Страница:
— Надеюсь, это время не придет!
— Придет, куда денешься, — заверил ее Элмсбери. — Все в конце концов приходит, если долго ждешь.
— В самом деле? — резко возразила Эмбер. — Я уже очень долго жду, а то, чего я хочу, не приходит и все тут! — Она снова повернулась к Уинну, чтобы закончить беседу, но что-то в глазах Элмсбери заставило ее повернуться к нему опять и внимательно посмотреть в глаза графа. Тот улыбался ей, очевидно, очень довольный собой.
— Элмсбери, — медленно промолвила Эмбер, и вдруг у нее перехватило дыхание. — Элмсбери, для чего вы приехали сюда?
Он подошел поближе, остановился, заглянул ей в глаза:
— Я приехал, милочка, сказать, что они — здесь. Сошли на берег вчера вечером.
У Эмбер было ощущение, что ее ударили по щеке. Она стояла окаменев и молча смотрела на Элмсбери. Почувствовала, что граф взял ее за плечо, будто поддерживал, чтобы Эмбер не упала. Потом оглянулся, отыскивая взглядом свою карету.
— Где он? — Говорили только губы, она не слышала своих слов.
— Дома. В моем доме. И жена — тоже.
Эмбер бросила на него быстрый взгляд. Головокружение прошло, глаза смотрели жестко и тревожно.
— Как она выглядит?
Элмсбери ответил мягко, будто боясь обидеть ее:
— Она очень красива.
— Не может этого быть!
Эмбер стояла, уставившись на опилки и стружки, на обломки кирпича вокруг. Темные брови сошлись в одну линию, лицо стало почти трагическим.
— Не может этого быть! — повторила она. Потом неожиданно снова взглянула на Элмсбери, словно устыдясь своих слов. Она никогда не боялась ни одной женщины на свете. Какой бы раскрасавицей ни была эта Коринна, ей нечего бояться. — Когда… — Тут она вспомнила о капитане Уинне, стоявшем рядом с ними, и поспешила сменить тему разговора: — Сегодня вечером я устраиваю званый ужин. Почему бы вам не прийти вместе с лордом Карлтоном — и его женой, если она захочет?
— Я полагаю, они несколько дней не будут выезжать — путешествие было очень долгим, и ее светлость утомилась.
— Ах, как жаль, — жеманно произнесла Эмбер. — А его светлость тоже настолько утомился, что не может выйти из дома?
— Не думаю, что он может пойти без жены.
— Боже мой! — воскликнула Эмбер. — Вот уж никогда не думала, что лорд Карлтон окажется под каблуком у жены!
Элмсбери не стал спорить с ней.
— В четверг вечером они собираются нанести визит Арлингтону, вы будете там?
— Конечно. Но четверг… — Она снова вспомнила о присутствии капитана Уинна. — Не собирается ли он в порт сегодня?
— Да. Но у него там масса дел. Я бы посоветовал подождать до четверга…
Эмбер так гневно взглянула на Элмсбери, что тот замер на полуслове. Потом изобразил страшный испуг, церемонно поклонился и зашагал к карете. Эмбер глядела ему вслед, хотела броситься за ним и извиниться, но не сделала этого. Не успела его карета исчезнуть из вида, как. Эмбер потеряла всякий интерес к своему дому.
— Мне надо идти, капитан Уинн, — торопливо сказала она. — Позднее мы еще обсудим все вопросы. Прощайте. — Она чуть не бегом направилась к своей карете, за ней следом — няньки и двое детей. — Поедем на Уотер-лейн на Нью Кей! И поскорее!
Но Брюса там не было. Слуга обошел все причалы и спрашивал о корабле Брюса, но — тщетно. Люди видели, как его корабль бросил якорь, они говорили, что видели его все утро, но к обеду он ушел и больше не возвращался. Эмбер прождала больше часа, но дети, устав, начали капризничать, и Эмбер пришлось вернуться домой. Придя во дворец, она сразу же села писать письмо Брюсу, умоляя его навестить ее, но ответ пришел лишь наутро следующего дня. Это была просто торопливо нацарапанная записка: «Дела не дают мне возможности встретиться с тобой. Если будешь в четверг в доме Арлингтона, то могу ли я рассчитывать на один танец? Карлтон». Эмбер порвала записку на мелкие кусочки, бросилась на кровать и горько зарыдала.
Но тем не менее она заставила себя предпринять некоторые практические шаги: если верно, что леди Карлтон действительно красива, то она, Эмбер, должна придумать что-то особенное к четвергу, чтобы затмить Коринну. При дворе к ней привыкли, и давно уже кануло в Лету то оживление и возбуждение, которое она вызвала своим появлением три с половиной года назад. «Если леди Карлтон умеренно миловидна, то она станет объектом всеобщего внимания и предметом обсуждения — одобрения или осуждения. Если только — если только я не надену что-нибудь такое, что просто невозможно будет не заметить».
Несколько часов кряду пребывала Эмбер в лихорадочном размышлении и сомнениях, потом наконец послала за мадам Рувьер. Единственный выход из положения — новое платье, но платье совершенно отличное от всего, что она когда-либо надевала, платье, которое никто другой не отважился бы надеть.
— Мне обязательно нужно что-то, что невозможно не заметить, — сказала ей Эмбер. — Даже если придется пройтись совершенно голой с горящими волосами.
Мадам Рувьер рассмеялась:
— Ну, для появления в зале это было бы неплохо, но через пять минут и к этому привыкнут и начнут смотреть на дам, хоть как-то прикрытых. Это должно быть нечто возмутительно нескромное, но в то же время прикрывающее настолько, чтобы вызвать желание увидеть побольше. Цвет — черный, скажем, черный шелк тиффани, но что-то должно быть блестящее… — продолжала она рассуждать вслух. Потом жестами изобразила фасон платья. Эмбер слушала затаив дыхание, у нее горели глаза.
Леди Карлтон! Бедняжка — разве у нее останется хоть какой-то шанс!
Целых два дня Эмбер не выходила из дома. С раннего утра до позднего вечера комнаты Эмбер были заняты мадам Рувьер и ее швеями, они болтали по-французски и хихикали, щелками ножницы, ловкие пальцы так и мелькали, а мадам заламывала руки и истерически кричала, если замечала, что шов чуть сдвинулся или кромка отступила на целую четверть дюйма. Часами Эмбер терпеливо стояла во время примерок: они буквально на ней шили наряд. Никому не разрешалось входить в комнату и видеть платье. Для Эмбер было особенно важно, чтобы сохранялась тайна, ибо она порождала невероятные слухи.
