- Нет, в самой Западной Германии, - торопится ответить за сына
мама. - В Бонне, кажется...
- В туристской поездке были?
- В командировке.
- Извините, а кто вы по специальности? - интересуется все тот же
любопытный гость. Анатолий видит его впервые. Наверное, кто-то из
новых знакомых отца.
- Простой рабочий, как говорится, - с едва заметной усмешкой
отвечает ему Анатолий. - Был там представителем нашего завода,
демонстрировавшего на международной выставке советские измерительные
инструменты и приборы для лекальных работ.
- А нельзя нам послушать ваш "Грундиг"? - просит какая-то
почтенная дама.
- Пожалуйста, - отвечает Анатолий, включая магнитофон. - Только
тут не музыка, а мое обращение к юбиляру. Поздравляю тебя, папа! -
пробирается он наконец к отцу и целует его в щеку. - Более развернутую
поздравительную речь услышишь сейчас в магнитофонной записи.
И почти тотчас же из динамика магнитофона начинают вылетать
чуть-чуть хрипловатые слова на английском языке. Все недоуменно
смотрят друг на друга, а Ямщиков-старший счастливо улыбается.
- Позвольте мне перевести это? - просит знакомый Анатолию
кандидат наук. - Как я понимаю, - обращается он к Анатолию, - это вы
лично по-английски?
- Да, это я лично, - улыбается Анатолий.
- Дорогой юбиляр, - торопливо переводит кандидат наук, - прими в
день твоего пятидесятилетия самые сердечные мои поздравления,
пожелание успеха в работе и доброго здоровья. И спасибо тебе за то,
что ты отдал меня в школу, в которой преподавание велось на английском
языке. Как видишь, я не зря провел в ней десять лет.
Все дружно аплодируют, и теперь отец уже сам обнимает и целует
сына.
- Спасибо, Толя, и за подарок и за поздравление! Аполлон
Алексеевич, - обращается он к специалисту по электронике, - выключите,
пожалуйста, магнитофон. Он ведь на немецких батарейках, а их нелегко
достать.
- Не волнуйся, папа, - успокаивает юбиляра Анатолий. - К нему
подходят и наши.
- Тогда давайте послушаем, что там еще, - предлагает специалист
по электронике.
- Ну, это уж юбиляр потом сам, наедине, - несколько смущенно
произносит Анатолий.
- Может быть, там что-нибудь интимное, тогда извините...
- Нет, нет, - успокаивает Аполлона Алексеевича Анатолий. - Если
есть желание, то пожалуйста.
Из динамика магнитофона после небольшой паузы снова раздается
голос Анатолия, теперь уже по-русски:
"Я знаю, папа, как ты хотел, чтобы я тоже пошел по твоим стопам и
стал инженером, но я пошел по стопам моего деда и стал, как говорится,
простым рабочим. Хотя выражение это - "простой рабочий" не люблю и
целиком присоединяюсь к словам Сергея Антонова, слесаря
электромеханического завода имени Владимира Ильича, Героя
Социалистического Труда и члена Центрального Комитета нашей партии,
который написал по этому поводу в своих мемуарах:
"Не люблю я выражений: "простой советский человек", "простой
рабочий", "простой колхозник". Что значит "простой"? Неинтересный,
несложный? К тому же никто почему-то не скажет: "простой конструктор",
"простой советский ученый", "простой секретарь райкома". А о рабочем
так иногда говорят, и вроде бы похвала тут какая-то есть, а по-моему,
нехорошо это..."
- Да, не простой, не простой нынче у нас рабочий, - вздыхает
почему-то Аполлон Алексеевич.
Но тут в кабинет буквально врывается мама и громко провозглашает:
- Наконец-то Сергей Сергеевич пожаловал! Прошу всех к столу!
Теперь только вспоминает Анатолий, что Сергей Сергеевич -
заместитель директора того института, в котором работает его отец и,
видимо, большинство его гостей. Воспользовавшись поднявшейся суетой,
он садится в самом конце стола, рядом с кандидатом наук, переводившим
его поздравление с английского.
- У вас отличное произношение, - говорит ему кандидат. -
Наверное, и читаете много?
