Воскресенская З.. Девочка в бурном море

недолгое, но вот коса... Антошка наклоняет голову и перекидывает
волосы на лицо. Волнистые пряди достают до самого пола. Она нещадно
дерет волосы, пока наконец они без задержки проскальзывают сквозь
зубья гребенки. Антошка заплетает косу в четыре пряди от самого
затылка, конец туго завязывает лентой. Натягивает на себя легкий синий
свитер, смотрится в зеркало. Бледная, худая, некрасивая. Правда, брови
густые и темные, как крылья ласточки, и ресницы пушистые, а глаза так
себе, серые, кошачьи, и правое ухо оттопырено - хорошо еще, что его
волосы прижимают. Эх, быть бы такой красивой, как мама! У Антошки ноги
уже больше маминых: тридцать шестой размер. Волосы у мамы легкие,
светлые, с завитками возле ушей, рот всегда в улыбке, зубы ровные и
белые. У Антошки еще не все молочные зубы выпали - прямо срамота, это
в тринадцать-то лет! А новые растут широкие, как лопаты.
"Чем бы себя украсить?" - соображает Антошка и открывает заветную
шкатулку. Эту деревянную шкатулку подарила ей бабушка. На темной
поверхности крышки выложен из крохотных разноцветных кусочков дерева
затейливый орнамент. В шкатулке хранится до поры до времени тщательно
сложенный алый галстук, пионерский значок с тремя язычками пламени,
лист бумаги, вырванный из середины тетради с крупной и размашистой
надписью по диагонали: "Извини!", ожерелье из ракушек. Это ракушки с
Азовского моря, из пионерлагеря. Каждая раковина похожа на крохотный,
слегка вогнутый веер. Антошка застегнула на шее ожерелье. Розоватые
раковины красиво выделяются на синей шерсти свитера.
Анатолий Васильевич торопит. Антошка проглатывает чашку остывшего
кофе, бутерброды засовывает под салфетку в хлебницу - чтобы мама не
заметила.
- Я готова!
И вот они в машине. Папа за рулем, Антошка рядом. Мама сидит
сзади, опершись подбородком о мягкую спинку переднего сиденья.
Выехали за город. Мерно гудит мотор, шуршат шины об асфальт, мимо
несутся темные ели, еще голые дубки, березы изумрудным светом молодой
листвы освещают лес.
Сквозь темные стволы сосен сверкнула спокойная гладь воды.
- Дальше пойдем пешком, - сказал Анатолий Васильевич, затормозил
машину. Он извлек из карманов спички, зажигалку, сунул все это в ящик
рядом с радиоприемником, выбросил пустую коробку из-под сигарет.
- Зеркало из сумочки не вынимать, не пудриться - день солнечный,
- предупредил он Елизавету Карповну и, подумав, решительно протянул
руку: - Дай-ка сюда пудреницу и зеркало.
Антошка даже огорчилась.
- Это почему же маме попудриться нельзя?
- Чтобы какого-нибудь солнечного зайчишку не подпустить в бензин,
- ответил серьезно Анатолий Васильевич. - Да и ходить надо осторожно,
чтобы, чего доброго, не высечь каблуком искру из камня. Видишь? -
показал он рукой на длинный кирпичный забор.
Только сейчас Антошка увидела, что вдоль всей стены огромными
буквами было написано по-шведски, по-немецки, по-фински и по-русски:
"Инте смока!", "Нихт раухен!", "Икке топпакойта!", "Не курить!",
"Огнеопасно!!!"
Антошка осторожно шагала за отцом по мягкой дороге.
- Уже пришвартовывается! - Анатолий Васильевич поспешил вперед.
На причале шла напряженная работа. Чайки с громким криком
носились над пристанью.
Здесь уже был советский консул Владимир Миронович, представители
торгпредства. Все с напряжением следили, как к насосной станции
медленно подвигалось гигантское плоское судно, с надстройкой на корме,
похожее на плоскую серебристую рыбу с огромной головой. На флагштоке
развевалось по ветру алое полотнище советского флага.
Антошка предполагала увидеть грязное, закопченное, пахнущее
нефтью суденышко, матросы представлялись ей перепачканными мазутом, а
к причалу величественно подходил белоснежный красавец танкер, и
капитан со своими помощниками сверкали белизной кителей и золотом
нашивок.
Портовые рабочие спускали на причальную стенку толстые круглые
подушки из пеньковых канатов. С судном обращались с такой
осторожностью, словно оно было хрустальным.
- Боятся поцарапать? - спросила Антошка папу.
- Нет, оберегают от ударов, чтобы не вызвать искру.
