Страница:
Он заговорил медленно, с грустью, пробивавшейся сквозь гнев:
— Я никогда бы не поверил в это, Фрэнсис, кто бы мне ни сказал.
Фрэнсис снова дерзко взглянула на короля, рассерженная его цинизмом, — как он может делать выводы, разгребая мусор прежнего опыта.
— Ваше величество, вы слишком быстро подозреваете худшее!
— Но, кажется, недостаточно быстро! Я считал со дня рождения, что только дурак может доверяться женщине, — и все-таки я доверял вам, несмотря ни на что! — Он помолчал секунду с мрачным выражением на лице. — Любой выход из положения, но только не этот…
Фрэнсис была близка к истерике. Она закричала высоким, дрожащим от волнения голосом:
— Вашему величеству лучше бы уйти, иначе лицо, приведшее вас сюда, тоже начнет подозревать худшее!
Карл посмотрел на нее долгим ошеломленным взглядом, потом, ни слова не говоря, повернулся и вышел из комнаты. В холле за дверью он увидел Лоуренса Хайда, сына Кларендона, и закричал на него:
— Вы тоже были в сговоре! Клянусь Богом, я не забуду этого!
Хайд встревоженно поглядел ему вслед, но король уже завернул за угол и ушел. Карл, этот светский, добродушный, уравновешенный человек, был в ярости, чего никто и никогда не мог себе представить.
На следующий день Фрэнсис вернула ему через посыльного все подарки, которые она когда-либо получала от него: нитку жемчуга, подаренную в Валентинов день три года назад, чудесные браслеты, серьги и ожерелья, присланные в дни ее рождения, на праздники Рождества и Нового года. Она вернула все, не сопроводив даже запиской. Карл швырнул подарки в камин.
В то же утро Фрэнсис неожиданно пришла в апартаменты ее величества. С головы до ног Фрэнсис была закутана в черный бархатный плащ. На лицо была надета маска. Катарина и ее фрейлины удивленно посмотрели на вошедшую и были поражены, когда Фрэнсис сняла маску. Секунду она помедлила, потом неожиданно бросилась вперед, упала на колени и поднесла к губам край платья королевы. Катарина быстро шепнула фрейлинам, чтобы они удалились. Они вышли и стали подслушивать под дверью.
Затем Катарина наклонилась и коснулась головы Фрэнсис, и та вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками:
— О ваше величество! Вы должны ненавидеть меня! Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?
— Фрэнсис, дорогая моя… не надо плакать… у вас разболится голова… Ну пожалуйста. Посмотрите на меня, бедное дитя… — Теплый и тихий голос Катарины, в котором все еще слышался португальский акцент, придававший особую нежность ее словам, действовал благотворно. Королева приподняла голову Фрэнсис, мягко взяв ее за подбородок.
Фрэнсис подняла лицо, и минуту женщины молча глядели друг на друга. Но Фрэнсис снова разрыдалась .
— Я очень сочувствую вам, Фрэнсис, — сказала Катарина.
— О, я не из-за себя плачу, — возразила Фрэнсис, — из-за вас! Из-за той печали, которую я иногда видела в ваших глазах, когда… — Она замолчала внезапно, испуганная собственной смелостью. Потом стала торопливо говорить, будто могла за две минуты исправить все то зло, которое из-за собственного тщеславия причиняла этой маленькой терпеливой женщине в течение нескольких лет.
— О, вы должны поверить мне, ваше величество! Единственная причина, толкающая меня на брак, — это возможность покинуть двор! Я никогда не хотела навредить вам, никогда в жизни! Но я была глупой, тщеславной и легкомысленной! Я вела себя как дура, но никогда не причиняла вам зла, клянусь! Он не был моим любовником… О, скажите, скажите, что вы мне верите… пожалуйста, скажите, что верите мне!
Она прижала руку Катарины к своей шее. Голова Фрэнсис была откинута назад, и она глядела на королеву глазами, полными страстной мольбы. Она всегда любила Катарину, но только сейчас осознала, как глубоко и почтительно восхищалась ею и как позорно было ее прежнее поведение. Она считалась с чувствами королевы не больше, чем самые пустые и безмозглые любовницы Карла, не больше, чем сама Барбара Пальмер.
— Я верю вам, Фрэнсис. Ведь внимание короля льстит любой молодой девушке. А бы всегда были добры и щедры. Вы никогда не использовали свою власть как орудие против кого-либо.
— О ваше величество! Именно так! Никогда! Я никому не желала зла! И, ваше величество, я хочу, чтобы вы знали, я уверена, вы поверите мне, — Ричмонд тогда только что вошел. Мы просто разговаривали. Между нами не было ничего непристойного!
— Ну конечно же не было, моя дорогая. Вдруг Фрэнсис низко наклонилась, повесив голову.
— Но он никогда не поверит мне, — тихо произнесла она. — У него нет веры ни во что.
Теперь слезы были в глазах Катарины. Она медленно покачала головой:
— Может быть, есть, Фрэнсис. Может быть, есть, и больше, чем мы думаем.
Фрэнсис чувствовала себя разбитой и подавленной. Она прижала губы к ладони Катарины и медленно поднялась на ноги.
— Мне пора идти, ваше величество. — Они стояли и глядели друг на друга, на их лицах была искренняя нежность и привязанность. — Я, возможно, больше никогда не увижу вас….
Быстро, импульсивно она поцеловала Катарину в щеку, повернулась и выбежала из комнаты. Королева смотрела ей вслед. Она улыбнулась, провела рукой по щеке, из глаз потекли слезы.
Три дня спустя Фрэнсис уехала из Уайтхолла. Она тайно бежала с герцогом Ричмондом.
Глава сорок восьмая
— Я никогда бы не поверил в это, Фрэнсис, кто бы мне ни сказал.
Фрэнсис снова дерзко взглянула на короля, рассерженная его цинизмом, — как он может делать выводы, разгребая мусор прежнего опыта.
— Ваше величество, вы слишком быстро подозреваете худшее!
— Но, кажется, недостаточно быстро! Я считал со дня рождения, что только дурак может доверяться женщине, — и все-таки я доверял вам, несмотря ни на что! — Он помолчал секунду с мрачным выражением на лице. — Любой выход из положения, но только не этот…
Фрэнсис была близка к истерике. Она закричала высоким, дрожащим от волнения голосом:
— Вашему величеству лучше бы уйти, иначе лицо, приведшее вас сюда, тоже начнет подозревать худшее!
