Варгас Фред. Игра Нептуна

   – Устранив вас?
   – Да. И я должен облегчить ему задачу – вернуться домой и быть полностью досягаемым. Он придет. Вот о чем я хотел вас попросить, дайте мне несколько дней.
   – Вы псих, Адамберг. Хотите повторить старый трюк с козой? Но вместо тигра у вас будет психованный убийца тринадцати человек.
   Вернее было бы вспомнить старый трюк с комаром, забравшимся в ухо, подумал Адамберг. Или с рыбой, зарывшейся в озерный ил. И комара, и карася выманивают на свет. Ночная рыбалка с фонариком. Только вилы на сей раз у рыбы, а не у человека.
   – Другого способа выманить его нет.
   – Это самопожертвование, Адамберг, не смоет с вас вину за преступление в Халле. Если судья вас не убьет.
   – Стоит рискнуть.
   – Если вас задержат дома – мертвого или живого, – канадцы обвинят меня в некомпетентности или в пособничестве.
   – Скажете, что сняли наблюдение, чтобы поймать меня.
   – Тогда я буду вынужден сразу вас экстрадировать, – заметил Брезийон, загасив окурок толстым пальцем.
   – Вы в любом случае экстрадируете меня через четыре с половиной недели.
   – Не люблю посылать своих людей на плаху.
   – Скажите себе, что я больше не ваш человек, а ничейный беглец.
   – Ладно, – вздохнул Брезийон.
   Втягивающий эффект миноги, подумал Адамберг. Он поднялся, надел свой шлем. Впервые за все это время Брезийон протянул ему на прощание руку. Словно хотел сказать: не уверен, что снова увижу вас живым.
 
   В Клиньянкуре Адамберг уложил в сумку бронежилет и оружие и расцеловал старушек.
   – Небольшая вылазка, – сказал он. – Я вернусь.
   «Неизвестно, вернусь ли», – подумал он, поворачивая на старую улочку. Зачем ему эта неравная дуэль? Чего он хочет – нанести последний удар, опередить смерть, подставиться под трезубец Фюльжанса, но только не застрять навечно в воспоминании о тропе и не мучиться сомнениями об убийстве Ноэллы. Как через мутное стекло он видел тело девушки, плавающее подо льдом. Слышал ее жалобный голос. Знаешь, что он со мной сделал? Утопил бедную Ноэллу, ткнул мордой в воду. Ноэлла успела тебе рассказать? О легавом из Парижа?
   Адамберг опустил голову и прибавил шагу. Он не должен никого впутывать в старый трюк с комаром. Чувство вины грызло его с тех пор, как произошло убийство в Халле. Фюльжанс мог призвать своих вассалов и устроить настоящую бойню, убив Данглара, Ретанкур, Жюстена, утопив в крови весь отдел. Кровь застила его мысленный взор, кровь цвета кардинальской сутаны. Иди один, парень.
   Пол и имя. Перспектива умереть, не узнав этого, показалась ему нелепой, неправильной. Он вынул мобильник и прямо с улицы позвонил Данглару.
   – Есть новости? – спросил капитан.
   – Смотря какие, – уклончиво ответил Адамберг. – Например, я обнаружил новоиспеченного отца. И это вовсе не тот надежный человек в хорошо начищенных ботинках.
   – Неужели? А кто же?
   – Один тип.
   – Рад, что у вас теперь есть ответ.
   – Я тоже. Хочу узнать, прежде чем…
   – Прежде чем что?
   – Просто узнать имя и пол.
   Адамберг остановился, чтобы записать. На ходу он ни черта не запоминал.
   – Спасибо, Данглар. И последнее: с лягушками – во всяком случае, с зелеными древесными – тоже получается. Они взрываются.
   Грозовая туча ползла за ним по небу до Марэ. Подойдя к своему дому, он долго оглядывался. Брезийон сдержал слово: наблюдение сняли, он мог шагнуть из тени на свет.
