Страница:
место. С нашей стороны в той войне пали почти сто тысяч легионеров, и она на
самом деле продолжалась не пять, а тридцать шесть лет...
-- Пусть лучше остается все как есть, -- быстро повторила я. -- Варвары
на то и варвары, чтобы не быть похожими на нас. Варварство задумано богами
для того, чтобы оттенить превосходство Цивилизации...
-- Я это знаю, -- усмехнулся он. -- Не беспокойся, милая, твой Марс не
еретик. Я не имею обыкновение задавать излишние вопросы. Я же не спрашиваю
тебя, почему мы всегда воюем с варварами вполсилы...
Я затаила дыхание. У нас с Марсом шел опасный разговор. Я это понимала
много лучше, чем он, ибо я прошла через чистилище Мемнона, а Марсий -- нет.
Там, в теополисе, в сверхсекретной лаборатории, я видела макет оружия,
способного за несколько мгновений превратить огромный город в облако
прозрачного пепла. И много другого я там видела, от чего кровь Фортуната
стынет в жилах... Однажды я не выдержала и задала ученому куратору тот же
вопрос. Он внимательно посмотрел на меня и ответил: "Чем больше наша сила,
тем больше их противодействие". Тогда я не вполне постигла его мысль.
Сегодня -- постигаю!
"Чем больше наша сила, тем больше их противодействие", -- так мне
ответил Марк Ульпин. Какое великое счастье, что этот страшный человек in
peculio Proserpinae numeratur83!
-- Марс, я хочу тебе кое-что сказать. Мне нельзя это говорить, но тебе
я скажу. Ты знаешь, кто такие Адепты Согласия?
Он едва заметно побледнел, но мне этого было достаточно: если и не
знал, то кое-что слышал. Я осмотрелась и, убедившись, что нас никто не
подслушивает, продолжила:
-- Адепты Согласия-- это члены самой закрытой конгрегации Священного
Содружества. Их задача -- отслеживать быт и нравы варваров по всей Ойкумене
и пресекать попытки недозволенного богами прогресса. Адепты Согласия не
подчиняются ни правительству, ни Консистории, ни даже Святой Курии. Над ними
лишь синклит анахоретов Храма Фатума. Но сами Адепты -- не монахи. Это
воины, лазутчики, дипломаты, негоцианты... кто угодно по профессии! Самые
лучшие, самые надежные, до предела преданные Истинной Вере и Божественному
Престолу! На них не распространяются имперские законы, им разрешено все:
каждый август при коронации подписывает Адептам Согласия Indulgentia
plenaria84. И я считаю это справедливым, -- иначе, без вмешательства
Адептов, варвары давно бы вышли из своих берлог, где мы содержим их, и
двинулись на нас -- миллионы, десятки миллионов свирепых троглодитов!.. Ты
хорошо понял меня, Марс?
-- Я хорошо понял тебя, София, -- тихо ответил он. -- Не беспокойся: я
буду немее жреца Тациты!
...Мы прибыли в Нарбонну. Из окна кареты я наблюдала этот
многострадальный город. Карета ехала по центральной улице. Здесь стояли
лучшие дома. Но я видела не их. Я видела другое: все дома на этой улице наши
мастера выстроили заново. А домов "эпохи Круна" не осталось вовсе. И даже на
новых постройках кое-где чернели характерные отметины разрядов... Я на
мгновение закрыла глаза и представила, как могла бы выглядеть Нарбонна, если
бы правительство не направило сюда наших строителей.
Марс прав: таков был облик Трои в час ее пленения!..
Одинокие прохожие, завидев наш кортеж, прижимались к стенам домов либо
прятались в проулки. Я остановила карету и приказала привести ко мне старика
в сером плаще; старик этот помнился по предыдущему визиту, кажется, он был
купец. Охрана обыскала его и пропустила к окну кареты. Старик скользнул по
мне бесцветными глазами, в которых не было ни страха, ни презрения, ни
обещанной мне Марсом ненависти.
-- Ты помнишь меня, человек? -- спросила я.
Он кивнул.
-- Ты должен низко кланяться ее высокопревосходительству госпоже
первому министру, презренный варвар! -- прогремел Марсий и воздел руку,
сжимавшую кнут.
Я жестом остановила воинственного бога и обратилась к варвару
по-галльски:
-- Ты купец, если я не ошибаюсь?
Он помотал головой и показал свои руки. Они были в мозолях, причем на
обеих руках отсутствовал большой палец. Странно... обычно я запоминаю лица.
-- Кто ты?
Он нагнул голову и топнул ногой по земле. Я не поняла: эти жесты могли
означать все, что угодно.
-- Пустое дело тратить время на этого ублюдка, -- сказал мне Марс на
патрисианском сиа. -- Позволь, я прогоню его.
-- Погоди, -- ответила я и снова обратилась к странному человеку: --
Скажи, могу ли я что сделать для тебя?
Он осклабился, и я увидела, что у этого человека нет зубов. Он разинул
рот и замычал. У него не было и языка -- я обнаружила лишь жалкий обрубок!
Меня бросило в дрожь... и я пропустила плевок, который он адресовал в
меня... Плевок попал мне на калазирис чуть ниже шеи. Дикаря тотчас скрутили
и оттащили прочь. Легионеры, видевшие это, поспешили отвернуться. Я могла
лишь догадываться, о чем они думают в этот момент. Марс смотрел на меня, и
его нижняя губа вибрировала от ярости...
-- Негодяя повесить, -- велела я, -- а ночью учинить облаву в городе.
Всех, кто окажет сопротивление делом или словом, уничтожать на месте.
Мой воинственный бог остался доволен приказом.
-- А этих, -- еще сказала я, указывая на легионеров эскорта, -- сей же
час отослать на дальние рубежи, причем отдельно друг от друга.
Марс понял мою мысль, его мужественное лицо исказила гримаса душевной
боли, он взял под козырек и отчеканил:
-- Будет исполнено, ваше высокопревосходительство!
Эти слова резанули меня подобно клинку. Я откинулась на спинку сиденья
и больше не заговаривала с Марсом до самого конца пути. Прибыв во дворец, я
тотчас начертала декрет о смещении князя Марсия Милиссина с должности
командующего нарбоннской группировкой и взятии его под стражу. Мгновение
спустя я свой декрет порвала, ибо поняла, что допустила непростительную
слабость.
Немилосердные боги назначили мне быть сильнее самых сильных -- ибо
каждый из них волен думать лишь о своем, а я обязана была думать обо всем и
решать за всех.
Адъютант доложил просьбу герцогини Кримхильды об аудиенции. Я отказала.
Если бы увидела ее в тот час, наверное, расцарапала бы ей лицо. Пусть ждет!
Усилием воли привела себя в порядок и приказала доставить ко мне
Варга...
в которой мятежник убеждает первого министра в своей искренности
148-й Год Кракена (1786),
15 октября, Галлия, Нарбонна, дворец герцогини
О приближении его свидетельствовал нарастающий перезвон стали по
каменному полу. Вот отворилась дверь, и три легионера ввели Варга. Палата
была небольшая и скудно убранная мебелью: камин, где лениво теплились
поленья, стол и кресло.
