее, по понятиям суровых северян, раздета; она с
ужасом представила, что сейчас скажет -- и сделает! -- отец, как посмотрит
на нее брат, -- и взмолилась: -- Ради Творца и всех великих аватаров,
спрячьте меня, ваше сиятельство!
Вместо этого жестокая София Юстина усмехнулась, отворила обе дверцы
мобиля и подтолкнула принцессу к выходу:
-- Смелее, дорогая! Вспомните, чему я вас учила, -- и вперед, навстречу
судьбе!
Башенные часы Пантеона били шестой удар.
в которой дочь первого министра Империи снова оказывается на высоте
148-й Год Химеры (1785),
вечер 14 октября, Темисия, Форум
Герцог Крун увидел шествующих ему навстречу руку об руку женщин, но не
сразу узнал их. А когда узнал, София Юстина получила возможность убедиться в
справедливости опасений Кримхильды и узреть варварского вождя в гневе.
Налившимися кровью глазами Крун Нарбоннский скользнул по соблазнительной
фигурке Софии, губы его беззвучно пробормотали какое-то северное
ругательство, затем свирепый взгляд нехотя оставил Софию, ввиду
невозможности прямо указать аморийской княгине на непотребность ее наряда, и
вернулся к родной дочери, чтобы уж на ней-то отыграться за двоих. Не говоря
ни слова, герцог схватил своими железными пальцами обнаженную руку
Кримхильды и потащил дочь в сторону; она не сопротивлялась.
В это самое время кесаревич Эмилий Даласин оставил Варга и подошел к
кузине.
-- Я должен тебе сказать, -- начал он на патрисианском сиа, -- что если
ты задалась целью ошеломить этих славных варваров, ты своей цели добилась!
-- Похоже, я ошеломила даже тебя, Эмиль, -- усмехнулась София.
-- Зачем ты это делаешь, Софи? Ты намерена поссорить галлов между
собой?
-- Напротив, кузен. Я хочу открыть для отца его собственную дочь.
-- Не забывай, что у отца есть еще и сын! -- со значением проговорил
кесаревич Эмилий.
-- Да, кстати, как тебе он? Ведь ты провел с ним целый день, не так ли?
Эмилий Даласин вздохнул и сказал негромко:
-- Я мало что понял, Софи. Варг был вежлив, даже любезен. Но почти все
время молчал, а когда открывал рот, то ничего не говорил по существу. Он
держит дистанцию.
-- Плохо, кузен, плохо. Latet anguis in herba.12
-- Скорее вепрь, чем змея, кузина.
-- Ты полагаешь? -- задумчиво спросила София.
-- Да, я так полагаю. Он скрытен, да, но он также честен, он
благороден, он неспособен к интриге. Вот что я понял. Прости, кузина, если
не справился. Я тебя уважаю и люблю, но Davus sum, non Oedipus.13
-- Тем хуже для него, кузен. Как любит повторять вслед за Горацием
Флакком мой дражайший дядюшка Марцеллин, "Vis consili expers mole ruit
sua"14. Наша совесть чиста; но мы должны быть готовы обойтись без сюрпризов.
-- Sic, divide ut imperes?15
-- Он не оставляет нам другого выхода, Эмиль. Если бы Птолемей был
сговорчив, Цезарю не нужна была бы Клеопатра.
-- Ты играешь с огнем, Софи. Мне кажется...
-- Тише, герцог идет ко мне! Без дочери... По-моему, я у него
следующая. Возвращайся к Варгу, кузен, и понаблюдай за ним, когда я буду
беседовать с герцогом.
-- Можешь рассчитывать на меня, Софи.
Герцог Крун надвигался на нее, но, помимо гнева, в его глазах было и
что-то еще, некое удивление. "Хотела бы я знать, что такое ему наговорила
дочь", -- подумала София Юстина. Первыми словами герцога, обращенными к ней,
были:
-- Я не позволю вам встревать между мной и моими детьми! Довольно
остального, что вы заставили меня сотворить!
-- О чем вы, ваша светлость? -- недоуменно спросила София.
-- А вы не понимаете?! -- по каменному лицу Круна пробежала гримаса.
-- Прошу вас, объяснитесь! Я теряюсь в догадках.
Тщательно выбирая слова, герцог произнес:
-- Может статься, у вас, у амореев, позволено женщинам носить
бесстыдные одежды, соблазняя юнцов и мужей. Ваше дело! Но у нас, у галлов,
женщина знает свое место. Вот пусть так и остается! Вы получили от меня что
хотели -- получили. Ваш император подтвердил мою власть в Нарбоннии --
подтвердил! Так какого дьявола вы совращаете мою дочь?! Чего вам еще от меня
надо?
-- Мне нужна ваша сердечная дружба, -- серьезно сказала София Юстина.
Герцог застыл, опешив от таких слов. София в упор смотрела на него, не
отводя глаз.
-- Это значит, -- наливаясь новой яростью, точно павиан, встретившийся
взглядом с неприятелем, произнес Крун, -- это значит, ради дружбы со мной вы
обрядили Кримхильду в платье гулящей девки...
