Страница:
— Без пятнадцати семь я всегда и везде уже одна.
— Это твоя жизненная установка? Ну, насчет сына? Когда-нибудь он же должен перестать бегать к тебе в постель по утрам.
— Я с ужасом думаю об этом времени.
— А что это ты так разволновалась вчера насчет Кумуса?
— Абсурд. Полный бред. Сюрреализм. Я — специалист в своей области… ну, предположим, что это так… Он живет рядом, но в выдуманном мире, я — единственный, кто должен ему помочь, а в результате нашего контакта я начала верить в вампиров.
— Разве ты помогаешь психически больным? Я думала, что ты специализируешься по контактам, производственному климату и тому подобному, — ты же не психиатр.
— Да, но обычно люди, имеющие трудности в общении, всегда очень близко подходят к такой грани… за которой начинается диагноз для психиатра. Наверное, я слишком впечатлительна… для специалиста. Я хочу с тобой встретиться, — закончила она вдруг неожиданно. \
Ева только что выпила кофе и застыла с чашкой у рта.
— Да, конечно, мы сто лет не виделись, я очень соскучилась по тебе, почему бы нам не встретиться!
— Сегодня в восемь ты сможешь?
— Нет, давай в шесть, это через десять минут, не придется никуда ехать. Здравствуй, Далила, как я рада тебя видеть!
— Я имею в виду вечер. — Далила встала и пошла одеваться.
— Неужели? Я не доживу. — Ева, беспрерывно зевая, проводила ее до двери, задумчиво посмотрела на часы, решила полежать пять минут, но только она прилегла, как зазвонил телефон.
— Если это ты, — сказала Ева, едва ворочая языком, — то лучше вернуться сюда, я тебя придушу, и все. Чехов. Классика.
— Это из анекдота? — спросил Николаев в трубку. — Я тут стою с портфельчиком, довольный и сытый, а тебя все нет. Мы должны были в банке встретиться!
— Но в девять же, а не в шесть!
— В девять? Да, но пока я туда-сюда, пока открыли и зафиксировали, уже и пол-одиннадцатого.
— Не может быть!
— Слава Богу, ты просто проспала, а я уж подумал, что того… Если хочешь, я за тобой заеду, приедем вместе в управление.
— Нет. Давай быстрей портфель на отпечатки, я доеду сама.
Спать хотелось невыносимо.
День завертелся. Еве принесли заключение мед-эксперта по поводу смерти Елены К. — той самой, с которой так успешно справился Кумус вечером. Обстоятельства и причина смерти были Еве известны, поэтому она прочла внимательно только приписку снизу. Елена К, была девочка без комплексов, она с удовольствием колола в руку наркотики и не собиралась лечиться от гонореи. И это при полном здоровье практически всех жизненно важных органов.
В двенадцать пришел противный Демидов и ласково сообщил, что Коту будут выдвинуты обвинения в захвате заложника, «кстати, скончавшегося, так что его показаний не будет», незаконном хранении и применении оружия и оказании сопротивления при аресте.
— Он же был в розыске! Что там у него?
— В Екатеринбург направлен запрос, но у вас же всегда так, Ева Николаевна: ловите «шестерку», визгу на всю Москву, а потом требуете, чтобы он получил много и сразу за всех.
— Мне не нужен никакой запрос. Убийство коммерсанта в январе, ограбление банка — два охранника, наезд на машину ГАИ — трое убитых. Там так много, что сразу не запомнить.
— И все это — ваши предположения, да еще к ним можно приложить сильную такую уверенность, что всем этим руководил некто Слоник — главарь, злодей! Почему бы вам, Ева Николаевна, не начать писать?
— Что… писать?
— Романы. Приключенческие романы с бравой героиней, которая всегда и везде побеждает! Она неотразима, непобедима и апельсины любит.
— Интересная мысль. Мне тут пришло в голову, как-то даже неожиданно, что вы всегда такой нервный и придурковатый, когда меня видите, потому что я вам нравлюсь. Как насчет сегодняшнего вечера? Хотя нет, сегодня у меня свидание. А как насчет завтрашнего утра? Часиков в пять-шесть? В это время я очень заводная!
Николаев столкнулся с разъяренным Демидовым в дверях.
— Не дыши так громко, — Николаев ласково отряхнул пылинку с пиджака Демидова, — а то я подумаю, что ты нашкодил!
Николаев пришел поделиться своими сомнениями. Он не верил, что им дадут довести дело Кота до конца. Как только на портфеле обнаружится что-то интересное, Кот будет обрабатываться в другом отделении, а у эфэсбэшников методы отработанные: информация в обмен на…
— Что в портфеле?
— Значит, так, — перечислил Николаев, — старая «беретта», два патрона в стволе, новенький отполированный «Макаров», глушитель к нему, обойма полная, маленький аккуратный обрез, самодельный, очень изящный, ствол вот такусенький, нарезной, приклад обработан дополнительно, утолщен и специально вырезан под плечо… Как ребенку делали! Две гранаты, две запасные обоймы для «Макарова».
— Ничего интересного. Разве что обрез.
— Поехал мой опер в Тулу, знаю я там добрых ребят, они любят такие вещи делать.
— Кстати, Волков вышел?
— Болеет, бедняга, но увольняться не собирается. Гнатюк говорит, что он воспитуем, в принципе. А Коля мой сгинул. Вчера двух китайцев в Москве-реке выловили, я думал — он… Поехал с Волковым в морг на опознание. Не опознал. Говорит, не Коля это. — Николаев задумчиво смотрел в окно, играя желваками. — Расстроился, бедный: китайцев ужас как любит.
— С Волковым что-то не в порядке. Читал его личное дело?
— Читал. Все в порядке. Кто у нас сейчас не увлекается боевыми искусствами Востока, будучи гадом и трусом? Традиций-то никаких!
— Он будет мстить.
— Он будет хлебало себе в органах искать и дружков проштрафившихся подбирать!
— Ладно, по делу. Николаев, давай побегаем от наших братьев. Ну хотя бы заключение по поводу этого портфеля первые прочтем, в конце концов! Проволыним чуть-чуть, нужен еще один допрос Кота, когда заключение будет.
— А если оно пустое?
В дверь постучали. Выдержали несколько секунд. Потом дверь открылась, и радостная розовая физиономия оглядела кабинет.
— Майор Николаев, здравия желаю! А я с вами поработать пришел! Ева Николаевна, позвольте представиться! — Высокий статный красавец с черной шевелюрой, кошачьими усиками и задорными хищными глазами вытянулся в струнку.
Николаев закрыл глаза, повернулся к Еве и неопределенно чмокнул в воздухе губами.
— Подполковник Хватов, ФСБ. — Николаев понуро кивал головой.
