Страница:
слепое орудие в руках грачевского босса, как и ее брат. А вы с
Патером, похоже, зачем-то ему понадобились. Мы, правда, полагали, что
его мог интересовать главным образом Маврин...
- Грачев приглашал и его, но он без Вари не захотел, а Варя
наотрез отказалась. Она боится, как бы Вадим снова...
- Она умница, - хвалит Варю Олег. - Вадим ведь в свое время много
крови ей попортил...
- Ну хорошо, - нетерпеливо перебивает Олега Анатолий, - допустим,
что все так. Мы, может быть, и в самом деле нужны зачем-то Грачеву и
его таинственному боссу, но зачем же было на нас нападать? Хорошо еще,
что мы постояли за себя, а то они могли бы нас и искалечить...
- Я думаю, - убежденно замечает Рудаков, - это получилось уже не
по сценарию Грачева и его босса. Их подручные, наверное, уже по своей
инициативе хотели вас как следует проучить. И, думается мне, из-за
Марины.
- Да, может быть... - вздыхает Анатолий. - Но от Марины я ни за
что не отступлюсь!
- Опять ты о ней!
- Да, опять, и буду так о ней всегда!.. К замыслам братца своего
она никакого отношения не имеет. Ни минуты не сомневаюсь в этом. Между
прочим, она собирается на наш завод, в заводское профтехническое
училище...
- А вот это уже хорошо.
- Это очень хорошо! - восклицает Анатолий.
Помолчав, он добавляет:
- Когда я впервые был влюблен, а было это еще в школьные годы...
- В третьем классе, наверное? - смеется Олег.
- Нет, в девятом, - не замечая иронии Олега, уточняет Анатолий. -
Конечно, та мальчишеская, по существу, любовь не идет ни в какое
сравнение с этой. Но тогда я именно по-мальчишески собирал и записывал
афоризмы о любви. Память у меня сам знаешь какая. Я их почти дословно
и сейчас помню...
- Посмотри лучше на часы, видишь, сколько уже? - прерывает его
Олег. - Или ты останешься у меня ночевать?
- Нет, поеду домой, дед будет беспокоиться. А тебе не мешало бы
знать, что от любви к женщине родилось все прекрасное на земле. И
сказал это Горький. А Стендаль заметил, что хоть и много страшных
злодейств на свете, но самое страшное - задушить любовь.
- Твою?
- Нет, твою. И не притворяйся, пожалуйста, таким уж равнодушным.
Я давно уже заметил, что тебе нравится Таня Грунина. Чего
краснеешь-то?
- Но ведь никаких надежд, - невольно вырывается у Олега. - Я не
записывал никаких афоризмов о любви, но в каком-то из произведений
Белинского вычитал, что меркою достоинства женщины может быть мужчина,
которого она любит. Разве я для нее такой мужчина?
- А какой же? Для меня, если хочешь знать, ты всегда был образцом
настоящего мужчины, и я горжусь дружбой с тобой. Да и не только я...
- Спасибо, Толя! - порывисто протягивает руку другу Олег. - Но
ведь у нее может быть иная мера в оценке достоинств...
- Ну, просто противно слушать! - возмущается Анатолий. - Вот уж
кого любовь лишила разума, так это тебя!
- Хватит, однако, об этом, - устало произносит Олег. - И если ты
не хочешь оставаться у меня, то поторопись на метро.
На следующий день, встретившись с Андреем Десницыным, Рудаков
внимательно присматривается к нему. У него действительно синяк под
левым глазом, и выглядит он очень смущенным. Анатолий Ямщиков кое-как
замаскировал царапины на своем лице и бодрится больше обыкновенного.
Так и сыплет остротами. Но ребят из бригады Рудакова не проведешь, они
сразу сообразили, что было какое-то ЧП, однако не подают вида, что
догадываются об этом.
Зато Грачев невозмутим, как всегда. Деловито склонился над своим
верстаком с разметочной и доводочной плитками, тисками и смотровым
фонарем. Позади фонаря на специальной площадке аккуратно разложен его
рабочий инструмент.
"Хороший ведь слесарь. Работает добросовестно и вроде даже с
охотой, - думает о нем Рудаков. - Чего еще нужно этому человеку?.."
Для Олега это просто непостижимо.
А в цеху все идет своим порядком, хотя Рудакову кажется, будто
инструментальщики сегодня сдержаннее обычного. Не говорят так громко,
как всегда, и, кроме Ямщикова, никто не балагурит. Даже Гурген не
ругается по-армянски, когда роняет что-нибудь на пол или не находит
нужного ему инструмента. А может быть, Олегу кажется только, что
сегодня все полно какого-то особого значения?..
За несколько минут до обеденного перерыва в помещении мастера
цеха (Рудаков все еще замещает его) раздается звонок.
- Здравствуйте, Олег! - слышит он голос Татьяны. - Это Грунина.
Вернулась только вчера, и притом очень поздно, поэтому не смогла
позвонить.
- Я очень рад, Татьяна Петровна, что вы наконец-то!..
- А я должна сообщить вам кое-что не очень радостное.
У Олега сразу замирает сердце от недоброго предчувствия.
- Сегодня ночью, - продолжает Грунина, - на Конюховской улице
убит ударом ножа в спину некто Бричкин - девятнадцатилетний, нигде не
работающий парень. Участковому инспектору удалось установить, что был
он до этого в гостях у Грачевых. Выяснилось также, что находились там
и члены вашей бригады: Ямщиков и Десницын. Известно ли вам что-нибудь
об этом?
- Известно, Татьяна Петровна. Ямщиков был у меня вчера,
возвращаясь от Грачева.
- У вас перерыв через четверть часа? Ну, так я к тому времени
буду на заводе. Встретимся у комсорга вашего цеха.
- Знаете, как мы все по вас соскучились! - взволнованно говорит
Олег, когда они с Татьяной остаются одни в комнате комсорга. Он,
конечно, понимает, что время для такого разговора не очень подходящее,
но ничего не может с собой поделать и робко смотрит в глаза Татьяны,
страшась увидеть в них осуждение.
А она спрашивает:
- Все или вы лично?
- В общем-то, все, а я, наверное, больше всех...
Но тут в дверях появляется комсорг, выходивший в соседнюю
комнату, чтобы по просьбе Груниной послать кого-нибудь за Ямщиковым и
Десницыным.
- Сейчас придут, - сообщает он Татьяне. - Однако они тут явно ни
при чем. Я представить себе не могу, чтобы это кто-нибудь из них...