От носовой части танкера до надстройки вдоль белой палубы на
подпорках тянулись трубы. В остальном палуба была гладкой, как стол, и
Антошка подумала, что неплохо бы покататься по ней на велосипеде.
Наконец танкер стал неподвижно возле насосной станции. Матрос
перекинул на причал деревянные сходни, и первым на палубу поднялся
Владимир Миронович.
Капитан доложил советскому консулу, что танкер благополучно
завершил рейс, что среди команды больных нет, танкер не имеет
повреждений и не нуждается в ремонте.
Консул познакомил капитана с порядком выхода членов команды на
берег. Затем капитан дружески обнял Анатолия Васильевича и сообщил,
что притащил четырнадцать тысяч тонн "товара".
Антошка видела, как обрадовался отец: он словно получил дорогой
подарок.
Рабочие уже подтянули с насосной станции на палубу толстый,
сморщенный гармошкой шланг и прикрепляли его к широкому раструбу,
похожему на раскрытый клюв гигантской птицы, закручивали большие
гайки. Капитан гаечным ключом легонько стукнул по трубе, она звонко
отозвалась.
Анатолий Васильевич следил за дрожащими стрелками манометров.
- Пошло! - сказал он.
- Нет, - возразил капитан, - еще не в полную меру. - И он снова
стукнул по трубе. Звук получился иной - глухой и короткий. - Вот
теперь пошло.
Анатолий Васильевич представил капитану и его помощникам свою
жену и дочь.
- Вы теперь на советской территории, - улыбнулся капитан. -
Просим быть нашими гостями!
Анатолий Васильевич, взяв Антошку за руку, ходил по палубе и
объяснял ей устройство танкера. Танкером это судно называется потому,
что внутри его оборудованы танки-отсеки, в них заливаются керосин,
бензин, масла. У танкера двойное дно и стены, он непотопляем. И в
белый цвет окрашен не просто для красоты, а чтобы его меньше нагревало
солнце, и вдоль палубы на стойках протянуты трубы: они орошают палубу
морской водой и охлаждают ее. Все против огня. Пустые пространства
внутри танков, которые остаются после залива нефтяных продуктов,
заполняются густым дымом: он, как подушка, прижимает жидкость, чтобы
она не плескалась и не выделяла газ.
Гудят насосы. По толстым трубам-артериям из танков откачивается
нефть и гонится по тонким трубам в огромные серебристые
баки-нефтехранилища, укрытые под густыми елями на опушке леса. По
трубам переливается нефть, добытая советскими тружениками,
доставленная сюда советскими моряками, чтобы дать пищу шведским
фабрикам и заводам, тракторам и самолетам, автомобилям и моторным
судам. За эту нефть шведы отправят в нашу страну машины и станки,
речные суда и шарикоподшипники, изготовленные из знаменитой шведской
стали.
- Хорошее дело - вот такая торговля между странами, - заметил
Анатолий Васильевич.
- Доброе дело, - отозвался капитан.
И Антошка подумала, что совсем не плохая профессия у ее отца и
вовсе даже не скучная.
Капитан показывал консулу и Елизавете Карповне свое хозяйство. Он
вынул из кармана белоснежный платок и провел им по трубам - на платке
не осталось ни пылинки. Елизавета Карповна невольно вспомнила хирурга
своей больницы, который, приходя утром на работу, тоже проверял рукой,
обернутой белой марлей, все уголки, проверяя стерильную чистоту
хирургической.
- Ну, а теперь прошу в кают-компанию на завтрак, - предложил
гостям капитан.
Поднялись по трапу наверх, из узкого коридора вошли в просторную
комнату. Солнце, прорвавшись в квадратные иллюминаторы, зажгло
разноцветные звездочки на бокалах и вазах.
Кок в белом накрахмаленном халате и в колпаке внес блюдо с
пирогом. Антошке положил на тарелку кусок, которого хватило бы на
несколько человек. Это был пирог с капустой и яйцами.
- С благополучным прибытием! - поднял бокал Владимир Миронович.
Антошка отпила из крохотной рюмочки шампанское и принялась за
пирог.
- Ой, как вкусно!
Лицо кока расплылось в улыбке.
- Моя бабушка пекла точь-в-точь такую кулебяку, только резала ее
маленькими кусками.
Коку, наверно, не понравилось сравнение его искусства с
бабушкиным пирогом, и папа это понял.
- Такие пироги пекут только на флоте, и никакие бабушкины
кулебяки не могут состязаться с флотскими пирогами, - сказал он.
Антошка поняла, что допустила оплошность. Она сама удивилась, как
этот огромный кусок пирога исчез с тарелки.