— По делу к нам или отдохнуть? — Ева цепко оглядела Хватова. Встав и выпрямившись, она почувствовала неприятности, словно легкий привкус противного одеколона после бритья у того на щеках.
— Вообще по делу, а теперь, когда вас увидел, уже и не знаю. — Он противно подмигнул Николаеву.
— И теперь придется по делу! — сказал ему Николаев и разъяснил Еве обстановку:
— Их бравые ребята попались с поличным — почти двести граммов героина, — но наше руководство почему-то не захотело замять, как раньше, и отправить к ним же на расследование, а — шарах, арестовало и дело завело. Дома бы их просто пожурили, ну, уволили бы из ФСБ для острастки. Не знаю уж почему, но другие бравые ребята пристрелили как-то неумело двоих коммерсантов, молоденьких, умненьких и очень богатеньких. Еще одно дело! У нас в управлении теперь два дела: одно в наркотиках, другое — почему-то в экономических преступлениях, хотя ему самое место у нас, в особо опасных. Так что ты, Хватов, не туда пришел, к нам это не направили. Я так думаю, что все-таки хотят вашим ребятам облегчение небольшое сделать, вроде как если убить двух коммерсантов то это не убийство, преступление экономическое. Но это не у нас.
— Ребята, вы что такие мрачные! Жизнь полна приключений, а не неприятностей! Я вообще к вам по делу Опушкина Евгения Мироновича, шестьдесят седьмого года рождения, русского, дважды судимого, а вы такое на меня навесили!
Ева еще несколько секунд недоуменно смотрела на Хватова, потом поняла, о ком он говорит. Он говорил про Кота.
В дверь постучали. Бледное женское лицо осторожно заглянуло в кабинет. Женщина быстро осмотрела мужчин, чуть задержалась взглядом на Еве, извинилась и сказала, что подождет за дверью.
Николаев приоткрыл чуть-чуть дверь и в щель задумчиво осмотрел женщину в коридоре. Уходя с Хватовым, он предложил Еве пообедать вместе, Хватов радостно поддержал его предложение.
— Ты это, поосторожней с оружием, — вдруг сказал Николаев, улыбаясь. Ева уставилась на него, не понимая. Она еще несколько секунд в оцепенении смотрела на закрывшуюся дверь, потом крикнула: «Прошу!»
Женщина вошла стремительно, словно боялась остаться еще немного в коридоре, плащ ее шуршал иностранной блестящей оболочкой, как целлофановый. Ей было за сорок, прямые серые волосы, ухоженное лицо с остатками красоты, еще не совсем растерянной при статусе домохозяйки. Худые жилистые руки с большими острыми ногтями и несколькими кольцами сжимали маленькую кожаную сумочку, клацая защелкой.
— Извините. Я не отниму у вас много времени. — Клац-клац.
Еву что-то насторожило: сумочка была маленькая, но оружие там могло поместиться, да и посетительница что-то очень нервничала.
— Разрешите ваши документы.
— Что?
— Ваши документы. — Ева опустила руку под стол и осторожно выдвинула ящик.
— Я не взяла паспорт, вас устроят мои водительские права?
— Вполне.
Фамилия и имя женщины Еве ничего не говорили. Женщина, видя замешательство Евы, решила прояснить ситуацию.
— Понимаете, моя фамилия вам ничего не скажет, потому что у нас с мужем разные фамилии… Я оставила девичью.
— Я слушаю вас, говорите. Если фамилия вашего мужа мне все объяснит, почему бы не начать с нее.
— Да, конечно. Мой муж… Как бы это сказать. Я знаю, что вы — любовница моего мужа.
Выговорив это, женщина вздохнула с облегчением, еще раз клацнула сумочкой, достала сигареты и закурила.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— И кто ваш муж?
— А что, у вас так много любовников — женатых мужчин, что вы теряетесь в догадках?
— Да я их даже сосчитать без калькулятора не в состоянии, а вы со своими намеками! Извините, у меня мало времени.
— Мой муж работает заместителем прокурора района.
— Хорватый? — задумчиво спросила Ева.
Женщина оглядывалась в поисках пепельницы. Потом судорожным движением достала фольгу от жевательной резинки и затолкала туда сигарету. Закурила следующую. Пепел стряхивала на пол.
— Я давно догадывалась, что он с вами. Я вас видела в прошлом году на вечере. Вы очень красивы, но вам не хватает стиля. Как бы это объяснить…
Ева сдержалась и промолчала.
— Я относилась спокойно к этой его интрижке, но вчера он заявил, что хочет развестись со мной. Это смешно, честное слово, он так дорожил семьей, карьерой, и вдруг такое заявление… Понимаете, вам нравится мой муж таким, каким я его сделала! Да, он карьерист, немного трусоват, но честен! Когда он бросит все, что его делало, что составляло его жизнь, он будет вам неинтересен, уверяю вас! Он ленив, достаточно неряшлив и плохо образован… в смысле общего уровня. Он засыпает на концертах, хотя и играет сносно в шахматы. Три года он не может выучить прилично французский!
— Извините, — Ева устала, и ей стало скучно, — но и действительно спешу, и поверьте, у меня очень важные дела сегодня. Я покажу вам справку, вы сами решите, насколько ваши предположения обо мне как об угрозе вашему благополучию верны. — Ева рылась в ящике. — Вот, пожалуйста.
— Что это? Женская консультация? Я не понимаю. Произведен поверхностный осмотр. Позвольте…
Женщина смотрела на Еву открыв рот.
— Здесь написано, что вас не смогли осмотреть, потому что…
— Да-да, совершенно верно, именно поэтому. Ну как, могу я быть вашей соперницей?
— Ничего не понимаю… Вы — девушка?
— Мне нужна была справка в бассейн, я беру такие каждые два месяца. Если хотите, можем и сегодня прогуляться к гинекологу, этой справке неделя, может, вы сомневаетесь.
— Извините меня ради Бога, я такая дура!
— Он сказал, почему хочет развестись?
— Нет, он молчит уже два дня, сам не свой, я сказала, что знаю про вас, он только отвернулся.
— Я хочу дать вам совет, если можно.
— Совет? Нет, спасибо.
— Родите ему ребенка. Хорошенького умненького мальчика.
— Ну что вы, нашей дочери уже двадцать!
— Дочь только обрадуется. Просто я видела, как Хорватый поздравлял одного нашего коллегу с рождением сына. Это надо было видеть.
— Что, серьезно? Как-то это неожиданно, знаете. Я не очень хорошо себя чувствую, я пойду. Подождите… — Она стояла уже в дверях. — Не мучайте меня, я уверена, что вы ему нравитесь, неужели у вас ничего не было?
— Ну, как вам сказать. Мы действительно целовались несколько раз… — «И в разные места», — подумала Ева, ругая себя последними словами. — Но ничего серьезного, вы же видели.