- Я тоже не думаю, что это дело их рук, - успокаивает его
Татьяна. - Кто убил Бричкина, нам пока неизвестно. Бесспорно лишь то,
что он был сильно пьян. А напился у Грачева. Его сестра Марина
получила аттестат зрелости. Вот они и отпраздновали это событие. Были
в тот вечер в гостях у Грачевых и Ямщиков с Десницыным. Прокуратура
уже возбудила дело об убийстве Бричкина, а мне поручено произвести
неотложные следственные действия. Поэтому придется допросить тут у вас
сначала Ямщикова, а потом Десницына.
- А Грачева? - спрашивает Рудаков.
- Его, конечно, тоже, но уже после них. Но вот и Ямщиков! Вы нас
оставьте, пожалуйста, наедине.
- О, Татьяна Петровна, наконец-то вы!.. - радостно восклицает
Анатолий, но, сообразив, что разговор с нею будет, видимо,
официальным, смущенно извиняется: - Простите, пожалуйста... Вы,
наверное, будете меня допрашивать о драке с этими подонками, и потому
всякие эмоции с моей стороны, конечно, неуместны.
- Да, к сожалению, разговор будет официальным, - сдержанно
улыбается Грунина. - Что поделаешь - таков закон. Расскажите мне об
этой драке поподробнее.
Ямщиков теперь уже гораздо спокойнее и обстоятельнее сообщает ей
все то, о чем так бурно поведал в минувшую полночь своему другу.
- А вы не смогли бы описать внешность напавших на вас? - просит
Грунина.
- Едва ли это мне удастся, - пожимает плечами Ямщиков. - В
темноте не разглядел, да и некогда было рассматривать, пришлось
обороняться. Ведь их было четверо. Впечатление о них самое общее -
этакие гривастые субъекты в доспехах хиппи.
- Но двух вы имели возможность разглядеть получше. Они, насколько
мне известно, были гостями Марины.
- Да я и там на них не очень смотрел - были более приятные для
меня лица, - улыбается Анатолий.
- А вот этого вы не узнаете? - спрашивает Грунина, протягивая
Ямщикову фотографию парня с худым, длинным лицом и локонами
средневекового лучника. Ее раздобыл где-то участковый инспектор,
обнаруживший труп Бричкина на Конюховской улице.
- О, этого помню! Этот действительно был у Марины. Она сказала
мне даже, что он самый нахальный из ее "поклонников". И в драке
вчерашней участвовал активнее других. А теперь вы скажите, пожалуйста,
Татьяна Петровна... Ох, извините меня, ради бога, что называю вас по
имени! На допросе это, наверное, не положено, но язык не
поворачивается называть вас гражданином инспектором. Ну, а что,
скажите, было нам делать: обратиться в бегство или защищаться?
- Никто вас за это и не винит. Я просто уточняю картину
происшествия, потому что все гораздо серьезнее, чем вы думаете. Не
заметили вы в руках напавших на вас парней ножа или другого острого
предмета?
- Нет, не заметил. Да и не было, наверно...
- Почему так думаете?
- А потому, что они были страшно разъярены, особенно тот,
которого вы мне показали. Даже камень пытался схватить, к счастью,
камень этот оказался слишком тяжелым. А будь у парня финка, он бы не
задумываясь пустил ее в ход. Его прямо-таки силком уволокли от нас
приятели, когда решили ретироваться, видя, что мы за себя умеем
постоять - я ведь боксер и самбист, а у Десницына, хоть он и бывший
богослов, чертовски увесистый кулак.
- Ох, Толя! - вздыхает Татьяна. - Я тоже должна бы вас
гражданином Ямщиковым называть, но и у меня язык не поворачивается...
А дело-то очень серьезное. Убит ведь этот "самый нахальный поклонник"
Марины Грачевой. Всадил ему кто-то нож в спину на той самой улице, где
вы дрались.
- Что вы говорите! - изумленно восклицает Ямщиков. - Выходит, что
подозревать теперь могут и меня и Десницына?..
- Формально - да.
- Эти подонки - дружки Бричкина - с удовольствием, конечно,
покажут на меня!
Двое из этих "дружков" уже находились в отделении милиции за
ночной дебош. Они разбили окна в одном из домов на соседней с
Конюховской улице и пытались избить прохожего. К тому же оказали
сопротивление доставившим их в отделение работникам милиции.
Допрашивая их, Грунина не задавала им прямых вопросов, но по косвенным
заключила, что об убийстве Бричкина им ничего не известно.
Могло оказаться, конечно, что убили его они сами в пьяной драке и
потому помалкивали, но, скорее всего, это не их рук дело. Не похоже,
чтобы и Грачев имел к этому отношение. Ему не следовало бы тогда
приглашать Бричкина в гости, чтобы потом не привлечь этим внимания к
себе следственных органов.
А не замешан ли здесь Туз?..
Чем больше думала Грунина о причастности Каюрова к убийству
Бричкина, тем тверже укреплялась в своей догадке. Но даже если это не
Туз и не его подручные, все равно он не упустит теперь случая обвинить
в этом Ямщикова и Десницына, а скорее всего - запугать их возможностью
такого обвинения...
С какой целью, однако? Это Татьяне было не очень ясно, но весьма
возможно, с целью шантажа. И ему очень может пригодиться для этого
бесследно исчезнувший четвертый участник ночной драки. Все попытки
работников милиции обнаружить его были пока безуспешны.
Допросила Грунина и Марину Грачеву. Девушка произвела на нее
хорошее впечатление. Об убийстве Бричкина ей тоже ничего не было
известно. О самом Бричкине она сказала:
- До седьмого класса мы учились с ним вместе. Он и тогда не давал
мне житья своим ухаживанием. И даже когда его исключили из школы за
вечную неуспеваемость и хулиганство, продолжал ко мне приставать и
отвязался только после того, как я пригрозила пожаловаться на него
брату.
Задала Грунина Марине несколько вопросов и о брате.
- Знаете, - задумчиво ответила ей Марина, - по-моему, он кое-чему
все-таки там научился. Я исправительную колонию имею в виду... Не то
чтобы совсем уж, но и не тот теперь, что был. Во-первых, пить бросил.
Работа, говорит, у меня такая, что либо кончай пить, либо переходи на
другую, по меньшему разряду и не с тем заработком. С микронами ведь
дело имеет, а с ними нужна твердая рука.
- Так совсем и не пьет? - не очень поверила ей Грунина.
- В сравнении с тем, что было, так почти совсем. И вообще стал,
по-моему, над многим задумываться... Вот если бы только не дружки его
прежние! - тяжело вздохнула Марина.
- А что за дружки? Собутыльники?
- Если бы только собутыльники! - снова вздохнула Марина, но
чувствовалось, что ничего больше об этом не скажет, и Грунина решила
пока не настаивать.
Начиная допрос Десницына, Грунина не смогла удержаться от того,
чтобы не сказать:
- Вот уж никак не ожидала этого от вас, бывшего богослова...
