Васина Нина. Удавка для бессмертных

   Ева поинтересовалась, сколько маркированных процессоров поступило в Россию, есть ли они в пользовании государственных служащих, с удивлением рассмотрела на экране вычерченный черным квадрат и просьбу приложить свои пальцы подушечками – указательный и средний. Да, сообщили ей через три минуты, такие процессоры есть в пользовании Службы безопасности и, в силу поступивших разведывательных данных, на некоторые процессоры поставлена защитная блокировка – новейшая секретная разработка наших электронщиков. Сигнал с заблокированного процессора не пойдет. Ей могут сказать, сколько таких блокировок сделано: три. Всего три на сорок восемь процессоров по всей России. Ее спросили, имеет ли данная информация отношение к расследуемым делам? Ева предложила свою версию. Человек, или группа, которая именует себя «компанией „Волк“, должна иметь самое новейшее электронное оборудование, доступ к секретным файлам и Службы, и Министерства внутренних дел. Либо там работает человек из органов, который просто пользуется этими доступами по своему коду, либо Волк просто пользуется новейшим компьютером у себя дома. Можно попытаться обнаружить его через маркированный процессор, учитывая, что в США информация о маркировке строго секретна и помощь от них в этом деле маловероятна?
   «Принято, – написали ей. – Но проблематично. Вероятность того, что эта преступная группа имеет в пользовании самый современный, а значит, будем надеяться, маркированный процессор, – шестнадцать процентов. Перейдем к делу хлопковиков. Шесть дней назад вы дали запрос на фактурщика по бумаге, он в данный момент отозван, потому что есть предположение, что входил в группу Корневича де Валуа в восемьдесят восьмом и был направлен по вашему запросу конкретно по просьбе Корневича де Валуа, числящегося в данный момент в отделе СО – Связи с общественностью. Вам предложено лично возглавить группу из трех человек, которую решено подготовить и отправить в город Дардар в Таджикистан, именно туда, на хлопковые плантации у Шахристана, с семьдесят девятого по восемьдесят восьмой регулярно направлялись хлопковики международной организации Красный Крест. Все инструкции получите лично».
   Ева оделась и к шести сорока была на месте. В старом двухэтажном особняке в Денежном переулке на звонок в дверь с надписью «Архив» по селектору попросили назвать имя. Ева осматривалась в поисках камер слежения, камер не было. Когда дверь, щелкнув, открылась, Ева увидела молодого человека в инвалидной коляске.
   – Входите же, – произнес он высоким голосом, заметив ее растерянность, – вас ждет куратор.
   В кабинете были включены два обогревателя и вентилятор, от горячего воздуха кружилась голова. Мужчина за столом смотрел на вошедшую Еву минуты три, прежде чем встать и предложить ей располагаться поудобней.
   – Будем знакомиться. Я – Валентин Кошмар. Это не кличка, – он предупредительно выставил перед ней руку, заметив растерянность на лице, – это фамилия у меня такая, ударение на первом слоге, но коллеги это правило игнорируют. Вы тоже можете запросто сообщать своим знакомым, что ваш начальник – просто кошмар, вы можете не напрягаться с ударением на первом слоге, я привык. Поскольку мы с вами одного года рождения, можете выбрать любую форму обращения ко мне. Говорите мне «ты», если хотите. Я всегда буду с вами на «вы». Давайте к делу. Что касается маркированных процессоров. По моим данным, а я провел небольшую разведку после нашей беседы сегодня утром, пользователи трех компьютеров, которые официально числятся у работников государственных служб, участвовать в этой афере с объявленными убийствами не могут. Допуски случайных людей к компьютерам исключены. Что касается остальных новейших процессоров, приобретенных частными лицами, то вот список владельцев, если это вам что-то даст. Четыре в пользовании банков и страховых компаний, там, как вы понимаете, список пользователей может составить несколько листов. Четыре стоит в редакциях, еще три в налоговых инспекциях… Почему вы улыбаетесь?
   – Я грустно улыбаюсь, – вздыхает Ева, – человек, который это делает, может, конечно, работать в банке либо иметь банковскую структуру как прикрытие, а в налоговики, если я не ошибаюсь, часто попадают отставники из органов, так?
