И Дениза мрачно головой закивала.
– Капитан у нас дядька сообразительный, – утешил их Жилло, хотя уж больно мрачным получилось утешение. – Он поймет, что причаливать опасно, развернется и уйдет подальше.
– Он-то уйдет, а мы-то здесь останемся, – резонно заметил граф. – Обидно – сил нет! Знать, что помощь в трех шагах была…
– Может, нам туда слетать? – предложила Неда.
– Ага, прямо под пули! – рявкнул на нее Жилло. – Не дури. Ты плохо знаешь капитана Шмеля! Он такое придумает, что нам с тобой и не снилось! Потому он и капитан, ясно?
Шхуна под всеми парусами уже миновала устье, сделала крутой поворот и шла по фарватеру на юг. За крышами складов и комендантского дома Жилло, понятно, причалов не видел, но предполагал, как все произойдет. Капитан увидит, что на берегу нет ни его, Жилло, ни графа, ни Дедули, ни Малыша и ни Денизы. Это ему не понравится, он и отойдет. Тут гвардейцы потеряют терпение и обстреляют «Золотую Маргариту» из мушкетов. Она выйдет из устья в открытое море. И будет болтаться по заливу еще несколько дней – пока кто-то, ночью на яле отправленный в разведку, не донесет – была какая-то драка на Городище, нашли там утром кровь и трупы обезглавленные. Очень может быть, что это – Студиозус с товарищами.
А если капитан умудрится высадить свое воинство не доходя гавани, то придется ему принимать немедленный бой. Что тоже как-то невыгодно.
– Уже совсем светло… – сказал Жилло. – Вот как начнут сейчас из пушек палить по Городищу!… Простите, ребята, но надо нам разбегаться. Провалились мы. Уходите, волки, и ты, Неда, тоже улетай. Вы прорветесь. Орифламму возьмите кто-нибудь…
– А ты? – спросила Неда, перебирая пальцами серебристо-серую шкуру Тармо.
– А мне деваться некуда, – Жилло присел на кочку и запустил пальцы под взъерошенный парик. – Я сам эту кашу и заварил. Мне ее расхлебывать. Была бы хоть лошадь… Тармо! Вынесешь отсюда Виго? Или вы, девушки? Он ведь легкий…
– Не валяй дурака! – не то что прикрикнула, а просто каркнула Неда. – Не для того собралась вместе королевская кровь, чтобы труса праздновать!
Дениза крепкой ручкой, привыкшей к увесистым сковородкам, попросту дала Жилло подзатыльник, как влюбленной дочке, благо затылок оказался рядом. А принцесса Амора присела, оттолкнулась и взлетела футов этак на десять.
– Он прошел мимо причалов! – крикнула она. – Он идет вверх по Венте!
Утренний бриз тому благоприятствовал. После резкого поворота за гаванью к югу река до самой Вентас-Румбы шла сравнительно прямо. С причалов подняли пальбу, но «Золотая Маргарита» пролетела мимо них под всеми парусами и, вписавшись в ту петлю, что делала река, устремилась вверх по течению.
– Что затеял этот старый пьяница? – даже с каким-то необъяснимым восхищением спросил Жилло. Но ответить ему никто не успел – первое ядро со стены Коронного замка бухнуло в вытоптанную плешь Городища.
Эммелина, взвизгнув, бросилась бежать – и вылезла ей навстречу из зарослей боярышника огромная кабанья морда. Подскочил молодой граф, сунул в боярышник факелом – оборотень с визгом сгинул. Но два других полезли рядом, добираясь до ошалевшей девчонки. Только-только, прикрывая Эммелину, вернулся Иво оф Дундаг к своим, как ударило второе ядро.
Волки сбились вместе и бессловесно посовещались. Тармо подбежал к Неде, ткнулся носом ей в бедро, и сероглазая соколица опустилась на одно колено. Посмотрели они в глаза друг другу и, видно, удалось волку объяснить свой замысел. Тем более, что он еще и головой выразительно мотнул.
