Томан Николай. Воскрешение из мертвых

плечу.
- Спасибо, ребята! - порывисто оборачивается к ним Ямщиков. -
Догадываюсь, почему вы тут. Но, как видите...
- Это-то мы видим, - прерывает его Рудаков. - Расскажи лучше, о
чем с Грачевым договорился.
- Я вам все по порядку. Пришел - Марина вся в слезах. У нее с
братом был, оказывается, серьезный разговор. Она начала было
объяснять, что у них произошло, но я ничего не понял. Тогда Грачев уже
сам: "Вот, говорит, какая ситуация, Анатолий..." И рассказал мне, в
какую страшную кабалу он попал, случайно познакомившись с бежавшим из
заключения бандитом. Фамилии его он не знает, известна ему будто бы
только его кличка - "Туз". Запуган он им до крайности, даже говорить
не мог спокойно...
- А это не игра была? - с сомнением спрашивает Олег. - Не
притворство?
- Похоже, что не сочинял. Голос дрожал довольно естественно. Да и
Марина все это подтверждала. Говорит, всю жизнь он им исковеркал. И
рыдала при этом так, что мы с Грачевым не знали, чем ее успокоить.
Чуть ли не полстакана валерьянки выпила.
- Ну, а что же они хотели от тебя?
- Марина ничего не хотела. Умоляла даже не слушать брата, не
ввязываться в это дело. А Грачев сказал, что должен я услугу какую-то
Тузу оказать. Уверял, что только этим и его и себя смогу спасти...
- Это как же понимать?
- Грачев считает, будто Туз может подстроить все так, что я
окажусь причастным к убийству Бричкина...
- Шантаж! - восклицает Рудаков.
- Вы бы потише, - шепчет ему Десницын. - Могут ведь услышать, -
кивает он на женщин, тоже довольно громко беседующих о чем-то.
- У них такой бурный обмен информацией, что они друг друга-то
едва ли слышат, - усмехается Анатолий. - Да и мотор автобуса
тарахтит...
- В общем-то, чего удивляться? - возвращается к прерванному
разговору Рудаков. - Татьяна Петровна предвидела это и заранее нас
предупредила...
- А я, знаешь ли, стал сомневаться, - задумчиво произносит
Анатолий.
- В чем? - не понимает его Олег.
- Может быть, Грачев в самом деле во власти этого таинственного
Туза?..
- Не похоже это на него, - покачивает головой Олег. - Скорее
всего, все-таки он с Тузом заодно.
- Сначала я и сам так считал, но теперь не знаю, что и думать, уж
очень он за сестру меня просил. "За нее, говорит, больше всего боюсь.
Ведь если ему, зверю этому, не угодить, он никого не пощадит..." Ну, а
ты, бывший пастырь душ человеческих, - обращается Анатолий к
Десницыну, - что о Грачеве думаешь?
- Не исключено, по-моему, что понесенное наказание многому его
научило...
- А если многому научило, чего же он с таким бандитом, как Туз,
дело имеет? - спрашивает Олег. - Помог бы лучше милиции взять его.
- Так в том-то и дело, что Грачев считает его неуловимым, -
объясняет Анатолий. - Где он обитает, об этом и Грачеву ничего не
известно. Туз с ним почти не встречается, а связь держит через своих
доверенных.
- И вот еще что нужно иметь в виду, - замечает Десницын. - Туз,
может быть, знает что-то такое о прошлом Грачева, что милиции
неизвестно. И если это так, то выдавать Туза ему просто не выгодно.
- Ай да Патер! - восклицает Анатолий. - Настоящий патер Браун! Не
слыхал, наверное, о таком? Не читал знаменитого английского писателя
Честертона? Да где тебе было его книги читать, ты вместо этого
премудрости Фомы Аквинского зубрил. Или он для православных не
обязателен?..
- Ну что ты об этом сейчас, Анатолий! - перебивает его Олег. - А
мысль у Андрея Васильевича верная...
- Да брось ты его Андреем Васильевичем величать! - снова
взрывается Анатолий. - Что он, на двадцать лет тебя старше, что ли?