Герцогиня, по замыслу, будет Венерой, возникающей из моря, одетая лишь в морскую раковину. Она подъедет в золотой колеснице, запряженной четырьмя крупными лошадьми, прямо к главной лестнице и войдет в зал гостиной. Платье будет украшено настоящим жемчугом, и жемчужины .будут отпадать по нескольку штук при каждом шаге, пока на Эмбер не останется практически ничего. По меньшей мере никто не усомнится в ее смелости и будут вынуждены отдать должное ее изобретательности.
В четверг мастерицы все еще были за работой.
Служанки вымыли волосы Эмбер, высушили их и отполировали шелком, затем к работе приступил парикмахер. С помощью пемзы были удалены все лишние волоски на руках и ногах. Она умыла лицо и шею десяток раз холодным французским кремом и так старательно чистила зубы, что руки заболели. Потом купалась в молоке. После купания Эмбер вылила немало жасминовых духов на ладони, втерла духи в ноги, руки и тело. Почти час она наносила на лицо румяна.
В шесть часов платье было закончено, и мадам Рувьер гордо вынесла его на вытянутых руках, чтобы все могли его видеть. Сьюзен, которая весь день просидела в четырех стенах, подпрыгнула, захлопала в ладоши и поцеловала подол платья. Мадам Рувьер издала такой истошный крик ужаса от этого святотатства, что бедная девочка чуть не упала от страха.
Эмбер сбросила с себя халат, на ней остались лишь черные шелковые чулки с подвязками да черные туфли на высоком каблуке. Она подняла руки, чтобы платье легко скользнуло по ней. Лиф платья был широко открыт и представлял собой массу кружев, которые удерживались на месте тесьмой, расшитой бусинками. Декольте было глубоко вырезано . Юбка — длинная и узкая, похожая на кокон, сплошь покрытая бусинками. Создавалось впечатление чего-то черного, влажного и блестящего. Это что-то обтекало ей бедра, ноги и шлейфом уходило назад. Из черного же шелка тиффани были сделаны пышные рукава и верхняя юбка, подтянутая с боков и спускавшаяся поверх шлейфа, словно черный туман.
Окружающие стояли, раскрыв рты от восторга, и только охали да ахали, Эмбер же внимательно разглядывала себя в зеркалах на стенах и ощущала холодок триумфа. Она выпрямила грудь, набрав воздуху в легкие, и груди с заостренными сосками поднялись вверх.
«Он просто умрет, когда увидит меня!» — говорила она себе, замирая от счастья. Теперь Коринна была ей не страшна.
Подошла мадам Рувьер и поправила украшение на голове — большую диадему из черных страусовых перьев, укрепленную на маленьком шлеме. Кто-то вручил ей перчатки, и она натянула длинные черные перчатки почти до локтей. При почти полной обнаженности перчатки казались чем-то нескромным. Эмбер взяла в руки черный веер, а на плечи ей накинули черный бархатный плащ, подбитый черно-бурой лисой. Густой черный цвет оттенял ее естественный глубокий кремово-медный цвет кожи. Выражение глаз и изгиб губ придавали Эмбер сходство с ангелом, но ангелом дьявольским — чистым и прекрасным, порочным и зловещим одновременно.
Эмбер отвернулась от зеркала и посмотрела на мадам: их взгляды встретились — взгляды заговорщиков, торжествующих победу. Мадам сложила пальцы и послала воздушный поцелуй. Она подошла к Эмбер и прошептала ей на ухо:
— Ее вообще не заметят — ту, другую!
Эмбер с благодарностью обняла ее и улыбнулась. Потом она нагнулась и поцеловала Сьюзен, которая очень осторожно подошла к матери, боясь прикоснуться к ней. Надев маску, Эмбер вышла из комнаты и, пройдя по узкому коридору, оказалась во дворе, где ее ждала карета. Сердце ее учащенно билось, тело охватила дрожь. С того самого дня, когда она впервые предстала перед королем, она не испытывала такого волнения и страха, как сейчас.
Глава шестьдесят первая
— Придет, куда денешься, — заверил ее Элмсбери. — Все в конце концов приходит, если долго ждешь.
— В самом деле? — резко возразила Эмбер. — Я уже очень долго жду, а то, чего я хочу, не приходит и все тут! — Она снова повернулась к Уинну, чтобы закончить беседу, но что-то в глазах Элмсбери заставило ее повернуться к нему опять и внимательно посмотреть в глаза графа. Тот улыбался ей, очевидно, очень довольный собой.
— Элмсбери, — медленно промолвила Эмбер, и вдруг у нее перехватило дыхание. — Элмсбери, для чего вы приехали сюда?
Он подошел поближе, остановился, заглянул ей в глаза:
— Я приехал, милочка, сказать, что они — здесь. Сошли на берег вчера вечером.
У Эмбер было ощущение, что ее ударили по щеке. Она стояла окаменев и молча смотрела на Элмсбери. Почувствовала, что граф взял ее за плечо, будто поддерживал, чтобы Эмбер не упала. Потом оглянулся, отыскивая взглядом свою карету.
— Где он? — Говорили только губы, она не слышала своих слов.
— Дома. В моем доме. И жена — тоже.
Эмбер бросила на него быстрый взгляд. Головокружение прошло, глаза смотрели жестко и тревожно.
— Как она выглядит?
Элмсбери ответил мягко, будто боясь обидеть ее:
— Она очень красива.
— Не может этого быть!
Эмбер стояла, уставившись на опилки и стружки, на обломки кирпича вокруг. Темные брови сошлись в одну линию, лицо стало почти трагическим.
— Не может этого быть! — повторила она. Потом неожиданно снова взглянула на Элмсбери, словно устыдясь своих слов. Она никогда не боялась ни одной женщины на свете. Какой бы раскрасавицей ни была эта Коринна, ей нечего бояться. — Когда… — Тут она вспомнила о капитане Уинне, стоявшем рядом с ними, и поспешила сменить тему разговора: — Сегодня вечером я устраиваю званый ужин. Почему бы вам не прийти вместе с лордом Карлтоном — и его женой, если она захочет?
— Я полагаю, они несколько дней не будут выезжать — путешествие было очень долгим, и ее светлость утомилась.
— Ах, как жаль, — жеманно произнесла Эмбер. — А его светлость тоже настолько утомился, что не может выйти из дома?
— Не думаю, что он может пойти без жены.
— Боже мой! — воскликнула Эмбер. — Вот уж никогда не думала, что лорд Карлтон окажется под каблуком у жены!
Элмсбери не стал спорить с ней.
— В четверг вечером они собираются нанести визит Арлингтону, вы будете там?
— Конечно. Но четверг… — Она снова вспомнила о присутствии капитана Уинна. — Не собирается ли он в порт сегодня?
— Да. Но у него там масса дел. Я бы посоветовал подождать до четверга…
Эмбер так гневно взглянула на Элмсбери, что тот замер на полуслове. Потом изобразил страшный испуг, церемонно поклонился и зашагал к карете. Эмбер глядела ему вслед, хотела броситься за ним и извиниться, но не сделала этого. Не успела его карета исчезнуть из вида, как. Эмбер потеряла всякий интерес к своему дому.
