Страница:
— Все сначала и медленно! — приказал, успокаиваясь, Федя.
— В объекте есть несколько слабых мест, в данный момент нас может интересовать прачечная. — Секретарь говорил медленно, как и просили. — Прачечная не работает, белье вывозится два раза в месяц в прачечную больницы на Преображение, маршрут, время — все выверено и подсчитано. Сажаем одного подсадного, нас интересует только этот пост. В конце прогулки Слоника выводит работник тюрьмы, он ничего не знает про побег, ему уплачено якобы за тайное свидание с женщиной в прачечной. Слоник в прачечной. Узел с бельем, машина, выезжаем.
— Как проверяются эти машины при выезде?
— В машине должно быть, кроме шофера, два охранника. Они проверяют контейнеры с бельем, шофер обычно в это время дремлет. Шофера берет на себя Макс.
Тренькнул телефон. Федя жестами показал секретарю поговорить.
Через минуту секретарь, не убирая телефона от лица, сказал, заикаясь от волнения:
— Он хоч-чет, чтобы деньги в консервной б-б-банке бросили в пруд. Завтра… Какой п-пруд, не понял? — прокричал он в телефон, потом опять удивленно посмотрел на Федю. — Б-б-орисовский.
— Дай сюда! — Федя нервно дернул телефон из руки секретаря. — Слушай, я в такой детский сад не играл с шести лет, ты с кем говоришь, придурок! Молчать! Мне пора ехать на встречу, я поеду по Мосфильмовской, на повороте на Мичуринский будешь сидеть в своей машине и мигать фарами. Я остановлюсь рядом, и ты мне все скажешь, если не хочешь, чтоб я тебе задницу надрал. Если твоя информация меня заинтересует, я тебе заплачу, сколько сочту нужным! И попробуй только дернуться, я тебя за день вычислю. А теперь быстро в машину! Как?! — Федя ошарашенно посмотрел на секретаря. — Он говорит, что у него нет машины!
Секретарь взял трубку:
— В-в-возьми такси, честное слово! — И бросил трубку на телефон.
В машине Федя обругал шофера за запах курева. Шофер курил только «Беломор», от долгого ожидания он нарушил правила и закурил в машине. Шофер честно мерз, открыв два окна, но такой запах спрятать было невозможно.
У Мичуринского, конечно, машины не было.
— Почему я всегда без оружия? — спросил Федя секретаря. — Так бы и пристрелил этого придурка, когда приедет!
— Зачем тебе оружие, Федя, ты же сам говорил, что от пули не спасешься, а для выяснения отношений у тебя есть люди.
Подъехало замызганное такси, остановилось, визжа, рядом. Из окошка на Федю смотрел закутанный в шарф человек в черных очках и низко надвинутой шляпе.
— О Господи, — вздохнул Федя и закрыл глаза.
Специалист протянул в окно машины записку. Он был еще и в перчатках.
Секретарю пришлось высунуться из окна так сильно, что он застрял, но до протянутой руки не достал. Секретарь чертыхнулся, вышел из машины и взял записку. Подал ее Феде.
Федя прочел быстро, выражение его лица не изменилось, он только внимательно посмотрел на секретаря и достал из внутреннего кармана пачку денег. Потом кивнул головой секретарю, тот тоже достал пачку. Секретарь отнес деньги закутанному специалисту, такси медленно отъехало, Федя команды двигаться не давал.
Секретарь сел в машину и взял протянутую ему записку.
«Специальная обработка газом машин типа фургон» из прачечной и труповозок на выезде. Гриф секретно». Гордость начальника тюрьмы».
— Поставить наблюдение! Как хочешь, но извернуться и поставить наблюдение! Так. До двадцать пятого прачечной не будет, может, повезет, будет выезжать какой-нибудь фургон, снять любой ценой на пленку и проверить информацию. Если фургоны действительно обрабатываются газом, как это может происходить? Для этого нужно специальное закрытое помещение. А! Все к чертям катится.
— Федя, чего нам дергаться. Правда это или нет, давай задействуем вертолет, и все. Слоник с прогулки просто пойдет на крышу, там ход один, пост тот же.
— Пойдет-то он пойдет! Да сколько он на лестнице, уцепившись, провисит? А как подстрелят! Я еду домой! — сказал Федя шоферу. — Я должен это обмыслить, и Макса ко мне.
Макс, выйдя к машине, краем глаза приметил неподвижную скорчившуюся фигурку дрожащего бомжа у подъезда. Он сидел, обхватив колени и запрятав лицо, возле дворницкой. Рядом с ним дремала собака и валялись огрызки бутербродов и банан. Макс узнал Ангела Кумуса по небольшому тощему хвостику на затылке. Он подошел поближе и пнул сидящего ногой. Ангел поднял лицо с безумным взглядом и ярким нездоровым румянцем на скулах. Он посмотрел на Макса с усталым спокойствием, потом стал искать что-то в кармане. Достал странную палку с заостренным концом, показал Максу и скривился, словно собрался плакать.
— Маленькая очень, — сказал он тихо и действительно всхлипнул. — И ни одной осины вокруг! А ты такой толстый, почему ты такой толстый!
Макс хмыкнул, поднял Ангела сзади за воротник в воздух и осмотрел, покручивая его и ощупывая на предмет оружия. Ангел висел полудохлым котенком. Он был очень слаб и явно с температурой. От него пахло мочой и рвотой. Макс немного подумал, потом вспомнил «взрыв», вздохнул, и вообще он был человек исполнительный. Ему приказано было выполнить просьбу киношника, четверо его людей бродили уже неделю по кладбищам и моргам, а этот борец с вампирами, вот он, так неужели из-за запаха… И Макс зашвырнул Ангела Кумуса на заднее сиденье, после чего обрызгал его всего освежителем воздуха.
Максу приказано было срочно приехать к Феде, поэтому он спешил и к дому Стаса подъехал, визжа тормозами и нервничая. Стоя перед хорошо укрепленной дверью, он все так же держал Ангела за шкирку на весу, а когда его спросил тонкий девичий голос: «Кто там?», совершенно честно ответил:
— Это я, Макс-людоед, открой, спешу!
Дверь открылась на ширину цепочки, и Максу пришлось толкнуть ее ногой, чтобы цепочка сломалась, но зато теперь Макс мог, просто размахнувшись, закинуть Ангела в квартиру, что он и сделал с большим удовольствием.
Ангел шмякнулся на пол грязной кучей и проскользил по гладкой и блестящей поверхности.
Макс еще подумал секунду, не помыть ли руки, но потом решил поспешить и не раздражать Федю задержками.
Добравшись наконец в сплошных заторах на дорогах за город, удивленный Макс увидел в доме Феди киношника Стаса, подозрительно опухшего и сонного, в огромном женском халате.