Или начальство какое? Если хочешь быть таким же другом ему, как и мне,
зови просто Андреем. Пожмите-ка друг другу руки и безо всякого
брудершафта переходите на "ты". Чует мое сердце, мушкетеры,
понадобится нам в ближайшие дни крепкая мужская дружба.
- Я готов! - решительно протягивает руку Десницыну Олег. - Не
возражаешь, Андрей?
Растроганный Десницын порывисто встает. Говорит взволнованно:
- Я бы и без того с вами... с тобой, Олег, и с Толей, куда
угодно! А теперь тем более...
- Давно бы нужно было так! - искренне радуется за своих друзей
Анатолий.
- Но не будем отвлекаться, - сдерживает темпераментного Анатолия
Олег, - вернемся к нашим размышлениям. Вы оба не считаете, значит, что
Грачев с Тузом заодно?
- Во всяком случае, я лично не уверен в этом, - покачивает
головой Анатолий. - Но то, что Грачев страшится Туза, - факт. И не
потому только, что опасается расправы, а, скорее всего, действительно
боится какого-то разоблачения, как верно подметил Андрей. Он мне прямо
так и сказал, что Туз обещал навсегда оставить его в покое, если
только я помогу ему осуществить какой-то замысел. Привел даже его
слова: "Плевал, говорит, я тогда на всех. Тогда я куда-нибудь подальше
от этих мест, чтобы ни одна душа обо мне не знала". С тех пор Грачев
будто бы и днем и ночью только и думает о том, как бы упросить меня
оказать Тузу услугу, чтобы избавиться от него навсегда.
- В чем же, однако, заключается эта услуга, черт побери? -
начинает злиться Олег. - Сколько уже говорим об этом, а до сути никак
не доберемся.
- Это потому, - объясняет Анатолий, - что и сам Грачев ничего
пока о замыслах Туза не знает.
- То есть как это не знает?
- Не сообщил ему этого Туз. Не нашел нужным. Задача Грачева
только меня с ним свести, а уж обо всем остальном Туз сам мне скажет.
- Так ведь он черт его знает что может тебе поручить. Человека
убить или еще что-нибудь в этом роде...
- Человека он и сам может убить, как убил, видимо, Бричкина, -
вздыхает Анатолий. - А я ему нужен, скорее всего, для такого дела,
какое только я один и смогу сделать.
- Внес ясность называется, - усмехается Олег. - А что же такое
особенное можешь ты сделать? В чем таком ты незаменимый специалист?
- Слесарь самого высокого класса и универсального профиля! -
необычайно торжественно произносит вдруг Десницын. - Вот в чем его
бесспорный талант.
- А знаешь, Андрей, пожалуй, прав, - соглашается с Десницыным
Олег. - Можно было бы отнести к твоим достоинствам еще и отчаянную
смелость, но это в данной ситуации в такой же мере твой недостаток. Ну
и что же ты ответил на предложение Грачева?
- Дал согласие на встречу с Тузом.
- Так я и знал! И если бы мы не встретили тебя с Андреем,
попытался бы, наверное, осуществить ее, никого не ставя об этом в
известность?
- Да, пожалуй... - запинаясь, признается Анатолий. - Зачем же мне
было вас еще впутывать? Ну, а милиция или Татьяна Петровна просто
запретили бы мне это.
- Да, смелость твоя, прямо надо сказать, не столько отчаянная,
сколько безрассудная, - вздыхает Олег. - Когда же, однако, эта встреча
должна состояться?
- Этого тоже Грачев не знает. Ему нужно было получить пока лишь
мое согласие... Смотрите-ка, по какой улице мы уже едем! - бросается к
окну Анатолий. - Проехали твою остановку, Андрей.
- Ничего, я у метро сойду.
А когда Десницын сходит на следующей остановке автобуса, Анатолий
говорит Олегу:
- Запутано тут все так, что не разобрался бы, пожалуй, и сам
честертоновский патер Браун. Грачев ведь и Андреем интересовался. Это
уж потом, когда мы из дома вышли. Не хотел я этого при Патере
говорить, а тебя ставлю в известность.