— Мне надо идти, капитан Уинн, — торопливо сказала она. — Позднее мы еще обсудим все вопросы. Прощайте. — Она чуть не бегом направилась к своей карете, за ней следом — няньки и двое детей. — Поедем на Уотер-лейн на Нью Кей! И поскорее!
Но Брюса там не было. Слуга обошел все причалы и спрашивал о корабле Брюса, но — тщетно. Люди видели, как его корабль бросил якорь, они говорили, что видели его все утро, но к обеду он ушел и больше не возвращался. Эмбер прождала больше часа, но дети, устав, начали капризничать, и Эмбер пришлось вернуться домой. Придя во дворец, она сразу же села писать письмо Брюсу, умоляя его навестить ее, но ответ пришел лишь наутро следующего дня. Это была просто торопливо нацарапанная записка: «Дела не дают мне возможности встретиться с тобой. Если будешь в четверг в доме Арлингтона, то могу ли я рассчитывать на один танец? Карлтон». Эмбер порвала записку на мелкие кусочки, бросилась на кровать и горько зарыдала.
Но тем не менее она заставила себя предпринять некоторые практические шаги: если верно, что леди Карлтон действительно красива, то она, Эмбер, должна придумать что-то особенное к четвергу, чтобы затмить Коринну. При дворе к ней привыкли, и давно уже кануло в Лету то оживление и возбуждение, которое она вызвала своим появлением три с половиной года назад. «Если леди Карлтон умеренно миловидна, то она станет объектом всеобщего внимания и предметом обсуждения — одобрения или осуждения. Если только — если только я не надену что-нибудь такое, что просто невозможно будет не заметить».
Несколько часов кряду пребывала Эмбер в лихорадочном размышлении и сомнениях, потом наконец послала за мадам Рувьер. Единственный выход из положения — новое платье, но платье совершенно отличное от всего, что она когда-либо надевала, платье, которое никто другой не отважился бы надеть.
— Мне обязательно нужно что-то, что невозможно не заметить, — сказала ей Эмбер. — Даже если придется пройтись совершенно голой с горящими волосами.
Мадам Рувьер рассмеялась:
— Ну, для появления в зале это было бы неплохо, но через пять минут и к этому привыкнут и начнут смотреть на дам, хоть как-то прикрытых. Это должно быть нечто возмутительно нескромное, но в то же время прикрывающее настолько, чтобы вызвать желание увидеть побольше. Цвет — черный, скажем, черный шелк тиффани, но что-то должно быть блестящее… — продолжала она рассуждать вслух. Потом жестами изобразила фасон платья. Эмбер слушала затаив дыхание, у нее горели глаза.
Леди Карлтон! Бедняжка — разве у нее останется хоть какой-то шанс!
Целых два дня Эмбер не выходила из дома. С раннего утра до позднего вечера комнаты Эмбер были заняты мадам Рувьер и ее швеями, они болтали по-французски и хихикали, щелками ножницы, ловкие пальцы так и мелькали, а мадам заламывала руки и истерически кричала, если замечала, что шов чуть сдвинулся или кромка отступила на целую четверть дюйма. Часами Эмбер терпеливо стояла во время примерок: они буквально на ней шили наряд. Никому не разрешалось входить в комнату и видеть платье. Для Эмбер было особенно важно, чтобы сохранялась тайна, ибо она порождала невероятные слухи.
Герцогиня, по замыслу, будет Венерой, возникающей из моря, одетая лишь в морскую раковину. Она подъедет в золотой колеснице, запряженной четырьмя крупными лошадьми, прямо к главной лестнице и войдет в зал гостиной. Платье будет украшено настоящим жемчугом, и жемчужины .будут отпадать по нескольку штук при каждом шаге, пока на Эмбер не останется практически ничего. По меньшей мере никто не усомнится в ее смелости и будут вынуждены отдать должное ее изобретательности.
В четверг мастерицы все еще были за работой.
Служанки вымыли волосы Эмбер, высушили их и отполировали шелком, затем к работе приступил парикмахер. С помощью пемзы были удалены все лишние волоски на руках и ногах. Она умыла лицо и шею десяток раз холодным французским кремом и так старательно чистила зубы, что руки заболели. Потом купалась в молоке. После купания Эмбер вылила немало жасминовых духов на ладони, втерла духи в ноги, руки и тело. Почти час она наносила на лицо румяна.
В шесть часов платье было закончено, и мадам Рувьер гордо вынесла его на вытянутых руках, чтобы все могли его видеть. Сьюзен, которая весь день просидела в четырех стенах, подпрыгнула, захлопала в ладоши и поцеловала подол платья. Мадам Рувьер издала такой истошный крик ужаса от этого святотатства, что бедная девочка чуть не упала от страха.
Эмбер сбросила с себя халат, на ней остались лишь черные шелковые чулки с подвязками да черные туфли на высоком каблуке. Она подняла руки, чтобы платье легко скользнуло по ней. Лиф платья был широко открыт и представлял собой массу кружев, которые удерживались на месте тесьмой, расшитой бусинками. Декольте было глубоко вырезано . Юбка — длинная и узкая, похожая на кокон, сплошь покрытая бусинками. Создавалось впечатление чего-то черного, влажного и блестящего. Это что-то обтекало ей бедра, ноги и шлейфом уходило назад. Из черного же шелка тиффани были сделаны пышные рукава и верхняя юбка, подтянутая с боков и спускавшаяся поверх шлейфа, словно черный туман.
Окружающие стояли, раскрыв рты от восторга, и только охали да ахали, Эмбер же внимательно разглядывала себя в зеркалах на стенах и ощущала холодок триумфа. Она выпрямила грудь, набрав воздуху в легкие, и груди с заостренными сосками поднялись вверх.
«Он просто умрет, когда увидит меня!» — говорила она себе, замирая от счастья. Теперь Коринна была ей не страшна.
Подошла мадам Рувьер и поправила украшение на голове — большую диадему из черных страусовых перьев, укрепленную на маленьком шлеме. Кто-то вручил ей перчатки, и она натянула длинные черные перчатки почти до локтей. При почти полной обнаженности перчатки казались чем-то нескромным. Эмбер взяла в руки черный веер, а на плечи ей накинули черный бархатный плащ, подбитый черно-бурой лисой. Густой черный цвет оттенял ее естественный глубокий кремово-медный цвет кожи. Выражение глаз и изгиб губ придавали Эмбер сходство с ангелом, но ангелом дьявольским — чистым и прекрасным, порочным и зловещим одновременно.
