Страница:
водилось, зато посредством этого омута можно было попасть в подземную реку
Гьелль, которая, в свою очередь, протекала через пещеру Гнипахеллир. В
детстве и юности Варг с Ромуальдом часто пользовались подводным лазом, часто
бывали в знаменитой пещере, лелея надежду встретить настоящее чудовище, --
встретить и победить!
Настоящих чудовищ, подобных псу Гарму или дракону Нидхоггу, они ни разу
не встречали, хотя, признаться честно, пещера Гнипахеллир действительно была
весьма несимпатичным местом. Никто не знал ее истинные размеры; пещера
растянулась на десятки, если не на сотни, герм под Нарбоннской, Лугдунской и
Аквитанской Галлией. Поговаривали даже, что в далекой Арморике над
Кантабрийским морем есть дыра, в которую и вытекает из пещеры река Гьелль;
однако Варг и Ромуальд не верили сказкам о дыре, ибо известно, что Гьелль
заканчивает путь свой в загробном мире, в царстве Хель. Во всяком случае,
даже они не спорили: пещера велика, ужасно велика, и место это для кого
угодно, но не для людей.
Тут жили летучие мыши-кровопийцы, слизни величиною со змею, гигантские
улитки; подземные реки населяли слепые рыбы, а однажды Ромуальду ногу едва
не откусила некая таинственная тварь, чей облик друзьям узреть не удалось,
поскольку мерзость быстро уплыла, как видно, убоявшись рыцарских клинков.
Иными словами, по мысли Варга, пещера Гнипахеллир была как будто
создана для обитания могучих колдунов, то есть Ульпинов. Простые смертные по
доброй воле сюда лишний раз не заглянут, а колдунам чего бояться? Ну не
вампиров, в самом деле!
Ульпины с радостью согласились. Он и устроил их тут, в одном из боковых
ответвлений гигантской пещеры. Апартаменты аморейским колдунам понравились;
особенно понравился большой чертог с гейзером горячей воды. Старший Ульпин,
Марк, заявил, мол, это самое лучшее место для лаборатории. Марк подошел к
гейзеру, что-то сотворил -- и на глазах Варга из струй воды возникло
человеческое лицо! Лицо, правда, тут же пропало, но волосы на голове принца
успели на него отреагировать. И хотя еретик любезно объяснил научную суть
явления, молодому варвару все равно было не по себе. Должно быть, думал
принц, колдун договорился с духом гейзера... договорился, ну и ладно!
Нынче он нашел обоих еретиков в другом чертоге. Старик лежал на
каменной скамье, укрытый ватным одеялом, а молодой Ульпин -- прямо на полу,
лицом вверх; к счастью для обоих, земля в пещере была теплой.
Варг приблизился к ним, и сердце у него заныло: так выглядеть могут
только мертвецы! Бескровные лица, скрюченные конечности... могильным холодом
веяло от этих похожих на скелеты тел!
Принц нагнулся к молодому Ульпину и дотронулся рукой до лба. Нет, не
дотронулся... внезапно глаза еретика широко открылись, и в тот же миг принц
ощутил резкую боль в висках. С этой болью он мог справиться, но она явилась
слишком неожиданно, и он не сдержал стона.
-- Прости, -- виновато улыбнулся Януарий, -- ты не должен был так
красться.
-- Ну ты даешь, -- вздохнул Варг, приходя в себя. -- Дивлюсь я, как
амореям удалось заполучить вас. Вам никакое оружие не нужно, вы человека
можете на расстоянии ухлопать!
-- Ты преувеличиваешь, -- сказал, вставая, молодой Ульпин. -- Вернее,
убить-то мы можем, но и сами концы отдадим... от перенапряжения. И не
всякого еще удастся убить. Тебя, например, даже отец не сможет, а он ментат
сильнее меня.
Варг прищурился и спросил:
-- А Юстину?
Януарий медленно покачал головой.
-- Нет. Там, где крепкая воля и могучий разум, мы бессильны. У простого
ножа лучше получится.
-- Я так и думал, -- кивнул принц. -- Юстина вам не по зубам, иначе бы
она от вас бегала, а не вы от нее. Ну а сестру мою осилите?
-- Раньше -- да, теперь -- навряд ли.
-- Почему так?
-- А разве ты не замечаешь в ней изменения? -- вопросом на вопрос
ответил еретик.
-- Она стала злобной, как великанша Ангрбода, -- ухмыльнулся Варг.
-- Скорее, как валькирия, мой друг. София постаралась сделать из
Кримхильды тебе замену. И у нее почти получилось!.. А вот твоего отца,
пожалуй, мы могли бы попытаться...
Принц невольно содрогнулся.
-- Нет! Даже не думай об этом! Отец... это отец! Ты прав, он нынче
слаб, но все равно... я не позволю!
Януарий вперил в синие глаза Варга взгляд своих едва заметных вежд. Они
были почти бесцветны, эти вежды, но с металлическим отливом.
-- Пойми, мой благородный друг, -- раздельно проговорил молодой еретик,
-- твой отец больше не твой отец! И дело не в том даже, что он повелел тебя
казнить. Дело в другом! Герцог не владеет собой -- над ним всецело властвует
София!
Варг надолго задумался, а потом отметил:
-- Прочитай его письмо. Я так мыслю, ты прочитаешь и скажешь иначе.
-- Письмо?
Принц достал из кармана вскрытый пакет.
-- Его привезли мне в замок Эльсинор нынче утром. И я решил...
-- Посоветоваться с нами?
-- Да. Здесь и о вас немного говорится...
По серому лицу Януария пробежала едва заметная усмешка.
-- Не смущайся, благородный друг, со мной и с отцом ты можешь говорить
откровенно. Мы же понимаем, что все беды твои -- из-за нас.
-- Нет, -- упрямо заявил Варг, -- не из-за вас. Из-за того, что Империя
не хочет дать нам волю, а я хочу на воле жить. Вот из-за чего!
-- Но если бы ты выдал нас...
-- То я бы был уже не я, если б вас выдал! Ну, довольно об этом. Скажи,
а почему отец твой... он спит?
Молодой Ульпин беззвучно рассмеялся.
-- А ты решил, он умер?! Да, он спит... вернее, отдыхает.
Холодок пробежал по телу принца. Угадав его мысли, Януарий подметил:
-- Если человек не дышит, это еще не значит, что он мертв.
-- А твой отец нас слышит?
-- Ну, видишь ли...
-- Не надо, не отвечай! Я и забыл, что говорил ты мне в темнице. Не
буду больше задавать вам такие вопросы. Ты мне скажи другое... насчет
Донара! Это...
Молодой еретик воздел руку, останавливая принца.
-- Я мог бы обмануть тебя, а ты бы мне поверил. Но я ценю твое доверие
и открою правду. Донар был не Донар, а призрак, сотворенный моим отцом. Вот
почему отец не в форме. Он должен отдохнуть. Этот ментальный опыт -- ты
назовешь его чародейством -- дался моему отцу нелегко.