Когда дверь закрылась, Ева почувствовала странное желание надавать Николаеву по физиономии. Она вдыхала несколько раз, задерживая выдох, потом проветрила комнату от дыма, отжалась от стола, но это не помогло. И она пошла искать Николаева в столовую.
Хохочущий Николаев сидел с Хватовым и Демидовым; анекдот, вероятно, был очень даже хорош, потому что Николаев едва не ронял изо рта куски пирога.
Ева взяла компот из кураги и два пирожка с мясом. Подумала и взяла еще один компот.
Подойдя к их столику, она похлопала подавившегося-таки Николаева по спине, а когда он благодарно уставился на нее прослезившимися глазами, вылила ему компот на брюки.
Николаев вскочил, Демидов тоже вскочил и быстро ушел от их столика, Хватов, еще улыбаясь, наблюдал с недоумением, как Ева взяла еще один стакан и оценивающе оглядела Николаева. Потом она медленно перевела глаза на Хватова.
— Эй, вы что это делаете? — испугался Хватов. — Ребята, что это у вас за разборки?
— Не волнуйтесь, я сейчас вытру. — Ева поставила стакан, достала носовой платок и резко, изо всей силы провела по мокрому пятну между ног Николаева.
Николаев взвыл.
— Я, пожалуй, пойду, я вижу — у вас проблемы. — Хватов медленно встал и задвинул свой стул.
— Какого черта, что на тебя нашло? — спросил Николаев.
— Не зли меня, а то я оболью тебя с головы. Друг, да?
— Какой друг?
— Это у тебя по-мужски, да?
— Да что я сделал?!
— Ты видел жену Хорватого в коридоре? Я же поняла, ты ее узнал, так ведь!
— Я… сомневался! Я не был уверен!
— Это и есть твоя хваленая мужская солидарность! Всегда прикрываете друг друга, всегда соврете и предупредите, а я, значит, ею не пользуюсь!
— Ева, ты не мужчина, пойми наконец, ты мне друг, но ты не мужчина! Ты не имеешь права пользоваться мужскими льготами! И потом, ты же мне нравишься!
— Не зли меня, Николаев!
— Позвольте прервать вашу теплую и дружескую беседу, но мне велели немедленно принести заключение экспертизы, как только будет готово, и вручить только вам, даже в туалете.
— Еще один мой опер, — кивнул Николаев, забирая бумаги. — По крайней мере не засунул их под телефон, и на том спасибо! Ты кто по профессии?
— Столяр.
— Столяр! А вот Волков с высшим образованием! Он по личному делу не специалист, а просто подарок судьбы! А что получается на деле? Трус и халявщик. Отсюда вывод? Образование портит оперуполномоченного. Свободен. — Николаев принялся за бумаги.
Ева оглядела зал. Хватов ушел.
— Ну, что там? — не выдержала Ева.
— Пальцы, и преотличные, скажу я тебе! На портфеле — Опушкина Евгения, на оружии — двоих, Закидонского и неизвестного. Вот так, Паша-Слоник.
— Я думаю, с таким заключением можно Кота раскрутить по полной программе!
Ева и Николаев нашли следователя Калину и узнали, что Опушкин Евгений Миронович, он же Кот, он же Хвост, он же Жека-коммунист, был переведен только что из следственного изолятора в специальную камеру Бутырской тюрьмы по распоряжению пятого отдела Федеральной службы безопасности, дело его изъято, и больше их отдел этим не занимается.
— Кто его забрал?
Калина задумчиво оглядела Еву и Николаева, вздохнула, порылась в столе, перелистала с десяток бумаг и прочла по слогам:
— Хва-тов… подполковник ФСБ. Вот подпись.
— Гнатюк знает?
— Гнатюк на заседании специальной комиссии по преступности у мэра.
— Ну что ж вы так, Татьяна Дмитриевна? — Ева задыхалась от злости, но знала, что надо держать себя в руках, иначе Калина просто замолчит. — Без разрешения своего непосредственного начальника не довели до конца дело о захвате заложника, как же вы так!
Калина задумчиво посмотрела в пространство поверх их голов.
— Там была подпись прокурора, — сказала она.
— Гнатюк вам не простит, он очень не любит, когда захватывают заложников!
— Да. Я должна была написать заключительную докладную. Какая разница, где он сидит!
— А если нужно будет допросить — у нас открылись новые обстоятельства, — вы что, в тюрьму к нему поедете? — Николаев тоже успокаивал себя и говорил лениво и медленно.
Калина опять задумалась.
— Я буду обсуждать это с начальником отдела.
В коридоре Ева стукнула кулаком в стену. — Ну что за такое, как бы сказать, растакое!
— Да! И еще этакое и пере так! Ты что, никогда не ругаешься?
— Пошли ко мне в кабинет, проясним обстановку, все подчистим и посмотрим, что осталось.
Осталось много. Если предположить, что убийства за последний год почти всех крупных руководителей свинцовой отрасли — дело рук одной организации, то это заказная акция, ее концы надо искать там, где хранятся деньги боссов свинцового синдиката. Было убито четыре человека, причем сделано все было очень грамотно, потому что по первому убийству шла версия ревности: убитый был с женщиной, которую тоже пристрелили, а муж женщины исчез. По второму — чистая бытовуха: три трупа в сауне, везде следы драки и пьянства. В третьем случае сначала убили двух охранников, подкинули версию о подкупе начальника охраны, того убрали свои, шеф остался неохраняемым на полдня, его взорвали в автомобиле. К этому времени уже стало понятно, что происшествия происшествиями, а в конечном итоге убиты трое из руководителей свинцовой отрасли. Остальные трупы — антураж. Четвертое убийство можно было почти спрогнозировать: была приставлена охрана, но охраняемый, который сидел мышкой в гостинице, к окнам не подходил и без пароля не открывал, неожиданно решил выброситься с восьмого этажа. Особенно разозлила Николаева его «предсмертная записка», это было уже оскорбление! Из основного руководства по регионам рудодобывающей отрасли осталось двое, которые испытывали явный страх за свою жизнь и тратили огромные деньги на охрану. Поскольку все убитые, да и эти двое, которые теперь трусили, имели некоторую недвижимость в Турции, Николаев сразу обозвал это делом Слоника.
— Как ты думаешь, наши коллеги в галстуках ловят Слоника или кормят его? — Ева устало отодвинула бумажку со схемой, которую они составили с Николаевым.
— Мы этого не узнаем, пока его не поймаем.
— Слушай… У меня появилась одна мысль. А что, если Слоник придет в банк? Мы же совсем этого не предполагали, думая, что портфель — Кота, а ведь Кот никогда не стрелял, он очень любит душить и резать. — Николаев уже схватил свою куртку и выбегал в дверь. Ева бросилась за ним в коридор.