   – Допустим, – бесцветно проронил Кошмар. – Проблема не только в этом. Чтобы отследить, какой из процессоров участвует в этой игре, нужно, чтобы он «засветился». Смотрите. Вот схема, которую используют американцы. Она сделана так, что срабатывает на сигнал только в момент взлома чужого кода. Если владелец взломанного кода имеет в своем распоряжении информацию и возможности, он отслеживает взломщика, но в основном американцы сделали этот проект настолько закрытым, как я уже говорил, что просто рядовой пользователь не сможет отыскать вора своими силами.
   – То есть, – уточняет Ева, – мы обнаружим пользователя с маркированным процессором, только если он сунется в строго засекреченные файлы государственных служб?
   – Или в государственную банковскую систему, или даже в частный банк, если этот банк находится в ведении служб. В противном случае, если он не склонен изображать вора, он недоступен.
   – Получается, что это тупик? – Ева смотрит, как в открывшуюся дверь въезжает на коляске секретарь.
   – Почему тупик, проведем обычную розыскную работу, перелопатим данные на всех пользователей новых маркированных процессоров, но давайте заранее примем друг у друга соболезнования: ведь этот Волк может пользоваться предыдущим процессором, не таким мощным, тогда он недоступен вообще. Перейдем к делу хлопковиков. Насколько я понял из вашей докладной, – Кошмар вставил дискету и открыл на экране файл «Ева Курганова», – это дело началось с гознаковской бумаги, если так можно выразиться, то есть с бумаги, которая по своей фактуре неотличима от бумаги, изготовляемой в США.
   – Или с мест, где произрастает хлопок, аналогичный по составу тому, из которого делают бумагу для денег в Америке.
   – Так или иначе, – кивнул на ее замечание Кошмар, – начнем с начала, то есть с хлопка.
   – Вы можете пользоваться материалами с грифом «Государственная безопасность»? – спрашивает Ева.
   – Могу. Мой отдел может вынуть любую информацию из любого отдела, в этом-то и проблема. Если бы мой отдел имел запреты, предписания, я бы мог информацию просто вскрывать и красть. А так все бесполезно, потому что красть нечего. Человек, желающий скрыть что-нибудь, просто хранит ее в другом месте, не в памяти своего компьютерного архива.
   – Правильно ли я вас поняла, – задумалась Ева, – сведений о производстве у нас в стране фальшивых долларов нет вообще нигде?!
   – Не совсем так, – вступил в разговор секретарь, развернувшись, чтобы видеть и Еву и начальника. – Сведений на носителях действительно нет. Но попробуйте представить себе психологию людей, которые тогда это затевали. Папки, пленки с записями, секретные сейфы. И вдруг – вместо материальных хранилищ – трудные для понимания устройства электроники – компьютеры, вместо замков – наборы цифр и букв. Вы, Ева Николаевна, находитесь здесь сейчас потому, что мы вам поверили, как только перерыли архив.
   – Отлично, – обрадовалась Ева, – вы нашли папки, пленки с записями, вскрыли сейфы?!
   – Мы вам поверили, потому что ничего не нашли, – улыбается Кошмар. – Ничего, кроме перечня пропавших документов и пленок. Например, было выяснено, что за пленку разговора с подчиненным Корневича Хрустовым в отделе чрезвычайных расследований Комитета были заплачены большие деньги, а на пленке всего-то записан допрос по факту убийства валютной проституткой офицера КГБ. Под видом перерегистрации отделов в девяносто первом уничтожаются все данные по слежке за иностранными гражданами, когда-либо посещавшими советскую республику Таджикистан. Бесследно исчезли документы, по которым фирме «Золотая Ада» было разрешено переправлять за рубеж алмазы. И так далее, все – по вашему перечню. Касательно последнего по времени происшествия, которое вы связали с этим долларовым делом: убийство банкира в Монако. Восемьдесят процентов вкладчиков этого банка – русские или бывшие русские. По факту убийства был составлен запрос на этих вкладчиков, власти Монако обещали переслать перечень лиц без указания вложенных сумм, после чего обещавшие покинули свои посты, а вновь назначенные чиновники не понимают, о чем идет речь.
   – Значит, – разводит руками Ева, – мы вообще находимся у разбитого корыта. Потому что оборудование наверняка уничтожено, рабочие фабрики по обработке хлопка и изготовлению бумаги либо мертвы, либо не говорят по-русски, а люди, которые до сих пор пользуются изготовленными ими тогда долларами, навряд ли захотят испортить себе жизнь признаниями.