-- А мои друзья... мои друзья полагают, что то на самом деле был
Донар-Владыка, -- с горечью заметил Варг. -- Выходит, я обманом получил
свободу!
-- На этот счет у Вергилия -- это в Старом Риме был такой мыслитель и
поэт -- есть примечательная фраза. Запомни ее: "Dolus an virtus quis in
hoste requirat?" -- "Кто станет разбирать между хитростью и доблестью, имея
дело с врагом?".
-- Юстина посоветовала мне предпочесть секиру палача вашим услугам, --
внимательно глядя на Ульпина, сказал принц.
Его слова нисколько не смутили Януария.
-- Мы тебя сразу предупредили, кто мы такие и чего можно от нас ждать.
Помнишь, что ты нам тогда ответил? Ты передумал?
-- Нет... Я о другом. Хитрить с врагами -- одно дело, а с друзьями...
Мне никогда еще не приходилось обманывать друзей!
-- А ты их не обманывал.
-- Но я-то знаю правду, а они -- не знают!
-- Верно. Если б они знали, ты сейчас не со мной бы разговаривал, а со
своим Вотаном. Это во-первых. А во-вторых, если ты не рад, что мы тебя
спасли, ты в любое время волен сдаться герцогу... то есть Софии, и исправить
нашу ошибку!
Варг в ответ молча протянул Януарию письмо.
* * *
Письмо: герцог Крун Нарбоннский -- принцу Варгу, в замок Эльсинор
Сын!
Это мое последнее слово к тебе. Не чаял я его произносить. Придется.
Не буду лгать тебе, и в том клянусь я памятью твоей матери Хельги.
Полагаю, это единственное, что нас еще объединяет.
Хочу открыть тебе мою тайну. Я умираю от язвы в желудке. Мне остался
год, самое большее. Скорее всего, я умру намного раньше: ты мне поможешь
умереть. Об этой тайне знают Кримхильда, София и лекари, которые живут в
моем дворце под видом миссионеров. Меня можно было спасти еще месяц тому
назад, но для этого пришлось бы снова ехать к амореям. Я отказался ехать,
так как знал, что на тебя оставить государство не могу. Теперь я понимаю,
что ошибся. В другом ошибся: я должен был казнить тебя, тогда бы и уехал!
Я поступил, как плохой отец, как слабый государь, и боги слабости мне
не простили.
Не буду уговаривать тебя отдать Ульпинов. Знаю, не отдашь, особенно
теперь, когда обязан этим тварям жизнью. Вот кто твои друзья отныне:
ублюдки, которые сыграть решили на святых чувствах нашего народа. Даже
княгиня София не представляла, что им достанет выдумки устроить подлый
балаган с нашим вчерашним богом!
Ладно. Тебе выбирать, в чьей компании губить свою душу. Я не об этом.
После моей смерти Кримхильда станет герцогиней, это решено. Но прежде я
обязан довершить несделанное -- избавить государство от тебя. Иначе ты
утопишь мой народ в крови. Ясное дело, твои друзья Ульпины помогут тебе
назвать это иначе. Ты назовешь это битвой за свободу, освободительной
войной, местью проклятым оккупантам... мало ли как назвать можно! Но суть
останется: ты будешь драться за свое до последнего нарбоннца, упрямец и
гордец безумный!
Вот почему я, отец твой и покамест господин, приказываю тебе самому
явиться ко мне в Нарбонну и принять смерть, которую ты заслужил и которая
единственная может положить конец страданиям народа.
Я знаю, ты не явишься на казнь. Твои друзья Ульпины скажут много умных
слов о долге, о свободе, об интригах вероломных амореев. И ты останешься за
стенами Эльсинора, как трусливый заяц прячется в норе!
Так вот, я вызываю тебя, сын, на смертный поединок. Завтра в полдень
жду тебя на поле Регинлейв. Я стар, я слаб, я умираю, и у тебя есть шанс. Не
трусь, а приходи. Но если есть на свете справедливость, то боги подсобят мне
перед смертью погубить того, кого я породил.
А если ты и этот вызов мой не примешь, я прокляну тебя при всем народе
и затем отправлюсь сам к тебе, к Эльсинору, с надежным войском, и с тобой
покончу. На то, что я умру до того срока, не надейся: нарочно не умру!
Друзьям своим Ульпинам можешь передать: пусть не стараются, ни я, ни
верные мне люди их привидений больше не боятся. София объяснила нам, как
отличать дурное чародейство от истинных вещей.
И кстати, о Софии. Она -- мой самый лучший друг. Она -- единственная,
кто понимает до конца меня. Я не устаю дивиться благородству этой женщины.
Ей ничего не стоит объявить Нарбоннию мятежным краем и выиграть на этом. Как
тебе известно, в Империи воинственные люди пользуются высшим спросом. А мы
нынче слабы, как никогда, да ты еще междоусобицу затеял. По-моему, одной
когорты легионеров хватит, чтобы уничтожить наше государство и сотворить тут
экзархат Империи -- на веки вечные! Но София, из нашей с нею дружбы, еще
пытается устроить дело миром.
Наверное, я это зря бумагу порчу. Ты глух к словам рассудка. Поэтому я
повторяю: вернись в Нарбонну и прими положенную казнь. Или приходи на поле
Регинлейв в завтрашний полдень. А не придешь, я прокляну тебя и сам к тебе
приду. И буду с тобой драться, пока ты не погибнешь.
Я сказал.
Писано в Нарбонне двадцать второго апреля Сто сорок восьмого Года
Кракена, на рассвете.
* * *
Из дневниковых записей Януария Ульпина
...Принц молчаливо ждал, когда мой отец закончит чтение письма. Я тоже
был безмолвен, ибо не привык высказываться прежде отца.
-- Великолепно, -- отметил отец, -- просто великолепный опус! В этом
письме София превзошла саму себя!
Принц с удивлением воззрился на отца.
-- София? Она-то здесь причем?!
-- А кто ж, по-твоему, это писал? -- усмехнулся отец.
Принц помрачнел.
-- А по-твоему, Ульпин, выходит, я не в состоянии признать руку своего
отца? Это его почерк!
-- Друг мой, -- прочувствованно молвил отец, -- я вовсе не намерен
утверждать иное! Буквы сам герцог рисовал, да, но рукой его она водила!
-- Ты все еще не знаешь своего врага, -- добавил я. -- А мы знаем! В
твоем возрасте, принц, София Юстина уже преподавала политическую психологию
в Императорском Университете. Тебе это о чем-то говорит?
-- Даже мы в Мемноне считали ее одним из самых талантливых умов
Империи, особенно среди молодежи, -- сказал отец. -- Если бы она не
принадлежала к династии Юстинов, она бы стала великим ученым. Ты думаешь,
она не понимает, что никакие мы не еретики, что аватаров не было и нет, что
люди сами создают судьбу свою?! Уверен, понимает, еще как понимает! И,
понимая это, сознательно служит злу, то есть Империи Чудовищ. Потому что
только в Империи Чудовищ ей возможно ублажить свою честолюбивую мечту о
высшей земной власти. Она -- политик, она -- враг, наш и твой. А ты
по-прежнему недооцениваешь своего смертельного врага. Твое варварское
презрение к женскому полу играет с тобой злую шутку.
