Страница:
несерьезности. А что касается современных ученых, то ведь у них чем
безумнее идея, тем выше ей цена.
- Тут, однако, не то безумие, - невесело усмехается Дионисий.
- Не будем все же прерывать замышленного, ибо я не представляю
себе, чем Куравлев может быть нам опасен. Вы, однако ж, присматривайте
за ним.
Леонид Александрович уже не сомневается более, что это именно
Куравлев хотел в него выстрелить. А раз так, то он может учинить
расправу и еще над кем-нибудь. Над Настей, например, если она вздумает
помешать его замыслам. Даже если ему такое лишь покажется.
И не только Настя - могут и другие пострадать от его безумной
идеи. Кто знает, что затевает он там, за стенами духовной семинарии?
Только ли математический эксперимент? Пока не известно ведь, почему
взорвалась его вычислительная машина.
И он снова звонит Проклову:
- Вы уж извините, Юра, я опять по тому же вопросу. Вы сообщили
мне, что Куравлев сконструировал какую-то вычислительную машину. Но он
не специалист в области электроники, как же ему это удалось?
- Мы и сами удивляемся, Леонид Александрович.
- А нельзя узнать, не помогал ли ему кто-нибудь?..
Кречетов ждет ответного звонка весь день. А в начале седьмого
Юрий приходит к нему сам.
- Все выполнено, Леонид Александрович. Оказывается, Куравлеву
помогал конструировать электронно-вычислительное устройство сотрудник
нашего института инженер-электроник Бурдянский.
- Я так и полагал, что без посторонней помощи ему не обойтись. Вы
разговаривали с этим Бурдянским?
- Да, разговаривал.
- Ну, и что же вам Бурдянский рассказал?
- Говорит, что Куравлев предложил чертовски оригинальную идею и
она буквально захватила Бурдянского. На основе эвристического
программирования они создали нечто вроде "кибернетической личности".
- Но для этого им понадобился бы психолог.
- Бурдянский опытный кибернетик, он хорошо знаком с работами
академика Анохина. Работал даже некоторое время в его институте. К
тому же Бурдянский уверяет, что им удалось сконструировать устройство,
не копирующее переработку информации человека, а основанное на других
принципах искусственного мышления.
- Допустим, что все это именно так, - задумчиво произносит
Кречетов. - Во всяком случае, я могу как-то представить себе такое
устройство. Непонятно мне другое: неужели Бурдянский разделяет
бредовые религиозные идеи Куравлева? Не знает он разве, с какой целью
создается это электронное устройство?
- Спрашивал я его, а он говорит: "Мне важны куравлевские идеи
эвристического программирования, его математическая интуиция и
познания в области физики, а не то, с кем он собирается общаться".
Ведь с помощью такого устройства, Леонид Александрович, если только
они его создадут, можно будет общаться с любой инопланетной
цивилизацией, в том числе и с самим господом богом, если только
таковой обнаружится...
- В какой стадии их работа?
- Бурдянский считает, что они на полпути.
- Ну, а почему у Куравлева произошел взрыв? Что там у него могло
взорваться?
- Да никакого взрыва и не было, оказывается. Произошел просто
пожар, от короткого замыкания и еще каких-то неполадок. Сам Куравлев
при этом был обнаружен на полу без чувств. А когда его привели в
сознание, понес такое... Похоже, что он на самом деле свихнулся на
идее общения со всевышним.
Как только Настя приезжает в Москву, она тотчас же звонит
Кречетову:
- Это я, Леонид Александрович, Настя Боярская.
- Очень рад вас слышать, Настенька. Ну, что у вас нового?
- Магистр Травицкий привез в Благов машину Куравлева. Приводят
теперь ее в порядок с помощью какого-то специалиста по электронике.
- Как его фамилия?
- Не знаю. Забыла спросить.
Леонид Александрович почти не сомневается, что приводит в порядок
электронную машину тот самый инженер, вместе с которым Куравлев
конструировал ее. И он снова звонит Проклову:
- Вы уж меня простите, пожалуйста, Юра, что я вам так надоедаю...
- Да что вы, Леонид Александрович! Я всегда рад сделать для вас
все, что только в моих силах.
- Ну, спасибо вам! Узнайте тогда, пожалуйста, не просил ли
Куравлев или кто-нибудь от его имени инженера Бурдянского помочь ему
восстановить электронную машину после пожара.
Проклов звонит Кречетову поздно вечером, когда профессор уже и не
ждет его звонка.
- Все узнал, Леонид Александрович, - докладывает он. - Извините
только, что так поздно, - пришлось домой к Бурдянскому съездить.
Заболел он, оказывается, а с машиной возится его помощник,
телевизионный техник по фамилии Серко.
- Почему телевизионный? - удивляется Кречетов.
- Бурдянский говорит, что у него золотые руки и по монтажу
мельчайших деталей любых конструкций он просто незаменим. По словам
Бурдянского, этот Серко далеко бы пошел, если бы не пил. Его за это из
телевизионного ателье выставили. А Бурдянский пожалел и взял себе в
помощники. Работает теперь у них за скромное вознаграждение и пока
вроде не пьет.
- Бурдянский знает о том, что их машина уже в Благове?
- Знает. Куравлев сообщил ему об этом. Сказал, что духовенство
будет оплачивать все расходы.
- А приезжал за нею сам Куравлев?
- Нет, какой-то сотрудник духовной семинарии.
- Травицкий?
- Да, кажется, он.
"Что-то тут неладно, - прохаживаясь по кабинету, думает Кречетов.
- Чего было им спешить с перевозкой машины? Могли бы дождаться, когда
Бурдянский выздоровеет. Да и что за человек этот телетехник? Не
проходимец ли какой? А что, если посоветоваться со старым моим
знакомым, полковником милиции Ивакиным?.."
Не раздумывая более, профессор Кречетов набирает телефон Ивакина
и рассказывает полковнику все, что ему известно о подготовке к
эксперименту Куравлева.
- Магистр Травицкий, судя по всему, человек с размахом. Он может
и маленькое светопреставление учинить, дабы доказать существование
всевышнего. Боюсь даже, как бы стены духовной семинарии не рухнули от
звука электронного органа Куравлева, подобно стенам Иерихона. Надо бы
предупредить об этом тамошние власти. Пусть они пожарную команду
держат наготове.
- Сегодня же свяжусь с их Управлением внутренних дел, - обещает
полковник Ивакин.
