Варгас Фред. Игра Нептуна

   Капитан поморщился.
   – Что вас смущает, Данглар?
   – Синяк. Мне никогда не случалось нажраться и одновременно получить удар по голове. Вы повредили лоб и потеряли сознание, так что в алкогольной амнезии нет ничего удивительного. Вы вполне могли эти два часа мотаться взад-вперед по тропе.
   – Два с половиной, – поправил Адамберг. – Разумеется, я ходил. Но когда очнулся, снова лежал на земле.
   – Ходил, падал, шатался. Мы подбирали достаточно пьяных, которые внезапно отключались.
   – Я знаю, Данглар. Но это меня беспокоит.
   – Понимаю. Даже мне, а я – Бог свидетель – имел такой опыт, не понравились бы выпавшие из жизни часы. Я всегда спрашивал собутыльников, что делал и что говорил. Но, если пил один, как вы в тот вечер, и никто не мог ничего мне рассказать, долго приходил в себя от такого «выпадения».
   – Правда?
   – Правда. Кажется, что пропустил несколько ступенек жизни. Чувствуешь себя ограбленным.
   – Спасибо, Данглар, спасибо за помощь.
   Стопка дел медленно уменьшалась. Адамберг надеялся, что, если посидит в выходные, к понедельнику крепко возьмет в руки и отдел и трезубец. Происшествие на тропинке вызвало у него необъяснимое желание срочно разделаться со старинным недругом, чья тень нависала над всей его жизнью, включая следы от медвежьих когтей, безобидное озеро, рыбу и банальную пьянку. Трезубец цеплялся за все трещины в его броне. Внезапно он вскочил и вернулся в кабинет своего заместителя.
   – Данглар, а если я надрался как свинья не для того, чтобы забыть судью или молодого отца? – спросил он, сознательно исключив Ноэллу из списка раздражителей. – А если все началось в тот момент, когда Трезубец восстал из могилы? А если я надрался, чтобы пережить все, что пережил мой брат: выпивка, лесная тропинка, амнезия? По аналогии? Чтобы найти к нему дорогу?
   Голос Адамберга срывался.
   – Почему бы и нет? – уклончиво ответил Данглар. – Желание слиться с ним, встретиться, пройти след в след. Но это ничего не меняет в событиях той ночи. Уберите их на полочку с табличкой «пьянка и рвота» и забудьте.
   – Нет, Данглар, мне кажется, это все меняет. Река прорвала плотину, и лодку смыло потоком. Мне надо отдаться течению и совладать с ним прежде, чем оно меня утащит невесть куда. А потом заткнуть пробоину и вычерпать воду.
   Еще долгих две минуты Адамберг стоял, не говоря ни слова и размышляя под озабоченным взглядом Данглара, потом медленным шагом отправился в свой кабинет. Фюльжанс «во плоти» отсутствовал, но он знал, откуда следует начать.
 
   В час ночи Адамберга разбудил звонок Брезийона.
   – Комиссар, у квебекцев принято забывать о разнице во времени, когда они нам звонят?
   – Что случилось? Фавр? – спросил Адамберг. Он просыпался так же быстро, как и засыпал, будто не ощущал границы между сном и реальностью.
   – О Фавре и речи нет! – крикнул Брезийон. – Завтра вы садитесь в самолет, вылетающий в шестнадцать пятьдесят. Собирайте шмотки и вперед!
   – Куда я лечу, господин окружной комиссар? – спокойно спросил Адамберг.
   – А как вы думаете? В Монреаль, черт возьми! Мне только что звонил суперинтендант Легалите.
   – Лалиберте, – поправил Адамберг.
   – Плевать. У них убийство, и им нужны вы. У нас нет выбора.
   – Простите, я не понимаю. Мы там не занимались убийствами – только генетическими отпечатками. Лалиберте не новичок, у него это не первое убийство.
   – Не первое, но вы ему нужны впервые, черт побери!
   – С каких это пор парижская полиция занимается квебекскими убийствами?
   – А с тех самых, как они получили анонимное письмо. Жертва – француженка и связана с каким-то делом, которым вы там занимались. Короче, есть связь, и им нужны ваши знания.
