Страница:
— Король, ты знаешь, что я ем человечинку? — спросил задумчиво Макс, глядя на изящные движения рук Короля, управляющиеся с устрицами.
— Ну… Макс, у всех свои слабости. Навряд ли я могу представлять для тебя интерес — староват. — Король вытер руки салфеткой и выпил сухого вина.
— А ты знаешь, какое мое любимое блюдо? Я могу позволить его себе очень редко.
— Надеюсь, это не престарелые идиоты, играющие в карты? — пошутил Король, внимательно вглядевшись в лицо Макса.
— А откуда ты меня слушал, Король?
— А, это… Из института напротив. Это можно было только вечером или по выходным. Давай выпьем за твой изощренный ум и фантазию настоящего игрока, Макс! Я попался, как полный идиот.
— Король, я тебя спрошу только один раз, ты должен сказать мне правду, а то я тебя убью. Кому ты говорил про мои разговоры, которые слушал?
— Никому, — спокойно сказал Король, допивая из бокала. — Ни-ко-му.
— Ты врешь, Король! — шепотом сказал Макс и встал. На шее у него вздулись синими ветками вены, запульсировал висок. — А ведь я считал тебя своим другом!
— Ну что ты, Макс, как я могу быть твоим другом, ну ей-богу, скажешь тоже. — Король почувствовал пустоту внутри себя, как легкое прикосновение смерти. — Отличное вино и устрицы, именно так я и хотел бы позавтракать перед смертью, спасибо тебе, но насчет друга — это ты загнул, ты же дебил с диагнозом, а я человек культурный.
— Я рассказал тебе про Интернат по секрету! — зарычал Макс и стащил Короля со стула.
— Да, секреты умственного отсталого, очень смешно, я докажу тебе, что ты полный идиот, я не дам тебе меня мучить, я тебя раздразню, и ты убьешь меня быстро. — Король задыхался в кулачищах Макса.
— Заткнись!.. Ты… — Макс отбросил Короля к стене, Король ударился головой о стену. Сквозь пелену боли перед глазами он видел, что Макс взял что-то вроде щипцов.
— Бедный, недоумок, зачатый по пьянке идиотами-родителями! — закричал Король, отползая. — Несчастный ребенок-дебил, пожирающий людей, давайте попробуем его вылечить!
Макс отбросил щипцы, подошел к Королю и дернул его за ноги. Король растянулся на спине,
— Не надо жрать мою печень, я много пил! Правда, только хорошие вина!.. И мой член, мой бедный член, он старый и жесткий, потому что… служит мне верой и правдой… до сих пор!.. — Макс занес над Королем руку, Король улыбался. — До сих пор, Макс, представляешь, не то что у некоторых, а?
Макс ударил ребром ладони Королю в грудную клетку. Он вложил в этот удар всю ненависть, так умело вызванную только что криками Короля. Раздался хруст, рука Макса провалилась. На белой рубашке Короля стало расплываться красное пятно. Он был еще жив.
— А мои мозги… Не ешь их, там много… мыслей… у тебя будет… понос… несварение.. — Глаза Короля закатились, по телу прошла судорога.
Макс расстегнул рубашку и просунул руку в красный провал. Потом резко дернул на себя, выворачивая белеющие ребра. Опять засунул руку и выдернул большую мышцу в кулаке. Макс приблизил сердце Короля к уху, внимательно прислушался, вздохнул и засунул обратно. Он вытер руку салфеткой, постоял, тяжело дыша, и набрал номер телефона.
— Федя, — сказал он, — Король ничего никому не говорил.
— Ладно, ублажи его как следует и выгони. Насчет его денег… Сам реши, мне некогда сейчас.
Феде только что доложили, что с вертолетом полный порядок, а насчет фургона никто пока не интересовался.
Волков очнулся, почувствовав, что его обыскивают. Он открыл глаза и увидел двоих в милицейской форме.
— Ребята, — сказал он чуть слышно, — я из органов, меня оглушили и забрали документы. Волков, позвоните в отделение.
— Крепко выпил? — участливо спросил один из милиционеров. — Сам дойдешь до машины или подтолкнуть?
— Ребята, позвоните!..
— Сейчас до вытрезвиловки доедем, сам позвонишь, если не забудешь, каким пальцем номер надо набирать!
Они засмеялись.
Волков встал, пошатываясь. Прошел несколько шагов, огляделся. Фургона нигде не было. Он ничего не понимал. До машины осталось метров десять, когда он даже как-то лениво раскидал милиционеров по сторонам, кривясь от пульсирующей боли в переносице. Пока они стонали и катались по траве, Волков сел в их машину и поехал к тюрьме.
Еву обыскивали на первом посту в тюрьме. Для этого у них была женщина, охранник стоял рядом и разглядывал Еву в упор.
— Что это за строгости с нашим персоналом? В прошлый раз меня всю ощупали, теперь опять!
— С вашим братом, следователем, надо держать ухо востро… Был у нас в тюрьме случай — называется он теперь «большая любовь», — следователь пронесла подсудимому пистолет, влюбилась по уши, он совершил побег.
— И что с ней? — спросила Ева.
— Сидит, что с ней станется, мемуары пишет, роман.
Ева прошла второй пост и расписалась в книге прибытия неразборчиво, обозначив фамилию подследственного «Курин А. Ф.».
— Что это вы перед самой прогулкой? — спросил ее охранник.
— Ничего, я подожду. — И Ева медленно пошла к прогулочному двору.
Выход к нему был закрыт решеткой, выводили первую партию задержанных. Ева сразу увидела Слоника, он, не поднимая головы, быстро стрельнул глазами по сторонам, Ева отшатнулась к стене.
Она осмотрела пустой коридор, лестницу на второй этаж. Быстро сняла с себя брюки и куртку. Оказавшись в тюремной спецодежде для персонала, захватила волосы в хвост и надела парик. Она стала блондинкой. Засунула свою одежду в пакет и поставила его под лестницу. Когда она после этого вышла к прогулочному двору, закрытому решеткой даже сверху, все задержанные из СИЗО уже брели друг за другом понурым стадом. Ева подошла поближе. Медленно подняла голову. Сверху, с будки спецпоста, на нее смотрел удивленно охранник с автоматом. Ева продолжала так стоять, ничего не говоря, глядя снизу на охранника. Он не выдержал первый.
— Эй! — сказал он тихо. — Чего так рано? Еще, считай, полчаса до назначенного времени?
— Пора, — сказала Ева. — Действуй!
— У Феди мозги не в порядке, такую прислать! Здесь все надзирательницы наперечет, вот идиоты. — Он поднял обе руки и потер лоб.
Слоник чуть поотстал от шеренги. Охранник, оглядевшись, спустился вниз и стал ковыряться с замком решетки. Слоник смотрел застывшим взглядом на Еву, по вискам у него тек пот. Охранник чертыхался. Наконец он открыл замок. Слоник вышел, охранник закрыл замок.
