Страница:
– Прости, я задумалась. О чем речь?
– Я просто вспомнил, каким был Скотти на «Василиске», – сказал МакКеон и добавил для Бенсон и Рамиреса: – Он был хорош, но боже! Какой он был зеленый мальчишка!
– А еще он ко времени перевода разбогател на пару сотен тысяч, – подхватила Хонор со своей полу улыбочкой.
– У него был удивительный нюх на контрабанду, – пояснил МакКеон, – что обеспечило ему исключительную популярность среди товарищей, когда Адмиралтейство начало выдавать призовые деньги.
– Могу себе представить! – рассмеялась Бенсон.
– Он хоть и веселый, но очень уравновешенный, – добавила Хонор, и улыбка ее исчезла: ей вспомнилось, как этот «очень уравновешенный» молодой человек спас ее карьеру.
Бенсон, почувствовав что-то невысказанное, внимательно посмотрела на Хонор, однако спросить предпочла о другом:
– Он докладывал о неполадках. Как они могут сказаться на наших планах?
– Если с ответчиком хотя бы одного шаттла все будет в порядке, то никак не скажутся, – ответила Хонор, потянувшись к Нимицу. Кот, прихрамывая, направился к ней, и она, усадив его на колени, прижала к груди.
– А если и второй тоже забарахлит? – спокойно спросил МакКеон.
– Будем думать, – ответила Хонор. Голос ее звучал спокойно, но подвижная половина лица отразила угрюмое настроение. – Может быть, откажемся от «Красной Шапочки» и разработаем другой план.
Возражений не последовало, но услышанное никого не обрадовало. Все знали, что операция, получившая условное название «Красная Шапочка», сулила им наибольшие шансы на успех. Да что там – положа руку на сердце, она представляла собой их единственный реальный шанс добиться успеха. Попытка осуществить любой из альтернативных планов скорее всего закончилась бы не освобождением, а гибелью, просто об этом предпочитали не говорить. В конце концов, лучше было погибнуть, чем навсегда остаться в Аду.
– Ладно, – сказал, помолчав, МакКеон, – в таком случае, полагаю, нам следует сконцентрироваться на том, чтобы ничего плохого не случилось с ответчиком первого шаттла.
Хонор невольно прыснула и покачала головой.
– Звучит неплохо, но как этого добиться?
– Хонор! – укоризненно воскликнул он. – Ну уж это-то проще простого! Достаточно подключить к делу Фрица. Он подберет самую подходящую из своих замечательных профилактических программ, предпишет лечебную физкультуру, наметит график регулярных визитов… Мы и опомниться не успеем, как окажемся дома!
Тут уж со смеху покатились все.
Фриц Монтойя, будучи единственным в «Геенне» врачом, уже доказал всем, что является бесценным специалистом. Медики вообще были редкостью на Аиде, и ни один из них не проштрафился настолько, чтобы попасть в «Геенну». Инфекционными заболеваниями заключенные почти не страдали – местные микробы избегали несъедобных чужаков, однако несколько туземных болезней оказались прилипчивыми и надоедливыми, как адскиты или котомедведи. Кроме того, в лагере имел место довольно высокий травматизм, не говоря уж о пищевых отравлениях и нарушениях обмена веществ. Работы Монтойе привалило выше головы, и – при полном отсутствии медицинской аппаратуры и ограниченном запасе медикаментов из аварийных аптечек шаттлов – он справлялся даже с очень сложными случаями. Угодив в положение сельского врача Старой Земли, Фриц показал себя воистину великолепным специалистом. Он не ограничился помощью тем, кто обращался к нему с жалобами, но ввел серьезные изменения во внутренний распорядок лагерной жизни. В корне реорганизовал практику избавления от отходов, ввел обязательные медицинские осмотры и настоял на привлечении инвалидов к легким работам – во избежание гиподинамии. Узники были ошеломлены его энергичным натиском, однако не возмущались и врачебные предписания выполняли безропотно.
Этот аспект проблемы заставил Хонор мысленно скривиться. Судя по всему, хевам было наплевать на здоровье заключенных: с точки зрения БГБ жизнь целого лагеря не стоила затрат даже на элементарное медицинское обслуживание. Если кто-то заболевал или получал травму, то его выживание становилось его личным делом. Медикаментами лагеря не обеспечивались.
«Наверное, – угрюмо подумала Харрингтон, – мне следует поблагодарить их за то, что они догадались подмешивать в пайки заключенных контрацептивы. Правда, они делали это из соображений экономии, а отнюдь не гуманности, ведь дети – это лишние рты. Но одному богу известно, какова была бы детская смертность при полном отсутствии медицинского обслуживания»
– Уверена, Фриц был бы тронут твоей верой в его способности, – сказала она МакКеону, – но сомневаюсь, чтобы даже его непревзойденный целительский талант мог произвести впечатление на молекулярную электронику.
– Ну, не знаю, – фыркнул Алистер. – На меня производит, да еще какое: стоит ему начать приставать ко мне с зарядкой или диетой, как у меня со страху все болячки проходят.
– Это потому, Алистер, что ты легко поддаешься внушению, – вкрадчиво произнесла Хонор и, покачивая рукой перед его лицом, заговорила нараспев: – У вас тяжелеют веки, закрываются глаза, вам хочется спать… спать… спать…
– Ничего подобного! – буркнул МакКеон, но тут же широко зевнул.
Хонор прыснула, Нимиц весело чирикнул, и МакКеон посмотрел на них исподлобья.
– Дама Хонор, – с нарочитой серьезностью произнес он, – всякие утверждения насчет моей «внушаемости» есть злонамеренные инсинуации. А если меня и клонит… – фраза была прервана очередным мощным зевком, – ко сну, то не из-за какого-то там гипноза, а потому, что я весь день провел на ногах. Устал. В общем, ты как хочешь, а я пошел на боковую. Доброй ночи.
– Доброй ночи, Алистер, – сказала она и улыбнулась, а он, лихо козырнув, исчез за дверью.
– Вы ведь действительно близки друг другу, правда? – тихо спросила Бенсон после того, как МакКеон ушел. Хонор вопросительно подняла бровь, русоголовая женщина пожала плечами. – Нет, не в том смысле, в каком близки мы с Анри, это я понимаю. Но вы так заботливо друг к другу относитесь.