— О! — крикнул Макс, хлопнув Стаса по спине, отчего тот судорожно уцепился за край стола, чтобы не упасть. — А я ведь нашел твоего Ангела Кумуса, оператора, я всегда плачу по счету!
— А кто это такой… Кумус? — спросил Стас.
К полуночи Федя, его секретарь и Макс пришли наконец к такому решению.
Делать оба варианта — и прачечную, и крышу. Поскольку никакого контакта со Слоником у них не будет, пусть он сам на месте выберет себе самый «приятный» способ побега: либо, уцепившись за веревочную лестницу вертолета, провисеть до более-менее благополучной посадки, либо, надев на лицо противогаз, подвергнуться обработке газом в фургоне с грязным бельем. В их задачу входит держать наготове фургон и вертолет, подсадной человек скажет по радиотелефону, что выбрал Слоник. Он же должен запрятать в прачечной противогаз и телефон.
— Да… — протянул задумчиво Макс. — Может, не стоит ему ничего говорить, выберем сами, да вот хоть кости кинем, а? Он будет в тот момент в очень сильном напряге, он вообще не будет ничего соображать.
— Зато я хорошо соображаю. Почему это наш подопечный вдруг долбанулся о столб в полете или неудачно свалился на крышу? Потому что не захотел спокойно подремать в машине в противогазе. А почему это он задохнулся и помер в машине с бельем? Потому что не захотел спокойно улететь с крыши на вертолете.
— Федя, — спросил задумчиво секретарь, — а ты не спрашивал, случаем, в каком виде они хотели бы получить этого Слоника? Мы тут мудрим, мудрим!
— На этот счет у меня личные соображения. Если бы мне нужен был человек, сидящий в тюрьме, чтобы свести с ним счеты и прибить его, я бы очень огорчился, помри он по дороге.
— Тоже верно, — согласился секретарь.
— Собирай людей с утра, работать будем! — сказал Федя, потягиваясь. — Заночуете или по домам?
Гости решили уехать к себе. Федя провожал их, зевая. В коридоре они наткнулись на Стаса Покрышкина, неуверенно хлопающего в воздухе руками, потому что глаза у него были завязаны, а по углам прятались Матрешка, нервно хихикающая, и Наталья, грозящая ей пальцем.
Стас почти сразу поймал Макса, потому что вдвоем им в коридоре стало тесно, он ощупал огромный живот, задумчиво прошелся рукой вверх, к подбородку Макса, а дальше не достал. И сдернув с глаз повязку, пробормотал: «Извините…» — и попробовал завязать глаза опять.
— Поцелуй! Поцелуй! — закричала Наталья, хлопая в ладоши. — Договаривались, кого поймает, поцелует! Сам согласился, целуй Макса!
— Федя, — сказал Макс, — что у тебя тут за профилакторий?
— Давай все по порядку, нет, ручку убери, записей не делать. Главное, чтобы все было по минутам рассчитано. — Ева провела ладонями по абсолютно пустому столу в столовой.
Обеденный перерыв давно закончился. Ева и Волков были здесь одни, если не считать двух девушек за перегородкой, позвякивающих моющейся посудой.
— Мы должны начать с прогулки. Она начинается в одиннадцать тридцать, значит, в одиннадцать сорок ты подходишь к этой двери, и Курин должен к тебе выйти. — Волков говорил, уставившись в одну точку, и был похож на плохо выучившего урок ученика.
— Говори о себе.
— Я… должен утром найти машину, в точности совпадающую с той, в которой повезут белье в прачечную. Подъехать на ней к хозяйственному двору. Завести разговор с охранником. Показать накладную, накладную взять в прачечной больницы.
— В твоем распоряжении…
— В моем распоряжении не больше пятнадцати минут на все. От ворот до прачечной и обратно к воротам. За это время мы должны погрузить шесть контейнеров с грязным бельем, в одном из которых будет Курин… Из фургона для этого опускается трап, в моем фургоне трапа не будет, я должен иметь две доски, пятидесятки, длиной два метра.
— Итого, — сказала Ева, — в одиннадцать сорок я вышла с заключенным, в одиннадцать сорок шесть мы в прачечной, в одиннадцать пятьдесят четыре мы с тобой уже грузим контейнеры. В одиннадцать пятьдесят ты должен уже подъехать, а я — запрятать тело в белье.
— Какое тело? — спросил Волков удивленно.
— Это так, сорвалось. Пошли в кабинет — точно отработаем время.
Ева и Волков по очереди ходили туда-сюда по кабинету, засекая время и сверяя расстояние с планом.
«Он не достанет машину, он трусит, ему трудно убедить себя, не зная точно сумму, — думала Ева, меряя шагами триста двадцать метров. — Ну и черт с ней, с машиной, пусть приезжает настоящая, из прачечной, мне все равно, а Слонику и подавно будет».
«Надо собраться и сделать все правильно, деньги — да, но сейчас главное — сделать это вместе с ней, и она — моя с потрохами, что прикажу, то и будет делать», — мечтал Волков, стараясь шагать равномерно, не спеша.
— Все! — сказала Ева, проверь еще раз мысленно с движениями, как мы грузимся за шесть — восемь минут, и отдыхай, у меня деловая встреча.
В этот день судили Короля, Ева приехала к завершению представления.
Учитывая преклонный возраст подсудимого и недостаток улик, Кароль Евгений Францевич был осужден условно и освобожден из-под стражи в зале суда. Ева догнала его в коридоре, взяла под руку.
— С меня хороший обед, — сказала она.
— Хорошие обеды сейчас большая редкость, хотя я знаю одно местечко, правда, туда даму приглашать неудобно.
— Что, закрытый мужской клуб?
— Нет, это квартира одного поляка. — Король замолчал и уставился сквозь стеклянную дверь на улицу.
Сначала на лице его было недоумение, потом злость.
Ева проследила за его взглядом и увидела огромную блестящую похоронную машину-катафалк, всю украшенную искусственными цветами и лентами. Возле машины толпились зеваки.
— Вот что! — словно решившись, сказал Король и оттащил Еву от двери, — Я не успел кое-что сказать тогда, на допросе. Вы так быстро свернули наш разговор. Вы знаете, что такое «мохнатый»?
— Это кличка?
— Нет, то есть это что-то вроде клички, но универсальной. «Подсадить мохнатого»« — вам ничего это не говорит?
Ева смотрела удивленно.
— Хотя, конечно, вы молоды. Это жаргон, «подсадить мохнатого»« — значит заменить где-нибудь в нужном месте работника своим человеком. Раньше в каждой хорошо организованной банде были свои „мохнатые“, делалось это так. Допустим, надо брать банк, в банке уже есть свой человек, либо на его смену назначается ограбление, либо им подменяют „внезапно заболевшего“ работника. Потом „мохнатый“ исчезает, конечно получив свою долю. Он уезжает обычно в другой город и устраивается работать по специальности в другой банк.
