Страница:
– Но зачем? – воскликнула Хонор и с запозданием сообразила, что вопрос явно не по адресу. Откуда Айнспан, только что узнавший, что она жива, мог знать о целях и намерениях хевов?
– Вообще-то, – медленно произнес Хесус Рамирес, – на их извращенный вкус такой обман и впрямь мог показаться полезным.
– Полезным? – переспросила Хонор, все еще пытаясь осознать услышанное.
Внезапно ее пронзила страшная догадка. Родители! Если все каналы демонстрировали сцену ее казни, да еще подделанную настолько реалистично, что никто ничего не заподозрил, значит, мать и отец наверняка все видели…
– В своем роде да… – Голос Рамиреса отвлек ее от страшных мыслей, и она ощутила прилив благодарности. Ей захотелось спрятаться за разговором, как за щитом, и она торопливым кивком попросила коммодора продолжать.
– Как я понял, коммандер Айнспан слыхом не слыхивал о «Цепеше». Верно?
Освобожденный пленник кивнул.
– Ну так вот, Хонор: когда эти проходимцы узнали, что их корыто разлетелось вдребезги, они решили, что вместе с «Цепешем» погибли и вы, и МакКеон, и все ваши люди. Иными словами, не осталось никого, кто мог бы оспорить их версию случившегося. Разумеется, им не хотелось признавать перед всей Галактикой, что три десятка безоружных пленных сумели превратить в пыль линейный крейсер, битком набитый вооруженными головорезами, да еще во главе с этой людоедкой Рэнсом. Даже заявление о гибели шаттла, на котором вы пытались совершить побег, не смягчило бы такого удара по их престижу. Вот они и решили спрятать концы в воду: сфальсифицировали сцену казни и объявили, будто Рэнсом благополучно доставила вас к месту исполнения приговора. Правда, оставалась сама Рэнсом: ее-то они предъявить не могли. Некоторое время в Комитете обдумывали создавшееся положение, а потом объявили ее погибшей в бою. Потому сообщение и появилось так поздно. При этом получилось, что «казнь» и «героическая гибель в сражении» произошли в разное время, и ни у кого не было оснований связывать одно событие с другим. Да, – он с горечью хмыкнул, – похоже, вне зависимости от того, кто у них у власти, хоть Законодатели, хоть этот чертов Комитет, – открытая информация по-прежнему остается открытой донельзя. Самое главное – никогда не меняться, не так ли?
Хонор задумалась и кивнула, придя к выводу, что некая извращенная логика во всем этом и вправду имеется. Ей следовало бы догадаться самой. И в то же время понятно было, почему она ни о чем не догадалась. Она потянулась к Нимицу, который уже пробирался к ней по столу. Аура его любви позволила ей собраться с силами, и Хонор, снова обратившись к Айнспану, ухитрилась даже изобразить улыбку.
– Итак, коммандер, слухи о моей смерти оказались несколько преувеличенными. Однако меня больше интересует другое: что все-таки произошло на Занзибаре.
– По правде сказать, миледи, нас основательно взгрели, – с горечью признался Айнспан. – Командир хевов – судя по их пропаганде, это был тот самый Турвиль, который захватил «Принца Адриана», – расколошматил все наше боевое охранение, после чего, как уже доложила коммандер Меткалф, уничтожил военную и промышленную инфраструктуру. Но на том не успокоился, а совершил такой же рейд еще и на Ализон.
– Господи Иисусе! – выдохнул МакКеон, да и сама Хонор едва удержалась от вскрика. Ей, воспринимавшей эмоции Айнспана, это далось очень непросто.
– У меня такое чувство, что Ализоном дело не ограничилось, – заметила она с нарочитым спокойствием.
– Так и есть, миледи, не ограничилось. Они нанесли удары по Ханкоку и Сифорду-девять. Что случилось у Ханкока, мне точно не известно, но судя по тому, что пленных оттуда я нигде не встречал, а хевы, хоть и орали о своей великой победе, официально о захвате системы не объявили, там им прищемили хвост. Но вот Сифорд они взяли, пикет истребили, орбитальные комплексы разрушили. Впрочем, это не самое худшее. Они… – Коммандер вздохнул, словно собираясь с силами. – Они добрались и до Василиска. Адмирал Маркхэм пытался преградить им путь, но был уничтожен вместе со всем своим пикетом. И всеми спутниками Медузы.
– Василиск? – прозвучал хриплый от волнения голос МакКеона. – Они ударили по Василиску?
– Боюсь, что да, сэр. В их официальных сообщениях говорится, будто мы потеряли шестьдесят один корабль стены и без счета кораблей прикрытия. Наверное, это преувеличение, но пленных с Занзибара, Ализона и Сифорда у них немало. Тут они не врут, так что и в этом известии, наверное, есть какая-то доля правды.
Хонор почувствовала, что названная коммандером цифра повергла Рамиреса и Бенсон в шок. Названия «Занзибар» или «Ализон» для них ничего не значили, но что такое потеря шести десятков тяжелых кораблей, понимал любой военный.
«Нет, – подумала Хонор с отстраненным ужасом, – в полной мере они этого не понимают. Потери, и технические, и людские, даже если они преувеличены процентов на тридцать-сорок, все равно являются самыми тяжкими за всю историю Королевского флота, но страшны не столько они, сколько невероятная, немыслимая дерзость этого нападения.
На Адмиралтейство, должно быть, катастрофа обрушилась как гром с ясного неба. Никому – да и мне в первую очередь – и в голову не приходило, что хевы способны совершить что-то подобное. Если они действительно разгромили и Занзибар, и Ализон, и Василиск…»
Конечно, даже полное уничтожение всего промышленного потенциала Занзибара и Ализона не подорвало бы экономику Альянса, а людские потери среди мирного населения вряд ли могли быть чрезмерно велики. Турвиль – если Айнспан не ошибся и рейдами действительно командовал он – воин, а не мясник, и истреблять безоружных гражданских людей не станет. Ну а с сугубо производственной точки зрения, одна лишь космическая верфь Королевского флота на станции «Грендельсбейн» давала продукции больше, чем Занзибар и Ализон, вместе взятые. Но вот политические и дипломатические последствия разрушительного удара по союзным системам внушали серьезные опасения. Не говоря уж о рейде на Василиск, внутреннюю систему Звездного Королевства, в пространстве которого ни один враг не дерзал появиться вот уже триста семьдесят лет. Экономические потери от этого вторжения могли превзойти урон от разрушения Занзибара и Ализона, вместе взятых. Еще сильнее пугали ее психологические и политические последствия. Вплоть до…
– Мы предоставлены самим себе… – пробормотала она, не осознавая, что произносит эти слова вслух.