- Не будем сейчас над этим голову ломать, - решает Рудаков. -
Пока ясно лишь одно: без помощи Татьяны Петровны нам не обойтись.
Самодеятельностью своей можем только все дело испортить и непоправимых
бед натворить.

19

Подполковник Лазарев вызывает к себе Грунину во второй половине
дня. До этого она побывала на заводе и встретилась там с Рудаковым и
Ямщиковым. Рассказ их о событиях минувшей ночи не очень ее удивил, так
как она уже знала от своих помощников, что Ямщиков пробыл у Грачевых
более двух часов. Было так же известно, что около одиннадцати ночи
возле дома Грачевых появились и Рудаков с Десницыным.
Не очень удивил ее и рассказ Ямщикова о предложении, сделанном
ему Грачевым.
- Да, и вот еще что, - вспомнил вдруг Олег. - Марина тайком от
брата, выходившего в это время на кухню, сообщила Анатолию, что
соседку их Бурляеву снова забрали в психиатрическую больницу, а в
комнате ее поселился какой-то подозрительный тип. Марина считает даже,
что это, скорее всего, кто-нибудь из сообщников Туза.
- Все может быть, - согласилась с ним Татьяна, с трудом сдерживая
улыбку, так как ей известно, что "подозрительный тип" на самом деле -
лейтенант милиции, временно вселившийся в комнату Бурляевой под видом
дальнего родственника ее мужа.
Теперь, сидя в кабинете Лазарева, Татьяна перебирает в памяти все
события первой половины сегодняшнего дня, собираясь доложить Евгению
Николаевичу то, что ему еще неизвестно. А неизвестно подполковнику
лишь содержание письма, полученного этим утром Вадимом Мавриным. По
содержанию его нетрудно было догадаться, что написано оно Тузом.
"Привет, Вадим!
Хотелось бы с тобой встретиться. Нужно посоветоваться. Походи
немного по перрону станции метро "Маяковская" в шесть вечера. Я к тебе
сам подойду.
Твой старый кореш Т.".

Как только Лазарев кончает телефонный разговор, Татьяна
протягивает ему это письмо. Евгений Николаевич внимательно читает его,
потом с помощью лупы рассматривает штемпеля на конверте.
- Отправлено вчера. Значит, еще до беседы Грачева с Ямщиковым.
Может быть, теперь встреча с Мавриным и не понадобится, - задумчиво
произносит Лазарев. - Нужно, однако, чтобы Маврин на это рандеву
пошел. Сможете вы подготовить его к этому?
- Варя мне заявила, что она Вадима никуда одного не пустит.
Только с нею вместе...
- Постарайтесь убедить ее, Татьяна Петровна, что это необходимо.
И успокойте тем, что Вадим будет на этой встрече не один. Что мы
придем к нему на помощь, если в этом возникнет необходимость.
- Я понимаю вас, Евгений Николаевич.
- А теперь забирайте это письмо и вообще все, что у вас есть по
делу Грачева и Каюрова, - через полчаса мы должны быть в Управлении
внутренних дел у комиссара Невского.
...Комиссар милиции, занятый более срочными делами, принимает их
лишь спустя четверть часа. Выслушав подполковника Лазарева, он без
особого интереса, как кажется Груниной, знакомится с письмом,
адресованным Маврину.
- Мало вероятно, чтобы эта встреча произошла, - замечает он,
возвращая письмо подполковнику. - Скорее всего, Маврина просто хотят
проверить - придет он или не придет.
- И не приведет ли за собой "хвоста"?
- Да, и это, конечно, тоже! - соглашается с Лазаревым комиссар. -
Но главное сейчас, по всей вероятности, не встреча Маврина с Каюровым,
а Ямщикова с Каюровым. Готов ли он к этому?
- В каком смысле, товарищ комиссар? - спрашивает Грунина.
- Хватит ли у него выдержки? Знает ли, что нужно будет делать в
критической ситуации?