Карл посмотрел на нее долгим ошеломленным взглядом, потом, ни слова не говоря, повернулся и вышел из комнаты. В холле за дверью он увидел Лоуренса Хайда, сына Кларендона, и закричал на него:
— Вы тоже были в сговоре! Клянусь Богом, я не забуду этого!
Хайд встревоженно поглядел ему вслед, но король уже завернул за угол и ушел. Карл, этот светский, добродушный, уравновешенный человек, был в ярости, чего никто и никогда не мог себе представить.
На следующий день Фрэнсис вернула ему через посыльного все подарки, которые она когда-либо получала от него: нитку жемчуга, подаренную в Валентинов день три года назад, чудесные браслеты, серьги и ожерелья, присланные в дни ее рождения, на праздники Рождества и Нового года. Она вернула все, не сопроводив даже запиской. Карл швырнул подарки в камин.
В то же утро Фрэнсис неожиданно пришла в апартаменты ее величества. С головы до ног Фрэнсис была закутана в черный бархатный плащ. На лицо была надета маска. Катарина и ее фрейлины удивленно посмотрели на вошедшую и были поражены, когда Фрэнсис сняла маску. Секунду она помедлила, потом неожиданно бросилась вперед, упала на колени и поднесла к губам край платья королевы. Катарина быстро шепнула фрейлинам, чтобы они удалились. Они вышли и стали подслушивать под дверью.
Затем Катарина наклонилась и коснулась головы Фрэнсис, и та вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками:
— О ваше величество! Вы должны ненавидеть меня! Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?
— Фрэнсис, дорогая моя… не надо плакать… у вас разболится голова… Ну пожалуйста. Посмотрите на меня, бедное дитя… — Теплый и тихий голос Катарины, в котором все еще слышался португальский акцент, придававший особую нежность ее словам, действовал благотворно. Королева приподняла голову Фрэнсис, мягко взяв ее за подбородок.
Фрэнсис подняла лицо, и минуту женщины молча глядели друг на друга. Но Фрэнсис снова разрыдалась .
— Я очень сочувствую вам, Фрэнсис, — сказала Катарина.
— О, я не из-за себя плачу, — возразила Фрэнсис, — из-за вас! Из-за той печали, которую я иногда видела в ваших глазах, когда… — Она замолчала внезапно, испуганная собственной смелостью. Потом стала торопливо говорить, будто могла за две минуты исправить все то зло, которое из-за собственного тщеславия причиняла этой маленькой терпеливой женщине в течение нескольких лет.
— О, вы должны поверить мне, ваше величество! Единственная причина, толкающая меня на брак, — это возможность покинуть двор! Я никогда не хотела навредить вам, никогда в жизни! Но я была глупой, тщеславной и легкомысленной! Я вела себя как дура, но никогда не причиняла вам зла, клянусь! Он не был моим любовником… О, скажите, скажите, что вы мне верите… пожалуйста, скажите, что верите мне!
Она прижала руку Катарины к своей шее. Голова Фрэнсис была откинута назад, и она глядела на королеву глазами, полными страстной мольбы. Она всегда любила Катарину, но только сейчас осознала, как глубоко и почтительно восхищалась ею и как позорно было ее прежнее поведение. Она считалась с чувствами королевы не больше, чем самые пустые и безмозглые любовницы Карла, не больше, чем сама Барбара Пальмер.
— Я верю вам, Фрэнсис. Ведь внимание короля льстит любой молодой девушке. А бы всегда были добры и щедры. Вы никогда не использовали свою власть как орудие против кого-либо.
— О ваше величество! Именно так! Никогда! Я никому не желала зла! И, ваше величество, я хочу, чтобы вы знали, я уверена, вы поверите мне, — Ричмонд тогда только что вошел. Мы просто разговаривали. Между нами не было ничего непристойного!
— Ну конечно же не было, моя дорогая. Вдруг Фрэнсис низко наклонилась, повесив голову.
— Но он никогда не поверит мне, — тихо произнесла она. — У него нет веры ни во что.
Теперь слезы были в глазах Катарины. Она медленно покачала головой:
— Может быть, есть, Фрэнсис. Может быть, есть, и больше, чем мы думаем.
Фрэнсис чувствовала себя разбитой и подавленной. Она прижала губы к ладони Катарины и медленно поднялась на ноги.
— Мне пора идти, ваше величество. — Они стояли и глядели друг на друга, на их лицах была искренняя нежность и привязанность. — Я, возможно, больше никогда не увижу вас….
Быстро, импульсивно она поцеловала Катарину в щеку, повернулась и выбежала из комнаты. Королева смотрела ей вслед. Она улыбнулась, провела рукой по щеке, из глаз потекли слезы.
Три дня спустя Фрэнсис уехала из Уайтхолла. Она тайно бежала с герцогом Ричмондом.
Глава сорок восьмая
В один из холодных и дождливых февральских вечеров за столом астролога доктора Хейдона сидел Букингем. В целях конспирации он надел черный парик и усы перекрасил тоже в черный цвет, который весьма контрастировал с его светлыми бровями. Герцог внимательно следил за лицом Хейдона, пока тот изучал свои карты звезд и Луны, испещренные линиями и геометрическими фигурами. Комната освещалась лишь коптившими сальными свечами, издававшими запах горячего жира. Ветер выдувал дым из камина, поэтому у присутствовавших щипало глаза и першило в горле.
— Черт бы побрал эту проклятую погоду! — пробормотал герцог сердито и закашлялся, прикрыв нос и рот полой длинного черного плаща. Доктор Хейдон медленно поднял свое сухощавое лицо, оторвавшись от звездных карт. Букингем напряженно взглянул на него:
— Ну что вы увидели? Что ждет меня?
— О, я не осмеливаюсь говорить об этом, ваша милость.
— Как так? За что же я плачу деньги? Выкладывайте!
С видом человека, подчиняющегося чужой воле вопреки собственному суждению, Хейдон уступил настояниям герцога:
— Если ваша милость требует, я скажу, что увидел: он умрет совершенно неожиданно в пятнадцатый день января через два года… — Хейдон сделал драматическую паузу, наклонился вперед и следующие слова произнес шепотом, глядя герцогу в глаза: — А затем, по требованию народа, ваша милость займет английский трон на долгое и славное царствование. Дом Вильерсов предназначен самой судьбой стать величайшим королевским домом в истории нации!
Букингем уставился на него, совершенно ошеломленный этим сообщением.
— Силы небесные! Это же невероятно… и все же… Что еще вы увидели? — требовательно спросил он, охваченный жаждой узнать все сразу.