– Мы давние друзья, – пояснила Хонор, положив подбородок на макушку Нимица, – и взаимная забота вошла у нас в привычку. Правда, Алистер все-таки зациклен на этом больше, чем я. И благослови его Бог за это.
– Да, мы с Анри сопровождали вас на обратном пути к шаттлам, – суховато сказала Бенсон. – На меня произвел незабываемое впечатление его словарный запас. По-моему, он ни разу не повторился.
На правой щеке Хонор появилась ямочка, зрячий глаз мечтательно замерцал.
– Да, Алистер иногда забывает о субординации. Порой мне кажется, будто он вовсе не знает, что это такое.
– Ха! – громыхнул Рамирес – Не вам бы говорить, не нам бы слушать, леди Хонор!
– Вздор! – со смехом возразила Харрингтон. – Я, можно сказать, образец чинопочитания.
– Да ну? – Бенсон покачала головой. – А вот я слышала кое-что о ваших шалостях на… Как это место называется? А, на станции «Ханкок».
Лицо Хонор приобрело столь удивленное выражение, что Бенсон покатилась со смеху.
– Ваши люди гордятся вами, леди Хонор, и не прочь порассказать о вас… а мы с Анри, признаюсь, всячески их поощряли. Прежде чем доверить вам свои жизни, мы должны были разобраться, что вы за человек. Благодаря словоохотливости ваших людей это оказалось совсем нетрудно.
Почувствовав, что краснеет, Хонор опустила взгляд на Нимица. Мягко перевернув кота на спинку, она принялась поглаживать пушистый животик и подняла глаза лишь через несколько секунд, когда румянец сошел.
– Не всему сказанному стоит верить, – сказала она с чуть излишней невозмутимостью. – Иные люди бывают склонны к преувеличениям.
– Несомненно, – великодушно согласился Рамирес, за что был одарен благодарной улыбкой.
– Но все же я тревожусь за «Красную Шапочку», – тактично сменила тему Бенсон. – Эта история с ответчиками может нам все испортить.
– Я тоже тревожусь, – призналась Хонор. – Как ни крути, а, лишившись одного из них, мы ощутимо теряем в плане гибкости. Притом что нам по-прежнему неизвестно, когда у нас появится возможность испробовать свои шансы. Ведь хевы, – она скорчила гримасу, – почему-то не расположены к сотрудничеству.
– Уверен, это только по неведению, – с усмешкой подхватил Рамирес – Они ни за что не посмели бы вести себя столь неучтиво, будь у них представление о том, какие неудобства создает для нас их неконструктивная позиция.
– Вот уж да! – Хонор прыснула.
Все трое расхохотались, но за их веселостью угадывалось подавляемое беспокойство. Хонор откинулась в кресле и, размеренно поглаживая Нимица, задумалась.
Ее план основывался на специфике продовольственных поставок и пренебрежении хевов к обеспечению безопасности коммуникационных каналов. Аналитики Хонор оказались правы: продовольственные поставки действительно осуществляли раз в месяц в течение относительно короткого времени – примерно трех дней. «Геенну» как штрафной лагерь посещали последним, что тоже было Хонор на руку.
В промежутках между доставками «черноногие» прохлаждались на Стиксе, предоставив заключенных самим себе. Однако при всей безалаберности тюремная система Ада была крайне эффективной. Возможно, расходы на содержание тюремной планеты в целом составляли внушительную сумму, однако в расчете на одного заключенного были просто смехотворны. Единственно, что требовалось хевам для основания нового лагерного поселения, это подобрать место и доставить туда группу осужденных с примитивными ручными инструментами и необходимым минимумом строительных материалов. Все остальное: и хижины, и ограду для защиты от местных хищников – заключенные возводили сами, причем работали они не покладая рук. Надсмотрщиков не предусматривалось, но местные хищники наилучшим образом стимулировали ударный труд. Ну а если кого-то успевали загрызть, то «черноногие» не собирались проливать слезы по этому поводу.
Даже скудные продовольственные пайки, которыми снабжали узников, не обременяли администрацию особыми расходами: практически все необходимое выращивалось на Стиксе, причем тяжелую работу выполняли автоматика и горстка «доверенных лиц». Функция «черноногих» ограничивалась распределением. Заключенные получали не консервы и концентраты, а только свежие продукты.
Последнее обстоятельство удивило Хонор, но потом она сообразила, что и в этом есть смысл. Разумеется, свежие продукты занимают больше места и менее удобны при транспортировке, чем аварийные пайки, но зато, в отличие от пайков, не могли долго храниться. Иными словами, заключенные не имели возможности, затянув ремни, создать запас продовольствия и уменьшить свою зависимость от поставок. Кроме того, выращивание сельскохозяйственных культур непосредственно на Стиксе почти избавляло Республику от необходимости завозить продукты извне. Разумеется, вовсе без «импорта» обойтись было нельзя, но, судя по маркировке на упаковках, такой завоз осуществлялся всего лишь раз в год.
Движение в пространстве системы Цербера было весьма оживленным, хотя и более хаотичным, чем ожидала Хонор. Например, после прихода к власти Комитета общественного спасения рейсы по доставке новых узников участились. Одно из упущений прежнего МВБ заключалось в недостаточной интенсивности репрессий. Диктаторский режим не имеет права ослаблять железную хватку, и Законодатели допустили роковую ошибку, прижав своих противников достаточно сильно, чтобы их разозлить, но недостаточно сильно для того, чтобы повергнуть их в парализующий ужас. Хуже того, они объявили несколько амнистий подряд, и люди, испытавшие на себе все «прелести» заключения, смогли рассказать об этом другим. Разумеется, они являли собой прекрасный агитационный материал и для активистов СГП, и для других групп диссидентов. А главное – и в этом, пожалуй, заключалась основная угроза – их возвращение наводило на мысль о слабости министерства внутренней безопасности. Кому пришло бы в голову умиротворять противников, имей он силы их сломить?
Комитет общественного спасения учел неудачный опыт своих предшественников, и ведомство Оскара Сен-Жюста не допускало по отношению к заподозренным в нелояльности ни малейших послаблений.
Отправка неугодных в Ад обеспечивала целый ряд выгод: смутьяны надежно изолировались, а их судьба служила угрозой для возможных последователей. Конечно, обеспечить благонадежность любого гражданина можно, просто поставив его к стенке, однако прагматики из БГБ резонно сочли, что от покойника никакой пользы уже не будет. А вот живой человек при определенных обстоятельствах может и пригодиться: мало ли как сложатся обстоятельства?