   – Вы должны поехать и убедиться, что это так. Что все действительно уничтожено, что следов нет. А мы попробуем подойти с другого конца, мы ведем переговоры со службами Америки. У них ведь нельзя просто стереть данные на компьютере и унести дискету домой. У них многоступенчатые системы защиты.
   – Как я поняла из вашего текста сегодня утром, вы собираетесь послать группу.
   – Совершенно верно, с вами поедут еще двое агентов-мужчин.
   – Исключено, – говорит Ева.
   – А знаете, – улыбается широким ртом, словно натянутым на худое лицо с тонкой желтоватой кожей, секретарь, – мы так и подумали, что вы не согласитесь. Наши агенты, которым предстоит туда отправиться, тоже огорчились, узнав, что вы женщина. Сделаем компромиссный вариант. Каждый из вас будет добираться на место своим ходом. Встретитесь в Дардаре, старшим в группе назначается майор Курганова, отдел ВР.
   – Я зачислена в Отдел внутренних расследований? – поражена Ева.
   – На время проведения этой операции. Если вы категорически против подобного зачисления, то в нарушение субординации старшим в группе будет назначен старший лейтенант Суриков, – Кошмар смотрит на женщину с легкой усмешкой. – Чем вам не нравится наш отдел? Вы безо всякой анонимности, в открытую, в присутствии своего бывшего начальника обратились к нам со всеми собранными вами материалами. Фактически вы заявили о неспособности вашего отдела разработать имеющуюся информацию и оказать помощь в расследовании убийств в вашей группе. Если я правильно понял, вы напрямую связываете эти смерти с долларовым делом? – Кошмар открыл на экране схему, вычерченную Евой. – Получается, что на ваш отдел был отдан приказ о полной ликвидации сразу же после запроса о фактуре бумаги по коду ФБР. Хотите посмотреть, в какой последовательности поступали приказы? – Кошмар разделил экран и открыл свой файл. – Санитарная служба получила приказ автоматически, по коду о доступе к запрещенной информации. По этому приказу были убиты трое из вашего отдела, убиты с попыткой маскировки убийства под несчастный случай или инфаркт. Конкретный заказчик отсутствует, это для нас не новость, но мы отреагировали, как реагируем всегда на подобные приказы о ликвидации работников Службы. В ответ на нашу реакцию, после попытки выяснить владельца кода, сотрудники вашей группы получают анонимные приказы на ликвидацию друг друга и деньги. Вот все, что удалось выяснить: бригада Санитарной службы, вопреки нашим протестам, с начала этого года имеет право голоса при решении некоторых внутрисемейных проблем. Из просто исполнителей они перешли в ранг повыше, и если официальные государственные службы не могут решить законно некоторые проблемы, например с ликвидацией руководителей террористических групп, то санитарная бригада, находясь в самом низу структуры, берет это на себя. Ева Николаевна, вы поедете в Таджикистан?
   – Когда отправляются два других агента? – спрашивает Ева.
   – Через три дня. Они проходят сейчас подробный инструктаж.
   – Разрешите день на обдумывание?
   – Разрешаю. Хотите ознакомиться с делами двух других агентов?
   – Послезавтра, если можно.
   – До послезавтра. Да, если не секрет, кого заказали вам в письме?
   – Мне заказали убить Курганову Еву Николаевну. Бесплатно.
   – Дело восемьдесят девятого года, – словно бы обрадовался секретарь, – начальник шести перестрелявшихся ребят из отдела контрразведки покончил с собой. Из улик особенно интересна одна – записка, отпечатанная на машинке. «Я исполняю приказ».
   – Может быть, и так, может, и так, – бормочет Кошмар, подписывая Еве пропуск.
   «Здесь воздух пахнет соснами, здесь люди горды и высокомерны, это прекрасно! Давно не видела высокомерных людей, надоели опущенные плечи и виноватые взгляды. В санатории, впрочем, есть отдыхающие, они заторможены, наивны и полны желания общаться, как и подобает пенсионерам. Дети беспечны, мой старый знакомый – главврач – женат и даже имеет внуков, а как постарел Хрустов! Если я приложу пальцы к экрану и ты приложишь пальцы к своему экрану, что мы почувствуем?»
   «Что идентификация личности произведена», – отвечает Ева Далиле.
   Она прощается и выключает почту. На сегодня еще два важных дела. Сначала Ева едет в больницу. Девушке Юне уже можно садиться, можно смотреть принесенный папой телевизор, можно делать дыхательную гимнастику, но нельзя петь и пить.