Другой охранник с противоположной стороны двора видел, что заключенного вывели с прогулки и увели под конвоем.
— Вертолет или прачечная? — спросил «мохнатый» у Слоника.
Слоник смотрел, не понимая.
— Прачечная! — сказала Ева быстро. — Он вертолет не потянет.
— Тогда свободна, я веду его в прачечную, ты что так уставилась? — сказал охранник, удивившись. — Эй, ты же просто выпустила его на свидание, что тут происходит?
— Нет, Федя сказал, что все делаю я. — Ева услышала свой голос как со стороны.
— Тогда прощевайте. Пятый стиральный автомат с краю. В пакете. Я уйду с крыши. Из прачечной сразу звони Феде. — Он быстро побежал по лестнице, стараясь ступать бесшумно.
Ева развернула Слоника спиной к себе и подтолкнула. Они прошли еще два коридора, теперь надо было пересечь метров пятьдесят открытого двора. Еву охватило странное равнодушие, она видела перед собой стриженый затылок Слоника, отвисшую складками шею, чуть шевелились пальцы в наручниках. Он был маленького роста, не больше метра шестидесяти.
— Налево, — сказала она шепотом. — Теперь направо… Заходи в дверь и спускайся в подвал. Налево. Стоять.
В большом помещении прачечной стояли стиральные автоматы. Цементный пол, почти под потолком небольшие окна с решетками, но света было достаточно. У запертой двери стояли металлические решетчатые контейнеры с бельем. Белье было засунуто в сетки. Сетки завязаны узлом.
Ева открыла дверцу одного из контейнеров, достала сетку и развязала ее. Она выпотрошила оттуда серое белье. Расстелила на полу простыню. Все это время она старалась не смотреть на Слоника, боялась, что он заметит что-то в ее взгляде, что насторожит его.
Ева сжала и разжала пару раз правую ладонь, резко выдохнула и нанесла быстрый и сильный удар ребром по шее — чуть пониже уха и наискосок.
Слоник медленно опустился на колени, потом упал лицом вниз на простыню. Ева осторожно подошла сзади, достала веревку и тщательно намотала ее концы на обе руки, потом закинула веревку Слонику на горло, упершись коленом ему в спину.
— Встречай, Николаев! — Ева закусила губу до крови, в голове у нее словно помутилось. Она вспомнила, что еще хотела сказать Слонику прощальную речь. — Попрощайся со своей системой! — сказала она вместо этого, сев ему на спину и сдерживая судорожное подергивание тела. Когда Слоник обмяк, еще перестраховалась с минуту, прислушиваясь и задерживая дыхание.
Пошатываясь, Ева подошла к автоматам для стирки, отсчитала пятый с одной стороны, ют-крыла его круглый люк. Там ничего не было. Подошла к другому. В полиэтиленовом пакете лежали аккуратный маленький радиотелефон и противогаз. Еве надо было удивиться противо-, газу, но все у нее словно застыло внутри.
Она замотала Слоника в простыню вместе с телефоном и противогазом, не обращая внимания на промокшие штаны Слоника и резкий запах экскрементов, потом еще в тряпки, засунула этот тюк в сетку, сетку подтащила к контейнеру. Здесь она заметила, что у нее дрожат руки. Сцепила их с силой и закрыла глаза на несколько секунд. Перекидами забросила сетку в контейнер, завалила другими сетками. Оказавшееся лишним грязное белье рассовала в другие сетки. Закрыла контейнер. И только тогда посмотрела на часы и обнаружила, что Волков должен был приехать пять минут назад.
— Ну что, приступим? — спросил сам себя Федя и сказал секретарю:
— Начали!
В тюрьме один из надзирателей посмотрел на часы и пошел к прогулочному двору. Он постоял немного, оглядывая гуляющих, но никто не подошел к решетке. Он посмотрел на вышку, она была пуста. Он пожал плечами, подождал еще на всякий случай пять минут, еще раз посмотрел на часы и ушел. Ему заплатили за десять минут, которые один из заключенных — он должен был подойти к решетке в назначенное время — хотел провести с женщиной в прачечной. «Если этот болван передумал, тем лучше, деньги-то заплачены…» — подумал надзиратель и решил, что он не заметил пустой вышки.
Волков подъехал к пропускному пункту тюрьмы на «мигалке», выбежал оттуда и спросил заинтересованного его шумным появлением охранника, не приезжал ли фургон в прачечную. Фургон еще не приезжал. Волков чуть отогнал «мигалку» и стал смотреть то на часы, то на дорогу.
У него очень болела голова, и эта боль не давала ему паниковать и испугаться до потери соображения. Он ничего не понимал, но имел некоторую информацию, которой раньше не было.
«Все будет хорошо, — уговаривал он сам себя. — Два охранника садятся в машину уже на выезде из тюрьмы. Не будут же они просматривать все белье! Его уже просмотрели в прачечной, его уже просмотрели, они закатят контейнеры и уедут, мое присутствие и не нужно… Что же это творится в самом деле?..»
На дороге показался фургон.
Подсадной «мохнатый» поднялся на крышу, пробежал по ней согнувшись и спустился в другой люк, оказавшись в административном отсеке тюрьмы.
Ему показалось, что он услышал легкое стрекотание вертолета вверху, над крышей.
«А если краля не позвонила? — Он остановился на секунду. — Ладно, это не моя забота, — уговаривал он себя, чувствуя, что начинает нервничать. Это именно он должен был привести бегуна в прачечную. — Но ведь она сказала, что Федя…» — здесь «мохнатый» остановился еще раз, словно споткнувшись. Он вспомнил, что первый назвал ей имя Феди.
«Мохнатый» решил успокоить себя тем, что никогда не видел эту женщину в тюрьме, иначе бы запомнил. Значит, она пришла специально на побег, и что ей еще здесь делать, как не побег. И дергаться тогда нечего, а надо быстрее сматываться, в аэропорту в камере хранения его ждут вещи и билет.
Фургон проехал ворота тюрьмы и подъехал к хозяйственному двору. Он остановился, вышел раздосадованный шофер — у него пропали накладные — и стукнул как следует по покрышке ногой. Подошли двое охранников, открыли дверь прачечной. Шофер открыл двери фургона и спустил трап. Он каждый раз с интересом наблюдал, как контейнеры с бельем затаскивают снизу по трапу в машину. Он этот чертов трап таскал только из-за тюремной прачечной.
Погрузка закончилась.
За воротами тюрьмы Волков, не находящий себе места, нервно ходил у поста. Он видел, как фургон, не доезжая до ворот, вдруг свернул к большому металлическому ангару, въехал туда. Через минуту из ангара вышел шофер, закурил и присел на корточки. Шоферу уже давно объяснили, что в ангаре груз проходит спецосмотр. Охранники, которые должны были с ним ехать, стояли неподалеку. Шофер в который раз представил, как тюки с бельем протыкают острыми и длинными лезвиями или дают обнюхать страшной собаке.