София Юстина сидела в этом единственном кресле, спиной к широкому окну,
яркий солнечный свет из окна наливал мерцающим блеском ее роскошные вороные
волосы, но лицо Софии пряталось в тени. Тем не менее Варгу удалось
рассмотреть его, это аристократически прекрасное лицо с острым волевым
подбородком, огромными черными глазами и изумительно очерченными устами,
пылающими завораживающим карминным светом... Прежде, в подземной темнице,
Варг долго и мучительно размышлял, как вести себя с этой женщиной, после
всего, что с ними случилось, разрабатывал стратегию и тактику решающего
поединка -- но сейчас, в это мгновение заготовленные военные планы уступили
место неожиданной для него самого импровизации. Как только легионеры,
повинуясь молчаливому жесту Софии, оставили ее наедине с пленником, он
покачал головой и молвил, с едва уловимым сожалением в голосе:
-- Я никогда не говорил вам, сколь вы красивы? Нет, не говорил! Я был
глупцом, я никогда не видел вас всю. Вы были для меня врагом, но не
женщиной. Наконец я понял, что как женщина вы много сильнее и прекраснее,
нежели как враг. А нынче вы прекрасны вдвойне -- разве кто или что может
быть прекраснее женщины-властительницы, женщины-победительницы, женщины,
которая настолько умна, что всегда и во всем добивается своего, чего бы это
не стоило остальным людишкам!
София улыбнулась.
-- Изысканный и загадочный комплимент. Но все равно благодарю. Во
всяком случае, интересное начало, -- она задумчиво посмотрела на него, и он
вновь ощутил силу ее пристального взгляда. -- Даже не знаю, как вас нынче
называть... пожалуй, на обращение "принц" вы не согласитесь, "герцогом" я
вас назвать не могу, а "узурпатором" или "мятежником" именовать собеседника
мне не позволяет воспитание...
-- Называйте меня по имени, -- сказал он, -- я с ним родился, с ним и
умру. Имя -- вот все, что у меня осталось.
-- Вы готовитесь к смерти, Варг?
Он пожал плечами, и цепи зазвенели на его груди.
-- Воин всегда готов к смерти.
-- В этом заключается ваша решающая ошибка. Вы были только воином, вы
предпочли свою гордыню благу государства, и это погубило вас и погубило ваше
государство. Вы назвали себя герцогом, но герцогом не стали.
Внимая таким словам, Варг испытывал палящее желание как следует
ответить ей, ответить со всей доступной ему силой, пока он еще может
говорить, и сокрушить ее самоуверенность, бросить ей в лицо все, что пережил
он за эти бесконечные месяцы бессмысленной войны, -- и тем одержать над ней
последнюю победу! Нечеловеческим напряжением воли он усмирил себя.
София кивнула и отметила:
-- Вы вправду изменились, Варг. Ради этого мне стоило ехать в Нарбонну.
-- Я знал, что вы приедете. Приедете -- и спросите меня: почему я выдал
вам Ульпинов?
-- Почему вы выдали нам Ульпинов, Варг?
Он взглянул ей в глаза и ответил, со всей искренностью, на какую был
способен:
-- Потому что я понял, насколько правы были вы тогда, в темнице,
незадолго до кончины моего отца. Вы предупреждали -- я вам не внял. Я
предпочел использовать Ульпинов. Они мне помогали, как могли. Их силу я не
понимал, но принимал, как благо свыше. Если бы не они, я пал был раньше. Но
моя страна осталась бы цела. Они питали во мне влечение к свободе, которую,
как мне теперь понятно, нам, варварам, не дано достичь. Они настраивали меня
против отца и против вас. Они были изобретательны и хитры. Они казались
искренними. И я им верил! Только теперь я понял, что они помогали мне падать
в бездну...
-- Красиво говорите и толково, -- перебила его София. -- Этому вас,
полагаю, тоже Ульпины научили. Они не тратили тут время даром.
-- Вы мне не верите?!
-- Я вам скажу, во что я верю. Я верю в то, что вы сейчас пытаетесь
спасти надежду. Вы не смирились, нет. Вы отступили, чтобы выжить и вырвать
шанс на будущие битвы. Поэтому вы и решились отдать Ульпинов. Других карт,
способных убедить меня в искренности вашего раскаяния, у вас нет уже: вы
слишком далеко зашли, идя на поводу гордыни! И я не исключаю, что именно
Ульпины присоветовали вам на время отложить поход к Вотану, и вы, конечно,
согласились, ибо постыдно рыцарю и принцу предстать перед владыкой Вальхаллы
побитым неудачником!
-- Это правда... Все правда! Вы видите людей насквозь -- так загляните
в мою душу! Я вам ее открою...
И он открыл ей душу, как и обещал. Он говорил о войне -- не так, как
говорил Софии Марсий Милиссин. Варг рисовал картины жесточайших битв,
заведомо неравных, но, в то же время, имеющих какой-то смысл, не
политический и не военный, а моральный; чем дальше, чем глубже шла война,
тем больше становилось этого смысла в бессмысленном сопротивлении могучему
врагу... Варг говорил словами воина и полководца, но в них проскальзывали
слезы тех, кого он защищал, и стоны тех, кого он совращал на бой иллюзией
свободы, и проклятия их, поверивших ему и убитых горем по его вине... Он
принимал всю вину на себя и не пытался ни в чем обвинять интервентов; это
удивляло и озадачивало Софию. Она чутко слушала Варга, а он, ободренный ее
вниманием, словно пытался выговорить все, о чем болела его внезапно
повзрослевшая душа. Он радовался возможности сказать ей о войне, ибо, по его
глубокому внутреннему убеждению, она была именно тем человеком, который
способен выслушать и понять; ее пытливый ум жаждал разобраться, что
сотворилось в этой загадочной варварской стране и чего еще здесь можно
ожидать...
-- ...Война переделала меня, как моего отца, -- заключил Варг. -- Так
что и в этом вы оказались правы!
-- Поздно! -- вздохнула София. -- Слишком поздно! Вы государственный
преступник. Об этом знают все, как и о том, что ваша участь предрешена.
-- Меня казнят?
Она не ответила. "Ульпины не солгали, -- подумал Варг. -- Юстина
поклялась отцу не убивать меня". Он сказал это вслух. София устремила на
него удивленный взгляд, и Варгу стало не по себе. Он понял, что совершил
ужасную ошибку. Она высокомерно усмехнулась и проговорила:
-- Вы заблуждаетесь. Я ничего не обещала вашему отцу. Разве я могла?..
Как вы подумали такое, особенно сейчас, после войны! Кто вам сказал?
Ульпины?! Можете не отвечать, я знаю. Разумеется, они! Ульпины вам солгали,
как лгали вам всегда. Зато я обещала генералу Милиссину пышный триумф в
Темисии, на Палатинской площади, пред ликом Божественного императора. С
вашим участием!