- А я более всего удручен, - с неожиданной для Груниной
решительностью восклицает Десницын, - тем, что мне постоянно
напоминают о моем духовном прошлом. Разве не ясно вам, что с ним все
кончено? А за свой поступок, совершенный прошлой ночью, а готов нести
ответственность по всей строгости закона, хотя нисколько в том не
раскаиваюсь, ибо поступил, по-моему, как подобает гражданину. К тому
же просто не имел права оставить своего товарища в беде.
- Вас в этом никто не обвиняет.
- Тогда я вас, простите, не понимаю. Чего же вы от меня не
ожидали? Того, что обороняться буду, а не уговаривать напавших на нас
подонков разойтись с миром? Или в соответствии с учением Христа, когда
они ударили меня по левой щеке, я должен был подставить им правую?
Нет, гражданин старший инспектор, я вполне сознательно дрался с ними и
очень горжусь, что мы с Ямщиковым обратили их в бегство...
- А я повторяю, - теперь уже весело улыбаясь, прерывает его
Татьяна, - что ни в чем вас не обвиняю. И если хотите знать мое личное
мнение - действовали вы, как настоящие мужчины.
- Правда? - улыбается теперь и Десницын.
- Но я обязана выяснить у вас, как все это происходило. Один из
напавших на вас хулиганов был ведь найден минувшей ночью убитым.
- Так вот оно что! Тогда я постараюсь вспомнить все поподробнее.
В какое время, кстати, произошло это убийство? Примерно около
двенадцати? Ну, а мы с Ямщиковым сели в такси в половине двенадцатого.
Нет, номера его я не запомнил. Вернее, просто не обратил на него
внимания. Но Анатолий разговорился с шофером, которого, как и меня,
звать Андреем. Потому, наверное, и запомнилось его имя. В разговоре
выяснилось еще и то, что мы были последними его пассажирами. Работа
его кончалась в двенадцать.
- А не сказал он вам случайно, из какого автопарка его такси?
- Нет, этого мы у него не спрашивали... Хотя, позвольте, он,
помнится, сам сказал, что ему по пути с Анатолием, который хотел
заехать на Автозаводскую улицу к Олегу Рудакову. Пригодится вам это?
- Пригодится, Андрей Васильевич. Скорее всего, это такси из
девятого таксомоторного, который находится под Автозаводским мостом.
Записав все показания Десницына в протокол и подписав его вместе
с ним, Татьяна, прежде чем отпустить Андрея, говорит:
- А теперь я хочу дать вам совет: если вас будут шантажировать,
уверять, что есть свидетели, которые докажут ваше соучастие в убийстве
Бричкина, немедленно дайте мне об этом знать. И ничего не бойтесь.
- А я и так ничего не боюсь.
Рудакову сегодня нелегко проводить политбеседу. Отвлекают
тревожные мысли о Ямщикове и Десницыне. Он не сомневается, что они ни
в чем не виноваты, но все-таки немного волнуется за них: как-то они
там отвечают на вопросы Татьяны Петровны?
А беседа становится очень горячей, и больше всех задает ему
вопросы Грачев. Он уверяет, что один его знакомый был недавно за
границей и, вернувшись, рассказывал, будто там теперь никакой разницы
между буржуазией и рабочими не существует. И у тех и у других
собственные машины, загородные дома и кое-что иное.
Многие инструментальщики только посмеиваются над этими баснями, а
он стоит на своем:
- Рудаков агитатор, пусть он и объяснит мне, как же все-таки
обстоит там с этим дело, чтобы я потом сам мог разоблачать эту брехню,
если, конечно, это брехня.
- Да при чем тут брехня? - ворчит кто-то. - В Америке
действительно многие рабочие на колесах, почти у всех машины.
- А почему? - спрашивает Рудаков.
- Вот ты и ответь! - выкрикивает Грачев.
- Да потому, что положение современного пролетариата, занятого на
поточно-конвейерном производстве, требует высокой профессиональной и
территориальной мобильности, - отвечает Рудаков.
- А ты попроще! - снова подает голос Грачев.
- Тут люди грамотные, - усмехается Рудаков, - сами понимают, что
прежний фабрично-заводской пролетариат имел дело с универсальным
оборудованием, требовавшим большого стажа работы. На таких
предприятиях не только рабочие дорожили местом, но и сами их хозяева
опасались потери уже обученных кадров. Рабочие этих заводов и фабрик
обычно концентрировались вокруг территории своих предприятий и не
нуждались в быстром и дешевом массовом транспорте.
- А сейчас у них разве не так?
- Современному поточно-конвейерному производству крупных
капиталистических стран требуется теперь такая рабочая сила, которую
можно быстро переподготовить и перебросить с одной работы на другую.
Нынешнему капиталистическому конвейеру уже не нужна высокая
профессиональная подготовка. Ему необходима лишь устойчивая
интенсивность труда, физическая выносливость, способность быстро
переключаться на новую работу, внимательность, готовность переносить
большие нервные нагрузки.
- А при чем же тут автомобили? - все еще недоумевает Грачев.
- Вот тебе и раз! - невольно восклицает его сосед. - А как же он
без собственного автомобиля приедет свежим на такую работу?
- И не в том только дело, - уточняет Рудаков. - Это рабочий уже
нового типа, он не очень квалифицирован, но лучше образован. И живет
не всегда рядом с производством, а часто за десятки километров. Но так
как частный и государственный транспорт обслуживает уже сложившийся, в
той местности поток пассажиров, хочешь не хочешь, приходится
приобретать собственную машину. В таких условиях это уже не роскошь,
не комфорт, а первая необходимость.
- А деньги на машину где же взять?
- Их приходится с боем вырывать у хозяев поточно-конвейерного
предприятия. Да и сами условия такого производства понуждают его
хозяев повышать заработную плату своим рабочим, чтобы они имели
возможность получать лучшее образование, лучше питаться и отдыхать.
Без этого им не выдержать бешеного темпа конвейерного производства, а
хозяевам - конкуренцию других предпринимателей. И как ни
парадоксально, но именно предприятия с самой высокой зарплатой
оказываются ареной наиболее острых классовых столкновений.
- А я снова хочу вернуться к машинам, - шумит Грачев. - Выходит
все-таки, что не все там нуждаются в машинах. Те, кто работает не на
поточно-конвейерном производстве, например. Для них это все же не
первая необходимость, а комфорт.
- Конкуренция делает свое дело во всей капиталистической
промышленности, - отвечает на его вопрос Рудаков. - Более высокий
уровень интенсивности труда поточно-конвейерных предприятий постепенно
распространяется и на другие отрасли капиталистического производства,
перестраивая потребности рабочей семьи. И одна из этих потребностей -
мобильность, необходимость иметь свой автомобиль, чтобы не быть
привязанным только к ближайшему заводу.