– Что? – не расслышал МакКеон.
– Прошу прощения?
– Вы сказали: «Мы предоставлены самим себе». Это о ком и в каком смысле?
– О нас. В том смысле, что мы не вправе вызывать сюда спасательную экспедицию, – угрюмо пояснила Хонор.
МакКеон вскинул голову. Потом в его глазах появился намек на понимание, но она все равно заговорила, не столько для Алистера, сколько для других, включая Айнспана:
– Мы полагали, что, захватив корабль вроде «Крашнарка», сможем отправить его в пространство Альянса, после чего нам останется лишь дождаться присланного Адмиралтейством конвоя. Но теперь, после такого удара, у командования едва ли найдутся свободные силы для организации спасательного рейда. Даже если допустить, что Адмиралтейство сочтет это возможным, правительство не даст своего согласия на такую акцию, когда каждый избиратель и каждый посол каждой союзной системы требуют, чтобы все уцелевшие корабли охраняли именно их планеты.
МакКеон встретился с ней взглядом и открыл было рот, но она едва заметно покачала головой, и он воздержался от высказываний. Хонор тем временем обвела взглядом офицеров, не являвшихся мантикорцами. Похоже, никому из них не пришло в голову, что, если власти Альянса узнают о чудесном спасении землевладельца Харрингтон, для ее эвакуации корабль найдется сразу. Только вот саму Хонор такой вариант не устраивал. Конечно, вывезти с планеты одного человека и даже несколько десятков не представляло трудности для Мантикоры даже сейчас, но леди Харрингтон собиралась спасти всех.
– Похоже, мы влипли, – негромко произнесла Бенсон. – Мы ведь рассчитывали, что нас отсюда эвакуируют, не так ли, Хонор? Но что же нам делать, если этого не случится?
– Что делать, Гарриет? – Хонор обернулась к Бенсон и изобразила на живой половине лица мрачную улыбку. – Выбираться отсюда, что же еще! Раз рассчитывать не на кого, будем выпутываться сами. Но вот что я вам скажу: во всей Галактике не наберется столько хевов, чтобы они сумели помешать мне, когда мы будем улетать из этой дыры, забрать отсюда всех, кому я это обещала. Всех до единого!
ГЛАВА 42
– Вообще-то, – медленно произнес Хесус Рамирес, – на их извращенный вкус такой обман и впрямь мог показаться полезным.
– Полезным? – переспросила Хонор, все еще пытаясь осознать услышанное.
Внезапно ее пронзила страшная догадка. Родители! Если все каналы демонстрировали сцену ее казни, да еще подделанную настолько реалистично, что никто ничего не заподозрил, значит, мать и отец наверняка все видели…
– В своем роде да… – Голос Рамиреса отвлек ее от страшных мыслей, и она ощутила прилив благодарности. Ей захотелось спрятаться за разговором, как за щитом, и она торопливым кивком попросила коммодора продолжать.
– Как я понял, коммандер Айнспан слыхом не слыхивал о «Цепеше». Верно?
Освобожденный пленник кивнул.
– Ну так вот, Хонор: когда эти проходимцы узнали, что их корыто разлетелось вдребезги, они решили, что вместе с «Цепешем» погибли и вы, и МакКеон, и все ваши люди. Иными словами, не осталось никого, кто мог бы оспорить их версию случившегося. Разумеется, им не хотелось признавать перед всей Галактикой, что три десятка безоружных пленных сумели превратить в пыль линейный крейсер, битком набитый вооруженными головорезами, да еще во главе с этой людоедкой Рэнсом. Даже заявление о гибели шаттла, на котором вы пытались совершить побег, не смягчило бы такого удара по их престижу. Вот они и решили спрятать концы в воду: сфальсифицировали сцену казни и объявили, будто Рэнсом благополучно доставила вас к месту исполнения приговора. Правда, оставалась сама Рэнсом: ее-то они предъявить не могли. Некоторое время в Комитете обдумывали создавшееся положение, а потом объявили ее погибшей в бою. Потому сообщение и появилось так поздно. При этом получилось, что «казнь» и «героическая гибель в сражении» произошли в разное время, и ни у кого не было оснований связывать одно событие с другим. Да, – он с горечью хмыкнул, – похоже, вне зависимости от того, кто у них у власти, хоть Законодатели, хоть этот чертов Комитет, – открытая информация по-прежнему остается открытой донельзя. Самое главное – никогда не меняться, не так ли?
Хонор задумалась и кивнула, придя к выводу, что некая извращенная логика во всем этом и вправду имеется. Ей следовало бы догадаться самой. И в то же время понятно было, почему она ни о чем не догадалась. Она потянулась к Нимицу, который уже пробирался к ней по столу. Аура его любви позволила ей собраться с силами, и Хонор, снова обратившись к Айнспану, ухитрилась даже изобразить улыбку.
– Итак, коммандер, слухи о моей смерти оказались несколько преувеличенными. Однако меня больше интересует другое: что все-таки произошло на Занзибаре.
– По правде сказать, миледи, нас основательно взгрели, – с горечью признался Айнспан. – Командир хевов – судя по их пропаганде, это был тот самый Турвиль, который захватил «Принца Адриана», – расколошматил все наше боевое охранение, после чего, как уже доложила коммандер Меткалф, уничтожил военную и промышленную инфраструктуру. Но на том не успокоился, а совершил такой же рейд еще и на Ализон.
– Господи Иисусе! – выдохнул МакКеон, да и сама Хонор едва удержалась от вскрика. Ей, воспринимавшей эмоции Айнспана, это далось очень непросто.
– У меня такое чувство, что Ализоном дело не ограничилось, – заметила она с нарочитым спокойствием.
– Так и есть, миледи, не ограничилось. Они нанесли удары по Ханкоку и Сифорду-девять. Что случилось у Ханкока, мне точно не известно, но судя по тому, что пленных оттуда я нигде не встречал, а хевы, хоть и орали о своей великой победе, официально о захвате системы не объявили, там им прищемили хвост. Но вот Сифорд они взяли, пикет истребили, орбитальные комплексы разрушили. Впрочем, это не самое худшее. Они… – Коммандер вздохнул, словно собираясь с силами. – Они добрались и до Василиска. Адмирал Маркхэм пытался преградить им путь, но был уничтожен вместе со всем своим пикетом. И всеми спутниками Медузы.