Похоже, Госбезопасность рассматривала узников Ада, в первую очередь политических, как своего рода резерв рабочей силы. Даже в передовых, индустриально развитых мирах, к каковым Народная Республика отнюдь не принадлежала, сохранялись виды деятельности, заниматься которыми было, мягко говоря, неприятно, а то и просто опасно. Кроме того, Госбезопасность осуществляла ряд секретных проектов, для которых разумно было привлекать исполнителей, не имеющих возможности этот секрет разгласить. Многие заключенные обладали знаниями и навыками, которых недоставало «вольному» персоналу. Здесь же формировались и строительные бригады, сооружавшие базы Народного флота в наиболее негостеприимных мирах. По завершении строительства работников возвращали в Ад.
Из всего этого следовало, что в последнее время транспорты БГБ, в неизменном сопровождении военных кораблей, прибывали в систему Цербера часто, но с совершенно непредсказуемыми интервалами. Кроме того, военные корабли Госбезопасности порой принимали здесь на борт свежую провизию или загружали реакторную массу из огромного орбитального резервуара.
Если планета в целом оправдывала свое название, то база «Харон» была оборудована со всем возможным комфортом, а остров Стикс по климатическим условиям мог считаться курортом. Это не удивляло: имея в своем распоряжении целую планету, всегда можно найти на ней несколько приятных местечек, и было бы странно, не подбери «черноногие» для собственных нужд лучшее из лучшего.
Кроме того, хмуро размышляла Хонор, эта планета принадлежит БГБ, и костоломы из ведомства Сен-Жюста чувствуют себя здесь в полной безопасности. Пожалуй, разведка Королевского флота недопонимала, какое значение имеет для БГБ наличие скрытого от всех прочного, надежного тыла. Пусть планета и на отшибе, пусть сюда месяцами никто не прилетает, но все в Госбезопасности знают о существовании этого гостеприимного прибежища. Чего-то вроде космически-гигантской бандитской «малины».
Хмыкнув при этой мысли, Хонор тут же выбросила ее из головы как не относящуюся к делу и задумалась о конкретной проблеме. Со времени ее появления в «Геенне» продовольственные шаттлы прилетали уже трижды, но необходимых условий для выполнения плана ни разу не возникло, и она вынуждена была признаться себе в том, что это начинает ее нервировать. Хорошо еще, что доставляемых хевами продуктов с избытком хватало как на «законное» население «Геенны», так и на беглецов. «Черноногие», если не считать проводившейся два раза в год общей переписи, не утруждали себя подсчетом едоков, а поскольку со времени последней переписи около дюжины заключенных штрафного лагеря умерли естественной смертью, нехватки продовольствия не наблюдалось.
Стоило отметить, что хевы (если, конечно, не урезали рацион в наказание) снабжали заключенных вполне сносно, благо им это почти ничего не стоило. Простая, но здоровая пища поставлялась в количестве, вполне достаточном для поддержания жизни и работоспособности. Хонор уже почти восстановила свой прежний вес, да и короткий ежик на голове превратился в кудрявую шапочку. Без соответствующей клинической аппаратуры Фриц Монтойя ничего не мог поделать с ее ампутированной рукой, ослепшим искусственным глазом или омертвевшими лицевыми нервами, однако теми лечебными результатами, каких ему удалось добиться в столь сложной обстановке, врач искренне гордился. Хонор расстраивало то, что отсутствие одной руки затрудняло для нее выполнение привычных физических упражнений, однако она признавала, что у Фрица есть все основания для гордости.
Снова поймав себя на блуждании мыслей, Хонор решила, что Алистер был не единственным в их компании, кто слишком засиделся в гостях.
Удерживая Нимица на локтевом сгибе здоровой руки, она встала и улыбнулась собеседникам:
– Как бы то ни было, до прилета следующего шаттла с провиантом мы ничего сделать не сможем. А сейчас мне, пожалуй, стоит немного поспать. Встретимся за завтраком.
– До завтра, – отозвался Рамирес.
Они с Бенсон встали, прощаясь. Хонор кивнула, пожелала им доброй ночи, открыла дверь и вышла в наполненную жужжанием насекомых тьму.
ГЛАВА 23
– Я просто вспомнил, каким был Скотти на «Василиске», – сказал МакКеон и добавил для Бенсон и Рамиреса: – Он был хорош, но боже! Какой он был зеленый мальчишка!
– А еще он ко времени перевода разбогател на пару сотен тысяч, – подхватила Хонор со своей полу улыбочкой.
– У него был удивительный нюх на контрабанду, – пояснил МакКеон, – что обеспечило ему исключительную популярность среди товарищей, когда Адмиралтейство начало выдавать призовые деньги.
– Могу себе представить! – рассмеялась Бенсон.
– Он хоть и веселый, но очень уравновешенный, – добавила Хонор, и улыбка ее исчезла: ей вспомнилось, как этот «очень уравновешенный» молодой человек спас ее карьеру.
Бенсон, почувствовав что-то невысказанное, внимательно посмотрела на Хонор, однако спросить предпочла о другом:
– Он докладывал о неполадках. Как они могут сказаться на наших планах?
– Если с ответчиком хотя бы одного шаттла все будет в порядке, то никак не скажутся, – ответила Хонор, потянувшись к Нимицу. Кот, прихрамывая, направился к ней, и она, усадив его на колени, прижала к груди.
– А если и второй тоже забарахлит? – спокойно спросил МакКеон.
– Будем думать, – ответила Хонор. Голос ее звучал спокойно, но подвижная половина лица отразила угрюмое настроение. – Может быть, откажемся от «Красной Шапочки» и разработаем другой план.
Возражений не последовало, но услышанное никого не обрадовало. Все знали, что операция, получившая условное название «Красная Шапочка», сулила им наибольшие шансы на успех. Да что там – положа руку на сердце, она представляла собой их единственный реальный шанс добиться успеха. Попытка осуществить любой из альтернативных планов скорее всего закончилась бы не освобождением, а гибелью, просто об этом предпочитали не говорить. В конце концов, лучше было погибнуть, чем навсегда остаться в Аду.
– Ладно, – сказал, помолчав, МакКеон, – в таком случае, полагаю, нам следует сконцентрироваться на том, чтобы ничего плохого не случилось с ответчиком первого шаттла.
Хонор невольно прыснула и покачала головой.