Как ни старается Травицкий разными путями удалить Дионисия
Десницына из того домика, в котором поселился теперь Куравлев,
Дионисий довольно часто бывает там. Он все более убеждается, что
Куравлев не проявляет заметного интереса к своей машине. Похоже даже,
что у него нет в ней пока особой нужды. Он устроился в одной из комнат
и уже начал свои расчеты, вполне обходясь обыкновенной авторучкой и
логарифмической линейкой. А телевизионный техник копается в его
электронной машине один.
Техник этот тоже не очень нравится Дионисию. От него попахивает
спиртным, хотя по поведению его не заметно, чтобы он был нетрезв.
Похоже также, что в электронике он неплохо разбирается, ибо в
вычислительной машине Куравлева начинают появляться какие-то признаки
жизни - мигают лампочки на пульте управления, пощелкивает что-то в
блоках долговременной и ассоциативной памяти.
Иногда Куравлев вступал в разговор с Дионисием, излагая ему
теорию английского физика-идеалиста Хойла о "непрерывности творения
материи из ничего". И никакие доводы Десницына о том, что Хойл не
делал из этого религиозных выводов, ни в чем его не убеждали.
- Хойл высмеивал ведь библейскую космогонию, - говорил Десницын.
- Называл ее "простой мазней" и "самообманом". К тому же, насколько
мне известно, он теперь не только подверг основательной ревизии свою
теорию, но и отказался от основных ее положений.
- Не знаю, не знаю, - меланхолически покачивал головой Куравлев.
- Папа Пий Двенадцатый, например, не был ее противником. Она позволяла
ему утверждать, что за каждой дверью, открываемой наукой, все яснее
обнаруживается присутствие бога.
А старый богослов Десницын, слушая все это, лишь усмехался про
себя. Он-то хорошо знает, как богословы хватаются за все новые
достижения науки. Ему вспоминается речь профессора теологической
физики Каулсона, произнесенная им на традиционном годичном собрании
Британской ассоциации. Вселенная, по Каулсону и другим модернизаторам
Библии, в том числе и папы Пия XII, оказывается созданной уже не из
ничего, как должно бы быть в соответствии с основными религиозными
догматами, а из "атома-отца", который существовал будто бы вечно. Ну,
а почему всевышний, целую вечность не испытывавший потребности в
творении, вспомнил вдруг об "атоме-отце" и повелел ему расшириться до
масштабов современной Вселенной, на это ни Библия, ни почтенный
профессор теологической физики Каулсон, ни папа Пий XII не дали
ответа.
Рассказав Андрею о всех этих ухищрениях Каулсона за обеденной
трапезой, Дионисий спрашивает его, пряча в бороду лукавую усмешку:
- А тебя, Андрей, не интересует разве, чем же был занят всевышний
до сотворения мира? Такой вопрос могут ведь задать слушатели духовной
семинарии, если ты останешься тут преподавателем. А в священники
пойдешь - могут спросить об этом прихожане. Что ты им ответишь? Что не
задумывался над этим? Зато Августин Блаженный, когда ему задали такой
вопрос, не растерялся. Он ответил, что бог до сотворения неба и земли
трудился над созданием ада, чтобы отправлять туда людей, задающих
подобные вопросы.
- Но если оставить в покое акт творения Вселенной и то, какими
делами был занят до этого творец, чем же объяснить, что Вселенная
расширяется и в настоящее время? - спрашивает Андрей. - Ведь это факт,
установленный наукой.
- Из этого не следует, однако, что Вселенная была когда-то
сотворена. Расширение ее обусловлено свойствами самого пространства,
нестационарностью его, как говорят астрофизики. К тому же расширение
Вселенной через какой-то период может смениться сжатием и уплотнением
космической материи.
- Снова до масштабов "атома-отца"?
- Философы-материалисты называют такое состояние бесконечной
плотностью всех видов материи. А попеременное то сжатие, то расширение
носит у них название "пульсирующей Вселенной".
- И кому-нибудь известно, сколько времени длится каждый период
этих, наверное, катастрофических пульсаций? - с явным недоверием
спрашивает Андрей, хотя он нисколько не сомневается, что все,
сказанное дедом, не его выдумка. Он, конечно, добросовестнейшим
образом вычитал все это из научных и философских книг.
- Да приблизительно известно, - отвечает внуку Дионисий. - Около
двадцати миллиардов лет. Поговорим, однако, и о земных проблемах. Ты
заметил, что Куравлев пытается изменить тему своего эксперимента?
- Чем же это объяснить?
- Психической неуравновешенностью его, а может быть, каким-то
инстинктивным страхом. Мне даже кажется, что страх этот, сам того не
желая, внушил ему Травицкий, беспрерывно намекая на возможность
вмешательства всевышнего в ход его эксперимента. Кто знает, может
быть, даже пожар, происшедший на его квартире, представляется ему
теперь таким вмешательством.
- А что, если и в самом деле?..
- Я вижу: нагнал на вас страха этот магистр! - смеется Дионисий.
- Ну, а какое впечатление производит на тебя телетехник, который все
еще ковыряется в машине Куравлева?
- Хитрый мужичок.
- Начал, значит, разбираться в людях, - хвалит внука Дионисий. -
Зачем Травицкому столь срочный ремонт этой электронной машины, если у
Куравлева нет пока желания на ней работать?
Андрей не знает, что ответить деду, хотя ему тоже все это кажется
странным. А Дионисий, помолчав немного и, видимо, все еще размышляя о
Травицком, задумчиво произносит:
- Ну, а что касается угроз его Насте, в это я не верю что-то.
Наверное, просто припугнуть хотел, чтобы не вмешивалась не в свои
дела.
- А я нисколько не сомневаюсь, что он может осуществить свои
угрозы, - убежденно говорит Андрей, и в голосе его слышится тревога.
Волнение его еще более возрастает, когда он узнает, что Травицкий
уехал зачем-то в Москву. Ведь там Настя, не случилось бы с ней чего?..
- Ну что с ней может случиться? - успокаивает его Дионисий. - Она
не маленькая, к тому же живет у своих родных, и они, в случае чего,
немедленно позвонят ее отцу. А у Травицкого мало ли какие могут быть
дела в столице. Да он и не один поехал, а с телетехником Серко.
Полковник милиции Ивакин наводит справки о телевизионном технике
Семене Серко. Выясняется, что, до того как приобрел Семен Серко
специальность техника по телевизионной аппаратуре, работал он
взрывником, а потом электротехником в "Желдорвзрывпроме". Старший брат
его, Михаил Серко, и сейчас заведует складом взрывчатых веществ
подмосковного железнодорожного карьера.
Хотя прямой связи между этими фактами пока нет, это настораживает
Ивакина, знакомого, со слов Кречетова, с ситуацией, сложившейся в
духовной семинарии. Сняв трубку с телефонного аппарата, он набирает
номер одного из сослуживцев, сведущего во взрывных работах.