- В основном техническую литературу и научную фантастику. Да вот
еще совсем недавно прочитал роман Норберта Винера "Искуситель".
- Он писал и романы?
- Я сам был этому удивлен. А роман его мне, между прочим, не
понравился. Что-то вроде современного "Фауста"...
Гости произносят тосты в честь юбиляра, усердно пьют и
закусывают, а Анатолий отпивает из своей рюмки лишь несколько глотков.
- Что же это вы совсем не пьете? Здоровье не позволяет? -
удивляется кандидат наук.
- Работа не позволяет, - улыбается Анатолий. - Имеем ведь дело с
микронами, а то и с их долями. С удовольствием посидел бы с вами еще,
но, к сожалению, мне пора. Завтра на работу рано. До свидания!
- Я надеюсь, что мы еще встретимся, - дружески жмет руку Анатолия
кандидат наук. - Вот вам мой телефон. Очень хотелось бы о многом
потолковать.
- Вы ведь специалист по кибернетике? Может быть, Пронского
знаете?
- Виталия?
- Да, Виталия Сергеевича.
- Мы с ним вместе аспирантуру кончали.
- Ну, тогда я вам непременно позвоню.

    9



Едва Татьяна Грунина заходит в кабинет начальника Корягинского
отделения милиции, как уже знакомый ей старшина Пивнев шумно
вскакивает из-за своего стола и громко щелкает каблуками:
- Здравия желаю, товарищ старший инспектор! Если вы к капитану
Нилову, то он выехал на фабрику имени Восьмого марта. Будет часа через
полтора.
- Нет, я к вам, товарищ старшина.
- О, пожалуйста! - И снова щелчок каблуками. - Кстати, я узнал у
своих ребят, в каком детективе описан способ...
- Спасибо, товарищ старшина, это мне теперь не требуется. Я уже
знаю, кто прислал вам то анонимное письмо. Это, по-моему, Оля
Кадушкина.
- Не может быть! Она же троечница, а письмо написано без единой
ошибки.
- Ну, во-первых, письмо не такое длинное, чтобы сделать в нем
много ошибок, - улыбается Грунина. - А во-вторых, по русскому языку и
литературе у нее как раз хорошие отметки. Это мне сообщила
библиотекарша. Она даже сказала: "Если бы не успехи по литературе, я
бы ей вообще не стала давать так много книг".
- О, я ее знаю, она строга! Молоденькая такая, с острым носиком?
Ну, так это Зоя Петушкова.
- И еще одна просьба: не называйте меня старшим инспектором. У
меня ведь такое же звание, как и у вашего начальника.
- Извините, пожалуйста, товарищ капитан!..
- А теперь вы вот в чем должны мне помочь, товарищ старшина:
показать Олю Кадушкину, но так, чтобы...
- Понимаю, товарищ капитан! Сделаем все самым незаметным образом.
Я, между прочим, живу почти рядом с Кадушкиными, и мои ребята дружат с
Петей и Олей. Старший-то Кадушкин совсем уже взрослый, ему с моими
неинтересно. Пошлю сейчас к ним мою дочку Елену, и она приведет к вам
Олю. Где бы вы хотели с нею встретиться? Можно было бы и у меня.
- Лучше все-таки где-нибудь в другом месте. Я проходила сегодня
через ваш городской парк культуры и отдыха...
- Верно! Лучше места и не придумаешь. У меня дома телефон, и я
сейчас позвоню Елене, попрошу ее пойти куда-нибудь с Олей Кадушкиной
через парк. У нас, кстати, куда бы ни идти, все равно парка этого не
миновать. Подождите минуточку, товарищ капитан.
Пивнев садится за стол своего начальника и набирает нужный ему
номер телефона.
- Это ты, Петя? А Лена где? А ну-ка дай мне ее... Чего это ты,
Леночка, в такую жару дома? С подружкой своей Олей Кадушкиной давно ли
виделась? Вчера последний раз. А сегодня?.. Ах, в кино собираетесь! На
какой же сеанс, если не секрет? На двенадцать? Но ведь сейчас половина
двенадцатого, а ходу туда всего пять минут, если вы в "Космос".