– Василиск? – прозвучал хриплый от волнения голос МакКеона. – Они ударили по Василиску?
– Боюсь, что да, сэр. В их официальных сообщениях говорится, будто мы потеряли шестьдесят один корабль стены и без счета кораблей прикрытия. Наверное, это преувеличение, но пленных с Занзибара, Ализона и Сифорда у них немало. Тут они не врут, так что и в этом известии, наверное, есть какая-то доля правды.
Хонор почувствовала, что названная коммандером цифра повергла Рамиреса и Бенсон в шок. Названия «Занзибар» или «Ализон» для них ничего не значили, но что такое потеря шести десятков тяжелых кораблей, понимал любой военный.
«Нет, – подумала Хонор с отстраненным ужасом, – в полной мере они этого не понимают. Потери, и технические, и людские, даже если они преувеличены процентов на тридцать-сорок, все равно являются самыми тяжкими за всю историю Королевского флота, но страшны не столько они, сколько невероятная, немыслимая дерзость этого нападения.
На Адмиралтейство, должно быть, катастрофа обрушилась как гром с ясного неба. Никому – да и мне в первую очередь – и в голову не приходило, что хевы способны совершить что-то подобное. Если они действительно разгромили и Занзибар, и Ализон, и Василиск…»
Конечно, даже полное уничтожение всего промышленного потенциала Занзибара и Ализона не подорвало бы экономику Альянса, а людские потери среди мирного населения вряд ли могли быть чрезмерно велики. Турвиль – если Айнспан не ошибся и рейдами действительно командовал он – воин, а не мясник, и истреблять безоружных гражданских людей не станет. Ну а с сугубо производственной точки зрения, одна лишь космическая верфь Королевского флота на станции «Грендельсбейн» давала продукции больше, чем Занзибар и Ализон, вместе взятые. Но вот политические и дипломатические последствия разрушительного удара по союзным системам внушали серьезные опасения. Не говоря уж о рейде на Василиск, внутреннюю систему Звездного Королевства, в пространстве которого ни один враг не дерзал появиться вот уже триста семьдесят лет. Экономические потери от этого вторжения могли превзойти урон от разрушения Занзибара и Ализона, вместе взятых. Еще сильнее пугали ее психологические и политические последствия. Вплоть до…
– Мы предоставлены самим себе… – пробормотала она, не осознавая, что произносит эти слова вслух.
– Что? – не расслышал МакКеон.
– Прошу прощения?
– Вы сказали: «Мы предоставлены самим себе». Это о ком и в каком смысле?
– О нас. В том смысле, что мы не вправе вызывать сюда спасательную экспедицию, – угрюмо пояснила Хонор.
МакКеон вскинул голову. Потом в его глазах появился намек на понимание, но она все равно заговорила, не столько для Алистера, сколько для других, включая Айнспана:
– Мы полагали, что, захватив корабль вроде «Крашнарка», сможем отправить его в пространство Альянса, после чего нам останется лишь дождаться присланного Адмиралтейством конвоя. Но теперь, после такого удара, у командования едва ли найдутся свободные силы для организации спасательного рейда. Даже если допустить, что Адмиралтейство сочтет это возможным, правительство не даст своего согласия на такую акцию, когда каждый избиратель и каждый посол каждой союзной системы требуют, чтобы все уцелевшие корабли охраняли именно их планеты.
МакКеон встретился с ней взглядом и открыл было рот, но она едва заметно покачала головой, и он воздержался от высказываний. Хонор тем временем обвела взглядом офицеров, не являвшихся мантикорцами. Похоже, никому из них не пришло в голову, что, если власти Альянса узнают о чудесном спасении землевладельца Харрингтон, для ее эвакуации корабль найдется сразу. Только вот саму Хонор такой вариант не устраивал. Конечно, вывезти с планеты одного человека и даже несколько десятков не представляло трудности для Мантикоры даже сейчас, но леди Харрингтон собиралась спасти всех.
– Похоже, мы влипли, – негромко произнесла Бенсон. – Мы ведь рассчитывали, что нас отсюда эвакуируют, не так ли, Хонор? Но что же нам делать, если этого не случится?
– Что делать, Гарриет? – Хонор обернулась к Бенсон и изобразила на живой половине лица мрачную улыбку. – Выбираться отсюда, что же еще! Раз рассчитывать не на кого, будем выпутываться сами. Но вот что я вам скажу: во всей Галактике не наберется столько хевов, чтобы они сумели помешать мне, когда мы будем улетать из этой дыры, забрать отсюда всех, кому я это обещала. Всех до единого!
ГЛАВА 42
– … именно это я и собираюсь предпринять, – объявила Хонор собравшимся в штабной рубке офицерам. – Разумеется, это рискованно, но с учетом новостей, доставленных коммандером, – она вежливо поклонилась в сторону сидевшего за дальним концом стола Айнспана, – другого выхода у нас нет.
– Рискованно? Это не риск, это самоубийство! – взвизгнул контр-адмирал Стайлз.
Надо полагать, он хотел, чтобы его слова прозвучали твердо, взвешенно и сурово, однако Хонор услышала в них одолевающий Стайлза неприкрытый ужас. А обведя взглядом комнату, по лицам собравшихся поняла, что права, и окончательно убедилась в этом благодаря Нимицу.
– Оставить «Крашнарк» здесь, в системе Цербера, – это вообще самое худшее, что можно придумать! – продолжил он, отвернувшись от нее. Теперь он обращался к офицерам – словно учитель к несмышленышам. – Я и представить себе не мог, что такое непродуманное, легкомысленное предложение может исходить от флаг-офицера. Напоминаю, этот корабль является для нас единственной возможностью связаться с Альянсом. Если мы не воспользуемся им, чтобы призвать помощь, никто вообще не узнает о нашем существовании.
– Все это мне известно, адмирал, – сказала Хонор, заставляя себя сохранять спокойствие, хотя не была уверена в том, что поступает правильно.
И слова, и вызывающий тон Стайлза можно было расценить как вопиющее нарушение субординации, заслуживающее немедленной и суровой реакции. Но он оставался вторым по рангу офицером Альянса на планете, а раскол в командовании Хонор по-прежнему считала крайне нежелательным. В силу чего продолжала говорить с ним рассудительно, как если бы он обладал здравым рассудком и желанием использовать его.