-- Да причем тут это! Я не хуже вашего разумею, кто такая Юстина! --
огрызнулся принц.
-- А если разумеешь, -- подхватил отец, -- то должен видеть в письме
герцога не только буквы на бумаге, но и мысли, что в воздухе витают! Ты
погляди, как тонко здесь все рассчитано, продумано до мелочей! Не забыта ни
одна струна твоей души. Вот тебе начало: клятва памятью твоей матери. Скажи,
когда последний раз твой отец о матери твоей вспоминал?
-- Не помню... давно уж это было, -- прошептал принц.
-- А тут вдруг вспомнил! Это подкупает сразу. Смотрим дальше. Он
умирает якобы, в этом его тайна. И ты, как сын, отца жалеешь. Тебе, по
замыслу Софии, должно быть стыдно в этом месте. Я не прав?
Принц сумрачно кивнул.
-- Потом о нас написано. Какие мы плохие. Ты обрати внимание на
аргументы! Уже нас обвиняют не в том, что мы еретики, а в противоположном:
мы-де играем на святых чувствах вашего народа. Чувствах к языческим богам! И
кто это говорит? Человек, насаждающий аватарианскую веру!.. Просто
великолепно! Смотрим дальше. Что тут у нас? А, о войне междоусобной. И в
этом месте тебе опять должно быть стыдно. Перечитай этот абзац, здесь каждое
слово -- психологический шедевр! Спроси у самого себя, смог ли бы герцог,
твой отец, такое написать?..
Вот так, абзац за абзацем, отец все разложил на свои места. Я испытывал
гордость за него. При всем почтении к талантам нашей врагини я полагаю, что
мой отец даст ей сто очков вперед. София здесь опять переиграла. Ей
следовало знать, что принц придет советоваться к нам, и мы ему втолкуем, что
к чему.
-- ...Это шедевр, -- резюмировал отец. -- Неприятель выложился в
надежде совратить тебя. Ты полагаешь, что чародейство, это когда сверкают
молнии и в одночасье гибнут бастионы? О нет, мой благородный друг! Вот оно,
истинное чародейство, в этом письме. Виртуозная игра на струнах человеческой
души. По каждому больному месту твоему она смогла ударить. А твой отец...
прости меня, мой друг, но твой отец давно уж раб ее, не больше!
На принца было больно смотреть. Он был намного выше ростом, чем мой
отец, но в это мгновение казался карликом, так согнула его страшная правда.
Губы его дрожали, на них выступила пена. И руки трепетали тоже, он бессильно
тискал их, то прятал за спиной, то теребил карман кожаной куртки, то к ножу
тянулся... Я мог лишь догадываться, какие чувства пробуждали в нем жестокие
слова отца.
-- Что же мне делать? -- вдруг прошептал он, перебив моего отца на
середине фразы.
-- Хороший вопрос, -- кивнул отец, -- но, опасаюсь, мой искренний ответ
тебе не понравится.
-- Знаю... Ты скажешь, что я должен отсиживаться за стенами Эльсинора.
-- Более того, ты обязан собирать вокруг себя верных людей...
-- Но это же мятеж!
-- Не ты его начал -- тебя вынуждают. Иначе ты погибнешь и погубишь
дело.
-- Я не пойду против отца войной, -- отрубил принц.
-- И не нужно! И даже вредно. Ты -- честный сын и благородный рыцарь.
Насколько понимаю я, ты не против отца, а за его и за свою свободу, против
имперских оккупантов. Вот так и нужно выступать.
-- А...
-- Собери армию и жди. Герцог намерен сам к тебе явиться -- пускай
является. На это уйдет время. Плюс еще осада Эльсинора. Ты понимаешь?
-- Нет, -- признался принц.
Отец сделал многозначительную паузу и пояснил:
-- Главная опасность для тебя -- это София. Она и так в Нарбонне целую
декаду. Это чересчур для имперского министра колоний. За ней следят ее
враги, тот же лукавый Марцеллин. Ее слишком долгое пребывание в варварской
стране вызовет в Темисии подозрения. Иначе говоря, Софии вскоре придется
уехать из Нарбонны. А без нее герцог тебе не страшен... Правда, у нее есть
другой вариант.
-- Ну, говори, я слушаю.
Отец вздохнул и наконец решился.
-- Как ты думаешь, зачем герцог написал тебе насчет смертельной
болезни? Я отвечу. Так София готовит тебя к известию о его кончине. Не
сомневаюсь, нет никакой язвы, а все те так называемые врачи, кого он...
вернее, она упоминает, на самом деле герцога не лечат, а убивают медленною
смертью... по ее приказу!
-- О, боги, -- простонал наш бедняга, -- зачем ей убивать его?! Ведь он
же делает все, что она хочет!
-- Затем, друг мой, -- объяснил я, -- что смерть герцога позволит ей
еще остаться тут, во-первых, а во-вторых, призвать военную подмогу из
метрополии. И повод будет веский: желание предотвратить брожения народа по
случаю вступления на трон твоей сестры Кримхильды. София призовет преторию
имперских легионеров, или две претории, и под шумок расправится с тобой.
-- Не верю!.. Не может быть она столь подлой! Она же аморейская
княгиня, потомок Фортуната!
-- Наивные иллюзии, -- печально усмехнулся мой отец. -- Для них,
потомков Фортуната, вы, варвары, не более чем прах и тлен, черви земные,
которым боги ради смеху даровали языки, животные, и только. Прости, но я
обязан был тебе это сказать.
-- Так что же делать?! Как мне спасти отца?
-- Благородный юноша, ты герцога уж не спасешь -- ты о стране подумай!
Ее спасти еще не поздно! Прислушайся к моим советам: скорее собирай войска,
поднимай сограждан, укрепляй замок. И выжидай. Всемогущее время играет на
твоей стороне. А мы тебе поможем. Чем больше времени оставит нам судьба, тем
мощней оружие мы выкуем тебе и твоему свободному народу...
...Когда принц нас покинул, мы снова завалились отдыхать. Давно не
ощущал себя таким счастливым. А видели бы вы отца! Он радовался, как
ребенок, и не напрасно: его резец приноровился к варварской глыбе. Из этой
глыбы мы сотворим такого голема, что Ойкумена содрогнется от его шагов.
Una manu latam libertati viam faciet,49 -- а другой рукой будем мы,
Ульпины!
Ну а покуда голем лишь в проекте, нам нужно набираться сил. За
безопасность нашу в этой замечательной пещере можно было не волноваться:
навряд ли варвары посмеют хотя бы раз еще нагрянуть.
Если все ж таки нагрянут, спущу на них очередного Гарма или кого-нибудь
из их языческих божков. А припожалуют легионеры -- легионеров встретит сам
Симплициссимус...
