— Мало освещения, — сказал он и стал распаковывать свою камеру. — Ничего не получится, очень мало света.
   — Что ты делаешь, Ангел? — Далилу уже трясло от страха, а Ева смотрела на его приготовления с улыбкой.
   — Надо снимать… Мы ее позвали, сейчас будем снимать. Сейчас она придет… Жаль, Стаса нет… И света мало.
   — А что, она всегда приходит, если назвать ее имя?
   — Всегда. Она тебя укусит, — сказал он Далиле ласково, — ты умрешь, я должен буду избавить твою душу от вечных мучений…
   — По-по-чему это меня? — возмутилась Далила.
   — Ты сказала, что хочешь стать вампиром.
   — Но если ты меня тут же оттащишь в церковь, я же не буду вампиром!
   — Не будешь. Я тебе не дам. Но ты ощутишь миг смерти. Он очень сладостный. А потом я тебя проткну колом, он у меня всегда с собой. — Ангел медленно вытащил из кожаного футляра от видеокамеры небольшой острый кол. — Кстати, здесь есть морг поблизости?
   — Подожди, подожди… — Ева решила выяснить все подробней. — Почему ты должен тащить ее в церковь… или протыкать клином? Пусть она будет вампиром, а? Таким симпатичным, — добавила она, задумчиво глядя на Далилу.
   — Я доктор Кумус, — сказал Ангел, судорожным движением пригладив волосы. — Я тот — кто уничтожает вампиров.
   — Теперь я уже ничего не понимаю… Если ты уничтожаешь вампиров, почему бы тебе не проткнуть эту… Нию, которая всех загрызает, и больше не будет никаких вампиров вообще. Ты что, боишься остаться без работы? — Ева храбрилась, но что-то странное было в облике Ангела, что-то очень заразительно страшное.
   — Ты второй раз назвала имя Великой, ты готова к встрече с ней?
   — Ангел, почему?
   — Она не человек. Она из другого мира. Я тоже потерялся, люди меня не принимают. Когда я соединюсь с самим собой, я сумею уничтожить ее, но не теперь.
   — А когда ты это… соединишься с собой?.. Сегодня, например, вторник. — Далилу трясло, у нее стучали зубы. — К четвергу, как, а?
   — Это будет в другой жизни.
   — И ты ни разу не попробовал… ну, проткнуть ее, эту Нию? Вдруг ты уже соединился с собой и не заметил?!
   Ангел посмотрел на Еву грустно и ласково.
   — Ты третий раз назвала имя. Она здесь.
   На улице стукнула дверца автомобиля. Все трое подошли к окну. Из большой белой «Волги» выходили тоже трое, они были одеты в черные обтягивающие трико. В свете одинокого фонаря у дверей дачи странно высветились их лица, похожие на диковинные маски, потом, приглядевшись, Ева поняла, что это карнавальные очки, разукрашенные блестками. Одна из них была женщина, ее тонкое и мускулистое тело такой обтягивающий костюм только украшал, а вот мужчины были погрузней, с наметившимися животами, обтягивающая синтетика уродовала их, превращая в ходячих гусениц. Особенно смешно смотрелись в их руках небольшие короткоствольные автоматы.
   — Ложись! — крикнула Ева и свалила Кумуса на пол рядом с собой.
   — Ч-что это?.. — Далила несколько секунд стояла вытаращив глаза, потом схватила сына и побежала по лестнице на второй этаж. Со второго этажа вела почти отвесная лестница на чердак, Кеша проснулся, она заставила его сесть на ее спину и уцепиться покрепче руками, он сонно обхватил ее шею и спросил:
   — В чего играем?..
   — А… это самое, как его… в вампиров играем… держись крепче, будем прятаться..
   — Вампиры не любят чеснок… Мы ползем на чердак, потому что там чеснок?
   — Вот именно… Чеснок.
   — А крест, ты взяла крест?
   — Кеша, молчи, ради Бога, не разговаривай, какой крест?
   — Тогда нам конец, — сказал Кеша, помогая ей затащить тяжеленный сундук на крышку чердака.