Ему казалось, что он стоял на краю неведомой земли и мог оттуда видеть грядущее сквозь время и расстояние. Король Карл презрительно относился к предсказаниям. Он говорил, что если бы и было возможно заглянуть в свое будущее, то это дело весьма тревожное — знать заранее свою судьбу, будь она хорошей или плохой. Есть другие, более мудрые люди, которые знают, как повернуть колесо Фортуны себе на пользу.
— А как он… — Вильерс остановился, боясь сказать лишнее и выдать себя. — Что же будет причиной столь великой трагедии? — поправился он.
Хейдон еще раз взглянул на свои карты, как бы желая удостовериться в правильности выводов, и ответил шепотом:
— К сожалению… звезды говорят, что его величество умрет от яда… тайного отравления.
— От яда!
Герцог откинулся в кресле и стал смотреть на пламя в камине. Он глубоко задумался, подняв брови и барабаня пальцами по столешнице. Значит, Карл Стюарт умрет от яда, который ему тайно подсыплют, а он, Джордж Вильерс, по требованию народа будет возведен на трон Англии. Чем больше Букингем обдумывал сказанное, тем менее невероятным казалось ему предсказание.
Его вывел из задумчивости резкий и неожиданный стук в дверь.
— В чем дело? Вы ожидали еще кого-то?
— Я совсем забыл, ваша милость, — прошептал Хейдон. — Миледи Каслмейн, я назначил ей встречу на этот час.
— Барбара? Она бывала здесь раньше?
— Только дважды, ваша милость. В последний раз — три года назад.
Стук в дверь повторился, громкий и настойчивый, и на этот раз казалось, что гость гневается.
Букингем быстро поднялся и подошел к двери в соседнюю комнату.
— Я подожду здесь, пока она не уйдет. Избавьтесь от нее поскорее и, если дорожите своим носом, не говорите, что я здесь.
Хейдон кивнул и быстро убрал со стола многочисленные бумаги и звездные карты, предвещавшие Карлу II печальное будущее. Когда герцог исчез за дверью, Хейдон отворил входную дверь. Барбара влетела в комнату, как порыв ветра. Ее лицо полностью закрывала черная бархатная маска, а поверх ее рыжих волос был надет светлый серебристый парик.
— Черт вас подери! Почему вы так долго не открывали? Девицу у себя прячете?
Она бросила на кресло муфту из черного бобра, отвязала капюшон, скинула плащ. Потом подошла к камину погреться, отпихнув ногой спавшую дворняжку. Собака бросила на Барбару обиженный и презрительный взгляд.
— Господи, — воскликнула она, потирая руки и поеживаясь, — какой сегодня холодный вечер! Да еще морозный ветер задул!
— Позвольте предложить вам стакан эля, ваша светлость?
— Да, обязательно.
Хейдон подошел к столику и налил стакан, приговаривая:
— Сожалею, что не могу предложить вам что-нибудь более изысканное — кларет или шампанское, но, к моему великому несчастью, большинство моих клиентов по уши в долгах. — Он пожал плечами. — Говорят, это неизбежно, когда служишь богатым людям.
— Снова затянули старую песню, да? — Она взяла у Хэйдона стакан и стала жадно пить, ощущая, как эль согревает внутренности. — У меня чрезвычайно неотложное дело, в котором вы должны мне помочь. И очень важно, чтобы вы не ошиблись!
— Разве мое последнее предсказание было неверным, ваша светлость?
Хейдон чуть наклонился вперед, сложил руки перед собой — вся его фигура выражала подобострастие, а в голосе звучала надежда на похвалу.
Барбара бросила на него нетерпеливый взгляд поверх стакана. Тогда ее врагом была королева. Теперь же, сама не сознавая этого, она стала ее ближайшей союзницей. Барбара Пальмер отнюдь не желала, чтобы какая-то другая, возможно, более красивая и решительная, женщина вышла замуж, за Карла Стюарта, — ведь если с Катариной что-нибудь случится, то ее, Барбары, дни в Уайтхолле будут сочтены. Она знала это.
— Не беспокойтесь и не вспоминайте. Незачем вам так много помнить, — резко предупредила его Барбара. — Для вашего ремесла это небезопасно. Как я понимаю, вы давали советы моему кузену.
— Вашему кузену, мадам? — Хейдон изобразил недоумение.
— Не валяйте дурака! Вы знаете, о ком я говорю! О Букингеме, конечно!
Хейдон развел руками:
— Но, мадам… уверяю вас, вас неправильно информировали. Его милость был столь любезен, что освободил меня из тюрьмы Ньюгейт, куда меня посадили за долги. А долги появились из-за нежелания моих патронов оплачивать свои расходы. Но после этого его милость не оказывал мне чести своим визитом.
— Чепуха! — Барбара допила эль и поставила стакан на заваленную безделушками каминную полку. — Да Букингем даже собаке не кинет кости без того, чтобы не получить что-то взамен. Я хочу, чтобы вы знали о том, что мне известно: он приходит сюда, и вам незачем сообщать ему о моих визитах к вам. У меня столько же улик против него, сколько у него может быть против меня.
Хейдон, помня, что джентльмен, о котором идет речь, подслушивает под дверью соседней комнаты, решил не сдаваться.
— Я протестую, мадам… Над вашей светлостью кто-то подшутил, клянусь. С того времени я и в глаза не видел его милости.
— Вы лжете, как сукин сын! Ладно… надеюсь, вы так же свято будете сохранять мои секреты, как оберегаете его тайны. Так вот зачем я пришла: у меня есть основания считать, что я снова беременна, и хочу, чтобы вы сказали мне, кто тому причиной. Мне это чрезвычайно важно знать.
Хейдон выпучил глаза от удивления и даже поперхнулся, адамово яблоко нервно дернулось под кожей его тощей шеи! Вот это да! Это уже ни в какие рамки не лезет! Если даже отцу невозможно определить своего ребенка, то как может это знать совершенно посторонний человек?
Но репутация Хейдона зиждилась не на отказах в ответах на вопросы своих клиентов. Поэтому он водрузил на нос очки с толстыми зелеными стеклами — он считал, что в них выглядит более ученым. Потом они оба уселись за стол. Хейдон начал корпеть над звездными картами, разложенными на столе, записывая иногда какие-то каракули на вульгарной латыни. Он нарисовал несколько лун и звезд, пересек их прямыми линиями.
Время от времени он покашливал и произносил:
— Гм-м-м-м.
Барбара наклонилась вперед, наблюдая за ним, она нервно теребила кольцо с большим бриллиантом на левой руке. Этот перстень скрывал ее обручальное кольцо, ибо они с Роджером Палмером давно договорились не вмешиваться в дела друг друга.