-- Вы забываетесь, сударь, -- жестко перебила его София, -- и я не
позволю вам оскорблять ни меня, ни вашу собственную дочь. Принцесса
Кримхильда -- красивая и умная девушка; на вашем месте любой отец гордился
бы такой дочерью! А если вашей светлости потребна женщина для домашних
работ, я могу подарить вам любую рабыню, на какую ваша светлость
соблаговолит указать!
Крун побледнел. Никто еще и никогда не разговаривал с ним в таком тоне.
Внутри все кипело; герцог понимал, что честь воина требует прервать этот
постыдный диалог. Крун, в сущности, не собирался выслушивать от аморийской
княгини какие-либо объяснения -- он всего лишь хотел выбранить ее за дочь и
покончить на этом.
-- Или сами купите, если вашему самолюбию претит получать от меня
подарки, -- с полупрезрительной ухмылкой подправила саму себя София. -- На
столичной Агоре хорошую домашнюю служку можно нынче приобрести всего за один
империал. Разве счастье вашей дочери не стоит какого-то жалкого империала?!
Герцог онемел от изумления. Глаза его смотрели на самую красивую
женщину, какую они когда-либо видели, и эта женщина говорила о таких вещах и
употребляла такие слова, которые не просто не соответствовали его
представлениям о женщинах вообще, а прямо противоречили им, бросали вызов
всему, что было привычным и естественным для Круна; наконец, они полностью
опровергали тот образ холодной официальной дамы, который старательно
рисовала София Юстина в течение всего периода ее общения с нарбоннским
герцогом: за маской холодной дамы внезапно обнаружилась натура
самовлюбленной хищницы.
И он -- он, водивший в атаку отважных северных рыцарей, он, не
страшившийся в жизни нечего, кроме гнева высоких богов, -- он, Крун
Свирепый, растерялся перед этим неожиданным натиском. Конечно, будь он у
себя в Нарбонне и будь на месте Софии Юстины любая из его подданных, он бы
нашел, что ответить, и ответ его был бы воистину страшен для дерзкой -- да
просто не было и не могло быть столь же дерзких в его уделе! Но эта женщина
была неподвластна ему и его гневу, не только в силу своего происхождения, но
и, -- в глубине души Крун признавал это, -- как личность. К тому же дочь
Тита Юстина была чрезвычайно влиятельной в Империи персоной, вполне
способной при большом желании разрушить все, ради чего он, Крун, терпел
такие унижения. Еще герцог Нарбоннский понимал, что вот теперь, сейчас, в
эти мгновения он, возможно, становится жертвой какой-то новой жестокой игры,
-- игры, в которой дорогие его сердцу ценности не стоят для коварного
противника и медного обола. А возможности выйти из этой безвыигрышной игры
больше не было у него -- он сам отрезал себя все пути к отступлению два дня
тому назад, там, в Зале Божественного Величия, у хрустального трона Владыки
Ойкумены...
А София Юстина, словно наслаждаясь новым впечатлением, которое она, вне
всякого сомнения, производила на варвара, гордо стояла перед ним, разделив
свой вес на обе восхитительные обнаженные ноги; правая рука как будто
небрежно лежала на бедре, а левая поправляла выбившиеся из-под княжеской
диадемы роскошные волосы. Она держалась перед Круном настолько естественно,
насколько позволяли ее природные данные и утонченное воспитание; она знала,
что в ее поведении нет ничего безвкусного, способного вызвать у мужчины
раздражение и неприязнь (а изумление и неприязнь, как известно, разные
вещи); она знала, сколь грациозна, обольстительна и убедительна в этот
момент -- и она, конечно же, не сомневалась, что суровый Крун сначала
мужчина, а потом уж варвар!
Вдруг в уголках ее рта взыграла улыбка, и она сказала:
-- Почему бы нам с вами не прогуляться по Форуму, ваша светлость? Мне
кажется, нам не найти лучшего времени для откровенного разговора.
Точно пробудившись от сна, Крун встряхнул вороной гривой. О, лишь боги
знают, как хотелось ему эту женщину! Жизнь прожил он однолюбом; после смерти
Хельги, матери его детей, он не знал женщин; дела ратные и государственные
занимали его без остатка. Герцог Нарбоннский сам не бегал за юбками и другим
не очень позволял; так, три года тому назад, когда выяснилось, что одна из
его служанок тяжела от Варга, герцог приказал бить сына батогами до потери
сознания, а несчастную юницу после рождения ребенка отдать жрецам на
перевоспитание... И вот теперь горячая волна поднималась по его все еще
крепкому телу, он чувствовал, как потеет от стыда, волнения и неодолимого
желания. Он слышал, что она ему предложила, но не знал, как ответить и нужно
ли отвечать вообще; голос из подсознания подсказывал: "Беги отсюда без
оглядки, беги, или ты пропал!". А другой внутренний голос твердил ему: "Ты
будешь последним глупцом, Крун, если сейчас убежишь. Более того, ты будешь
жалким трусом, герцог. Ты себе этого никогда не простишь...".
-- Я вижу, вы не против прогуляться со мной, -- сказала София Юстина и,
внезапно прильнув к его уху, с придыханием прошептала: -- Ваша светлость,
ради Творца и всех великих аватаров, не смотрите на меня так! Ваш взгляд
способен смутить добропорядочную женщину; наше счастье, что здесь нет моего
мужа, иначе б он приревновал меня к вам! Но здесь есть ваш сын...