-- А дальше? -- воскликнул Варг. -- Что будет дальше с моей страной,
когда я, опозоренный, уйду к богам?! Ну, отвечайте! Вы все прекрасно
понимаете!
"Ты прав, -- подумала София, -- я понимаю!".
-- Хочу, чтобы вы знали, -- вдруг сказала она, повинуясь интуиции, --
герцога Круна, вашего отца, убила я.
Что-то дернулось в лице Варга, и на какое-то мгновение Софии
показалось, будто он готов броситься на нее и поразить сталью цепей. Однако
он снова, как и в первый раз, сумел взять себя в руки. Это ей понравилось:
он выдерживал жестокое испытание.
-- Я это знал, -- кивнул Варг.
-- Вероятно, Ульпины сказали вам, что я велела Круна отравить.
-- Да. Ваш лекарь сознался в этом на дыбе.
-- Никандр Лисма?
-- Да.
-- Вы недооцениваете Ульпинов. Никандр Лисма признался в том, в чем
Ульпины заставили его признаться. Это называется ментальным принуждением. Не
более, но и не менее!
Варг вздрогнул. Такая мысль приходила ему в голову, и не раз.
-- А как же вы его убили, если не отравой?
-- Вашего отца убила я миром с Империей, -- промолвила София. --
Вернее, мы убили его вместе: я -- мирным договором, вы -- своим восстанием,
а Ульпины довершили начатое нами ментальной атакой.
-- Ульпины...
-- Ну неужели до сих пор не понимаете?! -- гневно воскликнула София. --
Кто больше их, ваших друзей Ульпинов, был заинтересован в смерти вашего
отца?! Когда вы получили его последнее письмо...
-- Ваше письмо!
-- Пусть мое! Итак, когда его вы получили, признайтесь, вы собрались
перейти к отцу или, во всяком случае, искать достойную дорогу к миру!
-- Это правда.
-- Ну разумеется! -- нервно усмехнулась она. -- Но дьявол вас послал к
Ульпинам, и эти нелюди не дали вам закончить дело миром. Они нацелили
благородного сына на войну с родным отцом. Войну бы эту проиграли вы -- если
б отец ваш прожил еще хотя бы месяц! Вот почему они поспешили добить его.
-- Вы говорите: "добить", а не "убить". Значит, и то правда, что он был
смертельно болен?
Варг увидел слезы в глазах Софии -- они странно спорили с ее жестким,
настойчивым тоном.
-- Ваш отец был моим другом. Он понимал меня, а я понимала его. Он
хотел блага этой стране, и я хотела. Вы думали, я зачаровала его. Нет! Это
он очаровал меня! Он очаровал меня своей мудростью, в которой силы, мужества
и истинного величия было больше, чем в вашей мальчишеской гордыне. Он не
гонялся за химерами, как вы, и не пытался сторговаться с дьяволом. Он
заставлял меня совершать такие поступки, на которые я не имела права как
ответственный политик Аморийской империи. Ваш отец был слишком велик для
своей варварской страны. Он был обречен с самого начала. Я убила вашего отца
тем, что не остановила: его или вас...
-- Я готов заменить отца.
-- Поздно! Слишком поздно!
-- Нет, нет, еще не поздно, подумайте, ваше сиятельство! -- пылко
воскликнул молодой Варг. -- Прогоните мою сестру Кримхильду! Яснее ясного,
она вам лишь вредит.
-- И что же, вас поставить герцогом?!
-- Прошу, поверьте мне! Я не желаю больше воевать. Я призову народ к
миру с Империей... мы умеем быть отходчивыми, мы забудем все злодейства
амореев, мы будем поставлять вам вольфрам, лес, пряжу, уголь...
-- Угля и в Персефоне достаточно, равно как и рабочих рук, и более чем
достаточно, особенно нынче, -- надменно заявила София, перебивая его.
Это было открытое провоцирующее оскорбление: София намекала на вновь
обретенных Империей рабов, жертв последней нарбоннской войны. Но Варг не
возмутился -- он молча ждал, что скажет она дальше.
-- Дивлюсь вашей невероятной наглости, -- сказала она. -- Речь нынче
идет о том, когда и как лучше всего вас казнить, а вы при этом осмеливаетесь
просить меня о герцогском престоле! Вы опоздали... принц! Прежде надо было
думать, своей головой, а не головами еретиков Ульпинов!.. А может быть, вы
соблаговолите оказать нам честь и пройти стопами отца к трону Божественного
императора?
Он не понимал, насмехается она или говорит серьезно. В памяти вдруг
восстали сцены годичной давности. Сияющий Миклагард... серая гора
Пантеона... подпирающий небо Палатинский дворец... таинственный чертог
Божественного Величия... разряженные нобили... сапфировый бог с маской
Дракона на лице... волшебный империапант, "Скипетр Фортуната"... и Крун --
нет, не Крун, он, Варг! -- ползущий на коленях к хрустальному престолу
Владыки Ойкумены... "Нет, не смогу, -- внезапно понял он. -- Я не смогу
проползти этот путь, как прополз отец. За что тогда мы проливали кровь? За
пыль у трона императора?!".
Он забыл на какие-то мгновения, кто сидит в этом единственном кресле,
сидит и внимательно изучает его, Варга. София прочитала его мысли по
выражению лица и, печально покачав головой, промолвила:
-- Итак, вы не готовы оказать нам эту честь. Я так и думала. Ну что ж,
благодарю за искренность!
-- Нет, я готов...
-- Оставьте! Не стоит насиловать свою душу. Она еще не созрела... Я не
вольна исполнить вашу просьбу, Варг. Если я это сделаю, мои сограждане --
все, от императора до нищего, -- спросят меня: зачем, скажите нам, Юстина,
умерли на далекой чужбине наши солдаты? Затем, чтоб воспитать одного
упрямого мальчишку варвара? И что я им отвечу?..
-- Не верю, что вы не сможете отыскать ответ!
В душе его отчаяние сражалось с новой надеждой. Эту надежду внушили
слова Софии, брошенные как будто мимоходом, вскользь: "Ваша душа еще не
созрела". Значит ли это, что ему будет дан шанс "созреть"?
Нависла томительная тишина. Варг знал, что в это самое время в мозгу
Софии продолжается нелегкая работа: он перебирает бесчисленные варианты
новой расстановки фигур на мировой арене. "Мне повезло, что она у власти, --
подумалось ему. -- Любой мужчина на ее месте, не раздумывая, раздавил бы
меня, как комара!".
София очнулась от раздумий и вызвала охрану. Варг приготовился. Однако
она не отослала его в подземную темницу и не велела отправить в метрополию
как пленника. Ее приказ вообще как будто не касался его: София приказала
впустить Кримхильду.