Охранник у пропускника подошел к решетке и заинтересованно рассматривал разбитое лицо Волкова.
— Фургон приехал, — объяснил Волков свою нервозность, кивнув на ангар.
— Да ты так не переживай, если кого ловишь, расслабься. Никого живого в этом фургоне остаться не может. Газ! — Охранник, довольный, усмехнулся. — И быстро, и эффективно! Так что можешь ехать без проблем!
— Нет, — сказал Волков одеревеневшими губами, — я провожу.
Шофер с охранниками прошел в ангар, фургон выехал за ворота.
— Это вертолет, — сказали Феде в ухо с хрипами и сильными помехами. — Сколько мне еще тут болтаться? Чего не звоните?
Федя, застыв, еще раз посмотрел на часы.
— Крутись еще немного. А что там происходит внизу?
— Да все нормально, тихо, никакой возни. Фургон выезжает из ворот, милицейская мигалка стоит неподалеку. Одна прогулочная вышка пустая. Все нормально, непонятно только, что я тут делаю до сих пор?
— Еще пять минут, ну, четыре, — сказал Федя, уже чувствуя остро неприятности, и отложил телефон. — Фургон уехал, на крыше его тоже нет, — сказал он секретарю.
— Подожди, Федя, не суетись… Что тут может быть? Если он пошел в прачечную, должен был позвонить наш подсадной.
— Он не позвонил.
— А если не пришел надзиратель?
— Тогда подсадной не должен был спускаться с вышки! — заорал Федя, теряя спокойствие окончательно. — Либо их взяли в коридорах, либо нашли телефон и противогаз, что опять-таки обозначает, что их взяли.
— Федя, — спросил секретарь, — почему ты оставил ребят смотреть за подставной машиной и никого не послал перехватить настоящую? — Секретарь говорил тихо и медленно.
— Почему, почему! Потому! Очень умный, да?
— Нет, это я только что придумал.
— Если контора знала про машину из прачечной, что тут делать? У меня голова пухнет, я ничего не понимаю!
Пискнул телефон.
— Я сворачиваюсь! — сказал вертолет. — Все спокойно, прогулка закончена.
Федя сидел в оцепенении еще минут десять. Не двигаясь, рядом сидел его секретарь. Он первый не выдержал:
— Федя, чего мы ждем?
— Мы ждем, когда начнутся неприятности. Когда что-нибудь прояснится, сразу станет легче.
В кресле дремал, посапывая, курьер. Телефон. Движения у Феди словно в замедленном кино.
— Але! Это «мохнатый». Она позвонила?
— Кто она? — спросил Федя, сразу успокоившись.
— Ну, эта красотка, которую ты послал? Мне некогда, объявили посадку. Я сказал ей, где телефон в прачечной, она позвонила?
— Как она выглядит?
— Отпадная блондинка из «Плейбоя» в спецодежде.
Федя уставился перед собой, не мигая.
— Контора послала своего человека на побег, а меня наняла, чтобы подставить, как я и думал раньше, — сказал Федя секретарю, убирая телефон. — Позвони ребятам, пусть бросают фургон и делают отбой. Поехали домой, у меня большие планы на сегодняшний вечер.
Ева прошла спокойно и не спеша по коридору к тому месту, где она оставила пакет со своей одеждой. Он была почти уверена, что его там не окажется, но пакет был на месте. А рядом — туалет для персонала. Ева зашла в кабинку, быстро сняла форменную одежду и повесила на дверцу. Тщательно оделась, уговаривая себя не спешить.
— Не получилось с допросом? — спросили Еву на контроле при выходе. — Прогулка окончилась, а вы как раз уходите.
— Что? А, да… Да, — ответила она. На дороге подняла руку и шла так, не оглядываясь. Частник нашелся почти сразу. Ева назвала больницу. Частник стал рассказывать, как в этой больнице умерла его невестка. Ева заснула под его рассказ на несколько минут, как будто провалилась в яму.
В больнице она нашла прачечную и осмотрела доставленные контейнеры. Взгляд ее, как будто помимо сознания, безошибочно определил длинную сетку. Ева протянула руку сквозь решетку контейнера и пощупала эту сетку. Потом пошла по коридорам больницы, пока не нашла каталку.
Вокруг нее ходили люди из персонала, ей даже задали какой-то вопрос, но Ева только отмахнулась. Силы ее были на исходе. Она вытащила Слоника и с большим трудом уложила его на каталку, подтащив сначала на нее верхнюю часть туловища. Ее стало мутить, когда на каталке она отстегивала наручники, потом разрезала одежду и сдергивала эти клочья. Голого Слоника накрыла замаранной простыней и перевезла через несколько коридоров и два лифта в подвал, где был морг.
— Опять везут! — крикнула ей старая санитарка, елозившая шваброй по полу. — Уже местов тут нет, а все везут! К родным ставить или к неопознанным?
— К неопознанным, — проговорила Ева с трудом, ей показали куда.
Она постояла несколько секунд у шеренги накрытых каталок, потом сняла с чьей-то ноги бирку с номером и привязала ее Слонику на большой палец.
На улице повалил крупный снег, словно где-то вверху открыли переполошенный курятник, город за несколько минут стал белым и торжественным. Ева поехала в управление, убедив себя, что спать сейчас нельзя: надо было быстрей показаться Волкову, пока он не наделал глупостей. На остановке она бросила в мусорный контейнер пакет с кусками одежды Слоника, противогазом и телефоном.
У двери своего кабинета она чуть задержалась, а когда протянула руку, Волков распахнул дверь. Глаза у него были вытаращены, волосы торчали, рот открыт.
— Ты жива! — крикнул он первым делом на весь коридор. Оглянулись все, кто там был.
Ева толкнула его в комнату и закрыла дверь.
— Волков, — сказала она строго, — я тоже рада тебя видеть, мы не виделись со вчерашнего дня, но так орать все равно не надо. Что у тебя произошло?
— Полный маразм, понимаешь, когда я ехал в машине из прачечной, на меня напали двое в камуфляжной форме, отрубили меня и забрали документы. — Он метался по комнате, размахивая руками. — Да! Они еще облили меня спиртом! Меня хотели отвезти в вытрезвитель.
— Волков, — спросила Ева, подкрашивая губы перед маленьким зеркальцем от пудреницы, — какого черта ты делал в машине из прачечной?
— Ну как же, — забормотал Волков, всмотревшись в Еву повнимательней и почуяв неладное. — Это, конечно, была не настоящая машина из прачечной, это я ее так. Я должен был приехать. У нас сегодня побег должен быть, Ева Николаевна, помните?