– Звучит неплохо, но как этого добиться?
– Хонор! – укоризненно воскликнул он. – Ну уж это-то проще простого! Достаточно подключить к делу Фрица. Он подберет самую подходящую из своих замечательных профилактических программ, предпишет лечебную физкультуру, наметит график регулярных визитов… Мы и опомниться не успеем, как окажемся дома!
Тут уж со смеху покатились все.
Фриц Монтойя, будучи единственным в «Геенне» врачом, уже доказал всем, что является бесценным специалистом. Медики вообще были редкостью на Аиде, и ни один из них не проштрафился настолько, чтобы попасть в «Геенну». Инфекционными заболеваниями заключенные почти не страдали – местные микробы избегали несъедобных чужаков, однако несколько туземных болезней оказались прилипчивыми и надоедливыми, как адскиты или котомедведи. Кроме того, в лагере имел место довольно высокий травматизм, не говоря уж о пищевых отравлениях и нарушениях обмена веществ. Работы Монтойе привалило выше головы, и – при полном отсутствии медицинской аппаратуры и ограниченном запасе медикаментов из аварийных аптечек шаттлов – он справлялся даже с очень сложными случаями. Угодив в положение сельского врача Старой Земли, Фриц показал себя воистину великолепным специалистом. Он не ограничился помощью тем, кто обращался к нему с жалобами, но ввел серьезные изменения во внутренний распорядок лагерной жизни. В корне реорганизовал практику избавления от отходов, ввел обязательные медицинские осмотры и настоял на привлечении инвалидов к легким работам – во избежание гиподинамии. Узники были ошеломлены его энергичным натиском, однако не возмущались и врачебные предписания выполняли безропотно.
Этот аспект проблемы заставил Хонор мысленно скривиться. Судя по всему, хевам было наплевать на здоровье заключенных: с точки зрения БГБ жизнь целого лагеря не стоила затрат даже на элементарное медицинское обслуживание. Если кто-то заболевал или получал травму, то его выживание становилось его личным делом. Медикаментами лагеря не обеспечивались.
«Наверное, – угрюмо подумала Харрингтон, – мне следует поблагодарить их за то, что они догадались подмешивать в пайки заключенных контрацептивы. Правда, они делали это из соображений экономии, а отнюдь не гуманности, ведь дети – это лишние рты. Но одному богу известно, какова была бы детская смертность при полном отсутствии медицинского обслуживания»
– Уверена, Фриц был бы тронут твоей верой в его способности, – сказала она МакКеону, – но сомневаюсь, чтобы даже его непревзойденный целительский талант мог произвести впечатление на молекулярную электронику.
– Ну, не знаю, – фыркнул Алистер. – На меня производит, да еще какое: стоит ему начать приставать ко мне с зарядкой или диетой, как у меня со страху все болячки проходят.
– Это потому, Алистер, что ты легко поддаешься внушению, – вкрадчиво произнесла Хонор и, покачивая рукой перед его лицом, заговорила нараспев: – У вас тяжелеют веки, закрываются глаза, вам хочется спать… спать… спать…
– Ничего подобного! – буркнул МакКеон, но тут же широко зевнул.
Хонор прыснула, Нимиц весело чирикнул, и МакКеон посмотрел на них исподлобья.
– Дама Хонор, – с нарочитой серьезностью произнес он, – всякие утверждения насчет моей «внушаемости» есть злонамеренные инсинуации. А если меня и клонит… – фраза была прервана очередным мощным зевком, – ко сну, то не из-за какого-то там гипноза, а потому, что я весь день провел на ногах. Устал. В общем, ты как хочешь, а я пошел на боковую. Доброй ночи.
– Доброй ночи, Алистер, – сказала она и улыбнулась, а он, лихо козырнув, исчез за дверью.
– Вы ведь действительно близки друг другу, правда? – тихо спросила Бенсон после того, как МакКеон ушел. Хонор вопросительно подняла бровь, русоголовая женщина пожала плечами. – Нет, не в том смысле, в каком близки мы с Анри, это я понимаю. Но вы так заботливо друг к другу относитесь.
– Мы давние друзья, – пояснила Хонор, положив подбородок на макушку Нимица, – и взаимная забота вошла у нас в привычку. Правда, Алистер все-таки зациклен на этом больше, чем я. И благослови его Бог за это.
– Да, мы с Анри сопровождали вас на обратном пути к шаттлам, – суховато сказала Бенсон. – На меня произвел незабываемое впечатление его словарный запас. По-моему, он ни разу не повторился.
На правой щеке Хонор появилась ямочка, зрячий глаз мечтательно замерцал.
– Да, Алистер иногда забывает о субординации. Порой мне кажется, будто он вовсе не знает, что это такое.
– Ха! – громыхнул Рамирес – Не вам бы говорить, не нам бы слушать, леди Хонор!
– Вздор! – со смехом возразила Харрингтон. – Я, можно сказать, образец чинопочитания.
– Да ну? – Бенсон покачала головой. – А вот я слышала кое-что о ваших шалостях на… Как это место называется? А, на станции «Ханкок».
Лицо Хонор приобрело столь удивленное выражение, что Бенсон покатилась со смеху.
– Ваши люди гордятся вами, леди Хонор, и не прочь порассказать о вас… а мы с Анри, признаюсь, всячески их поощряли. Прежде чем доверить вам свои жизни, мы должны были разобраться, что вы за человек. Благодаря словоохотливости ваших людей это оказалось совсем нетрудно.
Почувствовав, что краснеет, Хонор опустила взгляд на Нимица. Мягко перевернув кота на спинку, она принялась поглаживать пушистый животик и подняла глаза лишь через несколько секунд, когда румянец сошел.
– Не всему сказанному стоит верить, – сказала она с чуть излишней невозмутимостью. – Иные люди бывают склонны к преувеличениям.
– Несомненно, – великодушно согласился Рамирес, за что был одарен благодарной улыбкой.
– Но все же я тревожусь за «Красную Шапочку», – тактично сменила тему Бенсон. – Эта история с ответчиками может нам все испортить.
– Я тоже тревожусь, – призналась Хонор. – Как ни крути, а, лишившись одного из них, мы ощутимо теряем в плане гибкости. Притом что нам по-прежнему неизвестно, когда у нас появится возможность испробовать свои шансы. Ведь хевы, – она скорчила гримасу, – почему-то не расположены к сотрудничеству.