— Это подсадной человек! Я так и думала, — сказала Ева задумчиво.
— А теперь мне пора. — Король надел шляпу, которую до этого прижимал к груди, вздохнул и вышел на улицу.
Из роскошного катафалка вылез огромный безобразный человек. На шее у него висел яркий похоронный венок, на черной ленте золотом было написано: «Мир и покой тебе, Король!»
Король поднял воротник пальто и стал быстро уходить. Толстяк замахал руками и закричал, потом неуверенно побежал за Королем. Через несколько метров он запыхался, развернулся и побежал к машине. Когда он разворачивал катафалк, Ева вышла на тротуар и наблюдала вместе с собравшимися зрителями это представление.
— Король! Подожди, это я! — кричал толстяк, высунувшись в окно. — Ну что ты, в натуре, это же была шутка! Садись, у меня для тебя очень удобный гроб в салоне! Ну хватит! Садись ко мне, я тебя с утра жду! Садись, а то пристрелю! — сказал толстяк, поравнявшись с Королем, когда его уже не слышали зрители.
Дождавшись полуночи, Стас встал и пробрался на кухню. Днем он опрокидывал по несколько рюмочек водки под поцелуй Натальи и по ночам стал потихоньку тешить свою дремлющую артистическую натуру прекрасным виноградным вином «Шато-Бэрле», бутылку которого он, на всякий случай, запрятал за один из холодильников.
— Держать такое вино в холодильнике! О варвары!.. — сказал Стас, устроившись поудобней у окна и наливая из бутылки в высокий тонкий, фужер.
Свет Стас не зажигал — ночь выдалась ясная. Стас терпеливо ждал, когда приведут гулять белую лошадь. Из налитого бокала ударил терпкий аромат нагретого винограда.
— Как ожидание счастья… Запах ожидания счастья, — сказал Стас, рассматривая сквозь золотую жидкость луну в окне.
Послышались шаги, и в кухню вошел большой пузатый человек, он принес с собой холод улицы и запах прелых листьев.
— Что пьешь? — спросил вошедший. Не зажигая света, он открыл холодильник, на минуту осветилось его уставшее лицо с набрякшими веками и хорошо отработанной парикмахером трехдневной щетиной.
— Пью отличное вино. Французское.
— Триста долларов бутылка, — сказал гость, подойдя поближе.
Он сел у стола. Стас повернулся к нему и поднял бокал:
— Ваше здоровье!
— А что ты тут вообще делаешь?
— Пью вино потихоньку, а то меня эта водка уже замучила. Если бы не сладкая закуска, в рот бы не брал.
— Сладкая, значит, закуска… — сказал задумчиво гость и выпил водки.
— Вам не повезло, — отметил Стас, — меня в этот момент Наталья целует взасос.
— Ну, может, это тебе не повезло.
— А скажите, вы здесь работаете? Вы никогда не видели белую лошадь, ее почему-то по ночам гуляют, а днем ее нигде нет.
— Загадка, — согласился Федя и посмотрел в окно. — Я тоже ее один раз видел, и тоже никто ничего не знает.
— Сейчас пробежит!.. — Стас уставился в окно.
Федя подошел к нему поближе и тоже наклонился к окну.
Воздух за окном сделался неподвижным, словно луна обволокла все расплавленным стеклом и заморозила. Ветки деревьев не шевелились, не было видно ни одного охранника, никого вокруг. Федя задержал дыхание и замер, когда далеко у ограды по посеребренной легким морозом траве пробежал карлик, ведя за собой лошадь.
Выдохнули Стас и Федя одновременно.
— Красота, — сказал Стас мечтательно.
— Ничего, — согласился Федя. Они выпили каждый свое.
— А ты хорошо знаешь здешнего хозяина? — спросил Стас.
— Да так… Немного.
— А я думаю, что его не существует. Я тут решил, если отсюда выберусь, сделаю фильм, настоящий. Героя привезут по приказу одного авторитета в загородный дом, он там будет жить… жить… Нет, глупо рассказывать фильм. Главное в том, что никакого авторитета не существует.
— Как это? — не понял Федя.
— А он давно помер, только его приближенные это скрывают, чтоб не было разборок. Да это не суть, понимаешь. Обстановка, лошадь в полночь, вино — вот это надо показать. Хозяйку.
— Хозяйку — да. Они с хозяином тридцать лет женаты.
— Какая разница!
— Какая! Вот будет у тебя жена тридцать лет греть постель, чесать пятки, парить в баньке, петь песни на ночь, а потом — раз! И перестанет. Тогда поймешь, какая разница.
— Да нет же, в моем фильме это отстраненный образ!
— Твоему фильму не хватает жизни, — сказал задумчиво Федя.
— Жизнь — это иллюзия, — сказал задумчиво Стас.
— Нет, без балды, не хватает острых ощущений, я тут как раз подумал… Вот если тебя, к примеру, выпороть плетьми, а?
— За что? — спросил обеспокоенно Стас.
— За что! За это самое.
— Я думаю, что меня привезли для работы, снять чего-нибудь или муляж сделать, — уговаривал себя Стас.
Федя, кряхтя, наклонился под стол и достал кусок воска. Вплавленное кольцо отковыряли, в этом месте был четкий круглый отпечаток.
— Что это получилось? — Федя вертел воск неосторожно, плоская фигурка сломалась.
— Это была Италия, — сказал Стас. — Все в этом доме странно, Италия получилась — как из карты вырезали. А может, просто сапог получился, а мы намудрили.
Наступил день побега.
Волков договорился насчет машины еще позавчера, но с утра назначенного дня начал нервно звонить в автоколонну и переспрашивать, пока рассерженная диспетчер не предложила забрать ее не в десять, как он заказал, а сразу, в восемь. И Волков решил, что лучше всего так и сделать.
Как только Волков выехал из автоколонны, он попросил остановить машину в первом же переулке, достал деньги и удостоверение. И то и другое он показал удивленному шоферу и предложил ему до обеда где-нибудь погулять, а в двенадцать встретиться здесь же и расстаться друзьями.
Шофер пристально вгляделся в маленькую фотографию Волкова, потом почесал затылок и вылез из машины в полном недоумении. Он постоял немного, опять поднялся на подножку, взял забытую куртку и спросил на всякий случай:
— Мужик! А у тебя права есть? Ты, вообще, водишь?
— Да расслабься ты и помоги органам, — ответил Волков и уехал.
Машину Волков оставил недалеко от больницы, прошел в больничный двор и нашел вход в прачечную. Еще полчаса ушло на то, чтобы найти человека, который отвечал за привоз белья.