— И куда мы сегодня бежим на машине из прачечной? — Теперь Ева припудривалась.
— Ева… Николаевна, Курин!.. Он сегодня должен был сбежать. — Волков вдруг побледнел, Ева испугалась, что он упадет в обморок.
— Волков, ну что за бред? Какой побег? Курин расслабился, когда убили этого… как его, футбольного босса, ждет суда спокойно в изоляторе.
— Ты не могла меня так подставить, — глухо проговорил Волков, потом схватился за виски руками. — А! Я понял! Ничего не получилось, да?
— Волков, мне надоели твои фантазии, давай работать наконец, у нас уже три дела висят просто в воздухе.
Волков, не отрываясь, смотрел на Еву. У него дрожали руки.
— Если ты вывезла Курина, — сказал он глухо, — то он труп, потому что машину из прачечной обрабатывают газом в специальном боксе.
— Я тебя уже просила говорить мне «вы». Это раз. Ты мне надоел с этим Куриным. Это два. Если тебе нужна помощь психолога, то ее зовут Далила, помнишь Далилу, красавицу? Она работает этажом ниже. Это три. Постарайся заткнуться и помолчать с полчасика, я соберу бумаги.
Волков посидел пять минут, потом, спотыкаясь, опрокинув стул, выбежал из кабинета и понесся бегом по лестнице в дежурную часть узнать происшествия по городу.
Через час по городу объявили тревогу. Из Бутырской тюрьмы сбежал особо опасный преступник, Паша Закидонский, он же Слоник. Он не вернулся после прогулки в камеру, обнаружен открытый люк на крышу тюрьмы, пропал один охранник с вышки, что предполагает организованный побег.
Ева с трудом дождалась пяти часов. Волков убежал, опрокинув стул, и больше в кабинете не появился. Ева быстро замкнула дверь и постаралась спуститься с лестницы не спотыкаясь.
На улице ее ждал Володя. Он стоял с большим букетом роз, припорошенных снегом. Над розами светилась его улыбка. На него падал снег, свисая кое-где сосульками с волос.
— Давно стоишь? — Ева не могла никак засунуть ключи от машины в дверцу.
— Часа два, — сказал Володя, отбивая дробь зубами. — Это тебе цветы! — напомнил он на всякий случай.
— Отличные цветы, — сказала Ева безо всякого выражения.
— Если ты изображаешь полное раскаяние по поводу наших близких отношений, — говорил Володя, усаживаясь, — если ты решила немедленно прекратить нашу только родившуюся любовь, — он снимал мокрый снег с головы и стряхивал это на пол, — если ты такая мрачная и злая, чтобы побыстрей и подальше меня оттолкнуть!..
— Ну хватит уже! — устало сказала Ева.
— Если ты не понимаешь, что зажгла меня огромным и неугасающим костром!..
— Прекрати, где ты нахватался этого! — Ева наконец улыбнулась.
— Подожди, я должен договорить, в конце самое интересное. Если ты! Будешь изображать из себя добродетельную женщину, которой я недостоин, то тебе надо приготовиться. Я тебя просто изнасилую, немедленно, в машине.
Ева посмотрела на непрерывные потоки машин рядом, они еле ползли. Час пик.
— Но если ты благоразумна, добра и честна так же, как и прекрасна, ты пригласишь меня к себе домой в постель, не зря же я потратил ползарплаты на розы!
— Я не могу! — сказала голая Ева. — Ты не понимаешь, я сегодня убила человека!
Володя стоял перед ней на коленях, он снимал с нее последнюю одежду — трусики с колготками и ботинки.
— Наверное, — сказал он, начав раздеваться, — это был ужасный бандит и убийца!
— Какая разница, как ты не понимаешь, я вдруг подумала… Я подумала, что он — чья-то первая любовь! — Еву трясло, она быстро достала постельное белье и завернулась в одеяло. — Я — чудовище, — сказала она шепотом в зеркало.
— Это я — чудовище! — зарычал Володя и прыгнул к ней на тахту.
Ночью, когда за окном затихли почти все звуки города, Ева шла бесшумно по цементному полу прачечной. На веревках везде висело белье, задевая ее лицо и мешая смотреть на пол. Ей показалось, что все! Она нашла! Но опять отвратительное прикосновение чужого мокрого белья к лицу! Ева закричала и резко села, прижав к груди одеяло.
Она тяжело дышала. Пошевелился рядом Володя и приподнял голову.
— Удавка!.. — сказала Ева. — Я ее потеряла там.
— Какая удавка? — спросил он сонно.
— Которой я его задушила, — сказала Ева с отчаяньем в голосе. — Я ее потеряла… Я не воин.
— Ну хватит уже, правда, сколько можно, я уже понял, что ты работаешь не в бухгалтерии, давай спать, а? Иди сюда, я тебя запрячу, тебя никто не найдет до утра.
Федя выбрался из машины у своего дома сердитый и злой. Он смерчем пробежал по двору, вызвав дружный лай двух доберманов. Увидев его в окне, перекрестилась и запряталась Матрешка.
— Жена! — крикнул он и затопал ногами. — Снять сапоги, поставить самовар!
— Каки таки сапоги, ну каки сапоги, — тоненько тренькнула из угла Матрешка. — Ботинки у тебя, а чай давно готов.
— Где она? Я так решил, если сейчас не встретит — все.
— Ну что такое — все, что — все?
— Умолкни. Найти Наталью и привести ко мне, — сказал Федя уже спокойней подбежавшей на шум охране.
— На лугу она, лошадь гостю показыват! — заверещала Матрешка громко.
— Нет у меня лошади, нету! — опять заорал Федя что есть мочи.
— А я и говорю, нету тут никакой лошади, а он говорит, покажи да покажи! С самого утра — покажи и покажи! Ну она и говорит, пошли, говорит! На луг, говорит!.. По первому снегу и покажу, — закончила Матрешка шепотом, видя перекосившуюся ненавистью физиономию хозяина.
Федя выбежал на крыльцо и приказал притащить во двор скамью. Потом сбегал, тяжело дыша, к сараю и принес две плетки, сочно стеганул себя по ногам, споткнулся и матернулся.
На улицу понемногу вышли все из дома.
Сколько раз потом ни вспоминал Стас то, что произошло дальше, столько раз покрывался гусиной кожей и цепенел. Он так и не понял, сон это был или реальность. С каждым первым снегом ему мерещилась скамья желтого дерева, еще зеленая трава в снегу и легкий парок от горячего тела Натальи, разложенной на скамье.
Наталья шла с телохранителями, улыбаясь Феде, счастливая, с румянцем во всю щеку, подметая снег длинным пальто с меховой опушкой. Федя смотрел на нее напряженно, помахивая плетками, и понемногу улыбка Натальи угасла. Стас семенил за ней, путаясь ногами в длинном халате, запрятав мерзнущие руки в длинные рукава телогрейки.