Герцогиня ворвалась в палату быстрым и одновременно смятенным,
опасливым шагом. Увидев брата, она выкатила глаза. Давно рассудив для себя,
что этой лучше всего сойдет презрение, Варг послал сестре насмешливую
гримасу. Куда больше его интересовало, какую комбинацию на этот раз затеяла
София; в конце концов, Кримхильда всего лишь марионетка в ее искусных руках.
-- Это возмутительно! -- воскликнула Кримхильда. -- В то время как я
жду у двери, первый министр дает аудиенцию главарю преступной...
София воздела руку, и Кримхильда запнулась на середине фразы.
-- Вы обижаетесь напрасно, герцогиня, -- ледяным тоном проговорила
София. -- Я всего лишь допрашивала плененного узурпатора. А вы явились, я
полагаю, затем, чтобы поздравить меня с успешным завершением нашего
совместного предприятия?
Кримхильда стиснула зубы и процедила:
-- Я требую немедленной казни этого злодея!
"Сестрица вконец ополоумела под герцогской короной, -- с радостью
подумал Варг. -- Разве можно что-то требовать у Юстины?!".
-- Ваше требование кажется мне справедливым, дорогая герцогиня, --
кивнула София. -- Не будем откладывать. Вы сами отдадите повеление о казни
узурпатора или предпочитаете, чтобы это сделал наш легат?
Варг застыл, похолодев от ужаса. Он понял, что София Юстина говорит
серьезно. Она вполне серьезно предлагает Кримхильде казнить его, Варга...
Герцогиня расцвела улыбкой эвмениды, бросила на брата
зловеще-торжествующий взгляд и возгласила:
-- Его повесят до захода солнца!
-- А разве рыцарей не подобает казнить посредством отсечения головы? --
осведомилась София.
-- Какой же рыцарь он? -- фыркнула Кримхильда. -- Он клятвопреступник,
отцеубийца и мятежник!
-- Тогда, может быть, дорогая, вы предпочтете упрятать изменника в
кожаный мешок и так утопить? Подобным образом поступали с отцеубийцами
древние римляне...
-- Нет, я желаю видеть, как стылый ветер мотает труп его в тугой петле!
София пожала плечами.
-- Ну что же, воля ваша, герцогиня. Вы властны распоряжаться в этом
государстве, как вам угодно. Я рада, что мы с вами победили. По такому
случаю я немедля подпишу декрет о выводе имперских войск из Нарбоннской
Галлии.
Варг закашлялся и отвернулся, чтобы скрыть от женщин свои чувства.
Невероятных усилий стоило ему сдержать смех. Вот какой фарс приготовила ему
на этот раз София Юстина: развенчание ее же собственного творения!
Истинный смысл слов ad interim первого министра не сразу дошел до
смятенного сознания герцогини Кримхильды. А когда это случилось, улыбка
эвмениды схлынула с пока еще красивого лица герцогини, уступив место
выражению панического страха. Пытаясь унять дрожь в голосе, Кримхильда
молвила:
-- Декрет о выводе?.. Я думаю, ваши войска могли бы тут еще остаться...
София сделала удивленное лицо.
-- Но зачем?! Бунтовщики разгромлены, узурпатор схвачен, и власть
законной герцогини восстановлена. Легионеры выполнили свою задачу. Им пора
уйти. Разве это не само собой разумеется?
Варг украдкой метнул Софии исполненный искреннего восхищения взгляд:
только очень сильный и мужественный человек решится сделать то, что сейчас,
на его, мятежника, глазах творила она!
София поймала этот взгляд и, как показалось Варгу, подмигнула ему!
Кримхильда поискала взглядом кресло или стул. Но, как читателю
известно, единственной кресло в этой маленькой палате было занято уже. И
герцогиня Нарбоннская принуждена была стоять перед Софией, как провинившаяся
ученица перед строгой воспитательницей и, что еще обиднее, рядом с
ненавистным братом! Она заломила руки.
-- Ваше сиятельство... высокопревосходительство! Молю вас не делать
этого!
-- Вы удивляете меня, архонтесса, -- София возвратилась к прежнему
ледяному тону. -- Назовите мне хотя бы одну причину, по которой вам нужны в
Нарбоннии имперские войска.
-- Я назову вам тысячу причин!
-- Извольте, я вас слушаю. Начинайте с первой.
"Интересно, Юстина ее сразу казнит или для начала в темницу посадит?",
-- промелькнуло в голове Варга.
Кримхильда вспомнила о нем и с яростью, призванной скрыть смятение,
воскликнула:
-- Пусть прежде негодяя уведут отсюда! Эй, стража!!
Никто не явился. Герцогиня повторила приказ. Она выбежала из палаты и
увидела стоящих у дверей легионеров. Они не обратили на нее ни малейшего
внимания. Кримхильда покрылась краской и вернулась в комнату. Она начала
понимать.
-- Почему вы молчите? -- спросила она у Софии.
-- Я жду, когда вы наконец соблаговолите ответить на мой единственный
вопрос.
-- Но я не стану отвечать в его присутствии!
-- В чьем? Вы имеете в виду узурпатора? Неужели он вас смущает?! Я бы
на вашем месте не стала беспокоиться: если я вас правильно поняла, его
повесят до захода солнца. Адъютант!
Тотчас явился человек в мундире майора патрисианской гвардии. В руке
держал он кожаный портфель.
-- Нарбоннский легион выводится, -- сказала адъютанту София. --
Подготовить соответствующий декрет и принести его на подпись.
Незамедлительно.
Губы на непроницаемом лице адъютанта чуть раздвинулись, пропуская
вопрос:
-- С какого дня, ваше высокопревосходительство?
-- Постойте! -- простонала Кримхильда. -- Молю вас, не делайте этого,
ваше высокопревосходительство!
София нахмурила брови.
-- Вы начинаете утомлять меня, архонтесса. А вы свободны, майор.
Оставьте на декрете место для числа; его сама проставлю.
Кримхильда проводила адъютанта отчаянным взглядом и, едва за ним
закрылась дверь, упала в ноги Софии.
-- Нельзя выводить войска! Начнется хаос...
-- Ничего не понимаю, -- развела руками София Юстина. -- Его
превосходительство генерал Марсий Милиссин доложил мне обстановку. Она
стабилизировалась. Мятежники разбиты, их вождь умрет сегодня, народ послушен
законной власти. Нарбоннцы любят вас, герцогиня. Разве не так? Или вы
возьметесь утверждать, что мой легат солгал мне?! Неужели? Нынче октябрьские
иды; изрекать слова лжи в такой день -- особый грех!
-- Зачем вы губите меня, ваше сиятельство? -- с горечью спросила
Кримхильда. -- Меня, вашу преданную рабу! Ужели вы не знаете, сколь
необуздан мой народ, и только силой получается держать его в повиновении?!
-- И потому вы самолично пытаете злодеев? -- бросила София.
Лицо герцогини покрылось пунцовыми пятнами. Она застонала и склонила
голову.
-- Вы знали, что у вас нет и не будет другого народа. Вы знали, что ваш
народ предубежден против вас. Вы также знали, что имперские войска
когда-нибудь уйдут, -- чеканила София. -- И что же? Что сделали вы для
самом деле продолжалась не пять, а тридцать шесть лет...