— Тут дело такое, — охотно объяснила ему худая нервная женщина в белом халате. — Наша машина ездит, наша, мы ее нанимаем на пять дней в месяц, она и с бельем ездит, и за лекарствами, когда надо, и мебель возила, сейчас ее нет, скоро будет. А с тюрьмой была одна морока: то у них нет машины, то привезут не в тот день. Теперь как делаем: шофер как бы наш, а когда белье загрузят в тюрьме, с ним едут до нашей больницы двое ихних охранников. И чего едут, спрашивается? Шмонай у себя сколько хочешь, да? Но едут, ничего не делают, контейнеры сгрузят вот сюда, я по бумажке черкану — и до свиданья, уходят сами, а когда и эта же машина подбросит. А шофер у нас все один, Коля, длинный такой, как жердь, знаешь? Ну, счас увидишь, с ним и поговори… Только ты это… Сначала мы загрузим машину своим чистым бельем — у нас еще интернат стирает, везем туда, — а уж потом в тюрьму едем. И по документам все так, все отмечено. Прачечная, видишь, городская отказалась и от интерната, и от тюрьмы. Туберкулез. Вроде как в больнице должна дополнительная дезинфекция проводиться, да где там.
Волков попросил посмотреть накладные. Многозначительно хмыкнув, он сказал, что сам отдаст их шоферу.
Волкова не интересовала машина. Только ее номера. Он быстро несколько раз повторил про себя цифры и буквы, когда из крытого подъехавшего фургона вышел длинный, словно изломанный, худой мужик с сигаретой в углу рта.
Волков достал заготовленные пустые номера, маленький пузырек с черной краской и небольшой тонкой палочкой нарисовал то, что запомнил. Потом он отъехал к маленькому скверу у больницы и не скрываясь поменял номера. Снятые аккуратно заправил за шоферское сиденье.
Ровно в десять часов Волков, стараясь унять дрожь в руках и сосредоточиться на дороге, выехал с территории больницы.
Он не знал, что буквально минуту назад у больницы притормозили «Жигули», белые и изрядно замызганные. В «Жигулях» сидели двое Фединых мальчиков, накачанных, веселых, с большим пакетом из «Макдональдса». Они приехали заранее, как им было приказано, и приготовились ждать почти час. Как только один из них достал огромный гамбургер и открыл рот, второй ткнул его в бок локтем и ошарашенно уставился на номера выехавшего фургона.
Выразив в нескольких емких и нецензурных выражениях свое негодование, мальчики Феди все-таки сверились с часами друг у друга и повторили еще раз, что они думают по поводу такого раннего отъезда фургона из больницы.
Они вели фургон до ближайшего светофора, на красном свете припарковались к обочине и подошли к фургону. Один из них стал на подножку и постучал ногтем по стеклу.
Волков увидел усатую физиономию и камуфляжную форму на усаче, чертыхнулся и полез за удостоверением.
Усач спрыгнул на землю, Волков открыл дверцу, усач опять поднялся на подножку.
— Что, проверка на дорогах, ребята? — спросил Волков и не успел увернуться от увесистого кулака с кастетом.
Усач сел за руль, оттолкнув Волкова вниз к соседнему сиденью, его напарник залез в фургон, придерживая дверцы изнутри.
Таким образом они проехали с километр, притормозив у пустынного сквера. Вдвоем осторожно и быстро вытащили Волкова и приладили его, лежа, на скамейке. Вытащили кожаный бумажник, удивленно хмыкнули, переглянувшись. Волков лежал разбитым лицом вверх. Усач достал небольшую фляжку и облил Волкову грудь. Пахнуло крепким самогонным духом.
— Дороговатый бумажник для водилы, ты не думаешь? — спросил усач напарника.
— Трогай быстрей, я поищу накладные.
Накладные нашлись сразу, в «бардачке».
— Ну, теперь все понятно! Он еще должен был в интернат ехать! Здесь написан адрес. Так что расслабься. — И любитель гамбургеров раскрыл бумажник.
Первое, что бросилось ему в глаза, была красная книжечка — служебное удостоверение Волкова.
Федя сидел в одном из своих офисов и принимал информацию. Больше всего его беспокоил вертолет, Федя каждые пять минут звонил и требовал летчика. Прозвучавший неожиданно резкий писк телефона заставил его дернуться.
— Я слушаю только хорошие новости, — сказал Федя.
— Докладываю. Проблема с машиной. Выехала раньше времени, мы все сделали как приказано.
— Шофер?
— Положили в сквере на лавочке, облили. Только… — Говоривший дышал с присвистом.
— Говори.
— Это плохая новость.
— Говори.
— Это очень плохая новость.
— Говори, только помедленней.
— Бумажник шофера. Там оказалось удостоверение МВД на имя оперуполномоченного Волкова.
— Как? — Федя покрылся холодным потом. Он отставил радиотелефон и посмотрел на него изумленно.
— Это еще не все. Мы обшмонали машину, у нее измененные номера, но чего мы не можем понять, это что и те, снятые, не те!
— Дай трубку своему напарнику, ты начинаешь нервничать, я тебя не понимаю, — приказал Федя.
— Алло! Объясняю. В фургоне в наличии два комплекта номеров, одни грубо нарисованы, но соответствуют нужным. Другие — неизвестные нам, продиктовать?
— Не надо. Садитесь в фургон. Отвозите его туда, где бросили свою машину. Ставите аккуратно и заметно, у всех на виду. Садитесь в свою машину и наблюдаете за фургоном. Звонить сразу, а в случае полного спокойствия — через каждые пятнадцать минут.
Федя медленно спрятал антенну. Он сидел уставясь в пол перед собой. Его секретарь ждал, еще в комнате был курьер на подхвате, если надо будет срочно куда-то ехать. Он листал журнал и чавкал резинкой.
Федя не стал ничего объяснять, а набрал номер Макса.
— Ну что, Черепаха, встретил ты Короля?
— Убегал, дурак, как заяц, но я его уговорил. Теперь вот рад небось, я его не отпускаю никуда, как ты и сказал, сидим, шампанское пьем. Я ему устриц заказал на дом, хлюпает вовсю!
— Ты много выпил, Черепаха?
— Ни капли, как ты приказывал! И потом, я такое не пью, ты же знаешь.
— Принимайся за работу, Черепаха. Нам подставили машину из органов вместо прачечной, грубо так подставили, как на дураков, с удостоверением МВД. У тебя двадцать минут, чтобы узнать у Короля, кому он рассказывал разговоры, которые подслушивал в твоем доме. Повтори, что я сказал.
— Подожди, Федя!..
— У тебя девятнадцать с половиной минут. Особо не усердствуй, побереги старика, у меня есть другие мысли на этот счет, но поработать тебе придется.
После этого разговора Федя вкратце описал секретарю ситуацию. Рыжий встал и начал мерить шагами комнату из угла в угол.