– Уверен, это только по неведению, – с усмешкой подхватил Рамирес – Они ни за что не посмели бы вести себя столь неучтиво, будь у них представление о том, какие неудобства создает для нас их неконструктивная позиция.
– Вот уж да! – Хонор прыснула.
Все трое расхохотались, но за их веселостью угадывалось подавляемое беспокойство. Хонор откинулась в кресле и, размеренно поглаживая Нимица, задумалась.
Ее план основывался на специфике продовольственных поставок и пренебрежении хевов к обеспечению безопасности коммуникационных каналов. Аналитики Хонор оказались правы: продовольственные поставки действительно осуществляли раз в месяц в течение относительно короткого времени – примерно трех дней. «Геенну» как штрафной лагерь посещали последним, что тоже было Хонор на руку.
В промежутках между доставками «черноногие» прохлаждались на Стиксе, предоставив заключенных самим себе. Однако при всей безалаберности тюремная система Ада была крайне эффективной. Возможно, расходы на содержание тюремной планеты в целом составляли внушительную сумму, однако в расчете на одного заключенного были просто смехотворны. Единственно, что требовалось хевам для основания нового лагерного поселения, это подобрать место и доставить туда группу осужденных с примитивными ручными инструментами и необходимым минимумом строительных материалов. Все остальное: и хижины, и ограду для защиты от местных хищников – заключенные возводили сами, причем работали они не покладая рук. Надсмотрщиков не предусматривалось, но местные хищники наилучшим образом стимулировали ударный труд. Ну а если кого-то успевали загрызть, то «черноногие» не собирались проливать слезы по этому поводу.
Даже скудные продовольственные пайки, которыми снабжали узников, не обременяли администрацию особыми расходами: практически все необходимое выращивалось на Стиксе, причем тяжелую работу выполняли автоматика и горстка «доверенных лиц». Функция «черноногих» ограничивалась распределением. Заключенные получали не консервы и концентраты, а только свежие продукты.
Последнее обстоятельство удивило Хонор, но потом она сообразила, что и в этом есть смысл. Разумеется, свежие продукты занимают больше места и менее удобны при транспортировке, чем аварийные пайки, но зато, в отличие от пайков, не могли долго храниться. Иными словами, заключенные не имели возможности, затянув ремни, создать запас продовольствия и уменьшить свою зависимость от поставок. Кроме того, выращивание сельскохозяйственных культур непосредственно на Стиксе почти избавляло Республику от необходимости завозить продукты извне. Разумеется, вовсе без «импорта» обойтись было нельзя, но, судя по маркировке на упаковках, такой завоз осуществлялся всего лишь раз в год.
Движение в пространстве системы Цербера было весьма оживленным, хотя и более хаотичным, чем ожидала Хонор. Например, после прихода к власти Комитета общественного спасения рейсы по доставке новых узников участились. Одно из упущений прежнего МВБ заключалось в недостаточной интенсивности репрессий. Диктаторский режим не имеет права ослаблять железную хватку, и Законодатели допустили роковую ошибку, прижав своих противников достаточно сильно, чтобы их разозлить, но недостаточно сильно для того, чтобы повергнуть их в парализующий ужас. Хуже того, они объявили несколько амнистий подряд, и люди, испытавшие на себе все «прелести» заключения, смогли рассказать об этом другим. Разумеется, они являли собой прекрасный агитационный материал и для активистов СГП, и для других групп диссидентов. А главное – и в этом, пожалуй, заключалась основная угроза – их возвращение наводило на мысль о слабости министерства внутренней безопасности. Кому пришло бы в голову умиротворять противников, имей он силы их сломить?
Комитет общественного спасения учел неудачный опыт своих предшественников, и ведомство Оскара Сен-Жюста не допускало по отношению к заподозренным в нелояльности ни малейших послаблений.
Отправка неугодных в Ад обеспечивала целый ряд выгод: смутьяны надежно изолировались, а их судьба служила угрозой для возможных последователей. Конечно, обеспечить благонадежность любого гражданина можно, просто поставив его к стенке, однако прагматики из БГБ резонно сочли, что от покойника никакой пользы уже не будет. А вот живой человек при определенных обстоятельствах может и пригодиться: мало ли как сложатся обстоятельства?
Похоже, Госбезопасность рассматривала узников Ада, в первую очередь политических, как своего рода резерв рабочей силы. Даже в передовых, индустриально развитых мирах, к каковым Народная Республика отнюдь не принадлежала, сохранялись виды деятельности, заниматься которыми было, мягко говоря, неприятно, а то и просто опасно. Кроме того, Госбезопасность осуществляла ряд секретных проектов, для которых разумно было привлекать исполнителей, не имеющих возможности этот секрет разгласить. Многие заключенные обладали знаниями и навыками, которых недоставало «вольному» персоналу. Здесь же формировались и строительные бригады, сооружавшие базы Народного флота в наиболее негостеприимных мирах. По завершении строительства работников возвращали в Ад.
Из всего этого следовало, что в последнее время транспорты БГБ, в неизменном сопровождении военных кораблей, прибывали в систему Цербера часто, но с совершенно непредсказуемыми интервалами. Кроме того, военные корабли Госбезопасности порой принимали здесь на борт свежую провизию или загружали реакторную массу из огромного орбитального резервуара.
Если планета в целом оправдывала свое название, то база «Харон» была оборудована со всем возможным комфортом, а остров Стикс по климатическим условиям мог считаться курортом. Это не удивляло: имея в своем распоряжении целую планету, всегда можно найти на ней несколько приятных местечек, и было бы странно, не подбери «черноногие» для собственных нужд лучшее из лучшего.
Кроме того, хмуро размышляла Хонор, эта планета принадлежит БГБ, и костоломы из ведомства Сен-Жюста чувствуют себя здесь в полной безопасности. Пожалуй, разведка Королевского флота недопонимала, какое значение имеет для БГБ наличие скрытого от всех прочного, надежного тыла. Пусть планета и на отшибе, пусть сюда месяцами никто не прилетает, но все в Госбезопасности знают о существовании этого гостеприимного прибежища. Чего-то вроде космически-гигантской бандитской «малины».