   Он быстро обошел квартиру, потом написал пять писем – Рафаэлю, семье, Данглару, Камилле и Ретанкур. Повинуясь велению души, добавил записку для Санкартье и положил все это в тайник, о котором знал Данглар. Прочесть после моей смерти. Съев стоя холодный ужин, он начал убираться – снял белье, сжег личную переписку. Ты уходишь побежденным, сказал он себе, выставляя мусор в холл. Мертвым.
   Вроде, он все предусмотрел. Судья не станет вламываться. Микаэль Сартонна наверняка сделал ему дубликат ключа. Фюльжанс всегда был на шаг впереди. Он не удивится, застав комиссара в квартире с оружием в руках. А еще он знал, что Адамберг будет один.
   Судья не появится раньше завтрашнего или послезавтрашнего вечера. Адамберг был уверен в одном: судья придает большое значение символам и наверняка захочет добить его в тот же самый час, в который тридцать лет назад нанес удар по Рафаэлю. Между одиннадцатью и полуночью. Он мог рассчитывать на эффект внезапности. Ущемить гордость Фюльжанса там, где тот меньше всего этого ждет. По дороге Адамберг купил набор для игры в маджонг. Он расставил на низком столике доску и расположил по линейке руку онёров судьи, добавив два Цветка – Ноэллу и Микаэля. Если Фюльжанс увидит, что его секрет разгадан, он может что-нибудь сказать перед нападением и Адамберг получит секундную отсрочку.
   В воскресенье, в 22.30, Адамберг надел бронежилет и прицепил кобуру. Он зажег в квартире весь свет, давая знать о своем присутствии, чтобы большое насекомое покинуло укрытие и явилось за ним.
   В 23.15 замок щелкнул, оповестив о прибытии Трезубца. Судья даже не придержал дверь. Как это на него похоже, подумал Адамберг. Фюльжанс повсюду чувствовал себя как дома. Я ударю тебя молнией, когда, захочу.
   Как только старик оказался на линии огня, комиссар поднял оружие.
   – Какой нецивилизованный прием, молодой человек, – произнес Фюльжанс скрипучим старческим голосом.
   Не обращая внимания на пушку Адамберга, он снял длинное пальто и бросил его на стул. Адамберг подготовился к встрече, но стоило высокому старику появиться, и он напрягся. С момента их последней встречи морщин на лице судьи прибавилось, но держался он прямо, высокомерно, барские замашки остались при нем. Прорезавшие лицо глубокие складки еще сильнее подчеркивали ту дьявольскую красоту, которой украдкой восхищались женщины его родной деревни.
   Судья сел, скрестив ноги, и начал рассматривать доску с расставленными для игры фигурами.
   – Сядьте, – приказал он. – Нам нужно перемолвиться несколькими словами.
   Адамберг остался стоять, стараясь не выпускать из поля зрения взгляд старика и движения его рук. Фюльжанс улыбнулся и непринужденно откинулся на спинку стула. Открытая улыбка делала красоту судьи совершенно неотразимой, но в ней было и нечто неприятное – он слишком широко разевал рот, так что был виден первый моляр. Теперь, в старости, улыбка превратилась в зловещий оскал.
   – Вы мне не ровня, молодой человек, я никогда вас не воспринимал всерьез. Знаете, почему? Потому что я – убийца. А вы – ничтожный человечишка, жалкий полицейский. Вы развалились, совершив на тропе случайное убийство. Да, вы – козявка.
   Адамберг медленно обошел Фюльжанса и встал у него за спиной, держа пистолет у его затылка.
   – И вдобавок – невротик, – добавил судья. – Что вполне естественно.
   Он кивнул на ряд драконов и ветров.
   – Все абсолютно точно, – сказал он. – Вам понадобилось много времени.
   Адамберг следил за этой опасной рукой, белой, со слишком длинными, по-старчески узловатыми пальцами и ухоженными ногтями. В движениях этой руки было то загадочное и чуточку небрежное изящество, которым наделяли персонажей своих полотен старые мастера.
   – Не хватает четырнадцатой кости, – сказал комиссар, – и это будет мужчина.
   – Но не вы, Адамберг. Вы не вписываетесь в мою комбинацию.
   – Зеленый дракон или белый?