   – Черт возьми, – занервничал Адамберг, – пусть пришлют рапорт, и я отсюда предоставлю им нужные сведения. Не собираюсь всю жизнь летать туда-сюда.
   – Я так и сказал Легалите, представьте себе. Но ничего не поделаешь, им нужны ваши глаза. Он не отстает. Хочет, чтобы вы увидели жертву.
   – Не может быть и речи. Здесь полно работы. Пусть суперинтендант пришлет мне досье.
   – Слушайте, Адамберг, повторяю: ни у вас, ни у меня нет выбора. Министерству пришлось постараться, чтобы они согласились на вашу стажировку. Мы их должники. У нас нет выбора. Понимаете? Завтра вы летите. Но я предупредил Легалите, что вас будет сопровождать Ретанкур.
   – Не стоит, я вполне дееспособен.
   – Не сомневаюсь. Но вас будут сопровождать.
   – То есть эскортировать?
   – А почему нет? Мне говорили, что вы гоняетесь за мертвецом, комиссар.
   – Так и есть… – Адамберг понизил голос.
   – Вот видите. У меня в Страсбурге есть хороший друг, который сообщил мне о ваших выходках. Помните, я советовал вам ходить по струнке?
   – Ладно. А Ретанкур будет следить за моими передвижениями? Я еду по приказу и под контролем, так?
   Брезийон сбавил тон.
   – Вернее будет сказать – под защитой.
   – Мотив?
   – Я не отпускаю своих людей поодиночке.
   – Тогда дайте мне кого-нибудь другого. Данглара.
   – Данглар будет исполнять ваши обязанности здесь.
   – Пусть будет Вуазне. Ретанкур меня не любит. У нас спокойные, но прохладные отношения.
   – Вот и хорошо. С вами полетит Ретанкур, и никто другой. Она – разносторонний офицер, способный правильно употребить свою энергию.
   – Это мне известно. Не прошло и года, а ее способность уже вошла в легенду.
   – Сейчас не время спорить, я хочу поспать. Вам поручается это задание, и вы его выполните. Бумаги и билеты будут в отделе в час дня. Счастливого пути, разберитесь и возвращайтесь.
   Ошарашенный Адамберг остался сидеть на кровати с телефоном в руке. Жертва – француженка. И что из того? Делом занимается ККЖ. Что случилось с Лалиберте? Зачем тащить его через Атлантику – чтобы он взглянул на жертву? Если ее необходимо опознать, почему он не передаст фотографии по факсу? Во что он играет? В гусиного вожака?
   Он разбудил Данглара, потом Ретанкур и попросил их быть на работе в субботу. Приказ окружного комиссара.
   – Во что он играет? – спросил он у Данглара на следующее утро. – В вожака гусиной стаи? Считает, что мне больше нечего делать, кроме как мотаться туда-сюда между Францией и Квебеком?
   – Мне искренне вас жаль, – посочувствовал Данглар – он вряд ли вынес бы еще один полет.
   – Зачем бы это? В чем дело? У вас есть какие-то соображения?
   – Честно говоря, нет.
   – Мои глаза. Какое ему дело до моих глаз? Данглар молчал. Глаза у Адамберга и правда
   были особенные. Они напоминали агар-агар и могли вспыхивать под ярким светом.
   – К тому же с Ретанкур, – добавил Адамберг.
   – Возможно, это не самый плохой вариант. Я начинаю верить, что Ретанкур – исключительная женщина. Она превращает свою энергию…
   – Знаю, Данглар, знаю. Адамберг вздохнул и сел.
   – Поскольку выбора у меня нет, как сказал Брезийон, вы должны будете вместо меня провести срочное расследование.
   – Слушаю вас.
   – Я не хочу напрягать этим мать, ей и без того тяжело.
   Данглар прищурился, грызя кончик карандаша. Он привык к бессвязным речам и полунамекам комиссара, но бессмысленные слова и резкие скачки настроения с каждым днем все больше тревожили его.
   – Вы сделаете это, Данглар. Именно вы, и никто другой.