Наконец Хейдон еще раз кашлянул и поднял на Барбару глаза. Ее лицо казалось бледным из-за дыма от сальных свечей.
— Мадам, я должен просить вас о полном доверии в этом вопросе, иначе я не могу продолжать работу над решением.
— Ладно. Что вы хотите знать?
— Прошу вашу светлость не обижаться, но мне нужно знать имена тех джентльменов, которых можно рассматривать как возможных участников вашего несчастья.
— Это останется между нами? — Барбара нахмурилась .
— Ну естественно, мадам. Конфиденциальность — основа моего ремесла.
— Ну хорошо… Во-первых, король, и я надеюсь, что вы сочтете его виновником, ибо, если я смогу убедить его, у меня будет гораздо меньше хлопот. Потом… — Она заколебалась.
— Потом? — подсказал Хейдон.
— Черт вас подери! Дайте подумать. Потом Джеймс Гамильтон, Чарльз Харт, ну, его можно не считать — так, заурядная личность, простой актеришка, и…
В этот момент раздался неожиданный резкий звук — что-то среднее между смешком и сдерживаемым кашлем, и Барбара вскочила на ноги:
— О Господи, что это?
Хейдон тоже подскочил:
— Это моя собака, мадам. Тявкает во сне. — Они оба поглядели на мирно спящего пса, растянувшегося у камина.
Барбара бросила на доктора подозрительный взгляд, но снова уселась и продолжала:
— Потом мой новый форейтор, но он низкого происхождения, его можно не записывать; дальше — паж леди Саутэск, но он еще слишком молод…
На этот раз раздался взрыв хохота, который уже нельзя было объяснить как-нибудь иначе. И не успел Хейдон вскочить с места, как Барбара мгновенно поднялась и бросилась к закрытой двери, откуда послышался смех, распахнула ее и что есть силы ударила герцога кулаком в живот.
Букингем согнулся пополам, он все еще не мог прийти в себя от приступа неудержимого смеха. Когда же он овладел собой, то схватил Барбару за горло, стараясь защитить себя от ее растопыренных пальцев с острыми ногтями и ног, обутых в остроносые туфли. В потасовке они ухватили друг друга за парики и разом стянули их. Барбара отступила на шаг, ахнув от испуга, когда увидела, что держит в руке черный парик герцога, а он смотрел на ее парик, как на боевой трофей.
— Букингем!
— Ваш покорный слуга, мадам.
Он отвесил ей шутливый поклон и швырнул парик на стол, рядом с которым все еще стоял Хейдон, оцепенело глядя на все происходящее и думая, что теперь его карьера кончена и он будет разорен. Барбара схватила парик и напялила на себя, на этот раз несколько кривовато.
— Гнусный негодяй! — гневно вскричала она, обретя наконец дар речи. — Шпионите за мной, да?
— Отнюдь, моя дорогая кузина, — холодно ответил Букингем. — Я уже был здесь, когда вы пришли, и ушел в спальню подождать, когда вы уйдете, с тем чтобы продолжить начатый с доктором разговор.
— Какой разговор?
— Я хотел узнать, от какой женщины у меня будет ребенок, — ответил герцог с ухмылкой на лице. — Сожалею, что засмеялся слишком рано. Вы рассказывали доктору потрясающе интересную историю. Но, пожалуйста, удовлетворите мое любопытство по двум вопросам: переспали ли вы со своим арапчонком и с Кларендоном?
— Жалкий ублюдок! Вы же знаете, что я терпеть не могу этого старика!
— Хоть в чем-то наши мнения сходятся.
Барбара забегала по комнате, собирая вещи: маску, веер, плащ и муфту; завязала тесемки капюшона.
— Ну, я ухожу и оставляю вас заканчивать начатое дело, милорд.
— О, но я должен проводить вас до дома, — протестующе воскликнул его милость, ибо он подозревал, что она немедленно отправится к королю, и решил воспрепятствовать этому, как мог. — Сейчас опасно проезжать среди развалин. Я слышал, что вчера одну благородную даму вытащили из кареты, избили и ограбили, а потом бросили мертвую. — То, что он сообщил, было правдой, ибо руины Сити изобиловали головорезами и ворами после наступления темноты, а достать наемную карету было не всегда возможно. — На чем вы приехали сюда?
— В наемной карете.
— К счастью, со мной не только моя карета, но и дюжина слуг, они ожидают меня внизу. Было бы глупо с вашей стороны передвигаться без охраны, моя дорогая, вам просто повезло, что я здесь и могу доставить вас домой в целости и сохранности.
Букингем взял парик и снова нацепил его на голову, поверх он надел шляпу с перьями, обернулся и весело подмигнул встревоженному доктору, потом перекинул через плечо плащ и предложил Барбаре руку. Они с Барбарой стали спускаться по черной лестнице, Хейдон, придя в себя, стал освещать им путь свечой.
— И имейте в виду, — крикнула она с лестницы, — никому ни слова об этом, иначе вы очень пожалеете!
— Да, миледи. Можете мне доверять, мадам.
На улице было холодно, по узким грязным закоулкам носился ветер, поднимая в воздух обрывки мокрой бумаги и острые, как иголки, дождевые брызги, которые впивались в лицо. Луна скрылась, и все погрузилось в ночную тьму. Букингем вложил пальцы в рот и свистнул. Мгновение спустя полдюжины слуг появилось из ближайшего укрытия, они возникли, как духи, и через две-три минуты большая громыхающая карета с упряжкой из восьми лошадей с шумом двинулась вниз по улице и остановилась перед ними; откуда-то сзади появилось еще шестеро слуг. Букингем назвал кучеру адрес, помог Барбаре войти в карету, и они отправились. Несколько слуг бежали впереди, несколько — сзади, а стоящие на запятках форейторы держали зажженные факелы по обеим сторонам кареты.
Они проехали по Большому Тауэрскому Холму, свернули на Тауэр-стрит, всю еще в развалинах, но ее проезжая часть была очищена от мусора и обломков. Путешествие заняло много времени, хотя расстояние от Ист-Чип и Уилтинг-стрит, через горы искореженного железа и груды булыжников на том месте, где когда-то стоял собор Святого Павла, по Флит-стрит и Стрэнду до Уайтхолла было не больше двух миль с четвертью.
Барбара снова поежилась, плотнее завернулась в плащ. У нее стучали зубы. Букингем галантно накинул на нее бархатный плащ на меху.
— Скоро согреетесь, — утешил он. — Если поедем мимо таверны, я пошлю за парой кружек «крови ягненка».
Но Барбара не была расположена к таким проявлениям галантности.
— Интересно, что подумает его величество, когда узнает о вашем посещении астролога?