-- Пусть лучше остается все как есть, -- быстро повторила я. -- Варвары
на то и варвары, чтобы не быть похожими на нас. Варварство задумано богами
для того, чтобы оттенить превосходство Цивилизации...
-- Я это знаю, -- усмехнулся он. -- Не беспокойся, милая, твой Марс не
еретик. Я не имею обыкновение задавать излишние вопросы. Я же не спрашиваю
тебя, почему мы всегда воюем с варварами вполсилы...
Я затаила дыхание. У нас с Марсом шел опасный разговор. Я это понимала
много лучше, чем он, ибо я прошла через чистилище Мемнона, а Марсий -- нет.
Там, в теополисе, в сверхсекретной лаборатории, я видела макет оружия,
способного за несколько мгновений превратить огромный город в облако
прозрачного пепла. И много другого я там видела, от чего кровь Фортуната
стынет в жилах... Однажды я не выдержала и задала ученому куратору тот же
вопрос. Он внимательно посмотрел на меня и ответил: "Чем больше наша сила,
тем больше их противодействие". Тогда я не вполне постигла его мысль.
Сегодня -- постигаю!
"Чем больше наша сила, тем больше их противодействие", -- так мне
ответил Марк Ульпин. Какое великое счастье, что этот страшный человек in
peculio Proserpinae numeratur83!
-- Марс, я хочу тебе кое-что сказать. Мне нельзя это говорить, но тебе
я скажу. Ты знаешь, кто такие Адепты Согласия?
Он едва заметно побледнел, но мне этого было достаточно: если и не
знал, то кое-что слышал. Я осмотрелась и, убедившись, что нас никто не
подслушивает, продолжила:
-- Адепты Согласия-- это члены самой закрытой конгрегации Священного
Содружества. Их задача -- отслеживать быт и нравы варваров по всей Ойкумене
и пресекать попытки недозволенного богами прогресса. Адепты Согласия не
подчиняются ни правительству, ни Консистории, ни даже Святой Курии. Над ними
лишь синклит анахоретов Храма Фатума. Но сами Адепты -- не монахи. Это
воины, лазутчики, дипломаты, негоцианты... кто угодно по профессии! Самые
лучшие, самые надежные, до предела преданные Истинной Вере и Божественному
Престолу! На них не распространяются имперские законы, им разрешено все:
каждый август при коронации подписывает Адептам Согласия Indulgentia
plenaria84. И я считаю это справедливым, -- иначе, без вмешательства
Адептов, варвары давно бы вышли из своих берлог, где мы содержим их, и
двинулись на нас -- миллионы, десятки миллионов свирепых троглодитов!.. Ты
хорошо понял меня, Марс?
-- Я хорошо понял тебя, София, -- тихо ответил он. -- Не беспокойся: я
буду немее жреца Тациты!
...Мы прибыли в Нарбонну. Из окна кареты я наблюдала этот
многострадальный город. Карета ехала по центральной улице. Здесь стояли
лучшие дома. Но я видела не их. Я видела другое: все дома на этой улице наши
мастера выстроили заново. А домов "эпохи Круна" не осталось вовсе. И даже на
новых постройках кое-где чернели характерные отметины разрядов... Я на
мгновение закрыла глаза и представила, как могла бы выглядеть Нарбонна, если
бы правительство не направило сюда наших строителей.
Марс прав: таков был облик Трои в час ее пленения!..
Одинокие прохожие, завидев наш кортеж, прижимались к стенам домов либо
прятались в проулки. Я остановила карету и приказала привести ко мне старика
в сером плаще; старик этот помнился по предыдущему визиту, кажется, он был
купец. Охрана обыскала его и пропустила к окну кареты. Старик скользнул по
мне бесцветными глазами, в которых не было ни страха, ни презрения, ни
обещанной мне Марсом ненависти.
-- Ты помнишь меня, человек? -- спросила я.
Он кивнул.
-- Ты должен низко кланяться ее высокопревосходительству госпоже
первому министру, презренный варвар! -- прогремел Марсий и воздел руку,
сжимавшую кнут.
Я жестом остановила воинственного бога и обратилась к варвару
по-галльски:
-- Ты купец, если я не ошибаюсь?
Он помотал головой и показал свои руки. Они были в мозолях, причем на
обеих руках отсутствовал большой палец. Странно... обычно я запоминаю лица.
-- Кто ты?
Он нагнул голову и топнул ногой по земле. Я не поняла: эти жесты могли
означать все, что угодно.
-- Пустое дело тратить время на этого ублюдка, -- сказал мне Марс на
патрисианском сиа. -- Позволь, я прогоню его.
-- Погоди, -- ответила я и снова обратилась к странному человеку: --
Скажи, могу ли я что сделать для тебя?
Он осклабился, и я увидела, что у этого человека нет зубов. Он разинул
рот и замычал. У него не было и языка -- я обнаружила лишь жалкий обрубок!
Меня бросило в дрожь... и я пропустила плевок, который он адресовал в
меня... Плевок попал мне на калазирис чуть ниже шеи. Дикаря тотчас скрутили
и оттащили прочь. Легионеры, видевшие это, поспешили отвернуться. Я могла
лишь догадываться, о чем они думают в этот момент. Марс смотрел на меня, и
его нижняя губа вибрировала от ярости...
-- Негодяя повесить, -- велела я, -- а ночью учинить облаву в городе.
Всех, кто окажет сопротивление делом или словом, уничтожать на месте.
Мой воинственный бог остался доволен приказом.
-- А этих, -- еще сказала я, указывая на легионеров эскорта, -- сей же
час отослать на дальние рубежи, причем отдельно друг от друга.
Марс понял мою мысль, его мужественное лицо исказила гримаса душевной
боли, он взял под козырек и отчеканил:
-- Будет исполнено, ваше высокопревосходительство!
Эти слова резанули меня подобно клинку. Я откинулась на спинку сиденья
и больше не заговаривала с Марсом до самого конца пути. Прибыв во дворец, я
тотчас начертала декрет о смещении князя Марсия Милиссина с должности
командующего нарбоннской группировкой и взятии его под стражу. Мгновение
спустя я свой декрет порвала, ибо поняла, что допустила непростительную
слабость.
Немилосердные боги назначили мне быть сильнее самых сильных -- ибо
каждый из них волен думать лишь о своем, а я обязана была думать обо всем и
решать за всех.
Адъютант доложил просьбу герцогини Кримхильды об аудиенции. Я отказала.
Если бы увидела ее в тот час, наверное, расцарапала бы ей лицо. Пусть ждет!
Усилием воли привела себя в порядок и приказала доставить ко мне
Варга...
в которой мятежник убеждает первого министра в своей искренности
148-й Год Кракена (1786),
15 октября, Галлия, Нарбонна, дворец герцогини
О приближении его свидетельствовал нарастающий перезвон стали по
каменному полу. Вот отворилась дверь, и три легионера ввели Варга. Палата
была небольшая и скудно убранная мебелью: камин, где лениво теплились
поленья, стол и кресло.