– Мне кажется, они хотят спуститься по тому откосу, который не простреливается из замка, и вывести нас, – неуверенно сказала Неда. – Они пробьются! Они уже воевали с кабанами!
– Ты так решил, Тармо? – спросил Жилло. – Ты думаешь, получится?
Волк кивнул.
Построил Жилло свой отряд – детей и девушек в середину, чтобы при нужде взлетели и Эммелину с Виго спасли, Денизу с графом – вперед, они уж наловчились факелами орудовать, а сам – прикрывать. Пушки тем временем наладились лупить по плеши – только пыль столбом!
Пошли волки вниз попарно – и сразу же все кабанье воинство им дорогу загородило. Сцепился Тармо, как самый крупный и сильный, с первым же оборотнем. Заскочил сбоку, повалил, стал клыками до кабаньей шеи добираться. С другой стороны граф прямо в разинутую пасть вогнал шпагу. Тут кабан синим пламенем взялся, вонючий дым испустил – и не стало его. Отскочил волк – и обжала Дениза юбками его опаленную морду, чтобы огонь сбить.
– Ничего себе! – воскликнул Жилло. – Так они же не бессмертные! Одним гадом меньше стало! Главное – насмерть бить!
Отвоевали на откосе малюсенький пятачок – только-только вплотную поместиться. Взлетать – опасно, ядра густо ложатся, подшибить могут. Стоят вышивальщицы тесненько, жмутся друг к дружке, понимают – мешают они сейчас всем, и помощи от них – никакой…
А «Золотая Маргарита» ходко идет – и форштевень ее прямиком на Вентас-Румбу нацелен!
– Ну, капитан!… Ну, Шмель!… Рискует!… – отбиваясь огнем сразу от двух чудищ, успел оценить обстановку граф. – Думаете, он обдерет киль?… Ох, черт!… И посадит «Маргариту» на мель посреди Венты? И возьмут!… Его там!… Голыми руками?…
– Шмель знает, что делает! – Жилло вовремя подсек палкой от факела задние ноги оборотня, угрожавшего Денизе. – У него глаза-то получше нашего устроены! Он видит, что со стен Коронного замка простреливается, а что – нет! Кому придет в голову бояться Вентас-Румбы?! На водопад ни одна пушка не глядит!
– Ох, и треснется он об Вентас-Румбу! – вдруг испугалась Дениза. – И останутся от шхуны рожки да ножки!
И перекрестила огнем яростную клыкастую морду.
– Не каркай, Дениза! – одернул ее Жилло, одной рукой отгоняя факелом оборотня, а другой закидывая себе за спину не в меру прыткого Виго. – Я понятия не имею, что этот старый пьяница затеял, но я чувствую – будет здорово!
И это было-таки здорово! Форштевень чуть не обломился о торчащий на каменной подкове камень, когда «Золотая Маргарита», резко взяв рифы, развернулась к водопаду боком. Немедленно с правого борта полетели канаты, на которых вместо положенных петель были многолапые якоря. Некоторые угодили в трещины подковы. Теперь шхуну уже не могло отнести течением от водопада.
Ошвартовавшись таким диковинным образом, выкинули моряки с борта широченные сходни. И побежали по сходням в сверкающих брызгах двое – конь белоснежный и девчонка, что вела его под уздцы. На девчонке – вишневого бархата плащ, кираса, высокие сапоги, в другой руке у нее – пистолет. А за девчонкой второго коня, рыжего, бегом выводит мальчишка – тех же лет, в таком же плаще, только волосы короче и вооружен мушкетоном, а так – на одно лицо.
А третьего коня, гнедого с короткой гривой торчком, так же, бегом, ведет молодой моряк. И четвертого коня выводит незнакомый боец, и пятого, и шестого!
Девчонка уже в седло вскочила, повод на себя взяла – конь под ней подобрался и заскакал через каменные борозды с бурлящей водой прямо к берегу, к Городищу. И парнишка тоже на своего рыжего вскочил.