- Сергей Сергеевич? Ивакин тебя приветствует! Скажи, пожалуйста,
на складах железнодорожных карьерных хозяйств какая взрывчатка?
- Всякая, - отвечает Сергей Сергеевич. - В основном аммониты
разных характеристик.
- Эти вещества, кажется, не большой мощности?
- Да, бризантные, пониженной мощности, для внутренних зарядов.
- А что же применяется для наружных при карьерных работах?
- Тротил и пластит. Эти помощнее.
- Каковы их вес и форма?
- Аммониты бывают в бумажной таре, примерно по сорок килограммов
в каждом мешке. Но есть и патронированные, по двести и триста граммов
в патроне.
- Из тех, что можно достать на обычном складе, самые высокие
взрывные свойства, насколько я понимаю, у тротила?
- Да, его бризантность примерно в два раза выше, чем у аммонитов.
- Спасибо тебе, Сергей Сергеевич, - благодарит полковник.
Потом он набирает номер телефона одного из заместителей
начальника Управления железнодорожной милиции и просит его узнать, что
собою представляет Серко-старший, работающий завскладом взрывчатых
веществ подмосковного железнодорожного карьера.
Спустя полчаса ему сообщают:
- Михаил Семенович Серко работает заведующим складом взрывчатки
около пяти лет и находится на самом лучшем счету. Неоднократно
премирован. Недавно проходившая ревизия его склада отметила отличное
состояние имущества и систему учета.
- Ну, а в каком состоянии его отношения с младшим братом, это
вам, наверно, неизвестно? - полушутя, полусерьезно спрашивает Ивакин.
- Да, это нам неизвестно.
Подозрение, зародившееся было у Ивакина, лишается теперь почвы.
Нужно было бы, однако, осмотреть электронную машину Куравлева
кому-нибудь из специалистов, чтобы точно знать, что там делает с нею
Серко-младший, но как это осуществить?.. А что, если попросить
съездить туда инженера Бурдянского, который, по словам профессора
Кречетова, помогал Куравлеву конструировать его машину?
И полковник Ивакин снова берется за телефон. Он звонит директору
института, в котором работает Бурдянский. Но и тут полковника
постигает неудача. Бурдянский, оказывается, все еще болен и лежит в
постели.
"Прямо-таки не знаю теперь, с какого же конца подобраться к этой
злосчастной машине!.." - вздыхает Ивакин.
На всякий случай он звонит профессору Кречетову, в надежде узнать
у него что-нибудь новое о подготовке к эксперименту Куравлева или,
может быть, уже о ходе этого эксперимента.
- Здравствуйте, Леонид Александрович! Это Ивакин вас беспокоит.
Ну, что у вас новенького? Как там богословы поживают? Дал уже им знать
о себе "всевышний"?
- Куравлев пытается пока наладить связь с ним "вручную", с
помощью авторучки и логарифмической линейки, - смеется профессор
Кречетов. - Но главная надежда возлагается, видимо, на электронную
машину, и не столько Куравлевым, сколько Травицким.
- Анастасия Боярская сможет ли и в дальнейшем информировать вас о
действиях Травицкого и Куравлева?
- У нее скоро защита кандидатской, и теперь она не скоро поедет в
Благов.
- А нам теперь особенно важно знать, что там происходит. Похоже,
что у них развернутся скоро серьезные, может быть, даже трагические
события.
- Есть, значит, основание опасаться этого? Учтите тогда и то
обстоятельство, что благовский магистр Травицкий был вчера в Москве и
заходил к инженеру Бурдянскому. Известно мне это со слов бывшего моего
ученика Проклова. Он сообщил мне также, что Травицкий интересовался,
много ли времени понадобится для завершения конструкции электронного
устройства Куравлева.
- А как относится Бурдянский к религиозным идеям Куравлева?
- Его они не волнуют. Он человек трезвого мышления, интересуется
лишь техническими проблемами конструирования электронного устройства
на принципах эвристического программирования.
Едва Ивакин опускает трубку, как раздается звонок из Управления
железнодорожной милиции.
- Здравствуйте, товарищ полковник! Это капитан Мухин. Я по поводу
вчерашнего нашего разговора о Семене Серко. Один из наших сотрудников
заметил его сегодня возле склада, которым заведует его брат.
- Разве доступ туда свободен?
- Ну, для брата-то он, наверное, пропуск оформил. Это ведь не
военный, а гражданский склад взрывчатки.
- И у него было что-нибудь в руках?
- Нет, ничего не было.
- Спасибо вам за эти сведения, товарищ Мухин, может быть, они нам
и пригодятся.
То, что у Семена Серко ничего не было в руках, не успокаивает
полковника Ивакина. Не мог он разве положить в карман пальто не только
детонирующий шнур и электродетонатор, но и патрон аммонита или заряд
тротила?
Чем больше думает об этом полковник Ивакин, тем тревожнее
становится у него на душе. Он почти зримо представляет себе, как с
помощью электродетонаторов и тротила можно было бы организовать
"вмешательство всевышнего" в эксперимент Куравлева. Достаточно лишь
включить его электронно-вычислительное устройство, пусть даже не
вполне исправное, чтобы оно вместе с Куравлевым взлетело на воздух. А
Травицкий потом объявит все это "гневом всевышнего...".
За Настей полковник Ивакин заезжает рано утром. Они договорились
о встрече еще вчера. Выслушав полковника, Настя решает:
- Я должна туда поехать!
- Мы не сомневались, что вы примете такое решение. Сколько вам
нужно времени, чтобы собраться?
- Я готова хоть сейчас.
На улице их уже ждут две машины. В одной сидит только шофер. Во
второй, кроме шофера, еще двое в пальто и меховых шапках. Один из них
представляется Насте капитаном Антоновым, другой - старшим лейтенантом
Пушковым.
- Ну, желаю удачи! - кивает им полковник.
Шофер включает газ, и машина на большой скорости направляется к
Варшавскому шоссе.
- Обстановка не из легких, - обернувшись к Насте, говорит
капитан. - Точно мы ничего пока не знаем, поэтому действовать
официально не имеем возможности. Вся надежда на вашу помощь.
- А может быть, уже поздно? - с тревогой спрашивает Настя.
- Не думаю, - отвечает ей капитан, включая рацию. - Как там у
вас? - спрашивает он кого-то. - Все по-прежнему? Ну, добро. Мы уже
выехали. Рацию будем все время держать на приеме... Наши люди следят
за домом, в котором находятся Куравлев с Травицким.