   – Не все ли вам равно? Ни в тюрьме, ни в могиле последняя фигура никуда от меня не денется.
   Судья указал на две кости с Цветами:
   – Эта символизирует Микаэля Сартонну, а эта – Ноэллу Кордель, – сказал он.
   – Да.
   – Позвольте мне исправить комбинацию. Фюльжанс надел перчатку, схватил кость, символизирующую Ноэллу, и выкинул ее в прикуп.
   – Не люблю ошибок, – холодно заметил он. – Можете не сомневаться – я бы никогда не последовал за вами в Квебек. Я ни за кем не следую, Адамберг, я опережаю. Я никогда не был в Квебеке.
   – Сартонна сообщал вам о перевалочной тропе.
   – Да. Вы знаете, что я следил за вами от самого Шильтигема. Совершенное вами убийство порядком меня позабавило. Жестокое непредумышленное убийство – именно такие чаще всего совершают пьяные. Как вульгарно, Адамберг.
   Судья обернулся, и дуло пистолета оказалось совсем близко от его груди.
   – Сожалею, человечек, но это ваше преступление, и только ваше.
   Судья коротко улыбнулся, и Адамберг покрылся липким холодным потом.
   – Успокойтесь, – продолжал Фюльжанс. – Сами убедитесь, эта ноша не так уж и тяжела.
   – Зачем вы убили Сартонну?
   – Он слишком много знал, – ответил судья и снова взглянул на доску. – Такой риск я себе позволить не могу. А еще вам следует знать, – он взял Цветок, – что доктор Колетта Шуазель покинула наш мир. Автомобильная авария, увы. И бывший комиссар Адамберг отправится следом за ней в царство теней. – Судья поставил в ряд третий Цветок. – Раздавленный чувством вины, слабый, знающий, что не вынесет пребывания в тюрьме, он свел счеты с жизнью. А чего вы хотите? С маленькими людишками такое случается.
   – Так вот как вы предполагаете все это организовать?
   – Да, вот так, совсем просто. Садитесь, молодой человек, вы дергаетесь, и меня это раздражает.
   Адамберг встал напротив судьи, целясь в грудь.
   – Между прочим, вам бы стоило поблагодарить меня, – добавил с улыбкой Фюльжанс. – Эта маленькая формальность не займет много времени, но избавит вас от невыносимого существования, ведь воспоминание о совершенном преступлении не позволит вам обрести мир в душе.
   – Моя смерть не спасет вас. Расследование окончено.
   – Виновные в тех преступлениях были осуждены. Без моих признаний ничего нельзя будет доказать.
   – Песок в могиле уличает вас.
   – Да, в этом все дело. Вот почему доктор исчезла с лица земли. По этой же причине я пришел пооворить с вами, пока вы не покончили с собой. Гробокопательство – дурной тон, молодой человек. И грубейшая ошибка.
   С лица Фюльжанса исчезла высокомерная улыбка. Он смотрел на Адамберга суровым взглядом верховного судьи.
   – И эту ошибку вы исправите, – продолжил он. – Собственноручно напишете небольшую исповедь и покончите с собой. Признаетесь, что сфальсифицировали результаты эксгумации и мой труп закопан в лесу близ Ришелье. Толкнуло вас на это навязчивое желание отомстить, кроме того, вы собирались повесить на меня убийство на тропе. Улавливаете мою идею?
   – Я не стану подписывать ничего, что могло бы вам помочь, Фюльжанс.
   – Подпишете, человечек. А если откажетесь, мы добавим к этой картине еще два Цветка. Вашу подружку Камиллу и ее ребенка, которых – можете не сомневаться – я убью сразу после вашей смерти. Седьмой этаж, налево.
   Фюльжанс протянул Адамбергу лист бумаги и ручку, не забыв тщательно их протереть. Адамберг переложил оружие в левую руку и написал записку под диктовку судьи.
   – Замечательно, – похвалил Фюльжанс. – Уберите доску.
   – Как вы хотите обставить мое самоубийство? – спросил Адамберг, собирая фигуры одной рукой. – Я ведь вооружен.