Выстрелила девчонка первой – промахнулась по летящему на нее кабану. Но мальчишка из мушкетона не промахнулся. Еще один оборотень исчез в синем дыме. А прочие развернулись в сторону неожиданного десанта – и открыли тыл волкам! Откос крут, кабаны тяжелы, развернуться на бегу им не под силу, хоть и оборотни. Волки что есть духу погнали их поредевшую стаю под пистолеты и мушкетоны. И маленький отряд наконец-то перевел дух.
Пока Жилло по доброй своей привычке на красивую девчонку таращился, на берегу у водопада отряд конных построился и лавой на кабанью стаю пошел. А оборотней-то не меньше трех десятков! Выстрелы, крик! Выхватил Виго у отца орифламму, стал отряду орифламмой махать, а тем временем по сходням корабельные пушки потащили и сам капитан, покинув мостик, на водопад выбежал – в кирасе, в треуголке вместо пестрого платка, при всем параде, даже борода, кажись, подстрижена. И полосатый шмелиный шарф – поверх кирасы и кафтана! За ним моряки доски вынесли – мостки наводить, чтобы пушки и порох к берегу доставить.
– Эй, студиозус! Где ты? – орет капитан. – Собирается вместе королевская кровь! Принимай моих близнецов под святую орифламму!
– Э-э-э!!! – вдруг раздается за спиной у Жилло вопль. Это граф, потеряв дар речи, тычет пальцем куда-то в сторону Коронного замка. И поворачиваются все на этот вопль, и что же видят?
Вниз по откосу сквозь кустарник оседланные кони несутся! Где круто – просто на задах съезжают, притормаживая передними копытами. Целый табун прекрасных, изумительных, гордых боевых коней лавиной катится от Коронного замка вниз, а гонят его три всадника: один – арапником и свистом, а двое других – огромными крыльями!
– Малыш, будь он неладен! – охнула Дениза. – И Дедуля с ним! Это они конюшню в форбурге разгромили!
– Мак! Мак! – узнав своего ненаглядного всадника, завопила Эммелина.
Бегут с корабля бойцы, несутся с откоса кони. Бьют кованые копыта по крепким кабаньим черепам – и, испуская вонючий дым, гибнут один за другим оборотни! А тут еще над полем боя золотистое сияние встало – колдовские волосы полетели. Увидит кабанище пламенеющую прядь – отступает с визгом. И чувствует Жилло – было это однажды, еще как было! Непонятно только, где. Может, и в душе.
Смотрит на замок Амора, смеется – впервые, может быть, за всю свою недолгую жизнь смеется. И песню запевает:
Я письмо получила и читала, смеясь,
и смеялся со мной гонец!
Собирается в битву Богоизбранный князь —
возвращать себе свой венец!
Виго подхватил:
Стало небо бездонным, изумрудной – трава,
опьянил аромат лесной,
а в ушах зазвенели золотые слова:
все, кто любит меня, за мной!
Дениза негромко и впервые в жизни нерешительно пропела:
Если честь прорастает сквозь ночные века,
значит, стоит на свете жить, —
Я скрою орифламму, раздобуду шелка…
– …и усядусь прилежно шить! – подхватила Неда.
Снизу отозвались капитан Шмель с близнецами:
Мы – бойцы, мы – бастарды, мы услышали весть,
мы примчимся издалека!
Нам досталась от бабок потаенная честь
королевского перстенька!
Издали, вместе с гулом копыт, донеслось:
Это властное тело, и надменная бровь,
и повадка – Господень дар!
Собирается вместе королевская кровь,
как заметила Жанна д'Арк!
Собирается вместе, и течет напрямик,
и с утесов, и с кораблей,
и возводит на троны их законных владык,
наших братьев и королей!
Жилло так и не понял, кто из женщин пропел это, Неда, Дениза или Амора, потому что разинул рот, глядя еще на одну женщину.