Немного погуляете по парку? Ну и правильно, чего вам в такую погоду
дома торчать.
- Видите, как все ладно складывается, товарищ капитан, -
улыбаясь, обращается старшина к Татьяне. - Мы с вами тоже пойдем
сейчас прогуляться по парку.
Через несколько минут они уже прохаживаются по густым, тенистым
аллеям, но не рядом, а на некотором расстоянии друг от друга. Старшина
впереди, Татьяна метров на двадцать сзади. И почти тотчас же навстречу
им появляются две девочки школьного возраста. Одна полная, чем-то
напоминающая своего папу-старшину, а вторая худенькая, небольшого
роста, с гладко зачесанными назад негустыми рыжеватыми волосами. Не
требуется большой сообразительности, чтобы угадать, которая Оля.
- О, папа! - радостно кричит толстушка, бросаясь к старшине. -
Вот не ожидала тебя тут встретить!
- Здравствуй, Олечка! - здоровается Пивнев с подругой дочери. -
Ты иди, Лена тебя догонит, мне нужно дать ей кое-какие поручения.
Ничего не подозревающая Оля не торопясь идет по аллее парка в
сторону Груниной, присевшей на скамейку.
- Здравствуй, Оля, - негромко говорит Татьяна, как только девочка
равняется с нею. - Подойди, пожалуйста, ко мне поближе и не бойся...
- А я и не боюсь, с чего это вы взяли! - задорно восклицает Оля,
с удивлением рассматривая красивую молодую женщину, очень похожую на
какую-то киноактрису.
- Ну, тогда присядь со мной рядом.
А когда девочка садится, Татьяна благодарит ее:
- Спасибо тебе, Оля, за помощь, которую ты оказала милиции.
Лишь какое-то мгновение Оля недоумевает, но, сообразив, что не
случайно, видимо, повстречался с ними Ленин папа - старшина милиции,
догадывается, кем может быть эта красивая женщина, и чуть слышно
спрашивает:
- Вы, наверное, из Москвы?
- Да, я инспектор милиции и приехала сюда из-за твоего письма.
Где бы мы с тобой могли встретиться и поговорить?
У Оли даже не возникает вопроса, как же эта красивая тетя узнала,
что письмо написала именно она, Оля. Татьяна сразу как-то внушила ей
доверие. Сыграло тут свою роль и присутствие Лениного папы, конечно.
- Я могу не пойти в кино, и мы сразу бы... - порывисто произносит
она.
- Нет, нет, ты обязательно сходи в кино. Оно кончится в половине
второго, наверное?
- Да, точно в половине второго, даже, может быть, немножко
раньше.
- Ну, так я ровно в половине второго буду ждать тебя на этой же
самой скамейке.
Они встречаются снова в час тридцать пять.
- Извините, что немного опоздала, - оправдывается Оля. - Я могла
бы и точно, но тогда нужно было бы идти очень быстро, а это...
- Ты умница, Олечка, - хвалит ее Татьяна. - Давай пройдем вон в
ту боковую аллею. По ней, я заметила, почти никто не ходит. Лена что -
пошла одна?
- Да, папа поручил ей сходить в универмаг.
- А теперь расскажи мне, Оля, как ты все это узнала, - просит
Татьяна, как только они выходят на боковую аллею, еще более пустынную,
чем центральная. - Я имею в виду то, что ты написала в своем письме...
- Я понимаю... А как, скажите, мне вас называть?
- Меня зовут Татьяной Петровной.
- Я понимаю, о чем вы это, Татьяна Петровна. О Тузе, да?
- О нем, Оля. Расскажи, пожалуйста, поподробнее, что ты о нем
знаешь. Для нас это очень важно.
- Ничего почти. Я о нем случайно узнала, когда мама с бабушкой
шушукались. Как только тетя Глаша к нам приехала, они все время
шушукались о чем-то. Сначала я думала, что это они о тете Глаше,
потому что мама считает ее чокнутой. Но бабушка говорит, что она
совсем не чокнутая, а только до смерти запуганная братцем своим
двоюродным Алешкой, вот этим самым Тузом.
- Как же ты это узнала, если они шушукались?