- Погода вам благоприятствовала? Море было спокойно? - спросил
Анатолий Васильевич.
- Погода была отличная, но на море неспокойно, - нахмурился
капитан. - На Балтике что-то подозрительное происходит. Корабли,
которые мы встречали, не отвечали на приветствие, не обнаруживали
своей национальной принадлежности. Особенно большое движение кораблей
ночью из Германии в Финляндию. Немцы, видно, что-то затевают. -
Капитан взглянул в широко раскрытые глаза Антошки и поспешил
переменить тему: - Рейс мы провели блестяще, сэкономили горючее,
пришли раньше срока.
Он поднял бокал, чтобы произнести тост, но тотчас поставил его на
место и стал внимательно разглядывать. Уровень вина в бокале чуть
покосился.
- Судно дает крен, - сказал он, обращаясь к своему помощнику, -
переключите откачку на правый борт.
Антошка обежала взглядом бокалы: все они словно наклонились
набок. Но прошло совсем немного времени, и уровень выпрямился.
- Я имею поручение от нашего полпреда Александры Михайловны
Коллонтай, - сказал на прощание Владимир Миронович, - пригласить
членов вашей команды, свободных от вахты, сегодня на дружескую встречу
с советской колонией.
- Большое спасибо.
Спускались на платформу насосной станции уже по круто лежащим
сходням. Освобождавшийся от груза танкер поднимался из воды. На
манометрах напряженно дрожали стрелки, отсчитывая тысячи тонн
выкачанной нефти. Над шведской землей по трубам-артериям бежала
советская нефть, несла людям свет и тепло.

БЕЛАЯ РАКОВИНА

- Мы имеем время, чтобы поехать посмотреть нашу новую колонку, -
сказал Анатолий Васильевич.
Выехали на шоссе. Мчались мимо богатых вилл, спрятавшихся в
пышной зелени садов, затем миновали большой дачный рабочий поселок.
Анатолий Васильевич притормозил машину, чтобы Антошка и Елизавета
Карповна могли получше рассмотреть дачи рабочих. Каждая величиной чуть
больше газетного киоска, и вокруг каждой - крохотный огород. Дачный
поселок был похож на город лилипутов.
Дальше дорога пролегала среди густого прохладного леса. Теплый,
душистый воздух завихрился в ветровое окно.
- Подними стекло, простудишься, - попросила мама.
Антошка послушна. Ей нравится мчаться сквозь леса на машине,
когда за рулем папа и мамино лицо совсем близко и волосы ее щекочут
щеку. Папа чуть поднимает и опускает носки ног, регулирует скорость,
руки спокойно и почти неподвижно лежат на черной блестящей баранке и
энергично перехватывают руль на поворотах.
Анатолий Васильевич пошарил рукой по карманам.
- Вот досада - забыл купить сигареты, придется еще потерпеть, до
населенного пункта далеко.
И Антошке, которая не выносит табачного дыма, тоже досадно: ей
хочется, чтобы всем было хорошо, и отец, если уж он так привык, пусть
себе курит.
Дорожный знак показывает, что впереди развилка и крутой спуск.
Анатолий Васильевич притормозил машину, остановил у большого
рекламного щита, достал дорожную карту. Антошка рассматривала рекламу.
В огромный красный круг вписан белый, и посередине надпись: "Стандард
ойл". Это реклама американской нефтяной компании.
- Нам ехать прямо, - говорит Анатолий Васильевич, ведет машину на
мост, перекинутый через русло полувысохшей речушки.
На противоположном берегу рядом с маленьким белым домиком на фоне
кудрявых лип возвышалась красная колонка, увенчанная огромной белой
раковиной. На домике яркая голубая вывеска: "Кафе "Райский уголок".
- Действительно, райский уголок, - говорит мама, - здесь мы,
наверно, достанем сигареты.
- Ничего привлекательного не нахожу, - недовольно пожимает
плечами Анатолий Васильевич, - но сигареты купить придется.
На шум автомобиля из дома выбежал человек в синем комбинезоне. На
нагрудном кармане его вышита белая раковина.
- Добрый день, господа! - распахнул он дверцу машины. - Заверните
в наш уголок, подкрепитесь с дороги чашкой кофе, тем временем мы
помоем вашу машину, зальем ее первоклассным бензином.
При разговоре у человека в комбинезоне двигались мускулы только
правой стороны лица; левая сторона, обезображенная глубоким шрамом,
идущим от переносицы через всю щеку, оставалась неподвижной.
- Благодарю, мне нужна только пачка сигарет "Норд", - коротко
бросил Анатолий Васильевич.
