— Ваш слуга, мадам.
   — Ах, как кстати мы встретились! Я только что узнала нечто важное — вы непременно должны услышать эту новость.
   Он непроизвольно скорчил недовольную мину — его тревожило множество вопросов, не самым незначительным из которых было его собственное шаткое положение. , — Я был бы рад любой информации, которая способствовала бы усердной службе королю, моему повелителю. — Но взгляд, устремленный на Эмбер, оставался неодобрительным, он явно спешил по своим делам.
   Эмбер же преисполненная сознанием собственной значимости, опьяненная быстрым и легким завоеванием привилегированного положения при дворе, решила преуспеть там, где терпели неудачу все другие любовницы короля. Она хотела представить лорда-камергера как свой трофей, приколоть, как дорогую брошь, что не по карману больше никому, хотя она и понимала, что дни политической карьеры Кларендона сочтены.
   — Дело в том, милорд, что я устраиваю ужин в доме Элмсбери в пятницу на этой неделе. Будет его величество, конечно, и все остальные… Если вы и ее светлость пожелаете прийти…
   Кларендон жестко поклонился, сердитый, что его вынудили потерять столько драгоценного времени. К тому же подагра снова пронзила болью ногу.
   — Сожалею, мадам, но у меня нет времени на светские развлечения. Стране нужны люди, способные заниматься серьезными делами. Благодарю вас и до свиданья.
   И он ушел в сопровождении двух секретарей, нагруженных горой бумаг, а Эмбер так и осталась стоять с открытым ртом.
   Тут она услышала за спиной громкий женский смех. Она обернулась и увидела леди Каслмейн.
   — Боже праведный! — вскричала та, все еще смеясь. — Ну и зрелище! Вы что, ожидали от него иного? Думали, он вас на танец пригласит?
   Эмбер впала в ярость: ее унижение заметила не кто иная, как именно Барбара Палмер, хотя зевак вокруг было достаточно, чтобы сплетни о ее неудаче разнеслись по всему дворцу еще до полуночи.
   — Старикан паршивый! — пробормотала Эмбер. — Ему повезет, если он еще год продержится при дворе!
   — Да, — согласилась Барбара, — и вы тоже. Вот уже семь лет мне приходится видеть, как дамы вроде вас приходят и уходят, — но я-то всё еще здесь.
   Эмбер дерзко взглянула на нее:
   — Все еще здесь, но, говорят, не пользуетесь особенным спросом.
   С тех пор как когда-то Эмбер яростно ревновала Барбару, акции последней при дворе резко упали, сама же Эмбер поднялась столь высоко, что теперь, когда они столкнулись лицом к лицу, Эмбер обнаружила, что ненавидит Барбару гораздо меньше, чем ей казалось. Она могла позволить себе отнестись к ней пренебрежительно и даже снисходительно.
   — Не пользуюсь спросом? — Барбара подняла бровь. — Хотела бы я знать, черт подери, что вы называете не пользоваться спросом! Во всяком случае, он относится ко мне достаточно хорошо, так как оплачивает мои долги и совсем недавно заплатил около тридцати тысяч фунтов.
   — Вы имеете в виду — дал вам взятку, чтобы вы избавились от беременности?
   — Хотя бы и так! — улыбнулась Барбара. — Неплохая плата за аборт, как вы считаете, а?
   В этот момент мимо них прошла Фрэнсис Стюарт, одетая в развевающийся голубой шелковый наряд под плащом из черного бархата, на ногах — золотистые сандалии, блестящие каштановые волосы были перехвачены кружевной золотой лентой и свободно ниспадали на спину. Она позировала художнику Ротиеру. Ее портрет был заказан самим королем, который намеревался использовать облик Фрэнсис как символ Британии для чеканки на новых монетах. Фрэнсис не остановилась, она холодно кивнула Эмбер и даже не взглянула на Каслмейн. Фрэнсис решила, что женщины сплетничали о ней.