- Так ведь они шепотом днем только. А поздно вечером, когда
думали, что я уже сплю, говорили громче, потому что спорили. Но я не
спала. Это было, когда тетя Глаша уже уехала от нас. Особенно бабушка
горячилась. Сердилась на маму, что она тетю Глашу чокнутой считает.
"Ты, - говорила она маме, - не знаешь вовсе Лешку. Он, говорит, если и
не убил в тот раз Глафиру, то теперь непременно убьет, как только
дознается, что она нам обо всем рассказала". Разговор этот был у них
еще до прихода к нам Туза...
- Он когда к вам приходил?
- Вскоре после того, как тетя Глаша уехала. Ночью это было. Мама
даже побоялась открывать, а он бабушку попросил позвать, и та ему
открыла. Когда вошел, сразу же велел свет потушить и спросил, кто еще
дома. Вася с Петей у дяди Гриши тогда гостили. Это на Майские
праздники было. Обо мне мама сказала, что я очень крепко сплю. Я и
правда сплю крепко, но когда надо...
- Ну и что же делал у вас Туз? - не дает Оле отвлекаться Татьяна.
- Стал расспрашивать, зачем Глафира приезжала. "Навестить и
отдохнуть после болезни", - сказала ему бабушка. Он снова: "Не
жаловалась ли на что? Не обвиняла ли кого?" А бабушка у нас хитрющая
старушенция. "Какая, говорит, словам ее теперь вера? Рехнулась она
совсем от побоев своего изверга супруга. Говорили же мы ей, не выходи
за этого пьянчугу. Так нет, люблю, говорит, его... А теперь клянет
последними словами. Да и вообще мелет черт те что..." - "Ну, а обо
мне, - спрашивает бабушку тот тип, - не говорила ли чего?.."
- Ведь "тот тип", судя по всему, твой дядя, - перебивает Олю
Татьяна.
- Не хочу признавать такого дядю! - с негодованием встряхивает
головой Оля. - Я бы такого сама в милицию отвела...
- Ну ладно, ладно, девочка, успокойся, пожалуйста.
- Нет, не успокоюсь! Я когда вырасту, непременно в инспектора или
в следователи пойду, чтобы разоблачать таких и в тюрьму. Для этого
небось юридический институт нужно кончать? Вы не могли бы мне помочь
туда поступить?
- Тебе еще четыре года в школе нужно проучиться, - улыбается
Татьяна, проникаясь все большей симпатией к этой смышленой девочке. -
А вот когда кончишь школу, постараюсь помочь, если только ты к тому
времени не передумаешь...
- Да что вы, Татьяна Петровна! Вот если только к тому времени все
преступники переведутся, но это, наверное, будет не очень скоро. Как
вы думаете?
- Да, наверное, не так уж скоро, - соглашается с ней Татьяна. -
Однако для того, чтобы поступить в юридический институт, учиться нужно
не на одни только тройки...
- Я это понимаю, Татьяна Петровна, и постараюсь...
- Теперь продолжим наш разговор. Ну и что же ответила бабушка на
вопрос Туза?
- "А что такого могла о тебе говорить Глафира? - спросила его
бабушка. - При ее помутненном разуме она тебя и не помнит, должно
быть".
- И Туз этому поверил?
- "Ну ладно, сказал, дорогие родичи. Выгораживаете вы ее или на
самом деле все так, у меня нет сейчас времени разбираться, поимейте,
однако, в виду: взболтнет если кто, что я у вас был, худо всем вам
будет..." И сразу же ушел, ни с кем не попрощавшись.
- Ты видела его?
- Когда он вошел, то свет у нас еще горел. Мама его зажгла, как
только услышала стук в окно. Мы ведь в собственном домике живем.
Дедушка сам его срубил перед войной. Он у нас был настоящим
человеком...
- Я все о деде твоем знаю, Олечка. Знаю даже, что он был
награжден солдатским орденом Славы. Отец твой тоже ведь был знатным
железнодорожником. Ну и что же ты увидела, когда мама зажгла свет?
- Его я увидела, но сразу же закрыла глаза, чтобы он не заметил,
что я не сплю. А догадалась, что это он, потому что бабушка шепнула
маме: "Лешка это, наверное..."