— В объекте есть несколько слабых мест, в данный момент нас может интересовать прачечная. — Секретарь говорил медленно, как и просили. — Прачечная не работает, белье вывозится два раза в месяц в прачечную больницы на Преображение, маршрут, время — все выверено и подсчитано. Сажаем одного подсадного, нас интересует только этот пост. В конце прогулки Слоника выводит работник тюрьмы, он ничего не знает про побег, ему уплачено якобы за тайное свидание с женщиной в прачечной. Слоник в прачечной. Узел с бельем, машина, выезжаем.
— Как проверяются эти машины при выезде?
— В машине должно быть, кроме шофера, два охранника. Они проверяют контейнеры с бельем, шофер обычно в это время дремлет. Шофера берет на себя Макс.
Тренькнул телефон. Федя жестами показал секретарю поговорить.
Через минуту секретарь, не убирая телефона от лица, сказал, заикаясь от волнения:
— Он хоч-чет, чтобы деньги в консервной б-б-банке бросили в пруд. Завтра… Какой п-пруд, не понял? — прокричал он в телефон, потом опять удивленно посмотрел на Федю. — Б-б-орисовский.
— Дай сюда! — Федя нервно дернул телефон из руки секретаря. — Слушай, я в такой детский сад не играл с шести лет, ты с кем говоришь, придурок! Молчать! Мне пора ехать на встречу, я поеду по Мосфильмовской, на повороте на Мичуринский будешь сидеть в своей машине и мигать фарами. Я остановлюсь рядом, и ты мне все скажешь, если не хочешь, чтоб я тебе задницу надрал. Если твоя информация меня заинтересует, я тебе заплачу, сколько сочту нужным! И попробуй только дернуться, я тебя за день вычислю. А теперь быстро в машину! Как?! — Федя ошарашенно посмотрел на секретаря. — Он говорит, что у него нет машины!
Секретарь взял трубку:
— В-в-возьми такси, честное слово! — И бросил трубку на телефон.
В машине Федя обругал шофера за запах курева. Шофер курил только «Беломор», от долгого ожидания он нарушил правила и закурил в машине. Шофер честно мерз, открыв два окна, но такой запах спрятать было невозможно.
У Мичуринского, конечно, машины не было.
— Почему я всегда без оружия? — спросил Федя секретаря. — Так бы и пристрелил этого придурка, когда приедет!
— Зачем тебе оружие, Федя, ты же сам говорил, что от пули не спасешься, а для выяснения отношений у тебя есть люди.
Подъехало замызганное такси, остановилось, визжа, рядом. Из окошка на Федю смотрел закутанный в шарф человек в черных очках и низко надвинутой шляпе.
— О Господи, — вздохнул Федя и закрыл глаза.
Специалист протянул в окно машины записку. Он был еще и в перчатках.
Секретарю пришлось высунуться из окна так сильно, что он застрял, но до протянутой руки не достал. Секретарь чертыхнулся, вышел из машины и взял записку. Подал ее Феде.
Федя прочел быстро, выражение его лица не изменилось, он только внимательно посмотрел на секретаря и достал из внутреннего кармана пачку денег. Потом кивнул головой секретарю, тот тоже достал пачку. Секретарь отнес деньги закутанному специалисту, такси медленно отъехало, Федя команды двигаться не давал.
Секретарь сел в машину и взял протянутую ему записку.
«Специальная обработка газом машин типа фургон» из прачечной и труповозок на выезде. Гриф секретно». Гордость начальника тюрьмы».
— Поставить наблюдение! Как хочешь, но извернуться и поставить наблюдение! Так. До двадцать пятого прачечной не будет, может, повезет, будет выезжать какой-нибудь фургон, снять любой ценой на пленку и проверить информацию. Если фургоны действительно обрабатываются газом, как это может происходить? Для этого нужно специальное закрытое помещение. А! Все к чертям катится.
— Федя, чего нам дергаться. Правда это или нет, давай задействуем вертолет, и все. Слоник с прогулки просто пойдет на крышу, там ход один, пост тот же.
— Пойдет-то он пойдет! Да сколько он на лестнице, уцепившись, провисит? А как подстрелят! Я еду домой! — сказал Федя шоферу. — Я должен это обмыслить, и Макса ко мне.
Макс, выйдя к машине, краем глаза приметил неподвижную скорчившуюся фигурку дрожащего бомжа у подъезда. Он сидел, обхватив колени и запрятав лицо, возле дворницкой. Рядом с ним дремала собака и валялись огрызки бутербродов и банан. Макс узнал Ангела Кумуса по небольшому тощему хвостику на затылке. Он подошел поближе и пнул сидящего ногой. Ангел поднял лицо с безумным взглядом и ярким нездоровым румянцем на скулах. Он посмотрел на Макса с усталым спокойствием, потом стал искать что-то в кармане. Достал странную палку с заостренным концом, показал Максу и скривился, словно собрался плакать.
— Маленькая очень, — сказал он тихо и действительно всхлипнул. — И ни одной осины вокруг! А ты такой толстый, почему ты такой толстый!
Макс хмыкнул, поднял Ангела сзади за воротник в воздух и осмотрел, покручивая его и ощупывая на предмет оружия. Ангел висел полудохлым котенком. Он был очень слаб и явно с температурой. От него пахло мочой и рвотой. Макс немного подумал, потом вспомнил «взрыв», вздохнул, и вообще он был человек исполнительный. Ему приказано было выполнить просьбу киношника, четверо его людей бродили уже неделю по кладбищам и моргам, а этот борец с вампирами, вот он, так неужели из-за запаха… И Макс зашвырнул Ангела Кумуса на заднее сиденье, после чего обрызгал его всего освежителем воздуха.
Максу приказано было срочно приехать к Феде, поэтому он спешил и к дому Стаса подъехал, визжа тормозами и нервничая. Стоя перед хорошо укрепленной дверью, он все так же держал Ангела за шкирку на весу, а когда его спросил тонкий девичий голос: «Кто там?», совершенно честно ответил:
— Это я, Макс-людоед, открой, спешу!
Дверь открылась на ширину цепочки, и Максу пришлось толкнуть ее ногой, чтобы цепочка сломалась, но зато теперь Макс мог, просто размахнувшись, закинуть Ангела в квартиру, что он и сделал с большим удовольствием.
Ангел шмякнулся на пол грязной кучей и проскользил по гладкой и блестящей поверхности.
Макс еще подумал секунду, не помыть ли руки, но потом решил поспешить и не раздражать Федю задержками.
Добравшись наконец в сплошных заторах на дорогах за город, удивленный Макс увидел в доме Феди киношника Стаса, подозрительно опухшего и сонного, в огромном женском халате.