Сын!.. Крун с ужасом вспомнил, что Варг стоит рядом, в каких-то десяти
шагах и, конечно же, видит своего отца и то, что с ним творится! Герцог
краем глаза поймал фигуру Варга. Сын стоял к нему вполоборота, о чем-то
беседуя с Эмилием Даласином. В какой-то миг глаза отца и сына встретились.
Крун ожидал увидеть во взгляде сына осуждение -- а увидел некое странное
выражение торжества и злорадства. Впрочем, это впечатление могло оказаться
ошибочным, так как Варг быстро отвернулся и с видимым увлечением принялся
что-то возражать кесаревичу Эмилию. Злость на непокорного сына взыграла в
душе нарбоннского герцога; он вспомнил, что вовсе не обязан ни в чем
отчитываться перед мальчишкой -- так первый, предостерегающий, внутренний
голос сорвался на тоскливый хрип и вскоре затих, а второй, побуждающий,
напротив, воплотился в слова:
-- Да, вы правы, княгиня. Покажите мне Форум.
* * *
Площадь Форума тянется в длину с юга на север от Патрисиария до
Народного Дома более чем на герму, а общая ширина Форума от проспекта
Фортуната до канала Эридан составляет почти восемьсот мер. Но на самом деле
Форум состоит из множества небольших площадей, парков и скверов, павильонов,
где для проведения публичных дискуссий, митингов и прочих политических
мероприятий созданы благоприятные условия. Фракции политически активных
аморийцев собираются на "своей" территории, вокруг монументов "своим" вождям
-- а всего на Форуме более тысячи статуй -- и распространяют, устно и
письменно, "истинную", то есть фракционную, точку зрения. Нередко словесные
баталии перерастают в драки; в прошлом не раз бывали случаи, когда
победители сбрасывали побежденных в канал Эридан. Поэтому на Форуме и,
особенно, в западной его части, у Набережной, постоянно дежурят стражи
порядка; впрочем, случаи купания все-таки время от времени повторяются.
Герцог Крун Нарбоннский и княгиня София Юстина шли по аллеям мимо
изящных статуй и аккуратно подстриженных деревьев; навстречу им попадались
люди, по-разному одетые и похожие друг на друга лишь в одном: почти всякий,
встречавшийся им на пути, приветствовал Софию Юстину, а затем, когда она и
ее спутник проходили мимо, еще долго смотрел вслед -- кто с восхищением, кто
с изумлением, а кто и с порицанием. Этим людям вскоре приходилось удивляться
снова, потому что на расстоянии примерно пятнадцати-двадцати шагов от первой
удивительной пары шествовала вторая, не менее странная; все без исключения
аморийцы низко кланялись отпрыску священного Дома Фортунатов, в душе
недоумевая, какая причина побудила Его Высочество кесаревича Эмилия Даласина
проводить досуг в компании суроволицого северного варвара.
А Крун и София как будто не замечали ничего вокруг -- они оживленно
беседовали, вернее, большей частью говорила София, а Крун внимал ей, лишь
иногда вставляя резкие реплики. София рассказывала ему о себе, о своем отце,
о семье, о призвании Юстинов; Круну оставалось лишь поражаться ее
усадила захмелевшую от вина и переживаний Кримхильду в мобиль, коротко
попрощалась с мужчинами, и вскоре амфибия отплыла.
Юний и Виктор еще долго стояли на берегу, провожая взглядом
замечательную машину.
-- Сдается мне, -- сказал, между прочим, Юний Лонгин, -- что ты,
младший братец, не сегодня-завтра обречен выслушать от моей жены лекцию о
твоем долге перед нашим государством.
-- Что ты имеешь в виде?
-- А как ты полагаешь, зачем она приезжала?
Черноволосый Лонгин пожал плечами.
-- Детей повидать, наверное. Она мать, хочет знать, как тут они.
Юний насмешливо хмыкнул.
-- Софи уже два года не живет со мной и с детьми, ты это знаешь, брат.
С какой бы стати ей о них беспокоиться?
-- А-а, она говорила, что приехала показать Палладия и Платона этой
своей новой подруге, принцессе Нарбоннской, -- вспомнил Виктор.
Юний хитровато прищурился и заметил:
-- И все же сдается мне, брат, не за тем она приезжала, чтобы показать
Кримхильде наших детей. По-моему, она показывала принцессе тебя!
Виктор вздрогнул.
-- Что ты такое говоришь, брат?!
Юний Лонгин сочувственно похлопал Виктора по плечу и усмехнулся.
-- Не горюй, брат; вот тебе добрый совет: чем без толку предаваться
Атону, садись-ка ты лучше за галльский язык!
* * *
-- Кошмар, -- сказала София Юстина, как только амфибия покинула берег,
-- мы ужасно опаздываем! Я пообещала Его Высочеству Эмилию Даласину прибыть
на Форум к шести вечера! А уже половина шестого...
-- Это все из-за меня, -- тупо глядя на свои облаченные в смарагдовые
перчатки руки, молвила Кримхильда. -- Ах, зачем вы это сделали, ваше
сиятельство?!
София с трудом сдержала улыбку.