Хмыкнув при этой мысли, Хонор тут же выбросила ее из головы как не относящуюся к делу и задумалась о конкретной проблеме. Со времени ее появления в «Геенне» продовольственные шаттлы прилетали уже трижды, но необходимых условий для выполнения плана ни разу не возникло, и она вынуждена была признаться себе в том, что это начинает ее нервировать. Хорошо еще, что доставляемых хевами продуктов с избытком хватало как на «законное» население «Геенны», так и на беглецов. «Черноногие», если не считать проводившейся два раза в год общей переписи, не утруждали себя подсчетом едоков, а поскольку со времени последней переписи около дюжины заключенных штрафного лагеря умерли естественной смертью, нехватки продовольствия не наблюдалось.
Стоило отметить, что хевы (если, конечно, не урезали рацион в наказание) снабжали заключенных вполне сносно, благо им это почти ничего не стоило. Простая, но здоровая пища поставлялась в количестве, вполне достаточном для поддержания жизни и работоспособности. Хонор уже почти восстановила свой прежний вес, да и короткий ежик на голове превратился в кудрявую шапочку. Без соответствующей клинической аппаратуры Фриц Монтойя ничего не мог поделать с ее ампутированной рукой, ослепшим искусственным глазом или омертвевшими лицевыми нервами, однако теми лечебными результатами, каких ему удалось добиться в столь сложной обстановке, врач искренне гордился. Хонор расстраивало то, что отсутствие одной руки затрудняло для нее выполнение привычных физических упражнений, однако она признавала, что у Фрица есть все основания для гордости.
Снова поймав себя на блуждании мыслей, Хонор решила, что Алистер был не единственным в их компании, кто слишком засиделся в гостях.
Удерживая Нимица на локтевом сгибе здоровой руки, она встала и улыбнулась собеседникам:
– Как бы то ни было, до прилета следующего шаттла с провиантом мы ничего сделать не сможем. А сейчас мне, пожалуй, стоит немного поспать. Встретимся за завтраком.
– До завтра, – отозвался Рамирес.
Они с Бенсон встали, прощаясь. Хонор кивнула, пожелала им доброй ночи, открыла дверь и вышла в наполненную жужжанием насекомых тьму.
ГЛАВА 23
– Коммодор Харрингтон! Коммодор Харрингтон!
Хонор быстро обернулась. Отсутствие руки делало недоступной для нее большую часть работ, необходимых для поддержания жизни в маленькой общине «Геенны», однако она с удивлением обнаружила, что ее здоровый глаз очень остро и тонко различает цвета. Впрочем до прибытия на Ад у нее не было случая обратить особое внимание на это свое умение. Обнаружив в себе новую способность, она стала помогать Анри Десуи и его помощникам в их опытах с предназначавшимися для тканей красителями. Как старший помощник Рамиреса Гарриет Бенсон отвечала в лагере за распределение рабочих заданий, и именно она выделила в помощь Хонор лейтенанта Стефенсона, в прошлой жизни служившего в космофлоте Лоуэлла. Стефенсон тонких оттенков не различал, зато здоровенные ручищи позволяли ему легко толочь и растирать пестиком в ступке отобранные Десуи корешки, листья, ягоды и прочие ингредиенты, из которых получали растительные красители. К тому же Стефенсон отличался добродушным нравом. Хонор уже почти три месяца с удовольствием работала с ним над новыми цветовыми комбинациями. Они уже были близки к получению зеленой краски, почти идентичной темному жадеиту мундиров ее грейсонских телохранителей… Увидев выражение лица посланницы Рамиреса и ощутив ее эмоциональное напряжение, Харрингтон мигом позабыла о цветах и красителях.
– Да? – спросила она и услышала глухой удар: Лафолле, неотлучно присматривавший за своим землевладельцем, спрыгнул с дерева.
– Коммодор Рамирес… сказал, чтобы вы поспешили, мэм! – выдохнула запыхавшаяся после пробежки под жарким полуденным солнцем посланница. – Он велел передать… передать… что «бабушка» на связи.
Хонор резко развернулась; ее зрячий глаз встретился с глазами Лафолле, и она почувствовала охватившее телохранителя возбуждение. После секундного обмена взглядами он отстегнул от пояса портативный коммуникатор и протянул землевладельцу. Взяв в руки маленькую коробочку, Хонор набрала воздуху и нажала кнопку. Это был один из спецкоммуникаторов БГБ: умельцы Хонор настроили его на редко используемую волну, однако кодировать сигнал не стали – по той простой причине, что радист «Харона», поймай он случайный обрывок ничего не значащего разговора открытым текстом, вряд ли обратит на это внимание. И совсем иначе среагирует на обмен информацией на секретной волне Госбезопасности, который кому-то зачем-то потребовалось зашифровать. Правда, вести долгие разговоры Хонор все равно не собиралась.
– «Волк», – спокойно произнесла она в коммуникатор. – Повторяю, «Волк».
– Принято «Волк», – отозвалась спустя мгновение Сара Дюшен. – Повторяю, «Волк» принято.
Свирепо ощерив зубы правой половинкой рта, Хонор бросила коммуникатор Лафолле, поспешно посадила Нимица в переноску и побежала к главному лагерю изо всех сил.
– Приближаемся к «Геенне». Гиринг, тебе опять наверх.
– Есть, есть! – проворчал гражданин капрал Гиринг. Поднявшись в огневую рубку, он для проверки тронул джойстик тяжелого трехствольника. Орудийная башня плавно повернулась, и в наушниках Жардена послышался голос капрала:
– Докладывает огневой отсек. Башня проверена. Питание подключено. Орудие готово к бою.
– Доклад принят. Готовность орудия подтверждаю, – четко подтвердил лейтенант.
Даже будучи совершенно вымотанным, гражданин лейтенант твердо придерживался буквы устава и требовал того же от подчиненных. Это, резко выделявшее его среди прочих пилотов, пристрастие к дисциплине сделало лейтенанта крайне непопулярным в среде летных экипажей, однако он находился в Аду всего девять месяцев и еще не был поражен вирусом равнодушия и беспечности, одолевшим многих его товарищей. Жарден подозревал, что как раз по этой причине гражданин бригадир Трека старался командировать в «Геенну» именно его: если от кого-то на планете и можно было ждать неприятностей, то только от этих смутьянов.
Впрочем, напомнил себе Жарден, едва ли они позволят себе такую глупость, как бунт или нападение на шаттл. Им ведь прекрасно известно, что единственным результатом этого безумия станет мучительная смерть от голода. Наверное, ребята, прослужившие на планете подольше, в чем-то правы: стоит ли изнурять рядовых и старшин, требуя скрупулезного следования инструкциям, если опасность фактически сведена к нулю? Но что поделать, если дисциплина, черт бы ее побрал, у него в крови и он не способен ни при каких обстоятельствах пренебречь ни единым пунктом устава?