– Да, это риск, но я не верю в способность Альянса организовать спасательную экспедицию таких масштабов. Даже если предположить, что со времени пленения коммандера Айнспана новых рейдов не совершалось, сама возможность их повторения наверняка заставила Адмиралтейство пересмотреть все стратегические и оперативные планы. Более того, учитывая коммуникационные задержки, Объединенный генеральный штаб и Адмиралтейство могут просто не знать нынешней дислокации всех наших частей и соединений. Возможно, они и откликнулись бы на наш призыв, но обращаться к ним с такой просьбой в нынешней ситуации – просто недопустимо! Более того, преступно!
– Это ваше личное мнение, не более того, – парировал Стайлз. – Никто не уполномочивал вас принимать решения за Адмиралтейство и Объединенный штаб. Но дело даже не в этом: позволю себе заметить, что, оставляя «Крашнарк» на орбите Аида, вы лишаете нас единственного шанса спасти хотя бы некоторых узников. Если мы снимем с корабля все что можно и запустим систему жизнеобеспечения на предельном режиме, он сможет взять на борт почти сорок процентов тех, кто сейчас находится на Стиксе. Не лучше ли спасти часть людей, чем погубить всех, снова отдав их в руки Госбезопасности?
– И кто, по вашему мнению, должен войти в эти сорок процентов? – спокойно спросил МакКеон.
Все остальные – Хесус Рамирес, Гастон Симмонс, Гарриет Бенсон, Синтия Гонсальвес, Соломон Маршан и Уорнер Кэслет – выглядели обеспокоенными, и вопрос МакКеона спокойствия им ничуть не добавил. Все они были ниже Стайлза по званию, все не являлись мантикорцами и сейчас походили на друзей семьи, старающихся держаться подальше от семейной ссоры. К тому же, успев узнать Стайлза гораздо лучше, чем им бы того хотелось, эти люди, как и МакКеон, представляли себе, кого имел в виду контр-адмирал под пресловутыми сорока процентами. Наверняка офицеров Королевского флота и его ближайших союзников.
Впрочем, уловив общее настроение, он не решился высказаться столь определенно.
– Критерий можно установить позже, особым решением, – обтекаемо ответил Стайлз. – Главное – вывезти этих людей, по каким бы признакам мы их ни отобрали, и проинформировать высшее командование о сложившейся здесь ситуации. С учетом сказанного предложение оставить «Крашнарк» в системе представляется мне верхом безответственности. Более того, полагаю, что соответствующая комиссия сумеет обнаружить в этом признаки должностного пре…
– Довольно, адмирал Стайлз! – оборвала его Хонор.
Голос ее звучал спокойно, однако Лафолле, узнав эту интонацию, отреагировал ледяной улыбкой. Он стоял у стены позади землевладельца, не упуская в помещении ни слова, ни жеста, но ухитряясь при этом не бросаться никому в глаза. За разбушевавшимся Стайлзом он наблюдал с опасным предвкушением и даже поймал себя на том, что мысленно подталкивает этого глупца к явному нарушению воинской дисциплины.
– Нет уж, адмирал Харрингтон, это с меня довольно! – воскликнул Стайлз, ошибочно приняв спокойствие Хонор за боязнь обострения конфликта. Он, по-видимому, решил, что ему представилась возможность подорвать ее авторитет в глазах подчиненных.
Лафолле, судя по расплывшейся еще шире улыбке, воспринимал ситуацию иначе.
– Многие решения, принятые вами здесь, на Аиде, казались мне по меньшей мере сомнительными, – разошелся контр-адмирал, – но последнее и вовсе граничит с безумием! До сих пор я мирился с вашими претензиями на командование, хотя отнюдь не уверен в том, что закон позволяет офицеру служить на двух флотах одновременно. Однако теперь мне приходится сожалеть о своей уступчивости: не говоря уж о неубедительности вашего старшинства, самовольно присвоенный вами уровень ответственности никак не соответствует вашему ограниченному опыту!
В начале тирады Стайлза Алистер МакКеон угрожающе привстал со своего кресла, но потом вдруг успокоился и сел. Теперь он смотрел на контр-адмирала почти заворожено – так смотрят на водителя, который гонит свою машину по оледенелой мостовой навстречу неизбежному столкновению. Хонор слушала Стайлза со снисходительным спокойствием, и лишь живой уголок ее рта едва заметно подергивался. Так же как кончик хвоста Нимица, восседавшего на своем насесте.
Оторвав взгляд от Хонор и оглядев остальных собравшихся, МакКеон успокоился окончательно: люди явно не понимали, почему Харрингтон до сих пор не осадила зарвавшегося болтуна, и были готовы поддержать ее, но не хотели вмешиваться в спор между старшими офицерами. По мнению Алистера, Стайлза следовало построить гораздо раньше, ну а теперь – МакКеон видел это так же отчетливо, как и Лафолле, – чванливый самодур преступил все возможные барьеры.
– Я понимаю, – продолжал между тем Стайлз, – вы, надо думать, считаете свое решение правильным, но это говорит лишь о том, насколько вы оторваны от реальности в силу прискорбно малого командного стажа, да и жизненного опыта! Ваш долг, как офицера королевы…
– Мой долг офицера, – спокойно произнесла Хонор, – в настоящий момент состоит в том, чтобы последний раз напомнить вам о том, что нарушение субординации карается Военным кодексом!
– Нарушение субординации? – вскричал Стайлз, видимо не заметив опасного блеска в зрячем глазу Хонор. – В чем оно состоит? Уж не в попытке ли указать неопытному офицеру на очевидное расхождение между ее самомнением и реальностью? Да вы…
– Майор Лафолле! – Голос Хонор неожиданно обрел суровость и остроту клинка.
– Да, миледи?
Гвардеец за ее спиной вытянулся в струнку.
– Вы вооружены? – спросила она, не оглядываясь и не сводя стального взгляда с налившейся кровью физиономии Стайлза.
– Так точно, миледи.
– Оч-чень хорошо.
Правая сторона ее губ изогнулась в едва заметной улыбке, а глаза контр-адмирала округлились. В его сознание наконец-то начало просачиваться подозрение, что Харрингтон его совершенно не боится. Лафолле уже сдвинулся с места, он обходил стол по дуге, направляясь к Стайлзу, но контр-адмирал этого не заметил. Он с нарастающим ужасом смотрел на Харрингтон. Затем открыл рот, намереваясь что-то сказать… Слишком поздно.
– В таком случае, майор, я приказываю вам поместить контр-адмирала Стайлза под арест. Не под домашний, а с содержанием в арестантском трюме. Его надлежит немедленно препроводить на борт корабля. Ему не дозволяется на пути к месту заключения посетить свою квартиру или вступать в контакт с кем бы то ни было!