Эмбер отвернулась от зеркала и посмотрела на мадам: их взгляды встретились — взгляды заговорщиков, торжествующих победу. Мадам сложила пальцы и послала воздушный поцелуй. Она подошла к Эмбер и прошептала ей на ухо:
— Ее вообще не заметят — ту, другую!
Эмбер с благодарностью обняла ее и улыбнулась. Потом она нагнулась и поцеловала Сьюзен, которая очень осторожно подошла к матери, боясь прикоснуться к ней. Надев маску, Эмбер вышла из комнаты и, пройдя по узкому коридору, оказалась во дворе, где ее ждала карета. Сердце ее учащенно билось, тело охватила дрожь. С того самого дня, когда она впервые предстала перед королем, она не испытывала такого волнения и страха, как сейчас.
Глава шестьдесят первая
Арлингтон-Хаус, который назывался Горинг-Хаусом до того, как Беннет купил его в 1663 году, стоял рядом со старым садом Малберри к западу от дворца. В этом доме барон и баронесса давали самые блестящие, самые изысканные и самые посещаемые вечера в Лондоне. Ничто иное не могло сравниться с этими балами. Рассылаемые приглашения могли бы служить верным барометром социального положения каждого. Незначительных людей сюда не приглашали.
Его светлость был известен как особенно щедрый и рачительный хозяин в светском обществе. Здесь подавали превосходные угощения, приготавливаемые дюжиной французских поваров, вина — из огромного погреба. В каждом зале звучала музыка, игорные столы ломились от золота, свечи зажигали тысячами. Дом был переполнен графами, герцогами и рыцарями, графинями и герцогинями, другими знатными леди, и на первый взгляд все казалось образцом декорума и пристойности: одетые в атлас дамы приседали в реверансах и улыбались поверх раскрытых вееров, джентльмены в камзолах, расшитых парчой, кланялись в пояс, широким жестом срывая с себя шляпы, все гости вели беседу вежливо и вполголоса.
Но на самом деле они с упоением злословили, грязью поливая друг друга. Мужчины, стоявшие группой и наблюдавшие за хорошенькой девушкой, хвастались, кто и сколько раз переспал с ней, обсуждали ее физические недостатки и говорили о ее поведении в постели. А женщины с таким же, если не большим, усердием уничтожали репутацию джентльменов. В затемненных спальнях по всему дому парочки искали уединения для случайных утех. В слабо освещенном углу фрейлина поднимала юбку, чтобы франты увидели: ее ноги ничуть не хуже, чем у другой. Она жеманилась и хихикала, когда молодые люди давали волю рукам. Один из молодых людей сумел тайком привести сюда девицу из заведения мадам Беннет, надев на нее маску и плащ, и теперь она выдавала им театральный номер где-то за запертыми дверьми.
Арлингтон никогда не вмешивался в развлечения своих гостей и предоставлял возможность каждому веселиться на свой лад.
В семь часов, когда вечерние сумерки только начали сгущаться и гости были еще трезвыми и любопытными, они собрались в главной гостиной и не отрывали взглядов от вновь прибывавших. Все ожидали приезда двух женщин — герцогини Рейвенспурской и леди Карлтон. Ее светлость, которую почти никто еще не видел, была, по слухам, поразительной красавицей, какой еще не бывало в Англии, хотя мнения на этот счет разделились. По крайней мере, многие дамы решили, что примут окончательное решение, когда она появится, — настолько ли она красива, как говорят. А что касается герцогини то она несомненно выкинет какой-нибудь неожиданный фортель из страха, что леди Карлтон затмит ее.
— Мне очень жаль ее милость, — томно произнесла одна молодая леди. — На галереях говорят, она живет теперь в ужасе, что потеряет то, что имеет. Господи, как, наверное, ужасно быть знаменитой.
Ее собеседница улыбнулась, поджав губы:
— Вот поэтому вы, вероятно, никогда и не пытались подняться по лестнице из опасения свалиться вниз, да?
— Да чихать мне на леди Карлтон и на то, как она выглядит, — вмешался худощавый молодой человек, вертя в руках дамский веер, — но я готов стать ее рабом, если ей удастся наставить нос герцогине. Эта чертова баба стала совершенно невыносимой после того, как король дал ей герцогский титул. Я, бывало, зашнуровывал ей корсаж, когда она была лишь презренной актеркой, а теперь, когда мы встречаемся она отворачивает физиономию, будто и не знает меня.
— Это из-за ее дурного воспитания, Джек. Чего другого от нее можно ожидать?
Тут громкий голос перебил их разговор:
— Ее милость герцогиня Рейвенспур!
Глаза всех гостей обратились к дверям, но там стоял только дворецкий. Все ждали секунду-другую. Наконец, высоко подняв голову, с выражением вызывающей гордости в комнату вошла герцогиня. Она медленно двинулась от дверей к центру. Волна изумления прокатилась по залу. Все повернули головы, глаза вылезли из орбит, и даже король, прервав разговор с миссис Уэллз, уставился на Эмбер.
Она шла спокойно и невозмутимо, хотя внутри у нее все дрожало. Слышала, как ахнули дамы постарше, увидела, как они гневно сжали губы, подняли возмущенно плечи и осуждающе уставились на нее. Она уловила, как мужчины тихонько присвистнули, подняли брови и стали локтями толкать друг друга. Видела, что молодые дамы гневно и с ненавистью глядят на нее за то, что она перехватила у них внимание мужчин.
Но вдруг она расслабилась, убежденная в своем успехе, надеясь, что Брюс и Коринна где-то неподалеку и видят ее триумф.
Почти сразу же она почувствовала, что рядом Элмсбери, Она взглянула на него, и слабая улыбка коснулась ее губ, но что-то в его взгляде заставило ее насторожиться. В чем дело? Не одобряет? Жалеет? И то и другое? Но это же просто смешно! Она выглядит потрясающе и сама это знает.
— Святой Боже, Эмбер, — пробормотал он, оглядывая ее с ног до головы.
— Вам нравится? — Ее взгляд застыл, но в голосе звучала медь самоуверенности, скорее даже бравады.
— Да, конечно. Ты выглядишь шикарно…
— А вам не холодно? — перебил его женский голос, и, повернувшись, Эмбер увидела рядом миссис Боингов, смотревшую на Эмбер с откровенной наглостью.
С противоположной стороны раздался другой, на этот раз мужской, голос:
— Вот это да, мадам! Такого великолепного зрелища я не видел с младенческого возраста. — Это был король, он лениво улыбался, явно развлекаясь.
Эмбер вздрогнула, будто ей нанесли удар.