   – Что я должен сделать?
   – Найти моего брата.
   Данглар дернулся, и у него в зубах остался кусочек карандаша. Он бы с удовольствием выпил стаканчик белого вина прямо сейчас, в девять утра. Найти его брата.
   – Где? – осторожно спросил он.
   – Не имею ни малейшего представления.
   – Кладбища? – прошептал Данглар, выплевывая щепку в ладонь.
   – С какой стати? – удивился Адамберг.
   – Но вы ведь ищете убийцу, умершего шестнадцать лет назад. Я не согласен.
   Адамберг огорченно уставился в пол.
   – Вы больше не со мной, Данглар. Вы уходите в сторону.
   – Куда вы хотите меня отправить? – спросил Данглар, повышая голос. – В склепы?
   Адамберг покачал головой.
   – Не хитрите, Данглар, – повторил он. Что бы я вам ни говорил, вы отворачиваетесь от меня. Потому что сделали выбор. В пользу Другого.
   – Это не имеет ничего общего с Другим.
   – А с чем имеет?
   – Мне надоело искать мертвых.
   Адамберг вяло пожал плечами:
   – Тем хуже, Данглар. Если не хотите помочь, я все сделаю сам. Мне нужно увидеть его, поговорить.
   – А как? – сквозь зубы спросил Данглар.– Столы будете вертеть?
   – Какие столы?
 
   Капитан прочел в глазах комиссара изумление.
   – Но он же умер! – крикнул Данглар. – Умер! Как вы собираетесь встретиться?
   Адамберг замер. Краски уходили с его лица, как уходит свет после захода солнца.
   – Умер? – тихо повторил он. – Вам это точно известно?
   – Черт возьми, да вы же сами мне сказали! Заявили, что потеряли брата. Что он покончил жизнь самоубийством после того дела.
   Адамберг бессильно откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул:
   – Я чуть не сдох, старина, думал, у вас появилась достоверная информация. Да, я потерял своего брата больше тридцати лет назад. Он уехал, и я его больше не видел. Но он жив. И я должен с ним встретиться. Мы будем вертеть не столы, Данглар, а жесткие диски. Вы начнете искать его через сеть – в Мексике, США, на Кубе, в любом другом месте. Он должен был переезжать, менять города, профессии – по крайней мере, вначале.
   Комиссар водил пальцем по столу, как будто рисовал маршрут брата-бродяги. Справившись с нервами, он продолжил:
   – Двадцать пять лет назад он был мелким торговцем в штате Чихуахуа, недалеко от границы с США. Торговал кофе, посудой, бельем, мескалем, щетками. Продавал портреты, которые рисовал на площадях. Он великолепно рисовал.
   – Мне искренне жаль, комиссар, – сказал Данглар. – Я все не так понял. Но вы говорили о нем как о покойнике.
   – Он действительно исчез.
   – У вас нет более точных и свежих данных?
   – Мы с матерью стараемся не говорить об этом. Но четыре года назад я нашел в деревне открытку из Пуэрто-Рико. Он писал, что обнимает ее. Такова последняя информация.
   Данглар что-то записал.
   – Его полное имя? – спросил он.
   – Рафаэль Феликс Франк Адамберг.
   – Дата его рождения, место, родители, где учился, чем интересовался?
   Адамберг сообщил всю необходимую информацию.
   – Вы сделаете это, Данглар? Будете его искать?
   – Да, – буркнул Данглар, злясь на себя за то, что до времени похоронил Рафаэля. – По крайней мере, постараюсь. Но не забывайте, как много накопилось работы.
   – Мое дело тоже стало срочным. Река прорвала плотину.
   – Оно не единственное, – пробормотал капитан. – Кроме того, сегодня суббота.
   Комиссар нашел Ретанкур, которая по своей обычной методе – кулаком – чинила сломавшийся ксерокс. Он сообщил ей о новом поручении и назвал номер рейса. Приказ Брезийона удивил ее. Она распустила короткий хвостик и автоматическим движением поправила прическу. Способ потянуть время, подумать. Значит, и ее можно застать врасплох.