– Это неслыханный произвол! – вскричал Стайлз и вскочил…
… совершив роковую ошибку. Лафолле, разумеется, не верил в то, что этот болтун способен напасть на землевладельца, однако резкое телодвижение контр-адмирала предоставило ему предлог для применения силы, которым грех было не воспользоваться.
Хотя телохранитель сантиметров на пять уступал Стайлзу ростом, тренированные мускулы обеспечивали ему бесспорное физическое превосходство. Схватив контр-адмирала за воротник, майор отшвырнул его назад, и тот, ударившись о стену, сполз на пол. А когда, придя в себя, попытался встать, увидел нацеленный на него с двух метров ствол импульсного пистолета.
Ошеломленно вытаращившись, Стайлз медленно перевел взгляд с оружия на лицо его владельца, и сердце его едва не остановилось: он понял, что Лафолле может не колеблясь нажать на спуск.
– Адмирал Стайлз, – холодно сказала Хонор, – я долго терпела вашу трусость, некомпетентность и недисциплинированность вкупе с вызывающим поведением, но всякому терпению приходит конец. Вас неоднократно предупреждали о самых тяжких последствиях, но вы предпочли оставить предупреждения без внимания… Дело ваше. Время предупреждений истекло. Сейчас майор Лафолле препроводит вас под арест, где вы останетесь до тех пор, пока не будете переданы в руки королевского правосудия. Учитывая, что в вину вам будет вменено злостное неповиновение в военное время и в боевой обстановке, вы едва ли вправе рассчитывать на снисхождение.
Стайлз мгновенно осунулся, и лицо его, еще недавно пунцовое, обрело странный, болезненно-серый оттенок. Рассматривая его, как мог бы ученый рассматривать особенно отвратительную бациллу, Хонор выдержала паузу – на тот случай, если у него хватит глупости усугубить свое положение, выступив с протестом. Стайлз промолчал: похоже, он просто лишился дара речи.
– Выполняйте приказ, майор! – спокойно скомандовала Хонор.
Лафолле повел стволом вверх, приказывая арестованному подняться. Что тот и сделал – словно оружие было магическим жезлом, одарившим его способностью к левитации. А встретившись с гвардейцем взглядом, Стайлз судорожно сглотнул, ибо увидел в его глазах отвращение и презрение, выказывать которые раньше майору не позволяла дисциплина. В это мгновение Гарри Стайлз уразумел, что грейсонцу очень хочется получить предлог для применения оружия и ему, Стайлзу, следует сделать все возможное, чтобы у майора такого предлога не появилось.
– После вас, адмирал, – чуть ли не любезно сказал Лафолле, указывая стволом на дверь.
Стайлз, обведя помещение затравленным взглядом и убедившись, что поддержки ждать не от кого, волоча ноги, вышел из комнаты. Лафолле шел следом. Дверь за ними бесшумно закрылась.
– Прошу прощения за эту недостойную сцену, – сказала Хонор. – Наверное, мне следовало отреагировать раньше и не доводить дела до крайности.
– Не стоит извиняться, адмирал Харрингтон, – отозвался Хесус Рамирес, сделав акцент на ее звании. – На всех флотах Галактики можно встретить недоумков, которые ухитряются дослужиться до высоких чинов, и близко не соответствующих их убогим способностям.
– Может быть, – с вздохом кивнула Хонор.
По правде сказать, теперь, когда Лафолле увел Стайлза, она вспоминала случившееся не без стыда. Что бы ни говорил Рамирес, но ей следовало найти из ситуации лучший выход. Возможно, надо было еще раньше посадить Стайлза под домашний арест, но обойтись без публичного унижения. Более всего она боялась, что довела дело до открытого конфликта только потому, что подсознательно именно к этому и стремилась. А надо было просто держать его на коротком поводке!
Задумываться на этот счет не хотелось, потому что правда могла ей не понравиться.
Закрыв глаза, Хонор глубоко вздохнула и заставила себя выбросить Стайлза из головы. Конечно, ей еще придется заняться его судьбой, так или иначе, но спускать с рук последнюю выходку, да и многие предыдущие, нельзя, – так что его карьеру можно считать оконченной. Не исключено, что военная прокуратура, учитывая, что контр-адмирал провел немало времени в плену, предпочтет просто отправить его в отставку, но репутация его в любом случае будет разрушена окончательно. Но сейчас все это ерунда.
– Что бы мы ни думали о самом Стайлзе, нам все равно придется обсудить некоторые его аргументы, – сказала она, открыв глаза. – Оставляя «Крашнарк» здесь, я действительно лишаю нас возможности известить Альянс о нашем положении, и это при том, что мое право судить о неспособности командования снарядить спасательную экспедицию можно подвергнуть сомнению. Кроме того, на «Крашнарке» можно гарантированно и безопасно переправить в пространство Альянса две, а то и три тысячи человек.
– Позвольте, миледи? – сказал Соломон Маршан, подняв руку.
Хонор кивнула, и он продолжил:
– Позволю себе напомнить вам, миледи, что, каково бы ни было мнение адмирала Стайлза, вы являетесь вторым по рангу офицером Грейсонского флота, который в Альянсе уступает по мощи лишь Королевскому, а в данном секторе Галактики – Королевскому и Народному. Исходя из этого, ваше право судить о возможностях Альянса едва ли может вызвать сомнения.
Эти слова были встречены одобрительным гулом.
– Что до возможности вывезти с планеты две-три тысячи человек, то я хотел бы задать вопрос Синтии Гонсальвес. Скажите, сколько всего народу подлежит эвакуации?
– Триста девяносто две тысячи шестьсот пятьдесят один человек, – уверенно ответила Гонсальвес, которая, исполняя обязанности заместителя Стайлза, курировала работу по сверке списков заключенных. – На настоящий момент от сотрудничества с нами официально отказались двести семнадцать тысяч триста пятьдесят четыре человека: по большей части функционеры режима Законодателей. Но среди отказавшихся есть и бывшие военные, и даже военнопленные.
В последних словах прозвучало осуждение, и Рамирес заерзал в кресле.
– Их трудно винить, Синтия, – сказал он; его глубокий бас звучал удивительно мягко. – Многие из них пробыли здесь так долго, что лишились всякой надежды. Они не верят в наш успех и боятся репрессий со стороны «черноногих».