или Vixerunt50
В одном София оправдала ожидания Ульпинов, а в другом преподнесла их
молодому другу неприятные сюрпризы.
В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое апреля под покровом
темноты она покинула Нарбонну. Непосвященные о том узнали рано утром, когда
не обнаружили на рейде порта ставший привычным силуэт фрегата "Пантикапей".
Поздно вечером того же дня фрегат вошел в Неаполитанский залив.
Министра колоний Аморийской империи встречали президенты девяти италийских
республик, три императорских экзарха с Больших Бореад и медиоланский герцог
-- эти правители-федераты были срочно призваны в Неаполь секретной
директивой министра. Всю ночь София не сомкнула глаз. После совещания с
президентами, экзархами и герцогом она встретилась с молодым тевтонским
королем Оттоном VIII, который находился в Неаполе на отдыхе, и
неаполитанским магнатом греческого происхождения Аристидом Фонтакисом --
этот магнат часто выступал неофициальным посредником между имперским
правительством и пиратами Эгейского моря. Еще не наступило утро, а король
Оттон и Аристид Фонтакис спешно покинули Неаполь и направились: первый -- в
свою столицу Вюрцбург, а второй -- на остров Делос, главную базу пиратского
флота.
Двадцать пятого апреля София Юстина посетила имперскую разведшколу в
окрестностях Везувия, пожалуй, самую мощную в этой части света. Шеф
разведшколы генерал-майор Фламиний Семерин был дальновидным человеком, так
сказать, по роду службы. Он не стал выяснять полномочия министра колоний и в
точности исполнил все ее предписания. При этом Фламиний Семерин поклялся
соблюдать чрезвычайную, как во время войны, секретность. Из разведшколы
София проследовала на фрегат, и он немедленно покинул Неаполь.
Как и пророчили Ульпины, в столице Империи затянувшийся вояж министра
колоний представлялся подозрительным многим влиятельным персонам. София
торопилась в Темисию, чтобы их подозрения не переросли в уверенность.
Днем двадцать девятого апреля она уже выступала перед плебейскими
делегатами. Вожди радикальной фракции, оказавшиеся в курсе если не всех, то
большинства проблем нарбоннских галлов, устроили молодой княгине подлинный
разнос, а Кимон Интелик даже потребовал незамедлительной отставки
юстиновского правительства. Княгиня София с присущей ей изобретательностью
отбивала атаки цепных плебеев сенатора Корнелия Марцеллина. Старший Интелик
не подозревал еще, что неделек тот день, когда ему придется, чтобы спасти
сына Андрея, сменить хозяина на хозяйку.
Вечером София Юстина посетила отца, первого министра, и встретилась в
Квиринальском дворце с видными деятелями аристократической фракции, которую
неформально возглавляла. Все встречи она сочла успешными; судя по всему, ее
шансы сменить отца в Малом Квиринале мятеж нарбоннского принца Варга не
только не ослабил, но даже укрепил.
Новые победы над жестокими обстоятельствами дались Софии нелегко. К
концу дня двадцать девятого апреля она едва держалась на ногах и грезила
лишь об одном -- о горячей ванне и теплой постели в фамильном юстиновском
дворце.
Ее надеждам не суждено было осуществиться. Почти у самой ограды
фамильного дворца карету с буквой "J" на дверцах нагнал мобиль специального
министерского курьера. Курьер доставил министру экстренную депешу посла
Луция Руфина. Прочитав ее, София приказала развернуть карету. Через час она
прибыла в Эсквилинский аэропорт. Еще час ушел на подготовку
правительственной аэросферы к полету и улаживание обязательных
формальностей. В начале второго ночи воздушный корабль с министром колоний
на борту гондолы отправился в путь.
Семь часов спустя правительственная аэросфера причалила к приемной
мачте линкора "Уаджет", который по-прежнему дрейфовал в пятнадцати гермах от
нарбоннского берега. Огромная плавучая крепость пришла в движение и заняла
место на рейде порта, в двух гермах от берега, и лишь тогда спустила шлюпку.
В десять часов утра (по эталонному имперскому времени, исчисляемому от
Мемнона, было только восемь) София Юстина въехала во дворец герцога.
Она не опоздала.
* * *
Из воспоминаний Софии Юстины
...Тот страшный день, последний день того горячего апреля, мне не
забыть до конца жизни.
Но сначала -- о событиях, случившихся в мое отсутствие.
Мои опасения оправдались: принц Варг, не мудрствуя лукаво,
проигнорировал мольбу несчастного отца. Ответом герцогу стали отчаянные
попытки принца раздуть пламя мятежа. Из замка Эльсинор во все концы
Нарбоннской Галлии он слал свои воззвания. Его рукой водили опытные
демагоги. Неудивительно, что в первые же дни к Эльсинору потянулся всякий
сброд, мечтающий повоевать: рыцари-идеалисты, обнищавшие крестьяне,
городская беднота, служители языческих божков и жрецы-расстриги, но, в
основном, авантюристы всех мастей, искатели добычи. Привычный набор
поборников предателя и бунтовщика!
Без сомнения, принц и его наставники рассчитывали на большее. Они
надеялись призвать подмогу из сочувствующих государств, а также наемников и
пиратов. Я их опередила, обязав наших вассалов, под страхом жестких кар, не
оказывать повстанцам даже символическую поддержку. Что касается пиратов, я
им пообещала, через Аристида Фонтакиса, полный разгром эгейских баз
имперским флотом, если хотя бы один их торговец будет замечен в поставках
оружия принцу Варгу. Впрочем, пираты и сами понимают: одно дело обирать суда
отдельных негоциантов и совсем другое -- помогать заклятым врагам имперского
правительства.
Благодаря моим усилиям позиции герцога Круна укреплялись с каждым днем.
Жители Нарбонны быстро забыли явление призрачного "Донара" и горели желанием
доказать свою преданность законному государю. Дружественные правители
изъявляли Круну военную поддержку. Так, двадцать пятого апреля прибыл отряд
в тысячу ратников из Медиолана, на следующий день Тосканская республика
прислала еще две тысячи солдат, а двадцать седьмого на девяти судах явились
тевтонские рыцари, числом более трех сотен, с конями и в полном
обмундировании. Не остались в стороне и другие архонты, с которыми у меня
состоялся крупный разговор в Неаполе.
К двадцать восьмому апреля герцог Крун имел в своем распоряжении войско
в тысячу двести конников и шесть тысяч пеших ратников. Это не считая наших
легионеров и всей мощи линкора "Уаджет". Принц Варг сумел собрать не более
пятисот рыцарей и двух тысяч пехотинцев. Наблюдая такой поворот событий,
большинство баронов вернулись к герцогу или удерживали нейтралитет; с
принцем остались лишь закоренелые бунтовщики Хримнир, Эльред и Тюр.