На Городище вскарабкалась – кто бы вы думали? Лиза.
Вымазалась она, конечно, в глине, ободрала всю юбку, и немудрено – полазь-ка по крутым тропинкам с такой здоровенной корзиной.
– Я тоже с тобой буду, Жилло, – говорит.
– Может, и в тебе королевская кровь проснулась? – с великим подозрением прищурился Жилло. – А ну, выкладывай, кто ты такая! Зачем детей ночью на Городище заманила? Ну, что молчишь? Давай, говори, что твои штучки означают?
– Да ничего они особенного не означают, – уставив нос куда-то вниз, отвечала Лиза. – Просто решилась я все тебе сказать… Неужели ты меня прогонишь?
– И к чертовой бабушке! – сурово рявкнул Жилло. – Что, не вышло своему хозяину услужить? Так ты сразу на нашу сторону? Небось, про любовь мне тут толковать будешь? А ну, брысь отсюда! Попроси кабанчиков, пусть тебя с собой прихватят!
Пока Жилло на Лизу шумел, Малыш, Мак и Дедуля на Городище взобрались. С другой стороны капитан Шмель верхом въехал. Конь под ним – целый слонище, на спине хоть спать ложись, а по капитанской роже видно – не верит он в надежность этого средства передвижения, ох, не верит!
Соскочили все с коней, смеются.
– Вот и мы, вожак, – рапортует Дедуля. – Собирается вместе королевская кровь! Как мы лошадками разжились – не спрашивай, хотя все – по закону. Раз в государстве пока что равноправие, то мы имеем на них такое же право, как и Равноправная Дума. Все честно и справедливо.
– А вот меня спроси, – гудит капитан. – Спроси, как я впопыхах отряд снаряжал! Спроси, как близнецы мои по чердакам старые кирасы искали! Как все кузницы на островах вверх дном перевернули!
Смотрит Неда на капитана Шмеля, носом крутит – мол, не может быть!
– Рауль? – спрашивает. – Неужели это ты, Рауль? Ты же стройный был, как шест, как древко от большой алебарды!
Уставился на нее капитан.
– Ну да, – говорит, – Рауль! Я уж и позабыл, когда меня так звали! После того, как маму убитую из лесу принесли, а комендант порта меня ко всем чертям прогнал, я собственного имени почитай что ни от кого и не слышал! Жена сперва солнышком звала, потом старым бродягой… Эти вот – Шмелем прозвали!
И вниз показал – на «Золотую Маргариту».
– Ну что же… – Жилло, набираясь отваги, глубоко вздохнул. – Собрал я-таки вместе королевскую кровь! Сам не ожидал, что получится. А теперь надо отсюда убираться. Я так полагаю, Коронный замок нам штурмовать незачем, а вот гвардейцев выбить из гавани и захватить корабли – можно. Это должно получиться. Потом же мы просто пойдем вдоль побережья под орифламмой и просто скажем людям, кто мы такие. Может быть, даже удастся объяснить им, что именно мы хотим им вернуть. Хотя долгое и нудное это будет дело…
Погладил он бархат орифламмы, щекой к ней прижался. И посмотрел на братцев-воришек. Ласково так посмотрел… Потому что понял наконец, кого он собрал на Городище.
– Заберите ее у меня, – попросил. – Кто-нибудь заберите, кому ею владеть пристало. Ты, Тармо, не можешь, я вижу, но ты, Леон?
Растерялся Дедуля.
– Руки-то у меня того… замараны… – говорит. – Да и безрукий я сейчас…
– Ну, ты, Стефан!
Малыш молча за Дедулю спрятался.
– Да ты что, – шепчет, – да как же это?…
Перевел Жилло взгляд на принцессу, которая наконец-то графа из объятий выпустила и Денизу в щеку как раз целовала.
– Вам, Дезире и Амора, я орифламму не предлагаю, не женское это дело. Тармо! Как же нам быть? – придерживаясь за хворостинное древко орифламмы, Жилло опустился на корточки и обнял волка. – Ты самый старший из королевских сыновей, что ли? Ну, не в зубы же тебе ее давать!