Ей стало нехорошо в этом зале — от ужаса, от отвращения к самой себе. "Что же я наделала? — подумала она. — О Боже! Что я здесь делаю — полураздетая? "
Она обвела взглядом присутствующих, заглянула в каждое лицо и поняла, что они втайне смеются над ней. И сразу же почувствовала себя как человек во сне, который самоуверенно ходил по городу голый и только на полпути понял весь ужас своего положения. И так же, как тому человеку во сне, ей захотелось вернуться домой — туда, где никто не увидит ее, — но она с ужасом поняла, что на этот раз попалась в ловушку, расставленную себе самой. От этого сна ей не очнуться! «Так что же мне делать? — с отчаянием думала она. — Как мне вырваться отсюда?» Охваченная тревогой, она совсем позабыла о лорде Карлтоне и его жене.
И тут неожиданно, так, что Эмбер чуть не вздрогнула, прозвучал голос дворецкого:
— Лорд Карлтон! Миледи Карлтон!
Не сознавая, что она делает, Эмбер схватила Элмсбери за руку и повернулась к дверям. В ее лице не осталось ни кровинки, даже шея побелела, когда она увидела входящих в зал Карлтонов. Элмсбери крепко, по-дружески сжал ей руку.
Брюс выглядел почти таким же, как тогда, когда покидал Англию два года назад. Ему теперь исполнилось тридцать восемь, возможно, он стал чуточку тяжелее, но был по-прежнему красив, с гладкой тугой кожей и сильным телом. Он был из тех, кто мало меняется с годами. Эмбер только взглянула на него и сразу же перевела взгляд на его жену, которая шла рядом, держа мужа под руку: высокая, стройная и грациозная, с ясными голубыми глазами и темными волосами, кожа на ее лице казалась светлой, как лунный свет. Черты лица — тонкие, выражение лица — безмятежное. При взгляде на нее возникало то же неуловимое чувство, какое вызывает искусно расписанный фарфор. Платье на Коринне было сшито из серебряной парчи с отделкой из черных кружев, черная кружевная мантилья покрывала голову; шею украшало колье из бриллиантов и сапфиров, которое когда-то принадлежало матери Брюса и которое Эмбер всегда надеялась получить от него.
Король, нарушив церемониал, подошел к лорду и леди Арлингтон, чтобы вместе приветствовать вновь пришедших. Все гости шумно зашушукались:
— Мой Бог, что за чудесное создание!
— Я знаю, это платье сшили в Париже, дорогая моя, я просто уверена в этом, ведь не могли же его сшить…
— Неужели такие женщины водятся на Ямайке?
— Какое самообладание и манеры — я больше всего именно это ценю в женщине.
Теперь у Эмбер действительно начались боли в животе. Ладони и подмышки вспотели, ныли все мышцы. «Надо удрать отсюда, пока они не увидели меня!» — мелькнула у нее дикая мысль. Но не успела она и двинуться, как Элмсбери крепко ухватил ее за руку и чуть подтолкнул вперед. Она удивленно взглянула на него, но потом быстро взяла себя в руки.
Карл, нарушив этикет, попросил леди Карлтон потанцевать с ним. Зазвучала музыка, и король повел даму в старинном танце паване. За ними — остальные гости, и вскоре зал оказался заполненным танцующими под ритмичные аккорды спинета, звуки флейт и низкие удары барабана. Эмбер едва ли услышала, как Элмсбери пригласил ее на танец. Он повторил просьбу, на этот раз погромче.
Она подняла глаза.
— Я не хочу танцевать, — пробормотала она рассеянно. — Не хочу больше оставаться здесь. Я… я плохо себя чувствую… я еду домой.
Она подхватила юбки, сделала шаг, но граф схватил ее за руку и так энергично дернул, что у Эмбер выскочил локон из прически.
— Перестань вести себя как дуреха, или я дам тебе пощечину! Улыбайся же! Ну улыбнись, ведь на тебя все смотрят.
Не поднимая глаз, Эмбер быстро метнула взгляд по сторонам. Ей захотелось повернуться и закричать или схватить что-нибудь и запустить в них, сделать что-то такое, что уничтожит их прямо на месте, сотрет с лица земли раз и навсегда, эти любезные самодовольные рожи. Вместо этого она подняла глаза на Элмсбери и улыбнулась, растянув улыбку как можно шире, чтобы унять дрожь мускулов лица. Она вложила ладонь в его руку, и они стали танцевать.
— Мне обязательно нужно убраться отсюда, — сказала Эмбер, пользуясь тем, что музыка заглушала слова. — Я просто не могу здесь оставаться!
Выражение лица графа не изменилось.
— Только попробуй: мне придется связать тебя по рукам и ногам. Если хватило смелости надеть на себя эту штуку, то надо иметь смелость остаться до конца!
Эмбер стиснула зубы. Сейчас она ненавидела Элмсбери. Ее ноги сами собой двигались в такт музыке, но голова была занята планами бегства — удрать через боковую дверь, как только он скроется из виду. «Черт подери! — думала она. — Он опекает меня, как нянька! Ну какое ему дело — останусь я или убегу! Я уйду, если…»
И тут совершенно неожиданно она увидела леди Карлтон ближе, чем в десяти футах. Коринна улыбалась Элмсбери и с удивлением посмотрела на его партнершу. В глазах Эмбер молнией сверкнула ярость, и Коринна быстро отвернулась, несколько смущенная.
«Ох уж эта женщина! — подумала Эмбер. — Как же я ненавижу ее, ненавижу! Ненавижу! Вы только посмотрите, как она строит улыбочки и жеманничает, как она кокетливо отставляет ножку! Фу-ты ну-ты! Какие мы гордые да скромные! Надо было мне выйти просто голой! Вот тогда бы у нее глаза повылазили из орбит! Ничего, она мне еще за все заплатит! Она еще пожалеет, что вообще посмотрела на меня! Ну погоди же!..»
И тут неожиданно у нее иссякла энергия. Эмбер почувствовала слабость и беспомощность.
«Я умираю, — подумала она в тоске. — Я никогда не переживу этого. Теперь моя жизнь не стоит и ломаного гроша… О Господи, пошли мне смерть прямо сейчас, здесь… мне и шагу больше не сделать». На мгновение ей показалось что если бы не рука Элмсбери, то она просто бы свалилась на пол.
Но музыка кончилась, и все стали расходиться, собираясь в группы. Эмбер, рядом с которой по прежнему был Элмсбери, сделала вид, что не видит никого из знакомых, и попробовала пробраться сквозь толпу.
«Вот сейчас я и уйду, — говорила она себе. — И этот болван тупоголовый нипочем меня не остановит!»
Но когда она шагнула к дверям, Элмсбери успел перехватить ее:
— Подойдите сюда и познакомьтесь с леди Карлтон.
Эмбер вырвалась:
— Зачем мне знакомиться с ней?
— Эмбер, ради всего святого! — Его голос, чуть громче шепота, был молящим. — Оглянитесь, разве не ясно, что они думают?