- И все-таки не у всех, наверно, такая нужда.
- Однако приходится покупать автомобили почти всем. Ведь стоит
только одной трети жителей какого-нибудь пригорода купить собственные
машины, как местная автобусная линия становится нерентабельной, и
компания снимает ее. И тогда две трети населения оказываются
вынужденными покупать себе собственные машины (большей частью, правда,
уже подержанные), чтобы было на чем вовремя добираться до своего
завода или службы.
- Там не напишешь жалобу в "вечерку" на плохую работу городского
транспорта, - смеется кто-то. - Не пожалуешься в райисполком или
Моссовет. В "свободном мире" всех интересует лишь собственная выгода.
А Рудаков, заключая беседу:
- Вот почему в Америке никого не удивляют безработные,
приезжающие за даровой похлебкой на собственных автомобилях. И конечно
же, ни о каком обуржуазивали рабочего класса там и речи быть не может.
... - Вот и снова встретились мы с вами, гражданин следователь, -
добродушно улыбаясь, говорит Груниной Грачев, вызванный ею на допрос.
- Не послушались, значит, моего совета, не пошли в актрисы? Стало
быть, работа эта вам по душе. А вот зачем снова допрашивать меня
собираетесь, не пойму что-то. Не дозволяется разве отмечать в семейной
обстановке такое событие, как получение родной сестрой аттестата
зрелости? Компания, не скрою, была веселой. Попели, потанцевали -
молодежь ведь. Ну и выпили малость, однако в пределах нормы. Это
раньше позволял я себе переборы, а теперь...
- О том, каким вы стали теперь, говорить, по-моему, рано, -
прерывает Грачева Грунина. - Это "теперь" только еще начинается, и от
вас зависит, как оно сложится. Но допрашивать я вас буду не о том, как
вы отметили получение аттестата зрелости.
- Так в чем же дело тогда?
- А дело в том, что один из ваших вчерашних гостей убит этой
ночью неподалеку от вашего дома.
- Убит?.. - слегка дрогнувшим голосом переспрашивает Грачев. В
глазах его растерянность, значит, это новость для него. - Вот уж чего
никак не ожидал. Все ведь было очень мирно, никто не перепил. Разве
вот только Васька Бричкин? Так он вообще оболтус, несерьезный малый...
- Зачем же вы тогда пригласили его на праздник сестры?
- Учился он с Мариной в одной школе и был в нее влюблен еще со
школьной скамьи, как говорится. Так это с ним, наверное, случилась
беда? Его это убили?..
- Да, его.
- Но кто? Кому этот жалкий забулдыга мог стать поперек пути?
- С вашей помощью я и хотела бы это выяснить. Когда он ушел от
вас?
- Около одиннадцати... В общем-то, я сам его выпроводил. Решил,
что ему уже хватит. Со своим корешем Филькой Паниным он и ушел. Этот
Панин может вам, пожалуй, больше моего теперь помочь. Они с Бричкиным
закадычные друзья.
- А когда разошлись остальные гости?
- Примерно через четверть часа. Перечислить, на верное, нужно,
кто был у меня?
Пока Грачев называет фамилии своих гостей, Грунина торопливо
думает:
"Похоже, что он действительно ничего не знает об этом убийстве.
Чистая случайность, что оно произошло, или, может быть, Каюров решил
избавиться от такого "неуправляемого" помощника, как Бричкин? Скорее
всего, было у них в ту ночь бурное объяснение. Не так, видно, вел себя
Бричкин у Грачева, и особенно потом, на улице, как ему предписывалось.
А Каюров вспыльчив... Может быть, и не хотел убивать, а только
проучить. Ну, а теперь сложившуюся ситуацию он, наверное, постарается
использовать для запугивания Ямщикова и Десницына..."
- Вот и все, что я могу вам сообщить, гражданин старший
инспектор, - заканчивает свои показания Грачев. - И совершенно
чистосердечно, безо всякой утайки. А что касается убийства Бричкина,
то ни малейшего представления не имею, кто бы мог это сделать.
Безобидный был малый...
- И никогда ни с кем не дрался?
- Ну кто же из мальчишек не дерется? Дрался, конечно. Это ведь у
них почти спорт.
- Мальчишке этому было, однако, уже около двадцати. К тому же за
подобный вид спорта, как мне достоверно известно, он имел несколько
приводов в милицию. Не мог он подраться с кем-нибудь, покинув ваш дом?
- Был навеселе, и потому не исключено...
- А приревновать Марину вашу к кому-нибудь у него не было
оснований?
- Какие же основания? Она вообще ухаживанием его пренебрегала.
Помнится, даже просила меня как-то шугануть его от нее.
- Ну, тогда вопросов к вам больше не имею, - заканчивает допрос
Татьяна, а сама думает: "Значит, нет у него пока желания набросить
тень подозрения на Ямщикова. Напротив, выгораживает вроде. Не упомянул
даже, что Бричкин пытался схватиться с Анатолием из-за Марины у него в
доме".
Олегу Рудакову очень хочется встретиться с Груниной, но об этом
нечего сейчас и думать. Убийство Бричкина добавило ей хлопот, и она,
конечно, не располагает свободным временем. Однако после допроса
Грачева Татьяна сама заходит в комнату общественного конструкторского
бюро, надеясь встретить там Пронского. Ей все еще не верится, что он
всерьез предложил инструментальщикам сконструировать механическую
ищейку. Увидев Виталия в окружении инструментальщиков, она отзывает
его в сторону.
- Здравствуй, Виталий! Ты, значит, решил окончательно заморочить
им головы электронной собакой?
- Почему заморочить? Я с ними об этом совершенно серьезно. К тому
же не обещаю, что соорудить кибернетическую ищейку будет легко.
И все-таки Татьяна не верит в серьезность его замысла.
- А вы как к этому относитесь? - спрашивает она подошедшего к ним
инженера-электроника. - Я имею в виду фантастическую идею Пронского.
- Замысел Виталия Сергеевича, конечно, очень смелый, - осторожно
отвечает на ее вопрос электроник, тоже еще довольно молодой человек. -
Боюсь даже, что слишком...
- Я отвечу вам на это вот какими словами, - самодовольно
улыбается Пронский. - "Нужно иметь храбрость поверить в свои
убеждения, иначе самое интересное, что могло прийти вам в голову, у
вас из-под носа заберут другие, более отважные духом". Хоть это и не
мои слова, но я их вполне разделяю.
Так как Пронский говорит довольно громко, к нему подходят
инструментальщики, члены конструкторского бюро, окружая его и Татьяну
тесным полукольцом. Анатолий Ямщиков иронически произносит:
- Еще бы вам не согласиться со словами основателя кибернетики
Норберта Винера!