— О! — крикнул Макс, хлопнув Стаса по спине, отчего тот судорожно уцепился за край стола, чтобы не упасть. — А я ведь нашел твоего Ангела Кумуса, оператора, я всегда плачу по счету!
— А кто это такой… Кумус? — спросил Стас.
К полуночи Федя, его секретарь и Макс пришли наконец к такому решению.
Делать оба варианта — и прачечную, и крышу. Поскольку никакого контакта со Слоником у них не будет, пусть он сам на месте выберет себе самый «приятный» способ побега: либо, уцепившись за веревочную лестницу вертолета, провисеть до более-менее благополучной посадки, либо, надев на лицо противогаз, подвергнуться обработке газом в фургоне с грязным бельем. В их задачу входит держать наготове фургон и вертолет, подсадной человек скажет по радиотелефону, что выбрал Слоник. Он же должен запрятать в прачечной противогаз и телефон.
— Да… — протянул задумчиво Макс. — Может, не стоит ему ничего говорить, выберем сами, да вот хоть кости кинем, а? Он будет в тот момент в очень сильном напряге, он вообще не будет ничего соображать.
— Зато я хорошо соображаю. Почему это наш подопечный вдруг долбанулся о столб в полете или неудачно свалился на крышу? Потому что не захотел спокойно подремать в машине в противогазе. А почему это он задохнулся и помер в машине с бельем? Потому что не захотел спокойно улететь с крыши на вертолете.
— Федя, — спросил задумчиво секретарь, — а ты не спрашивал, случаем, в каком виде они хотели бы получить этого Слоника? Мы тут мудрим, мудрим!
— На этот счет у меня личные соображения. Если бы мне нужен был человек, сидящий в тюрьме, чтобы свести с ним счеты и прибить его, я бы очень огорчился, помри он по дороге.
— Тоже верно, — согласился секретарь.
— Собирай людей с утра, работать будем! — сказал Федя, потягиваясь. — Заночуете или по домам?
Гости решили уехать к себе. Федя провожал их, зевая. В коридоре они наткнулись на Стаса Покрышкина, неуверенно хлопающего в воздухе руками, потому что глаза у него были завязаны, а по углам прятались Матрешка, нервно хихикающая, и Наталья, грозящая ей пальцем.
Стас почти сразу поймал Макса, потому что вдвоем им в коридоре стало тесно, он ощупал огромный живот, задумчиво прошелся рукой вверх, к подбородку Макса, а дальше не достал. И сдернув с глаз повязку, пробормотал: «Извините…» — и попробовал завязать глаза опять.
— Поцелуй! Поцелуй! — закричала Наталья, хлопая в ладоши. — Договаривались, кого поймает, поцелует! Сам согласился, целуй Макса!
— Федя, — сказал Макс, — что у тебя тут за профилакторий?
— Давай все по порядку, нет, ручку убери, записей не делать. Главное, чтобы все было по минутам рассчитано. — Ева провела ладонями по абсолютно пустому столу в столовой.
Обеденный перерыв давно закончился. Ева и Волков были здесь одни, если не считать двух девушек за перегородкой, позвякивающих моющейся посудой.
— Мы должны начать с прогулки. Она начинается в одиннадцать тридцать, значит, в одиннадцать сорок ты подходишь к этой двери, и Курин должен к тебе выйти. — Волков говорил, уставившись в одну точку, и был похож на плохо выучившего урок ученика.
— Говори о себе.
— Я… должен утром найти машину, в точности совпадающую с той, в которой повезут белье в прачечную. Подъехать на ней к хозяйственному двору. Завести разговор с охранником. Показать накладную, накладную взять в прачечной больницы.
— В твоем распоряжении…
— В моем распоряжении не больше пятнадцати минут на все. От ворот до прачечной и обратно к воротам. За это время мы должны погрузить шесть контейнеров с грязным бельем, в одном из которых будет Курин… Из фургона для этого опускается трап, в моем фургоне трапа не будет, я должен иметь две доски, пятидесятки, длиной два метра.
— Итого, — сказала Ева, — в одиннадцать сорок я вышла с заключенным, в одиннадцать сорок шесть мы в прачечной, в одиннадцать пятьдесят четыре мы с тобой уже грузим контейнеры. В одиннадцать пятьдесят ты должен уже подъехать, а я — запрятать тело в белье.
— Какое тело? — спросил Волков удивленно.
— Это так, сорвалось. Пошли в кабинет — точно отработаем время.
Ева и Волков по очереди ходили туда-сюда по кабинету, засекая время и сверяя расстояние с планом.
«Он не достанет машину, он трусит, ему трудно убедить себя, не зная точно сумму, — думала Ева, меряя шагами триста двадцать метров. — Ну и черт с ней, с машиной, пусть приезжает настоящая, из прачечной, мне все равно, а Слонику и подавно будет».
«Надо собраться и сделать все правильно, деньги — да, но сейчас главное — сделать это вместе с ней, и она — моя с потрохами, что прикажу, то и будет делать», — мечтал Волков, стараясь шагать равномерно, не спеша.
— Все! — сказала Ева, проверь еще раз мысленно с движениями, как мы грузимся за шесть — восемь минут, и отдыхай, у меня деловая встреча.
В этот день судили Короля, Ева приехала к завершению представления.
Учитывая преклонный возраст подсудимого и недостаток улик, Кароль Евгений Францевич был осужден условно и освобожден из-под стражи в зале суда. Ева догнала его в коридоре, взяла под руку.
— С меня хороший обед, — сказала она.
— Хорошие обеды сейчас большая редкость, хотя я знаю одно местечко, правда, туда даму приглашать неудобно.
— Что, закрытый мужской клуб?
— Нет, это квартира одного поляка. — Король замолчал и уставился сквозь стеклянную дверь на улицу.
Сначала на лице его было недоумение, потом злость.
Ева проследила за его взглядом и увидела огромную блестящую похоронную машину-катафалк, всю украшенную искусственными цветами и лентами. Возле машины толпились зеваки.
— Вот что! — словно решившись, сказал Король и оттащил Еву от двери, — Я не успел кое-что сказать тогда, на допросе. Вы так быстро свернули наш разговор. Вы знаете, что такое «мохнатый»?
— Это кличка?
— Нет, то есть это что-то вроде клички, но универсальной. «Подсадить мохнатого»« — вам ничего это не говорит?
Ева смотрела удивленно.
— Хотя, конечно, вы молоды. Это жаргон, «подсадить мохнатого»« — значит заменить где-нибудь в нужном месте работника своим человеком. Раньше в каждой хорошо организованной банде были свои „мохнатые“, делалось это так. Допустим, надо брать банк, в банке уже есть свой человек, либо на его смену назначается ограбление, либо им подменяют „внезапно заболевшего“ работника. Потом „мохнатый“ исчезает, конечно получив свою долю. Он уезжает обычно в другой город и устраивается работать по специальности в другой банк.