- Мы его подготовим, товарищ комиссар. У нас для этого есть еще
время...
- А я боюсь, что такого времени может не оказаться, - перебивает
Грунину комиссар. - Не исключено ведь, что Каюров может привлечь его к
осуществлению своего замысла завтра. Сможет ли Ямщиков справиться с
возложенной на него задачей при таком повороте событий?
- По-моему, Ямщиков заслуживает всяческого доверия, - взвешивая
каждое слово, говорит Татьяна. - Он один из лучших инструментальщиков
на своем заводе, слесарь-лекальщик самой высокой квалификации. Именно
такой человек, как я себе представляю, и нужен Каюрову...
- А вам известно, что конкретно делает Ямщиков на заводе? Какого
характера работу?
- Бригадир Ямщикова, член штаба оперативного отряда заводской
дружины Олег Рудаков считает его универсалом. Думаю, что он может
делать все. Что еще можно о нем сказать? Хороший комсомолец, готовится
вступать в партию. Очень начитан, сведущ во многих вопросах...
- Ну, а как в смысле смелости?
- Пожалуй, даже отчаянно смел...
- Вот это уже хуже.
- А я не уверена, что хуже, товарищ комиссар. Такие люди, как он,
способны на подвиг.
Татьяна говорит так уверенно о Ямщикове потому, что Олег передал
ей слова Анатолия: "Не надеюсь я, что они доверят мне встречу с Тузом.
Побоятся, как бы со мной чего-нибудь не случилось, чтобы потом за меня
не отвечать..."
Он, правда, добавил еще: "Татьяна твоя первой, наверное, начнет
перестраховываться", но Олег не стал ей рассказывать это...
- Нам, Татьяна Петровна, важна не столько его храбрость, сколько
выдержка, хладнокровие и находчивость. Есть ли у него все это?
- Как ни удивительно, но в Ямщикове сочетаются все эти качества,
- убежденно говорит Татьяна.
- И все-таки присматривайтесь теперь к нему повнимательнее. А
если только возникнет хоть малейшее сомнение - не разрешайте ему
никаких контактов с Каюровым. И имейте в виду, что Каюров может
назначить встречу с ним в любой день.
- Я лично не очень в этом уверен, - неожиданно произносит
молчавший до сих пор Лазарев. - Неизвестно пока, что же Каюрова больше
всего интересует. Может быть, денежные сейфы святых отцов в Благовской
семинарии, раз он Десницына не оставляет без внимания.
- Но Десницын порвал ведь все отношения и с господом богом и с
семинарией! - восклицает Татьяна. - Ему туда, если бы он даже и
захотел, дорога закрыта.
- Зато дед его, почтенный доктор богословия Дионисий Десницын,
снова у них в чести, - замечает Лазарев. - А семинарией не впервые
ведь интересуются темные личности.
- Вы имеете в виду авантюру бывшего преподавателя Благовской
семинарии Травицкого? - спрашивает Грунина. - В деле этом хоть и был
замешан один уголовник, оно, однако, не уголовное. А самой темной
личностью оказался тогда магистр богословия Травицкий.
- Я ничего пока не утверждаю, - уточняет свою точку зрения
Лазарев. - Возможно ведь, что Каюрова интересует не столько Десницын,
сколько Маврин. Женившись на Варваре Кречетовой, он породнился таким
образом с профессором Кречетовым. В свое время, как нам известно,
Маврин уже пытался похитить кое-что у этого профессора.
- Да ни за что он теперь на это не пойдет!.. - восклицает
Грунина.
- Так можете думать вы лично, - прерывает ее Лазарев. - А Каюров
не верит, конечно, ни в какое перевоспитание ни Маврина, ни тем более
Грачева, на которого в своих замыслах, вне всяких сомнений, возлагает
самые большие надежды.
- Конечно, это ваше дело решать... - упавшим голосом произносит
Татьяна.
- Окончательно решать мы пока ничего не будем, - завершает
разговор комиссар. - Но высказанные товарищем Лазаревым предположения
нужно иметь в виду. В связи с этим все три варианта вероятных действий
Каюрова следует сегодня же продумать во всех деталях.