-- Ваши волнения не стоят и медного обола, дорогая. Поверьте, вы очень
понравились моим мужчинам!
-- Нет, -- вздохнула Кримхильда, -- это невозможно!
-- А я говорю вам, что это так! Вы умны и потрясающе красивы. Вы
непосредственны. В вас есть особый северный шарм, которого нет у нас,
дочерей Юга. Неудивительно, что Виктор Лонгин не сводил с вас глаз!
Принцесса стиснула руки и отвернулась, чтобы добрая хозяйка не видела
ее лица в этот момент. Но от Софии, конечно же, не укрылось ее жаркое,
смятенное дыхание.
-- Поверьте, дорогая, -- продолжала княгиня, -- вам нечего стыдиться!
Будьте собой, и вы одолеете любые невзгоды! Будьте уверены в себе;
самоуверенность -- вот что делает из женщины победительницу!
Кримхильда глубоко вздохнула.
-- О, ваше сиятельство, как бы я хотела быть похожей на вас!
-- Не выйдет, дорогая, -- улыбнулась София Юстина, -- я неповторима!
Достаточно, если вы будете похожи на саму себя.
-- А скажите... скажите, вы любите вашего мужа?
-- О да! -- с искренностью опытной актрисы воскликнула София. -- Можно
ли не любить мужчину, подарившего женщине счастье родить таких чудесных
детей?!
-- Простите меня...
-- Не стесняйтесь, дорогая, спрашивайте! От вас у меня нет секретов.
-- Ваше сиятельство, вы вышли замуж по любви?
-- Это была любовь с первого взгляда. Мой отец сперва возражал против
нашего брака, но затем, когда понял, как счастлива я с Юнием, дал свое
благословение.
-- А отчего отец ваш возражал?
-- По традиции аморийские князья сочетаются с князьями, дабы не
смешивать кровь Фортуната с кровью обыкновенных патрисов. Например, мой отец
Тит Юстин был женат на сестре князя Горация Даласина Клариссе, а затем,
после ее смерти, взял в жены мою будущую мать, тогда еще княжну, Лукрецию
Марцеллину. И я была помолвлена с княжичем, моим дальним родственником. Увы!
Сердце женское решило иначе.
-- О-ох, -- прошептала Кримхильда; облик черноволосого красавца Виктора
Лонгина отказывался покидать ее мысли.
-- Я знаю, о чем вы думаете, дорогая, -- заговорщически проговорила
София. -- Не отчаивайтесь! Я постараюсь вам помочь.
Принцесса всхлипнула; она пребывала в совершенной уверенности, что даже
Софии Юстине не по плечу добыть для нее истинное счастье. Внезапная мысль
ворвалась в воспаленный мозг Кримхильды, озарила его и, прежде чем принцесса
успела что-либо обдумать, эта спасительная мысль сама собой воплотилась в
слова:
-- Ваше сиятельство! Молю вас, сделайте так, чтобы я осталась жить в
Амории! Заберите меня у отца -- и я до конца жизни буду вашей верной рабой!
Если бы принцесса увидела лицо княгини после этих слов, она бы
изумилась случившийся с ним перемене. "Нет, только не это! -- пронеслось в
голове Софии. -- Кажется, я опять перестаралась! Кому ты здесь нужна,
девчонка?!".
Взяв себя в руки, София Юстина укоризненно молвила:
-- Не требуйте от меня невозможного, дорогая. Не в нашей власти
восставать против воли богов -- они определяют судьбу всякого из нас. Нельзя
стать счастливой наперекор богам. Поразмыслите сами, кто вы у себя на родине
и кто -- здесь. В Нарбоннии вы -- принцесса, дочь правящего герцога. А
здесь, в Амории, простите меня за откровенность, вы -- дочь северного
варвара! Не то что патрис -- любой плебей вам руку не подаст!
-- Вы правы, ваше сиятельство, -- с невыразимой горечью выговорила
Кримхильда. -- Вы опять правы...
-- Мы, аморийцы, веруем в судьбу, в Фатум; недаром наше Учение
отождествляет Фатум с Творцом-Пантократором -- Творец всемогущ, и Творец
есть Судьба! Мы говорим: всякий счастлив настолько, насколько сам сумел
взять от своей судьбы причитающееся ему... Так что не отчаивайтесь, дорогая!
Верьте в свою судьбу -- и познаете свое счастье!
...Принцесса Кримхильда жадно ловила каждое слово Софии. Советы доброй
хозяйки подвергались осмыслению; а поскольку Кримхильда была хотя и
неопытна, но умна, в мозгу ее уже созревал собственный план, как ей стать
самой собой и добыть для себя счастье.
Тем временем София взглянула на встроенный в переднюю панель эфирный
хронометр и покачала головой. До шести оставалось пятнадцать минут, а
впереди по-прежнему расстилалась безбрежная гладь озера; лишь вдали
различалось мерцание Сапфирового дворца.
-- Ну нет, -- негромко промолвила София, -- так мы никуда не успеем.
Она приняла решение и последовательно вдавила три светящиеся кнопки.
-- Пристегнитесь, дорогая принцесса. Вот как это делается...