Машина мчит на предельной скорости. Лишь когда до Благова
остается всего несколько километров, из динамика рации слышатся
позывные:
- Говорит "Бета", говорит "Бета"... "Тау" вышел только что со
своей базы. Вышел поспешно. Похоже, что очень чем-то взволнован.
Насте уже известно, что оперативная группа, возглавляемая
капитаном Антоновым, и все участники сегодняшней операции зашифрованы
греческими буквами. Сам Антонов - "Альфа", ведущий наблюдение за домом
Куравлева - "Бета", Десницыны - "Дельта", а Травицкий - "Тау". Значит,
из дома, в котором установлена электронная машина Куравлева, вышел
Травицкий.
- Его сопровождает кто-нибудь из наших? - спрашивает капитан
своего коллегу, зашифрованного буквой "Бета".
- Да, сопровождают. Кажется, "Тау" встревожило прибытие в Благов
представителя синода.
- Этот представитель уже пришел к ним?
- Нет, пока у ректора семинарии.
Машина влетает в город и сбавляет скорость.
Как только она останавливается на углу Овражной улицы, к ней
сразу же подходит какой-то мужчина.
- Ну, как тут у вас, товарищ лейтенант? - спрашивает его капитан.
- К Куравлеву только что прибыло духовное начальство из синода в
сопровождении ректора семинарии.
- Тогда нам нужно спешить!
- Теперь едва ли что-нибудь произойдет, товарищ капитан, -
успокаивает Антонова лейтенант.
- Почему? - удивляется Антонов.
- Мы выключили ток по всей Овражной улице, и в машине Куравлева
не сработает теперь никакой электродетонатор, если только он вообще
там установлен.
- Молодцы! Приняли правильное решение. - И, обернувшись к Насте,
Антонов спрашивает: - Вам все ясно, Анастасия Ивановна?
- Я хотела бы только знать, там ли Десницыны?
- Да, они там, - отвечает ей лейтенант.
Настя выходит из машины и в сопровождении лейтенанта идет вдоль
Овражной улицы, застроенной небольшими деревянными зданиями. У
высокого глухого забора лейтенант останавливается.
- Нужный нам дом в глубине этого двора, - говорит он Насте. - А
калитка тут все время на запоре, но я помогу вам ее открыть.
- А может быть, лучше постучать или позвонить? Открывать ее
пойдет, наверное, кто-нибудь из Десницыных.
- Да, пожалуй, так будет лучше.
- Только придется стучать, ток ведь выключен, и электрический
звонок, конечно, не работает. Дайте-ка стукну я, нужно погромче, чтобы
услышали.
Ударив несколько раз кулаком в гулкие доски калитки, лейтенант
шепчет Насте:
- Я буду все время поблизости...
- Не думаю, чтобы вы понадобились, раз там Десницыны.
Не без волнения, однако, всматривается Настя через щели калитки в
двустворчатые двери особняка. Ей видна еще и серая "Волга", стоящая
неподалеку от входа в жилище бывшего проректора духовной семинарии.
Это на ней, наверное, прибыло сюда духовное начальство из столицы.
"А что, если калитку откроет шофер машины?.." - тревожно думает
Настя. Но вот распахивается дверь особняка, и во двор выходит Андрей
Десницын в накинутой на плечи шубе деда.
- Это ты?.. - удивляется он, распахнув калитку.
Настя в двух словах объясняет ему, зачем пришла сюда, и просит
проводить ее к машине Куравлева.
- А ему я что скажу? - растерянно спрашивает Андрей.
- Что я специалистка по электронике, что меня сам Травицкий
прислал. Его ведь нет тут сейчас?
- Да, ушел куда-то... Как только ему сообщили, что сюда должны
прийти ректор с приехавшими из Москвы представителями синода, он сразу
же засуетился. Отодвинул зачем-то машину Куравлева и стал в ней
копаться...
- А она не была разве подключена к электрической сети?
- Не знаю... Нет, наверное. Куравлев не спешил ее включать, хотя
Травицкий торопил его.
- А где был в это время техник Серко?
- Он сегодня с самого утра навеселе. Покрутился тут немного и
исчез. Я слышал, как Травицкий звал его, когда отодвигал машину. Потом
выругался и побежал куда-то. Может быть, искать Серко... Пока их нет,
нужно бы проскочить туда поскорее.
Миновав двор, они входят сначала в темный коридор, а потом в
прихожую с большим шкафом и вешалкой. Здесь висят добротные шубы
духовного начальства. Одна дверь из прихожей ведет направо, другая
налево. Из той, что направо, слышны голоса.
- Они там с Куравлевым беседуют, - шепчет Андрей. - А машина его
вот в этой комнате. Идем скорее!
Он помогает Насте раздеться и ведет в просторное помещение, одну
из стен которого занимает электронное устройство Куравлева. Оно
состоит из пульта управления с многочисленными кнопками и нескольких
шкафов, заполненных немыслимым переплетением проводов и триггерных
реле. Пока Настя проверяет, включена ли машина в электрическую сеть, в
комнату торопливо входит Дионисий Десницын.
- Оправдались, значит, наши опасения? - с трудом сдерживая
волнение, спрашивает он.
- Да, похоже на то, - отвечает ему Настя.
- Но какой же тут может быть сюрприз?
- Скорее всего, электродетонатор и патрон тротила или аммонита.
- А вы в этом разбираетесь?
- Мне объяснили, как они выглядят.
- Андрей, - обращается Дионисий к внуку, - помоги-ка мне
отодвинуть эту адскую машину.
Вдвоем они осторожно поворачивают шкафы с электронной аппаратурой
поближе к окну.
Теперь, при свете, падающем из окна, хорошо видна вся
внутренность электронного устройства.
- Вот он - электродетонатор! - восклицает Настя. - Значит, где-то
тут должна быть и тротиловая шашка...
- Для "вмешательства всевышнего" все, значит, было наготове? -
усмехается Десницын-старший. - Но вы ничего тут не трогайте и не
отключайте. Я позову сейчас ректора и представителя синода, он,
кстати, вообще не очень доволен этой затеей. Пусть полюбуются работой
магистра Травицкого, которому атеистка Боярская помешала обрушить гнев
господний на несчастного Куравлева, дерзнувшего потревожить
всевышнего.
...На следующий день утром, перед тем как уехать в Москву, Настя
заходит к Десницыным. Дверь ей открывает Андрей:
- Я тут один, проходи. Дед ушел в магазин. Он у нас сам ведет все
хозяйство.
- Я зашла попрощаться. Вернусь уже после защиты диссертации. Но
теперь у меня спокойно на сердце. Если что и тревожит, то только твоя
судьба...
- А у нас с дедом все уже решено, - улыбается Андрей.