— Николаев, тебе не дадут группу захвата, Гнатюка нет! — крикнула она ему в коридоре.
— Да я только со стороны посмотрю! Напиши Гнатюку докладную и приезжай, повеселимся! — Николаев почти врезался с разбега в Хорватого.
— Судя по его радостному виду, опять самодеятельность? Какую-нибудь пакость замыслил. — Хорватый смотрел на Еву открыто и грустно.
— Слушай, Хорватый, сходил бы ты куда с женой — в театр или на концерт.
— А я хотел тебя пригласить в ночной клуб.
— Это как раз то, что ей надо! А у меня, извини, сегодня свидание.
— Нам надо поговорить.
— Давай так. Ты идешь с женой в ночной клуб. Обсуждаете. Потом поговорим. Слушай, Николаев поехал в банк, хочет поймать кого-нибудь, не подпишешь разрешение на группу захвата?
— Кого будет хватать?
— Да кто его знает, кто попадется под руку, того и поймает.
— Есть что-то новое? А я приехал с Гнатюком, пусть он и подпишет.
Ева понеслась вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Гнатюк еще не успел открыть свой кабинет. У Евы странно щемило сердце, но она решила, что это из-за Хорватого и его грустных глаз.
— Извините, — начала она, — Николаев…
— В кабинете, — перебил ее Гнатюк и огляделся.
В кабинете его было затхло и сумрачно.
— Как рано уже темнеет. — Гнатюк медленно раздевался. — Слушаю тебя, только помедленней»
— Сегодня в банке из сейфа Николаев взял портфель. В нем было оружие, мы предполагаем, что оно принадлежит Слонику. Поскольку Кот раньше не стрелял, значит, Слоник может прийти за портфелем. Николаев поехал в банк, будет там сидеть в засаде до закрытия, прошу группу захвата.
— Пальцы есть?
— Есть.
— Если это портфель Слоника, зачем он отдал его Коту?
— Да кто знает, как там все было, он же сбегал. И ключ у Кота один. А в банке сказали, что можно выдать второй ключ, если за аренду сейфа уплачено. Человек показывает квитанцию, называет номер — это пароль — и своим ключом открывает сейф. У Кота не было квитанции!
— У Кота не нашли квитанции.
— Да! Кота забрали в Бутырку.
— Я уже знаю. Если его допрашивать там, будут их люди, если здесь — проблема перевоза. А ты что бок потираешь, уж не сердечко ли прихватило?
— Что-то мне тревожно, день такой тяжелый.
— Ладно, не беспокойся. Я пошлю ребят, группа захвата здесь ни при чем, пусть посидят в кафе напротив банка.
— Там есть кафе?
— А как же! — Гнатюк смотрел серьезно, но глаза его бегали. — Я и банк этот знаю. Тебе надо поработать. Закрываем дело Покрышкина, возьми медицинское освидетельствование Кумуса, подготовь все бумаги, отвези в прокуратуру.
— А можно мне в банк перед этим съездить на полчасика?
— Нет. Работай.
Четверг, 24 сентября, вечер
Ангела Кумуса привезли на психоосвидетельствование только в два часа дня. Голубые корпуса психиатрической лечебницы были обнесены высоким бетонным забором, на воротах — охрана. Кумус смотрел на охранника сквозь решетку, охранник, пожилой и грустный, смотрел на лицо Кумуса в окошечко милицейской машины, машину болтало на ухабах, лицо Кумуса светилось в темном зарешеченном квадрате, охранник сплюнул и сказал: «Еще одного Иисуса Христа повезли».
Когда Кумус выходил из машины, его вырвало на санитара, санитар отпрыгнул, но все равно оказался выпачканным. Ангел, тяжело дыша, прислонился к машине, санитар быстрым неуловимым движением ударил его снизу в подбородок. Кумус постоял, пошатываясь, и упал на землю.
Сопровождающие Кумуса милиционеры почесали в затылках. Кумус лежал в грязи на боку, руки у него были в наручниках, лицо повернуто к небу.
— Тащи носилки, — сказал один из милиционеров санитару.
— Очухается — сам поднимется! — Санитар оттянул край своей форменной рубахи и старался стряхнуть с нее рвоту.
— Да будем мы тут стоять и ждать! Тащи носилки, не будешь в другой раз руками размахивать.
Кумуса подняли за ноги и за плечи и положили на носилки. Пошел легкий, почти незаметный снег, те снежинки, которые запутались в волосах Ангела, не таяли.
Когда один из милиционеров и санитар с носилками вошли в коридор клиники, раздался вой сирены. Это значило, что кто-то пытается сбежать. По коридору пробежали накачанные санитары в бледно-голубых свободных рубахах и таких же широких штанах. Пробегая мимо дверей, они быстро задвинули защелку и заблокировали ее. Кумуса перетащили с носилок на каталку, поставили к стене. Санитар побежал к своим, милиционер прислонился к стене рядом с каталкой, раздумывая, можно ли тут в суматохе покурить. Опустевший коридор блестел протертым кое-где линолеумом. В конце коридора было окно и поворот. Из-за поворота вышел высокий человек в балахоне, с длинными волосами. Он шел против света, медленно и уверенно, опираясь на небольшую палку. Милиционер совсем не видел его лица, но угадал при поворотах головы легкую бородку.
«Ну и форма тут у них, — посочувствовал милиционер, — хотя, с другой стороны, когда очень жарко, может, так и удобно?»
Странный человек подошел к каталке. Только тут милиционер рассмотрел чистые правильные черты его лица, очень красный красивый рот и почти бессмысленные глаза. Человек положил свою руку на лоб Кумуса.
— А ну, отвали! — сказал милиционер.
— Встань и иди! — торжественно произнес человек в балахоне.
Ангел Кумус открыл глаза. Несколько секунд он недоуменно таращился, потом сел. Человек в балахоне протянул ему руку. Кумус не мог подать свою, но встал. Один раз он пошатнулся и чуть не упал, прислонился лбом к груди своего спасителя и почувствовал крепкие мускулы под легкой материей.
Второй милиционер, который остался на улице, смотрел на них сквозь стеклянную дверь. Он увидел, что его напарник показывает ему на странного высокого мужчину в простыне и крутит, посмеиваясь, пальцем у виска. Милиционер показал пальцем на палку этого странного типа — ему показалось, что это лыжная палка, но без кружка на конце. Напарник махнул рукой. Тогда милиционер показал, опять жестами, что развернет машину, и пошел к шоферу.
Потом милиционер, сопровождающий Кумуса, не смог толком объяснить, что же произошло. Ни разу за всю эту сцену милиционер не почувствовал опасности или страха. Он хотел подойти к Кумусу, чтобы отправиться с ним наконец к главному врачу, а этот придурок в простыне как раз заметил наручники на руках Кумуса. Молча властным жестом показал на них милиционеру.