С кормы амфибии послышался негромкий металлический скрежет. Кримхильда
повернула голову и увидела, как из корпуса мобиля выдвигается вертикальный
стержень; к стрежню крепилась какая-то сетка -- с одной стороны черная, а с
другой -- белая. Сетка медленно обернулась вокруг стержня и застыла,
обратившись черной стороной к западу.
-- Это энергетическая рамка, -- пояснила София. -- Она сориентировалась
на Эфир.
-- И что?
-- Это значит, дорогая, что мы успеем к шести.
У черной стороны рамки появилось едва заметное свечение. Мобиль
вздрогнул, и Кримхильда с изумление узрела, как из бортов машины выползают
металлические полосы.
-- Посмотрите лучше вперед, -- усмехнулась София.
А впереди, на "носу" амфибии, тоже случились изменения. Игла исчезла --
вместо нее появился еще один пропеллер. Немного спустя принцесса услышала
булькающий хлопок и увидела, что вода ушла куда-то вниз. За окном свистел
воздух.
-- Мы летим!.. -- догадалась Кримхильда. -- Значит, ваша машина еще и
летает?!
-- Летает, -- нехотя согласилась София, -- когда у меня не остается
другого выбора. Лучше уж раз нарушить закон, чем заставить ждать Его
Высочество.
-- Нарушить закон?
-- Видите ли, дорогая, каждый полет нуждается в особом разрешении. Не
пугайтесь: навряд ли министерство энергий захочет ссориться со мной из-за
одного нарушения! Я заплачу штраф, и только. Один империал или, в крайнем
случае, два.
"Господи! Она готова отдать два империала, лишь бы не опоздать на
встречу с кесаревичем! -- мысленно подивилась Кримхильда. -- Парадный
рыцарский доспех отца стоил полтора империала...".
Между тем мобиль, превратившийся в маленький экраноплан, стремительно
несся на север. Уже можно было различить постройки Сафайроса, а также берег,
на котором стояла Темисия. Вот точно на глазах вырастала пирамида
Палатинского дворца и проявлялись очертания других сооружений столицы.
Далеко на западе у берега виднелся остров Пирей с его огромным грузовым
портом; вот обозначилось устье канала Эридан -- к нему-то и мчался летающий
мобиль.
Внезапно послышался требовальный писк.
-- Так и есть, -- с унынием в голосе промолвила София Юстина. -- Меня
засекли.
-- Кто?!
Вместо ответа княгиня указала на здание в форме шара, одиноко стоящее
на западном берегу канала Эридан, как раз напротив Пирамиды. На вершине
дома-шара разместилась такая же энергетическая рамка, как и на корме мобиля
Софии, черная с одной стороны и белая с другой, только во много крат больше.
Рядом с рамкой располагалась чуть вогнутая чаша; эта чаша медленно
вращалась.
-- Локатор Имперского Эфиритового Центра, -- объяснила София. -- Он
отслеживает все полеты на территории Империи. Печально, если они вышлют мне
навстречу боевые гидромобили...
Писк усиливался; пронзительные звуки ранили слух. Поразмыслив немного,
София нажала еще одну клавишу. Писк оборвался.
-- Проскочим, -- сказала она. -- Пока они соберутся, мы будем уже...
Она не договорила; от западной оконечности острова Сафайрос навстречу
мчались четыре катера, причем каждый из них имел на носу орудие. София взяла
резко вправо, вдоль Сафайроса, -- гидромобили устремились за ней. Люди в
зеленых и коричневых мундирах отчаянно размахивали красными флажками.
Кримхильда, завороженная этой волнующей погоней, спросила:
-- Что им от нас нужно?
-- Требуют, чтобы я остановилась.
-- А вы...
-- А я не хочу останавливаться, дорогая! Я, как вы знаете, спешу. Мне
недосуг объясняться с какими-то мелкими служками!
Орудие первого преследующего катера исторгло яркую вспышку света.
-- Они стреляют! -- в ужасе вскричала Кримхильда.
-- Они стреляют в воздух, -- успокоила ее София. -- Первые три выстрела
-- предупредительные.
Принцесса побледнела.
-- Первые три?! Ради Творца, остановитесь, ваше сиятельство...
-- Вот еще! -- фыркнула княгиня. -- Слишком много чести! Говорю вам, не
бойтесь!
В этот момент из-за юго-восточной оконечности Сафайроса вырвались еще
два гидромобиля. Они мчались наперерез. Сзади раздался второй
предупредительный выстрел.
-- Какие докучливые, -- поморщилась София Юстина. -- Ну, ладно...
Она быстро пробежала пальцами по клавишам приборной панели. Вновь
послышался металлический скрежет.
-- Что вы собираетесь предпринять? -- с замиранием сердца вопросила
Кримхильда. -- Вы будете отстреливаться?!
-- Ну что вы! -- рассмеялась София; вдруг она оборвала смех и резким
голосом приказала: -- Закройте глаза, принцесса, и сидите тихо!
Однако Кримхильда, в которой женское любопытство и врожденная отвага
северянки побеждали страх, глаза не закрыла. Она поклялась себе больше не
трусить и молча смотреть, чем закончится это удивительное приключение. София
же, не обращая внимание на свою как будто притихшую гостью, мчала мобиль
прямо навстречу "вражеским" кораблям, словно таким способом желала испытать
крепость нервов стражей порядка. Раздался третий, и последний,
предупредительный выстрел. "Пора", -- подумала София -- и резко вдавила руль
мобиля.