К сожалению для нас, у принца имелись двое, стоившие тысячи закованных
в броню рыцарей каждый. Мне пришлось отказаться от намерения покончить с
Ульпинами немедля; в пещере, где они укрылись, их удалось бы достать слишком
Гьелль, которая, в свою очередь, протекала через пещеру Гнипахеллир. В
детстве и юности Варг с Ромуальдом часто пользовались подводным лазом, часто
бывали в знаменитой пещере, лелея надежду встретить настоящее чудовище, --
встретить и победить!
Настоящих чудовищ, подобных псу Гарму или дракону Нидхоггу, они ни разу
не встречали, хотя, признаться честно, пещера Гнипахеллир действительно была
весьма несимпатичным местом. Никто не знал ее истинные размеры; пещера
растянулась на десятки, если не на сотни, герм под Нарбоннской, Лугдунской и
Аквитанской Галлией. Поговаривали даже, что в далекой Арморике над
Кантабрийским морем есть дыра, в которую и вытекает из пещеры река Гьелль;
однако Варг и Ромуальд не верили сказкам о дыре, ибо известно, что Гьелль
заканчивает путь свой в загробном мире, в царстве Хель. Во всяком случае,
даже они не спорили: пещера велика, ужасно велика, и место это для кого
угодно, но не для людей.
Тут жили летучие мыши-кровопийцы, слизни величиною со змею, гигантские
улитки; подземные реки населяли слепые рыбы, а однажды Ромуальду ногу едва
не откусила некая таинственная тварь, чей облик друзьям узреть не удалось,
поскольку мерзость быстро уплыла, как видно, убоявшись рыцарских клинков.
Иными словами, по мысли Варга, пещера Гнипахеллир была как будто
создана для обитания могучих колдунов, то есть Ульпинов. Простые смертные по
доброй воле сюда лишний раз не заглянут, а колдунам чего бояться? Ну не
вампиров, в самом деле!
Ульпины с радостью согласились. Он и устроил их тут, в одном из боковых
ответвлений гигантской пещеры. Апартаменты аморейским колдунам понравились;
особенно понравился большой чертог с гейзером горячей воды. Старший Ульпин,
Марк, заявил, мол, это самое лучшее место для лаборатории. Марк подошел к
гейзеру, что-то сотворил -- и на глазах Варга из струй воды возникло
человеческое лицо! Лицо, правда, тут же пропало, но волосы на голове принца
успели на него отреагировать. И хотя еретик любезно объяснил научную суть
явления, молодому варвару все равно было не по себе. Должно быть, думал
принц, колдун договорился с духом гейзера... договорился, ну и ладно!
Нынче он нашел обоих еретиков в другом чертоге. Старик лежал на
каменной скамье, укрытый ватным одеялом, а молодой Ульпин -- прямо на полу,
лицом вверх; к счастью для обоих, земля в пещере была теплой.
Варг приблизился к ним, и сердце у него заныло: так выглядеть могут
только мертвецы! Бескровные лица, скрюченные конечности... могильным холодом
веяло от этих похожих на скелеты тел!
Принц нагнулся к молодому Ульпину и дотронулся рукой до лба. Нет, не
дотронулся... внезапно глаза еретика широко открылись, и в тот же миг принц
ощутил резкую боль в висках. С этой болью он мог справиться, но она явилась
слишком неожиданно, и он не сдержал стона.
-- Прости, -- виновато улыбнулся Януарий, -- ты не должен был так
красться.
-- Ну ты даешь, -- вздохнул Варг, приходя в себя. -- Дивлюсь я, как
амореям удалось заполучить вас. Вам никакое оружие не нужно, вы человека
можете на расстоянии ухлопать!
-- Ты преувеличиваешь, -- сказал, вставая, молодой Ульпин. -- Вернее,
убить-то мы можем, но и сами концы отдадим... от перенапряжения. И не
всякого еще удастся убить. Тебя, например, даже отец не сможет, а он ментат
сильнее меня.
Варг прищурился и спросил:
-- А Юстину?
Януарий медленно покачал головой.
-- Нет. Там, где крепкая воля и могучий разум, мы бессильны. У простого
ножа лучше получится.
-- Я так и думал, -- кивнул принц. -- Юстина вам не по зубам, иначе бы
она от вас бегала, а не вы от нее. Ну а сестру мою осилите?
-- Раньше -- да, теперь -- навряд ли.
-- Почему так?
-- А разве ты не замечаешь в ней изменения? -- вопросом на вопрос
ответил еретик.
-- Она стала злобной, как великанша Ангрбода, -- ухмыльнулся Варг.
-- Скорее, как валькирия, мой друг. София постаралась сделать из
Кримхильды тебе замену. И у нее почти получилось!.. А вот твоего отца,
пожалуй, мы могли бы попытаться...
Принц невольно содрогнулся.
-- Нет! Даже не думай об этом! Отец... это отец! Ты прав, он нынче
слаб, но все равно... я не позволю!
Януарий вперил в синие глаза Варга взгляд своих едва заметных вежд. Они
были почти бесцветны, эти вежды, но с металлическим отливом.
-- Пойми, мой благородный друг, -- раздельно проговорил молодой еретик,
-- твой отец больше не твой отец! И дело не в том даже, что он повелел тебя
казнить. Дело в другом! Герцог не владеет собой -- над ним всецело властвует
София!
Варг надолго задумался, а потом отметил:
-- Прочитай его письмо. Я так мыслю, ты прочитаешь и скажешь иначе.
-- Письмо?
Принц достал из кармана вскрытый пакет.
-- Его привезли мне в замок Эльсинор нынче утром. И я решил...
-- Посоветоваться с нами?
-- Да. Здесь и о вас немного говорится...
По серому лицу Януария пробежала едва заметная усмешка.
-- Не смущайся, благородный друг, со мной и с отцом ты можешь говорить
откровенно. Мы же понимаем, что все беды твои -- из-за нас.
-- Нет, -- упрямо заявил Варг, -- не из-за вас. Из-за того, что Империя
не хочет дать нам волю, а я хочу на воле жить. Вот из-за чего!
-- Но если бы ты выдал нас...
-- То я бы был уже не я, если б вас выдал! Ну, довольно об этом. Скажи,
а почему отец твой... он спит?
Молодой Ульпин беззвучно рассмеялся.
-- А ты решил, он умер?! Да, он спит... вернее, отдыхает.
Холодок пробежал по телу принца. Угадав его мысли, Януарий подметил:
-- Если человек не дышит, это еще не значит, что он мертв.
-- А твой отец нас слышит?
-- Ну, видишь ли...
-- Не надо, не отвечай! Я и забыл, что говорил ты мне в темнице. Не
буду больше задавать вам такие вопросы. Ты мне скажи другое... насчет
Донара! Это...
Молодой еретик воздел руку, останавливая принца.
-- Я мог бы обмануть тебя, а ты бы мне поверил. Но я ценю твое доверие
и открою правду. Донар был не Донар, а призрак, сотворенный моим отцом. Вот
почему отец не в форме. Он должен отдохнуть. Этот ментальный опыт -- ты
назовешь его чародейством -- дался моему отцу нелегко.