   — Вот, пожалуйста, — сказала Барбара, когда Фрэнсис прошла мимо в сопровождении трех фрейлин и маленького арапчонка, — идет та негодница, которая могла бы вытурить нас из этого заведения. Титул герцогини в обмен на девственность. По мне — честная сделка. У меня, по правде говоря, ставки не поднимались так высоко…
   — У меня — тоже, — ответила Эмбер, глядя вслед уходившей Фрэнсис, которая приковывала взгляды всех окружающих. — Но я сомневаюсь, что он так дорого оценит товар после того, как получит его.
   — Отчего же, может быть, и оценит — из-за новизны.
   — Как вы думаете, почему она так упрямится? — спросила Эмбер. Ей было любопытно знать мнение Барбары.
   — Разве вы не знаете? — Та засмеялась, в глазах сверкнул злой огонек,
   — Ну, у меня есть одна интересная идея…
   Тут из-за угла галереи появился король в сопровождении придворных и собак. Он неожиданно подошел к дамам и громко рассмеялся:
   — Силы небесные, что я вижу! Две мои самые красивые графини мирно беседуют! Чью репутацию вы поливаете грязью?
   Дружбы как не бывало: женщины снова стали непримиримыми соперницами, и каждая стремилась перещеголять противницу.
   — Мы выражали желание, ваше величество, — нашлась Эмбер, — чтобы война кончилась и мы снова стали бы получать модные наряды из Парижа.
   Карл засмеялся, положил руки на талии обеих дам и медленно двинулся по галерее,
   — Что ж, если эта война доставляет неудобства дамам, то я обещаю начать мирные переговоры.
   Когда они подошли к апартаментам ее величества, Карл бросил взгляд на Букингема, тот сделал шаг вперед и предложил руку Барбаре, а Эмбер пошла с королем. Для обеих женщин эта перестановка показалась гораздо более важной, чем была на самом деле. Однако Барбара отомстила: когда появилась Стюарт прекрасная, как всегда, несмотря на простой черный траурный наряд, в который успела переодеться, Барбара сразу же увела короля в сторону.
   Вскоре Эмбер обнаружила, что снова беременна.
   Ей была невыносима мысль о некрасивой фигуре, даже если это временно, но она прекрасно понимала, что, пока не родит королю ребенка, ей нечем будет удержать его после того, как новизна постельных удовольствий пройдет. Карл никогда не оставался безразличным к детям, которых считал своими, даже после того, как. терял интерес к их матерям. Когда Эмбер сказала ему о ребенке — это было в конце февраля, — он выразил сочувствие, был нежен и, очевидно, доволен, будто слышал подобное впервые в жизни. И Эмбер решила, что отныне ее положение при дворе так же вечно, как положение звезд на небосводе.
   Однако два дня спустя он вывел ее из состояния благостного покоя, когда указал на какого-то молодого человека, стоявшего в другом конце королевской гостиной. Король спросил Эмбер, что она думает о замужестве.
   — Замужестве? Для кого? — удивилась она.
   — Для вас, дорогая моя, для вас, конечно.
   — Но я не собираюсь выходить замуж.!
   — Я вполне понимаю вас, и все-таки — ведь ребенок должен иметь имя, не правда ли? — Казалось, этот разговор забавлял его, Эмбер даже заметила слабую улыбку на его лице, хотя и несколько неуверенную.
   — Вы считаете, что ребенок не от вас? — Эмбер побледнела.