   – До противного банально. Я рассчитываю на ваше полное сотрудничество. Вы сами все сделаете.
   Поднесете пистолет ко лбу и застрелитесь. Если убьете меня, двое моих людей займутся вашей подружкой и отпрыском. Я достаточно ясно выражаюсь?
   Адамберг опустил револьвер, пораженный догадкой. Судья был так уверен в успехе, что пришел без оружия. Беспроигрышная комбинация – самоубийство и письменное признание вернут ему свободу. Адамберг посмотрел на свой «магнум» – такая могущественная и такая нелепая маленькая игрушка! – и выпрямился. В метре от судьи стоял Данглар. Он двигался бесшумно, держа в правой руке газовую гранату, а в левой – «беретту». Адамберг поднял револьвер к голове.
   – Дайте мне несколько минут, – попросил он, приставив дуло к виску. – На подведение последних итогов.
   Фюльжанс презрительно скривился.
   – Человечек, – повторил он. – Я считаю до четырех.
   На счет «два» Данглар бросил гранату и перекинул «беретту» в правую руку. Фюльжанс дико закричал и вскочил, оказавшись лицом к лицу с Дангларом. Капитан секунду промедлил, и Фюльжанс нанес ему удар кулаком в подбородок. Данглар отлетел к стене, выстрелил, но не попал в судью, который был уже в дверях. Адамберг побежал по лестнице, преследуя мчавшегося как ветер старика. На мгновение тот оказался у него на мушке, и комиссар прицелился в спину. Когда заместитель догнал его, он опускал оружие.
   – Слышите, – сказал Адамберг. – Его машина отъезжает.
   Данглар перепрыгнул через последние ступеньки и ринулся на улицу, держа пистолет в вытянутой руке. Слишком далеко, он не попадет даже по колесам. Должно быть, машина ждала с открытой дверцей.
   – Черт возьми, почему вы не стреляли? – крикнул он.
   Адамберг сидел на деревянной ступеньке, опустив голову и уронив руки на колени, «магнум» лежал у его ног.
   – Человек убегал и был ко мне спиной, – сказал он. – Законная самооборона не пройдет. Хватит с меня убийств, капитан.
   Данглар дотащил комиссара до квартиры. Нюх полицейского подсказал ему, где стоит джин. Он разлил напиток по рюмкам. Адамберг поднял руку.
   – Видите, Данглар? Я дрожу. Как лист. Как красный лист.
   Знаешь, что сделал со мной мой мужик? Полицейский из Парижа? Я тебе говорила?
   Данглар залпом выпил первую рюмку. Снял телефонную трубку и тут же налил по второй.
   – Мордан? Данглар. Охрану к дому Камиллы Форестье, улица Тамплиеров, дом двадцать три, Четвертый округ. Седьмой этаж, левая дверь. По два человека днем и ночью, в течение двух месяцев. Скажете ей, что это я приказал.
   Адамберг глотнул джина, клацнув зубами о края рюмки.
   – Данглар, откуда вы взялись?
   – Я полицейский, это моя работа.
   – Но как…
   – Поспите, – сказал Данглар, глядя на осунувшееся лицо Адамберга.
   – И что мне приснится? Ноэллу убил я.
   Он бросил меня в воду. Бедная Ноэлла. Я тебе говорила? Мой мужик?
   Капитан порылся в кармане и выудил штук пятнадцать таблеток разной формы и цветов. Обозрев свои запасы взглядом эксперта, выбрал серую таблетку и протянул ее Адамбергу.
   – Примите и ложитесь. Я заберу вас завтра в семь утра.
   – Куда?
   – На встречу с одним полицейским.
 
   Они выехали из Парижа. Данглар не спешил – дорога местами тонула в густом тумане. Он все время бурчал что-то себе под нос, переживая, что не сумел взять судью. Машину опознать не могли, так что перекрывать дороги было бессмысленно. Сидевшему рядом Адамбергу было явно плевать на провал, он думал о тропе. За эту короткую ночь, получив все доказательства своего преступления, он превратился в живого покойника.