Весь он сейчас какой-то другой, чем прежде. Все в нем иное -
безумнее идея, тем выше ей цена.
- Тут, однако, не то безумие, - невесело усмехается Дионисий.
- Не будем все же прерывать замышленного, ибо я не представляю
себе, чем Куравлев может быть нам опасен. Вы, однако ж, присматривайте
за ним.
Леонид Александрович уже не сомневается более, что это именно
Куравлев хотел в него выстрелить. А раз так, то он может учинить
расправу и еще над кем-нибудь. Над Настей, например, если она вздумает
помешать его замыслам. Даже если ему такое лишь покажется.
И не только Настя - могут и другие пострадать от его безумной
идеи. Кто знает, что затевает он там, за стенами духовной семинарии?
Только ли математический эксперимент? Пока не известно ведь, почему
взорвалась его вычислительная машина.
И он снова звонит Проклову:
- Вы уж извините, Юра, я опять по тому же вопросу. Вы сообщили
мне, что Куравлев сконструировал какую-то вычислительную машину. Но он
не специалист в области электроники, как же ему это удалось?
- Мы и сами удивляемся, Леонид Александрович.
- А нельзя узнать, не помогал ли ему кто-нибудь?..
Кречетов ждет ответного звонка весь день. А в начале седьмого
Юрий приходит к нему сам.
- Все выполнено, Леонид Александрович. Оказывается, Куравлеву
помогал конструировать электронно-вычислительное устройство сотрудник
нашего института инженер-электроник Бурдянский.
- Я так и полагал, что без посторонней помощи ему не обойтись. Вы
разговаривали с этим Бурдянским?
- Да, разговаривал.
- Ну, и что же вам Бурдянский рассказал?
- Говорит, что Куравлев предложил чертовски оригинальную идею и
она буквально захватила Бурдянского. На основе эвристического
программирования они создали нечто вроде "кибернетической личности".
- Но для этого им понадобился бы психолог.
- Бурдянский опытный кибернетик, он хорошо знаком с работами
академика Анохина. Работал даже некоторое время в его институте. К
тому же Бурдянский уверяет, что им удалось сконструировать устройство,
не копирующее переработку информации человека, а основанное на других
принципах искусственного мышления.
- Допустим, что все это именно так, - задумчиво произносит
Кречетов. - Во всяком случае, я могу как-то представить себе такое
устройство. Непонятно мне другое: неужели Бурдянский разделяет
бредовые религиозные идеи Куравлева? Не знает он разве, с какой целью
создается это электронное устройство?
- Спрашивал я его, а он говорит: "Мне важны куравлевские идеи
эвристического программирования, его математическая интуиция и
познания в области физики, а не то, с кем он собирается общаться".
Ведь с помощью такого устройства, Леонид Александрович, если только
они его создадут, можно будет общаться с любой инопланетной
цивилизацией, в том числе и с самим господом богом, если только
таковой обнаружится...
- В какой стадии их работа?
- Бурдянский считает, что они на полпути.
- Ну, а почему у Куравлева произошел взрыв? Что там у него могло
взорваться?
- Да никакого взрыва и не было, оказывается. Произошел просто
пожар, от короткого замыкания и еще каких-то неполадок. Сам Куравлев
при этом был обнаружен на полу без чувств. А когда его привели в
сознание, понес такое... Похоже, что он на самом деле свихнулся на
идее общения со всевышним.
Как только Настя приезжает в Москву, она тотчас же звонит
Кречетову:
- Это я, Леонид Александрович, Настя Боярская.
- Очень рад вас слышать, Настенька. Ну, что у вас нового?
- Магистр Травицкий привез в Благов машину Куравлева. Приводят
теперь ее в порядок с помощью какого-то специалиста по электронике.
- Как его фамилия?
- Не знаю. Забыла спросить.
Леонид Александрович почти не сомневается, что приводит в порядок
электронную машину тот самый инженер, вместе с которым Куравлев
конструировал ее. И он снова звонит Проклову:
- Вы уж меня простите, пожалуйста, Юра, что я вам так надоедаю...
- Да что вы, Леонид Александрович! Я всегда рад сделать для вас
все, что только в моих силах.
- Ну, спасибо вам! Узнайте тогда, пожалуйста, не просил ли
Куравлев или кто-нибудь от его имени инженера Бурдянского помочь ему
восстановить электронную машину после пожара.
Проклов звонит Кречетову поздно вечером, когда профессор уже и не
ждет его звонка.
- Все узнал, Леонид Александрович, - докладывает он. - Извините
только, что так поздно, - пришлось домой к Бурдянскому съездить.
Заболел он, оказывается, а с машиной возится его помощник,
телевизионный техник по фамилии Серко.
- Почему телевизионный? - удивляется Кречетов.
- Бурдянский говорит, что у него золотые руки и по монтажу
мельчайших деталей любых конструкций он просто незаменим. По словам
Бурдянского, этот Серко далеко бы пошел, если бы не пил. Его за это из
телевизионного ателье выставили. А Бурдянский пожалел и взял себе в
помощники. Работает теперь у них за скромное вознаграждение и пока
вроде не пьет.
- Бурдянский знает о том, что их машина уже в Благове?
- Знает. Куравлев сообщил ему об этом. Сказал, что духовенство
будет оплачивать все расходы.
- А приезжал за нею сам Куравлев?
- Нет, какой-то сотрудник духовной семинарии.
- Травицкий?
- Да, кажется, он.
"Что-то тут неладно, - прохаживаясь по кабинету, думает Кречетов.
- Чего было им спешить с перевозкой машины? Могли бы дождаться, когда
Бурдянский выздоровеет. Да и что за человек этот телетехник? Не
проходимец ли какой? А что, если посоветоваться со старым моим
знакомым, полковником милиции Ивакиным?.."
Не раздумывая более, профессор Кречетов набирает телефон Ивакина
и рассказывает полковнику все, что ему известно о подготовке к
эксперименту Куравлева.
- Магистр Травицкий, судя по всему, человек с размахом. Он может
и маленькое светопреставление учинить, дабы доказать существование
всевышнего. Боюсь даже, как бы стены духовной семинарии не рухнули от
звука электронного органа Куравлева, подобно стенам Иерихона. Надо бы
предупредить об этом тамошние власти. Пусть они пожарную команду
держат наготове.
- Сегодня же свяжусь с их Управлением внутренних дел, - обещает
полковник Ивакин.
Как ни старается Травицкий разными путями удалить Дионисия
Десницына из того домика, в котором поселился теперь Куравлев,
Дионисий довольно часто бывает там. Он все более убеждается, что
Куравлев не проявляет заметного интереса к своей машине. Похоже даже,
что у него нет в ней пока особой нужды. Он устроился в одной из комнат
и уже начал свои расчеты, вполне обходясь обыкновенной авторучкой и
логарифмической линейкой. А телевизионный техник копается в его
электронной машине один.