— Ну… Макс, у всех свои слабости. Навряд ли я могу представлять для тебя интерес — староват. — Король вытер руки салфеткой и выпил сухого вина.
— А ты знаешь, какое мое любимое блюдо? Я могу позволить его себе очень редко.
— Надеюсь, это не престарелые идиоты, играющие в карты? — пошутил Король, внимательно вглядевшись в лицо Макса.
— А откуда ты меня слушал, Король?
— А, это… Из института напротив. Это можно было только вечером или по выходным. Давай выпьем за твой изощренный ум и фантазию настоящего игрока, Макс! Я попался, как полный идиот.
— Король, я тебя спрошу только один раз, ты должен сказать мне правду, а то я тебя убью. Кому ты говорил про мои разговоры, которые слушал?
— Никому, — спокойно сказал Король, допивая из бокала. — Ни-ко-му.
— Ты врешь, Король! — шепотом сказал Макс и встал. На шее у него вздулись синими ветками вены, запульсировал висок. — А ведь я считал тебя своим другом!
— Ну что ты, Макс, как я могу быть твоим другом, ну ей-богу, скажешь тоже. — Король почувствовал пустоту внутри себя, как легкое прикосновение смерти. — Отличное вино и устрицы, именно так я и хотел бы позавтракать перед смертью, спасибо тебе, но насчет друга — это ты загнул, ты же дебил с диагнозом, а я человек культурный.
— Я рассказал тебе про Интернат по секрету! — зарычал Макс и стащил Короля со стула.
— Да, секреты умственного отсталого, очень смешно, я докажу тебе, что ты полный идиот, я не дам тебе меня мучить, я тебя раздразню, и ты убьешь меня быстро. — Король задыхался в кулачищах Макса.
— Заткнись!.. Ты… — Макс отбросил Короля к стене, Король ударился головой о стену. Сквозь пелену боли перед глазами он видел, что Макс взял что-то вроде щипцов.
— Бедный, недоумок, зачатый по пьянке идиотами-родителями! — закричал Король, отползая. — Несчастный ребенок-дебил, пожирающий людей, давайте попробуем его вылечить!
Макс отбросил щипцы, подошел к Королю и дернул его за ноги. Король растянулся на спине,
— Не надо жрать мою печень, я много пил! Правда, только хорошие вина!.. И мой член, мой бедный член, он старый и жесткий, потому что… служит мне верой и правдой… до сих пор!.. — Макс занес над Королем руку, Король улыбался. — До сих пор, Макс, представляешь, не то что у некоторых, а?
Макс ударил ребром ладони Королю в грудную клетку. Он вложил в этот удар всю ненависть, так умело вызванную только что криками Короля. Раздался хруст, рука Макса провалилась. На белой рубашке Короля стало расплываться красное пятно. Он был еще жив.
— А мои мозги… Не ешь их, там много… мыслей… у тебя будет… понос… несварение.. — Глаза Короля закатились, по телу прошла судорога.
Макс расстегнул рубашку и просунул руку в красный провал. Потом резко дернул на себя, выворачивая белеющие ребра. Опять засунул руку и выдернул большую мышцу в кулаке. Макс приблизил сердце Короля к уху, внимательно прислушался, вздохнул и засунул обратно. Он вытер руку салфеткой, постоял, тяжело дыша, и набрал номер телефона.
— Федя, — сказал он, — Король ничего никому не говорил.
— Ладно, ублажи его как следует и выгони. Насчет его денег… Сам реши, мне некогда сейчас.
Феде только что доложили, что с вертолетом полный порядок, а насчет фургона никто пока не интересовался.
Волков очнулся, почувствовав, что его обыскивают. Он открыл глаза и увидел двоих в милицейской форме.
— Ребята, — сказал он чуть слышно, — я из органов, меня оглушили и забрали документы. Волков, позвоните в отделение.
— Крепко выпил? — участливо спросил один из милиционеров. — Сам дойдешь до машины или подтолкнуть?
— Ребята, позвоните!..
— Сейчас до вытрезвиловки доедем, сам позвонишь, если не забудешь, каким пальцем номер надо набирать!
Они засмеялись.
Волков встал, пошатываясь. Прошел несколько шагов, огляделся. Фургона нигде не было. Он ничего не понимал. До машины осталось метров десять, когда он даже как-то лениво раскидал милиционеров по сторонам, кривясь от пульсирующей боли в переносице. Пока они стонали и катались по траве, Волков сел в их машину и поехал к тюрьме.
Еву обыскивали на первом посту в тюрьме. Для этого у них была женщина, охранник стоял рядом и разглядывал Еву в упор.
— Что это за строгости с нашим персоналом? В прошлый раз меня всю ощупали, теперь опять!
— С вашим братом, следователем, надо держать ухо востро… Был у нас в тюрьме случай — называется он теперь «большая любовь», — следователь пронесла подсудимому пистолет, влюбилась по уши, он совершил побег.
— И что с ней? — спросила Ева.
— Сидит, что с ней станется, мемуары пишет, роман.
Ева прошла второй пост и расписалась в книге прибытия неразборчиво, обозначив фамилию подследственного «Курин А. Ф.».
— Что это вы перед самой прогулкой? — спросил ее охранник.
— Ничего, я подожду. — И Ева медленно пошла к прогулочному двору.
Выход к нему был закрыт решеткой, выводили первую партию задержанных. Ева сразу увидела Слоника, он, не поднимая головы, быстро стрельнул глазами по сторонам, Ева отшатнулась к стене.
Она осмотрела пустой коридор, лестницу на второй этаж. Быстро сняла с себя брюки и куртку. Оказавшись в тюремной спецодежде для персонала, захватила волосы в хвост и надела парик. Она стала блондинкой. Засунула свою одежду в пакет и поставила его под лестницу. Когда она после этого вышла к прогулочному двору, закрытому решеткой даже сверху, все задержанные из СИЗО уже брели друг за другом понурым стадом. Ева подошла поближе. Медленно подняла голову. Сверху, с будки спецпоста, на нее смотрел удивленно охранник с автоматом. Ева продолжала так стоять, ничего не говоря, глядя снизу на охранника. Он не выдержал первый.
— Эй! — сказал он тихо. — Чего так рано? Еще, считай, полчаса до назначенного времени?
— Пора, — сказала Ева. — Действуй!
— У Феди мозги не в порядке, такую прислать! Здесь все надзирательницы наперечет, вот идиоты. — Он поднял обе руки и потер лоб.
Слоник чуть поотстал от шеренги. Охранник, оглядевшись, спустился вниз и стал ковыряться с замком решетки. Слоник смотрел застывшим взглядом на Еву, по вискам у него тек пот. Охранник чертыхался. Наконец он открыл замок. Слоник вышел, охранник закрыл замок.