Криво усмехнувшись, лейтенант выпустил шасси и направил шаттл на посадку.
«Ну что ж, – сказала она себе, скривив правую половину рта в хищной улыбке, – к этой годовщине мы вполне заслужили маленький подарок»
Позади нее на вершине холма был смонтирован узел спутниковой связи, настроенный на волну хевов и позволявший прослушивать переговоры заходившего на посадку грузового шаттла с командным пунктом. В отличие от других пилотов, этот всегда докладывал диспетчеру полетов о своем прибытии, что дало мантикорцам возможность перехватить его позывные, опознавательные коды и все прочее. Строгая приверженность соблюдению установленных правил встречалась среди хевов нечасто, и Хонор почти жалела этого офицера. Дисциплинированный офицер, по ее мнению, заслуживал поощрения. Парадокс заключался в том, что спасти его сейчас могло только его же разгильдяйство.
Ощущая напряженную готовность стоявшего рядом с ней МакКеона, Хонор всматривалась в бинокль и одновременно прислушивалась к звукам в наушнике, подключенном к сети связи БГБ. Нимиц, привстав в закрепленной на ее спине переноске и положив подбородок на ее плечо, вместе с ней обозревал посадочную полосу, и охватившее маленького хищника возбуждение пламенем отзывалось в сердце человека.
«И, держу пари, если бы я знал, чем обернется это повышение, я бы продул любые соревнования, и черт с ним, с престижем», – беззвучно хихикнул он, включая микрофон.
– База, это Жарден, – доложил он. – Приземлился в «Геенне».
– Отмечаю, Жарден, – ответила База женским голосом, пронизанным невыразимой скукой. Всего два слова, по уставу, но как-то так очень ясно выходило, что смысл этих слов – «отвали и оставь меня в покое, кретин».
«Не дождешься!» – произнес про себя Жарден с довольно гадкой улыбкой. Гражданка майор Штайнер была не хуже, а может, и получше большинства сотрудников «Харона»; говоря по чести, ее следовало признать весьма компетентным офицером. Но при этом ей было наплевать на все, кроме нее самой, и она была в первых рядах тех, кто издевался над Жарденом за скрупулезное соблюдение устава. В открытое противостояние она не вступала, но весьма наглядно давала ему почувствовать, что она о нем думает. И отплатить ей по заслугам он не мог – слишком велика была разница в званиях.
«Но ведь пожаловаться на то, что я следую правилам, она не сможет? Так почему бы не насыпать ей соли на хвост?»
Он хихикнул и посмотрел назад через плечо.
Она так напряженно всматривалась в бинокль, что у нее заболел ее единственный глаз.
«Ну давай, Жарден! – мысленно просила она, и ее слова святотатственно напоминали молитву. – Хоть один раз в жизни прояви небрежность. Нарушь эти чертовы правила, совсем немножко. Я не хочу убивать тебя, если только ты меня не заставишь!»
– Вот спасибо так спасибо, чтоб тебя! – пробормотал гражданин сержант Роджерс достаточно громко, чтобы Жарден его услышал, но не слишком громко. Если гражданину лейтенанту приспичит прикопаться, всегда можно сказать, будто он бормотал себе под нос. Роджерсу было наплевать абсолютно на все. Он был старожилом Ада и повидал немало умников наподобие Жардена. Гражданин лейтенант цеплялся за никчемные бумажки с инструкциями дольше других, но Ад и не таких обламывал. Хотя, провались он со своими правилами ко всем чертям, Роджерс бы слез проливать не стал.
Хонор быстро обернулась. Отсутствие руки делало недоступной для нее большую часть работ, необходимых для поддержания жизни в маленькой общине «Геенны», однако она с удивлением обнаружила, что ее здоровый глаз очень остро и тонко различает цвета. Впрочем до прибытия на Ад у нее не было случая обратить особое внимание на это свое умение. Обнаружив в себе новую способность, она стала помогать Анри Десуи и его помощникам в их опытах с предназначавшимися для тканей красителями. Как старший помощник Рамиреса Гарриет Бенсон отвечала в лагере за распределение рабочих заданий, и именно она выделила в помощь Хонор лейтенанта Стефенсона, в прошлой жизни служившего в космофлоте Лоуэлла. Стефенсон тонких оттенков не различал, зато здоровенные ручищи позволяли ему легко толочь и растирать пестиком в ступке отобранные Десуи корешки, листья, ягоды и прочие ингредиенты, из которых получали растительные красители. К тому же Стефенсон отличался добродушным нравом. Хонор уже почти три месяца с удовольствием работала с ним над новыми цветовыми комбинациями. Они уже были близки к получению зеленой краски, почти идентичной темному жадеиту мундиров ее грейсонских телохранителей… Увидев выражение лица посланницы Рамиреса и ощутив ее эмоциональное напряжение, Харрингтон мигом позабыла о цветах и красителях.
– Да? – спросила она и услышала глухой удар: Лафолле, неотлучно присматривавший за своим землевладельцем, спрыгнул с дерева.
– Коммодор Рамирес… сказал, чтобы вы поспешили, мэм! – выдохнула запыхавшаяся после пробежки под жарким полуденным солнцем посланница. – Он велел передать… передать… что «бабушка» на связи.
Хонор резко развернулась; ее зрячий глаз встретился с глазами Лафолле, и она почувствовала охватившее телохранителя возбуждение. После секундного обмена взглядами он отстегнул от пояса портативный коммуникатор и протянул землевладельцу. Взяв в руки маленькую коробочку, Хонор набрала воздуху и нажала кнопку. Это был один из спецкоммуникаторов БГБ: умельцы Хонор настроили его на редко используемую волну, однако кодировать сигнал не стали – по той простой причине, что радист «Харона», поймай он случайный обрывок ничего не значащего разговора открытым текстом, вряд ли обратит на это внимание. И совсем иначе среагирует на обмен информацией на секретной волне Госбезопасности, который кому-то зачем-то потребовалось зашифровать. Правда, вести долгие разговоры Хонор все равно не собиралась.
– «Волк», – спокойно произнесла она в коммуникатор. – Повторяю, «Волк».
– Принято «Волк», – отозвалась спустя мгновение Сара Дюшен. – Повторяю, «Волк» принято.