   — Нет, дорогая моя, я вовсе так не думаю. Наоборот, вероятнее всего — от меня. Похоже, у меня поразительная способность зачинать детей, но не там, где мне требуется. Но ведь этот ребенок никак не может быть от вашего последнего мужа, и, если вы вскоре не выйдете замуж., его родовой герб будет испорчен. Это весьма драматично для всякого дитяти, независимо от родителей. И, если быть совершенно откровенным, выйди вы замуж, не будет сплетен, хотя бы за пределами Уайтхолла. Этот год грозит и без того быть тяжелым: я не знаю, каким образом снарядить флот, и народ начнет роптать больше, чем прежде, насчет тех грешков, которые у нас есть. Вы понимаете меня, дорогая? Вы очень обяжете меня, если…
   Эмбер была готова понять что угодно. Она подумала, что ошибкой Барбары было то, что она постоянно пребывала в дурном расположении духа, досаждала Карлу, который был человеком легкого характера. Поэтому она решила не следовать примеру леди Каслмейн, чтобы не прийти к разбитому корыту, как она. Она догадалась о причине, которую король не назвал: Фрэнсис Стюарт. Ибо всякий раз, когда у короля появлялась новая любовница, Фрэнсис становилась сварливой и угрюмой, она заявляла, что уже была готова уступить Карлу, а он все испортил, и она больше не доверяет ему.
   — Ну что ж, — ответила Эмбер, — мое единственное желание — чтобы вашему величеству было хорошо. Если вы так хотите — я выйду замуж, еще раз, но, ради Христа, выберите мне такого мужа, чтобы я могла не замечать его.
   — Такого мужа не трудно будет не замечать, уверяю вас, — усмехнулся он.
   Тот молодой человек, который находился на другом конце зала, выглядел ни днем не старше Эмбер, и его юность подчеркивала бледность кожи и тонкие черты лица. Ростом он был, вероятно, около пяти футов и семи-восьми дюймов и был одет в дешевый, скромный костюм. Без сомнения, он чувствовал себя неловко, хотя изо всех сил старался казаться веселым и оживленным, громко смеялся, но глаза оставались растерянными. Эмбер и вовсе не обратила бы на него внимания за весь вечер.
   — Боже, но он выглядит глупой обезьяной!
   — Но послушной обезьяной, — напомнил Карл, добродушно улыбнувшись Эмбер.
   — Какой у него титул?
   — Барон.
   — Барон? — возмутилась Эмбер. — Но ведь я — графиня! — Она была неподдельно разгневана, будто ей предложили выйти замуж, за грузчика или уличного торговца.
   — Ладно, я могу сделать его графом, — пожал плечами Карл. — Его семья заслужила этого. Я давно должен был это сделать, да как-то ускользало из памяти.
   — Ну, тогда еще куда ни шло, — согласилась Эмбер неуверенно. Она откровенно оглядывала молодого человека оценивающим взглядом. Он заметил, что за ним наблюдают, и начал суетиться. — Вы уже говорили с ним об этом?
   — Нет. Но поговорю, и дело можно легко устроить. Его семейство очень много потеряло за время войны…
   — О Господи! — простонала Эмбер. — Еще один начнет тратить мои деньги. Ну на этот раз все будет наоборот! На этот раз я буду носить бриджи!

Глава сорок седьмая

   — Вам нравится Ричмонд?
   Этот вопрос не выходил из головы Карла с тех пор, как герцог сделал Фрэнсис предложение. Королю этот молодой человек казался скучным и отупевшим от пьянства, а его финансовое положение было настолько плачевным, что герцог годился в женихи только служанке, а не такой девушке, как Фрэнсис, с самого рождения привыкшей к роскоши.
   Она взглянула на Карла с удивлением:
   — Нравится? Почему вы спросили об этом?
   — Решил, чем черт не шутит, — пожал плечами Карл. — Ведь он, несомненно, влюблен в вас.
   Фрэнсис мгновенно преобразилась и стала вести себя кокетливо. Она прикрыла лицо веером, потом опустила его и начала перебирать лепестки.
   — Ну, предположим, что нравится!
   Лицо короля стало каменным, черные глаза взволнованно всматривались в лицо Фрэнсис, по обеим сторонам рта залегли глубокие складки, губы сжались.
   — Он действительно вам нравится?
   Фрэнсис подняла глаза, на лице — все та же жеманная улыбка, но выражение резко изменилось, когда она с удивлением заметила, что Карл разгневанно смотрит на нее.
   — В чем дело, ваше величество? Почему вы так мрачно глядите на меня? Что рассердило вас?