   – Не понимаю, – наконец признала она. – Что происходит?
   – Я ничего не знаю, Ретанкур, но мы снова летим в Квебек. Им зачем-то понадобились мои глаза. Мне очень жаль, что окружной комиссар поручил вам эту миссию. Защищать меня, – уточнил он.
   Адамберг и его белокурая подчиненная-валькирия стояли в зале отлета за полчаса до посадки, и тут в зал в сопровождении двух аэропортовских охранников вошел Данглар. У капитана было усталое лицо, он запыхался. Он бежал. Адамберг никогда бы не поверил, что доживет до такого.
   – Эти ребята чуть с ума меня не свели. – Данглар кивнул на охранников. – Не хотели пропускать. Держите. – Он протянул Адамбергу конверт. – И удачи.
   Адамберг не успел даже сказать «спасибо» – охранники увели капитана в зал ожидания. Он опустил глаза на коричневый конверт.
   – Вы не откроете? – спросила Ретанкур. – Похоже, это срочно.
   – Срочно. Но я не решаюсь.
   Он вскрыл конверт дрожащим пальцем. Данглар записал ему адрес в Детройте и профессию – шофер такси, присовокупив распечатанную фотографию из сайта рисовальщиков. Адамберг смотрел на лицо, которое в последний раз видел тридцать лет назад.
   – Это вы? – спросила Ретанкур.
   – Мой брат, – тихо ответил Адамберг.
   Они все еще были похожи. Адрес, профессия, снимок. Данглар был гением розыска пропавших, но даже ему наверняка пришлось пахать как проклятому, чтобы добиться результата меньше чем за семь часов. Комиссар с содроганием закрыл конверт.
 
   Портленс и Филипп-Огюст выказали протокольную теплоту при встрече в аэропорту Монреаля, но у Адамберга сразу возникло ощущение, что он арестован. По французскому времени час был поздний, но их повезли в морг Оттавы. Адамберг попытался вытянуть информацию из бывших товарищей по команде, но они вели себя уклончиво, отделываясь общими фразами. Им приказали молчать, не стоит и пытаться их разговорить. Адамберг дал понять Ретанкур, что отступается, и решил поспать. В Оттаву они приехали в два часа ночи.
   Суперинтендант был сама радушность – он тряс им руки, поблагодарил Адамберга за согласие приехать.
   – У меня не было выбора, – ответил Адамберг. – Мы совершенно измотаны. Орель, твой труп не может подождать до завтра?
   – Сожалею, но семья хочет поскорее забрать тело. Потом вас отвезут в гостиницу. Чем раньше ты его увидишь, тем лучше.
   Адамберг видел, что суперинтендант прячет глаза. Он врал. Лалиберте решил воспользоваться
   его усталостью? На этот старый полицейский крючок Адамберг иногда сам ловил подозреваемых, но никогда – коллег.
   – Тогда дай нам кофе, – попросил он. – И покрепче.
   Адамберг и Ретанкур с большими стаканами кофе в руках проследовали за суперинтендантом к холодильной камере. У двери дремал дежурный врач.
   – Не задерживай нас, Рейнальд, – приказал Лалиберте врачу, – они устали.
   Рейнальд начал отворачивать синюю простыню, закрывавшую тело, начиная с ног.
   – Стоп! – рявкнул Лалиберте, когда обнажились плечи. – Достаточно. Взгляни, Адамберг.
   Адамберг склонился к телу молоденькой женщины и прищурился.
   – Черт, – выдохнул он.
   – Удивлен? – хищно оскалившись, спросил Лалиберте.
   Адамберг перенесся мыслями в морг в пригороде Страсбурга, к телу Элизабет Винд. Молодой покойнице нанесли три раны в живот, в линию. Здесь, за десять тысяч километров от охотничьей территории Трезубца.
   – Дай мне деревянную линейку, Орель, – шепотом попросил комиссар и протянул руку, – и гибкую рулетку. С градацией в сантиметрах.
   Удивленный Лалиберте перестал улыбаться и отправил врача за инструментами. Адамберг молча произвел измерения, трижды, как делал это три недели назад в Шильтигеме.