— Это твоя жизненная установка? Ну, насчет сына? Когда-нибудь он же должен перестать бегать к тебе в постель по утрам.
— Я с ужасом думаю об этом времени.
— А что это ты так разволновалась вчера насчет Кумуса?
— Абсурд. Полный бред. Сюрреализм. Я — специалист в своей области… ну, предположим, что это так… Он живет рядом, но в выдуманном мире, я — единственный, кто должен ему помочь, а в результате нашего контакта я начала верить в вампиров.
— Разве ты помогаешь психически больным? Я думала, что ты специализируешься по контактам, производственному климату и тому подобному, — ты же не психиатр.
— Да, но обычно люди, имеющие трудности в общении, всегда очень близко подходят к такой грани… за которой начинается диагноз для психиатра. Наверное, я слишком впечатлительна… для специалиста. Я хочу с тобой встретиться, — закончила она вдруг неожиданно. \
Ева только что выпила кофе и застыла с чашкой у рта.
— Да, конечно, мы сто лет не виделись, я очень соскучилась по тебе, почему бы нам не встретиться!
— Сегодня в восемь ты сможешь?
— Нет, давай в шесть, это через десять минут, не придется никуда ехать. Здравствуй, Далила, как я рада тебя видеть!
— Я имею в виду вечер. — Далила встала и пошла одеваться.
— Неужели? Я не доживу. — Ева, беспрерывно зевая, проводила ее до двери, задумчиво посмотрела на часы, решила полежать пять минут, но только она прилегла, как зазвонил телефон.
— Если это ты, — сказала Ева, едва ворочая языком, — то лучше вернуться сюда, я тебя придушу, и все. Чехов. Классика.
— Это из анекдота? — спросил Николаев в трубку. — Я тут стою с портфельчиком, довольный и сытый, а тебя все нет. Мы должны были в банке встретиться!
— Но в девять же, а не в шесть!
— В девять? Да, но пока я туда-сюда, пока открыли и зафиксировали, уже и пол-одиннадцатого.
— Не может быть!
— Слава Богу, ты просто проспала, а я уж подумал, что того… Если хочешь, я за тобой заеду, приедем вместе в управление.
— Нет. Давай быстрей портфель на отпечатки, я доеду сама.
Спать хотелось невыносимо.
День завертелся. Еве принесли заключение мед-эксперта по поводу смерти Елены К. — той самой, с которой так успешно справился Кумус вечером. Обстоятельства и причина смерти были Еве известны, поэтому она прочла внимательно только приписку снизу. Елена К, была девочка без комплексов, она с удовольствием колола в руку наркотики и не собиралась лечиться от гонореи. И это при полном здоровье практически всех жизненно важных органов.
В двенадцать пришел противный Демидов и ласково сообщил, что Коту будут выдвинуты обвинения в захвате заложника, «кстати, скончавшегося, так что его показаний не будет», незаконном хранении и применении оружия и оказании сопротивления при аресте.
— Он же был в розыске! Что там у него?
— В Екатеринбург направлен запрос, но у вас же всегда так, Ева Николаевна: ловите «шестерку», визгу на всю Москву, а потом требуете, чтобы он получил много и сразу за всех.
— Мне не нужен никакой запрос. Убийство коммерсанта в январе, ограбление банка — два охранника, наезд на машину ГАИ — трое убитых. Там так много, что сразу не запомнить.
— И все это — ваши предположения, да еще к ним можно приложить сильную такую уверенность, что всем этим руководил некто Слоник — главарь, злодей! Почему бы вам, Ева Николаевна, не начать писать?
— Что… писать?
— Романы. Приключенческие романы с бравой героиней, которая всегда и везде побеждает! Она неотразима, непобедима и апельсины любит.
— Интересная мысль. Мне тут пришло в голову, как-то даже неожиданно, что вы всегда такой нервный и придурковатый, когда меня видите, потому что я вам нравлюсь. Как насчет сегодняшнего вечера? Хотя нет, сегодня у меня свидание. А как насчет завтрашнего утра? Часиков в пять-шесть? В это время я очень заводная!
Николаев столкнулся с разъяренным Демидовым в дверях.
— Не дыши так громко, — Николаев ласково отряхнул пылинку с пиджака Демидова, — а то я подумаю, что ты нашкодил!
Николаев пришел поделиться своими сомнениями. Он не верил, что им дадут довести дело Кота до конца. Как только на портфеле обнаружится что-то интересное, Кот будет обрабатываться в другом отделении, а у эфэсбэшников методы отработанные: информация в обмен на…
— Что в портфеле?
— Значит, так, — перечислил Николаев, — старая «беретта», два патрона в стволе, новенький отполированный «Макаров», глушитель к нему, обойма полная, маленький аккуратный обрез, самодельный, очень изящный, ствол вот такусенький, нарезной, приклад обработан дополнительно, утолщен и специально вырезан под плечо… Как ребенку делали! Две гранаты, две запасные обоймы для «Макарова».
— Ничего интересного. Разве что обрез.
— Поехал мой опер в Тулу, знаю я там добрых ребят, они любят такие вещи делать.
— Кстати, Волков вышел?
— Болеет, бедняга, но увольняться не собирается. Гнатюк говорит, что он воспитуем, в принципе. А Коля мой сгинул. Вчера двух китайцев в Москве-реке выловили, я думал — он… Поехал с Волковым в морг на опознание. Не опознал. Говорит, не Коля это. — Николаев задумчиво смотрел в окно, играя желваками. — Расстроился, бедный: китайцев ужас как любит.
— С Волковым что-то не в порядке. Читал его личное дело?
— Читал. Все в порядке. Кто у нас сейчас не увлекается боевыми искусствами Востока, будучи гадом и трусом? Традиций-то никаких!
— Он будет мстить.
— Он будет хлебало себе в органах искать и дружков проштрафившихся подбирать!
— Ладно, по делу. Николаев, давай побегаем от наших братьев. Ну хотя бы заключение по поводу этого портфеля первые прочтем, в конце концов! Проволыним чуть-чуть, нужен еще один допрос Кота, когда заключение будет.
— А если оно пустое?
В дверь постучали. Выдержали несколько секунд. Потом дверь открылась, и радостная розовая физиономия оглядела кабинет.
— Майор Николаев, здравия желаю! А я с вами поработать пришел! Ева Николаевна, позвольте представиться! — Высокий статный красавец с черной шевелюрой, кошачьими усиками и задорными хищными глазами вытянулся в струнку.
Николаев закрыл глаза, повернулся к Еве и неопределенно чмокнул в воздухе губами.
— Подполковник Хватов, ФСБ. — Николаев понуро кивал головой.
— По делу к нам или отдохнуть? — Ева цепко оглядела Хватова. Встав и выпрямившись, она почувствовала неприятности, словно легкий привкус противного одеколона после бритья у того на щеках.