   Далила заставила его лечь на пол, сама стащила в кучу несколько веревок, выбрала те, которые покрепче, и начала связывать их. Руки ее дрожали, она молила Бога, чтобы у Евы было оружие.
   — Только бы у нее был пистолет… У нее должно быть оружие, — уговаривала она сама себя, не замечая, что бормочет вслух.
   — А на вампиров оружие не действует, — авторитетно заявил Кеша. — Лично я сделаю крест. — Он отобрал у Далилы маленькую веревку и стал переплетать две небольшие палки.
   — Что же это такое происходит? Что это за бред соб-бачий? Какой крест, слушай меня внимательно: я сделаю веревку, если все будет очень плохо, ну, например пожар или перестрелка, мы будем вылезать вон в то окно и спускаться по веревке вниз, потом оч-ч-чень тихо проберемся на соседний участок… И там посмотрим.
   — Класс! — сказал Кеша.
   А у Евы оружия не было. Ее маленький пистолет лежал в автомобиле. Пока Далила лезла на чердак, Ева судорожно выключала все лампы. Когда она клацнула последним выключателем на стене, по окнам ударили автоматные очереди. Ева сначала упала на пол, закрыв голову руками, потом осторожно выглянула сквозь осколки. Женщина была без оружия.
   — Как же мы будем снимать, света нет! — громко и возмущенно сказал Кумус, он пытался стать на колени.
   Ева резко и не очень сильно ударила его ребром ладони в горло, Кумус словно задохнулся, Ева взяла его за волосы и осторожно приложилалбом об пол, тогда он дернул ногами и затих. На звук его голоса раздались опять очереди, теперь были выбиты почти все стекла, со стен посыпались фотографии. Ева звонко вскрикнула и тихо поползла к двери.
   На улице переговаривались. Потом сочный женский голос прокричал:
   — Ангел, я пришла за тобой, иди ко мне, мой Ангел!
   Ева смотрела на лежащего без сознания Ангела, холодный воздух пробрался из сада, Ангел сморщил лицо, словно от кислого, но в себя так и не пришел.
   — Ку-у-мус, великий доктор и магистр, где ты? — В голосе женщины было веселье.
   — Вампиры, значит… — Ева осторожно поднялась на четвереньки, потом выпрямилась у самой двери, вжавшись в притолоку. В разбитое окно заглядывало диковинное лицо хищного насекомого. По полу запрыгал луч от фонарика.
   — Здесь он… Может, пристрелили…
   В коридоре раздались шаги. Ева напряженно прислушивалась — шел один. Она опять присела и, когда мужчина шагнул в комнату, чуть задержавшись у двери, резко распрямилась и ударила его головой в лицо. Мужчина вскрикнул словно удивленно, схватился за разбитый нос, Ева сделала резкий и сильный удар локтем в живот, потом подхватила согнувшегося себе на спину и перекинула его через правое плечо.
   — Тише… тише… — сказала она, отдуваясь. — Дом развалишь, килограммов сто, не меньше… — Она ногой подтянула к себе оружие, стараясь не отходить далеко от стены.
   — Миша, — позвали с улицы, — ты что там?
   — Тише, Миша, тише. — Ева вышла в коридор, дверь на улицу была открыта, она смахнула рукавом капли пота с бровей, проверила предохранитель у автомата и шагнула, не прячась, на крыльцо.
   Женщина ни слова не говоря попятилась и побежала к машине, ее напарник вскинул автомат, тогда Ева выпустила две короткие очереди им по ногам. Женщина упала красиво, вскинув руки, и еще продолжала ползти, без единого звука. Мужчина завизжал свиньей и сел тяжело и сильно большой задницей на землю.
   Ева подняла с земли его автомат, осторожно подошла к машине. Дверцы были открыты, в машине никого. Ева попробовала багажник — он был закрыт. Она постояла над тяжело дышащей злодейкой, сдернула с ее лица маскарадные очки. Лицо было странно разукрашено синей и красной краской. У самых глаз по векам к вискам шли два крыла, вокруг носа, у губ и на подбородке извивались симметрично две змеи, на одной щеке был нарисован странный знак.