Техник этот тоже не очень нравится Дионисию. От него попахивает
спиртным, хотя по поведению его не заметно, чтобы он был нетрезв.
Похоже также, что в электронике он неплохо разбирается, ибо в
вычислительной машине Куравлева начинают появляться какие-то признаки
жизни - мигают лампочки на пульте управления, пощелкивает что-то в
блоках долговременной и ассоциативной памяти.
Иногда Куравлев вступал в разговор с Дионисием, излагая ему
теорию английского физика-идеалиста Хойла о "непрерывности творения
материи из ничего". И никакие доводы Десницына о том, что Хойл не
делал из этого религиозных выводов, ни в чем его не убеждали.
- Хойл высмеивал ведь библейскую космогонию, - говорил Десницын.
- Называл ее "простой мазней" и "самообманом". К тому же, насколько
мне известно, он теперь не только подверг основательной ревизии свою
теорию, но и отказался от основных ее положений.
- Не знаю, не знаю, - меланхолически покачивал головой Куравлев.
- Папа Пий Двенадцатый, например, не был ее противником. Она позволяла
ему утверждать, что за каждой дверью, открываемой наукой, все яснее
обнаруживается присутствие бога.
А старый богослов Десницын, слушая все это, лишь усмехался про
себя. Он-то хорошо знает, как богословы хватаются за все новые
достижения науки. Ему вспоминается речь профессора теологической
физики Каулсона, произнесенная им на традиционном годичном собрании
Британской ассоциации. Вселенная, по Каулсону и другим модернизаторам
Библии, в том числе и папы Пия XII, оказывается созданной уже не из
ничего, как должно бы быть в соответствии с основными религиозными
догматами, а из "атома-отца", который существовал будто бы вечно. Ну,
а почему всевышний, целую вечность не испытывавший потребности в
творении, вспомнил вдруг об "атоме-отце" и повелел ему расшириться до
масштабов современной Вселенной, на это ни Библия, ни почтенный
профессор теологической физики Каулсон, ни папа Пий XII не дали
ответа.
Рассказав Андрею о всех этих ухищрениях Каулсона за обеденной
трапезой, Дионисий спрашивает его, пряча в бороду лукавую усмешку:
- А тебя, Андрей, не интересует разве, чем же был занят всевышний
до сотворения мира? Такой вопрос могут ведь задать слушатели духовной
семинарии, если ты останешься тут преподавателем. А в священники
пойдешь - могут спросить об этом прихожане. Что ты им ответишь? Что не
задумывался над этим? Зато Августин Блаженный, когда ему задали такой
вопрос, не растерялся. Он ответил, что бог до сотворения неба и земли
трудился над созданием ада, чтобы отправлять туда людей, задающих
подобные вопросы.
- Но если оставить в покое акт творения Вселенной и то, какими
делами был занят до этого творец, чем же объяснить, что Вселенная
расширяется и в настоящее время? - спрашивает Андрей. - Ведь это факт,
установленный наукой.
- Из этого не следует, однако, что Вселенная была когда-то
сотворена. Расширение ее обусловлено свойствами самого пространства,
нестационарностью его, как говорят астрофизики. К тому же расширение
Вселенной через какой-то период может смениться сжатием и уплотнением
космической материи.
- Снова до масштабов "атома-отца"?
- Философы-материалисты называют такое состояние бесконечной
плотностью всех видов материи. А попеременное то сжатие, то расширение
носит у них название "пульсирующей Вселенной".
- И кому-нибудь известно, сколько времени длится каждый период
этих, наверное, катастрофических пульсаций? - с явным недоверием
спрашивает Андрей, хотя он нисколько не сомневается, что все,
сказанное дедом, не его выдумка. Он, конечно, добросовестнейшим
образом вычитал все это из научных и философских книг.
- Да приблизительно известно, - отвечает внуку Дионисий. - Около
двадцати миллиардов лет. Поговорим, однако, и о земных проблемах. Ты
заметил, что Куравлев пытается изменить тему своего эксперимента?
- Чем же это объяснить?
- Психической неуравновешенностью его, а может быть, каким-то
инстинктивным страхом. Мне даже кажется, что страх этот, сам того не
желая, внушил ему Травицкий, беспрерывно намекая на возможность
вмешательства всевышнего в ход его эксперимента. Кто знает, может
быть, даже пожар, происшедший на его квартире, представляется ему
теперь таким вмешательством.
- А что, если и в самом деле?..
- Я вижу: нагнал на вас страха этот магистр! - смеется Дионисий.
- Ну, а какое впечатление производит на тебя телетехник, который все
еще ковыряется в машине Куравлева?
- Хитрый мужичок.
- Начал, значит, разбираться в людях, - хвалит внука Дионисий. -
Зачем Травицкому столь срочный ремонт этой электронной машины, если у
Куравлева нет пока желания на ней работать?
Андрей не знает, что ответить деду, хотя ему тоже все это кажется
странным. А Дионисий, помолчав немного и, видимо, все еще размышляя о
Травицком, задумчиво произносит:
- Ну, а что касается угроз его Насте, в это я не верю что-то.
Наверное, просто припугнуть хотел, чтобы не вмешивалась не в свои
дела.
- А я нисколько не сомневаюсь, что он может осуществить свои
угрозы, - убежденно говорит Андрей, и в голосе его слышится тревога.
Волнение его еще более возрастает, когда он узнает, что Травицкий
уехал зачем-то в Москву. Ведь там Настя, не случилось бы с ней чего?..
- Ну что с ней может случиться? - успокаивает его Дионисий. - Она
не маленькая, к тому же живет у своих родных, и они, в случае чего,
немедленно позвонят ее отцу. А у Травицкого мало ли какие могут быть
дела в столице. Да он и не один поехал, а с телетехником Серко.
Полковник милиции Ивакин наводит справки о телевизионном технике
Семене Серко. Выясняется, что, до того как приобрел Семен Серко
специальность техника по телевизионной аппаратуре, работал он
взрывником, а потом электротехником в "Желдорвзрывпроме". Старший брат
его, Михаил Серко, и сейчас заведует складом взрывчатых веществ
подмосковного железнодорожного карьера.
Хотя прямой связи между этими фактами пока нет, это настораживает
Ивакина, знакомого, со слов Кречетова, с ситуацией, сложившейся в
духовной семинарии. Сняв трубку с телефонного аппарата, он набирает
номер одного из сослуживцев, сведущего во взрывных работах.