   – Как только мне сказали, что нельзя петь, сама не знаю, что со мной стало! Я особенно-то и не пела никогда, а тут…
   – Где Доктор? – спрашивает Ева, оглядевшись. Ей казалось, что он поселится в палате рядом с Юной.
   – Сказал, что ему надо пару дней отдохнуть, раз уж я могу приподниматься.
   Доктора Ева нашла в этой же больнице. На другом этаже. Он лежал в огромной палате один.
   – Вы не носите перстень, – укоризненно заметил Доктор, взяв ее руку в свою.
   – Этот ваш вечный Корневич забрал его.
   – Да, конечно, – бормочет Доктор, – его перстень, он и забрал. Девочке лучше, вы знаете?.. А я как-то устал. Полежу немного, вот, разрешили полежать в палате. Я раньше особо не пил, но сейчас бы немного выпил.
   Ева достает из кармана маленькую плоскую бутылку коньяка.
   – Отлично. У меня здесь банка с кофе, если не трудно, в коридоре есть кипяток.
   Коньяк Менцель наливает в чашку с кофе, нюхает, закрыв глаза, и осторожно пробует.
   – Девочке ни в коем случае нельзя это давать, – назидательно заявляет он.
   – Я привезла, чтобы выпить с вами.
   – Пейте же, прошу.
   – За рулем. Я просто посижу рядом. Сколько вам осталось, Даниил Карлович?
   Менцель быстро и испуганно смотрит на Еву, допивает кофе, вытирает рот салфеткой, смотрит на часы, поправляет одеяло на кровати, Ева ждет.
   – Месяца полтора, я думаю, – говорит он, сдавшись.
   – А чего вы хотите особенно сильно?
   Задумавшись, Менцель проводит красивыми крепкими пальцами по кустистым бровям.
   – Я бы хотел провести вскрытие Корневича де Валуа, хоть это и звучит глупо. Больше мне нечего желать. Он послан судьбой в насмешку. Я, патологоанатом, все время оказывал ему первую помощь, помогал уйти. Вместо того, чтобы просто вскрыть. Сейчас мне кажется, что мой тогдашний интерес обернулся для многих людей трагедией. Я бы хотел сказать вам что-то важное, необходимое, но на ум приходят банальности. Насчет того же Корневича. Делайте всегда свое дело, какими бы шутками судьба ни обманывала вас, как бы ни удивляла, просто делайте свое дело. Верите – не верите, слушайтесь только своего сердца. Плюньте на логику, на обязанности. Еще такого же можно? – Менцель берет чашку.
   – Где вы хотели бы умереть? – спрашивает Ева, перемещая горячую чашку из своей ладони в его.
   – Я пока здесь полежу. Мне уже лучше, может, завтра разрешат встать, я надену костюм и попрошу санитарку купить розы, приду к девочке с визитом – только на полчаса, ведь у меня дела! Кому вы принесли коньяк? Ей нельзя.
   Ева засовывает бутылку под одеяло Менцеля.
   – Интересно, – улыбается Менцель, – я тут думал про эти письма. А кому заказали вас?
   – Мне, – говорит Ева, вставая.
   Менцель кивает:
   – Логично. Не хотел бы я оказаться на вашем месте. Смешно сказал, да? Где оно – мое место?
   – Я попрощаюсь. Мы можем больше не увидеться, – Ева берет крупную тяжелую ладонь Доктора.
   – Храни вас бог.
 
   – Ты сможешь достать сильное обезболивающее? – спрашивает она у Юны.
   – Наркотики? Тебе? – удивляется та.
   – Нет. Доктор умирает. На втором этаже. Через месяц боль может стать нестерпимой.
   – Сделаю, – говорит побледневшая Юна.
   – И еще. Ты не должна в его присутствии пить.
   – Слушаюсь не пить, – шепотом.
   – Через пару месяцев ты у меня в отделе останешься единственным агентом. Чем любишь заниматься в свободное время?
   – Выпиливать лобзиком, – говорит Юна, начинает потихоньку трястись, старается изо всех сил, но не может не засмеяться. Ева грозит пальцем, но тоже зажимает рот рукой и отворачивается, чтобы не выпустить хохот.