– Что касается Тармо, то к нему вы все должны проявить особую нежность, – вдруг объявила Лиза. – Потому что он не старший сын короля Шарля, как некоторым казалось, а сын его дочери – самой первой, о которой никто из вас не знал и знать не мог, потому что было тогда королю девятнадцать, а подружке его Мартине – восемнадцать, и увезли ее родители от опального королевского семейства подальше, и он до смерти не ведал, что родила ему Мартина дочку. Только перстенек с розой у девчонки и остался…
– Брысь под лавку! – отвечал, не оборачиваясь, Жилло. – Постой! Ты откуда все это знать можешь?!
Не утруждая себя ответом, убрала Лиза со лба хвостик намотанного платка, вытянула вперед руки, пальцы сплела хитрой корзиночкой, дунула сквозь них – и от этого дуновения поползли с волчьего воинства дымчатым туманом клочковатые шкуры. В том числе и та, что под пальцами Жилло, от чего доблестный графский слуга перепугался до полусмерти. А с перепугу отшатнулся он от Тармо и сел на землю. Но орифламму не выпустил – держался за древко, как за посох.
– Именем знака Кейн-Далед, вернитесь к людям! – негромко сказала Лиза и изменила положение пальцев. – Именем Тройного знака возвращения!
Ахнув, шарахнулись от нее и девицы крылатые, и Дезире с дочкой, и Леон со Стефаном, один только капитан твердо на ногах устоял.
Растаяла на вытоптанной траве шерсть, струйки дыма от нее вверх поднялись и исчезли. А за тем дымом поднялись на ноги и Тармо, и Ирма, и весь отряд оборотней. Они-то встали, а Жилло так и остался сидеть у ног Тармо.
– За твою глупость, Тармо, надо бы тебя навеки волком оставить, – сказала Лиза. – Нашел у кого мохнатое зелье покупать! Это же сам Озарук был, собственной персоной! Он бы охотно всех вас в шкуры одел и под свою дудку плясать заставил! Светлое воинство дважды большой магический круг собирало, пока знак против этого колдовства придумало.
Повернулась Лиза и к крылатым девицам.
– Хватит с нас этой мороки, – сказала, направляя на всю стаю луч солнца, отраженный от ее диковинного перстня. – Тут уж я сама колдовство навела, сама и отменю его. Скидывайте перышки!
Так же, как волчья шерсть, сползли с рук у вышивальщиц перья. А заодно и у Дедули с Малышом.
– Лиза… – прошептал Жилло, поднимаясь с земли и отступая подальше. – Ты что такое творишь, Лиза? Я что, умом тронулся, да? Кто тут из нас всех умом тронулся?!
Не один Жилло – все попятились. Потому что стащила Лиза с головы накрученный платок и рассыпались до земли золотые кудри. Подняла она крышку с корзины, пошарила в ней рукой – и, подхватив под пузо, вытащила заспанного Нариана. Пока все переводили взгляд с Нариана на его хозяйку – переменилось Лизино лицо, исчезли лохмотья, сверкнуло на плечах мантии золотое шитье тайных знаков Премудрого Светлого воинства.
Таращится королевское семейство на красавицу Тиберию, а она как сунет два пальца в рот, как свистнет совершенно не магическим, а скорее разбойничьим образом! Вздыбил шерстку Нариан и стал расти. Свист не окончился – а уж стоял возле Тиберии ее лихой зверь с янтарными клыками.
– Вот это да! – восхитился Виго. – Наверно, и песню она сочинила…
– Песня сама родилась, – объяснила Тиберия, поправляя мальчику воротник. – Есть такие песни, которые просто обязаны родиться. Вот как королевская кровь просто была обязана проснуться. Когда вся вместе соберется…
И вспомнил тут Жилло, что до сих пор не передал орифламму более достойному знаменосцу, желательно – королевскому сыну, но так получается, что старшая тут – королевская дочка Дезире.