— Вы собираетесь рассказать ему об этом?
— Может быть — да, а может быть — нет.
— Я бы на вашем месте не стал.
— Это еще почему? Вы вели себя со мной странно в последнее время, Джордж Вильерс. И я знаю больше, чем вы предполагаете.
Букингем нахмурился, жалея, что не видит выражения ее лица.
— Ошибаетесь, моя дорогая. Знать-то нечего. Барбара засмеялась громким нахальным смехом:
— Так-таки и нечего? Ну тогда я скажу вам вот что: я знаю, что у вас есть гороскоп одного определенного человека, и это не ваш гороскоп.
— Кто сказал вам об этом? — всполошился Букингем. Он схватил Барбару за руку так сильно, что ей стало больно, она сморщилась и попыталась выдернуть руку. Но герцог не выпускал, он низко склонился к ней: — Отвечай! Кто тебе это сказал?
— Отпусти меня, паршивец! Не скажу! Отпусти, сказала! — крикнула Барбара, размахнувшись, и влепила герцогу громкую пощечину свободной рукой.
Выругавшись, Букингем отпустил руку Барбары и прижал ладонь к горящей щеке. «Чтоб ее дьявол побрал, дрянь этакая!» — яростно думал он. Если бы на ее месте был кто-то другой, Букингем дал бы сдачи! Но сейчас он был вынужден сдержаться и начать переговоры.
— Послушай, Барбара, дорогая моя. Мы знаем друг о друге слишком много, чтобы становиться врагами. Это слишком опасно для нас обоих. Уверен, что ты и сама знаешь: скажи я королю, что сталось с его письмами, — он вышвырнет тебя на улицу, как собаку.
Барбара откинула голову и рассмеялась:
— Бедный мой дурачок! Он даже не догадывается, не правда ли? Иногда я думаю, что он глуп, как тетерев! Он даже не искал их!
— Вот тут вы ошибаетесь, мадам. Он велел обыскать весь дворец снизу доверху. Но существует два человека в мире, которые могут сказать ему, где письма: это вы, Барбара, и я.
— Вы как заноза в моем теле, Джордж Вильерс. Иногда мне хочется отравить вас: если бы убрать вас с моего пути, мне не о чем было бы тревожиться.
— Не забывайте, я тоже кое-что понимаю в изготовлении итальянского салата. А теперь давайте серьезно: скажите, откуда у вас эти сведения, и скажите честно. Я чую ложь на расстоянии.
— А если я скажу вам то, что знаю, вы сообщите мне кое-что?
— Что именно?
— Скажите, чей он?
— Чей — что?
— Да гороскоп же, дурак!
— Ну тогда, значит, вы ничегошеньки не знаете.
— А вы расспросите меня поподробнее, и узнаете. Я знаю достаточно, чтобы вас повесили.
— Ну тогда, — сказал герцог небрежным тоном, будто обмениваясь новостями за завтраком, — тогда я скажу. Дело в том, моя дорогая, что у меня неизлечимое отвращение к пеньковой веревке и мертвой петле.
— Я предлагаю честную сделку. Гороскоп, который вы получили, касается человека столь значительного, что, если об этом станет известно, ваша жизнь не будет стоить и фартинга. О, только не спрашивайте, как я это узнала, — быстро добавила она, погрозив ему пальчиком. — Я все равно не скажу.
— О Боже праведный! — пробормотал Букингем. — Каким же дьявольским путем вы все разузнали? Что еще вы знаете?
— Разве этого недостаточно? А теперь скажите: чей это гороскоп?
Герцог вздохнул с облегчением и удобно расположился на сиденье.
— Вы поймали меня на крючок, придется сказать. Но если хоть одно слово станет известно кому бы то ни было, — поверьте, я скажу королю о письмах.
— Да, да. Так чей же? Быстрее!
— По просьбе его величества я получил гороскоп Йорка, чтобы определить, станет ли он когда-нибудь королем или нет… Теперь об этом знают трое: его величество, вы и я…
Барбара поверила в эту ложь, ведь она звучала вполне правдоподобно, и, хотя она обещала никому не говорить ни словечка, она вскоре почувствовала, "Что новость просто распирает ее. Тайна была столь волнующей, могла вызвать такие последствия… Она обладала величайшей ценностью. Конечно, цена этих сведений представляла ощутимую сумму в фунтах стерлингов, и Барбара видела в этой сумме прекрасное обеспечение на будущие годы — независимо от того, на какую очередную новую и молодую красотку король положит глаз.
Однажды вечером Барбара попросила у Карла двенадцать тысяч фунтов: он как раз выбирался из ее постели.
— Если бы у меня были эти двенадцать тысяч! — ответил король, поднимаясь, чтобы надеть парик. Потом взглянул в зеркало — проверить, как он сидит. — Я бы истратил эти деньги на новую рубашку. Форейторы просто разграбили мой гардероб — я давно не плачу им жалованье. Не повезло беднягам, я не могу их винить. Некоторые из них не получили и шиллинга с тех пор, как я вернулся из изгнания.
Барбара ласково поглядела на него и надела халат.
— Помилуй Господи, сир, уверена, вы впали в нищету, словно еврей-старьевщик.
— О, хотел бы я быть так богат, как он, — ответил король, надел шляпу и пошел к двери. Барбара бросилась ему наперерез.
— Говорю же вам, что мне необходимы эти деньги.
— Их требует мистер Джермин? — саркастически произнес Карл. Он имел в виду сплетни: Барбара, мол, платит теперь своим любовникам. Он поправил на груди кружевной воротник и сделал еще шаг, но Барбара первой схватилась за ручку Двери.
— Полагаю, вашему величеству не следует торопиться. — Она сделала многозначительную паузу, подняла бровь и добавила: — Иначе я могу рассказать его высочеству кое-что интересное.
Карл был слегка озадачен, хотя на его губах играла улыбка.
— Что вы, черт подери, имеете в виду?
— Черт бы побрал эту проклятую погоду! — пробормотал герцог сердито и закашлялся, прикрыв нос и рот полой длинного черного плаща. Доктор Хейдон медленно поднял свое сухощавое лицо, оторвавшись от звездных карт. Букингем напряженно взглянул на него:
— Ну что вы увидели? Что ждет меня?
— О, я не осмеливаюсь говорить об этом, ваша милость.
— Как так? За что же я плачу деньги? Выкладывайте!