   – Ни о чем не жалейте, Данглар, – произнес он наконец бесцветным голосом. – Никто не может поймать судью, я вас предупреждал.
   – Черт возьми, я держал его на мушке!
   – Знаю. Так же было и со мной.
   – Я полицейский, я был вооружен.
   – Я тоже. Это ничего не меняет. Судья неуловим, он исчезает, как утекает песок между пальцами.
   – Он готовится к четырнадцатому убийству.
   – Как вы там оказались, Данглар?
   – Вы читаете по глазам, голосам, жестам. Я – по словам.
   – Я вам ничего не говорил.
   – Напротив. Вы сами меня предупредили.
   – Я этого не делал.
   – Вы позвонили, чтобы спросить о ребенке. «Я хотел бы знать, прежде чем…» – так вы сказали. Прежде чем что? Прежде, чем увидеться с Камиллой? Но вы уже приходили к ней, причем пьяный в стельку. Я позвонил Клементине. Мне ответила женщина с хрупким голоском – это ваша хакерша?
   – Да, Жозетта.
   – Вы взяли оружие и бронежилет. Вы сказали: «Я вернусь», – и обняли их. Оружие, поцелуи, обещание – все это указывало на ваши сомнения. Вы не были уверены. В чем? В исходе схватки. Вы рисковали своей шкурой. Значит, это схватка с судьей. У вас не было иного решения, вы могли только подставиться ему на собственной территории. Старый трюк с козой на привязи, чтобы приманить тигра.
   – С комаром.
   – С козой.
   – Как вам больше нравится.
   – Козу в конце обычно съедают. Хлоп – и нет рогатой. Вам это хорошо известно.
   – Известно.
   – Подсознательно вы этого не хотели, раз предупредили меня. С вечера субботы я сидел в засаде, в подвале дома напротив. Через окошечко прекрасно видна входная дверь. Я думал, что судья нанесет удар ночью, не раньше одиннадцати. Он придает значение символам.
   – Почему вы пришли один?
   – По той же причине, что и вы. Не хотел бойни. Я был не прав, а может, переоценил себя. Мы могли бы взять его.
   – Нет. Даже шесть человек Фюльжанса не остановят.
   – Ретанкур могла бы.
   – Вот именно. И он наверняка убил бы ее.
   – Он не был вооружен.
   – Трость. У него шпага-трость. Треть трезубца. Он бы ее проткнул.
   – Возможно, – согласился Данглар, почесав подбородок.
   Утром Адамберг отдал ему мазь Жинетты, и теперь верхняя челюсть капитана отливала желтым.
   – Я уверен в своей правоте. Ни о чем не жалейте, – повторил Адамберг.
   – Я ушел в пять утра и вернулся вечером. Судья появился в одиннадцать тринадцать. Он не прятался, этот крупный, высокий старый мерзавец, я не мог его пропустить. Я стоял за вашей дверью с микрофоном и записал все признания.
   – Значит, вы слышали, что он отрицал свою причастность к убийству на тропе.
   – Конечно. Он повысил голос на фразе «Я ни за кем не следую, Адамберг. Я предвосхищаю». В этот момент я и открыл дверь.
   – И спасли козу. Спасибо, Данглар.
   – Вы меня позвали. Это моя работа.
   – А теперь вы делаете другую часть работы, выдавая меня канадским властям. Мы ведь едем в Руасси, я прав?
   – Да.
   – Где меня будет ждать чертов квебекский легавый. Так, Данглар?
   – Так.
   Адамберг откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
   – Езжайте помедленнее, капитан, смотрите, какой туман.
 
   Данглар повел Адамберга в одну из аэропортовских кафешек и выбрал столик в стороне. Адамберг как во сне опустился на стул и тупо уставился на смешной хвостик от помпона на беретке своего заместителя.