Эмбер снова быстро оглядела гостей и успела заметить десятки глаз, внимательно следящих за ней, эти глаза блестели злым любопытством, а губы изгибались от зависти и насмешки. Некоторые даже не стали отводить взгляда, они глядели на нее с открытым презрением и наглостью. Они наблюдали и ждали…
Эмбер глубоко вздохнула, вцепилась в руку Элмсбери, и они вместе двинулись к группе, где стояли лорд и леди Карлтон, король, герцог Букингемский, леди Шрусбери, леди Фолмаут, Бакхёрст, Сэдли и Рочестер. По мере их приближения разговоры в этой маленькой группе стали стихать: если рядом Эмбер — что-то непременно должно произойти. Элмсбери представил леди Карлтон герцогине Рейвенспур, и обе женщины вежливо улыбнулись и сделали легкий реверанс. Леди Карлтон вела себя дружелюбно и просто, очевидно, она не подозревала, что ее муж мог быть знаком с этой роскошной полуобнаженной женщиной. Все мужчины, включая короля, повернулись и разглядывали ее, восхищаясь ее фигурой.
Но Эмбер не видела никого, кроме Брюса.
На мгновение лицо Брюса изменилось: волнение чуть было не выдало его, но, к счастью, никто не смотрел на него в этот момент. Затем он овладел собой и поклонился Эмбер, будто они были едва знакомы. Когда их глаза встретились, Эмбер почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Началась беседа, но только через несколько секунд Эмбер нашла в себе силы включиться в разговор: Карл и Брюс обсуждали Америку, развитие табачных плантаций, возмущение колонистов по поводу закона о навигации, — это были люди, которых король знал и которые отправились в Новый Свет, чтобы начать там новую жизнь. Коринна говорила мало, но, когда говорила, король поворачивался к ней с интересом и нескрываемым восхищением. У нее был негромкий мягкий голос, совершенно женский, и, судя по кротким взглядам, которые она бросала на Брюса, имел место неслыханный в Лондоне феномен: эта женщина была глубоко влюблена в своего мужа.
Эмбер же хотелось протянуть руки и расцарапать своими длинными ногтями это спокойное и прелестное лицо.
Когда вновь заиграла музыка, она сделала реверанс — очень высокомерный и небрежный, скорее, даже насмешливый реверанс Коринне, рассеянно кивнула Брюсу и отошла от них; после этого сделала вид, что ей интересно здесь, что она получает удовольствие и что ее нисколько не беспокоит ее полуобнаженный вид. Эмбер с удовольствием ужинала, принимала ухаживания полудюжины франтов, пила много шампанского и танцевала все танцы подряд. Вечер тянулся бесконечно, Эмбер казалось, что он никогда не кончится.
Спустя час или около того танцующие начали исчезать в дальних комнатах, где были поставлены игорные столы. Эмбер извинилась и отправилась в гардеробную для дам: у нее болела спина, ныли мышцы. Леди пудрили лица, подкрашивали губы, поправляли подвязки на чулках или просто садились в кресла немного отдохнуть и расслабиться на несколько минут, что было невозможно в присутствии мужчин.
Кроме пары служанок, в комнате никого не было. Эмбер вошла и постояла немного, сбросив с себя напряжение. Она опустила плечи и закрыла лицо руками. Вдруг она услышала шаги за спиной и веселый голос Бойнтон:
— Ну, как вы себя чувствуете, ваша милость? Приступ ипохондрии?
Эмбер бросила на нее презрительный, недовольный взгляд и нагнулась поправить чулок и подтянуть подвязку. Бойнтон уселась в кресло с тяжелым вздохом, она широко расставила и вытянула ноги, стала вертеть головой, чтобы прошла боль в мышцах шеи.
Искоса поглядев на Эмбер, она начала снимать перчатки.
— Ну, что вы скажете о миледи Карлтон?
— Достаточно мила, я думаю, — пожала плечами Эмбер.
Бойнтон громко рассмеялась:
— Говорите, достаточно мила? Да все мужчины считают ее здесь самой красивой, хотя и не самой Обнаженной!
Его светлость был известен как особенно щедрый и рачительный хозяин в светском обществе. Здесь подавали превосходные угощения, приготавливаемые дюжиной французских поваров, вина — из огромного погреба. В каждом зале звучала музыка, игорные столы ломились от золота, свечи зажигали тысячами. Дом был переполнен графами, герцогами и рыцарями, графинями и герцогинями, другими знатными леди, и на первый взгляд все казалось образцом декорума и пристойности: одетые в атлас дамы приседали в реверансах и улыбались поверх раскрытых вееров, джентльмены в камзолах, расшитых парчой, кланялись в пояс, широким жестом срывая с себя шляпы, все гости вели беседу вежливо и вполголоса.
Но на самом деле они с упоением злословили, грязью поливая друг друга. Мужчины, стоявшие группой и наблюдавшие за хорошенькой девушкой, хвастались, кто и сколько раз переспал с ней, обсуждали ее физические недостатки и говорили о ее поведении в постели. А женщины с таким же, если не большим, усердием уничтожали репутацию джентльменов. В затемненных спальнях по всему дому парочки искали уединения для случайных утех. В слабо освещенном углу фрейлина поднимала юбку, чтобы франты увидели: ее ноги ничуть не хуже, чем у другой. Она жеманилась и хихикала, когда молодые люди давали волю рукам. Один из молодых людей сумел тайком привести сюда девицу из заведения мадам Беннет, надев на нее маску и плащ, и теперь она выдавала им театральный номер где-то за запертыми дверьми.
Арлингтон никогда не вмешивался в развлечения своих гостей и предоставлял возможность каждому веселиться на свой лад.
В семь часов, когда вечерние сумерки только начали сгущаться и гости были еще трезвыми и любопытными, они собрались в главной гостиной и не отрывали взглядов от вновь прибывавших. Все ожидали приезда двух женщин — герцогини Рейвенспурской и леди Карлтон. Ее светлость, которую почти никто еще не видел, была, по слухам, поразительной красавицей, какой еще не бывало в Англии, хотя мнения на этот счет разделились. По крайней мере, многие дамы решили, что примут окончательное решение, когда она появится, — настолько ли она красива, как говорят. А что касается герцогини то она несомненно выкинет какой-нибудь неожиданный фортель из страха, что леди Карлтон затмит ее.
— Мне очень жаль ее милость, — томно произнесла одна молодая леди. — На галереях говорят, она живет теперь в ужасе, что потеряет то, что имеет. Господи, как, наверное, ужасно быть знаменитой.
Ее собеседница улыбнулась, поджав губы:
— Вот поэтому вы, вероятно, никогда и не пытались подняться по лестнице из опасения свалиться вниз, да?