На глазах у преследователей, изумленных, наверное, ничуть не меньше
дочери северного варвара, мобиль-экраноплан внезапно рухнул в воду и исчез в
волнах прямо перед носом передних гидромобилей.
-- Я думаю, вам хватит впечатлений на один день, дорогая, -- не без
самодовольства проговорила София Юстина.
-- На всю оставшуюся жизнь, -- прошептала Кримхильда и, глядя на
княгиню восторженным взглядом, добавила: -- Вы просто невероятная женщина!
"Victoria! Она моя!", -- подумала София, а вслух сказала:
-- Вот вам еще один урок, принцесса: никогда не сдавайтесь, если есть
шанс оставить противника с носом.
-- Я запомню его, ваше сиятельство, -- кивнула Кримхильда.
Претерпев четвертое за один день превращение, на этот раз -- в
субмарину, мобиль пронесся под водой мимо острова Сафайрос и спустя короткое
время вошел в устье канала Эридан. Там Софии пришлось сбавить скорость. Над
головой проплывали днища кораблей, виднелись контуры мостов и прибрежных
зданий... Это было удивительное, завораживающее зрелище!
Миновав Петрейский мост, мобиль всплыл на поверхность.
-- Ну вот и Форум, -- с облегчением вымолвила София Юстина.
Амфибия выбралась на сушу поблизости от Сенатского порта, проехала мимо
большого и красивого здания, окруженного перистилем коринфских колонн, --
здесь, в Патрисиарии, заседал имперский Сенат, -- и остановилась. София
указала на троих мужчин, прогуливающихся в сквере, с которого начинался
Форум, и спросила гостью, узнает ли она кого-нибудь из них.
-- Отец! Вы мне не сказали, что здесь будет мой отец... -- прошептала
Кримхильда, и прежний трепет вновь ворвался в ее естество; она вмиг
вспомнила, как одета, вернее, по понятиям суровых северян, раздета; она с
ужасом представила, что сейчас скажет -- и сделает! -- отец, как посмотрит
на нее брат, -- и взмолилась: -- Ради Творца и всех великих аватаров,
спрячьте меня, ваше сиятельство!
Вместо этого жестокая София Юстина усмехнулась, отворила обе дверцы
мобиля и подтолкнула принцессу к выходу:
-- Смелее, дорогая! Вспомните, чему я вас учила, -- и вперед, навстречу
судьбе!
Башенные часы Пантеона били шестой удар.
в которой дочь первого министра Империи снова оказывается на высоте
148-й Год Химеры (1785),
вечер 14 октября, Темисия, Форум
Герцог Крун увидел шествующих ему навстречу руку об руку женщин, но не
сразу узнал их. А когда узнал, София Юстина получила возможность убедиться в
справедливости опасений Кримхильды и узреть варварского вождя в гневе.
Налившимися кровью глазами Крун Нарбоннский скользнул по соблазнительной
фигурке Софии, губы его беззвучно пробормотали какое-то северное
ругательство, затем свирепый взгляд нехотя оставил Софию, ввиду
невозможности прямо указать аморийской княгине на непотребность ее наряда, и
вернулся к родной дочери, чтобы уж на ней-то отыграться за двоих. Не говоря
ни слова, герцог схватил своими железными пальцами обнаженную руку
Кримхильды и потащил дочь в сторону; она не сопротивлялась.
В это самое время кесаревич Эмилий Даласин оставил Варга и подошел к
кузине.
-- Я должен тебе сказать, -- начал он на патрисианском сиа, -- что если
ты задалась целью ошеломить этих славных варваров, ты своей цели добилась!
-- Похоже, я ошеломила даже тебя, Эмиль, -- усмехнулась София.
-- Зачем ты это делаешь, Софи? Ты намерена поссорить галлов между
собой?
-- Напротив, кузен. Я хочу открыть для отца его собственную дочь.
-- Не забывай, что у отца есть еще и сын! -- со значением проговорил
кесаревич Эмилий.
-- Да, кстати, как тебе он? Ведь ты провел с ним целый день, не так ли?
Эмилий Даласин вздохнул и сказал негромко:
-- Я мало что понял, Софи. Варг был вежлив, даже любезен. Но почти все
время молчал, а когда открывал рот, то ничего не говорил по существу. Он
держит дистанцию.
-- Плохо, кузен, плохо. Latet anguis in herba.12
-- Скорее вепрь, чем змея, кузина.
-- Ты полагаешь? -- задумчиво спросила София.
-- Да, я так полагаю. Он скрытен, да, но он также честен, он
благороден, он неспособен к интриге. Вот что я понял. Прости, кузина, если
не справился. Я тебя уважаю и люблю, но Davus sum, non Oedipus.13
-- Тем хуже для него, кузен. Как любит повторять вслед за Горацием
Флакком мой дражайший дядюшка Марцеллин, "Vis consili expers mole ruit
sua"14. Наша совесть чиста; но мы должны быть готовы обойтись без сюрпризов.
-- Sic, divide ut imperes?15
-- Он не оставляет нам другого выхода, Эмиль. Если бы Птолемей был
сговорчив, Цезарю не нужна была бы Клеопатра.