– Принцы! Принцессы! – обратился Жилло ко всему семейству. – Давайте уж порядок соблюдать. Берите кто-нибудь древко… Ну вот ты, капитан Рауль. Неда, он же королевский сын! Или нет?
– Королевский, – подтвердила Неда. – За это самое его приемный папаша из дому выставил.
– Ну так пусть и берет орифламму! – прямо-таки взвыл Жилло. – Командовать он умеет, сам видел… А если чего и боится – так это «Золотую Маргариту» потерять!
– Ты что же, короля из меня сделать хочешь? – яростно изумился капитан. – Ничего себе придумочки у тебя, студиозус! Да ты на меня погляди – я и на троне-то не помещусь! Какой из меня на старости лет король? Одно недоразумение!
– Но если ты старший из королевских сыновей… – и Жилло попятился, потому что капитан со словами «А это видел?» поднес ему под нос основательный кулак.
– Да и не ему король Шарль венец передал, – напомнила Неда, а Тиберия стояла в сторонке, усмехаясь – нравилась ей, видно, склока, которую затеял Жилло вокруг орифламмы. И Нариана за ухом почесывала.
Оглянулся Жилло по сторонам – стоят вокруг него веселые люди, переглядываются. А он держится за древко святой орифламмы и отпустить его не может – не упала бы орифламма, ведь никто другой к ней прикасаться не желает.
– Не мое это дело, я тут в общем-то человек случайный… бастард… Вы, конечно, все мне глубоко признательны, я понимаю… – пробует объяснить королевским детям положение дел Жилло. – Но ведь впереди должен ехать наследник престола с орифламмой! Кто, в конце концов, понесет орифламму?! Тармо! Рауль! Леон! Стефан!
– Что это ты так норовишь от орифламмы избавиться? – спрашивает, подойдя со своим котищем, Тиберия. – А ну-ка, подумай хорошенько, с чего это она так за тобой гонялась?
– Да ты и понесешь, Ангерран, – добавляет в полной тишине красавица Неда.
И от такого безумия опять садится Жилло прямо на землю и опять держится за древко, чтобы вовсе не растянуться.
– Вы что это?… – шепчет, глядя то на Неду, то на Тиберию. – Вы в своем уме? Как это вы меня назвали?
– Ангерраном назвали, – и тут Неда вперед выходит. – Видно, сильнее всех на тебя заклинание Алькуина подействовало. Я сразу тебя узнала, когда ты вместе с графом впервые в Коронный замок пришел. Только говорить тебе не хотела. Вот Аморе сказала раньше времени про ее королевскую кровь и про тебя – и что получилось? Она потому и принцессой себя объявила, потому и на эшафот угодила, что узнала – Ангерран в Кульдиге! Прокляла я свой болтливый язык и слово себе дала – если ты и узнаешь правду, то не от меня!
– Не может быть… – шепчет Дезире. – А я-то думаю, чего ты мне каждую ночь снишься? Ладно бы приличный человек, а то?…
– Точно! Я сразу старшего почуял! – вопит Леон.
– Вожака ты почуял, – ехидно напоминает Малыш. – И предложил ему командовать налетом на замковую сокровищницу…
– Ну, студиозус! – ошалело повторяет капитан Рауль. – Ну!… Ну, студиозус!…
– Папа?… – не веря ушам своим, стал дергать наследника престола за шиворот, пытаясь поднять с земли, Виго.
– Неда!… То есть… – и едва обретя дар речи, новоявленный наследничек опять язык проглотил.
– А ты думал, почему это я вдруг колено перед тобой преклоняю? – усмехнулась Неда. – Ты мой король, Ангерран. И что за девица в королевстве не любит своего короля? Это прямо чепуха какая-то…
Только обида и заставила короля заговорить по-человечески.