   – Я трупов совсем не боюсь, – Юна вытирает глаза. – Я, пожалуй, схожу в анатомичку на занятия, а то папочка потребовал конкретики в моих дальнейших жизненных планах. Скажу ему, что хочу быть хирургом.
   – Хирургом или патологоанатомом? – спрашивает Ева, сдерживая улыбку.
   – Не буду загадывать, начну с хирурга. А скажи, что вообще это было? – Юна легко касается повязки на груди.
   Ева задумывается.
   – Это была самозащита власти, – отвечает она наконец.
   – Не будь такой серьезной, – умоляюще произносит Юна.
   – Тебе нельзя смеяться. Но общую идею работы в нашей службе ты уяснила отлично. Чего пожелать?
   – Пожелай, чтобы у меня была своя судьба, – Юна смотрит напряженно, не мигая.
   – Да куда она от тебя денется!
 
   Из машины Ева позвонила Январю. Он все приготовил. Ева подобрала его у метро, отвезла к себе домой, накормила, выслушала легкие и откровенные намеки, пресекла все попытки излить душу, пока не будет сделана работа. Январь обещал красивые тосты потом, отличный кофе потом, ненавязчивое обслуживание и исполнение всех желаний. Потом. Он еще не знал, что, отсмотрев все приготовленные Евой досье и выбрав одного из сорока пяти владельцев новейших процессоров, они не сядут выпить при свечах, а поедут в Лабораторию, войдут туда, отключив сигнализацию, воспользуются через Интернет помощью двух кодировщиков-хакеров и пошлют информацию-ловушку Волку.
   – Я обещала Далиле связь в полседьмого. Включай! – крикнула Ева из ванной.
   «Психолог Мисявичус к сеансу готова. Январь, скучаешь без меня?»
   Январю стало стыдно.
 
   В аэропорту Хрустов заметил слежку. Полуживая от бурной ночи Вера дремала, положив голову на сумку. Хрустов ушел позвонить, сквозь пластик козырька телефона-автомата фигурка женщины была размазана, нереальна. В магазине Вера выбрала кашемировое пальто неожиданного оранжевого цвета. Издалека Хрустову казалось, что яркое солнечное пятно – обманчивая клякса на черно-сером полотне расставаний и встреч – исчезнет, как только он отведет взгляд.
   – Хрустов Виктор Степанович, – сказал он в трубку. – Мне нужен Корневич.
   – Вам просили передать, что все в порядке. Не беспокойтесь. Мы должны убедиться, что вы не улетите из страны. Полковник Корневич сказал, что все вопросы со слежкой согласованы с вами. Вас сопроводят до места.
   – Не было договора о слежке, – разозлился Хрустов.
   – Сожалеем.
   Хрустов аккуратно повесил трубку и даже слегка поправил ее, чтобы висела ровней.
   – Ты когда-нибудь прыгала с парашютом? – спросил он шепотом, присев рядом с женщиной, склонившись к ее уху, закрытому распущенными волосами.
   – Нет, – улыбнулась Вера, – а что, надо?
   – Как тебе сказать, – Хрустов откинулся на спинку и вытянул ноги, рассматривая свои ботинки, – Корневич нас, конечно, отпустил, и ничего плохого он тебе не сделает, пока я рядом, но вот на Су объявлена охота. И если она захочет с нами повидаться, то сразу попадется.
   – Ты обещал море, – вздохнула Вера. – А теперь предлагаешь бежать в другое место?
   – Я выполню все, что обещал. Ты еще полежи, нам до самолета почти час. Я пойду звонить и наводить некоторые справки. Не беспокойся, я буду смотреть за тобой, даже если ты потеряешь меня из виду.
   – Мне кажется, – задержала его за руку Вера, когда он встал, – что ты собираешься украсить нашу встречу опасными неприятностями.
   – Нет. Я просто терпеть не могу, когда меня «сопровождают до места» без моего согласия. А ты хочешь повидаться с Сусанной Ли. Попробуем успокоить мое раздражение, удовлетворить твое хотение и слегка развлечься?