София Юстина сидела в этом единственном кресле, спиной к широкому окну,
яркий солнечный свет из окна наливал мерцающим блеском ее роскошные вороные
волосы, но лицо Софии пряталось в тени. Тем не менее Варгу удалось
рассмотреть его, это аристократически прекрасное лицо с острым волевым
подбородком, огромными черными глазами и изумительно очерченными устами,
пылающими завораживающим карминным светом... Прежде, в подземной темнице,
Варг долго и мучительно размышлял, как вести себя с этой женщиной, после
всего, что с ними случилось, разрабатывал стратегию и тактику решающего
поединка -- но сейчас, в это мгновение заготовленные военные планы уступили
место неожиданной для него самого импровизации. Как только легионеры,
повинуясь молчаливому жесту Софии, оставили ее наедине с пленником, он
покачал головой и молвил, с едва уловимым сожалением в голосе:
-- Я никогда не говорил вам, сколь вы красивы? Нет, не говорил! Я был
глупцом, я никогда не видел вас всю. Вы были для меня врагом, но не
женщиной. Наконец я понял, что как женщина вы много сильнее и прекраснее,
нежели как враг. А нынче вы прекрасны вдвойне -- разве кто или что может
быть прекраснее женщины-властительницы, женщины-победительницы, женщины,
которая настолько умна, что всегда и во всем добивается своего, чего бы это
не стоило остальным людишкам!
София улыбнулась.
-- Изысканный и загадочный комплимент. Но все равно благодарю. Во
всяком случае, интересное начало, -- она задумчиво посмотрела на него, и он
вновь ощутил силу ее пристального взгляда. -- Даже не знаю, как вас нынче
называть... пожалуй, на обращение "принц" вы не согласитесь, "герцогом" я
вас назвать не могу, а "узурпатором" или "мятежником" именовать собеседника
мне не позволяет воспитание...
-- Называйте меня по имени, -- сказал он, -- я с ним родился, с ним и
умру. Имя -- вот все, что у меня осталось.
-- Вы готовитесь к смерти, Варг?
Он пожал плечами, и цепи зазвенели на его груди.
-- Воин всегда готов к смерти.
-- В этом заключается ваша решающая ошибка. Вы были только воином, вы
предпочли свою гордыню благу государства, и это погубило вас и погубило ваше
государство. Вы назвали себя герцогом, но герцогом не стали.
Внимая таким словам, Варг испытывал палящее желание как следует
ответить ей, ответить со всей доступной ему силой, пока он еще может
говорить, и сокрушить ее самоуверенность, бросить ей в лицо все, что пережил
он за эти бесконечные месяцы бессмысленной войны, -- и тем одержать над ней
последнюю победу! Нечеловеческим напряжением воли он усмирил себя.
София кивнула и отметила:
-- Вы вправду изменились, Варг. Ради этого мне стоило ехать в Нарбонну.
-- Я знал, что вы приедете. Приедете -- и спросите меня: почему я выдал
вам Ульпинов?
-- Почему вы выдали нам Ульпинов, Варг?
Он взглянул ей в глаза и ответил, со всей искренностью, на какую был
способен:
-- Потому что я понял, насколько правы были вы тогда, в темнице,
незадолго до кончины моего отца. Вы предупреждали -- я вам не внял. Я
предпочел использовать Ульпинов. Они мне помогали, как могли. Их силу я не
понимал, но принимал, как благо свыше. Если бы не они, я пал был раньше. Но
моя страна осталась бы цела. Они питали во мне влечение к свободе, которую,
как мне теперь понятно, нам, варварам, не дано достичь. Они настраивали меня
против отца и против вас. Они были изобретательны и хитры. Они казались
искренними. И я им верил! Только теперь я понял, что они помогали мне падать
в бездну...
-- Красиво говорите и толково, -- перебила его София. -- Этому вас,
полагаю, тоже Ульпины научили. Они не тратили тут время даром.
-- Вы мне не верите?!
-- Я вам скажу, во что я верю. Я верю в то, что вы сейчас пытаетесь
спасти надежду. Вы не смирились, нет. Вы отступили, чтобы выжить и вырвать
шанс на будущие битвы. Поэтому вы и решились отдать Ульпинов. Других карт,
способных убедить меня в искренности вашего раскаяния, у вас нет уже: вы
слишком далеко зашли, идя на поводу гордыни! И я не исключаю, что именно
Ульпины присоветовали вам на время отложить поход к Вотану, и вы, конечно,
согласились, ибо постыдно рыцарю и принцу предстать перед владыкой Вальхаллы
побитым неудачником!
-- Это правда... Все правда! Вы видите людей насквозь -- так загляните
в мою душу! Я вам ее открою...
И он открыл ей душу, как и обещал. Он говорил о войне -- не так, как
говорил Софии Марсий Милиссин. Варг рисовал картины жесточайших битв,
заведомо неравных, но, в то же время, имеющих какой-то смысл, не
политический и не военный, а моральный; чем дальше, чем глубже шла война,
тем больше становилось этого смысла в бессмысленном сопротивлении могучему
врагу... Варг говорил словами воина и полководца, но в них проскальзывали
слезы тех, кого он защищал, и стоны тех, кого он совращал на бой иллюзией
свободы, и проклятия их, поверивших ему и убитых горем по его вине... Он
принимал всю вину на себя и не пытался ни в чем обвинять интервентов; это
удивляло и озадачивало Софию. Она чутко слушала Варга, а он, ободренный ее
вниманием, словно пытался выговорить все, о чем болела его внезапно
повзрослевшая душа. Он радовался возможности сказать ей о войне, ибо, по его
глубокому внутреннему убеждению, она была именно тем человеком, который
способен выслушать и понять; ее пытливый ум жаждал разобраться, что
сотворилось в этой загадочной варварской стране и чего еще здесь можно
ожидать...
-- ...Война переделала меня, как моего отца, -- заключил Варг. -- Так
что и в этом вы оказались правы!
-- Поздно! -- вздохнула София. -- Слишком поздно! Вы государственный
преступник. Об этом знают все, как и о том, что ваша участь предрешена.
-- Меня казнят?
Она не ответила. "Ульпины не солгали, -- подумал Варг. -- Юстина
поклялась отцу не убивать меня". Он сказал это вслух. София устремила на
него удивленный взгляд, и Варгу стало не по себе. Он понял, что совершил
ужасную ошибку. Она высокомерно усмехнулась и проговорила:
-- Вы заблуждаетесь. Я ничего не обещала вашему отцу. Разве я могла?..
Как вы подумали такое, особенно сейчас, после войны! Кто вам сказал?
Ульпины?! Можете не отвечать, я знаю. Разумеется, они! Ульпины вам солгали,
как лгали вам всегда. Зато я обещала генералу Милиссину пышный триумф в
Темисии, на Палатинской площади, пред ликом Божественного императора. С
вашим участием!