– Так любишь, значит? – поднимаясь с земли, укоризненно спросил он. – Меня, значит, любишь, а ему, значит, верность соблюдаешь?
– Я короля люблю, Ангерран, – отбилась Неда, – а верность жениху соблюдаю! Но мне почему-то казалось, что вот твоя невеста.
Посмотрел Жилло на Тиберию, посмотрела Тиберия на Жилло.
– Как же быть теперь? – спросил совершенно ошарашенный наследник престола. – Ты уж не сердись на меня, ладно?
– За что это я на тебя сердиться должна, женишок ты мой разлюбезный? – в голосе красавицы такое старушечье ехидство прорезалось, что Жилло окончательно весь ее маскарад понял.
– Что обручился с тобой без спросу… – и Жилло принялся стягивать с пальца золотистое волосяное колечко. Но легла на обе его руки тонкая, нежная белая ручка, а значить этот жест мог только одно – оставь, носи, пусть будет обручение…
Поднял Жилло глаза – и ясный взгляд Тиберии встретил. Строгий он был, этот взгляд, насмешливый и строгий. Так и полагается смотреть на графского слугу красавице, чьи золотые кудри до земли падают. А рука тем не менее крепко держала пальцы Жилло, не позволяя им избавиться от колечка. И было в этом какое-то смутное обещание.
– А теперь слушай, – сказала Тиберия. – До сих пор я не вмешивалась. Так, иногда кое-что подсказывала. Но вот вы с делом справились, сами справились, теперь и приказать можно! О том, чтобы выкурить Озарука из Коронного замка, пока не думайте. Он там прочно засел – ну и пусть сидит. А поведешь ты, Ангерран, сейчас свое войско просто по дорогам – рассказывать правду. Чтобы вспомнили наконец люди, что такое любовь, что такое честь, что такое королевская кровь! А когда вернетесь сюда, вооруженные доверием, вооруженные верой, вооруженные любовью этого разнесчастного государства, тогда я опять появлюсь, тогда и на приступ пойдем. И зловредного Озарука я на поединок вызову. Сейчас же – ничем больше помочь не могу. Это должны сделать вы сами.
Вскочила она тут на своего Нариана, выхватила из-под мантии нож, зажала в горсти прядь золотых волос да как полоснет! И полетели сверкающие кудри на изумленных всадников! И словно золотая стена встала между Тиберией и королевским воинством!
– Люблю! – раздалось. – Люблю!
Разлетелись волосы – а ни Нариана, ни Тиберии нет. Только зацепилась кудрявая прядь за древко орифламмы и ласкает вишневый бархат, сливаясь с королевскими розами.
Так что – в дорогу, господа мои. За верой и любовью. Присоединяйтесь!
За взаимной верой и взаимной любовью! Понял, парень? А насчет сапог не волнуйся – при первой возможности купим тебе сапоги, клянусь честью. Есть, понимаешь ли, такая штука – честь, и у тебя она тоже есть. Родился ты с ней, ясно?
Вот сейчас построимся на дороге, как положено – в ряд по трое. Кто не доел – доедайте!
Детей вперед пропустите. И Мака тоже. Пусть уж Эммелина с Маком вместе едут. Он заодно присмотрит, чтобы невеста с коня не скатилась.
Всем коней хватает?
Малыш, остановимся на ночлег – древко орифламме поменять надо. Это же оглобля какая-то, а не древко! Думаешь, легко его удерживать на рыси? У меня уже вся ладонь в занозах, между прочим…
Дезире, Амора, девочки – все готовы? Волки? Близнецы? Виго?
Досталось же вам, бедные вы мои… Да не бойтесь вы, посмотрите мне в глаза! Я хочу, чтобы вы были счастливы так, как любому из вас хочется. Это правда! Чтобы каждый сам себе счастье выбирал, понятно?
Ох, если бы вы знали, как я вас всех сейчас люблю!
А вы? Вы любите меня? Ну?… Любите? Да? Ну, что вы хохочете, черти неумытые?!
За мной!