   — Это ты — Ния, великая и могучая, из другого мира? Крепись, мне тебя до рассвета еще надо успеть допросить…
   — По… Пошла ты… — Женщина сжимала руками ногу, над коленкой выстрелом разорвало синтетику костюма, обнажив белое тело с развороченной небольшой дыркой.
   Ева обошла, осторожно ступая, дом, с другой стороны она заметила спускающуюся из чердачного окна веревку.
   — Далила!
   Ни звука. Ева вернулась в дом, поднялась на второй этаж, но дверь на чердак открыть не смогла. Она надела куртку, включила свет. По всей большой комнате валялись осколки стекла и фиолетовые астры. Упитанный мужчина в нелепом черном трикотажном костюме в обтяжку лежал у двери. Ева связала ему руки и ноги полотенцами. Ангел Кумус лежал на полу у окна, подогнув ноги, и спокойно дышал. Ева накрыла его покрывалом и вышла на крыльцо. Женщина лежала на мокрой траве не двигаясь, похоже, она была без сознания. Второй мужчина сидел, стонал и ругался матом, не умолкая. Через полчаса Ева сказала, что, если он не замолчит, она его пристрелит, и в этот момент послышался шум подъезжающих машин.
   Из «скорой» выбежали два санитара с носилками и уложили на них женщину.
   Из милицейской машины вышли Далила и трое милиционеров. Подойдя, они козырнули, один из них, пожилой, взял у Евы автоматы. Далила, заикаясь, стала объяснять, все вошли в дом.
   — Мы прибежали к соседям, потом я оставила там Кешу, потом я побежала на станцию и позвонила в милицию, они сказали, что передадут в твое отделение, а пока приедут наши… то есть ваши… как это, местные… Я все рассказала про вампиров, они, похоже, мне не верят. Если им не показать немедленно Ангела Кумуса, они заберут меня в психушку, честное слово. Где этот доктор, магистр? Представляешь, я — в психушке, меня никогда оттуда не выпустят, тебе… не смешно? — Далила села на диван и засмеялась — истерично, громко и с икотой.
   — Да… — сказала Ева, оглядывая комнату. — Где он?
   Кумуса не было на полу.
   Ева смутно помнила, как она бросилась к окну, потом перемахнула через него и упала на землю; она вставала с трудом, ноги ее не слушались, она даже словно видела все в замедленном кино: вот она медленно поднимается и хочет бежать, а в свете зажженных фар машин бежит Ангел Кумус, на шее у него завязано узлом покрывало, покрывало трепещет сзади тяжелыми крыльями, Ангел уже почти добежал к носилкам с женщиной, один из милиционеров выбежал на крыльцо, тоже очень медленно бежит за Кумусом, но он далеко… Санитар — он возился с упитанным злодеем, — почувствовав неладное, медленно встает с колен и бежит, он ближе всех, но он тоже не успеет… Ангел Кумус в одной руке крепко держит белый острый кол, а в другой — большой камень, ему тяжело бежать, и голова болит, а на лбу ссадина, но он… добежал… он приладил кол над сердцем… очень важно попасть в сердце! Он колотил и колотил этим камнем по колу, забивая деревяшку в дергающееся тело. Кумус оказался очень сильным, его оттащили с большим трудом, тогда он стал дергаться и кричать.
   — Я сделал это! — кричал он радостно. — Я сделал это, вы видели, я сделал ЭТО! — Он кричал и прыгал, пока его не огрели дубинкой по голове.
   — Да что же это… тут такое происходит! — заорал подбежавший милиционер и добавил несколько крепких выражений, которые, как отметила про себя Ева, просто и понятно объясняли, что именно тут происходит.

Среда, 23 сентября, утро

 
   Возбужденный, свежий и розовощекий Николаев ворвался в кабинет Евы. Она сидела за столом, подперев голову руками.