 
   Ретанкур могла бы схватить своего бывшего шефа в охапку и, запулив, как мяч, через границу, снова отправить в бега. Ничего еще не потеряно. Данглару хватило деликатности не надевать ему наручники. Он мог сорваться с места и сбежать, капитан бегал хуже него. Но мысль о том, что он собственной рукой убил Ноэллу, лишала его всякой жизненной силы. Зачем бежать, если нет сил ходить? Если в душе живет страх совершить еще одно убийство и очнуться рядом с новым трупом? Лучше покончить все разом, отдавшись на волю Данглара, грустно попивающего кофе с коньяком. Сотни путешествующих по миру людей шли мимо них в разных направлениях, свободные, их совесть была чиста, как стопка выстиранных и аккуратно сложенных простыней. Собственная совесть казалась Адамбергу мерзкой, задубевшей от крови тряпкой.
   Внезапно Данглар махнул кому-то рукой, но Адамберг даже не дернулся. Торжествующее лицо главного суперинтенданта ему хотелось видеть меньше всего на свете. Две крупные ладони опустились ему на плечи.
   – Я ведь говорил, что мы поймаем эту сволочь, – услышал он.
   Адамберг обернулся и уставился на сержанта Фернана Санкартье. Встал и порывисто сжал его руки. Ну почему Лалиберте прислал арестовать его именно Санкартье?
   – Как это ты нарвался на такое поручение? – огорченно спросил Адамберг.
   – Я выполнял приказ, – ответил Санкартье с добродушной улыбкой. – Нам о многом надо поговорить, – добавил он, садясь напротив.
   Он энергично встряхнул руку Данглара.
   – Хорошая работа, капитан. Черт, как же у вас тепло. – Канадец снял пуховик. – Вот копия дела, – добавил он, протягивая Данглару папку. – И образец.
   Он вертел перед лицом Данглара маленькую коробочку. Тот понимающе кивнул.
   – Мы уже приступили к анализу. Сравнения будет достаточно, чтобы снять обвинение.
   – Образец чего? – спросил Адамберг.
   Санкартье вырвал у него из головы волос.
   – Вот этого, – пояснил он. – Волосы – сущие предатели, Падают, как красные листья. Мы перелопатили шесть кубометров дерьма, чтобы их найти. Можешь себе представить? Шесть кубометров ради нескольких волосков. Это все равно что искать иголку в стоге сена.
   – Но зачем? У вас были мои отпечатки на ремне.
   – Твои – да, но не его.
   – Кого – его?
   Санкартье повернулся к Данглару и вопросительно вздернул брови.
   – Он не знает? – спросил он. – Ты дал ему помариноваться?
   – Я не мог ничего говорить, пока не было стопроцентной уверенности. Не люблю подавать ложные надежды.
   – А вчера вечером? Дьявольщина, ты мог бы ему сказать!
   – Вчера у нас была заварушка.
   – А сегодня утром?
   – Ладно, ты прав, я дал ему помучиться. Восемь часов.
   – Чертов кретин, – проворчал Санкартье. – Зачем ты его дурачил?
   – Чтобы он потрохами почувствовал, что пережил Рафаэль. Страх перед собой, незнание, невозможность вернуться в мир нормальных людей. Это было необходимо. Восемь часов, Санкартье, не так уж это и много за возможность сравняться с братом.
   Санкартье повернулся к Адамбергу и шваркнул об стол коробкой.
   – Это волосы твоего дьявола, – объяснил он. – Пришлось переворошить шесть кубометров сгнивших листьев.
   Адамберг мгновенно понял, что Санкартье тащит его на поверхность, на свежий воздух, из стоячей тины озера Пинк. Добряк выполнял приказы Данглара, а не Лалиберте.
   – Та еще была работенка, – продолжал Санкартье, – приходилось все делать в нерабочее время. Вечером, ночью или на рассвете. Чтобы шеф, не дай бог, не прижопил. Твой капитан метал икру – ему покоя не давали ватные ноги и ветка. Я отправился на тропу искать место, где ты долбанулся головой. Начал, как и ты, от «Шлюза», засек время. Обследовал отрезок метров в сто. Нашел обломанные веточки и перевернутые камни прямо у посадок. Лесники закончили работу, но остались свежепосаженные клены.
   – Я же говорил, что это случилось рядом с делянкой, – сказал Адамберг, задохнувшись от волнения.