20

Вадим Маврин прогуливается по перрону станции метро "Маяковская"
уже более десяти минут, однако не замечает пока, чтобы к его персоне
проявил кто-нибудь интерес. Мало того, он не обнаруживает никаких
признаков и тех, кто должен вести наблюдение за его встречей с Тузом
или с его доверенным лицом.
"Скорее всего, - думает он, - и не придет никто. Разве ж может
Туз доверять мне настолько, чтобы встретиться в таком людном месте?
Может быть, конечно, он лишь присматривается ко мне, наблюдает, как я
держусь и нет ли со мной кого-нибудь еще... Но даже если все эти
опасения его рассеются, все равно непонятно, зачем он назначил встречу
именно тут? Говорят ведь, будто за перронами метро дежурные по
станциям наблюдают с помощью телевидения. Работники милиции тоже,
значит, могут следить за мной по телеэкрану. Наверное, это известно и
Тузу..."
Чем больше размышляет Маврин, тем менее вероятной кажется ему
возможность встречи тут с Тузом или с кем-нибудь из его сообщников.
Похоже даже, что Туз просто разыграл его, решил посмеяться над ним.
Спустя еще десять минут Маврин решает:
"Скорее всего, это всего лишь проверка - один я приду или с
сопровождающими лицами. Потому и выбрали не очень людную станцию,
чтобы получше ко мне присмотреться. Но теперь нечего больше тут
болтаться, дежурная по перрону и так уже подозрительно посматривает на
меня..."
Вадим не торопясь идет к эскалатору и поднимается в верхний
вестибюль. А когда выходит на улицу со стороны Концертного зала имени
Чайковского, какой-то тип, поравнявшись с ним, шепчет ему на ухо:
- Встреча отменяется. Дуй домой. Когда понадобишься, дадим
знать...

- Ну какой он - очень страшный? - засыпает Вадима вопросами
встревоженная Варя. - Что поручил тебе сделать? А главное - не
догадался ли, что ты пришел на эту встречу с ним по поручению милиции?
- Тебе следовало бы задать всего один вопрос: встретился ли я с
Тузом? Тогда я легко ответил бы тебе на все остальные.
- Прости меня, пожалуйста, Вадим. Я так тут за тебя
переволновалась, что просто поглупела. Так ты, значит, не встретился с
ним? Но не потому ведь, что испугался?..
- Я не встретился с ним потому, что испугался, может быть, сам
Туз.
- Ты стал очень остроумным, Вадим, - начинает сердиться Варя. -
Но мне вовсе не до шуток. Я хочу знать, что же все-таки произошло?
- То, что я уже сказал, - встреча не состоялась, но не потому,
конечно, что он испугался. Это я пошутил. Скорее всего, просто
раздумал, расхотел со мной встречаться. Однако кто-то из его людей
шепнул мне, когда я уже выходил из метро, что, если я ему понадоблюсь,
он даст мне знать
- А сам-то ты дал знать об этом Татьяне Петровне или еще
кому-нибудь из работников милиции?
- Нет, этого я пока не сделал, потому что, когда возвращался
домой, боялся остановиться у какого-нибудь телефона-автомата. Мне все
время казалось, что они идут за мной по пятам...
- Жалкий трусишка! - не очень весело смеется Варя. - Но ведь
Татьяна Петровна ждет твоего сообщения.
- Позвоню завтра.
- Нет, сегодня, и немедленно! Не ложись, пожалуйста, на диван,
идем к Анне Андреевне, у нее телефон.
- Но ведь это же секретный разговор...
- Очень нужны твои секреты глухой восьмидесятилетней старухе. Она
одна дома, ее дети ушли в гости.
...Когда Маврин позвонил Груниной, у нее сидел Виталий Пронский.
- Да, да, я слушаю вас! - радостно воскликнула Татьяна, узнав
голос Вадима. - Да уже знаю. А что было потом?.. Только это и больше
ничего? Ну, спасибо вам. Привет Варе. Спокойной ночи!