- А почему все здесь говорят только о кибернетике и электронике?
Патером, похоже, зачем-то ему понадобились. Мы, правда, полагали, что
его мог интересовать главным образом Маврин...
- Грачев приглашал и его, но он без Вари не захотел, а Варя
наотрез отказалась. Она боится, как бы Вадим снова...
- Она умница, - хвалит Варю Олег. - Вадим ведь в свое время много
крови ей попортил...
- Ну хорошо, - нетерпеливо перебивает Олега Анатолий, - допустим,
что все так. Мы, может быть, и в самом деле нужны зачем-то Грачеву и
его таинственному боссу, но зачем же было на нас нападать? Хорошо еще,
что мы постояли за себя, а то они могли бы нас и искалечить...
- Я думаю, - убежденно замечает Рудаков, - это получилось уже не
по сценарию Грачева и его босса. Их подручные, наверное, уже по своей
инициативе хотели вас как следует проучить. И, думается мне, из-за
Марины.
- Да, может быть... - вздыхает Анатолий. - Но от Марины я ни за
что не отступлюсь!
- Опять ты о ней!
- Да, опять, и буду так о ней всегда!.. К замыслам братца своего
она никакого отношения не имеет. Ни минуты не сомневаюсь в этом. Между
прочим, она собирается на наш завод, в заводское профтехническое
училище...
- А вот это уже хорошо.
- Это очень хорошо! - восклицает Анатолий.
Помолчав, он добавляет:
- Когда я впервые был влюблен, а было это еще в школьные годы...
- В третьем классе, наверное? - смеется Олег.
- Нет, в девятом, - не замечая иронии Олега, уточняет Анатолий. -
Конечно, та мальчишеская, по существу, любовь не идет ни в какое
сравнение с этой. Но тогда я именно по-мальчишески собирал и записывал
афоризмы о любви. Память у меня сам знаешь какая. Я их почти дословно
и сейчас помню...
- Посмотри лучше на часы, видишь, сколько уже? - прерывает его
Олег. - Или ты останешься у меня ночевать?
- Нет, поеду домой, дед будет беспокоиться. А тебе не мешало бы
знать, что от любви к женщине родилось все прекрасное на земле. И
сказал это Горький. А Стендаль заметил, что хоть и много страшных
злодейств на свете, но самое страшное - задушить любовь.
- Твою?
- Нет, твою. И не притворяйся, пожалуйста, таким уж равнодушным.
Я давно уже заметил, что тебе нравится Таня Грунина. Чего
краснеешь-то?
- Но ведь никаких надежд, - невольно вырывается у Олега. - Я не
записывал никаких афоризмов о любви, но в каком-то из произведений
Белинского вычитал, что меркою достоинства женщины может быть мужчина,
которого она любит. Разве я для нее такой мужчина?
- А какой же? Для меня, если хочешь знать, ты всегда был образцом
настоящего мужчины, и я горжусь дружбой с тобой. Да и не только я...
- Спасибо, Толя! - порывисто протягивает руку другу Олег. - Но
ведь у нее может быть иная мера в оценке достоинств...
- Ну, просто противно слушать! - возмущается Анатолий. - Вот уж
кого любовь лишила разума, так это тебя!
- Хватит, однако, об этом, - устало произносит Олег. - И если ты
не хочешь оставаться у меня, то поторопись на метро.
На следующий день, встретившись с Андреем Десницыным, Рудаков
внимательно присматривается к нему. У него действительно синяк под
левым глазом, и выглядит он очень смущенным. Анатолий Ямщиков кое-как
замаскировал царапины на своем лице и бодрится больше обыкновенного.
Так и сыплет остротами. Но ребят из бригады Рудакова не проведешь, они
сразу сообразили, что было какое-то ЧП, однако не подают вида, что
догадываются об этом.
Зато Грачев невозмутим, как всегда. Деловито склонился над своим
верстаком с разметочной и доводочной плитками, тисками и смотровым
фонарем. Позади фонаря на специальной площадке аккуратно разложен его
рабочий инструмент.
"Хороший ведь слесарь. Работает добросовестно и вроде даже с
охотой, - думает о нем Рудаков. - Чего еще нужно этому человеку?.."
Для Олега это просто непостижимо.
А в цеху все идет своим порядком, хотя Рудакову кажется, будто
инструментальщики сегодня сдержаннее обычного. Не говорят так громко,
как всегда, и, кроме Ямщикова, никто не балагурит. Даже Гурген не
ругается по-армянски, когда роняет что-нибудь на пол или не находит
нужного ему инструмента. А может быть, Олегу кажется только, что
сегодня все полно какого-то особого значения?..
За несколько минут до обеденного перерыва в помещении мастера
цеха (Рудаков все еще замещает его) раздается звонок.
- Здравствуйте, Олег! - слышит он голос Татьяны. - Это Грунина.
Вернулась только вчера, и притом очень поздно, поэтому не смогла
позвонить.
- Я очень рад, Татьяна Петровна, что вы наконец-то!..
- А я должна сообщить вам кое-что не очень радостное.
У Олега сразу замирает сердце от недоброго предчувствия.
- Сегодня ночью, - продолжает Грунина, - на Конюховской улице
убит ударом ножа в спину некто Бричкин - девятнадцатилетний, нигде не
работающий парень. Участковому инспектору удалось установить, что был
он до этого в гостях у Грачевых. Выяснилось также, что находились там
и члены вашей бригады: Ямщиков и Десницын. Известно ли вам что-нибудь
об этом?
- Известно, Татьяна Петровна. Ямщиков был у меня вчера,
возвращаясь от Грачева.
- У вас перерыв через четверть часа? Ну, так я к тому времени
буду на заводе. Встретимся у комсорга вашего цеха.
- Знаете, как мы все по вас соскучились! - взволнованно говорит
Олег, когда они с Татьяной остаются одни в комнате комсорга. Он,
конечно, понимает, что время для такого разговора не очень подходящее,
но ничего не может с собой поделать и робко смотрит в глаза Татьяны,
страшась увидеть в них осуждение.
А она спрашивает:
- Все или вы лично?
- В общем-то, все, а я, наверное, больше всех...
Но тут в дверях появляется комсорг, выходивший в соседнюю
комнату, чтобы по просьбе Груниной послать кого-нибудь за Ямщиковым и
Десницыным.
- Сейчас придут, - сообщает он Татьяне. - Однако они тут явно ни
при чем. Я представить себе не могу, чтобы это кто-нибудь из них...
- Я тоже не думаю, что это дело их рук, - успокаивает его
Татьяна. - Кто убил Бричкина, нам пока неизвестно. Бесспорно лишь то,
что он был сильно пьян. А напился у Грачева. Его сестра Марина
получила аттестат зрелости. Вот они и отпраздновали это событие. Были
в тот вечер в гостях у Грачевых и Ямщиков с Десницыным. Прокуратура
уже возбудила дело об убийстве Бричкина, а мне поручено произвести
неотложные следственные действия. Поэтому придется допросить тут у вас
сначала Ямщикова, а потом Десницына.