С видом человека, подчиняющегося чужой воле вопреки собственному суждению, Хейдон уступил настояниям герцога:
— Если ваша милость требует, я скажу, что увидел: он умрет совершенно неожиданно в пятнадцатый день января через два года… — Хейдон сделал драматическую паузу, наклонился вперед и следующие слова произнес шепотом, глядя герцогу в глаза: — А затем, по требованию народа, ваша милость займет английский трон на долгое и славное царствование. Дом Вильерсов предназначен самой судьбой стать величайшим королевским домом в истории нации!
Букингем уставился на него, совершенно ошеломленный этим сообщением.
— Силы небесные! Это же невероятно… и все же… Что еще вы увидели? — требовательно спросил он, охваченный жаждой узнать все сразу.
Ему казалось, что он стоял на краю неведомой земли и мог оттуда видеть грядущее сквозь время и расстояние. Король Карл презрительно относился к предсказаниям. Он говорил, что если бы и было возможно заглянуть в свое будущее, то это дело весьма тревожное — знать заранее свою судьбу, будь она хорошей или плохой. Есть другие, более мудрые люди, которые знают, как повернуть колесо Фортуны себе на пользу.
— А как он… — Вильерс остановился, боясь сказать лишнее и выдать себя. — Что же будет причиной столь великой трагедии? — поправился он.
Хейдон еще раз взглянул на свои карты, как бы желая удостовериться в правильности выводов, и ответил шепотом:
— К сожалению… звезды говорят, что его величество умрет от яда… тайного отравления.
— От яда!
Герцог откинулся в кресле и стал смотреть на пламя в камине. Он глубоко задумался, подняв брови и барабаня пальцами по столешнице. Значит, Карл Стюарт умрет от яда, который ему тайно подсыплют, а он, Джордж Вильерс, по требованию народа будет возведен на трон Англии. Чем больше Букингем обдумывал сказанное, тем менее невероятным казалось ему предсказание.
Его вывел из задумчивости резкий и неожиданный стук в дверь.
— В чем дело? Вы ожидали еще кого-то?
— Я совсем забыл, ваша милость, — прошептал Хейдон. — Миледи Каслмейн, я назначил ей встречу на этот час.
— Барбара? Она бывала здесь раньше?
— Только дважды, ваша милость. В последний раз — три года назад.
Стук в дверь повторился, громкий и настойчивый, и на этот раз казалось, что гость гневается.
Букингем быстро поднялся и подошел к двери в соседнюю комнату.
— Я подожду здесь, пока она не уйдет. Избавьтесь от нее поскорее и, если дорожите своим носом, не говорите, что я здесь.
Хейдон кивнул и быстро убрал со стола многочисленные бумаги и звездные карты, предвещавшие Карлу II печальное будущее. Когда герцог исчез за дверью, Хейдон отворил входную дверь. Барбара влетела в комнату, как порыв ветра. Ее лицо полностью закрывала черная бархатная маска, а поверх ее рыжих волос был надет светлый серебристый парик.
— Черт вас подери! Почему вы так долго не открывали? Девицу у себя прячете?
Она бросила на кресло муфту из черного бобра, отвязала капюшон, скинула плащ. Потом подошла к камину погреться, отпихнув ногой спавшую дворняжку. Собака бросила на Барбару обиженный и презрительный взгляд.
— Господи, — воскликнула она, потирая руки и поеживаясь, — какой сегодня холодный вечер! Да еще морозный ветер задул!
— Позвольте предложить вам стакан эля, ваша светлость?
— Да, обязательно.
Хейдон подошел к столику и налил стакан, приговаривая:
— Сожалею, что не могу предложить вам что-нибудь более изысканное — кларет или шампанское, но, к моему великому несчастью, большинство моих клиентов по уши в долгах. — Он пожал плечами. — Говорят, это неизбежно, когда служишь богатым людям.
— Снова затянули старую песню, да? — Она взяла у Хэйдона стакан и стала жадно пить, ощущая, как эль согревает внутренности. — У меня чрезвычайно неотложное дело, в котором вы должны мне помочь. И очень важно, чтобы вы не ошиблись!
— Разве мое последнее предсказание было неверным, ваша светлость?
Хейдон чуть наклонился вперед, сложил руки перед собой — вся его фигура выражала подобострастие, а в голосе звучала надежда на похвалу.
Барбара бросила на него нетерпеливый взгляд поверх стакана. Тогда ее врагом была королева. Теперь же, сама не сознавая этого, она стала ее ближайшей союзницей. Барбара Пальмер отнюдь не желала, чтобы какая-то другая, возможно, более красивая и решительная, женщина вышла замуж, за Карла Стюарта, — ведь если с Катариной что-нибудь случится, то ее, Барбары, дни в Уайтхолле будут сочтены. Она знала это.
— Не беспокойтесь и не вспоминайте. Незачем вам так много помнить, — резко предупредила его Барбара. — Для вашего ремесла это небезопасно. Как я понимаю, вы давали советы моему кузену.
— Вашему кузену, мадам? — Хейдон изобразил недоумение.
— Не валяйте дурака! Вы знаете, о ком я говорю! О Букингеме, конечно!
Хейдон развел руками:
— Но, мадам… уверяю вас, вас неправильно информировали. Его милость был столь любезен, что освободил меня из тюрьмы Ньюгейт, куда меня посадили за долги. А долги появились из-за нежелания моих патронов оплачивать свои расходы. Но после этого его милость не оказывал мне чести своим визитом.
— Чепуха! — Барбара допила эль и поставила стакан на заваленную безделушками каминную полку. — Да Букингем даже собаке не кинет кости без того, чтобы не получить что-то взамен. Я хочу, чтобы вы знали о том, что мне известно: он приходит сюда, и вам незачем сообщать ему о моих визитах к вам. У меня столько же улик против него, сколько у него может быть против меня.
Хейдон, помня, что джентльмен, о котором идет речь, подслушивает под дверью соседней комнаты, решил не сдаваться.
— Я протестую, мадам… Над вашей светлостью кто-то подшутил, клянусь. С того времени я и в глаза не видел его милости.
— Вы лжете, как сукин сын! Ладно… надеюсь, вы так же свято будете сохранять мои секреты, как оберегаете его тайны. Так вот зачем я пришла: у меня есть основания считать, что я снова беременна, и хочу, чтобы вы сказали мне, кто тому причиной. Мне это чрезвычайно важно знать.
Хейдон выпучил глаза от удивления и даже поперхнулся, адамово яблоко нервно дернулось под кожей его тощей шеи! Вот это да! Это уже ни в какие рамки не лезет! Если даже отцу невозможно определить своего ребенка, то как может это знать совершенно посторонний человек?