-- А мои друзья... мои друзья полагают, что то на самом деле был
Донар-Владыка, -- с горечью заметил Варг. -- Выходит, я обманом получил
свободу!
-- На этот счет у Вергилия -- это в Старом Риме был такой мыслитель и
поэт -- есть примечательная фраза. Запомни ее: "Dolus an virtus quis in
hoste requirat?" -- "Кто станет разбирать между хитростью и доблестью, имея
дело с врагом?".
-- Юстина посоветовала мне предпочесть секиру палача вашим услугам, --
внимательно глядя на Ульпина, сказал принц.
Его слова нисколько не смутили Януария.
-- Мы тебя сразу предупредили, кто мы такие и чего можно от нас ждать.
Помнишь, что ты нам тогда ответил? Ты передумал?
-- Нет... Я о другом. Хитрить с врагами -- одно дело, а с друзьями...
Мне никогда еще не приходилось обманывать друзей!
-- А ты их не обманывал.
-- Но я-то знаю правду, а они -- не знают!
-- Верно. Если б они знали, ты сейчас не со мной бы разговаривал, а со
своим Вотаном. Это во-первых. А во-вторых, если ты не рад, что мы тебя
спасли, ты в любое время волен сдаться герцогу... то есть Софии, и исправить
нашу ошибку!
Варг в ответ молча протянул Януарию письмо.
* * *
Письмо: герцог Крун Нарбоннский -- принцу Варгу, в замок Эльсинор
Сын!
Это мое последнее слово к тебе. Не чаял я его произносить. Придется.
Не буду лгать тебе, и в том клянусь я памятью твоей матери Хельги.
Полагаю, это единственное, что нас еще объединяет.
Хочу открыть тебе мою тайну. Я умираю от язвы в желудке. Мне остался
год, самое большее. Скорее всего, я умру намного раньше: ты мне поможешь
умереть. Об этой тайне знают Кримхильда, София и лекари, которые живут в
моем дворце под видом миссионеров. Меня можно было спасти еще месяц тому
назад, но для этого пришлось бы снова ехать к амореям. Я отказался ехать,
так как знал, что на тебя оставить государство не могу. Теперь я понимаю,
что ошибся. В другом ошибся: я должен был казнить тебя, тогда бы и уехал!
Я поступил, как плохой отец, как слабый государь, и боги слабости мне
не простили.
Не буду уговаривать тебя отдать Ульпинов. Знаю, не отдашь, особенно
теперь, когда обязан этим тварям жизнью. Вот кто твои друзья отныне:
ублюдки, которые сыграть решили на святых чувствах нашего народа. Даже
княгиня София не представляла, что им достанет выдумки устроить подлый
балаган с нашим вчерашним богом!
Ладно. Тебе выбирать, в чьей компании губить свою душу. Я не об этом.
После моей смерти Кримхильда станет герцогиней, это решено. Но прежде я
обязан довершить несделанное -- избавить государство от тебя. Иначе ты
утопишь мой народ в крови. Ясное дело, твои друзья Ульпины помогут тебе
назвать это иначе. Ты назовешь это битвой за свободу, освободительной
войной, местью проклятым оккупантам... мало ли как назвать можно! Но суть
останется: ты будешь драться за свое до последнего нарбоннца, упрямец и
гордец безумный!
Вот почему я, отец твой и покамест господин, приказываю тебе самому
явиться ко мне в Нарбонну и принять смерть, которую ты заслужил и которая
единственная может положить конец страданиям народа.
Я знаю, ты не явишься на казнь. Твои друзья Ульпины скажут много умных
слов о долге, о свободе, об интригах вероломных амореев. И ты останешься за
стенами Эльсинора, как трусливый заяц прячется в норе!
Так вот, я вызываю тебя, сын, на смертный поединок. Завтра в полдень
жду тебя на поле Регинлейв. Я стар, я слаб, я умираю, и у тебя есть шанс. Не
трусь, а приходи. Но если есть на свете справедливость, то боги подсобят мне
перед смертью погубить того, кого я породил.
А если ты и этот вызов мой не примешь, я прокляну тебя при всем народе
и затем отправлюсь сам к тебе, к Эльсинору, с надежным войском, и с тобой
покончу. На то, что я умру до того срока, не надейся: нарочно не умру!
Друзьям своим Ульпинам можешь передать: пусть не стараются, ни я, ни
верные мне люди их привидений больше не боятся. София объяснила нам, как
отличать дурное чародейство от истинных вещей.
И кстати, о Софии. Она -- мой самый лучший друг. Она -- единственная,
кто понимает до конца меня. Я не устаю дивиться благородству этой женщины.
Ей ничего не стоит объявить Нарбоннию мятежным краем и выиграть на этом. Как
тебе известно, в Империи воинственные люди пользуются высшим спросом. А мы
нынче слабы, как никогда, да ты еще междоусобицу затеял. По-моему, одной
когорты легионеров хватит, чтобы уничтожить наше государство и сотворить тут
экзархат Империи -- на веки вечные! Но София, из нашей с нею дружбы, еще
пытается устроить дело миром.
Наверное, я это зря бумагу порчу. Ты глух к словам рассудка. Поэтому я
повторяю: вернись в Нарбонну и прими положенную казнь. Или приходи на поле
Регинлейв в завтрашний полдень. А не придешь, я прокляну тебя и сам к тебе
приду. И буду с тобой драться, пока ты не погибнешь.
Я сказал.
Писано в Нарбонне двадцать второго апреля Сто сорок восьмого Года
Кракена, на рассвете.
* * *
Из дневниковых записей Януария Ульпина
...Принц молчаливо ждал, когда мой отец закончит чтение письма. Я тоже
был безмолвен, ибо не привык высказываться прежде отца.
-- Великолепно, -- отметил отец, -- просто великолепный опус! В этом
письме София превзошла саму себя!
Принц с удивлением воззрился на отца.
-- София? Она-то здесь причем?!
-- А кто ж, по-твоему, это писал? -- усмехнулся отец.
Принц помрачнел.
-- А по-твоему, Ульпин, выходит, я не в состоянии признать руку своего
отца? Это его почерк!
-- Друг мой, -- прочувствованно молвил отец, -- я вовсе не намерен
утверждать иное! Буквы сам герцог рисовал, да, но рукой его она водила!
-- Ты все еще не знаешь своего врага, -- добавил я. -- А мы знаем! В
твоем возрасте, принц, София Юстина уже преподавала политическую психологию
в Императорском Университете. Тебе это о чем-то говорит?
-- Даже мы в Мемноне считали ее одним из самых талантливых умов
Империи, особенно среди молодежи, -- сказал отец. -- Если бы она не
принадлежала к династии Юстинов, она бы стала великим ученым. Ты думаешь,
она не понимает, что никакие мы не еретики, что аватаров не было и нет, что
люди сами создают судьбу свою?! Уверен, понимает, еще как понимает! И,
понимая это, сознательно служит злу, то есть Империи Чудовищ. Потому что
только в Империи Чудовищ ей возможно ублажить свою честолюбивую мечту о
высшей земной власти. Она -- политик, она -- враг, наш и твой. А ты
по-прежнему недооцениваешь своего смертельного врага. Твое варварское
презрение к женскому полу играет с тобой злую шутку.