- Сергей Сергеевич? Ивакин тебя приветствует! Скажи, пожалуйста,
на складах железнодорожных карьерных хозяйств какая взрывчатка?
- Всякая, - отвечает Сергей Сергеевич. - В основном аммониты
разных характеристик.
- Эти вещества, кажется, не большой мощности?
- Да, бризантные, пониженной мощности, для внутренних зарядов.
- А что же применяется для наружных при карьерных работах?
- Тротил и пластит. Эти помощнее.
- Каковы их вес и форма?
- Аммониты бывают в бумажной таре, примерно по сорок килограммов
в каждом мешке. Но есть и патронированные, по двести и триста граммов
в патроне.
- Из тех, что можно достать на обычном складе, самые высокие
взрывные свойства, насколько я понимаю, у тротила?
- Да, его бризантность примерно в два раза выше, чем у аммонитов.
- Спасибо тебе, Сергей Сергеевич, - благодарит полковник.
Потом он набирает номер телефона одного из заместителей
начальника Управления железнодорожной милиции и просит его узнать, что
собою представляет Серко-старший, работающий завскладом взрывчатых
веществ подмосковного железнодорожного карьера.
Спустя полчаса ему сообщают:
- Михаил Семенович Серко работает заведующим складом взрывчатки
около пяти лет и находится на самом лучшем счету. Неоднократно
премирован. Недавно проходившая ревизия его склада отметила отличное
состояние имущества и систему учета.
- Ну, а в каком состоянии его отношения с младшим братом, это
вам, наверно, неизвестно? - полушутя, полусерьезно спрашивает Ивакин.
- Да, это нам неизвестно.
Подозрение, зародившееся было у Ивакина, лишается теперь почвы.
Нужно было бы, однако, осмотреть электронную машину Куравлева
кому-нибудь из специалистов, чтобы точно знать, что там делает с нею
Серко-младший, но как это осуществить?.. А что, если попросить
съездить туда инженера Бурдянского, который, по словам профессора
Кречетова, помогал Куравлеву конструировать его машину?
И полковник Ивакин снова берется за телефон. Он звонит директору
института, в котором работает Бурдянский. Но и тут полковника
постигает неудача. Бурдянский, оказывается, все еще болен и лежит в
постели.
"Прямо-таки не знаю теперь, с какого же конца подобраться к этой
злосчастной машине!.." - вздыхает Ивакин.
На всякий случай он звонит профессору Кречетову, в надежде узнать
у него что-нибудь новое о подготовке к эксперименту Куравлева или,
может быть, уже о ходе этого эксперимента.
- Здравствуйте, Леонид Александрович! Это Ивакин вас беспокоит.
Ну, что у вас новенького? Как там богословы поживают? Дал уже им знать
о себе "всевышний"?
- Куравлев пытается пока наладить связь с ним "вручную", с
помощью авторучки и логарифмической линейки, - смеется профессор
Кречетов. - Но главная надежда возлагается, видимо, на электронную
машину, и не столько Куравлевым, сколько Травицким.
- Анастасия Боярская сможет ли и в дальнейшем информировать вас о
действиях Травицкого и Куравлева?
- У нее скоро защита кандидатской, и теперь она не скоро поедет в
Благов.
- А нам теперь особенно важно знать, что там происходит. Похоже,
что у них развернутся скоро серьезные, может быть, даже трагические
события.
- Есть, значит, основание опасаться этого? Учтите тогда и то
обстоятельство, что благовский магистр Травицкий был вчера в Москве и
заходил к инженеру Бурдянскому. Известно мне это со слов бывшего моего
ученика Проклова. Он сообщил мне также, что Травицкий интересовался,
много ли времени понадобится для завершения конструкции электронного
устройства Куравлева.
- А как относится Бурдянский к религиозным идеям Куравлева?
- Его они не волнуют. Он человек трезвого мышления, интересуется
лишь техническими проблемами конструирования электронного устройства
на принципах эвристического программирования.
Едва Ивакин опускает трубку, как раздается звонок из Управления
железнодорожной милиции.
- Здравствуйте, товарищ полковник! Это капитан Мухин. Я по поводу
вчерашнего нашего разговора о Семене Серко. Один из наших сотрудников
заметил его сегодня возле склада, которым заведует его брат.
- Разве доступ туда свободен?
- Ну, для брата-то он, наверное, пропуск оформил. Это ведь не
военный, а гражданский склад взрывчатки.
- И у него было что-нибудь в руках?
- Нет, ничего не было.
- Спасибо вам за эти сведения, товарищ Мухин, может быть, они нам
и пригодятся.
То, что у Семена Серко ничего не было в руках, не успокаивает
полковника Ивакина. Не мог он разве положить в карман пальто не только
детонирующий шнур и электродетонатор, но и патрон аммонита или заряд
тротила?
Чем больше думает об этом полковник Ивакин, тем тревожнее
становится у него на душе. Он почти зримо представляет себе, как с
помощью электродетонаторов и тротила можно было бы организовать
"вмешательство всевышнего" в эксперимент Куравлева. Достаточно лишь
включить его электронно-вычислительное устройство, пусть даже не
вполне исправное, чтобы оно вместе с Куравлевым взлетело на воздух. А
Травицкий потом объявит все это "гневом всевышнего...".
За Настей полковник Ивакин заезжает рано утром. Они договорились
о встрече еще вчера. Выслушав полковника, Настя решает:
- Я должна туда поехать!
- Мы не сомневались, что вы примете такое решение. Сколько вам
нужно времени, чтобы собраться?
- Я готова хоть сейчас.
На улице их уже ждут две машины. В одной сидит только шофер. Во
второй, кроме шофера, еще двое в пальто и меховых шапках. Один из них
представляется Насте капитаном Антоновым, другой - старшим лейтенантом
Пушковым.
- Ну, желаю удачи! - кивает им полковник.
Шофер включает газ, и машина на большой скорости направляется к
Варшавскому шоссе.
- Обстановка не из легких, - обернувшись к Насте, говорит
капитан. - Точно мы ничего пока не знаем, поэтому действовать
официально не имеем возможности. Вся надежда на вашу помощь.
- А может быть, уже поздно? - с тревогой спрашивает Настя.
- Не думаю, - отвечает ей капитан, включая рацию. - Как там у
вас? - спрашивает он кого-то. - Все по-прежнему? Ну, добро. Мы уже
выехали. Рацию будем все время держать на приеме... Наши люди следят
за домом, в котором находятся Куравлев с Травицким.
Машина мчит на предельной скорости. Лишь когда до Благова
остается всего несколько километров, из динамика рации слышатся
позывные:
- Говорит "Бета", говорит "Бета"... "Тау" вышел только что со
своей базы. Вышел поспешно. Похоже, что очень чем-то взволнован.