— Это подсадной человек! Я так и думала, — сказала Ева задумчиво.
— А теперь мне пора. — Король надел шляпу, которую до этого прижимал к груди, вздохнул и вышел на улицу.
Из роскошного катафалка вылез огромный безобразный человек. На шее у него висел яркий похоронный венок, на черной ленте золотом было написано: «Мир и покой тебе, Король!»
Король поднял воротник пальто и стал быстро уходить. Толстяк замахал руками и закричал, потом неуверенно побежал за Королем. Через несколько метров он запыхался, развернулся и побежал к машине. Когда он разворачивал катафалк, Ева вышла на тротуар и наблюдала вместе с собравшимися зрителями это представление.
— Король! Подожди, это я! — кричал толстяк, высунувшись в окно. — Ну что ты, в натуре, это же была шутка! Садись, у меня для тебя очень удобный гроб в салоне! Ну хватит! Садись ко мне, я тебя с утра жду! Садись, а то пристрелю! — сказал толстяк, поравнявшись с Королем, когда его уже не слышали зрители.
Дождавшись полуночи, Стас встал и пробрался на кухню. Днем он опрокидывал по несколько рюмочек водки под поцелуй Натальи и по ночам стал потихоньку тешить свою дремлющую артистическую натуру прекрасным виноградным вином «Шато-Бэрле», бутылку которого он, на всякий случай, запрятал за один из холодильников.
— Держать такое вино в холодильнике! О варвары!.. — сказал Стас, устроившись поудобней у окна и наливая из бутылки в высокий тонкий, фужер.
Свет Стас не зажигал — ночь выдалась ясная. Стас терпеливо ждал, когда приведут гулять белую лошадь. Из налитого бокала ударил терпкий аромат нагретого винограда.
— Как ожидание счастья… Запах ожидания счастья, — сказал Стас, рассматривая сквозь золотую жидкость луну в окне.
Послышались шаги, и в кухню вошел большой пузатый человек, он принес с собой холод улицы и запах прелых листьев.
— Что пьешь? — спросил вошедший. Не зажигая света, он открыл холодильник, на минуту осветилось его уставшее лицо с набрякшими веками и хорошо отработанной парикмахером трехдневной щетиной.
— Пью отличное вино. Французское.
— Триста долларов бутылка, — сказал гость, подойдя поближе.
Он сел у стола. Стас повернулся к нему и поднял бокал:
— Ваше здоровье!
— А что ты тут вообще делаешь?
— Пью вино потихоньку, а то меня эта водка уже замучила. Если бы не сладкая закуска, в рот бы не брал.
— Сладкая, значит, закуска… — сказал задумчиво гость и выпил водки.
— Вам не повезло, — отметил Стас, — меня в этот момент Наталья целует взасос.
— Ну, может, это тебе не повезло.
— А скажите, вы здесь работаете? Вы никогда не видели белую лошадь, ее почему-то по ночам гуляют, а днем ее нигде нет.
— Загадка, — согласился Федя и посмотрел в окно. — Я тоже ее один раз видел, и тоже никто ничего не знает.
— Сейчас пробежит!.. — Стас уставился в окно.
Федя подошел к нему поближе и тоже наклонился к окну.
Воздух за окном сделался неподвижным, словно луна обволокла все расплавленным стеклом и заморозила. Ветки деревьев не шевелились, не было видно ни одного охранника, никого вокруг. Федя задержал дыхание и замер, когда далеко у ограды по посеребренной легким морозом траве пробежал карлик, ведя за собой лошадь.
Выдохнули Стас и Федя одновременно.
— Красота, — сказал Стас мечтательно.
— Ничего, — согласился Федя. Они выпили каждый свое.
— А ты хорошо знаешь здешнего хозяина? — спросил Стас.
— Да так… Немного.
— А я думаю, что его не существует. Я тут решил, если отсюда выберусь, сделаю фильм, настоящий. Героя привезут по приказу одного авторитета в загородный дом, он там будет жить… жить… Нет, глупо рассказывать фильм. Главное в том, что никакого авторитета не существует.
— Как это? — не понял Федя.
— А он давно помер, только его приближенные это скрывают, чтоб не было разборок. Да это не суть, понимаешь. Обстановка, лошадь в полночь, вино — вот это надо показать. Хозяйку.
— Хозяйку — да. Они с хозяином тридцать лет женаты.
— Какая разница!
— Какая! Вот будет у тебя жена тридцать лет греть постель, чесать пятки, парить в баньке, петь песни на ночь, а потом — раз! И перестанет. Тогда поймешь, какая разница.
— Да нет же, в моем фильме это отстраненный образ!
— Твоему фильму не хватает жизни, — сказал задумчиво Федя.
— Жизнь — это иллюзия, — сказал задумчиво Стас.
— Нет, без балды, не хватает острых ощущений, я тут как раз подумал… Вот если тебя, к примеру, выпороть плетьми, а?
— За что? — спросил обеспокоенно Стас.
— За что! За это самое.
— Я думаю, что меня привезли для работы, снять чего-нибудь или муляж сделать, — уговаривал себя Стас.
Федя, кряхтя, наклонился под стол и достал кусок воска. Вплавленное кольцо отковыряли, в этом месте был четкий круглый отпечаток.
— Что это получилось? — Федя вертел воск неосторожно, плоская фигурка сломалась.
— Это была Италия, — сказал Стас. — Все в этом доме странно, Италия получилась — как из карты вырезали. А может, просто сапог получился, а мы намудрили.
Наступил день побега.
Волков договорился насчет машины еще позавчера, но с утра назначенного дня начал нервно звонить в автоколонну и переспрашивать, пока рассерженная диспетчер не предложила забрать ее не в десять, как он заказал, а сразу, в восемь. И Волков решил, что лучше всего так и сделать.
Как только Волков выехал из автоколонны, он попросил остановить машину в первом же переулке, достал деньги и удостоверение. И то и другое он показал удивленному шоферу и предложил ему до обеда где-нибудь погулять, а в двенадцать встретиться здесь же и расстаться друзьями.
Шофер пристально вгляделся в маленькую фотографию Волкова, потом почесал затылок и вылез из машины в полном недоумении. Он постоял немного, опять поднялся на подножку, взял забытую куртку и спросил на всякий случай:
— Мужик! А у тебя права есть? Ты, вообще, водишь?
— Да расслабься ты и помоги органам, — ответил Волков и уехал.
Машину Волков оставил недалеко от больницы, прошел в больничный двор и нашел вход в прачечную. Еще полчаса ушло на то, чтобы найти человека, который отвечал за привоз белья.