– Я это понимаю, сэр, – отозвалась Гонсальвес, – но понимание не никак не влияет на последствия такого решения и для них, и для нас.
– Вы правы, мэм, – снова взял слово Маршан, – но суть дела в другом. Адмирал Стайлз говорил о сорока процентах, но о сорока процентах находящихся на Стиксе! Ведь даже забив «Крашнарк» под завязку, мы сможем эвакуировать менее одного процента населения Аида.
– Но и это больше, чем ничего, Соломон, – спокойно указала Хонор.
– Тоже верно, – встрял МакКеон, – но мне кажется, вы или не понимаете, или не хотите понять, о чем, собственно, говорит Маршан.
Хонор посмотрела на него в упор, и он, криво улыбнувшись, пояснил:
– Вопрос не в том, как задержка с отправкой корабля скажется на возможности увезти отсюда восемь десятых процента узников, а скорее в том, оправдывает ли вызволение названных восьми десятых процента возникающий при этом риск не вызволить больше никого?
– Алистер прав, Хонор, – поддержал МакКеона Хесус Рамирес – Вопрос именно в этом, потому что свои сторонники наверняка найдутся и у той, и у другой точки зрения. Более того, и у тех, и у других будет своя правда: разница лишь в том, что для всех прочих вопрос остается сугубо теоретическим. Принимать решение и брать на себя ответственность за его последствия предстоит вам. Думайте и решайте, послать корабль за помощью или оставить в системе? Что сулит нам больше шансов на успех?
Хонор, ощущая молчаливую поддержку сидящего на плече Нимица, откинулась в кресле. Разумеется, она уже обдумала все возможные последствия обоих решений: в противном случае ей и в голову не пришло бы объявлять подчиненным о своих намерениях, так перепугавших Стайлза. Однако Маршан, МакКеон и Рамирес были правы: в непростой ситуации от нее ждали не «пожеланий» или «намерений», а твердого недвусмысленного решения. Плана, который они должны будут совместными усилиями осуществить… или погибнуть.
– Если бы речь шла о более легком корабле, я могла бы рассудить по-иному, – сказала она наконец. – Но это тяжелый крейсер класса «Марс». Его масса составляет шестьсот тысяч тонн, то есть приближается к массе довоенного линейного крейсера. Если мы хотим сделать мой замысел осуществимым, нам не обойтись без мобильной тактической единицы с внушительной огневой мощью. А значит, – ее ноздри затрепетали от возбуждения, – мы не можем отослать боевой корабль прочь, используя его как пассажирское судно или курьер.
– Рискованно? Это не риск, это самоубийство! – взвизгнул контр-адмирал Стайлз.
Надо полагать, он хотел, чтобы его слова прозвучали твердо, взвешенно и сурово, однако Хонор услышала в них одолевающий Стайлза неприкрытый ужас. А обведя взглядом комнату, по лицам собравшихся поняла, что права, и окончательно убедилась в этом благодаря Нимицу.
– Оставить «Крашнарк» здесь, в системе Цербера, – это вообще самое худшее, что можно придумать! – продолжил он, отвернувшись от нее. Теперь он обращался к офицерам – словно учитель к несмышленышам. – Я и представить себе не мог, что такое непродуманное, легкомысленное предложение может исходить от флаг-офицера. Напоминаю, этот корабль является для нас единственной возможностью связаться с Альянсом. Если мы не воспользуемся им, чтобы призвать помощь, никто вообще не узнает о нашем существовании.
– Все это мне известно, адмирал, – сказала Хонор, заставляя себя сохранять спокойствие, хотя не была уверена в том, что поступает правильно.
И слова, и вызывающий тон Стайлза можно было расценить как вопиющее нарушение субординации, заслуживающее немедленной и суровой реакции. Но он оставался вторым по рангу офицером Альянса на планете, а раскол в командовании Хонор по-прежнему считала крайне нежелательным. В силу чего продолжала говорить с ним рассудительно, как если бы он обладал здравым рассудком и желанием использовать его.
– Да, это риск, но я не верю в способность Альянса организовать спасательную экспедицию таких масштабов. Даже если предположить, что со времени пленения коммандера Айнспана новых рейдов не совершалось, сама возможность их повторения наверняка заставила Адмиралтейство пересмотреть все стратегические и оперативные планы. Более того, учитывая коммуникационные задержки, Объединенный генеральный штаб и Адмиралтейство могут просто не знать нынешней дислокации всех наших частей и соединений. Возможно, они и откликнулись бы на наш призыв, но обращаться к ним с такой просьбой в нынешней ситуации – просто недопустимо! Более того, преступно!
– Это ваше личное мнение, не более того, – парировал Стайлз. – Никто не уполномочивал вас принимать решения за Адмиралтейство и Объединенный штаб. Но дело даже не в этом: позволю себе заметить, что, оставляя «Крашнарк» на орбите Аида, вы лишаете нас единственного шанса спасти хотя бы некоторых узников. Если мы снимем с корабля все что можно и запустим систему жизнеобеспечения на предельном режиме, он сможет взять на борт почти сорок процентов тех, кто сейчас находится на Стиксе. Не лучше ли спасти часть людей, чем погубить всех, снова отдав их в руки Госбезопасности?
– И кто, по вашему мнению, должен войти в эти сорок процентов? – спокойно спросил МакКеон.
Все остальные – Хесус Рамирес, Гастон Симмонс, Гарриет Бенсон, Синтия Гонсальвес, Соломон Маршан и Уорнер Кэслет – выглядели обеспокоенными, и вопрос МакКеона спокойствия им ничуть не добавил. Все они были ниже Стайлза по званию, все не являлись мантикорцами и сейчас походили на друзей семьи, старающихся держаться подальше от семейной ссоры. К тому же, успев узнать Стайлза гораздо лучше, чем им бы того хотелось, эти люди, как и МакКеон, представляли себе, кого имел в виду контр-адмирал под пресловутыми сорока процентами. Наверняка офицеров Королевского флота и его ближайших союзников.
Впрочем, уловив общее настроение, он не решился высказаться столь определенно.
– Критерий можно установить позже, особым решением, – обтекаемо ответил Стайлз. – Главное – вывезти этих людей, по каким бы признакам мы их ни отобрали, и проинформировать высшее командование о сложившейся здесь ситуации. С учетом сказанного предложение оставить «Крашнарк» в системе представляется мне верхом безответственности. Более того, полагаю, что соответствующая комиссия сумеет обнаружить в этом признаки должностного пре…
– Довольно, адмирал Стайлз! – оборвала его Хонор.