Свирепо ощерив зубы правой половинкой рта, Хонор бросила коммуникатор Лафолле, поспешно посадила Нимица в переноску и побежала к главному лагерю изо всех сил.
* * *
Заходя на взлетно-посадочную площадку – единственный просвет в сплошном ковре грубой меч-травы, не считая самого поселения осужденных, легко различимого даже с высоты четырех-пяти километров, – гражданин лейтенант Ален Жарден от души зевнул. Начав сбрасывать скорость, он оглянулся через плечо и сообщил усталому экипажу из трех человек:– Приближаемся к «Геенне». Гиринг, тебе опять наверх.
– Есть, есть! – проворчал гражданин капрал Гиринг. Поднявшись в огневую рубку, он для проверки тронул джойстик тяжелого трехствольника. Орудийная башня плавно повернулась, и в наушниках Жардена послышался голос капрала:
– Докладывает огневой отсек. Башня проверена. Питание подключено. Орудие готово к бою.
– Доклад принят. Готовность орудия подтверждаю, – четко подтвердил лейтенант.
Даже будучи совершенно вымотанным, гражданин лейтенант твердо придерживался буквы устава и требовал того же от подчиненных. Это, резко выделявшее его среди прочих пилотов, пристрастие к дисциплине сделало лейтенанта крайне непопулярным в среде летных экипажей, однако он находился в Аду всего девять месяцев и еще не был поражен вирусом равнодушия и беспечности, одолевшим многих его товарищей. Жарден подозревал, что как раз по этой причине гражданин бригадир Трека старался командировать в «Геенну» именно его: если от кого-то на планете и можно было ждать неприятностей, то только от этих смутьянов.
Впрочем, напомнил себе Жарден, едва ли они позволят себе такую глупость, как бунт или нападение на шаттл. Им ведь прекрасно известно, что единственным результатом этого безумия станет мучительная смерть от голода. Наверное, ребята, прослужившие на планете подольше, в чем-то правы: стоит ли изнурять рядовых и старшин, требуя скрупулезного следования инструкциям, если опасность фактически сведена к нулю? Но что поделать, если дисциплина, черт бы ее побрал, у него в крови и он не способен ни при каких обстоятельствах пренебречь ни единым пунктом устава?
Криво усмехнувшись, лейтенант выпустил шасси и направил шаттл на посадку.
* * *
– Готовность, – мягко произнесла Хонор сидя под камуфляжной сетью, накинутой на пригорок, с которого ей довелось впервые увидеть «Геенну». Она невольно вспомнила, что «Принц Адриан» попал в плен к хевам почти ровно год назад.«Ну что ж, – сказала она себе, скривив правую половину рта в хищной улыбке, – к этой годовщине мы вполне заслужили маленький подарок»
Позади нее на вершине холма был смонтирован узел спутниковой связи, настроенный на волну хевов и позволявший прослушивать переговоры заходившего на посадку грузового шаттла с командным пунктом. В отличие от других пилотов, этот всегда докладывал диспетчеру полетов о своем прибытии, что дало мантикорцам возможность перехватить его позывные, опознавательные коды и все прочее. Строгая приверженность соблюдению установленных правил встречалась среди хевов нечасто, и Хонор почти жалела этого офицера. Дисциплинированный офицер, по ее мнению, заслуживал поощрения. Парадокс заключался в том, что спасти его сейчас могло только его же разгильдяйство.
Ощущая напряженную готовность стоявшего рядом с ней МакКеона, Хонор всматривалась в бинокль и одновременно прислушивалась к звукам в наушнике, подключенном к сети связи БГБ. Нимиц, привстав в закрепленной на ее спине переноске и положив подбородок на ее плечо, вместе с ней обозревал посадочную полосу, и охватившее маленького хищника возбуждение пламенем отзывалось в сердце человека.
* * *
Шаттл сел точно в центре площадки, и Жарден позволил себе едва заметную улыбку, поздравляя самого себя с приземлением. Приятно сознавать, что он все еще не утратил былых навыков, возвысивших его до нынешнего положения в «Хароне».«И, держу пари, если бы я знал, чем обернется это повышение, я бы продул любые соревнования, и черт с ним, с престижем», – беззвучно хихикнул он, включая микрофон.
– База, это Жарден, – доложил он. – Приземлился в «Геенне».
– Отмечаю, Жарден, – ответила База женским голосом, пронизанным невыразимой скукой. Всего два слова, по уставу, но как-то так очень ясно выходило, что смысл этих слов – «отвали и оставь меня в покое, кретин».
«Не дождешься!» – произнес про себя Жарден с довольно гадкой улыбкой. Гражданка майор Штайнер была не хуже, а может, и получше большинства сотрудников «Харона»; говоря по чести, ее следовало признать весьма компетентным офицером. Но при этом ей было наплевать на все, кроме нее самой, и она была в первых рядах тех, кто издевался над Жарденом за скрупулезное соблюдение устава. В открытое противостояние она не вступала, но весьма наглядно давала ему почувствовать, что она о нем думает. И отплатить ей по заслугам он не мог – слишком велика была разница в званиях.
«Но ведь пожаловаться на то, что я следую правилам, она не сможет? Так почему бы не насыпать ей соли на хвост?»
Он хихикнул и посмотрел назад через плечо.
* * *
– Он закончил связь, – тихо сказала Хонор.Она так напряженно всматривалась в бинокль, что у нее заболел ее единственный глаз.
«Ну давай, Жарден! – мысленно просила она, и ее слова святотатственно напоминали молитву. – Хоть один раз в жизни прояви небрежность. Нарушь эти чертовы правила, совсем немножко. Я не хочу убивать тебя, если только ты меня не заставишь!»
* * *
– Хорошо, Роджерс. Наружу пойдешь ты и Ференци.– Вот спасибо так спасибо, чтоб тебя! – пробормотал гражданин сержант Роджерс достаточно громко, чтобы Жарден его услышал, но не слишком громко. Если гражданину лейтенанту приспичит прикопаться, всегда можно сказать, будто он бормотал себе под нос. Роджерсу было наплевать абсолютно на все. Он был старожилом Ада и повидал немало умников наподобие Жардена. Гражданин лейтенант цеплялся за никчемные бумажки с инструкциями дольше других, но Ад и не таких обламывал. Хотя, провались он со своими правилами ко всем чертям, Роджерс бы слез проливать не стал.