   Хрустов опять пошел к телефону, набрал номер, назвал код. В магнитофон, подключенный после этого на том конце провода, потребовал платную услугу. Он пожелал прыгнуть с парашютом из пассажирского авиалайнера. С женщиной. Его спросили, каким способом он желает провести оплату услуги? Хрустов пожелал оплатить по кредитной карточке через перевод из Сиднейского банка, написал на руке ручкой одиннадцать цифр – номер счета для перевода, назвал номер рейса и приблизительное место выброса его и женщины из самолета. Выслушал предупреждение, переданное металлическим голосом автоответчика о том, что фирма, обеспечивающая полное исполнение желаний, ответственности за жизнь заказчика не несет, но гарантирует выплату заранее оговоренной страховки в случае его смерти родным заказчика, если тот пожелает сообщить их координаты. Хрустов предупреждение проигнорировал, трубку повесил и прошел через зал к окошкам «Интербанка», доставая кредитки. Через десять минут он уже сидел рядом с Верой, а еще через пятнадцать минут объявили посадку на их рейс, и тут же ласковым голосом было передано сообщение, что владельца заказа номер… просят пройти для получения сообщения к газетному киоску.
   Вера взяла его под руку. У киоска стоял мужчина в форме летчика. Хрустов кивнул, мужчина, не говоря ни слова, быстро прошел в мужской туалет. Хрустов с Верой пошли к окошку купить жетоны для туалетного турникета.
   – А женщина зачем? – возмутилась служительница из окошка. – Ей в другую дверь!
   – Только между нами, – склонился к окошку Хрустов, – она не женщина.
   Пока Вера разглядывала себя в большое зеркало в мужском туалете, Хрустов и человек в форме летчика провели короткую беседу у писсуаров. В конце беседы летчик оценивающе посмотрел на женщину.
   – Я ему не понравилась? – поинтересовалась Вера, выходя.
   – Раскованней надо быть, агрессивней, – громко посоветовал Хрустов, подмигнув в окошко кассы.
   – А я не смогу прыгать с парашютом, – прошептала она, встав на цыпочки, чтобы достать губами его ухо. – Я и в самолете-то лететь не смогу, меня катастрофически укачивает даже в автобусе.
   – Проблема в другом. Надо выбрать место выброса. Чтобы не приземлиться на территорию нефтеперерабатывающего завода или кладбища.
 
   В салоне самолета Хрустов показал Вере двоих в штатском, которые, по его мнению, должны их «сопроводить до места». Стюардесса, разнося напитки, поинтересовалась, не он ли оплатил заказ по экстремальному отдыху? Не желает ли клиент ознакомиться с картой местности и определиться поконкретней, выбирая из тех вариантов, которые очерчены синим?
   Вера, открыв от удивления рот, смотрела то на шикарную стюардессу, то на потрепанную карту у Хрустова на столике рядом с бокалом шампанского. До этого момента она воспринимала разговоры о прыжках с парашютом и ухода от слежки как игровой бред исключительно развлекательного характера.
   – Вот здесь, – склонилась стюардесса, коснувшись плеча Хрустова профессионально направленной грудью, – обратите внимание, открытая местность с редкими лесопосадками. Учитывая время на экипировку и небольшой инструктаж, прошу вас пройти в первый салон и подождать у туалета.
   Побледневшая и разом ослабевшая Вера цеплялась за Хрустова с неистовством утопающего. Двое в штатском проявили некоторое беспокойство, прошли за ними в другой салон, но равнодушно вернулись на свои места, когда Хрустов затолкал Веру в туалет, нетерпеливо прижимая ее к себе.
   Осторожный стук в дверь туалета, Хрустов успокаивает дыхание, Вера одергивает кофту, в проеме открытой двери стоит стюардесса. С дежурной улыбкой на лице и комбинезонами в руках, такими огромными, что руки приходится задирать вверх, она интересуется, не желают ли влюбленные провести примерку, и уводит их за занавеску, осмотрев напоследок быстрым взглядом салон. За занавеской пахнет кофе, на приготовленном подносе небольшие чашечки дрожат карими озерцами.
   Это ничего, что комбинезоны велики, зато в них можно влезть вместе с верхней одеждой. Это ничего, что женщина ни разу не прыгала. Парашют раскроется автоматически, если она не сможет дернуть за кольцо сама. Это ничего, что придется бросить и парашюты и экипировку, стоимость этих предметов входит в стоимость заказа, но, если клиенты пожелают вернуть их стоимость, они должны обратиться к дежурному инструктору любого спортивного летного клуба для осмотра инвентаря – парашюта, комбинезона, шлема – на предмет повреждений, сдать это все под расписку, указав свои… Хотя мужчина прав. Найти в той местности, которая с редкими лесопосадками, спортивный клуб или частный аэродром действительно проблематично.