   — Гнатюк сказал, что ты сделала дело Покрышкина! У него сегодня как раз истекает срок его задержания, рассказывай! — заорал он.
   — Все пропало, — тихо сказала Ева.
   — Так, понятно. Ты поэтому такая кислая?
   — Его отпустят, но я не виновата.
   — Я понял, а кто виноват?
   — Магистр Ангел Кумус… Он убил главного вампира, Нию… Вчера, на даче Далилы.
   — Понятно… Абсолютно все понятно. Нет, ничего мне не понятно! Ты была на даче? Почему этот Ку… мус был у Далилы?
   — Мы туда его привезли. Мы стали его раскалывать в неформальной домашней обстановке… Он сказал, что он призван уничтожать вампиров, и назвал имя главного — Ния. Как только мы трижды произнесли это имя, она явилась! Пальба, небольшая драка… он воткнул Нии в сердце осиновый кол… Он всегда носит этот кол с собой… Я, например, не могу отличить липу от осины, а он может… Если бы я не замешкалась, он бы не убил эту Нию, мы бы запросто ее приперли и доказали, что Марину Улыбку убила она. И не только ее. У Покрышкина была настоящая фабрика смерти. Он придумывал сценарий, находил дурочку, желающую стать великой актрисой. Ния убивала ее прямо в кадре, Ангел снимал, получалось дорогое кино! Потом Ангел прятал труп, он считал себя магистром, спасающим мир от вампиров. Относил их в святое место. Четыре женских трупа, подкинутых в морг два года назад, помнишь? Вот так.
   — А! Я понял! Ты смотрела фильмы этого придурка? Подожди… Убивала женщина? Она играла у Покрышкина вампира? Я видел его вампира, он мужчина… Хотя, может, это и женщина была… У него татуировка была на лице, на щеке какой-то иероглиф…
   — У нее еще были две мерзкие змеи и крылья?
   — Ну!
   — Она ждет тебя в морге. Николаев прошелся по кабинету и посочувствовал:
   — Да… Ну ты и влипла… А все почему, знаешь?
   — Почему?..
   — Потому что не поехала со мной, не пошла в ресторанчик, не съела печенку с луком, не пила со мной вино, не залезла ко мне в постель и не сделала это со мной пять раз!
   — Господи… печенка… меня тошнит!
   — Не разбудила меня на рассвете, не сказала, что я единственный и неповторимый, не сварила кофе, не надела мой халат! Нет, тебя понесли черти на дачу, к вампирам, к осиновым кольям! Ну почему со мной никогда ничего такого не происходит?!
   — Николаев… Если я сейчас не посплю, я… Я не буду говорить, что я сделаю… Отвези Ангела Кумуса на опознание… Запиши его показания… Мне уже почти все… почти все из управления сказали, что они думают по этому поводу… Отвези Кумуса на медицинское освидетельствование, и дай тебе Бог, чтобы его признали невменяемым!
   — Почему это? Какой же он преступник, если он больной!
   — Потому что если его осудят, кто же будет уничтожать вампиров, — они везде, Николаев! Они везде!
   Закованный в наручники Ангел Кумус задумчиво смотрел на лицо убитой им женщины. Николаев приехал с ним в морг после обеда, служитель выдвинул нужное тело из холодильника до пояса.
   В заключении о смерти говорилось о проникновении в область сердца тупого предмета, Николаев старался не смотреть на уродливый шов вдоль грудной клетки после вскрытия.
   — Это не она… — задумчиво сказал Ангел Кумус.
   — Это та самая женщина, которую ты убил, вогнав ей кол между ребрами, посмотри внимательно, голубчик.
   Голубчик Ангел Кумус заморгал и наклонился над женщиной.
   — Если я сделал это… с этой несчастной… вы понимаете, что это значит?
   — Конечно. Пожизненное. — Николаев не стал уточнять, что это в том случае, если не докажут, что и все остальные жертвы убиты Кумусом.
   — Да ничего вы не понимаете! — заорал вдруг Ангел. — Она жива, Ния жива!