- Это кто звонил, Маврин? - спросил ее Пронский, как только она
положила трубку. - Значит, и он у тебя выполняет какие-то поручения! И
ты не боишься, что этот бывший уголовник...
- Я боюсь другого, - раздраженно прервала его Татьяна, - как бы
мне не пришлось за тебя краснеть.
- За меня? - удивился Пронский.
- Ты думаешь, что они не догадываются, зачем ты им голову
морочишь своей кибернетической ищейкой?
- Я предложил им эту идею совершенно серьезно.
- Почему именно им? У тебя есть возможность осуществить эту идею
в своем научно-исследовательском институте.
- Но ты так их расхваливала...
- И тебе захотелось доказать мне, что они этого не стоят? А они
сразу же догадались, что ты к ним из-за меня...
- Потому что сами все в тебя влюблены!
- Чего это ты решил? - не очень естественно рассмеялась Татьяна.
- Я пока еще не ослеп и вижу, как они на тебя смотрят, как
относятся...
- Дай бог, чтобы все так ко мне относились!
- А я к тебе как же отношусь?
- Ты приходишь ко мне только затем, чтобы говорить о своей любви.
- Но ведь я тебя действительно люблю...
Пронский тяжело вздохнул и сидел некоторое время молча. Молчала и
Татьяна. А когда он поднялся, чтобы попрощаться, она заметила:
- И, пожалуйста, не обижайся. Скажи лучше спасибо за мою
откровенность с тобой. Может быть, и не следует этого говорить, но я
уж скажу тебе все: мне с тобой скучно...
- А с ними?
- Они мои товарищи, и я не просто провожу с ними время, а
работаю. Мы сейчас решаем сообща такую трудную задачу, какую мне без
них не решить, наверное, никогда. А тебя прошу - либо оставь их в
покое, либо помоги им осуществить реальный замысел, за который они
несут ответственность перед райкомом комсомола.
- Сконструировать систему непрерывного оперативного планирования?
С этим они и без меня справятся. Но и моя идея не голая фантазия.
Осуществить ее, конечно, не так-то просто, однако возможно...
- Отложи все-таки это на другой раз, когда у них будет больше
свободного времени. И не обижайся на меня.
Едва Виталий ушел, раздался телефонный звонок.
- Да, - сказала она, сняв трубку. - Ах, это вы, Аскольд Ильич!
Добрый вечер, Аскольд Ильич, слушаю вас. Хотели бы зайти? Нет, нет,
ничем я не занята, буду просто рада! Жду вас, Аскольд Ильич!..
Положив трубку, Татьяна пошла в комнату матери.
- Ко мне сейчас зайдет мой коллега, старший лейтенант Крамов, не
угостишь ли ты нас чаем, мама?
- А он с какой целью, если не секрет?
- Он по делу... По делу, которое мы делаем с ним сообща. Вот и
все, что могу тебе сказать, ты уж извини...
- Мне подробнее и ни к чему.
- Ты, однако, чем-то недовольна?
- Мне просто хотелось бы, чтобы к тебе заходили твои коллеги не
только по делу, а так, запросто. Посидеть, поговорить о литературе и
искусстве, поспорить, послушать музыку... Как Виталий Пронский,
например.
- Виталий ко мне тоже ведь по делу, мама, - усмехнулась Татьяна.
- Только по своему, сугубо личному. Но об этом мы как-нибудь в другой
раз, ты уж, пожалуйста, извини, скоро Крамов придет.
Крамов действительно пришел очень скоро, видимо, приехал на
машине.
- Я живу неподалеку от вас, Татьяна Петровна, - объяснил он свой
визит, - и мне было к вам по пути. А по телефону всего не скажешь...
- Да что вы оправдываетесь, Аскольд Ильич! - перебила его
Татьяна. - Проходите, пожалуйста.
Усадив Крамова в свое любимое кресло, Татьяна прикрыла дверь в
соседнюю комнату и приготовилась слушать. Старший лейтенант, в отличие
от Рудакова, чувствовал себя у Груниной совершенно непринужденно.