-- А дальше? -- воскликнул Варг. -- Что будет дальше с моей страной,
когда я, опозоренный, уйду к богам?! Ну, отвечайте! Вы все прекрасно
понимаете!
"Ты прав, -- подумала София, -- я понимаю!".
-- Хочу, чтобы вы знали, -- вдруг сказала она, повинуясь интуиции, --
герцога Круна, вашего отца, убила я.
Что-то дернулось в лице Варга, и на какое-то мгновение Софии
показалось, будто он готов броситься на нее и поразить сталью цепей. Однако
он снова, как и в первый раз, сумел взять себя в руки. Это ей понравилось:
он выдерживал жестокое испытание.
-- Я это знал, -- кивнул Варг.
-- Вероятно, Ульпины сказали вам, что я велела Круна отравить.
-- Да. Ваш лекарь сознался в этом на дыбе.
-- Никандр Лисма?
-- Да.
-- Вы недооцениваете Ульпинов. Никандр Лисма признался в том, в чем
Ульпины заставили его признаться. Это называется ментальным принуждением. Не
более, но и не менее!
Варг вздрогнул. Такая мысль приходила ему в голову, и не раз.
-- А как же вы его убили, если не отравой?
-- Вашего отца убила я миром с Империей, -- промолвила София. --
Вернее, мы убили его вместе: я -- мирным договором, вы -- своим восстанием,
а Ульпины довершили начатое нами ментальной атакой.
-- Ульпины...
-- Ну неужели до сих пор не понимаете?! -- гневно воскликнула София. --
Кто больше их, ваших друзей Ульпинов, был заинтересован в смерти вашего
отца?! Когда вы получили его последнее письмо...
-- Ваше письмо!
-- Пусть мое! Итак, когда его вы получили, признайтесь, вы собрались
перейти к отцу или, во всяком случае, искать достойную дорогу к миру!
-- Это правда.
-- Ну разумеется! -- нервно усмехнулась она. -- Но дьявол вас послал к
Ульпинам, и эти нелюди не дали вам закончить дело миром. Они нацелили
благородного сына на войну с родным отцом. Войну бы эту проиграли вы -- если
б отец ваш прожил еще хотя бы месяц! Вот почему они поспешили добить его.
-- Вы говорите: "добить", а не "убить". Значит, и то правда, что он был
смертельно болен?
Варг увидел слезы в глазах Софии -- они странно спорили с ее жестким,
настойчивым тоном.
-- Ваш отец был моим другом. Он понимал меня, а я понимала его. Он
хотел блага этой стране, и я хотела. Вы думали, я зачаровала его. Нет! Это
он очаровал меня! Он очаровал меня своей мудростью, в которой силы, мужества
и истинного величия было больше, чем в вашей мальчишеской гордыне. Он не
гонялся за химерами, как вы, и не пытался сторговаться с дьяволом. Он
заставлял меня совершать такие поступки, на которые я не имела права как
ответственный политик Аморийской империи. Ваш отец был слишком велик для
своей варварской страны. Он был обречен с самого начала. Я убила вашего отца
тем, что не остановила: его или вас...
-- Я готов заменить отца.
-- Поздно! Слишком поздно!
-- Нет, нет, еще не поздно, подумайте, ваше сиятельство! -- пылко
воскликнул молодой Варг. -- Прогоните мою сестру Кримхильду! Яснее ясного,
она вам лишь вредит.
-- И что же, вас поставить герцогом?!
-- Прошу, поверьте мне! Я не желаю больше воевать. Я призову народ к
миру с Империей... мы умеем быть отходчивыми, мы забудем все злодейства
амореев, мы будем поставлять вам вольфрам, лес, пряжу, уголь...
-- Угля и в Персефоне достаточно, равно как и рабочих рук, и более чем
достаточно, особенно нынче, -- надменно заявила София, перебивая его.
Это было открытое провоцирующее оскорбление: София намекала на вновь
обретенных Империей рабов, жертв последней нарбоннской войны. Но Варг не
возмутился -- он молча ждал, что скажет она дальше.
-- Дивлюсь вашей невероятной наглости, -- сказала она. -- Речь нынче
идет о том, когда и как лучше всего вас казнить, а вы при этом осмеливаетесь
просить меня о герцогском престоле! Вы опоздали... принц! Прежде надо было
думать, своей головой, а не головами еретиков Ульпинов!.. А может быть, вы
соблаговолите оказать нам честь и пройти стопами отца к трону Божественного
императора?
Он не понимал, насмехается она или говорит серьезно. В памяти вдруг
восстали сцены годичной давности. Сияющий Миклагард... серая гора
Пантеона... подпирающий небо Палатинский дворец... таинственный чертог
Божественного Величия... разряженные нобили... сапфировый бог с маской
Дракона на лице... волшебный империапант, "Скипетр Фортуната"... и Крун --
нет, не Крун, он, Варг! -- ползущий на коленях к хрустальному престолу
Владыки Ойкумены... "Нет, не смогу, -- внезапно понял он. -- Я не смогу
проползти этот путь, как прополз отец. За что тогда мы проливали кровь? За
пыль у трона императора?!".
Он забыл на какие-то мгновения, кто сидит в этом единственном кресле,
сидит и внимательно изучает его, Варга. София прочитала его мысли по
выражению лица и, печально покачав головой, промолвила:
-- Итак, вы не готовы оказать нам эту честь. Я так и думала. Ну что ж,
благодарю за искренность!
-- Нет, я готов...
-- Оставьте! Не стоит насиловать свою душу. Она еще не созрела... Я не
вольна исполнить вашу просьбу, Варг. Если я это сделаю, мои сограждане --
все, от императора до нищего, -- спросят меня: зачем, скажите нам, Юстина,
умерли на далекой чужбине наши солдаты? Затем, чтоб воспитать одного
упрямого мальчишку варвара? И что я им отвечу?..
-- Не верю, что вы не сможете отыскать ответ!
В душе его отчаяние сражалось с новой надеждой. Эту надежду внушили
слова Софии, брошенные как будто мимоходом, вскользь: "Ваша душа еще не
созрела". Значит ли это, что ему будет дан шанс "созреть"?
Нависла томительная тишина. Варг знал, что в это самое время в мозгу
Софии продолжается нелегкая работа: он перебирает бесчисленные варианты
новой расстановки фигур на мировой арене. "Мне повезло, что она у власти, --
подумалось ему. -- Любой мужчина на ее месте, не раздумывая, раздавил бы
меня, как комара!".
София очнулась от раздумий и вызвала охрану. Варг приготовился. Однако
она не отослала его в подземную темницу и не велела отправить в метрополию
как пленника. Ее приказ вообще как будто не касался его: София приказала
впустить Кримхильду.
Герцогиня ворвалась в палату быстрым и одновременно смятенным,
опасливым шагом. Увидев брата, она выкатила глаза. Давно рассудив для себя,
что этой лучше всего сойдет презрение, Варг послал сестре насмешливую
гримасу. Куда больше его интересовало, какую комбинацию на этот раз затеяла
София; в конце концов, Кримхильда всего лишь марионетка в ее искусных руках.