— Да чихать мне на леди Карлтон и на то, как она выглядит, — вмешался худощавый молодой человек, вертя в руках дамский веер, — но я готов стать ее рабом, если ей удастся наставить нос герцогине. Эта чертова баба стала совершенно невыносимой после того, как король дал ей герцогский титул. Я, бывало, зашнуровывал ей корсаж, когда она была лишь презренной актеркой, а теперь, когда мы встречаемся она отворачивает физиономию, будто и не знает меня.
— Это из-за ее дурного воспитания, Джек. Чего другого от нее можно ожидать?
Тут громкий голос перебил их разговор:
— Ее милость герцогиня Рейвенспур!
Глаза всех гостей обратились к дверям, но там стоял только дворецкий. Все ждали секунду-другую. Наконец, высоко подняв голову, с выражением вызывающей гордости в комнату вошла герцогиня. Она медленно двинулась от дверей к центру. Волна изумления прокатилась по залу. Все повернули головы, глаза вылезли из орбит, и даже король, прервав разговор с миссис Уэллз, уставился на Эмбер.
Она шла спокойно и невозмутимо, хотя внутри у нее все дрожало. Слышала, как ахнули дамы постарше, увидела, как они гневно сжали губы, подняли возмущенно плечи и осуждающе уставились на нее. Она уловила, как мужчины тихонько присвистнули, подняли брови и стали локтями толкать друг друга. Видела, что молодые дамы гневно и с ненавистью глядят на нее за то, что она перехватила у них внимание мужчин.
Но вдруг она расслабилась, убежденная в своем успехе, надеясь, что Брюс и Коринна где-то неподалеку и видят ее триумф.
Почти сразу же она почувствовала, что рядом Элмсбери, Она взглянула на него, и слабая улыбка коснулась ее губ, но что-то в его взгляде заставило ее насторожиться. В чем дело? Не одобряет? Жалеет? И то и другое? Но это же просто смешно! Она выглядит потрясающе и сама это знает.
— Святой Боже, Эмбер, — пробормотал он, оглядывая ее с ног до головы.
— Вам нравится? — Ее взгляд застыл, но в голосе звучала медь самоуверенности, скорее даже бравады.
— Да, конечно. Ты выглядишь шикарно…
— А вам не холодно? — перебил его женский голос, и, повернувшись, Эмбер увидела рядом миссис Боингов, смотревшую на Эмбер с откровенной наглостью.
С противоположной стороны раздался другой, на этот раз мужской, голос:
— Вот это да, мадам! Такого великолепного зрелища я не видел с младенческого возраста. — Это был король, он лениво улыбался, явно развлекаясь.
Эмбер вздрогнула, будто ей нанесли удар.
Ей стало нехорошо в этом зале — от ужаса, от отвращения к самой себе. "Что же я наделала? — подумала она. — О Боже! Что я здесь делаю — полураздетая? "
Она обвела взглядом присутствующих, заглянула в каждое лицо и поняла, что они втайне смеются над ней. И сразу же почувствовала себя как человек во сне, который самоуверенно ходил по городу голый и только на полпути понял весь ужас своего положения. И так же, как тому человеку во сне, ей захотелось вернуться домой — туда, где никто не увидит ее, — но она с ужасом поняла, что на этот раз попалась в ловушку, расставленную себе самой. От этого сна ей не очнуться! «Так что же мне делать? — с отчаянием думала она. — Как мне вырваться отсюда?» Охваченная тревогой, она совсем позабыла о лорде Карлтоне и его жене.
И тут неожиданно, так, что Эмбер чуть не вздрогнула, прозвучал голос дворецкого:
— Лорд Карлтон! Миледи Карлтон!
Не сознавая, что она делает, Эмбер схватила Элмсбери за руку и повернулась к дверям. В ее лице не осталось ни кровинки, даже шея побелела, когда она увидела входящих в зал Карлтонов. Элмсбери крепко, по-дружески сжал ей руку.
Брюс выглядел почти таким же, как тогда, когда покидал Англию два года назад. Ему теперь исполнилось тридцать восемь, возможно, он стал чуточку тяжелее, но был по-прежнему красив, с гладкой тугой кожей и сильным телом. Он был из тех, кто мало меняется с годами. Эмбер только взглянула на него и сразу же перевела взгляд на его жену, которая шла рядом, держа мужа под руку: высокая, стройная и грациозная, с ясными голубыми глазами и темными волосами, кожа на ее лице казалась светлой, как лунный свет. Черты лица — тонкие, выражение лица — безмятежное. При взгляде на нее возникало то же неуловимое чувство, какое вызывает искусно расписанный фарфор. Платье на Коринне было сшито из серебряной парчи с отделкой из черных кружев, черная кружевная мантилья покрывала голову; шею украшало колье из бриллиантов и сапфиров, которое когда-то принадлежало матери Брюса и которое Эмбер всегда надеялась получить от него.
Король, нарушив церемониал, подошел к лорду и леди Арлингтон, чтобы вместе приветствовать вновь пришедших. Все гости шумно зашушукались:
— Мой Бог, что за чудесное создание!
— Я знаю, это платье сшили в Париже, дорогая моя, я просто уверена в этом, ведь не могли же его сшить…
— Неужели такие женщины водятся на Ямайке?
— Какое самообладание и манеры — я больше всего именно это ценю в женщине.
Теперь у Эмбер действительно начались боли в животе. Ладони и подмышки вспотели, ныли все мышцы. «Надо удрать отсюда, пока они не увидели меня!» — мелькнула у нее дикая мысль. Но не успела она и двинуться, как Элмсбери крепко ухватил ее за руку и чуть подтолкнул вперед. Она удивленно взглянула на него, но потом быстро взяла себя в руки.
Карл, нарушив этикет, попросил леди Карлтон потанцевать с ним. Зазвучала музыка, и король повел даму в старинном танце паване. За ними — остальные гости, и вскоре зал оказался заполненным танцующими под ритмичные аккорды спинета, звуки флейт и низкие удары барабана. Эмбер едва ли услышала, как Элмсбери пригласил ее на танец. Он повторил просьбу, на этот раз погромче.
Она подняла глаза.
— Я не хочу танцевать, — пробормотала она рассеянно. — Не хочу больше оставаться здесь. Я… я плохо себя чувствую… я еду домой.
Она подхватила юбки, сделала шаг, но граф схватил ее за руку и так энергично дернул, что у Эмбер выскочил локон из прически.
— Перестань вести себя как дуреха, или я дам тебе пощечину! Улыбайся же! Ну улыбнись, ведь на тебя все смотрят.
Не поднимая глаз, Эмбер быстро метнула взгляд по сторонам. Ей захотелось повернуться и закричать или схватить что-нибудь и запустить в них, сделать что-то такое, что уничтожит их прямо на месте, сотрет с лица земли раз и навсегда, эти любезные самодовольные рожи. Вместо этого она подняла глаза на Элмсбери и улыбнулась, растянув улыбку как можно шире, чтобы унять дрожь мускулов лица. Она вложила ладонь в его руку, и они стали танцевать.