   Он сидел скрестив руки, судорожно вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в рукав куртки, и не замечал этого, жадно внимая словам сержанта.
   – Короче, парень, не было там ни одной ветки на такой высоте, чтобы отправить тебя в аут. Тогда твой капитан попросил меня найти ночного сторожа. Единственный возможный свидетель, улавливаешь?
   – Да, И ты его нашел? – Губы Адамберга онемели, он с трудом выговаривал слова.
   Данглар подозвал официанта и заказал воду, кофе, пиво и круассаны.
   – Это оказалось сложнее всего, так-то вот. Я сказал, что приболел, отвалил с работы и отправился добывать информацию в муниципальные службы. Можешь себе представить это удовольствие! Оказалось, делом заправляли из центра. Пришлось ехать в Монреаль, только там я смог выяснить название фирмы. Лалиберте бесновался по поводу моих бесконечных недомоганий. А твой капитан ярился по телефону. Я выяснил фамилию сторожа. Он находился на объекте в верховьях Утауэ. Я взял отгул, суперинтендант чуть не рехнулся от злости.
   – И ты нашел сторожа? – спросил Адамберг, залпом выпив стакан воды.
   – Не дрейфь, взял его за жопу прямо в пикапе. Разговорить мужика оказалось целым делом. Сначала он выпендривался и вешал мне лапшу на уши. Тогда я надавил – пригрозил ему тюрьмой, если не прекратит морочить мне голову. Мол, за отказ сотрудничать и сокрытие доказательств полагается срок. Дальше мне и рассказывать-то неловко. Адриен, может, сам закончишь?
   – Сторож, Жан-Жиль Буавеню, – начал Данглар, – в воскресенье вечером видел внизу на тропе человека. Он вооружился биноклем ночного видения и стал караулить.
   – Он следил за ним?
   – Буавеню был уверен, что этот мужик – педик и явился на свидание с дружком, – объяснил Санкартье. – Сам знаешь, на тропе у них гнездо.
   – Да. Сторож спрашивал меня, не из «этих» ли я.
   – Ему было интересно, – продолжал Данглар, – вот он и прилип к ветровому стеклу. Буавеню – замечательный свидетель, очень внимательный. Он обрадовался, услышав, что кто-то идет, рассчитывая на бесплатный спектакль. Но все пошло не так, как он рассчитывал.
   – Почему он так уверен, что речь идет именно о ночи на двадцать шестое октября?
   – Потому что это было воскресенье и он злился на воскресного сторожа – тот не вышел на работу. Буавеню увидел, как первый мужчина – высокий, с седыми волосами – ударил второго палкой по голове. Второй, то есть вы, комиссар, рухнул на землю. Буавеню затаился. Высокий старик выглядел опасным человеком, и сторож не хотел вмешиваться в семейную ссору. Но смотреть продолжал.
   – Приклеившись задом к сиденью машины.
   – Именно так Он думал, точнее, надеялся, что увидит сцену изнасилования бесчувственной жертвы.
   – Можешь себе представить? – спросил покрасневший Санкартье.
   – Высокий начал развязывать шарф на своей жертве, потом расстегнул куртку. Буавеню сросся с биноклем и едва не пробил лобовое стекло. Седой взял ваши руки и чем-то их связал. Ремешком, решил Буавеню.
   – Ремнем, – сказал Санкартье.
   – Да, ремнем. Но на сем раздевание закончилось. Старик всадил вам в шею шприц, Буавеню в этом уверен. Он видел, как тот вынимал его из кармана и проверял.
   – Ватные ноги, – сказал Адамберг.
   – Я говорил вам, что эта деталь меня смущает, – сказал Данглар, наклонившись к комиссару. – До эпизода с веткой вы шли нормально, ну, шатались, конечно, как любой нормальный пьяный. А когда очнулись, ноги вас не держали. Когда вы проснулись наутро, лучше не стало. Уж я-то знаю, как действует ерш. Выпадение памяти случается далеко не всегда, а ватные ноги и вовсе не вписываются в картину. Я понимал – было что-то еще.