Насте уже известно, что оперативная группа, возглавляемая
капитаном Антоновым, и все участники сегодняшней операции зашифрованы
греческими буквами. Сам Антонов - "Альфа", ведущий наблюдение за домом
Куравлева - "Бета", Десницыны - "Дельта", а Травицкий - "Тау". Значит,
из дома, в котором установлена электронная машина Куравлева, вышел
Травицкий.
- Его сопровождает кто-нибудь из наших? - спрашивает капитан
своего коллегу, зашифрованного буквой "Бета".
- Да, сопровождают. Кажется, "Тау" встревожило прибытие в Благов
представителя синода.
- Этот представитель уже пришел к ним?
- Нет, пока у ректора семинарии.
Машина влетает в город и сбавляет скорость.
Как только она останавливается на углу Овражной улицы, к ней
сразу же подходит какой-то мужчина.
- Ну, как тут у вас, товарищ лейтенант? - спрашивает его капитан.
- К Куравлеву только что прибыло духовное начальство из синода в
сопровождении ректора семинарии.
- Тогда нам нужно спешить!
- Теперь едва ли что-нибудь произойдет, товарищ капитан, -
успокаивает Антонова лейтенант.
- Почему? - удивляется Антонов.
- Мы выключили ток по всей Овражной улице, и в машине Куравлева
не сработает теперь никакой электродетонатор, если только он вообще
там установлен.
- Молодцы! Приняли правильное решение. - И, обернувшись к Насте,
Антонов спрашивает: - Вам все ясно, Анастасия Ивановна?
- Я хотела бы только знать, там ли Десницыны?
- Да, они там, - отвечает ей лейтенант.
Настя выходит из машины и в сопровождении лейтенанта идет вдоль
Овражной улицы, застроенной небольшими деревянными зданиями. У
высокого глухого забора лейтенант останавливается.
- Нужный нам дом в глубине этого двора, - говорит он Насте. - А
калитка тут все время на запоре, но я помогу вам ее открыть.
- А может быть, лучше постучать или позвонить? Открывать ее
пойдет, наверное, кто-нибудь из Десницыных.
- Да, пожалуй, так будет лучше.
- Только придется стучать, ток ведь выключен, и электрический
звонок, конечно, не работает. Дайте-ка стукну я, нужно погромче, чтобы
услышали.
Ударив несколько раз кулаком в гулкие доски калитки, лейтенант
шепчет Насте:
- Я буду все время поблизости...
- Не думаю, чтобы вы понадобились, раз там Десницыны.
Не без волнения, однако, всматривается Настя через щели калитки в
двустворчатые двери особняка. Ей видна еще и серая "Волга", стоящая
неподалеку от входа в жилище бывшего проректора духовной семинарии.
Это на ней, наверное, прибыло сюда духовное начальство из столицы.
"А что, если калитку откроет шофер машины?.." - тревожно думает
Настя. Но вот распахивается дверь особняка, и во двор выходит Андрей
Десницын в накинутой на плечи шубе деда.
- Это ты?.. - удивляется он, распахнув калитку.
Настя в двух словах объясняет ему, зачем пришла сюда, и просит
проводить ее к машине Куравлева.
- А ему я что скажу? - растерянно спрашивает Андрей.
- Что я специалистка по электронике, что меня сам Травицкий
прислал. Его ведь нет тут сейчас?
- Да, ушел куда-то... Как только ему сообщили, что сюда должны
прийти ректор с приехавшими из Москвы представителями синода, он сразу
же засуетился. Отодвинул зачем-то машину Куравлева и стал в ней
копаться...
- А она не была разве подключена к электрической сети?
- Не знаю... Нет, наверное. Куравлев не спешил ее включать, хотя
Травицкий торопил его.
- А где был в это время техник Серко?
- Он сегодня с самого утра навеселе. Покрутился тут немного и
исчез. Я слышал, как Травицкий звал его, когда отодвигал машину. Потом
выругался и побежал куда-то. Может быть, искать Серко... Пока их нет,
нужно бы проскочить туда поскорее.
Миновав двор, они входят сначала в темный коридор, а потом в
прихожую с большим шкафом и вешалкой. Здесь висят добротные шубы
духовного начальства. Одна дверь из прихожей ведет направо, другая
налево. Из той, что направо, слышны голоса.
- Они там с Куравлевым беседуют, - шепчет Андрей. - А машина его
вот в этой комнате. Идем скорее!
Он помогает Насте раздеться и ведет в просторное помещение, одну
из стен которого занимает электронное устройство Куравлева. Оно
состоит из пульта управления с многочисленными кнопками и нескольких
шкафов, заполненных немыслимым переплетением проводов и триггерных
реле. Пока Настя проверяет, включена ли машина в электрическую сеть, в
комнату торопливо входит Дионисий Десницын.
- Оправдались, значит, наши опасения? - с трудом сдерживая
волнение, спрашивает он.
- Да, похоже на то, - отвечает ему Настя.
- Но какой же тут может быть сюрприз?
- Скорее всего, электродетонатор и патрон тротила или аммонита.
- А вы в этом разбираетесь?
- Мне объяснили, как они выглядят.
- Андрей, - обращается Дионисий к внуку, - помоги-ка мне
отодвинуть эту адскую машину.
Вдвоем они осторожно поворачивают шкафы с электронной аппаратурой
поближе к окну.
Теперь, при свете, падающем из окна, хорошо видна вся
внутренность электронного устройства.
- Вот он - электродетонатор! - восклицает Настя. - Значит, где-то
тут должна быть и тротиловая шашка...
- Для "вмешательства всевышнего" все, значит, было наготове? -
усмехается Десницын-старший. - Но вы ничего тут не трогайте и не
отключайте. Я позову сейчас ректора и представителя синода, он,
кстати, вообще не очень доволен этой затеей. Пусть полюбуются работой
магистра Травицкого, которому атеистка Боярская помешала обрушить гнев
господний на несчастного Куравлева, дерзнувшего потревожить
всевышнего.
...На следующий день утром, перед тем как уехать в Москву, Настя
заходит к Десницыным. Дверь ей открывает Андрей:
- Я тут один, проходи. Дед ушел в магазин. Он у нас сам ведет все
хозяйство.
- Я зашла попрощаться. Вернусь уже после защиты диссертации. Но
теперь у меня спокойно на сердце. Если что и тревожит, то только твоя
судьба...
- А у нас с дедом все уже решено, - улыбается Андрей.
Весь он сейчас какой-то другой, чем прежде. Все в нем иное -