   — Отвечайте мне, Фрэнсис! Мне сейчас не до шуток! И отвечайте честно.
   — Нет, ваше величество, — вздохнула Фрэнсис. — Я не испытываю к нему симпатии. Разве из-за этого брак с ним станет более добродетельным?
   Иногда Фрэнсис удивляла его, ибо совершенно невозможно было понять — то ли она говорит так по наивности, то ли обладает проницательностью, в наличие которой трудно было поверить Карл медленно, печально улыбнулся:
   — Нет, Фрэнсис, не более добродетельным, но, признаться, я рад это слышать. Я не особенно ревнив, но в этом случае… — Он пожал плечами и задумчиво оглядел девушку. — Я проверил его финансовое положение, у него дела идут хуже некуда. Если бы не высокий дворянский титул, его давным-давно отвел бы в участок любой констебль Честно говоря, Фрэнсис, я не считаю его подходящей для вас партией.
   — Вы знаете более подходящего кандидата, сир? — спросила она язвительно.
   — Сразу назвать не могу… но несколько позднее…
   — Несколько позднее! — перебила она его. — Сир, вы сами не знаете, что говорите! Да вы понимаете, что мне девятнадцать лет и что моя репутация загублена по моей же собственной глупости? Его предложение — первое честное предложение за всю мою жизнь и, вероятно, последнее! У меня есть только одно желание в этой жизни — быть уважаемой женщиной! Я не хочу, чтобы моей семье было за меня стыдно!
   Они разговаривали в приемной ее величества, ожидая, пока королева одевалась. Когда Кэтрин Бойнтон проходила мимо дверей и услышала возмущенный голос Фрэнсис, она замедлила шаг, чтобы понять, что происходит между ними. Карл заметил остановившуюся Бойнтон.
   — Пойдемте со мной вот сюда, Фрэнсис. — Они отошли в другой конец комнаты. — Я хочу кое-что вам сказать, — быстро произнес он, понизив голос. — Обещаете сохранить в секрете то, что я скажу? Не говорите даже своей матери…
   — Конечно, обещаю, ваше величество.
   Действительно, Фрэнсис умела хранить тайны лучше большинства тех, чьи языки трещали в коридорах и спальнях, галереях и гостиных Уайтхолла и Ковент-Гардена.
   Он глубоко вздохнул:
   — Я советовался с архиепископом Кентерберийским относительно развода.
   — Развода! — Она прошептала это слово с выражением испуга, почти ужаса на лице.
   Карл быстро заговорил, оглянувшись — не подслушивает ли кто-нибудь поблизости. Они были одни в комнате.
   — Я уже не в первый раз подумываю об этом. Доктора уверили меня, что королева вряд ли сможет когда-либо выносить ребенка все девять месяцев. Йорк сейчас не пользуется популярностью, и он еще более упадет в глазах народа, когда выяснится его религиозное пристрастие. Герцог Йоркский, находясь во Франции, тайно перешел в католичество. Если я женюсь вторично и получу наследника мужского пола, то это изменит весь ход будущего моей семьи, — архиепископ Кентерберийский обещал устроить все, что можно.
   Мысли и чувства Фрэнсис отразились у нее на лице. Удивление сменилось выражением хитрости и удовлетворенного тщеславия, когда она начала размышлять, что это для нее означает. Фрэнсис Стюарт, королева Англии! Она всегда гордилась своей отдаленной родственной связью с королевской семьей почти так же, как своей красотой. Но потом, когда она вспомнила о королеве, в душу ей закрались сомнение и безнадежность.
   — Ведь развод разобьет ей сердце. Она так любит вас.
   Карл, не отрываясь, смотрел на Фрэнсис с выражением нежности и обожания. Он вздохнул и перевел взгляд на окно, за которым виднелся багряный дуб, выращенный в саду королевы.
   — Я боюсь причинить ей еще большую боль, ведь она и так много страдала. —
   По его лицу прошла тень, он сжал зубы, потом сделал нетерпеливый жест.