-- Это возмутительно! -- воскликнула Кримхильда. -- В то время как я
жду у двери, первый министр дает аудиенцию главарю преступной...
София воздела руку, и Кримхильда запнулась на середине фразы.
-- Вы обижаетесь напрасно, герцогиня, -- ледяным тоном проговорила
София. -- Я всего лишь допрашивала плененного узурпатора. А вы явились, я
полагаю, затем, чтобы поздравить меня с успешным завершением нашего
совместного предприятия?
Кримхильда стиснула зубы и процедила:
-- Я требую немедленной казни этого злодея!
"Сестрица вконец ополоумела под герцогской короной, -- с радостью
подумал Варг. -- Разве можно что-то требовать у Юстины?!".
-- Ваше требование кажется мне справедливым, дорогая герцогиня, --
кивнула София. -- Не будем откладывать. Вы сами отдадите повеление о казни
узурпатора или предпочитаете, чтобы это сделал наш легат?
Варг застыл, похолодев от ужаса. Он понял, что София Юстина говорит
серьезно. Она вполне серьезно предлагает Кримхильде казнить его, Варга...
Герцогиня расцвела улыбкой эвмениды, бросила на брата
зловеще-торжествующий взгляд и возгласила:
-- Его повесят до захода солнца!
-- А разве рыцарей не подобает казнить посредством отсечения головы? --
осведомилась София.
-- Какой же рыцарь он? -- фыркнула Кримхильда. -- Он клятвопреступник,
отцеубийца и мятежник!
-- Тогда, может быть, дорогая, вы предпочтете упрятать изменника в
кожаный мешок и так утопить? Подобным образом поступали с отцеубийцами
древние римляне...
-- Нет, я желаю видеть, как стылый ветер мотает труп его в тугой петле!
София пожала плечами.
-- Ну что же, воля ваша, герцогиня. Вы властны распоряжаться в этом
государстве, как вам угодно. Я рада, что мы с вами победили. По такому
случаю я немедля подпишу декрет о выводе имперских войск из Нарбоннской
Галлии.
Варг закашлялся и отвернулся, чтобы скрыть от женщин свои чувства.
Невероятных усилий стоило ему сдержать смех. Вот какой фарс приготовила ему
на этот раз София Юстина: развенчание ее же собственного творения!
Истинный смысл слов ad interim первого министра не сразу дошел до
смятенного сознания герцогини Кримхильды. А когда это случилось, улыбка
эвмениды схлынула с пока еще красивого лица герцогини, уступив место
выражению панического страха. Пытаясь унять дрожь в голосе, Кримхильда
молвила:
-- Декрет о выводе?.. Я думаю, ваши войска могли бы тут еще остаться...
София сделала удивленное лицо.
-- Но зачем?! Бунтовщики разгромлены, узурпатор схвачен, и власть
законной герцогини восстановлена. Легионеры выполнили свою задачу. Им пора
уйти. Разве это не само собой разумеется?
Варг украдкой метнул Софии исполненный искреннего восхищения взгляд:
только очень сильный и мужественный человек решится сделать то, что сейчас,
на его, мятежника, глазах творила она!
София поймала этот взгляд и, как показалось Варгу, подмигнула ему!
Кримхильда поискала взглядом кресло или стул. Но, как читателю
известно, единственной кресло в этой маленькой палате было занято уже. И
герцогиня Нарбоннская принуждена была стоять перед Софией, как провинившаяся
ученица перед строгой воспитательницей и, что еще обиднее, рядом с
ненавистным братом! Она заломила руки.
-- Ваше сиятельство... высокопревосходительство! Молю вас не делать
этого!
-- Вы удивляете меня, архонтесса, -- София возвратилась к прежнему
ледяному тону. -- Назовите мне хотя бы одну причину, по которой вам нужны в
Нарбоннии имперские войска.
-- Я назову вам тысячу причин!
-- Извольте, я вас слушаю. Начинайте с первой.
"Интересно, Юстина ее сразу казнит или для начала в темницу посадит?",
-- промелькнуло в голове Варга.
Кримхильда вспомнила о нем и с яростью, призванной скрыть смятение,
воскликнула:
-- Пусть прежде негодяя уведут отсюда! Эй, стража!!
Никто не явился. Герцогиня повторила приказ. Она выбежала из палаты и
увидела стоящих у дверей легионеров. Они не обратили на нее ни малейшего
внимания. Кримхильда покрылась краской и вернулась в комнату. Она начала
понимать.
-- Почему вы молчите? -- спросила она у Софии.
-- Я жду, когда вы наконец соблаговолите ответить на мой единственный
вопрос.
-- Но я не стану отвечать в его присутствии!
-- В чьем? Вы имеете в виду узурпатора? Неужели он вас смущает?! Я бы
на вашем месте не стала беспокоиться: если я вас правильно поняла, его
повесят до захода солнца. Адъютант!
Тотчас явился человек в мундире майора патрисианской гвардии. В руке
держал он кожаный портфель.
-- Нарбоннский легион выводится, -- сказала адъютанту София. --
Подготовить соответствующий декрет и принести его на подпись.
Незамедлительно.
Губы на непроницаемом лице адъютанта чуть раздвинулись, пропуская
вопрос:
-- С какого дня, ваше высокопревосходительство?
-- Постойте! -- простонала Кримхильда. -- Молю вас, не делайте этого,
ваше высокопревосходительство!
София нахмурила брови.
-- Вы начинаете утомлять меня, архонтесса. А вы свободны, майор.
Оставьте на декрете место для числа; его сама проставлю.
Кримхильда проводила адъютанта отчаянным взглядом и, едва за ним
закрылась дверь, упала в ноги Софии.
-- Нельзя выводить войска! Начнется хаос...
-- Ничего не понимаю, -- развела руками София Юстина. -- Его
превосходительство генерал Марсий Милиссин доложил мне обстановку. Она
стабилизировалась. Мятежники разбиты, их вождь умрет сегодня, народ послушен
законной власти. Нарбоннцы любят вас, герцогиня. Разве не так? Или вы
возьметесь утверждать, что мой легат солгал мне?! Неужели? Нынче октябрьские
иды; изрекать слова лжи в такой день -- особый грех!
-- Зачем вы губите меня, ваше сиятельство? -- с горечью спросила
Кримхильда. -- Меня, вашу преданную рабу! Ужели вы не знаете, сколь
необуздан мой народ, и только силой получается держать его в повиновении?!
-- И потому вы самолично пытаете злодеев? -- бросила София.
Лицо герцогини покрылось пунцовыми пятнами. Она застонала и склонила
голову.
-- Вы знали, что у вас нет и не будет другого народа. Вы знали, что ваш
народ предубежден против вас. Вы также знали, что имперские войска
когда-нибудь уйдут, -- чеканила София. -- И что же? Что сделали вы для