- А Грачева? - спрашивает Рудаков.
- Его, конечно, тоже, но уже после них. Но вот и Ямщиков! Вы нас
оставьте, пожалуйста, наедине.
- О, Татьяна Петровна, наконец-то вы!.. - радостно восклицает
Анатолий, но, сообразив, что разговор с нею будет, видимо,
официальным, смущенно извиняется: - Простите, пожалуйста... Вы,
наверное, будете меня допрашивать о драке с этими подонками, и потому
всякие эмоции с моей стороны, конечно, неуместны.
- Да, к сожалению, разговор будет официальным, - сдержанно
улыбается Грунина. - Что поделаешь - таков закон. Расскажите мне об
этой драке поподробнее.
Ямщиков теперь уже гораздо спокойнее и обстоятельнее сообщает ей
все то, о чем так бурно поведал в минувшую полночь своему другу.
- А вы не смогли бы описать внешность напавших на вас? - просит
Грунина.
- Едва ли это мне удастся, - пожимает плечами Ямщиков. - В
темноте не разглядел, да и некогда было рассматривать, пришлось
обороняться. Ведь их было четверо. Впечатление о них самое общее -
этакие гривастые субъекты в доспехах хиппи.
- Но двух вы имели возможность разглядеть получше. Они, насколько
мне известно, были гостями Марины.
- Да я и там на них не очень смотрел - были более приятные для
меня лица, - улыбается Анатолий.
- А вот этого вы не узнаете? - спрашивает Грунина, протягивая
Ямщикову фотографию парня с худым, длинным лицом и локонами
средневекового лучника. Ее раздобыл где-то участковый инспектор,
обнаруживший труп Бричкина на Конюховской улице.
- О, этого помню! Этот действительно был у Марины. Она сказала
мне даже, что он самый нахальный из ее "поклонников". И в драке
вчерашней участвовал активнее других. А теперь вы скажите, пожалуйста,
Татьяна Петровна... Ох, извините меня, ради бога, что называю вас по
имени! На допросе это, наверное, не положено, но язык не
поворачивается называть вас гражданином инспектором. Ну, а что,
скажите, было нам делать: обратиться в бегство или защищаться?
- Никто вас за это и не винит. Я просто уточняю картину
происшествия, потому что все гораздо серьезнее, чем вы думаете. Не
заметили вы в руках напавших на вас парней ножа или другого острого
предмета?
- Нет, не заметил. Да и не было, наверно...
- Почему так думаете?
- А потому, что они были страшно разъярены, особенно тот,
которого вы мне показали. Даже камень пытался схватить, к счастью,
камень этот оказался слишком тяжелым. А будь у парня финка, он бы не
задумываясь пустил ее в ход. Его прямо-таки силком уволокли от нас
приятели, когда решили ретироваться, видя, что мы за себя умеем
постоять - я ведь боксер и самбист, а у Десницына, хоть он и бывший
богослов, чертовски увесистый кулак.
- Ох, Толя! - вздыхает Татьяна. - Я тоже должна бы вас
гражданином Ямщиковым называть, но и у меня язык не поворачивается...
А дело-то очень серьезное. Убит ведь этот "самый нахальный поклонник"
Марины Грачевой. Всадил ему кто-то нож в спину на той самой улице, где
вы дрались.
- Что вы говорите! - изумленно восклицает Ямщиков. - Выходит, что
подозревать теперь могут и меня и Десницына?..
- Формально - да.
- Эти подонки - дружки Бричкина - с удовольствием, конечно,
покажут на меня!
Двое из этих "дружков" уже находились в отделении милиции за
ночной дебош. Они разбили окна в одном из домов на соседней с
Конюховской улице и пытались избить прохожего. К тому же оказали
сопротивление доставившим их в отделение работникам милиции.
Допрашивая их, Грунина не задавала им прямых вопросов, но по косвенным
заключила, что об убийстве Бричкина им ничего не известно.
Могло оказаться, конечно, что убили его они сами в пьяной драке и
потому помалкивали, но, скорее всего, это не их рук дело. Не похоже,
чтобы и Грачев имел к этому отношение. Ему не следовало бы тогда
приглашать Бричкина в гости, чтобы потом не привлечь этим внимания к
себе следственных органов.
А не замешан ли здесь Туз?..
Чем больше думала Грунина о причастности Каюрова к убийству
Бричкина, тем тверже укреплялась в своей догадке. Но даже если это не
Туз и не его подручные, все равно он не упустит теперь случая обвинить
в этом Ямщикова и Десницына, а скорее всего - запугать их возможностью
такого обвинения...
С какой целью, однако? Это Татьяне было не очень ясно, но весьма
возможно, с целью шантажа. И ему очень может пригодиться для этого
бесследно исчезнувший четвертый участник ночной драки. Все попытки
работников милиции обнаружить его были пока безуспешны.
Допросила Грунина и Марину Грачеву. Девушка произвела на нее
хорошее впечатление. Об убийстве Бричкина ей тоже ничего не было
известно. О самом Бричкине она сказала:
- До седьмого класса мы учились с ним вместе. Он и тогда не давал
мне житья своим ухаживанием. И даже когда его исключили из школы за
вечную неуспеваемость и хулиганство, продолжал ко мне приставать и
отвязался только после того, как я пригрозила пожаловаться на него
брату.
Задала Грунина Марине несколько вопросов и о брате.
- Знаете, - задумчиво ответила ей Марина, - по-моему, он кое-чему
все-таки там научился. Я исправительную колонию имею в виду... Не то
чтобы совсем уж, но и не тот теперь, что был. Во-первых, пить бросил.
Работа, говорит, у меня такая, что либо кончай пить, либо переходи на
другую, по меньшему разряду и не с тем заработком. С микронами ведь
дело имеет, а с ними нужна твердая рука.
- Так совсем и не пьет? - не очень поверила ей Грунина.
- В сравнении с тем, что было, так почти совсем. И вообще стал,
по-моему, над многим задумываться... Вот если бы только не дружки его
прежние! - тяжело вздохнула Марина.
- А что за дружки? Собутыльники?
- Если бы только собутыльники! - снова вздохнула Марина, но
чувствовалось, что ничего больше об этом не скажет, и Грунина решила
пока не настаивать.
Начиная допрос Десницына, Грунина не смогла удержаться от того,
чтобы не сказать:
- Вот уж никак не ожидала этого от вас, бывшего богослова...