   – Семнадцать и две десятых сантиметра в длину, восемь миллиметров в высоту, – бормотал он, записывая цифры в блокнот.
   Он еще раз проверил расположение ран, находящихся на абсолютно прямой линии.
   «Семнадцать и две десятых сантиметра, – повторил он про себя. – На три миллиметра больше длины поперечной перекладины вил. И все же…»
   – Лалиберте, какова глубина ран?
   – Около шести дюймов.
   – То есть?
   Суперинтендант нахмурил брови, считая в уме.
   – Около пятнадцати и двух десятых сантиметра, – опередил его врач.
   – У всех трех ран одинаковая глубина?
   – Да.
   – Есть ли в ранах земля? Грязь? – спросил Адамберг. – Или орудие убийства было чистым и новым?
   – Нет, мы нашли в глубине ран частички гумуса, листьев, мельчайшие кусочки гравия.
   – Вот как, – удивился Адамберг.
   Он вернул Лалиберте линейку и сантиметр, заметив, что суперинтендант явно обескуражен: он не ожидал, что Адамберг будет так тщательно осматривать тело.
   – Что случилось, Орель? Ты разве не за этим меня вызвал?
   – Конечно, но… – Лалиберте колебался. – Но что ты там меришь?
   – У вас есть орудие убийства?
   – Конечно нет, сам понимаешь. Но мои специалисты восстановили его. Это большая плоская отвертка.
   – Твои специалисты лучше разбираются в молекулах, чем в оружии. Это не отвертка. Это вилы.
   – Откуда ты знаешь?
   – Попробуй трижды воткнуть отвертку и получить прямую линию и одинаковую глубину ран. За двадцать лет не преуспеешь. Это вилы.
   – Ты это проверял?
   – Это и еще нечто, гораздо более глубокое. Как ил озера Пинк.
   Суперинтендант был определенно растерян. Он вел их сюда, явно на что-то рассчитывая, но измерения сбили его с толку. Адамберг пытался понять ход мыслей Лалиберте.
   – На голове есть след от удара? – спросил он у врача.
   – Большая гематома у основания черепа, жертва потеряла сознание, но не это стало причиной смерти.
   – Откуда ты узнал про удар? – спросил Лалиберте.
   Адамберг повернулся к суперинтенданту и скрестил руки:
   – Кажется, ты вызвал меня из Парижа, потому что я собрал некоторые сведения, так?
   – Так… – Ответ прозвучал не слишком уверенно.
   – Так или нет, Орель? Я лечу через Атлантику, а ты в два часа ночи тащишь меня к трупу. Чего ты от меня ждешь? Чтобы я подтвердил тебе, что она умерла? Раз ты приволок меня сюда, значит, знал, что я в курсе. Во всяком случае, так мне сказали в Париже. Это правда, я в курсе. Но тебя это, похоже, не обрадовало. Ты ждал чего-то другого?
   – Не обижайся. Меня это удивляет, вот и все.
   – Главные сюрпризы впереди.
   – Сними простыню, – приказал Лалиберте медэксперту.
   Рейнальд начал аккуратно отворачивать саван – совсем как Менар в Страсбурге. Адамберг напрягся, заметив четыре родинки в виде ромба у основания шеи. Благодаря медлительности врача он успел собраться и не выдал себя.
 
   В ящике лежала Ноэлла. Адамберг, стараясь дышать ровно, осмотрел труп. Он надеялся, что не спускавший с него глаз Лалиберте ничего не заметил.
   – Я могу увидеть гематому? – спросил он. Врач повернул голову жертвы.
   – Удар был нанесен тупым орудием, – объяснил Рейнальд. – Это все, что мы можем сказать. Скорее всего деревянным.
   – Ручкой вил, – уточнил Адамберг. – Он всегда так поступает.
   – Кто «он»? – спросил Лалиберте.
   – Убийца.
   – Ты что, знаешь его?
   – Да. И хотел бы знать, кто сообщил об этом.
   – А девушку ты тоже знаешь?
   – Полагаешь, мне известны имена шестидесяти миллионов французов?