   — Я не знаю, что мне делать, — сердито пробормотал он.
   Они молча постояли еще минуту, не глядя друг на друга. Потом в дверях появилась Катарина, рядом с ней с одной стороны была миссис Бойнтон с другой — Уинифред Уэллз. Катарина склонила голову чуть набок, на ее лице была улыбка, в глазах — обожание, когда она глядела на Карла. Поколебавшись мгновение, она шагнула вперед, протянув изящные руки:
   — Простите, что я так долго одевалась, сир…
   Когда она вошла в комнату, Карл обернулся, сразу преобразившись. Он улыбнулся и подошел к королеве:
   — Дорогая моя, я бы не возражал, даже если бы вы одевались все утро, и был бы счастлив, если бы вы выглядели и наполовину столь прекрасно, как сейчас.
   Катарина чуть покраснела. Румянец очень шел ей при желтоватом цвете лица. Ресницы шевелились, как черные бабочки. Она посмотрела Карлу прямо в глаза. При всей ее замкнутости, порожденной жестким и строгим воспитанием, она научилась некоторым приемам кокетства, и это ее очень красило.
   — Очень любезно дарить мне такие комплименты, — тихо сказала она, — когда я вынуждена носить траур, который так не идет мне.
   Дамы вереницей вошли в комнату следом за Катариной, большинство беспечно болтали и не обращали ни на что внимания, но одна-две пары глаз успели ухватить недовольное выражение на лице Фрэнсис, когда та следила за разговором их величеств. Слегка тряхнув головой, Фрэнсис подошла к королеве и, импульсивно протянув руку, коснулась руки Катарины.
   — Это не просто комплименты, мадам. Вы действительно никогда не выглядели столь прекрасно.
   И голос, и глаза Фрэнсис были полны страстной искренности. За ее спиной Бойнтон успела шепнуть Уэллз, что между Стюарт и королем, должно быть, что-то произошло, уж слишком оба они доброжелательны к королеве. Уинифред ответила, что это все глупые сплетни и что его величество всегда был добр к жене.
   Погода стояла холодная, и дороги развезло хуже, чем обычно, но королевский двор все же отправлялся в театр. Карл подал руку Катарине, она оперлась на нее и взглянула на Карла с быстрой застенчивой улыбкой, благодарная за внимание. Они поехали, и на одно мимолетное мгновение Фрэнсис встретилась глазами с королем. И тогда она поняла, что, вне всякого сомнения, пока жива Катарина, она, Фрэнсис Стюарт, никогда не станет королевой Англии.
   В тот день, часов около шести, стало темнеть и пришлось зажечь свечи. Карл сидел в своем личном кабинете, куда он уходил, когда хотел уединиться, и писал своим торопливым почерком письмо Ринетт. Письмо, которое он недавно получил от нее, лежало перед ним на столе, и Карл время от времени заглядывал в него. Рядом с ним на полу сидели два длинноухих спаниеля и выкусывали блох друг у друга, другие собаки были в дальнем углу, они возились и рычали, поглощенные игрой.
   Из соседней комнаты слышались мужские голоса. Там Бакхёрст, Сэдли, Джеймс Гамильтон и еще с полдюжины придворных ожидали, когда король выйдет, переоденется и они пойдут ужинать. Мужчины обсуждали пьесу, которую они видели в тот день. Они язвительно комментировали каждую оплошность автора пьесы, недостатки в декорациях и костюмах, игре актеров, обменивались мнениями о проститутках, сидевших в партере. Время от времени кто-то громко смеялся, голоса звучали громче, потом стихали. Но Карл, поглощенный письмом, едва ли замечал все это.
   Неожиданно за дверью послышался шум, Карл услышал знакомый женский голос:
   — Где его величество? У меня для него важная новость! — Это была Барбара.
   Карл сделал недовольную мину и опустил перо, потом поднялся. Черт подери! Наглость этой женщины не знает границ. Прийти в его личный кабинет в это время дня! Ведь она знает, что здесь будет множество придворных!