Но репутация Хейдона зиждилась не на отказах в ответах на вопросы своих клиентов. Поэтому он водрузил на нос очки с толстыми зелеными стеклами — он считал, что в них выглядит более ученым. Потом они оба уселись за стол. Хейдон начал корпеть над звездными картами, разложенными на столе, записывая иногда какие-то каракули на вульгарной латыни. Он нарисовал несколько лун и звезд, пересек их прямыми линиями.
Время от времени он покашливал и произносил:
— Гм-м-м-м.
Барбара наклонилась вперед, наблюдая за ним, она нервно теребила кольцо с большим бриллиантом на левой руке. Этот перстень скрывал ее обручальное кольцо, ибо они с Роджером Палмером давно договорились не вмешиваться в дела друг друга.
Наконец Хейдон еще раз кашлянул и поднял на Барбару глаза. Ее лицо казалось бледным из-за дыма от сальных свечей.
— Мадам, я должен просить вас о полном доверии в этом вопросе, иначе я не могу продолжать работу над решением.
— Ладно. Что вы хотите знать?
— Прошу вашу светлость не обижаться, но мне нужно знать имена тех джентльменов, которых можно рассматривать как возможных участников вашего несчастья.
— Это останется между нами? — Барбара нахмурилась .
— Ну естественно, мадам. Конфиденциальность — основа моего ремесла.
— Ну хорошо… Во-первых, король, и я надеюсь, что вы сочтете его виновником, ибо, если я смогу убедить его, у меня будет гораздо меньше хлопот. Потом… — Она заколебалась.
— Потом? — подсказал Хейдон.
— Черт вас подери! Дайте подумать. Потом Джеймс Гамильтон, Чарльз Харт, ну, его можно не считать — так, заурядная личность, простой актеришка, и…
В этот момент раздался неожиданный резкий звук — что-то среднее между смешком и сдерживаемым кашлем, и Барбара вскочила на ноги:
— О Господи, что это?
Хейдон тоже подскочил:
— Это моя собака, мадам. Тявкает во сне. — Они оба поглядели на мирно спящего пса, растянувшегося у камина.
Барбара бросила на доктора подозрительный взгляд, но снова уселась и продолжала:
— Потом мой новый форейтор, но он низкого происхождения, его можно не записывать; дальше — паж леди Саутэск, но он еще слишком молод…
На этот раз раздался взрыв хохота, который уже нельзя было объяснить как-нибудь иначе. И не успел Хейдон вскочить с места, как Барбара мгновенно поднялась и бросилась к закрытой двери, откуда послышался смех, распахнула ее и что есть силы ударила герцога кулаком в живот.
Букингем согнулся пополам, он все еще не мог прийти в себя от приступа неудержимого смеха. Когда же он овладел собой, то схватил Барбару за горло, стараясь защитить себя от ее растопыренных пальцев с острыми ногтями и ног, обутых в остроносые туфли. В потасовке они ухватили друг друга за парики и разом стянули их. Барбара отступила на шаг, ахнув от испуга, когда увидела, что держит в руке черный парик герцога, а он смотрел на ее парик, как на боевой трофей.
— Букингем!
— Ваш покорный слуга, мадам.
Он отвесил ей шутливый поклон и швырнул парик на стол, рядом с которым все еще стоял Хейдон, оцепенело глядя на все происходящее и думая, что теперь его карьера кончена и он будет разорен. Барбара схватила парик и напялила на себя, на этот раз несколько кривовато.
— Гнусный негодяй! — гневно вскричала она, обретя наконец дар речи. — Шпионите за мной, да?
— Отнюдь, моя дорогая кузина, — холодно ответил Букингем. — Я уже был здесь, когда вы пришли, и ушел в спальню подождать, когда вы уйдете, с тем чтобы продолжить начатый с доктором разговор.
— Какой разговор?
— Я хотел узнать, от какой женщины у меня будет ребенок, — ответил герцог с ухмылкой на лице. — Сожалею, что засмеялся слишком рано. Вы рассказывали доктору потрясающе интересную историю. Но, пожалуйста, удовлетворите мое любопытство по двум вопросам: переспали ли вы со своим арапчонком и с Кларендоном?
— Жалкий ублюдок! Вы же знаете, что я терпеть не могу этого старика!
— Хоть в чем-то наши мнения сходятся.
Барбара забегала по комнате, собирая вещи: маску, веер, плащ и муфту; завязала тесемки капюшона.
— Ну, я ухожу и оставляю вас заканчивать начатое дело, милорд.
— О, но я должен проводить вас до дома, — протестующе воскликнул его милость, ибо он подозревал, что она немедленно отправится к королю, и решил воспрепятствовать этому, как мог. — Сейчас опасно проезжать среди развалин. Я слышал, что вчера одну благородную даму вытащили из кареты, избили и ограбили, а потом бросили мертвую. — То, что он сообщил, было правдой, ибо руины Сити изобиловали головорезами и ворами после наступления темноты, а достать наемную карету было не всегда возможно. — На чем вы приехали сюда?
— В наемной карете.
— К счастью, со мной не только моя карета, но и дюжина слуг, они ожидают меня внизу. Было бы глупо с вашей стороны передвигаться без охраны, моя дорогая, вам просто повезло, что я здесь и могу доставить вас домой в целости и сохранности.
Букингем взял парик и снова нацепил его на голову, поверх он надел шляпу с перьями, обернулся и весело подмигнул встревоженному доктору, потом перекинул через плечо плащ и предложил Барбаре руку. Они с Барбарой стали спускаться по черной лестнице, Хейдон, придя в себя, стал освещать им путь свечой.
— И имейте в виду, — крикнула она с лестницы, — никому ни слова об этом, иначе вы очень пожалеете!
— Да, миледи. Можете мне доверять, мадам.
На улице было холодно, по узким грязным закоулкам носился ветер, поднимая в воздух обрывки мокрой бумаги и острые, как иголки, дождевые брызги, которые впивались в лицо. Луна скрылась, и все погрузилось в ночную тьму. Букингем вложил пальцы в рот и свистнул. Мгновение спустя полдюжины слуг появилось из ближайшего укрытия, они возникли, как духи, и через две-три минуты большая громыхающая карета с упряжкой из восьми лошадей с шумом двинулась вниз по улице и остановилась перед ними; откуда-то сзади появилось еще шестеро слуг. Букингем назвал кучеру адрес, помог Барбаре войти в карету, и они отправились. Несколько слуг бежали впереди, несколько — сзади, а стоящие на запятках форейторы держали зажженные факелы по обеим сторонам кареты.