Другой охранник с противоположной стороны двора видел, что заключенного вывели с прогулки и увели под конвоем.
— Вертолет или прачечная? — спросил «мохнатый» у Слоника.
Слоник смотрел, не понимая.
— Прачечная! — сказала Ева быстро. — Он вертолет не потянет.
— Тогда свободна, я веду его в прачечную, ты что так уставилась? — сказал охранник, удивившись. — Эй, ты же просто выпустила его на свидание, что тут происходит?
— Нет, Федя сказал, что все делаю я. — Ева услышала свой голос как со стороны.
— Тогда прощевайте. Пятый стиральный автомат с краю. В пакете. Я уйду с крыши. Из прачечной сразу звони Феде. — Он быстро побежал по лестнице, стараясь ступать бесшумно.
Ева развернула Слоника спиной к себе и подтолкнула. Они прошли еще два коридора, теперь надо было пересечь метров пятьдесят открытого двора. Еву охватило странное равнодушие, она видела перед собой стриженый затылок Слоника, отвисшую складками шею, чуть шевелились пальцы в наручниках. Он был маленького роста, не больше метра шестидесяти.
— Налево, — сказала она шепотом. — Теперь направо… Заходи в дверь и спускайся в подвал. Налево. Стоять.
В большом помещении прачечной стояли стиральные автоматы. Цементный пол, почти под потолком небольшие окна с решетками, но света было достаточно. У запертой двери стояли металлические решетчатые контейнеры с бельем. Белье было засунуто в сетки. Сетки завязаны узлом.
Ева открыла дверцу одного из контейнеров, достала сетку и развязала ее. Она выпотрошила оттуда серое белье. Расстелила на полу простыню. Все это время она старалась не смотреть на Слоника, боялась, что он заметит что-то в ее взгляде, что насторожит его.
Ева сжала и разжала пару раз правую ладонь, резко выдохнула и нанесла быстрый и сильный удар ребром по шее — чуть пониже уха и наискосок.
Слоник медленно опустился на колени, потом упал лицом вниз на простыню. Ева осторожно подошла сзади, достала веревку и тщательно намотала ее концы на обе руки, потом закинула веревку Слонику на горло, упершись коленом ему в спину.
— Встречай, Николаев! — Ева закусила губу до крови, в голове у нее словно помутилось. Она вспомнила, что еще хотела сказать Слонику прощальную речь. — Попрощайся со своей системой! — сказала она вместо этого, сев ему на спину и сдерживая судорожное подергивание тела. Когда Слоник обмяк, еще перестраховалась с минуту, прислушиваясь и задерживая дыхание.
Пошатываясь, Ева подошла к автоматам для стирки, отсчитала пятый с одной стороны, ют-крыла его круглый люк. Там ничего не было. Подошла к другому. В полиэтиленовом пакете лежали аккуратный маленький радиотелефон и противогаз. Еве надо было удивиться противо-, газу, но все у нее словно застыло внутри.
Она замотала Слоника в простыню вместе с телефоном и противогазом, не обращая внимания на промокшие штаны Слоника и резкий запах экскрементов, потом еще в тряпки, засунула этот тюк в сетку, сетку подтащила к контейнеру. Здесь она заметила, что у нее дрожат руки. Сцепила их с силой и закрыла глаза на несколько секунд. Перекидами забросила сетку в контейнер, завалила другими сетками. Оказавшееся лишним грязное белье рассовала в другие сетки. Закрыла контейнер. И только тогда посмотрела на часы и обнаружила, что Волков должен был приехать пять минут назад.
— Ну что, приступим? — спросил сам себя Федя и сказал секретарю:
— Начали!
В тюрьме один из надзирателей посмотрел на часы и пошел к прогулочному двору. Он постоял немного, оглядывая гуляющих, но никто не подошел к решетке. Он посмотрел на вышку, она была пуста. Он пожал плечами, подождал еще на всякий случай пять минут, еще раз посмотрел на часы и ушел. Ему заплатили за десять минут, которые один из заключенных — он должен был подойти к решетке в назначенное время — хотел провести с женщиной в прачечной. «Если этот болван передумал, тем лучше, деньги-то заплачены…» — подумал надзиратель и решил, что он не заметил пустой вышки.
Волков подъехал к пропускному пункту тюрьмы на «мигалке», выбежал оттуда и спросил заинтересованного его шумным появлением охранника, не приезжал ли фургон в прачечную. Фургон еще не приезжал. Волков чуть отогнал «мигалку» и стал смотреть то на часы, то на дорогу.
У него очень болела голова, и эта боль не давала ему паниковать и испугаться до потери соображения. Он ничего не понимал, но имел некоторую информацию, которой раньше не было.
«Все будет хорошо, — уговаривал он сам себя. — Два охранника садятся в машину уже на выезде из тюрьмы. Не будут же они просматривать все белье! Его уже просмотрели в прачечной, его уже просмотрели, они закатят контейнеры и уедут, мое присутствие и не нужно… Что же это творится в самом деле?..»
На дороге показался фургон.
Подсадной «мохнатый» поднялся на крышу, пробежал по ней согнувшись и спустился в другой люк, оказавшись в административном отсеке тюрьмы.
Ему показалось, что он услышал легкое стрекотание вертолета вверху, над крышей.
«А если краля не позвонила? — Он остановился на секунду. — Ладно, это не моя забота, — уговаривал он себя, чувствуя, что начинает нервничать. Это именно он должен был привести бегуна в прачечную. — Но ведь она сказала, что Федя…» — здесь «мохнатый» остановился еще раз, словно споткнувшись. Он вспомнил, что первый назвал ей имя Феди.
«Мохнатый» решил успокоить себя тем, что никогда не видел эту женщину в тюрьме, иначе бы запомнил. Значит, она пришла специально на побег, и что ей еще здесь делать, как не побег. И дергаться тогда нечего, а надо быстрее сматываться, в аэропорту в камере хранения его ждут вещи и билет.
Фургон проехал ворота тюрьмы и подъехал к хозяйственному двору. Он остановился, вышел раздосадованный шофер — у него пропали накладные — и стукнул как следует по покрышке ногой. Подошли двое охранников, открыли дверь прачечной. Шофер открыл двери фургона и спустил трап. Он каждый раз с интересом наблюдал, как контейнеры с бельем затаскивают снизу по трапу в машину. Он этот чертов трап таскал только из-за тюремной прачечной.
Погрузка закончилась.
За воротами тюрьмы Волков, не находящий себе места, нервно ходил у поста. Он видел, как фургон, не доезжая до ворот, вдруг свернул к большому металлическому ангару, въехал туда. Через минуту из ангара вышел шофер, закурил и присел на корточки. Шоферу уже давно объяснили, что в ангаре груз проходит спецосмотр. Охранники, которые должны были с ним ехать, стояли неподалеку. Шофер в который раз представил, как тюки с бельем протыкают острыми и длинными лезвиями или дают обнюхать страшной собаке.