   Король услышал, как Бакхёрст отвечал ей:
   — Его величество в кабинете, мадам. Он пишет письмо.
   — Ничего, — дерзко ответила Барбара, — письмо может подождать, а мое сообщение ждать не может. — И она начала стучать в дверь.
   Карл отворил, явно раздраженный вторжением. Он прислонился к дверному косяку и недовольно поглядел на Барбару:
   — Ну, мадам?
   — Ваше величество! Я должна поговорить с вами лично! — Она показала глазами внутрь комнаты. — Вопрос чрезвычайной важности!
   Карл слегка пожал плечами, пропустил Барбару в кабинет, придворные обменялись многозначительными взглядами. Неслыханно! Что же будет дальше? Ведь даже когда Барбара была в фаворе у короля, она не позволяла себе такого поведения. Дверь захлопнулась.
   — Итак, что это за вопрос чрезвычайной важности, который не может ждать? — произнес Карл откровенно скептическим тоном; король явно испытывал нетерпение, он был уверен, что выходка Барбары объясняется только желанием создать впечатление, что она все еще фаворитка короля.
   — Насколько мне известно, ваше величество только что нанесли визит мисс Стюарт.
   — Да.
   — И она отослала вас под предлогом невыносимой головной боли.
   — У вас поразительно полная информация.
   Карл говорил весьма саркастически, выражение его лица выдавало цинизм и недоверие, которые были характерны для него с юности и лишь укрепились в нем с годами. Он размышлял, какую каверзу она собирается устроить ему, и надеялся, что разоблачит Барбару, обнаружив изъян в ее замысле. Лицо Барбары приняло насмешливое и кокетливое выражение, она понизила голос почти до шепота:
   — Сир, я пришла утешить вас и раскрыть причины ее холодности.
   Он поднял брови, откровенно удивленный, потом рассердился:
   — Мадам, вы становитесь невыносимой.
   Барбара откинула голову и начала смеяться громким, визгливым, безудержным смехом, очень характерным для неё, полным презрения и жестокой издевки. Когда же она заговорила снова, голос опять стал тихим, но напряженным. Она была сильно возбуждена. Это было заметно по напрягшимся жилам на шее, по блеску глаз, по всей фигуре, когда она наклонилась поближе к Карлу. Барбара походила на кошку, готовую к прыжку.
   — Вы дурак, Карл Стюарт! Вы глупый, доверчивый и жалкий дурак, и над вами смеются все ваши придворные! Знаете почему? Да потому, что Фрэнсис Стюарт крутит любовь с Ричмондом у вас под носом! Сейчас он с ней, а вы думаете, что она лежит в постели и мучается головной болью… — Она остановилась перевести дыхание, победоносная и сияющая. В ее лице, во всей фигуре видны были торжество и удовлетворенная месть.
   Карл ответил ей сразу, не думая, — его обычная сдержанность покинула его в этот момент:
   — Вы лжете!
   — Лгу? Вы действительно дурак! Пойдемте со мной, сами увидите — лгу я или нет! — Он колебался, словно боялся, что сказанное окажется правдой, но Барбара схватила его за руку. — Пойдемте со мной, и вы убедитесь, насколько добродетельна эта ваша драгоценная Фрэнсис Стюарт!
   Решившись, Карл вырвал руку и шагнул к двери, Барбара с широкой улыбкой на лице заторопилась за ним следом. Король был одет только в сорочку и бриджи, парик он оставил на спинке стула в кабинете. Двое придворных отскочили от двери, лица всех мгновенно стали серьезными и виноватыми, они пытались притвориться, что не подслушивали. Карл не обратил на них внимания, он быстро шагал, почти бежал через вереницу комнат и холлов по направлению к апартаментам Фрэнсис, не замечая удивленных лиц и раскрытых ртов придворных. Рядом с Карлом семенила Барбара.
   Но возле комнат Стюарт он остановился, взявшись за ручку двери.