   – Если знаешь убийцу, можешь знать и жертву.
   – Я не ясновидящий – ты сам мне об этом говорил.
   – Так ты никогда ее не видел?
   – Где? Во Франции? В Париже?
   – Где угодно.
   – Никогда, – ответил Адамберг, пожимая плечами.
   – Ее имя – Ноэлла Кордель. Не вспомнил?
   Адамберг подошел к суперинтенданту:
   – Почему тебе так хочется, чтобы мне это что-то говорило?
   – Она шесть месяцев жила в Халле. Ты мог с ней встречаться.
   – Как и ты. Что она делала в Халле? Вышла замуж за местного жителя? Училась?
   – Приехала к своему парню, но вышел облом.
   – То есть?
   – Любовник ее бросил. Она работала в Оттаве, в баре «Карибу». Тебе это ни о чем не напоминает?
   – Никогда там не был. Ты грязно играешь, Орель. Не знаю, что было в том анонимном письме, но ты блефуешь.
   – А ты?
   – Нет. Завтра я расскажу тебе все, что знаю. То есть все, что может тебе помочь. Но я хотел бы поспать – мы с лейтенантом очень устали.
   Сидевшая в углу Ретанкур выглядела вполне бодрой.
   – Сначала мы немного поболтаем, – с усмешкой объявил Лалиберте. – Поедем в контору.
   – Черт, Орель. Уже три часа ночи.
   – Девять утра по местному времени. Я тебя надолго не задержу. Можешь отпустить лейтенанта, если хочешь.
   – Нет, – неожиданно сказал Адамберг. – Она останется со мной.
   Лалиберте с величественным видом сидел в кресле, инспекторы стояли по правую и левую руку от шефа. Адамберг прекрасно знал, что позу «треугольник» используют для морального давления на допрашиваемого. Он не мог сейчас думать над тем ужасным фактом, что Ноэллу убили в Квебеке ударом вил, нужно было понять, почему Лалиберте ведет себя так, словно уверен в его связи с девушкой. Он ничего не может знать наверняка. Партия трудная, важно каждое слово суперинтенданта. То, что он спал с Ноэллой, не имеет отношения к убийству, значит, пока следует об этом забыть. И быть готовым ко всему, уповая на внутреннюю силу.
   – Попроси своих людей сесть, Орель. Я не хуже вас знаю эти приемчики, и мне не нравится то, что происходит. Ты как будто забыл, что я полицейский.
   Лалиберте жестом приказал Портленсу и Филиппу-Огюсту отступить. Они достали блокноты.
   – Это допрос? – спросил Адамберг, кивнув на инспекторов. – Или беседа коллег?
   – Не действуй мне на нервы, Адамберг. Мы записываем для памяти, вот и все.
   – Ты тоже не дави мне на психику, Орель. Я на ногах двадцать два часа, и ты это знаешь. Письмо, – добавил он. – Покажи мне это письмо.
   – Я сам тебе его прочту, – сказал Лалиберте, открывая толстую зеленую папку. – «Убийство Кордель. Комиссар Ж.-Б. Адамберг, Париж, Уголовный розыск. Задействован лично».
   – Грубо. И слишком откровенно, – прокомментировал Адамберг. – Ты поэтому ведешь себя как легавый? Ты позвонил в Париж и сказал, что я нужен тебе по делу, а теперь выясняется, что я под подозрением.
   – Заметь – я этого не говорил.
   – Тогда не держи меня за идиота. Покажи мне письмо.
   – Хочешь проверить?
   – Именно так.
   На странице, вышедшей из обычного принтера, действительно была всего одна строчка.
   – Полагаю, ты проверил отпечатки?
   – Ни одного.
   – Когда ты его получил?
   – Когда всплыл труп.
   – Где всплыл?
   – Там, куда его бросили. Вода замерзла. Помнишь, как холодно было на прошлой неделе? Тело лежало подо льдом, и нашли его только в среду. На следующий день, в полдень, мы получили письмо.
   – То есть ее убили до заморозков, раз убийца смог сбросить тело в воду.