Голос ее звучал спокойно, однако Лафолле, узнав эту интонацию, отреагировал ледяной улыбкой. Он стоял у стены позади землевладельца, не упуская в помещении ни слова, ни жеста, но ухитряясь при этом не бросаться никому в глаза. За разбушевавшимся Стайлзом он наблюдал с опасным предвкушением и даже поймал себя на том, что мысленно подталкивает этого глупца к явному нарушению воинской дисциплины.
– Нет уж, адмирал Харрингтон, это с меня довольно! – воскликнул Стайлз, ошибочно приняв спокойствие Хонор за боязнь обострения конфликта. Он, по-видимому, решил, что ему представилась возможность подорвать ее авторитет в глазах подчиненных.
Лафолле, судя по расплывшейся еще шире улыбке, воспринимал ситуацию иначе.
– Многие решения, принятые вами здесь, на Аиде, казались мне по меньшей мере сомнительными, – разошелся контр-адмирал, – но последнее и вовсе граничит с безумием! До сих пор я мирился с вашими претензиями на командование, хотя отнюдь не уверен в том, что закон позволяет офицеру служить на двух флотах одновременно. Однако теперь мне приходится сожалеть о своей уступчивости: не говоря уж о неубедительности вашего старшинства, самовольно присвоенный вами уровень ответственности никак не соответствует вашему ограниченному опыту!
В начале тирады Стайлза Алистер МакКеон угрожающе привстал со своего кресла, но потом вдруг успокоился и сел. Теперь он смотрел на контр-адмирала почти заворожено – так смотрят на водителя, который гонит свою машину по оледенелой мостовой навстречу неизбежному столкновению. Хонор слушала Стайлза со снисходительным спокойствием, и лишь живой уголок ее рта едва заметно подергивался. Так же как кончик хвоста Нимица, восседавшего на своем насесте.
Оторвав взгляд от Хонор и оглядев остальных собравшихся, МакКеон успокоился окончательно: люди явно не понимали, почему Харрингтон до сих пор не осадила зарвавшегося болтуна, и были готовы поддержать ее, но не хотели вмешиваться в спор между старшими офицерами. По мнению Алистера, Стайлза следовало построить гораздо раньше, ну а теперь – МакКеон видел это так же отчетливо, как и Лафолле, – чванливый самодур преступил все возможные барьеры.
– Я понимаю, – продолжал между тем Стайлз, – вы, надо думать, считаете свое решение правильным, но это говорит лишь о том, насколько вы оторваны от реальности в силу прискорбно малого командного стажа, да и жизненного опыта! Ваш долг, как офицера королевы…
– Мой долг офицера, – спокойно произнесла Хонор, – в настоящий момент состоит в том, чтобы последний раз напомнить вам о том, что нарушение субординации карается Военным кодексом!
– Нарушение субординации? – вскричал Стайлз, видимо не заметив опасного блеска в зрячем глазу Хонор. – В чем оно состоит? Уж не в попытке ли указать неопытному офицеру на очевидное расхождение между ее самомнением и реальностью? Да вы…
– Майор Лафолле! – Голос Хонор неожиданно обрел суровость и остроту клинка.
– Да, миледи?
Гвардеец за ее спиной вытянулся в струнку.
– Вы вооружены? – спросила она, не оглядываясь и не сводя стального взгляда с налившейся кровью физиономии Стайлза.
– Так точно, миледи.
– Оч-чень хорошо.
Правая сторона ее губ изогнулась в едва заметной улыбке, а глаза контр-адмирала округлились. В его сознание наконец-то начало просачиваться подозрение, что Харрингтон его совершенно не боится. Лафолле уже сдвинулся с места, он обходил стол по дуге, направляясь к Стайлзу, но контр-адмирал этого не заметил. Он с нарастающим ужасом смотрел на Харрингтон. Затем открыл рот, намереваясь что-то сказать… Слишком поздно.
– В таком случае, майор, я приказываю вам поместить контр-адмирала Стайлза под арест. Не под домашний, а с содержанием в арестантском трюме. Его надлежит немедленно препроводить на борт корабля. Ему не дозволяется на пути к месту заключения посетить свою квартиру или вступать в контакт с кем бы то ни было!
– Это неслыханный произвол! – вскричал Стайлз и вскочил…
… совершив роковую ошибку. Лафолле, разумеется, не верил в то, что этот болтун способен напасть на землевладельца, однако резкое телодвижение контр-адмирала предоставило ему предлог для применения силы, которым грех было не воспользоваться.
Хотя телохранитель сантиметров на пять уступал Стайлзу ростом, тренированные мускулы обеспечивали ему бесспорное физическое превосходство. Схватив контр-адмирала за воротник, майор отшвырнул его назад, и тот, ударившись о стену, сполз на пол. А когда, придя в себя, попытался встать, увидел нацеленный на него с двух метров ствол импульсного пистолета.
Ошеломленно вытаращившись, Стайлз медленно перевел взгляд с оружия на лицо его владельца, и сердце его едва не остановилось: он понял, что Лафолле может не колеблясь нажать на спуск.
– Адмирал Стайлз, – холодно сказала Хонор, – я долго терпела вашу трусость, некомпетентность и недисциплинированность вкупе с вызывающим поведением, но всякому терпению приходит конец. Вас неоднократно предупреждали о самых тяжких последствиях, но вы предпочли оставить предупреждения без внимания… Дело ваше. Время предупреждений истекло. Сейчас майор Лафолле препроводит вас под арест, где вы останетесь до тех пор, пока не будете переданы в руки королевского правосудия. Учитывая, что в вину вам будет вменено злостное неповиновение в военное время и в боевой обстановке, вы едва ли вправе рассчитывать на снисхождение.
Стайлз мгновенно осунулся, и лицо его, еще недавно пунцовое, обрело странный, болезненно-серый оттенок. Рассматривая его, как мог бы ученый рассматривать особенно отвратительную бациллу, Хонор выдержала паузу – на тот случай, если у него хватит глупости усугубить свое положение, выступив с протестом. Стайлз промолчал: похоже, он просто лишился дара речи.
– Выполняйте приказ, майор! – спокойно скомандовала Хонор.
Лафолле повел стволом вверх, приказывая арестованному подняться. Что тот и сделал – словно оружие было магическим жезлом, одарившим его способностью к левитации. А встретившись с гвардейцем взглядом, Стайлз судорожно сглотнул, ибо увидел в его глазах отвращение и презрение, выказывать которые раньше майору не позволяла дисциплина. В это мгновение Гарри Стайлз уразумел, что грейсонцу очень хочется получить предлог для применения оружия и ему, Стайлзу, следует сделать все возможное, чтобы у майора такого предлога не появилось.