   — Вы зашли слишком далеко, — твёрдо произнес он. — Возвращайтесь обратно в свои комнаты.
   Барбара взглянула на него разочарованно. Карл раскрыл дверь.
   Хорошенькая служанка Фрэнсис была в прихожей, и, когда появился король, она испуганно ахнула, вскочила на ноги и подбежала к нему:
   — О ваше величество! Откуда вы могли… Не входите… пожалуйста ! Она плохо чувствует себя, но сейчас она спит!..
   Карл даже не взглянул на служанку, он просто отвел ее рукой в сторону:
   — Вот это и надо проверить, — и шагнул вперед, прошел через прихожую, гостиную и, не колеблясь больше ни секунды, распахнул дверь спальни.
   Фрэнсис сидела на кровати, одетая только в белую атласную блузку. Ее волосы были распущены по плечам. Рядом был молодой человек, держа ее руку в своей. Оба обернулись, пораженные: в дверях стоял король, похожий в этот момент на великого и разгневанного бога. Фрэнсис нервно вскрикнула, а Ричмонд ошарашено глядел, окаменев от ужаса и не в силах даже снять шляпу или подняться на ноги.
   Карл медленно подошел к ним, стиснув зубы.
   — Я не поверил ей, — произнес он медленно. — Я решил, что она лжет.
   — Решили, что кто лжет? — защищающимся тоном воскликнула Фрэнсис. Она понимала причину гнева короля, знала, что он думает, и это неожиданно привело ее в ярость.
   — Миледи Каслмейн. Похоже, она знает о моих делах больше, чем я. — Его черные глаза взглянули на Фрэнсис, потом на Ричмонда, который к этому времени встал на ноги и теперь нервно теребил в руках шляпу. Он был похож, на побитую собаку. — Что вы здесь делаете? — спросил Карл требовательным, напряженным хрипловатым голосом.
   Ричмонд издал нервный извиняющийся смешок.
   — Я… пришел с визитом к мисс Стюарт.
   — Вижу! А по какому праву, скажите на милость, вы навещаете ее, когда она настолько больна, что не может принимать друзей?
   Ричмонд вдруг понял, что из него делают беспомощного дурачка перед женщиной, которую он любит, и ответил с достоинством:
   — Во всяком случае, сир, я готов жениться на ней. А это больше того, что можете сделать вы, ваше величество.
   Глаза Карла вспыхнули от гнева, и он двинулся на герцога со сжатыми кулаками. Одна его рука опустилась на лицо Фрэнсис, которая издала резкий крик, а Ричмонд, отнюдь не желая получить взбучку от рук августейшего суверена, неожиданно повернулся и выскочил в окно. Карл подбежал к окну и увидел, как герцог неловко приземлился в речную жидкую грязь, потом кое-как поднялся на ноги, испуганно оглянулся и стремглав убежал, скрывшись в тумане. Карл долго стоял у окна и глядел ему вслед с выражением презрения и ненависти на лице. Потом повернулся к Фрэнсис:
   — Я никак не мог ожидать такого от вас.
   Фрэнсис дерзко взглянула на него:
   — Я просто не понимаю вас, сир! Разве я не могу принимать с визитом мужчину, намерения которого вполне благочестивы? Или я рабыня в свободной стране? — Она нервно провела рукой по лбу и, не ожидая ответа, снова заговорила со страстью: — Если вы не хотите, чтобы я выходила замуж, сир, то в вашей власти запретить мне это, но во всяком случае вы не можете помешать мне уехать во Францию и постричься в монахини!
   Карл смотрел на Фрэнсис, не веря своим ушам. Что произошло с той Фрэнсис, которую он знал и любил четыре года? Что превратило ее в эту холодную, наглую женщину, столь бесстыдно демонстрирующую свою неверность, осмеливающуюся возражать ему, словно испытывающую удовольствие от того, что делает его дураком в глазах друзей? Что ж, теперь, в тридцать шесть лет, ему снова преподали урок, который, казалось, он хорошо выучил еще двадцать лет назад.