   — А это кто?
   Ангел молчал, шумно дыша.
   — Я воткнул ей кол, — сказал он» наконец. — Она должна была рассыпаться в прах, перед нами должен лежать скелет с остатками плоти!
   — Считай, что это и есть скелет с остатками плоти.
   Ангел перестал замечать Николаева, он нервно ходил возле холодильника.
   — Она жива, — бормотал он. — Она ушла от меня, она жива, и ей нужна кровь… Неужели, — сказал он вдруг с ужасом, — Бог мой, неужели?!
   — Что такое, голубчик, что случилось?
   — Неужели я так и не соединился с собой? Николаев вытер лоб рукой.
   — Поехали, я должен срочно отвезти тебя на освидетельствование. Даже мне очевидно, что ты ненормален.
   — Да-да, — сказал Ангел. — Если докажут, что я болен, меня и судить не будут… Я немного полечусь и смогу найти ее. А где мой кол?
   — Вещественное доказательство.
   — Скажите подружкам… которые меня увезли, что кол нужно делать только из осины, а потом — не перебивайте меня, это очень важно! — в полнолуние воткнуть его в землю и произнести заклинание: «Освобождаю душу свою и сердце, со мной силы небесные», выдернуть кол и спать с ним на теле до рассвета.
   — Я так и передам, не волнуйся, какие проблемы! Слушай, Ангел, может, ты и псих, но не дурак… Почему ваша актриса… Марина… Марина… Улыбка, вспомнил, почему она оказалась на решетке, что, действительно несчастный случай?
   — Я не знаю про решетку… Я видел, как укусили Марину, потом я взял ее на руки… а он так свесился с шеи…
   — Кто свесился?
   — Крестик… Понимаете, у нее на шее был крестик, значит, с ней ничего не могло случиться, она укушена, но вампиром бы она не стала, я так Стасу и написал в записке, положил ее на кровать… и все…

Среда, 23 сентября, вечер

 
   Ева подписывала документы Стасу Покрышкину, адвокат Стаса монотонно и без пауз перечислял Еве нарушения УПК, которые она допустила при задержании Стаса и похищении психически больного Ангела Кумуса.
   — Как же ты теперь без оператора? — спросила Ева у Стаса.
   Стас молчал, он нервно прятал дрожавшие руки и не поднимал глаз.
   — Кстати, это подписка о невыезде, может, я еще сумею тебе соучастие сделать… И скажи, почему это Кумус тело Марины не запрятал?
   Как это было? Он заболел, что ли? Как это было?
   — Молчать! — закричал тонко адвокат, видя, что Стас вздохнул и хочет что-то сказать.
   Подошел Николаев, показал Еве жестами, что все сделал.
   — Я знаю сию тайну, — сообщил он. — На Марине был крестик, вот так.
   Видя, что его не поняли, он разъяснил:
   — Марину убивает эта ваша… вампир, ваша напарница, Ангел снимает, вы рядышком тут, сострадаете… Потом вы уходите. Проводить, скажем, даму до машины, или к вам приходит актриса, вы тянете время, немного с ней прогуливаетесь или куда-нибудь зашли выпить… Возвращаетесь домой, а там подарочек, на вашей кровати, которая из немецкого каталога! Этот гад Кумус почему-то решил, что Марина проснется как ни в чем не бывало, поскольку укус вампира не должен причинить ей вреда из-за крестика, — он плохо понимал, что они уже мертвые… Вы кладете Марину на решетку, девочку поите и звоните в милицию… Ну что, правильно?
   — Да тут весь отдел с ненормальной фантазией! — Адвокат был совершенно искренне возмущен. — Вы думаете, мы ограничимся жалобой?
   — Ну что вы такой злой, — сказал Николаев и вдруг зашипел.
   Все удивленно уставились на огромные клыки у него во рту.
   — Да это просто… сумасшедший дом! — Адвокат уводил Стаса, Стас все поворачивал голову и оглядывался на Николаева.
   Николаев вытащил изо рта пластмассовую пластинку с клыками. Ева молчала, вытаращив на него глаза.