-- Ты играешь с огнем, Софи. Мне кажется...
-- Тише, герцог идет ко мне! Без дочери... По-моему, я у него
следующая. Возвращайся к Варгу, кузен, и понаблюдай за ним, когда я буду
беседовать с герцогом.
-- Можешь рассчитывать на меня, Софи.
Герцог Крун надвигался на нее, но, помимо гнева, в его глазах было и
что-то еще, некое удивление. "Хотела бы я знать, что такое ему наговорила
дочь", -- подумала София Юстина. Первыми словами герцога, обращенными к ней,
были:
-- Я не позволю вам встревать между мной и моими детьми! Довольно
остального, что вы заставили меня сотворить!
-- О чем вы, ваша светлость? -- недоуменно спросила София.
-- А вы не понимаете?! -- по каменному лицу Круна пробежала гримаса.
-- Прошу вас, объяснитесь! Я теряюсь в догадках.
Тщательно выбирая слова, герцог произнес:
-- Может статься, у вас, у амореев, позволено женщинам носить
бесстыдные одежды, соблазняя юнцов и мужей. Ваше дело! Но у нас, у галлов,
женщина знает свое место. Вот пусть так и остается! Вы получили от меня что
хотели -- получили. Ваш император подтвердил мою власть в Нарбоннии --
подтвердил! Так какого дьявола вы совращаете мою дочь?! Чего вам еще от меня
надо?
-- Мне нужна ваша сердечная дружба, -- серьезно сказала София Юстина.
Герцог застыл, опешив от таких слов. София в упор смотрела на него, не
отводя глаз.
-- Это значит, -- наливаясь новой яростью, точно павиан, встретившийся
взглядом с неприятелем, произнес Крун, -- это значит, ради дружбы со мной вы
обрядили Кримхильду в платье гулящей девки...
-- Вы забываетесь, сударь, -- жестко перебила его София, -- и я не
позволю вам оскорблять ни меня, ни вашу собственную дочь. Принцесса
Кримхильда -- красивая и умная девушка; на вашем месте любой отец гордился
бы такой дочерью! А если вашей светлости потребна женщина для домашних
работ, я могу подарить вам любую рабыню, на какую ваша светлость
соблаговолит указать!
Крун побледнел. Никто еще и никогда не разговаривал с ним в таком тоне.
Внутри все кипело; герцог понимал, что честь воина требует прервать этот
постыдный диалог. Крун, в сущности, не собирался выслушивать от аморийской
княгини какие-либо объяснения -- он всего лишь хотел выбранить ее за дочь и
покончить на этом.
-- Или сами купите, если вашему самолюбию претит получать от меня
подарки, -- с полупрезрительной ухмылкой подправила саму себя София. -- На
столичной Агоре хорошую домашнюю служку можно нынче приобрести всего за один
империал. Разве счастье вашей дочери не стоит какого-то жалкого империала?!
Герцог онемел от изумления. Глаза его смотрели на самую красивую
женщину, какую они когда-либо видели, и эта женщина говорила о таких вещах и
употребляла такие слова, которые не просто не соответствовали его
представлениям о женщинах вообще, а прямо противоречили им, бросали вызов
всему, что было привычным и естественным для Круна; наконец, они полностью
опровергали тот образ холодной официальной дамы, который старательно
рисовала София Юстина в течение всего периода ее общения с нарбоннским
герцогом: за маской холодной дамы внезапно обнаружилась натура
самовлюбленной хищницы.
И он -- он, водивший в атаку отважных северных рыцарей, он, не
страшившийся в жизни нечего, кроме гнева высоких богов, -- он, Крун
Свирепый, растерялся перед этим неожиданным натиском. Конечно, будь он у
себя в Нарбонне и будь на месте Софии Юстины любая из его подданных, он бы
нашел, что ответить, и ответ его был бы воистину страшен для дерзкой -- да
просто не было и не могло быть столь же дерзких в его уделе! Но эта женщина
была неподвластна ему и его гневу, не только в силу своего происхождения, но
и, -- в глубине души Крун признавал это, -- как личность. К тому же дочь
Тита Юстина была чрезвычайно влиятельной в Империи персоной, вполне
способной при большом желании разрушить все, ради чего он, Крун, терпел
такие унижения. Еще герцог Нарбоннский понимал, что вот теперь, сейчас, в
эти мгновения он, возможно, становится жертвой какой-то новой жестокой игры,
-- игры, в которой дорогие его сердцу ценности не стоят для коварного
противника и медного обола. А возможности выйти из этой безвыигрышной игры
больше не было у него -- он сам отрезал себя все пути к отступлению два дня
тому назад, там, в Зале Божественного Величия, у хрустального трона Владыки
Ойкумены...
А София Юстина, словно наслаждаясь новым впечатлением, которое она, вне
всякого сомнения, производила на варвара, гордо стояла перед ним, разделив
свой вес на обе восхитительные обнаженные ноги; правая рука как будто
небрежно лежала на бедре, а левая поправляла выбившиеся из-под княжеской
диадемы роскошные волосы. Она держалась перед Круном настолько естественно,
насколько позволяли ее природные данные и утонченное воспитание; она знала,
что в ее поведении нет ничего безвкусного, способного вызвать у мужчины
раздражение и неприязнь (а изумление и неприязнь, как известно, разные
вещи); она знала, сколь грациозна, обольстительна и убедительна в этот
момент -- и она, конечно же, не сомневалась, что суровый Крун сначала
мужчина, а потом уж варвар!