Охранник у пропускника подошел к решетке и заинтересованно рассматривал разбитое лицо Волкова.
— Фургон приехал, — объяснил Волков свою нервозность, кивнув на ангар.
— Да ты так не переживай, если кого ловишь, расслабься. Никого живого в этом фургоне остаться не может. Газ! — Охранник, довольный, усмехнулся. — И быстро, и эффективно! Так что можешь ехать без проблем!
— Нет, — сказал Волков одеревеневшими губами, — я провожу.
Шофер с охранниками прошел в ангар, фургон выехал за ворота.
— Это вертолет, — сказали Феде в ухо с хрипами и сильными помехами. — Сколько мне еще тут болтаться? Чего не звоните?
Федя, застыв, еще раз посмотрел на часы.
— Крутись еще немного. А что там происходит внизу?
— Да все нормально, тихо, никакой возни. Фургон выезжает из ворот, милицейская мигалка стоит неподалеку. Одна прогулочная вышка пустая. Все нормально, непонятно только, что я тут делаю до сих пор?
— Еще пять минут, ну, четыре, — сказал Федя, уже чувствуя остро неприятности, и отложил телефон. — Фургон уехал, на крыше его тоже нет, — сказал он секретарю.
— Подожди, Федя, не суетись… Что тут может быть? Если он пошел в прачечную, должен был позвонить наш подсадной.
— Он не позвонил.
— А если не пришел надзиратель?
— Тогда подсадной не должен был спускаться с вышки! — заорал Федя, теряя спокойствие окончательно. — Либо их взяли в коридорах, либо нашли телефон и противогаз, что опять-таки обозначает, что их взяли.
— Федя, — спросил секретарь, — почему ты оставил ребят смотреть за подставной машиной и никого не послал перехватить настоящую? — Секретарь говорил тихо и медленно.
— Почему, почему! Потому! Очень умный, да?
— Нет, это я только что придумал.
— Если контора знала про машину из прачечной, что тут делать? У меня голова пухнет, я ничего не понимаю!
Пискнул телефон.
— Я сворачиваюсь! — сказал вертолет. — Все спокойно, прогулка закончена.
Федя сидел в оцепенении еще минут десять. Не двигаясь, рядом сидел его секретарь. Он первый не выдержал:
— Федя, чего мы ждем?
— Мы ждем, когда начнутся неприятности. Когда что-нибудь прояснится, сразу станет легче.
В кресле дремал, посапывая, курьер. Телефон. Движения у Феди словно в замедленном кино.
— Але! Это «мохнатый». Она позвонила?
— Кто она? — спросил Федя, сразу успокоившись.
— Ну, эта красотка, которую ты послал? Мне некогда, объявили посадку. Я сказал ей, где телефон в прачечной, она позвонила?
— Как она выглядит?
— Отпадная блондинка из «Плейбоя» в спецодежде.
Федя уставился перед собой, не мигая.
— Контора послала своего человека на побег, а меня наняла, чтобы подставить, как я и думал раньше, — сказал Федя секретарю, убирая телефон. — Позвони ребятам, пусть бросают фургон и делают отбой. Поехали домой, у меня большие планы на сегодняшний вечер.
Ева прошла спокойно и не спеша по коридору к тому месту, где она оставила пакет со своей одеждой. Он была почти уверена, что его там не окажется, но пакет был на месте. А рядом — туалет для персонала. Ева зашла в кабинку, быстро сняла форменную одежду и повесила на дверцу. Тщательно оделась, уговаривая себя не спешить.
— Не получилось с допросом? — спросили Еву на контроле при выходе. — Прогулка окончилась, а вы как раз уходите.
— Что? А, да… Да, — ответила она. На дороге подняла руку и шла так, не оглядываясь. Частник нашелся почти сразу. Ева назвала больницу. Частник стал рассказывать, как в этой больнице умерла его невестка. Ева заснула под его рассказ на несколько минут, как будто провалилась в яму.
В больнице она нашла прачечную и осмотрела доставленные контейнеры. Взгляд ее, как будто помимо сознания, безошибочно определил длинную сетку. Ева протянула руку сквозь решетку контейнера и пощупала эту сетку. Потом пошла по коридорам больницы, пока не нашла каталку.
Вокруг нее ходили люди из персонала, ей даже задали какой-то вопрос, но Ева только отмахнулась. Силы ее были на исходе. Она вытащила Слоника и с большим трудом уложила его на каталку, подтащив сначала на нее верхнюю часть туловища. Ее стало мутить, когда на каталке она отстегивала наручники, потом разрезала одежду и сдергивала эти клочья. Голого Слоника накрыла замаранной простыней и перевезла через несколько коридоров и два лифта в подвал, где был морг.
— Опять везут! — крикнула ей старая санитарка, елозившая шваброй по полу. — Уже местов тут нет, а все везут! К родным ставить или к неопознанным?
— К неопознанным, — проговорила Ева с трудом, ей показали куда.
Она постояла несколько секунд у шеренги накрытых каталок, потом сняла с чьей-то ноги бирку с номером и привязала ее Слонику на большой палец.
На улице повалил крупный снег, словно где-то вверху открыли переполошенный курятник, город за несколько минут стал белым и торжественным. Ева поехала в управление, убедив себя, что спать сейчас нельзя: надо было быстрей показаться Волкову, пока он не наделал глупостей. На остановке она бросила в мусорный контейнер пакет с кусками одежды Слоника, противогазом и телефоном.
У двери своего кабинета она чуть задержалась, а когда протянула руку, Волков распахнул дверь. Глаза у него были вытаращены, волосы торчали, рот открыт.
— Ты жива! — крикнул он первым делом на весь коридор. Оглянулись все, кто там был.
Ева толкнула его в комнату и закрыла дверь.
— Волков, — сказала она строго, — я тоже рада тебя видеть, мы не виделись со вчерашнего дня, но так орать все равно не надо. Что у тебя произошло?
— Полный маразм, понимаешь, когда я ехал в машине из прачечной, на меня напали двое в камуфляжной форме, отрубили меня и забрали документы. — Он метался по комнате, размахивая руками. — Да! Они еще облили меня спиртом! Меня хотели отвезти в вытрезвитель.
— Волков, — спросила Ева, подкрашивая губы перед маленьким зеркальцем от пудреницы, — какого черта ты делал в машине из прачечной?
— Ну как же, — забормотал Волков, всмотревшись в Еву повнимательней и почуяв неладное. — Это, конечно, была не настоящая машина из прачечной, это я ее так. Я должен был приехать. У нас сегодня побег должен быть, Ева Николаевна, помните?
— И куда мы сегодня бежим на машине из прачечной? — Теперь Ева припудривалась.