Они проехали по Большому Тауэрскому Холму, свернули на Тауэр-стрит, всю еще в развалинах, но ее проезжая часть была очищена от мусора и обломков. Путешествие заняло много времени, хотя расстояние от Ист-Чип и Уилтинг-стрит, через горы искореженного железа и груды булыжников на том месте, где когда-то стоял собор Святого Павла, по Флит-стрит и Стрэнду до Уайтхолла было не больше двух миль с четвертью.
Барбара снова поежилась, плотнее завернулась в плащ. У нее стучали зубы. Букингем галантно накинул на нее бархатный плащ на меху.
— Скоро согреетесь, — утешил он. — Если поедем мимо таверны, я пошлю за парой кружек «крови ягненка».
Но Барбара не была расположена к таким проявлениям галантности.
— Интересно, что подумает его величество, когда узнает о вашем посещении астролога?
— Вы собираетесь рассказать ему об этом?
— Может быть — да, а может быть — нет.
— Я бы на вашем месте не стал.
— Это еще почему? Вы вели себя со мной странно в последнее время, Джордж Вильерс. И я знаю больше, чем вы предполагаете.
Букингем нахмурился, жалея, что не видит выражения ее лица.
— Ошибаетесь, моя дорогая. Знать-то нечего. Барбара засмеялась громким нахальным смехом:
— Так-таки и нечего? Ну тогда я скажу вам вот что: я знаю, что у вас есть гороскоп одного определенного человека, и это не ваш гороскоп.
— Кто сказал вам об этом? — всполошился Букингем. Он схватил Барбару за руку так сильно, что ей стало больно, она сморщилась и попыталась выдернуть руку. Но герцог не выпускал, он низко склонился к ней: — Отвечай! Кто тебе это сказал?
— Отпусти меня, паршивец! Не скажу! Отпусти, сказала! — крикнула Барбара, размахнувшись, и влепила герцогу громкую пощечину свободной рукой.
Выругавшись, Букингем отпустил руку Барбары и прижал ладонь к горящей щеке. «Чтоб ее дьявол побрал, дрянь этакая!» — яростно думал он. Если бы на ее месте был кто-то другой, Букингем дал бы сдачи! Но сейчас он был вынужден сдержаться и начать переговоры.
— Послушай, Барбара, дорогая моя. Мы знаем друг о друге слишком много, чтобы становиться врагами. Это слишком опасно для нас обоих. Уверен, что ты и сама знаешь: скажи я королю, что сталось с его письмами, — он вышвырнет тебя на улицу, как собаку.
Барбара откинула голову и рассмеялась:
— Бедный мой дурачок! Он даже не догадывается, не правда ли? Иногда я думаю, что он глуп, как тетерев! Он даже не искал их!
— Вот тут вы ошибаетесь, мадам. Он велел обыскать весь дворец снизу доверху. Но существует два человека в мире, которые могут сказать ему, где письма: это вы, Барбара, и я.
— Вы как заноза в моем теле, Джордж Вильерс. Иногда мне хочется отравить вас: если бы убрать вас с моего пути, мне не о чем было бы тревожиться.
— Не забывайте, я тоже кое-что понимаю в изготовлении итальянского салата. А теперь давайте серьезно: скажите, откуда у вас эти сведения, и скажите честно. Я чую ложь на расстоянии.
— А если я скажу вам то, что знаю, вы сообщите мне кое-что?
— Что именно?
— Скажите, чей он?
— Чей — что?
— Да гороскоп же, дурак!
— Ну тогда, значит, вы ничегошеньки не знаете.
— А вы расспросите меня поподробнее, и узнаете. Я знаю достаточно, чтобы вас повесили.
— Ну тогда, — сказал герцог небрежным тоном, будто обмениваясь новостями за завтраком, — тогда я скажу. Дело в том, моя дорогая, что у меня неизлечимое отвращение к пеньковой веревке и мертвой петле.
— Я предлагаю честную сделку. Гороскоп, который вы получили, касается человека столь значительного, что, если об этом станет известно, ваша жизнь не будет стоить и фартинга. О, только не спрашивайте, как я это узнала, — быстро добавила она, погрозив ему пальчиком. — Я все равно не скажу.
— О Боже праведный! — пробормотал Букингем. — Каким же дьявольским путем вы все разузнали? Что еще вы знаете?
— Разве этого недостаточно? А теперь скажите: чей это гороскоп?
Герцог вздохнул с облегчением и удобно расположился на сиденье.
— Вы поймали меня на крючок, придется сказать. Но если хоть одно слово станет известно кому бы то ни было, — поверьте, я скажу королю о письмах.
— Да, да. Так чей же? Быстрее!
— По просьбе его величества я получил гороскоп Йорка, чтобы определить, станет ли он когда-нибудь королем или нет… Теперь об этом знают трое: его величество, вы и я…
Барбара поверила в эту ложь, ведь она звучала вполне правдоподобно, и, хотя она обещала никому не говорить ни словечка, она вскоре почувствовала, "Что новость просто распирает ее. Тайна была столь волнующей, могла вызвать такие последствия… Она обладала величайшей ценностью. Конечно, цена этих сведений представляла ощутимую сумму в фунтах стерлингов, и Барбара видела в этой сумме прекрасное обеспечение на будущие годы — независимо от того, на какую очередную новую и молодую красотку король положит глаз.
Однажды вечером Барбара попросила у Карла двенадцать тысяч фунтов: он как раз выбирался из ее постели.
— Если бы у меня были эти двенадцать тысяч! — ответил король, поднимаясь, чтобы надеть парик. Потом взглянул в зеркало — проверить, как он сидит. — Я бы истратил эти деньги на новую рубашку. Форейторы просто разграбили мой гардероб — я давно не плачу им жалованье. Не повезло беднягам, я не могу их винить. Некоторые из них не получили и шиллинга с тех пор, как я вернулся из изгнания.
Барбара ласково поглядела на него и надела халат.
— Помилуй Господи, сир, уверена, вы впали в нищету, словно еврей-старьевщик.
— О, хотел бы я быть так богат, как он, — ответил король, надел шляпу и пошел к двери. Барбара бросилась ему наперерез.
— Говорю же вам, что мне необходимы эти деньги.
— Их требует мистер Джермин? — саркастически произнес Карл. Он имел в виду сплетни: Барбара, мол, платит теперь своим любовникам. Он поправил на груди кружевной воротник и сделал еще шаг, но Барбара первой схватилась за ручку Двери.
— Полагаю, вашему величеству не следует торопиться. — Она сделала многозначительную паузу, подняла бровь и добавила: — Иначе я могу рассказать его высочеству кое-что интересное.
Карл был слегка озадачен, хотя на его губах играла улыбка.
— Что вы, черт подери, имеете в виду?