— Тут дело такое, — охотно объяснила ему худая нервная женщина в белом халате. — Наша машина ездит, наша, мы ее нанимаем на пять дней в месяц, она и с бельем ездит, и за лекарствами, когда надо, и мебель возила, сейчас ее нет, скоро будет. А с тюрьмой была одна морока: то у них нет машины, то привезут не в тот день. Теперь как делаем: шофер как бы наш, а когда белье загрузят в тюрьме, с ним едут до нашей больницы двое ихних охранников. И чего едут, спрашивается? Шмонай у себя сколько хочешь, да? Но едут, ничего не делают, контейнеры сгрузят вот сюда, я по бумажке черкану — и до свиданья, уходят сами, а когда и эта же машина подбросит. А шофер у нас все один, Коля, длинный такой, как жердь, знаешь? Ну, счас увидишь, с ним и поговори… Только ты это… Сначала мы загрузим машину своим чистым бельем — у нас еще интернат стирает, везем туда, — а уж потом в тюрьму едем. И по документам все так, все отмечено. Прачечная, видишь, городская отказалась и от интерната, и от тюрьмы. Туберкулез. Вроде как в больнице должна дополнительная дезинфекция проводиться, да где там.
Волков попросил посмотреть накладные. Многозначительно хмыкнув, он сказал, что сам отдаст их шоферу.
Волкова не интересовала машина. Только ее номера. Он быстро несколько раз повторил про себя цифры и буквы, когда из крытого подъехавшего фургона вышел длинный, словно изломанный, худой мужик с сигаретой в углу рта.
Волков достал заготовленные пустые номера, маленький пузырек с черной краской и небольшой тонкой палочкой нарисовал то, что запомнил. Потом он отъехал к маленькому скверу у больницы и не скрываясь поменял номера. Снятые аккуратно заправил за шоферское сиденье.
Ровно в десять часов Волков, стараясь унять дрожь в руках и сосредоточиться на дороге, выехал с территории больницы.
Он не знал, что буквально минуту назад у больницы притормозили «Жигули», белые и изрядно замызганные. В «Жигулях» сидели двое Фединых мальчиков, накачанных, веселых, с большим пакетом из «Макдональдса». Они приехали заранее, как им было приказано, и приготовились ждать почти час. Как только один из них достал огромный гамбургер и открыл рот, второй ткнул его в бок локтем и ошарашенно уставился на номера выехавшего фургона.
Выразив в нескольких емких и нецензурных выражениях свое негодование, мальчики Феди все-таки сверились с часами друг у друга и повторили еще раз, что они думают по поводу такого раннего отъезда фургона из больницы.
Они вели фургон до ближайшего светофора, на красном свете припарковались к обочине и подошли к фургону. Один из них стал на подножку и постучал ногтем по стеклу.
Волков увидел усатую физиономию и камуфляжную форму на усаче, чертыхнулся и полез за удостоверением.
Усач спрыгнул на землю, Волков открыл дверцу, усач опять поднялся на подножку.
— Что, проверка на дорогах, ребята? — спросил Волков и не успел увернуться от увесистого кулака с кастетом.
Усач сел за руль, оттолкнув Волкова вниз к соседнему сиденью, его напарник залез в фургон, придерживая дверцы изнутри.
Таким образом они проехали с километр, притормозив у пустынного сквера. Вдвоем осторожно и быстро вытащили Волкова и приладили его, лежа, на скамейке. Вытащили кожаный бумажник, удивленно хмыкнули, переглянувшись. Волков лежал разбитым лицом вверх. Усач достал небольшую фляжку и облил Волкову грудь. Пахнуло крепким самогонным духом.
— Дороговатый бумажник для водилы, ты не думаешь? — спросил усач напарника.
— Трогай быстрей, я поищу накладные.
Накладные нашлись сразу, в «бардачке».
— Ну, теперь все понятно! Он еще должен был в интернат ехать! Здесь написан адрес. Так что расслабься. — И любитель гамбургеров раскрыл бумажник.
Первое, что бросилось ему в глаза, была красная книжечка — служебное удостоверение Волкова.
Федя сидел в одном из своих офисов и принимал информацию. Больше всего его беспокоил вертолет, Федя каждые пять минут звонил и требовал летчика. Прозвучавший неожиданно резкий писк телефона заставил его дернуться.
— Я слушаю только хорошие новости, — сказал Федя.
— Докладываю. Проблема с машиной. Выехала раньше времени, мы все сделали как приказано.
— Шофер?
— Положили в сквере на лавочке, облили. Только… — Говоривший дышал с присвистом.
— Говори.
— Это плохая новость.
— Говори.
— Это очень плохая новость.
— Говори, только помедленней.
— Бумажник шофера. Там оказалось удостоверение МВД на имя оперуполномоченного Волкова.
— Как? — Федя покрылся холодным потом. Он отставил радиотелефон и посмотрел на него изумленно.
— Это еще не все. Мы обшмонали машину, у нее измененные номера, но чего мы не можем понять, это что и те, снятые, не те!
— Дай трубку своему напарнику, ты начинаешь нервничать, я тебя не понимаю, — приказал Федя.
— Алло! Объясняю. В фургоне в наличии два комплекта номеров, одни грубо нарисованы, но соответствуют нужным. Другие — неизвестные нам, продиктовать?
— Не надо. Садитесь в фургон. Отвозите его туда, где бросили свою машину. Ставите аккуратно и заметно, у всех на виду. Садитесь в свою машину и наблюдаете за фургоном. Звонить сразу, а в случае полного спокойствия — через каждые пятнадцать минут.
Федя медленно спрятал антенну. Он сидел уставясь в пол перед собой. Его секретарь ждал, еще в комнате был курьер на подхвате, если надо будет срочно куда-то ехать. Он листал журнал и чавкал резинкой.
Федя не стал ничего объяснять, а набрал номер Макса.
— Ну что, Черепаха, встретил ты Короля?
— Убегал, дурак, как заяц, но я его уговорил. Теперь вот рад небось, я его не отпускаю никуда, как ты и сказал, сидим, шампанское пьем. Я ему устриц заказал на дом, хлюпает вовсю!
— Ты много выпил, Черепаха?
— Ни капли, как ты приказывал! И потом, я такое не пью, ты же знаешь.
— Принимайся за работу, Черепаха. Нам подставили машину из органов вместо прачечной, грубо так подставили, как на дураков, с удостоверением МВД. У тебя двадцать минут, чтобы узнать у Короля, кому он рассказывал разговоры, которые подслушивал в твоем доме. Повтори, что я сказал.
— Подожди, Федя!..
— У тебя девятнадцать с половиной минут. Особо не усердствуй, побереги старика, у меня есть другие мысли на этот счет, но поработать тебе придется.
После этого разговора Федя вкратце описал секретарю ситуацию. Рыжий встал и начал мерить шагами комнату из угла в угол.