— Ева… Николаевна, Курин!.. Он сегодня должен был сбежать. — Волков вдруг побледнел, Ева испугалась, что он упадет в обморок.
— Волков, ну что за бред? Какой побег? Курин расслабился, когда убили этого… как его, футбольного босса, ждет суда спокойно в изоляторе.
— Ты не могла меня так подставить, — глухо проговорил Волков, потом схватился за виски руками. — А! Я понял! Ничего не получилось, да?
— Волков, мне надоели твои фантазии, давай работать наконец, у нас уже три дела висят просто в воздухе.
Волков, не отрываясь, смотрел на Еву. У него дрожали руки.
— Если ты вывезла Курина, — сказал он глухо, — то он труп, потому что машину из прачечной обрабатывают газом в специальном боксе.
— Я тебя уже просила говорить мне «вы». Это раз. Ты мне надоел с этим Куриным. Это два. Если тебе нужна помощь психолога, то ее зовут Далила, помнишь Далилу, красавицу? Она работает этажом ниже. Это три. Постарайся заткнуться и помолчать с полчасика, я соберу бумаги.
Волков посидел пять минут, потом, спотыкаясь, опрокинув стул, выбежал из кабинета и понесся бегом по лестнице в дежурную часть узнать происшествия по городу.
Через час по городу объявили тревогу. Из Бутырской тюрьмы сбежал особо опасный преступник, Паша Закидонский, он же Слоник. Он не вернулся после прогулки в камеру, обнаружен открытый люк на крышу тюрьмы, пропал один охранник с вышки, что предполагает организованный побег.
Ева с трудом дождалась пяти часов. Волков убежал, опрокинув стул, и больше в кабинете не появился. Ева быстро замкнула дверь и постаралась спуститься с лестницы не спотыкаясь.
На улице ее ждал Володя. Он стоял с большим букетом роз, припорошенных снегом. Над розами светилась его улыбка. На него падал снег, свисая кое-где сосульками с волос.
— Давно стоишь? — Ева не могла никак засунуть ключи от машины в дверцу.
— Часа два, — сказал Володя, отбивая дробь зубами. — Это тебе цветы! — напомнил он на всякий случай.
— Отличные цветы, — сказала Ева безо всякого выражения.
— Если ты изображаешь полное раскаяние по поводу наших близких отношений, — говорил Володя, усаживаясь, — если ты решила немедленно прекратить нашу только родившуюся любовь, — он снимал мокрый снег с головы и стряхивал это на пол, — если ты такая мрачная и злая, чтобы побыстрей и подальше меня оттолкнуть!..
— Ну хватит уже! — устало сказала Ева.
— Если ты не понимаешь, что зажгла меня огромным и неугасающим костром!..
— Прекрати, где ты нахватался этого! — Ева наконец улыбнулась.
— Подожди, я должен договорить, в конце самое интересное. Если ты! Будешь изображать из себя добродетельную женщину, которой я недостоин, то тебе надо приготовиться. Я тебя просто изнасилую, немедленно, в машине.
Ева посмотрела на непрерывные потоки машин рядом, они еле ползли. Час пик.
— Но если ты благоразумна, добра и честна так же, как и прекрасна, ты пригласишь меня к себе домой в постель, не зря же я потратил ползарплаты на розы!
— Я не могу! — сказала голая Ева. — Ты не понимаешь, я сегодня убила человека!
Володя стоял перед ней на коленях, он снимал с нее последнюю одежду — трусики с колготками и ботинки.
— Наверное, — сказал он, начав раздеваться, — это был ужасный бандит и убийца!
— Какая разница, как ты не понимаешь, я вдруг подумала… Я подумала, что он — чья-то первая любовь! — Еву трясло, она быстро достала постельное белье и завернулась в одеяло. — Я — чудовище, — сказала она шепотом в зеркало.
— Это я — чудовище! — зарычал Володя и прыгнул к ней на тахту.
Ночью, когда за окном затихли почти все звуки города, Ева шла бесшумно по цементному полу прачечной. На веревках везде висело белье, задевая ее лицо и мешая смотреть на пол. Ей показалось, что все! Она нашла! Но опять отвратительное прикосновение чужого мокрого белья к лицу! Ева закричала и резко села, прижав к груди одеяло.
Она тяжело дышала. Пошевелился рядом Володя и приподнял голову.
— Удавка!.. — сказала Ева. — Я ее потеряла там.
— Какая удавка? — спросил он сонно.
— Которой я его задушила, — сказала Ева с отчаяньем в голосе. — Я ее потеряла… Я не воин.
— Ну хватит уже, правда, сколько можно, я уже понял, что ты работаешь не в бухгалтерии, давай спать, а? Иди сюда, я тебя запрячу, тебя никто не найдет до утра.
Федя выбрался из машины у своего дома сердитый и злой. Он смерчем пробежал по двору, вызвав дружный лай двух доберманов. Увидев его в окне, перекрестилась и запряталась Матрешка.
— Жена! — крикнул он и затопал ногами. — Снять сапоги, поставить самовар!
— Каки таки сапоги, ну каки сапоги, — тоненько тренькнула из угла Матрешка. — Ботинки у тебя, а чай давно готов.
— Где она? Я так решил, если сейчас не встретит — все.
— Ну что такое — все, что — все?
— Умолкни. Найти Наталью и привести ко мне, — сказал Федя уже спокойней подбежавшей на шум охране.
— На лугу она, лошадь гостю показыват! — заверещала Матрешка громко.
— Нет у меня лошади, нету! — опять заорал Федя что есть мочи.
— А я и говорю, нету тут никакой лошади, а он говорит, покажи да покажи! С самого утра — покажи и покажи! Ну она и говорит, пошли, говорит! На луг, говорит!.. По первому снегу и покажу, — закончила Матрешка шепотом, видя перекосившуюся ненавистью физиономию хозяина.
Федя выбежал на крыльцо и приказал притащить во двор скамью. Потом сбегал, тяжело дыша, к сараю и принес две плетки, сочно стеганул себя по ногам, споткнулся и матернулся.
На улицу понемногу вышли все из дома.
Сколько раз потом ни вспоминал Стас то, что произошло дальше, столько раз покрывался гусиной кожей и цепенел. Он так и не понял, сон это был или реальность. С каждым первым снегом ему мерещилась скамья желтого дерева, еще зеленая трава в снегу и легкий парок от горячего тела Натальи, разложенной на скамье.
Наталья шла с телохранителями, улыбаясь Феде, счастливая, с румянцем во всю щеку, подметая снег длинным пальто с меховой опушкой. Федя смотрел на нее напряженно, помахивая плетками, и понемногу улыбка Натальи угасла. Стас семенил за ней, путаясь ногами в длинном халате, запрятав мерзнущие руки в длинные рукава телогрейки.