- И ты запомнила, как он выглядит?
- Его всякая бы запомнила - такое страшилище! А у меня память на
лица очень хорошая.
- Вот и опиши его поподробнее.
- Ну, во-первых, он очень здоровый...
- Высокий? - уточняет Татьяна.
- Может быть, и не очень высокий, но сильно плечистый. Таких я
только в цирке видела.
- А лицо, волосы?
- Какие там волосы - безволосый он! Бритый, наверное... Бабушка,
правда, сказала маме, что он мог и оплешиветь на нервной почве.
Настоящим психом будто бы стал. А морда у него вся как есть бородатая
и вроде рыжая.
- Как ты узнала, что кличка его "Туз"?
- Это бабушке откуда-то известно. И о том, что беглый он, тоже.
Наверное, от бабушкиной сестры, матери Алешки.
- Где его мать живет, знаешь?
- В соседнем районе. Рогачевским называется. Километров тридцать
отсюда.
- Ну, спасибо тебе, Оля, большую услугу ты нам оказала. Но о
встрече со мной ты никому...
- Да что я - маленькая, что ли! Сама понимаю. Если вам еще
понадоблюсь, то я с удовольствием...
- Спасибо, Олечка.
...Выслушав просьбу Груниной, капитан Нилов вызывает к себе
старшину Пивнева.
- Кого бы нам пригласить понятыми, Илья Ильич, для опознания Олей
Кадушкиной фотографии Каюрова?
- Ну, во-первых, ее классную руководительницу Долгушину, -
предлагает старшина. - Она человек вполне надежный во всех отношениях.
И еще я бы порекомендовал библиотекаршу Зою Петушкову. Татьяна
Петровна, кстати, с нею уже знакома.
- Не возражаете, Татьяна Петровна? - спрашивает Нилов Грунину.
- Не возражаю.
Некоторое время спустя, когда Оле Кадушкиной в присутствии
понятых Татьяна показывает три фотографии, девочка не сразу решается,
на какую же ей указать. Грунина хорошо понимает ее затруднение и
терпеливо ждет. Оля не знает ведь, что для опознания полагается
предъявлять фотографии сходных по внешности лиц. К тому же видела она
Каюрова бритоголовым и бородатым, а тут он с пышной шевелюрой и
безбород. Татьяна не очень даже уверена, что девочка его опознает.
А Оля, помедлив немного, решительно указывает на его фотографию.
- Вот он!
- И у тебя никаких сомнений, что это именно он? - спрашивает ее
Татьяна.
- Никаких. У него глаза очень злые и нос, как у хищной птицы.

    10



Уже поздно, пора бы ложиться спать, завтра ведь рано вставать, а
Олег все читает и записывает в свой блокнот разные цифры и цитаты.
Когда комсорг цеха поручил ему быть агитатором в инструментальном, он
даже разозлился:
- Да что вы все на меня одного! Я и бригадир, и член штаба
оперативного отряда, и в общественном конструкторском бюро...
- Ладно, не перечисляй, сам все многочисленные твои обязанности
знаю, - остановил его комсорг. - Но ведь ты же самый грамотный
комсомолец в инструментальном...
- С каких это пор стал я самым грамотным? А Гурген Друян, который
на третьем курсе станкоинструментального? Да и Анатолий Ямщиков
поэрудированнее меня...
- Ты еще Андрея Десницына забыл назвать, - усмехнулся комсорг. -
Он ведь кандидат богословия.
- А ты не смейся над ним. Он достоин всяческого уважения, к тому
же на втором курсе философского...
- Ты тоже на философском. Но дело даже не в этом Гурген горяч.
Если ему зададут каверзный вопрос, он может послать сам знаешь куда.
- Когда надо, я тоже могу послать...
- Так когда надо, а он когда и не надо. Анатолий тоже вспыльчив и
не считает нужным объяснить того, что, по его мнению, каждый сам
должен знать. Поэтому лучшего агитатора, чем ты, пока не вижу.
Попробуй проведи две-три беседы, трудно будет - поищем кого-нибудь
другого.