– После вас, адмирал, – чуть ли не любезно сказал Лафолле, указывая стволом на дверь.
Стайлз, обведя помещение затравленным взглядом и убедившись, что поддержки ждать не от кого, волоча ноги, вышел из комнаты. Лафолле шел следом. Дверь за ними бесшумно закрылась.
– Прошу прощения за эту недостойную сцену, – сказала Хонор. – Наверное, мне следовало отреагировать раньше и не доводить дела до крайности.
– Не стоит извиняться, адмирал Харрингтон, – отозвался Хесус Рамирес, сделав акцент на ее звании. – На всех флотах Галактики можно встретить недоумков, которые ухитряются дослужиться до высоких чинов, и близко не соответствующих их убогим способностям.
– Может быть, – с вздохом кивнула Хонор.
По правде сказать, теперь, когда Лафолле увел Стайлза, она вспоминала случившееся не без стыда. Что бы ни говорил Рамирес, но ей следовало найти из ситуации лучший выход. Возможно, надо было еще раньше посадить Стайлза под домашний арест, но обойтись без публичного унижения. Более всего она боялась, что довела дело до открытого конфликта только потому, что подсознательно именно к этому и стремилась. А надо было просто держать его на коротком поводке!
Задумываться на этот счет не хотелось, потому что правда могла ей не понравиться.
Закрыв глаза, Хонор глубоко вздохнула и заставила себя выбросить Стайлза из головы. Конечно, ей еще придется заняться его судьбой, так или иначе, но спускать с рук последнюю выходку, да и многие предыдущие, нельзя, – так что его карьеру можно считать оконченной. Не исключено, что военная прокуратура, учитывая, что контр-адмирал провел немало времени в плену, предпочтет просто отправить его в отставку, но репутация его в любом случае будет разрушена окончательно. Но сейчас все это ерунда.
– Что бы мы ни думали о самом Стайлзе, нам все равно придется обсудить некоторые его аргументы, – сказала она, открыв глаза. – Оставляя «Крашнарк» здесь, я действительно лишаю нас возможности известить Альянс о нашем положении, и это при том, что мое право судить о неспособности командования снарядить спасательную экспедицию можно подвергнуть сомнению. Кроме того, на «Крашнарке» можно гарантированно и безопасно переправить в пространство Альянса две, а то и три тысячи человек.
– Позвольте, миледи? – сказал Соломон Маршан, подняв руку.
Хонор кивнула, и он продолжил:
– Позволю себе напомнить вам, миледи, что, каково бы ни было мнение адмирала Стайлза, вы являетесь вторым по рангу офицером Грейсонского флота, который в Альянсе уступает по мощи лишь Королевскому, а в данном секторе Галактики – Королевскому и Народному. Исходя из этого, ваше право судить о возможностях Альянса едва ли может вызвать сомнения.
Эти слова были встречены одобрительным гулом.
– Что до возможности вывезти с планеты две-три тысячи человек, то я хотел бы задать вопрос Синтии Гонсальвес. Скажите, сколько всего народу подлежит эвакуации?
– Триста девяносто две тысячи шестьсот пятьдесят один человек, – уверенно ответила Гонсальвес, которая, исполняя обязанности заместителя Стайлза, курировала работу по сверке списков заключенных. – На настоящий момент от сотрудничества с нами официально отказались двести семнадцать тысяч триста пятьдесят четыре человека: по большей части функционеры режима Законодателей. Но среди отказавшихся есть и бывшие военные, и даже военнопленные.
В последних словах прозвучало осуждение, и Рамирес заерзал в кресле.
– Их трудно винить, Синтия, – сказал он; его глубокий бас звучал удивительно мягко. – Многие из них пробыли здесь так долго, что лишились всякой надежды. Они не верят в наш успех и боятся репрессий со стороны «черноногих».
– Я это понимаю, сэр, – отозвалась Гонсальвес, – но понимание не никак не влияет на последствия такого решения и для них, и для нас.
– Вы правы, мэм, – снова взял слово Маршан, – но суть дела в другом. Адмирал Стайлз говорил о сорока процентах, но о сорока процентах находящихся на Стиксе! Ведь даже забив «Крашнарк» под завязку, мы сможем эвакуировать менее одного процента населения Аида.
– Но и это больше, чем ничего, Соломон, – спокойно указала Хонор.
– Тоже верно, – встрял МакКеон, – но мне кажется, вы или не понимаете, или не хотите понять, о чем, собственно, говорит Маршан.
Хонор посмотрела на него в упор, и он, криво улыбнувшись, пояснил:
– Вопрос не в том, как задержка с отправкой корабля скажется на возможности увезти отсюда восемь десятых процента узников, а скорее в том, оправдывает ли вызволение названных восьми десятых процента возникающий при этом риск не вызволить больше никого?
– Алистер прав, Хонор, – поддержал МакКеона Хесус Рамирес – Вопрос именно в этом, потому что свои сторонники наверняка найдутся и у той, и у другой точки зрения. Более того, и у тех, и у других будет своя правда: разница лишь в том, что для всех прочих вопрос остается сугубо теоретическим. Принимать решение и брать на себя ответственность за его последствия предстоит вам. Думайте и решайте, послать корабль за помощью или оставить в системе? Что сулит нам больше шансов на успех?
Хонор, ощущая молчаливую поддержку сидящего на плече Нимица, откинулась в кресле. Разумеется, она уже обдумала все возможные последствия обоих решений: в противном случае ей и в голову не пришло бы объявлять подчиненным о своих намерениях, так перепугавших Стайлза. Однако Маршан, МакКеон и Рамирес были правы: в непростой ситуации от нее ждали не «пожеланий» или «намерений», а твердого недвусмысленного решения. Плана, который они должны будут совместными усилиями осуществить… или погибнуть.
– Если бы речь шла о более легком корабле, я могла бы рассудить по-иному, – сказала она наконец. – Но это тяжелый крейсер класса «Марс». Его масса составляет шестьсот тысяч тонн, то есть приближается к массе довоенного линейного крейсера. Если мы хотим сделать мой замысел осуществимым, нам не обойтись без мобильной тактической единицы с внушительной огневой мощью. А значит, – ее ноздри затрепетали от возбуждения, – мы не можем отослать боевой корабль прочь, используя его как пассажирское судно или курьер.