Вдруг в уголках ее рта взыграла улыбка, и она сказала:
-- Почему бы нам с вами не прогуляться по Форуму, ваша светлость? Мне
кажется, нам не найти лучшего времени для откровенного разговора.
Точно пробудившись от сна, Крун встряхнул вороной гривой. О, лишь боги
знают, как хотелось ему эту женщину! Жизнь прожил он однолюбом; после смерти
Хельги, матери его детей, он не знал женщин; дела ратные и государственные
занимали его без остатка. Герцог Нарбоннский сам не бегал за юбками и другим
не очень позволял; так, три года тому назад, когда выяснилось, что одна из
его служанок тяжела от Варга, герцог приказал бить сына батогами до потери
сознания, а несчастную юницу после рождения ребенка отдать жрецам на
перевоспитание... И вот теперь горячая волна поднималась по его все еще
крепкому телу, он чувствовал, как потеет от стыда, волнения и неодолимого
желания. Он слышал, что она ему предложила, но не знал, как ответить и нужно
ли отвечать вообще; голос из подсознания подсказывал: "Беги отсюда без
оглядки, беги, или ты пропал!". А другой внутренний голос твердил ему: "Ты
будешь последним глупцом, Крун, если сейчас убежишь. Более того, ты будешь
жалким трусом, герцог. Ты себе этого никогда не простишь...".
-- Я вижу, вы не против прогуляться со мной, -- сказала София Юстина и,
внезапно прильнув к его уху, с придыханием прошептала: -- Ваша светлость,
ради Творца и всех великих аватаров, не смотрите на меня так! Ваш взгляд
способен смутить добропорядочную женщину; наше счастье, что здесь нет моего
мужа, иначе б он приревновал меня к вам! Но здесь есть ваш сын...
Сын!.. Крун с ужасом вспомнил, что Варг стоит рядом, в каких-то десяти
шагах и, конечно же, видит своего отца и то, что с ним творится! Герцог
краем глаза поймал фигуру Варга. Сын стоял к нему вполоборота, о чем-то
беседуя с Эмилием Даласином. В какой-то миг глаза отца и сына встретились.
Крун ожидал увидеть во взгляде сына осуждение -- а увидел некое странное
выражение торжества и злорадства. Впрочем, это впечатление могло оказаться
ошибочным, так как Варг быстро отвернулся и с видимым увлечением принялся
что-то возражать кесаревичу Эмилию. Злость на непокорного сына взыграла в
душе нарбоннского герцога; он вспомнил, что вовсе не обязан ни в чем
отчитываться перед мальчишкой -- так первый, предостерегающий, внутренний
голос сорвался на тоскливый хрип и вскоре затих, а второй, побуждающий,
напротив, воплотился в слова:
-- Да, вы правы, княгиня. Покажите мне Форум.
* * *
Площадь Форума тянется в длину с юга на север от Патрисиария до
Народного Дома более чем на герму, а общая ширина Форума от проспекта
Фортуната до канала Эридан составляет почти восемьсот мер. Но на самом деле
Форум состоит из множества небольших площадей, парков и скверов, павильонов,
где для проведения публичных дискуссий, митингов и прочих политических
мероприятий созданы благоприятные условия. Фракции политически активных
аморийцев собираются на "своей" территории, вокруг монументов "своим" вождям
-- а всего на Форуме более тысячи статуй -- и распространяют, устно и
письменно, "истинную", то есть фракционную, точку зрения. Нередко словесные
баталии перерастают в драки; в прошлом не раз бывали случаи, когда
победители сбрасывали побежденных в канал Эридан. Поэтому на Форуме и,
особенно, в западной его части, у Набережной, постоянно дежурят стражи
порядка; впрочем, случаи купания все-таки время от времени повторяются.
Герцог Крун Нарбоннский и княгиня София Юстина шли по аллеям мимо
изящных статуй и аккуратно подстриженных деревьев; навстречу им попадались
люди, по-разному одетые и похожие друг на друга лишь в одном: почти всякий,
встречавшийся им на пути, приветствовал Софию Юстину, а затем, когда она и
ее спутник проходили мимо, еще долго смотрел вслед -- кто с восхищением, кто
с изумлением, а кто и с порицанием. Этим людям вскоре приходилось удивляться
снова, потому что на расстоянии примерно пятнадцати-двадцати шагов от первой
удивительной пары шествовала вторая, не менее странная; все без исключения
аморийцы низко кланялись отпрыску священного Дома Фортунатов, в душе
недоумевая, какая причина побудила Его Высочество кесаревича Эмилия Даласина
проводить досуг в компании суроволицого северного варвара.
А Крун и София как будто не замечали ничего вокруг -- они оживленно
беседовали, вернее, большей частью говорила София, а Крун внимал ей, лишь
иногда вставляя резкие реплики. София рассказывала ему о себе, о своем отце,
о семье, о призвании Юстинов; Круну оставалось лишь поражаться ее