   – Нет. Преступник разбил лед на поверхности и столкнул тело в воду, забросав сверху камнями. Ночью вода снова замерзла.
   – Откуда ты все это знаешь?
   – Ноэлла Кордель купила в тот день новый ремень и надела его. Мы знаем, где она ужинала и что ела. Холод сохранил содержимое ее желудка нетронутым. Мы точно знаем, когда произошло убийство. Не сомневайся, мы все проверили.
   – Тебя не беспокоит анонимное письмо, полученное на следующий день после публикации сообщений об убийстве?
   – Нет. Мы получаем много подобной корреспонденции. Люди не любят общаться с полицейскими напрямую.
   – Их можно понять.
   Выражение лица Лалиберте неуловимо изменилось. Суперинтендант был опытным игроком, но Адамберг читал по глазам лучше детектора лжи. Лалиберте перешел в наступление, а Адамберг скрестил руки на животе и откинулся на спинку стула, став еще более невозмутимым.
   – Ноэлла Кордель умерла вечером двадцать шестого октября, – сообщил суперинтендант. – Между двадцатью двумя тридцатью и двадцатью тремя тридцатью.
   «Отлично», – подумал Адамберг, осознавая всю неуместность такой реакции в сложившихся обстоятельствах. В последний раз он видел Ноэллу, когда убежал от нее через окно, вечером 24 октября. Он опасался смертного приговора, ждал, что Лалиберте назовет вечер 24 октября.
   – Точнее время назвать нельзя?
   – Нет. Она ужинала около половины восьмого, и переваривание уже началось.
   – В каком озере вы ее нашли? Далеко отсюда?
   В озере Пинк, подумал Адамберг, где же еще?
   – Продолжим завтра, – внезапно решил Лалиберте, поднимаясь. – А то ты вот-вот спустишь собак на квебекских копов. Я просто хотел поставить тебя в известность. Вам забронировали два
   номера в гостинице «Бребеф», в парке Гатино. Годится?
   – Бребеф – это фамилия?
   – Да, одного француза. Он был упрям как мул, и ирокезы его сожрали – за то, что пытался вешать им лапшу на уши. Мы заедем за вами в два часа, чтобы вы успели отдохнуть.
   Суперинтендант – снова сама любезность – протянул ему руку.
   – И ты расскажешь мне историю с вилами.
   – Если сумеешь услышать, Орель.
 
   Вопреки благим намерениям, Адамберг не мог думать о поразительном совпадении, столкнувшем его с Трезубцем на другом конце света. Мертвецы путешествуют с быстротой молнии. Он почувствовал опасность в маленькой церкви в Монреале, когда Вивальди нашептывал ему, что Фюльжанс знает об охоте, и советовал ему быть осторожным. Вивальди, судья, квинтет, подумал он и провалился в сон.
   Ретанкур постучала в его дверь в шесть утра по местному времени. Он только что принял душ и заканчивал одеваться, так что перспектива начать трудный день с беседы с лейтенантом ему не улыбалась. Он предпочел бы полежать и подумать – побродить среди миллионов клеточек своего запутавшегося мозга. Но Ретанкур уже села на кровать и поставила на низкий столик термос с настоящим кофе – где только она его нашла? – две чашки и свежие булочки.
   – Взяла в кафе, – пояснила она. – Так мы сможем спокойно поговорить. Не хочу, чтобы рожа Митча Портленса испортила мне аппетит.
   Ретанкур молча выпила первую чашку черного кофе и съела булочку. Адамберг не пытался помочь ей завязать беседу, но его молчание лейтенанта не смущало.
   – Я вот чего не понимаю, – начала Ретанкур, утолив первый голод. – Мы в отделе никогда не слышали про убийцу с вилами. Полагаю, это старое дело, но, судя по тому, как вы посмотрели на убитую, оно затрагивает вас лично.
   – Ретанкур, вам поручили это задание, потому что Брезийон не отпускает своих людей поодиночке. Но вы не обязаны выслушивать мои излияния.
   – Не согласна, – возразила лейтенант. – Меня послали, чтобы защищать вас, но я не смогу этого сделать, если не узнаю правду.