— Вообще по делу, а теперь, когда вас увидел, уже и не знаю. — Он противно подмигнул Николаеву.
— И теперь придется по делу! — сказал ему Николаев и разъяснил Еве обстановку:
— Их бравые ребята попались с поличным — почти двести граммов героина, — но наше руководство почему-то не захотело замять, как раньше, и отправить к ним же на расследование, а — шарах, арестовало и дело завело. Дома бы их просто пожурили, ну, уволили бы из ФСБ для острастки. Не знаю уж почему, но другие бравые ребята пристрелили как-то неумело двоих коммерсантов, молоденьких, умненьких и очень богатеньких. Еще одно дело! У нас в управлении теперь два дела: одно в наркотиках, другое — почему-то в экономических преступлениях, хотя ему самое место у нас, в особо опасных. Так что ты, Хватов, не туда пришел, к нам это не направили. Я так думаю, что все-таки хотят вашим ребятам облегчение небольшое сделать, вроде как если убить двух коммерсантов то это не убийство, преступление экономическое. Но это не у нас.
— Ребята, вы что такие мрачные! Жизнь полна приключений, а не неприятностей! Я вообще к вам по делу Опушкина Евгения Мироновича, шестьдесят седьмого года рождения, русского, дважды судимого, а вы такое на меня навесили!
Ева еще несколько секунд недоуменно смотрела на Хватова, потом поняла, о ком он говорит. Он говорил про Кота.
В дверь постучали. Бледное женское лицо осторожно заглянуло в кабинет. Женщина быстро осмотрела мужчин, чуть задержалась взглядом на Еве, извинилась и сказала, что подождет за дверью.
Николаев приоткрыл чуть-чуть дверь и в щель задумчиво осмотрел женщину в коридоре. Уходя с Хватовым, он предложил Еве пообедать вместе, Хватов радостно поддержал его предложение.
— Ты это, поосторожней с оружием, — вдруг сказал Николаев, улыбаясь. Ева уставилась на него, не понимая. Она еще несколько секунд в оцепенении смотрела на закрывшуюся дверь, потом крикнула: «Прошу!»
Женщина вошла стремительно, словно боялась остаться еще немного в коридоре, плащ ее шуршал иностранной блестящей оболочкой, как целлофановый. Ей было за сорок, прямые серые волосы, ухоженное лицо с остатками красоты, еще не совсем растерянной при статусе домохозяйки. Худые жилистые руки с большими острыми ногтями и несколькими кольцами сжимали маленькую кожаную сумочку, клацая защелкой.
— Извините. Я не отниму у вас много времени. — Клац-клац.
Еву что-то насторожило: сумочка была маленькая, но оружие там могло поместиться, да и посетительница что-то очень нервничала.
— Разрешите ваши документы.
— Что?
— Ваши документы. — Ева опустила руку под стол и осторожно выдвинула ящик.
— Я не взяла паспорт, вас устроят мои водительские права?
— Вполне.
Фамилия и имя женщины Еве ничего не говорили. Женщина, видя замешательство Евы, решила прояснить ситуацию.
— Понимаете, моя фамилия вам ничего не скажет, потому что у нас с мужем разные фамилии… Я оставила девичью.
— Я слушаю вас, говорите. Если фамилия вашего мужа мне все объяснит, почему бы не начать с нее.
— Да, конечно. Мой муж… Как бы это сказать. Я знаю, что вы — любовница моего мужа.
Выговорив это, женщина вздохнула с облегчением, еще раз клацнула сумочкой, достала сигареты и закурила.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— И кто ваш муж?
— А что, у вас так много любовников — женатых мужчин, что вы теряетесь в догадках?
— Да я их даже сосчитать без калькулятора не в состоянии, а вы со своими намеками! Извините, у меня мало времени.
— Мой муж работает заместителем прокурора района.
— Хорватый? — задумчиво спросила Ева.
Женщина оглядывалась в поисках пепельницы. Потом судорожным движением достала фольгу от жевательной резинки и затолкала туда сигарету. Закурила следующую. Пепел стряхивала на пол.
— Я давно догадывалась, что он с вами. Я вас видела в прошлом году на вечере. Вы очень красивы, но вам не хватает стиля. Как бы это объяснить…
Ева сдержалась и промолчала.
— Я относилась спокойно к этой его интрижке, но вчера он заявил, что хочет развестись со мной. Это смешно, честное слово, он так дорожил семьей, карьерой, и вдруг такое заявление… Понимаете, вам нравится мой муж таким, каким я его сделала! Да, он карьерист, немного трусоват, но честен! Когда он бросит все, что его делало, что составляло его жизнь, он будет вам неинтересен, уверяю вас! Он ленив, достаточно неряшлив и плохо образован… в смысле общего уровня. Он засыпает на концертах, хотя и играет сносно в шахматы. Три года он не может выучить прилично французский!
— Извините, — Ева устала, и ей стало скучно, — но и действительно спешу, и поверьте, у меня очень важные дела сегодня. Я покажу вам справку, вы сами решите, насколько ваши предположения обо мне как об угрозе вашему благополучию верны. — Ева рылась в ящике. — Вот, пожалуйста.
— Что это? Женская консультация? Я не понимаю. Произведен поверхностный осмотр. Позвольте…
Женщина смотрела на Еву открыв рот.
— Здесь написано, что вас не смогли осмотреть, потому что…
— Да-да, совершенно верно, именно поэтому. Ну как, могу я быть вашей соперницей?
— Ничего не понимаю… Вы — девушка?
— Мне нужна была справка в бассейн, я беру такие каждые два месяца. Если хотите, можем и сегодня прогуляться к гинекологу, этой справке неделя, может, вы сомневаетесь.
— Извините меня ради Бога, я такая дура!
— Он сказал, почему хочет развестись?
— Нет, он молчит уже два дня, сам не свой, я сказала, что знаю про вас, он только отвернулся.
— Я хочу дать вам совет, если можно.
— Совет? Нет, спасибо.
— Родите ему ребенка. Хорошенького умненького мальчика.
— Ну что вы, нашей дочери уже двадцать!
— Дочь только обрадуется. Просто я видела, как Хорватый поздравлял одного нашего коллегу с рождением сына. Это надо было видеть.
— Что, серьезно? Как-то это неожиданно, знаете. Я не очень хорошо себя чувствую, я пойду. Подождите… — Она стояла уже в дверях. — Не мучайте меня, я уверена, что вы ему нравитесь, неужели у вас ничего не было?
— Ну, как вам сказать. Мы действительно целовались несколько раз… — «И в разные места», — подумала Ева, ругая себя последними словами. — Но ничего серьезного, вы же видели.