   — Я думал, тебе понравится…
   Николаев долго уговаривал Еву пойти с ним поесть, но она согласилась только на мороженое. Он предложил пригласить и Далилу. Ева равнодушно пожала плечами. Николаев позвонил из автомата. Рассерженный старческий голос ответил ему, что у Далилочки нервный срыв.
   — Слушай, — спросил он у Евы в кафе, — а как это бывает — нервный срыв у психоаналитика?
   — Понятия не имею… Вообще, она вела себя на даче очень правильно… Почти… Залезла с ребенком на чердак, крышку чердака завалила, по веревке спустилась вниз с другой стороны дома, добежала до соседнего дома, оставила там ребенка и позвонила со станции в милицию.
   — Что, там еще и ребенок был?! Ну, вы повеселились… Кстати, Ангел Кумыс…
   — Кумус!
   — Да, Кумус… он передал тебе кое-что… сейчас вспомню… Так. Сначала ты срубаешь дерево… Осину, да, обязательно осину! Делаешь из него кол — посмотришь потом в вещдоках, какого размера, — потом в полнолуние закапываешь этот кол в землю и говоришь… Черт… Что там нужно говорить?.. Забыл… Подожди, это не все, потом этот кол надо положить на свое тело, желательно голое, и заснуть… Кажется, все…
   — Слушай, Николаев, если ты отвезешь меня домой, если ты проявишь такое невозможное внимание и заботу… Я расскажу тебе один мой секрет.
   — Да я тебя на руках затащу в квартиру! В Мишине у своего подъезда Ева сказала Николаеву, что она, вероятно, влюблена.
   — Тяжелый случай. И как он, положительный, смелый? — Николаев гордо выпятил грудь.
   — Я его толком и не помню… Стараюсь вспомнить его лицо… и не могу.
   — Ты хочешь сказать, что это не мое лицо?
   — Не твое. Я устала и хочу спать.
   — Но ты же знаешь его имя, ну, особые приметы!
   — Точно… У него татуировка на ногах.
   — Что, на обеих?
   — Да. Там что-то про родину написано… Неприличное.
   — Ну, знаешь… Где же ты его нашла… с голыми ногами в сентябре?
   — На даче.
   — Что, вампир?
   — Да нет, это было раньше… На выходных… Но дача та же. Просто заколдованное место какое-то… Спокойной ночи, Николаев.
   — Утром — в банке, — предупредил Николаев.
   — В каком еще банке?
   — Банк «Оникс», они сегодня мне не дали влезть в сейф Кота — для этого нужно постановление и разрешение и еще черт-те что.
   Гнатюк все сделал, утром можно попользоваться ключиком.
   Ева вылезла из машины, хлопнула дверцей. Ноги не двигались. Она с тоской посмотрела на свои окна. Третий этаж.
   — Я донесу! — предложил Николаев.
   Она покачала головой и побрела к подъезду.
   На лестничной клетке не горела лампочка. Ева пошла по ступенькам медленно, ступать старалась тихо. На четвертом этаже горел свет, она увидела бесформенную массу у своей двери, прижалась к стене и вытащила из-за пояса пистолет. Прижимаясь спиной к стене, она медленно подошла к своей двери. На полу, обхватив колени руками, сидела Далила. Она подняла голову, потом бросилась к Еве, и обхватила ее ноги.
   — Они убьют его, убьют! Я так не могу жить! Не может такого быть, он невиновен!
   — Господи, ну что за день такой! Я устала, кого еще убьют?
   — Ангела… Кумуса… магистра, — захлебываясь, говорила Далила.
   — Да никто его не убьет, он невменяемый, он псих, понимаешь?
   — Убьют!
   — Не убьют! Заткнись и заходи в квартиру.
   Ева стала раздеваться сразу, у дверей. Пока она дошла до ванной, она раскидала повсюду свою одежду, потом включила воду и голая пошла на кухню ставить чайник.