- Ни за что не догадаетесь, откуда я сейчас, - улыбаясь, произнес
Крамов, как только Татьяна села против него. - Вот взгляните-ка на эти
записи, - протянул он ей листок бумаги, исписанный названиями каких-то
книг. - Знаете, что это такое? Список книг, которые Грачев взял на
днях в заводской технической библиотеке.
Грунина торопливо пробежала глазами названия книг, среди которых
были различные пособия по лекальному производству и технологии
изготовления измерительных инструментов и приборов.
- Странно, - не очень уверенно произнесла Татьяна, указывая
пальцем на строчку, в которой было записано руководство по
штамповочным работам.
- Вот именно! - оживился Крамов. - Зачем, спрашивается,
слесарю-инструментальщику, не имеющему дела с изготовлением штампов,
такое руководство?
- Но ведь штампы изготовляются слесарями? - спросила Татьяна.
- Да, правильно, слесарями высокой квалификации. Однако в цеху
завода, на котором работает Грачев, да и в других его цехах никто
никаких штампов не делает и не применяет их в процессе производства.
Зачем же тогда Грачеву книга по изготовлению штампов?
- А вы почему заинтересовались библиотечным абонементом Грачева?
- Услышал случайно, что он много читает, вот и решил посмотреть,
что же именно. Но, конечно, так, чтобы не привлечь чьего-нибудь
внимания. У меня в связи с этим возникла одна идея, но пока маловато
достаточно убедительных данных, чтобы вас с нею ознакомить.
- Согласна терпеливо ждать, когда она окончательно созреет. А
теперь идемте-ка пить чай с моей мамой. Папа сегодня на каком-то
затяжном научном заседании. Кстати, если потребуется консультант по
инструментальному, лекальному и даже штамповальному производству,
лучшего нам, пожалуй, не найти.

21

У Олега Рудакова завтра политбеседа в цеху, а он никак не может
сосредоточиться на составлении конспекта. Не выходят тревожные мысли
из головы. Опять Ямщиков пошел к Марине, а Рудакову и Десницыну
приказано его не сопровождать. Это за них сделают оперативные
работники милиции. И хоть они справятся с этим лучше, конечно, чем он
с Андреем, ему все-таки очень неспокойно.
Да еще и с отцом сегодня произошла небольшая стычка.
- Я знаю, ты меня презираешь, - сказал он Олегу.
На это Олег спокойно ответил:
- Нет, я не презираю тебя, отец. Просто не могу уважать, и ты сам
знаешь почему...
Да, отец это хорошо знает, но ни ему самому, ни Олегу от этого не
легче. Первоклассный слесарь-лекальщик в прошлом, Рудаков-старший
окончательно спился. И спился так, без особой причины, по безволию.
Своими дрожащими, потерявшими прежнюю силу и точность руками он мог
теперь исполнять лишь нехитрую работу водопроводчика при
домоуправлении.
В пьяном виде он, правда, сказал как-то сыну:
- Рок это, Олег. Злой рок нашего рода. Отец мой, твой дед, тоже
страдал запоем. Наследственное это у нас. Ох, чует мое сердце, и ты не
долго выстоишь...
Олег тогда молча хлопнул дверью и ушел из дому. Но тут же
устыдился своей раздражительности, взял себя в руки и больше не
распускался. Воспитатель профтехнического училища, в котором он
учился, познакомил его с системой трех "С" - "Создай себя сам". Эта
система требовала не прощать себе ни малейшей ошибки, научиться
командовать собой.
А когда Олегу начинало казаться, что он уже научился "властвовать
собою", жизнь всякий раз доказывала ему противное, пока он не пришел к
убеждению, что курс воспитания по системе трех "С" бессрочен, на всю
жизнь.
Одно время он даже хотел уйти от своих стариков. Помогать им
деньгами, но жить отдельно. Потом усовестился такого решения и обязал
себя остаться с ними навсегда. И не потому вовсе, что мать сказала:
"Уйдешь, отец совсем сопьется", просто считал это своим долгом.
Отца отвратить от пьянства так и не удалось, потому что лечиться