Когда дверь закрылась, Ева почувствовала странное желание надавать Николаеву по физиономии. Она вдыхала несколько раз, задерживая выдох, потом проветрила комнату от дыма, отжалась от стола, но это не помогло. И она пошла искать Николаева в столовую.
Хохочущий Николаев сидел с Хватовым и Демидовым; анекдот, вероятно, был очень даже хорош, потому что Николаев едва не ронял изо рта куски пирога.
Ева взяла компот из кураги и два пирожка с мясом. Подумала и взяла еще один компот.
Подойдя к их столику, она похлопала подавившегося-таки Николаева по спине, а когда он благодарно уставился на нее прослезившимися глазами, вылила ему компот на брюки.
Николаев вскочил, Демидов тоже вскочил и быстро ушел от их столика, Хватов, еще улыбаясь, наблюдал с недоумением, как Ева взяла еще один стакан и оценивающе оглядела Николаева. Потом она медленно перевела глаза на Хватова.
— Эй, вы что это делаете? — испугался Хватов. — Ребята, что это у вас за разборки?
— Не волнуйтесь, я сейчас вытру. — Ева поставила стакан, достала носовой платок и резко, изо всей силы провела по мокрому пятну между ног Николаева.
Николаев взвыл.
— Я, пожалуй, пойду, я вижу — у вас проблемы. — Хватов медленно встал и задвинул свой стул.
— Какого черта, что на тебя нашло? — спросил Николаев.
— Не зли меня, а то я оболью тебя с головы. Друг, да?
— Какой друг?
— Это у тебя по-мужски, да?
— Да что я сделал?!
— Ты видел жену Хорватого в коридоре? Я же поняла, ты ее узнал, так ведь!
— Я… сомневался! Я не был уверен!
— Это и есть твоя хваленая мужская солидарность! Всегда прикрываете друг друга, всегда соврете и предупредите, а я, значит, ею не пользуюсь!
— Ева, ты не мужчина, пойми наконец, ты мне друг, но ты не мужчина! Ты не имеешь права пользоваться мужскими льготами! И потом, ты же мне нравишься!
— Не зли меня, Николаев!
— Позвольте прервать вашу теплую и дружескую беседу, но мне велели немедленно принести заключение экспертизы, как только будет готово, и вручить только вам, даже в туалете.
— Еще один мой опер, — кивнул Николаев, забирая бумаги. — По крайней мере не засунул их под телефон, и на том спасибо! Ты кто по профессии?
— Столяр.
— Столяр! А вот Волков с высшим образованием! Он по личному делу не специалист, а просто подарок судьбы! А что получается на деле? Трус и халявщик. Отсюда вывод? Образование портит оперуполномоченного. Свободен. — Николаев принялся за бумаги.
Ева оглядела зал. Хватов ушел.
— Ну, что там? — не выдержала Ева.
— Пальцы, и преотличные, скажу я тебе! На портфеле — Опушкина Евгения, на оружии — двоих, Закидонского и неизвестного. Вот так, Паша-Слоник.
— Я думаю, с таким заключением можно Кота раскрутить по полной программе!
Ева и Николаев нашли следователя Калину и узнали, что Опушкин Евгений Миронович, он же Кот, он же Хвост, он же Жека-коммунист, был переведен только что из следственного изолятора в специальную камеру Бутырской тюрьмы по распоряжению пятого отдела Федеральной службы безопасности, дело его изъято, и больше их отдел этим не занимается.
— Кто его забрал?
Калина задумчиво оглядела Еву и Николаева, вздохнула, порылась в столе, перелистала с десяток бумаг и прочла по слогам:
— Хва-тов… подполковник ФСБ. Вот подпись.
— Гнатюк знает?
— Гнатюк на заседании специальной комиссии по преступности у мэра.
— Ну что ж вы так, Татьяна Дмитриевна? — Ева задыхалась от злости, но знала, что надо держать себя в руках, иначе Калина просто замолчит. — Без разрешения своего непосредственного начальника не довели до конца дело о захвате заложника, как же вы так!
Калина задумчиво посмотрела в пространство поверх их голов.
— Там была подпись прокурора, — сказала она.
— Гнатюк вам не простит, он очень не любит, когда захватывают заложников!
— Да. Я должна была написать заключительную докладную. Какая разница, где он сидит!
— А если нужно будет допросить — у нас открылись новые обстоятельства, — вы что, в тюрьму к нему поедете? — Николаев тоже успокаивал себя и говорил лениво и медленно.
Калина опять задумалась.
— Я буду обсуждать это с начальником отдела.
В коридоре Ева стукнула кулаком в стену. — Ну что за такое, как бы сказать, растакое!
— Да! И еще этакое и пере так! Ты что, никогда не ругаешься?
— Пошли ко мне в кабинет, проясним обстановку, все подчистим и посмотрим, что осталось.
Осталось много. Если предположить, что убийства за последний год почти всех крупных руководителей свинцовой отрасли — дело рук одной организации, то это заказная акция, ее концы надо искать там, где хранятся деньги боссов свинцового синдиката. Было убито четыре человека, причем сделано все было очень грамотно, потому что по первому убийству шла версия ревности: убитый был с женщиной, которую тоже пристрелили, а муж женщины исчез. По второму — чистая бытовуха: три трупа в сауне, везде следы драки и пьянства. В третьем случае сначала убили двух охранников, подкинули версию о подкупе начальника охраны, того убрали свои, шеф остался неохраняемым на полдня, его взорвали в автомобиле. К этому времени уже стало понятно, что происшествия происшествиями, а в конечном итоге убиты трое из руководителей свинцовой отрасли. Остальные трупы — антураж. Четвертое убийство можно было почти спрогнозировать: была приставлена охрана, но охраняемый, который сидел мышкой в гостинице, к окнам не подходил и без пароля не открывал, неожиданно решил выброситься с восьмого этажа. Особенно разозлила Николаева его «предсмертная записка», это было уже оскорбление! Из основного руководства по регионам рудодобывающей отрасли осталось двое, которые испытывали явный страх за свою жизнь и тратили огромные деньги на охрану. Поскольку все убитые, да и эти двое, которые теперь трусили, имели некоторую недвижимость в Турции, Николаев сразу обозвал это делом Слоника.
— Как ты думаешь, наши коллеги в галстуках ловят Слоника или кормят его? — Ева устало отодвинула бумажку со схемой, которую они составили с Николаевым.
— Мы этого не узнаем, пока его не поймаем.
— Слушай… У меня появилась одна мысль. А что, если Слоник придет в банк? Мы же совсем этого не предполагали, думая, что портфель — Кота, а ведь Кот никогда не стрелял, он очень любит душить и резать. — Николаев уже схватил свою куртку и выбегал в дверь. Ева бросилась за ним в коридор.