   — Почему ты не пришла в кафе? Николаев меня кормил мороженым и рассказывал, как правильно сделать осиновый кол… Ты можешь сесть на шпагат? Я — могу. — Ева растянулась на полу.
   — Не знаю… Они убьют его! — причитала Далила.
   — Ты меня заколебала, понимаешь, ты должна меня успокаивать, анализировать мое состояние и выписывать рецепт. А ты что делаешь? Ты нагнетаешь обстановку.
   — Ева… Ева, надо что-то делать!
   — У тебя истерика затянулась. Лично я иду в ванную, там я пью чай с ликером, а потом лягу в постель и попробую заснуть, если ты, конечно, к тому времени замолчишь и потеряешь где-нибудь сознание до утра.
   Ева заваривала чай, Далила скулила, стоя рядом. Ева залезла в ванну, Далила продолжала в том же духе, сидя возле нее на полу. Ева не выдержала, открыла кран с холодной водой, поманила ее пальцем, с наслаждением уцепилась за желтые волосы и засунула голову Далилы под кран.
   — Идиотка… Неврастеничка! — завопила Далила, когда смогла вырваться.
   — Слава Богу, вспомнила и про меня!
   — Как я пойду домой?! У меня волосы сохнут два часа. Нет, какая ты гадина, а?!
   — Девушка, вы здоровы! Я уж думала, ты вся истечешь слезами.
   — Это просто свинство, — говорила Далила, стуча зубами, прижав к себе телефон и усаживаясь на тахте. — Мне надо позвонить няне… Мне завтра рано вставать… Это, конечно, гнусно с моей стороны, но я очень хочу есть. Алло! Это я… Матильда Ивановна, я не приду домой, у меня голова мокрая… Что? Меня облили водой. Да все в порядке! Я у подруги. Змея подколодная, а не подруга. Это я не вам. Спасибо… Когда Ева вышла из ванной, спокойная и горячая, она обнаружила, что Далила спит на ее тахте, обняв телефон и улегшись поперек. С ее спустившихся до пола волос натекла лужа.

Четверг, 24 сентября, утро

 
   — Ева… Ева, проснись. Ева! Это я, ну?
   — Кто это — я?
   — Это я, Далила. Я хочу извиниться. Ну проснись же!
   — Когда?.. Который час?
   — Шестой час, просыпайся, надо вставать на рассвете, чтобы правильно использовать приобретенную за ночь энергию.
   — Ты все издеваешься? У тебя продолжается истерика, или как это понять? За что ты меня ненавидишь и не даешь мне спать?! Исчезни.
   — Если ты уже проснулась, то я включу свет.
   — Нет!
   Далила включила настольную лампу.
   Ева увидела ее — полностью одетую, аккуратно причесанную, насколько это можно было с ее волосами. Она наклонилась над Евой, дохнув зубной пастой.
   — Я только хотела сказать тебе «спасибо» и извиниться за вчерашнюю истерику.
   — Ну? Ты извинилась? Получай!..
   Ева с наслаждением размахнулась подушкой и тяжело хлопнула Далилу по голове. Далила невозмутимо сдула с лица волосы и стала медленно снимать плащ.
   — Слушай, — сказала Ева устало, — я тебя уже ненавижу. Неужели ты собираешься со мной драться. Ну будь человеком, дай мне поспать!
   — Я сварю тебе кофе, ты плохо выглядишь.
   — Нет, я не верю, ни один мужик меня так не доставал, убирайся!
   Далила стучала на кухне посудой.
   Ева выключила лампу, накрыла голову подушкой, но, повертевшись, поняла, что больше не заснет. Она встала и, пошатываясь, пошла на кухню.
   Далила сидела за столом, возле нее дымились две маленькие чашки, она бессмысленно таращилась в темное окно.
   — Слушай, почему бы нам не выспаться как следует, какого черта, вообще!
   — Я должна быть дома не позже семи без четверти.
   — И что будет? — Ева села на стул и зевнула от души.
   — Кеша просыпается и залазит ко мне в постель. Пожелать доброго утра.
   — А если ты не одна?