И вот Олег Рудаков провел уже несколько бесед и не только не
попросил замены, но и честно признался комсоргу:
- Оказывается, все это чертовски интересно! Не знаю, как для тех,
кто меня слушает, а для меня лично все это очень интересно.
- Я же знал, что эта работа именно для тебя, - похлопал его по
плечу комсорг. - Ты прирожденный агитатор. Если хочешь знать, я часто
сам прихожу тебя послушать. И еще одна у тебя заслуга - умеешь ты
как-то и других для своих политбесед привлечь. Ямщикова очень ловко
втянул вчера в разговор. Я и не знал, что он такой знаток кибернетики.
А Патер? Интереснейшие вещи рассказывал о последнем Ватиканском соборе
и приспособлении католицизма к современному миру. И особенно большое
тебе спасибо за то, что организовал в цехе беседы Груниной по правовым
вопросам. Какая все-таки она красивая! Валя Куницына уверяет, будто
все вы в нее повлюблялись.
- А что, нельзя разве?
- Не в рабочее время, однако, - рассмеялся комсорг. - И лучше бы
все-таки в своих заводских девчат...
Вспоминая теперь этот разговор, Олег грустно улыбается. В
какой-то мере Валя, может быть, и права... А где сейчас Грунина? Целую
вечность, кажется, не виделся с нею. Уехала куда-то и не попрощалась
даже. Потом, правда, сам начальник ее позвонил. Сообщил об отъезде
Татьяны и поинтересовался, как ведет себя Грачев.
А ведет он себя вполне нормально. Вопросы даже задает на
политбеседах. Спросил вот сегодня: правда ли, что в капиталистических
странах происходит обуржуазивание пролетариата?
Удивляться такому вопросу нечего. Сейчас об этом вся западная
печать и радио трезвонят. Олег ответил ему, по правде говоря, не очень
убедительно, общими словами. Это и других не удовлетворило. Надо будет
завтра объяснить поконкретнее.
Вот он и сидит теперь, готовится...
И вдруг дверной звонок чуть слышно - дзинь!.. Кто же это так
поздно?
На носочках, чтобы не разбудить родителей, Олег идет в коридор.
Заглядывает в дверной глазок. Да это же Толя Ямщиков! Вот уж кого не
ожидал!
- Ты что так поздно - случилось что-нибудь? - тревожно спрашивает
его Олег.
Ему кажется, что Ямщиков не очень твердо стоит на ногах. На лице
его блаженная улыбка.
- Да ты пьян! - невольно повышает голос Рудаков. - От тебя, как
из винной бочки...
Но тут он замечает, что из левого угла рта Анатолия струится
кровь. Кровоточат и ссадины на скулах. В темных пятнах крови белая
сорочка.
- Не пьян я, не пьян! - энергично мотает головой Анатолий. -
Немного выпил, правда, но не пьян. А вид такой потому, что на нас
напали...
- Ладно, проходи поскорее, - торопит его Олег. - И не шуми,
стариков моих разбудишь.
Проводив Анатолия в свою комнату, Олег присматривается к нему
внимательнее и обнаруживает, что не только сорочка, но и брюки его
выпачканы грязью и даже разорваны в нескольких местах. Выражение лица,
однако, не пьяное вовсе, как показалось Олегу в коридоре, а какое-то
восторженное.
- Объясни теперь толком, что с тобой произошло, если, конечно, в
состоянии? - строго спрашивает Олег Ямщикова.
- Что значит - если в состоянии? - удивляется Анатолий. - Я
потратил много сил и очень устал, но я никогда еще не был в лучшем
состоянии, чем сейчас. Да знаешь ли ты, что мы с Патером совершили
только что почти подвиг! Мы, как два д'Артаньяна... Да, именно как два
д'Артаньяна, хотя Патеру, как бывшему богослову, казалось бы, больше
подходила роль рассудительного Арамиса. Мы сделали с ними то, что было
бы под силу только двум д'Артаньянам - мы расшвыряли их и обратили в
бегство...
- Ничего пока не понимаю, кого вы расшвыряли?
- Ну ладно, расскажу тогда все по порядку, отведи только сначала
меня куда-нибудь, чтобы я мог умыться. И дай йоду залить боевые раны.