-- Да причем тут это! Я не хуже вашего разумею, кто такая Юстина! --
огрызнулся принц.
-- А если разумеешь, -- подхватил отец, -- то должен видеть в письме
герцога не только буквы на бумаге, но и мысли, что в воздухе витают! Ты
погляди, как тонко здесь все рассчитано, продумано до мелочей! Не забыта ни
одна струна твоей души. Вот тебе начало: клятва памятью твоей матери. Скажи,
когда последний раз твой отец о матери твоей вспоминал?
-- Не помню... давно уж это было, -- прошептал принц.
-- А тут вдруг вспомнил! Это подкупает сразу. Смотрим дальше. Он
умирает якобы, в этом его тайна. И ты, как сын, отца жалеешь. Тебе, по
замыслу Софии, должно быть стыдно в этом месте. Я не прав?
Принц сумрачно кивнул.
-- Потом о нас написано. Какие мы плохие. Ты обрати внимание на
аргументы! Уже нас обвиняют не в том, что мы еретики, а в противоположном:
мы-де играем на святых чувствах вашего народа. Чувствах к языческим богам! И
кто это говорит? Человек, насаждающий аватарианскую веру!.. Просто
великолепно! Смотрим дальше. Что тут у нас? А, о войне междоусобной. И в
этом месте тебе опять должно быть стыдно. Перечитай этот абзац, здесь каждое
слово -- психологический шедевр! Спроси у самого себя, смог ли бы герцог,
твой отец, такое написать?..
Вот так, абзац за абзацем, отец все разложил на свои места. Я испытывал
гордость за него. При всем почтении к талантам нашей врагини я полагаю, что
мой отец даст ей сто очков вперед. София здесь опять переиграла. Ей
следовало знать, что принц придет советоваться к нам, и мы ему втолкуем, что
к чему.
-- ...Это шедевр, -- резюмировал отец. -- Неприятель выложился в
надежде совратить тебя. Ты полагаешь, что чародейство, это когда сверкают
молнии и в одночасье гибнут бастионы? О нет, мой благородный друг! Вот оно,
истинное чародейство, в этом письме. Виртуозная игра на струнах человеческой
души. По каждому больному месту твоему она смогла ударить. А твой отец...
прости меня, мой друг, но твой отец давно уж раб ее, не больше!
На принца было больно смотреть. Он был намного выше ростом, чем мой
отец, но в это мгновение казался карликом, так согнула его страшная правда.
Губы его дрожали, на них выступила пена. И руки трепетали тоже, он бессильно
тискал их, то прятал за спиной, то теребил карман кожаной куртки, то к ножу
тянулся... Я мог лишь догадываться, какие чувства пробуждали в нем жестокие
слова отца.
-- Что же мне делать? -- вдруг прошептал он, перебив моего отца на
середине фразы.
-- Хороший вопрос, -- кивнул отец, -- но, опасаюсь, мой искренний ответ
тебе не понравится.
-- Знаю... Ты скажешь, что я должен отсиживаться за стенами Эльсинора.
-- Более того, ты обязан собирать вокруг себя верных людей...
-- Но это же мятеж!
-- Не ты его начал -- тебя вынуждают. Иначе ты погибнешь и погубишь
дело.
-- Я не пойду против отца войной, -- отрубил принц.
-- И не нужно! И даже вредно. Ты -- честный сын и благородный рыцарь.
Насколько понимаю я, ты не против отца, а за его и за свою свободу, против
имперских оккупантов. Вот так и нужно выступать.
-- А...
-- Собери армию и жди. Герцог намерен сам к тебе явиться -- пускай
является. На это уйдет время. Плюс еще осада Эльсинора. Ты понимаешь?
-- Нет, -- признался принц.
Отец сделал многозначительную паузу и пояснил:
-- Главная опасность для тебя -- это София. Она и так в Нарбонне целую
декаду. Это чересчур для имперского министра колоний. За ней следят ее
враги, тот же лукавый Марцеллин. Ее слишком долгое пребывание в варварской
стране вызовет в Темисии подозрения. Иначе говоря, Софии вскоре придется
уехать из Нарбонны. А без нее герцог тебе не страшен... Правда, у нее есть
другой вариант.
-- Ну, говори, я слушаю.
Отец вздохнул и наконец решился.
-- Как ты думаешь, зачем герцог написал тебе насчет смертельной
болезни? Я отвечу. Так София готовит тебя к известию о его кончине. Не
сомневаюсь, нет никакой язвы, а все те так называемые врачи, кого он...
вернее, она упоминает, на самом деле герцога не лечат, а убивают медленною
смертью... по ее приказу!
-- О, боги, -- простонал наш бедняга, -- зачем ей убивать его?! Ведь он
же делает все, что она хочет!
-- Затем, друг мой, -- объяснил я, -- что смерть герцога позволит ей
еще остаться тут, во-первых, а во-вторых, призвать военную подмогу из
метрополии. И повод будет веский: желание предотвратить брожения народа по
случаю вступления на трон твоей сестры Кримхильды. София призовет преторию
имперских легионеров, или две претории, и под шумок расправится с тобой.
-- Не верю!.. Не может быть она столь подлой! Она же аморейская
княгиня, потомок Фортуната!
-- Наивные иллюзии, -- печально усмехнулся мой отец. -- Для них,
потомков Фортуната, вы, варвары, не более чем прах и тлен, черви земные,
которым боги ради смеху даровали языки, животные, и только. Прости, но я
обязан был тебе это сказать.
-- Так что же делать?! Как мне спасти отца?
-- Благородный юноша, ты герцога уж не спасешь -- ты о стране подумай!
Ее спасти еще не поздно! Прислушайся к моим советам: скорее собирай войска,
поднимай сограждан, укрепляй замок. И выжидай. Всемогущее время играет на
твоей стороне. А мы тебе поможем. Чем больше времени оставит нам судьба, тем
мощней оружие мы выкуем тебе и твоему свободному народу...
...Когда принц нас покинул, мы снова завалились отдыхать. Давно не
ощущал себя таким счастливым. А видели бы вы отца! Он радовался, как
ребенок, и не напрасно: его резец приноровился к варварской глыбе. Из этой
глыбы мы сотворим такого голема, что Ойкумена содрогнется от его шагов.
Una manu latam libertati viam faciet,49 -- а другой рукой будем мы,
Ульпины!
Ну а покуда голем лишь в проекте, нам нужно набираться сил. За
безопасность нашу в этой замечательной пещере можно было не волноваться:
навряд ли варвары посмеют хотя бы раз еще нагрянуть.
Если все ж таки нагрянут, спущу на них очередного Гарма или кого-нибудь
из их языческих божков. А припожалуют легионеры -- легионеров встретит сам
Симплициссимус...