— Николаев, тебе не дадут группу захвата, Гнатюка нет! — крикнула она ему в коридоре.
— Да я только со стороны посмотрю! Напиши Гнатюку докладную и приезжай, повеселимся! — Николаев почти врезался с разбега в Хорватого.
— Судя по его радостному виду, опять самодеятельность? Какую-нибудь пакость замыслил. — Хорватый смотрел на Еву открыто и грустно.
— Слушай, Хорватый, сходил бы ты куда с женой — в театр или на концерт.
— А я хотел тебя пригласить в ночной клуб.
— Это как раз то, что ей надо! А у меня, извини, сегодня свидание.
— Нам надо поговорить.
— Давай так. Ты идешь с женой в ночной клуб. Обсуждаете. Потом поговорим. Слушай, Николаев поехал в банк, хочет поймать кого-нибудь, не подпишешь разрешение на группу захвата?
— Кого будет хватать?
— Да кто его знает, кто попадется под руку, того и поймает.
— Есть что-то новое? А я приехал с Гнатюком, пусть он и подпишет.
Ева понеслась вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Гнатюк еще не успел открыть свой кабинет. У Евы странно щемило сердце, но она решила, что это из-за Хорватого и его грустных глаз.
— Извините, — начала она, — Николаев…
— В кабинете, — перебил ее Гнатюк и огляделся.
В кабинете его было затхло и сумрачно.
— Как рано уже темнеет. — Гнатюк медленно раздевался. — Слушаю тебя, только помедленней»
— Сегодня в банке из сейфа Николаев взял портфель. В нем было оружие, мы предполагаем, что оно принадлежит Слонику. Поскольку Кот раньше не стрелял, значит, Слоник может прийти за портфелем. Николаев поехал в банк, будет там сидеть в засаде до закрытия, прошу группу захвата.
— Пальцы есть?
— Есть.
— Если это портфель Слоника, зачем он отдал его Коту?
— Да кто знает, как там все было, он же сбегал. И ключ у Кота один. А в банке сказали, что можно выдать второй ключ, если за аренду сейфа уплачено. Человек показывает квитанцию, называет номер — это пароль — и своим ключом открывает сейф. У Кота не было квитанции!
— У Кота не нашли квитанции.
— Да! Кота забрали в Бутырку.
— Я уже знаю. Если его допрашивать там, будут их люди, если здесь — проблема перевоза. А ты что бок потираешь, уж не сердечко ли прихватило?
— Что-то мне тревожно, день такой тяжелый.
— Ладно, не беспокойся. Я пошлю ребят, группа захвата здесь ни при чем, пусть посидят в кафе напротив банка.
— Там есть кафе?
— А как же! — Гнатюк смотрел серьезно, но глаза его бегали. — Я и банк этот знаю. Тебе надо поработать. Закрываем дело Покрышкина, возьми медицинское освидетельствование Кумуса, подготовь все бумаги, отвези в прокуратуру.
— А можно мне в банк перед этим съездить на полчасика?
— Нет. Работай.
Четверг, 24 сентября, вечер
Ангела Кумуса привезли на психоосвидетельствование только в два часа дня. Голубые корпуса психиатрической лечебницы были обнесены высоким бетонным забором, на воротах — охрана. Кумус смотрел на охранника сквозь решетку, охранник, пожилой и грустный, смотрел на лицо Кумуса в окошечко милицейской машины, машину болтало на ухабах, лицо Кумуса светилось в темном зарешеченном квадрате, охранник сплюнул и сказал: «Еще одного Иисуса Христа повезли».
Когда Кумус выходил из машины, его вырвало на санитара, санитар отпрыгнул, но все равно оказался выпачканным. Ангел, тяжело дыша, прислонился к машине, санитар быстрым неуловимым движением ударил его снизу в подбородок. Кумус постоял, пошатываясь, и упал на землю.
Сопровождающие Кумуса милиционеры почесали в затылках. Кумус лежал в грязи на боку, руки у него были в наручниках, лицо повернуто к небу.
— Тащи носилки, — сказал один из милиционеров санитару.
— Очухается — сам поднимется! — Санитар оттянул край своей форменной рубахи и старался стряхнуть с нее рвоту.
— Да будем мы тут стоять и ждать! Тащи носилки, не будешь в другой раз руками размахивать.
Кумуса подняли за ноги и за плечи и положили на носилки. Пошел легкий, почти незаметный снег, те снежинки, которые запутались в волосах Ангела, не таяли.
Когда один из милиционеров и санитар с носилками вошли в коридор клиники, раздался вой сирены. Это значило, что кто-то пытается сбежать. По коридору пробежали накачанные санитары в бледно-голубых свободных рубахах и таких же широких штанах. Пробегая мимо дверей, они быстро задвинули защелку и заблокировали ее. Кумуса перетащили с носилок на каталку, поставили к стене. Санитар побежал к своим, милиционер прислонился к стене рядом с каталкой, раздумывая, можно ли тут в суматохе покурить. Опустевший коридор блестел протертым кое-где линолеумом. В конце коридора было окно и поворот. Из-за поворота вышел высокий человек в балахоне, с длинными волосами. Он шел против света, медленно и уверенно, опираясь на небольшую палку. Милиционер совсем не видел его лица, но угадал при поворотах головы легкую бородку.
«Ну и форма тут у них, — посочувствовал милиционер, — хотя, с другой стороны, когда очень жарко, может, так и удобно?»
Странный человек подошел к каталке. Только тут милиционер рассмотрел чистые правильные черты его лица, очень красный красивый рот и почти бессмысленные глаза. Человек положил свою руку на лоб Кумуса.
— А ну, отвали! — сказал милиционер.
— Встань и иди! — торжественно произнес человек в балахоне.
Ангел Кумус открыл глаза. Несколько секунд он недоуменно таращился, потом сел. Человек в балахоне протянул ему руку. Кумус не мог подать свою, но встал. Один раз он пошатнулся и чуть не упал, прислонился лбом к груди своего спасителя и почувствовал крепкие мускулы под легкой материей.
Второй милиционер, который остался на улице, смотрел на них сквозь стеклянную дверь. Он увидел, что его напарник показывает ему на странного высокого мужчину в простыне и крутит, посмеиваясь, пальцем у виска. Милиционер показал пальцем на палку этого странного типа — ему показалось, что это лыжная палка, но без кружка на конце. Напарник махнул рукой. Тогда милиционер показал, опять жестами, что развернет машину, и пошел к шоферу.
Потом милиционер, сопровождающий Кумуса, не смог толком объяснить, что же произошло. Ни разу за всю эту сцену милиционер не почувствовал опасности или страха. Он хотел подойти к Кумусу, чтобы отправиться с ним наконец к главному врачу, а этот придурок в простыне как раз заметил наручники на руках Кумуса. Молча властным жестом показал на них милиционеру.