— Мне обязательно нужно убраться отсюда, — сказала Эмбер, пользуясь тем, что музыка заглушала слова. — Я просто не могу здесь оставаться!
Выражение лица графа не изменилось.
— Только попробуй: мне придется связать тебя по рукам и ногам. Если хватило смелости надеть на себя эту штуку, то надо иметь смелость остаться до конца!
Эмбер стиснула зубы. Сейчас она ненавидела Элмсбери. Ее ноги сами собой двигались в такт музыке, но голова была занята планами бегства — удрать через боковую дверь, как только он скроется из виду. «Черт подери! — думала она. — Он опекает меня, как нянька! Ну какое ему дело — останусь я или убегу! Я уйду, если…»
И тут совершенно неожиданно она увидела леди Карлтон ближе, чем в десяти футах. Коринна улыбалась Элмсбери и с удивлением посмотрела на его партнершу. В глазах Эмбер молнией сверкнула ярость, и Коринна быстро отвернулась, несколько смущенная.
«Ох уж эта женщина! — подумала Эмбер. — Как же я ненавижу ее, ненавижу! Ненавижу! Вы только посмотрите, как она строит улыбочки и жеманничает, как она кокетливо отставляет ножку! Фу-ты ну-ты! Какие мы гордые да скромные! Надо было мне выйти просто голой! Вот тогда бы у нее глаза повылазили из орбит! Ничего, она мне еще за все заплатит! Она еще пожалеет, что вообще посмотрела на меня! Ну погоди же!..»
И тут неожиданно у нее иссякла энергия. Эмбер почувствовала слабость и беспомощность.
«Я умираю, — подумала она в тоске. — Я никогда не переживу этого. Теперь моя жизнь не стоит и ломаного гроша… О Господи, пошли мне смерть прямо сейчас, здесь… мне и шагу больше не сделать». На мгновение ей показалось что если бы не рука Элмсбери, то она просто бы свалилась на пол.
Но музыка кончилась, и все стали расходиться, собираясь в группы. Эмбер, рядом с которой по прежнему был Элмсбери, сделала вид, что не видит никого из знакомых, и попробовала пробраться сквозь толпу.
«Вот сейчас я и уйду, — говорила она себе. — И этот болван тупоголовый нипочем меня не остановит!»
Но когда она шагнула к дверям, Элмсбери успел перехватить ее:
— Подойдите сюда и познакомьтесь с леди Карлтон.
Эмбер вырвалась:
— Зачем мне знакомиться с ней?
— Эмбер, ради всего святого! — Его голос, чуть громче шепота, был молящим. — Оглянитесь, разве не ясно, что они думают?
Эмбер снова быстро оглядела гостей и успела заметить десятки глаз, внимательно следящих за ней, эти глаза блестели злым любопытством, а губы изгибались от зависти и насмешки. Некоторые даже не стали отводить взгляда, они глядели на нее с открытым презрением и наглостью. Они наблюдали и ждали…
Эмбер глубоко вздохнула, вцепилась в руку Элмсбери, и они вместе двинулись к группе, где стояли лорд и леди Карлтон, король, герцог Букингемский, леди Шрусбери, леди Фолмаут, Бакхёрст, Сэдли и Рочестер. По мере их приближения разговоры в этой маленькой группе стали стихать: если рядом Эмбер — что-то непременно должно произойти. Элмсбери представил леди Карлтон герцогине Рейвенспур, и обе женщины вежливо улыбнулись и сделали легкий реверанс. Леди Карлтон вела себя дружелюбно и просто, очевидно, она не подозревала, что ее муж мог быть знаком с этой роскошной полуобнаженной женщиной. Все мужчины, включая короля, повернулись и разглядывали ее, восхищаясь ее фигурой.
Но Эмбер не видела никого, кроме Брюса.
На мгновение лицо Брюса изменилось: волнение чуть было не выдало его, но, к счастью, никто не смотрел на него в этот момент. Затем он овладел собой и поклонился Эмбер, будто они были едва знакомы. Когда их глаза встретились, Эмбер почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Началась беседа, но только через несколько секунд Эмбер нашла в себе силы включиться в разговор: Карл и Брюс обсуждали Америку, развитие табачных плантаций, возмущение колонистов по поводу закона о навигации, — это были люди, которых король знал и которые отправились в Новый Свет, чтобы начать там новую жизнь. Коринна говорила мало, но, когда говорила, король поворачивался к ней с интересом и нескрываемым восхищением. У нее был негромкий мягкий голос, совершенно женский, и, судя по кротким взглядам, которые она бросала на Брюса, имел место неслыханный в Лондоне феномен: эта женщина была глубоко влюблена в своего мужа.
Эмбер же хотелось протянуть руки и расцарапать своими длинными ногтями это спокойное и прелестное лицо.
Когда вновь заиграла музыка, она сделала реверанс — очень высокомерный и небрежный, скорее, даже насмешливый реверанс Коринне, рассеянно кивнула Брюсу и отошла от них; после этого сделала вид, что ей интересно здесь, что она получает удовольствие и что ее нисколько не беспокоит ее полуобнаженный вид. Эмбер с удовольствием ужинала, принимала ухаживания полудюжины франтов, пила много шампанского и танцевала все танцы подряд. Вечер тянулся бесконечно, Эмбер казалось, что он никогда не кончится.
Спустя час или около того танцующие начали исчезать в дальних комнатах, где были поставлены игорные столы. Эмбер извинилась и отправилась в гардеробную для дам: у нее болела спина, ныли мышцы. Леди пудрили лица, подкрашивали губы, поправляли подвязки на чулках или просто садились в кресла немного отдохнуть и расслабиться на несколько минут, что было невозможно в присутствии мужчин.
Кроме пары служанок, в комнате никого не было. Эмбер вошла и постояла немного, сбросив с себя напряжение. Она опустила плечи и закрыла лицо руками. Вдруг она услышала шаги за спиной и веселый голос Бойнтон:
— Ну, как вы себя чувствуете, ваша милость? Приступ ипохондрии?
Эмбер бросила на нее презрительный, недовольный взгляд и нагнулась поправить чулок и подтянуть подвязку. Бойнтон уселась в кресло с тяжелым вздохом, она широко расставила и вытянула ноги, стала вертеть головой, чтобы прошла боль в мышцах шеи.
Искоса поглядев на Эмбер, она начала снимать перчатки.
— Ну, что вы скажете о миледи Карлтон?
— Достаточно мила, я думаю, — пожала плечами Эмбер.
Бойнтон громко рассмеялась:
— Говорите, достаточно мила? Да все мужчины считают ее здесь самой красивой, хотя и не самой Обнаженной!