или Vixerunt50
В одном София оправдала ожидания Ульпинов, а в другом преподнесла их
молодому другу неприятные сюрпризы.
В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое апреля под покровом
темноты она покинула Нарбонну. Непосвященные о том узнали рано утром, когда
не обнаружили на рейде порта ставший привычным силуэт фрегата "Пантикапей".
Поздно вечером того же дня фрегат вошел в Неаполитанский залив.
Министра колоний Аморийской империи встречали президенты девяти италийских
республик, три императорских экзарха с Больших Бореад и медиоланский герцог
-- эти правители-федераты были срочно призваны в Неаполь секретной
директивой министра. Всю ночь София не сомкнула глаз. После совещания с
президентами, экзархами и герцогом она встретилась с молодым тевтонским
королем Оттоном VIII, который находился в Неаполе на отдыхе, и
неаполитанским магнатом греческого происхождения Аристидом Фонтакисом --
этот магнат часто выступал неофициальным посредником между имперским
правительством и пиратами Эгейского моря. Еще не наступило утро, а король
Оттон и Аристид Фонтакис спешно покинули Неаполь и направились: первый -- в
свою столицу Вюрцбург, а второй -- на остров Делос, главную базу пиратского
флота.
Двадцать пятого апреля София Юстина посетила имперскую разведшколу в
окрестностях Везувия, пожалуй, самую мощную в этой части света. Шеф
разведшколы генерал-майор Фламиний Семерин был дальновидным человеком, так
сказать, по роду службы. Он не стал выяснять полномочия министра колоний и в
точности исполнил все ее предписания. При этом Фламиний Семерин поклялся
соблюдать чрезвычайную, как во время войны, секретность. Из разведшколы
София проследовала на фрегат, и он немедленно покинул Неаполь.
Как и пророчили Ульпины, в столице Империи затянувшийся вояж министра
колоний представлялся подозрительным многим влиятельным персонам. София
торопилась в Темисию, чтобы их подозрения не переросли в уверенность.
Днем двадцать девятого апреля она уже выступала перед плебейскими
делегатами. Вожди радикальной фракции, оказавшиеся в курсе если не всех, то
большинства проблем нарбоннских галлов, устроили молодой княгине подлинный
разнос, а Кимон Интелик даже потребовал незамедлительной отставки
юстиновского правительства. Княгиня София с присущей ей изобретательностью
отбивала атаки цепных плебеев сенатора Корнелия Марцеллина. Старший Интелик
не подозревал еще, что неделек тот день, когда ему придется, чтобы спасти
сына Андрея, сменить хозяина на хозяйку.
Вечером София Юстина посетила отца, первого министра, и встретилась в
Квиринальском дворце с видными деятелями аристократической фракции, которую
неформально возглавляла. Все встречи она сочла успешными; судя по всему, ее
шансы сменить отца в Малом Квиринале мятеж нарбоннского принца Варга не
только не ослабил, но даже укрепил.
Новые победы над жестокими обстоятельствами дались Софии нелегко. К
концу дня двадцать девятого апреля она едва держалась на ногах и грезила
лишь об одном -- о горячей ванне и теплой постели в фамильном юстиновском
дворце.
Ее надеждам не суждено было осуществиться. Почти у самой ограды
фамильного дворца карету с буквой "J" на дверцах нагнал мобиль специального
министерского курьера. Курьер доставил министру экстренную депешу посла
Луция Руфина. Прочитав ее, София приказала развернуть карету. Через час она
прибыла в Эсквилинский аэропорт. Еще час ушел на подготовку
правительственной аэросферы к полету и улаживание обязательных
формальностей. В начале второго ночи воздушный корабль с министром колоний
на борту гондолы отправился в путь.
Семь часов спустя правительственная аэросфера причалила к приемной
мачте линкора "Уаджет", который по-прежнему дрейфовал в пятнадцати гермах от
нарбоннского берега. Огромная плавучая крепость пришла в движение и заняла
место на рейде порта, в двух гермах от берега, и лишь тогда спустила шлюпку.
В десять часов утра (по эталонному имперскому времени, исчисляемому от
Мемнона, было только восемь) София Юстина въехала во дворец герцога.
Она не опоздала.
* * *
Из воспоминаний Софии Юстины
...Тот страшный день, последний день того горячего апреля, мне не
забыть до конца жизни.
Но сначала -- о событиях, случившихся в мое отсутствие.
Мои опасения оправдались: принц Варг, не мудрствуя лукаво,
проигнорировал мольбу несчастного отца. Ответом герцогу стали отчаянные
попытки принца раздуть пламя мятежа. Из замка Эльсинор во все концы
Нарбоннской Галлии он слал свои воззвания. Его рукой водили опытные
демагоги. Неудивительно, что в первые же дни к Эльсинору потянулся всякий
сброд, мечтающий повоевать: рыцари-идеалисты, обнищавшие крестьяне,
городская беднота, служители языческих божков и жрецы-расстриги, но, в
основном, авантюристы всех мастей, искатели добычи. Привычный набор
поборников предателя и бунтовщика!
Без сомнения, принц и его наставники рассчитывали на большее. Они
надеялись призвать подмогу из сочувствующих государств, а также наемников и
пиратов. Я их опередила, обязав наших вассалов, под страхом жестких кар, не
оказывать повстанцам даже символическую поддержку. Что касается пиратов, я
им пообещала, через Аристида Фонтакиса, полный разгром эгейских баз
имперским флотом, если хотя бы один их торговец будет замечен в поставках
оружия принцу Варгу. Впрочем, пираты и сами понимают: одно дело обирать суда
отдельных негоциантов и совсем другое -- помогать заклятым врагам имперского
правительства.
Благодаря моим усилиям позиции герцога Круна укреплялись с каждым днем.
Жители Нарбонны быстро забыли явление призрачного "Донара" и горели желанием
доказать свою преданность законному государю. Дружественные правители
изъявляли Круну военную поддержку. Так, двадцать пятого апреля прибыл отряд
в тысячу ратников из Медиолана, на следующий день Тосканская республика
прислала еще две тысячи солдат, а двадцать седьмого на девяти судах явились
тевтонские рыцари, числом более трех сотен, с конями и в полном
обмундировании. Не остались в стороне и другие архонты, с которыми у меня
состоялся крупный разговор в Неаполе.
К двадцать восьмому апреля герцог Крун имел в своем распоряжении войско
в тысячу двести конников и шесть тысяч пеших ратников. Это не считая наших
легионеров и всей мощи линкора "Уаджет". Принц Варг сумел собрать не более
пятисот рыцарей и двух тысяч пехотинцев. Наблюдая такой поворот событий,
большинство баронов вернулись к герцогу или удерживали нейтралитет; с
принцем остались лишь закоренелые бунтовщики Хримнир, Эльред и Тюр.
К сожалению для нас, у принца имелись двое, стоившие тысячи закованных
в броню рыцарей каждый. Мне пришлось отказаться от намерения покончить с
Ульпинами немедля; в пещере, где они укрылись, их удалось бы достать слишком