Вернувшись из ванной комнаты, Анатолий удобно располагается в
любимом кресле Олега и уже более спокойно продолжает свой рассказ:
- Знаешь ли ты, где мы были сегодня? Я и Патер. У Грачева! Он
пригласил нас отпраздновать получение аттестата зрелости его сестрой
Мариной. Девушка, над которой мы шефствовали, когда ее братец отбывал
срок за частнопредпринимательскую деятельность. Эта маленькая Маринка
знаешь какой теперь стала!.. Короче говоря, встретившись с нею
сегодня, я, как говорится в старинных романах, прямо-таки потерял
голову!
- Ведь ты совсем недавно говорил мне, будто влюблен в Татьяну
Петровну Грунину...
- Да, был, это верно, но как? Как влюбляются в красивую актрису
из заграничного кинофильма. Романтично, но не реально. А тут живая,
настоящая, чертовски симпатичная девчонка! От нее все там были без
ума. Даже Патер...
- Не ври, Патер влюблен в свою Беатриче - Анастасию Боярскую.
- Да, он давно, еще до отречения, влюбился, в Настю, но это не
помешало ему оценить достоинства Марины. Зато эти лопухи, ее школьные
друзья, прямо-таки... Но, в общем-то, они хорошие ребята, а вот еще
два типа, которых пригласил, видимо, уже сам Грачев, эти прямо-таки
ошалели. Сначала еще ничего, только глаз с нее не сводили, а потом,
когда поднабрались...
- Но ведь и вы с Патером не один только чай там пили?
- Я этого и не скрываю. Патер хоть и непьющий, но за здоровье
Марины и за ее аттестат выпил пару рюмок. Я уложился в свою норму -
три... Ну, может быть, на этот раз четыре рюмки...
- Кто там был еще? Не было разве подруг Марины?
- Наверное, были, но я никого, кроме нее, не видел...
- А подрались вы там, конечно, из-за Марины?
- Ни с кем мы там не дрались. Это потом, на улице, когда мы пошли
домой. За углом нас уже поджидали те два типа, приятели или знакомые
Грачева. С ними еще двое неизвестных нам. В гостях у Грачевых их не
было. Один из них показался мне похожим на того, что огрел меня в
прошлом месяце бутылкой. Вот тут-то и началась баталия... Видел бы ты,
как Патер от них отбивался! Обязательно нужно вовлечь его в нашу
народную дружину...
- Как бы тебя самого после такой баталии из нее не выставили, -
хмуро прерывает Анатолия Олег.
- За что? За самооборону? Выходит, нам нужно было позволить
избить себя?
- Как же вы все-таки выстояли двое против четверых?
- Что значит - выстояли? Мы не только выстояли, мы обратили их в
позорное бегство.
- А Патера ты где оставил?
- Нам удалось поймать такси. Патера я довез до его дома, а сам
поехал к тебе. Мне захотелось сразу же все тебе объяснить, и именно
сегодня. Завтра, увидев наши физиономии, ты бы черт знает что о нас
подумал. У меня-то еще ничего, а вот у Патера здоровенный синяк под
глазом...
Несколько минут длится неприятное для Ямщикова молчание. По
хмурому лицу Рудакова он видит, что тот не в восторге от их ночного
похождения.
- Если ты обратил внимание, - произносит наконец Олег, - я тебя
спокойно выслушал и даже постарался понять. Послушай же теперь и ты
меня. Не хотел я пока тебе этого говорить, но, видно, надо, чтобы ты
вел себя осмотрительнее.
- А что такое?..
- Не перебивай! - недовольно машет на него рукой Олег. - Татьяна
Петровна меня предупредила, что Грачев хоть и с хорошими отзывами
отбыл срок в колонии, но едва ли исправился. Он, наверное, из тех, у
которых это на всю жизнь. К тому же у него есть, видимо, босс, который
держит его в страхе и повиновении. Действует он, по всей вероятности,
по его указке и вас с Патером пригласил на праздник Марины, конечно,
не случайно.
- Но Марина тут ни при чем.
- Да, может быть. Скорее всего, она такое же орудие, а вернее, -