- А я более всего удручен, - с неожиданной для Груниной
решительностью восклицает Десницын, - тем, что мне постоянно
напоминают о моем духовном прошлом. Разве не ясно вам, что с ним все
кончено? А за свой поступок, совершенный прошлой ночью, а готов нести
ответственность по всей строгости закона, хотя нисколько в том не
раскаиваюсь, ибо поступил, по-моему, как подобает гражданину. К тому
же просто не имел права оставить своего товарища в беде.
- Вас в этом никто не обвиняет.
- Тогда я вас, простите, не понимаю. Чего же вы от меня не
ожидали? Того, что обороняться буду, а не уговаривать напавших на нас
подонков разойтись с миром? Или в соответствии с учением Христа, когда
они ударили меня по левой щеке, я должен был подставить им правую?
Нет, гражданин старший инспектор, я вполне сознательно дрался с ними и
очень горжусь, что мы с Ямщиковым обратили их в бегство...
- А я повторяю, - теперь уже весело улыбаясь, прерывает его
Татьяна, - что ни в чем вас не обвиняю. И если хотите знать мое личное
мнение - действовали вы, как настоящие мужчины.
- Правда? - улыбается теперь и Десницын.
- Но я обязана выяснить у вас, как все это происходило. Один из
напавших на вас хулиганов был ведь найден минувшей ночью убитым.
- Так вот оно что! Тогда я постараюсь вспомнить все поподробнее.
В какое время, кстати, произошло это убийство? Примерно около
двенадцати? Ну, а мы с Ямщиковым сели в такси в половине двенадцатого.
Нет, номера его я не запомнил. Вернее, просто не обратил на него
внимания. Но Анатолий разговорился с шофером, которого, как и меня,
звать Андреем. Потому, наверное, и запомнилось его имя. В разговоре
выяснилось еще и то, что мы были последними его пассажирами. Работа
его кончалась в двенадцать.
- А не сказал он вам случайно, из какого автопарка его такси?
- Нет, этого мы у него не спрашивали... Хотя, позвольте, он,
помнится, сам сказал, что ему по пути с Анатолием, который хотел
заехать на Автозаводскую улицу к Олегу Рудакову. Пригодится вам это?
- Пригодится, Андрей Васильевич. Скорее всего, это такси из
девятого таксомоторного, который находится под Автозаводским мостом.
Записав все показания Десницына в протокол и подписав его вместе
с ним, Татьяна, прежде чем отпустить Андрея, говорит:
- А теперь я хочу дать вам совет: если вас будут шантажировать,
уверять, что есть свидетели, которые докажут ваше соучастие в убийстве
Бричкина, немедленно дайте мне об этом знать. И ничего не бойтесь.
- А я и так ничего не боюсь.
Рудакову сегодня нелегко проводить политбеседу. Отвлекают
тревожные мысли о Ямщикове и Десницыне. Он не сомневается, что они ни
в чем не виноваты, но все-таки немного волнуется за них: как-то они
там отвечают на вопросы Татьяны Петровны?
А беседа становится очень горячей, и больше всех задает ему
вопросы Грачев. Он уверяет, что один его знакомый был недавно за
границей и, вернувшись, рассказывал, будто там теперь никакой разницы
между буржуазией и рабочими не существует. И у тех и у других
собственные машины, загородные дома и кое-что иное.
Многие инструментальщики только посмеиваются над этими баснями, а
он стоит на своем:
- Рудаков агитатор, пусть он и объяснит мне, как же все-таки
обстоит там с этим дело, чтобы я потом сам мог разоблачать эту брехню,
если, конечно, это брехня.
- Да при чем тут брехня? - ворчит кто-то. - В Америке
действительно многие рабочие на колесах, почти у всех машины.
- А почему? - спрашивает Рудаков.
- Вот ты и ответь! - выкрикивает Грачев.
- Да потому, что положение современного пролетариата, занятого на
поточно-конвейерном производстве, требует высокой профессиональной и
территориальной мобильности, - отвечает Рудаков.
- А ты попроще! - снова подает голос Грачев.
- Тут люди грамотные, - усмехается Рудаков, - сами понимают, что
прежний фабрично-заводской пролетариат имел дело с универсальным
оборудованием, требовавшим большого стажа работы. На таких
предприятиях не только рабочие дорожили местом, но и сами их хозяева
опасались потери уже обученных кадров. Рабочие этих заводов и фабрик
обычно концентрировались вокруг территории своих предприятий и не
нуждались в быстром и дешевом массовом транспорте.
- А сейчас у них разве не так?
- Современному поточно-конвейерному производству крупных
капиталистических стран требуется теперь такая рабочая сила, которую
можно быстро переподготовить и перебросить с одной работы на другую.
Нынешнему капиталистическому конвейеру уже не нужна высокая
профессиональная подготовка. Ему необходима лишь устойчивая
интенсивность труда, физическая выносливость, способность быстро
переключаться на новую работу, внимательность, готовность переносить
большие нервные нагрузки.
- А при чем же тут автомобили? - все еще недоумевает Грачев.
- Вот тебе и раз! - невольно восклицает его сосед. - А как же он
без собственного автомобиля приедет свежим на такую работу?
- И не в том только дело, - уточняет Рудаков. - Это рабочий уже
нового типа, он не очень квалифицирован, но лучше образован. И живет
не всегда рядом с производством, а часто за десятки километров. Но так
как частный и государственный транспорт обслуживает уже сложившийся, в
той местности поток пассажиров, хочешь не хочешь, приходится
приобретать собственную машину. В таких условиях это уже не роскошь,
не комфорт, а первая необходимость.
- А деньги на машину где же взять?
- Их приходится с боем вырывать у хозяев поточно-конвейерного
предприятия. Да и сами условия такого производства понуждают его
хозяев повышать заработную плату своим рабочим, чтобы они имели
возможность получать лучшее образование, лучше питаться и отдыхать.
Без этого им не выдержать бешеного темпа конвейерного производства, а
хозяевам - конкуренцию других предпринимателей. И как ни
парадоксально, но именно предприятия с самой высокой зарплатой
оказываются ареной наиболее острых классовых столкновений.
- А я снова хочу вернуться к машинам, - шумит Грачев. - Выходит
все-таки, что не все там нуждаются в машинах. Те, кто работает не на
поточно-конвейерном производстве, например. Для них это все же не
первая необходимость, а комфорт.
- Конкуренция делает свое дело во всей капиталистической
промышленности, - отвечает на его вопрос Рудаков. - Более высокий
уровень интенсивности труда поточно-конвейерных предприятий постепенно
распространяется и на другие отрасли капиталистического производства,
перестраивая потребности рабочей семьи. И одна из этих потребностей -
мобильность, необходимость иметь свой автомобиль, чтобы не быть
привязанным только к ближайшему заводу.
- И все-таки не у всех, наверно, такая нужда.
- Однако приходится покупать автомобили почти всем. Ведь стоит
только одной трети жителей какого-нибудь пригорода купить собственные
машины, как местная автобусная линия становится нерентабельной, и
компания снимает ее. И тогда две трети населения оказываются
вынужденными покупать себе собственные машины (большей частью, правда,
уже подержанные), чтобы было на чем вовремя добираться до своего
завода или службы.
- Там не напишешь жалобу в "вечерку" на плохую работу городского
транспорта, - смеется кто-то. - Не пожалуешься в райисполком или
Моссовет. В "свободном мире" всех интересует лишь собственная выгода.
А Рудаков, заключая беседу:
- Вот почему в Америке никого не удивляют безработные,
приезжающие за даровой похлебкой на собственных автомобилях. И конечно
же, ни о каком обуржуазивали рабочего класса там и речи быть не может.
... - Вот и снова встретились мы с вами, гражданин следователь, -
добродушно улыбаясь, говорит Груниной Грачев, вызванный ею на допрос.
- Не послушались, значит, моего совета, не пошли в актрисы? Стало
быть, работа эта вам по душе. А вот зачем снова допрашивать меня
собираетесь, не пойму что-то. Не дозволяется разве отмечать в семейной
обстановке такое событие, как получение родной сестрой аттестата
зрелости? Компания, не скрою, была веселой. Попели, потанцевали -
молодежь ведь. Ну и выпили малость, однако в пределах нормы. Это
раньше позволял я себе переборы, а теперь...
- О том, каким вы стали теперь, говорить, по-моему, рано, -
прерывает Грачева Грунина. - Это "теперь" только еще начинается, и от
вас зависит, как оно сложится. Но допрашивать я вас буду не о том, как
вы отметили получение аттестата зрелости.
- Так в чем же дело тогда?
- А дело в том, что один из ваших вчерашних гостей убит этой
ночью неподалеку от вашего дома.
- Убит?.. - слегка дрогнувшим голосом переспрашивает Грачев. В
глазах его растерянность, значит, это новость для него. - Вот уж чего
никак не ожидал. Все ведь было очень мирно, никто не перепил. Разве
вот только Васька Бричкин? Так он вообще оболтус, несерьезный малый...
- Зачем же вы тогда пригласили его на праздник сестры?
- Учился он с Мариной в одной школе и был в нее влюблен еще со
школьной скамьи, как говорится. Так это с ним, наверное, случилась
беда? Его это убили?..
- Да, его.
- Но кто? Кому этот жалкий забулдыга мог стать поперек пути?
- С вашей помощью я и хотела бы это выяснить. Когда он ушел от
вас?
- Около одиннадцати... В общем-то, я сам его выпроводил. Решил,
что ему уже хватит. Со своим корешем Филькой Паниным он и ушел. Этот
Панин может вам, пожалуй, больше моего теперь помочь. Они с Бричкиным
закадычные друзья.
- А когда разошлись остальные гости?
- Примерно через четверть часа. Перечислить, на верное, нужно,
кто был у меня?
Пока Грачев называет фамилии своих гостей, Грунина торопливо
думает:
"Похоже, что он действительно ничего не знает об этом убийстве.
Чистая случайность, что оно произошло, или, может быть, Каюров решил
избавиться от такого "неуправляемого" помощника, как Бричкин? Скорее
всего, было у них в ту ночь бурное объяснение. Не так, видно, вел себя
Бричкин у Грачева, и особенно потом, на улице, как ему предписывалось.
А Каюров вспыльчив... Может быть, и не хотел убивать, а только
проучить. Ну, а теперь сложившуюся ситуацию он, наверное, постарается
использовать для запугивания Ямщикова и Десницына..."
- Вот и все, что я могу вам сообщить, гражданин старший
инспектор, - заканчивает свои показания Грачев. - И совершенно
чистосердечно, безо всякой утайки. А что касается убийства Бричкина,
то ни малейшего представления не имею, кто бы мог это сделать.
Безобидный был малый...
- И никогда ни с кем не дрался?
- Ну кто же из мальчишек не дерется? Дрался, конечно. Это ведь у
них почти спорт.
- Мальчишке этому было, однако, уже около двадцати. К тому же за
подобный вид спорта, как мне достоверно известно, он имел несколько
приводов в милицию. Не мог он подраться с кем-нибудь, покинув ваш дом?
- Был навеселе, и потому не исключено...
- А приревновать Марину вашу к кому-нибудь у него не было
оснований?
- Какие же основания? Она вообще ухаживанием его пренебрегала.
Помнится, даже просила меня как-то шугануть его от нее.
- Ну, тогда вопросов к вам больше не имею, - заканчивает допрос
Татьяна, а сама думает: "Значит, нет у него пока желания набросить
тень подозрения на Ямщикова. Напротив, выгораживает вроде. Не упомянул
даже, что Бричкин пытался схватиться с Анатолием из-за Марины у него в
доме".
Олегу Рудакову очень хочется встретиться с Груниной, но об этом
нечего сейчас и думать. Убийство Бричкина добавило ей хлопот, и она,
конечно, не располагает свободным временем. Однако после допроса
Грачева Татьяна сама заходит в комнату общественного конструкторского
бюро, надеясь встретить там Пронского. Ей все еще не верится, что он
всерьез предложил инструментальщикам сконструировать механическую
ищейку. Увидев Виталия в окружении инструментальщиков, она отзывает
его в сторону.
- Здравствуй, Виталий! Ты, значит, решил окончательно заморочить
им головы электронной собакой?
- Почему заморочить? Я с ними об этом совершенно серьезно. К тому
же не обещаю, что соорудить кибернетическую ищейку будет легко.
И все-таки Татьяна не верит в серьезность его замысла.
- А вы как к этому относитесь? - спрашивает она подошедшего к ним
инженера-электроника. - Я имею в виду фантастическую идею Пронского.
- Замысел Виталия Сергеевича, конечно, очень смелый, - осторожно
отвечает на ее вопрос электроник, тоже еще довольно молодой человек. -
Боюсь даже, что слишком...
- Я отвечу вам на это вот какими словами, - самодовольно
улыбается Пронский. - "Нужно иметь храбрость поверить в свои
убеждения, иначе самое интересное, что могло прийти вам в голову, у
вас из-под носа заберут другие, более отважные духом". Хоть это и не
мои слова, но я их вполне разделяю.
Так как Пронский говорит довольно громко, к нему подходят
инструментальщики, члены конструкторского бюро, окружая его и Татьяну
тесным полукольцом. Анатолий Ямщиков иронически произносит:
- Еще бы вам не согласиться со словами основателя кибернетики
Норберта Винера!
- А почему все здесь говорят только о кибернетике и электронике?