- Вы, как видно, иностранцы, - продолжал хозяин "Райского
уголка", - и я должен предупредить вас, что на много миль впереди вы
не найдете хорошего бензина.
- Через три мили будет советская колонка, - многозначительно
сказал Анатолий Васильевич, расплачиваясь за сигареты.
- Она уже не действует, и на русском бензине вы далеко не уедете.
Анатолий Васильевич прикоснулся пальцами к полям шляпы, захлопнул
дверцу и включил газ.
- У нас с этим рабочим почти одинаковая форма - синяя с белыми
ракушками, - засмеялась Антошка.
- И вовсе не одинаковая, - возразил Анатолий Васильевич. - Твоя
форма - красный пионерский галстук, а у него на груди - фирменный знак
нефтяной акулы "Шелл".
- "Шелл" и "Стандард" - папины конкуренты. Как ты этого не
понимаешь? - заметила Елизавета Карповна. - Папе даже пейзаж не
понравился: он испорчен шелловской колонкой.
Анатолий Васильевич не ответил. Он швырнул в открытое окно окурок
и стал насвистывать "Кирпичики" - верный признак, что у него
испортилось настроение.
Антошка выждала, пока отец перестанет насвистывать свою несносную
песенку, и спросила:
- Пап, ты мне объясни, пожалуйста, за что ты не любишь "Шелл" и
"Стандард". Они торгуют, как ты говоришь, нефтепродуктами, и ты
торгуешь. А каждый покупает у того, у кого он хочет. Что же ты им
завидуешь?
Анатолий Васильевич криво усмехнулся, а Елизавета Карповна просто
возмутилась - как это могла прийти дочери такая дикая мысль!
Отец чуть сбавил газ.
- Завидую? Не то слово! Завидовать можно хорошему, достойному
уважения. Да, я хочу, чтобы люди побольше покупали нашего бензина,
нашего керосина, наших масел. Все это нам на пользу, но дело не только
в этом.
Анатолий Васильевич не отрывал глаз от дороги, и Антошка, слушая
отца, как-то сразу поняла, что и в торговле все не так просто, если
имеешь дело с мировыми акулами, которые войнами, подкупами, обманом
захватили нефтеносные земли и стали хозяевами мирового нефтяного
рынка. "Шелл" и "Стандард" захватывали нефтеносные источники,
порабощали страны, где эти источники находились, участвовали в походе
против нашей молодой республики, мечтали захватить и наши нефтяные
запасы. И впервые потерпели поражение. Советская Республика отбила
атаки всех мировых хищников, восстановила хозяйство, и вот на мировой
рынок вышел наш советский "Нефтесиндикат". Он не захватывал чужих
нефтеносных земель, не устраивал государственных переворотов, не
подкупал правительства, не превращал людей в рабов. Чего только ни
делали капиталисты, чтобы не дать Советскому Союзу торговать с другими
странами, - ничто им не помогло. На советских торговых представителей
клеветали, их арестовывали, а бывали случаи - и убивали из-за угла. Но
товары, изготовленные советскими людьми, говорили сами за себя, и за
границей стали убеждаться в том, что Советский Союз честно выполняет
свои обязательства.
Антошка слушала, и шелловская раковина теперь вовсе не казалась
ей уже такой нарядной и красивой, как сперва.
Анатолий Васильевич замолчал и, погруженный в свои думы,
казалось, не замечал ни прекрасных пейзажей, ни того, как основательно
пригревает июньское солнце. Из задумчивости его вывел жалобный голос
Антошки:
- Ой, пап, жарко, мне хочется пить. Почему я не захватила с собой
воды?
- Не беспокойся, у нас в багажнике несколько бутылок лимонада.
Потерпи, скоро приедем, - сказала Елизавета Карповна.
- Давайте передохнем в лесу, на свежем воздухе, - сжалился над
дочкой Анатолий Васильевич.
Он выбрал тенистое место вблизи от дороги, съехал на зеленую
поляну, заглушил мотор. В наступившей тишине послышалось пение птиц.
Анатолий Васильевич расправил затекшие ноги и с наслаждением
растянулся на прохладной траве.
Елизавета Карповна откупорила лимонад, разлила в целлулоидовые
стаканчики. Антошка выпила лимонад, осмотрелась кругом и ахнула: в
густой траве под кустами, как белые звезды, сверкали ландыши. Она
раздвинула ветви орешника. Вокруг небольшой рыжеватой кочки
покачивались на стеблях красивые белые колокольчики. Не успела Антошка
протянуть руку, как вдруг кочка взмахнула крыльями и с громким писком
пролетела мимо Антошкиного лица, а на том месте, где была эта кочка,
оказавшаяся птицей, заковыляли маленькие буро-серые цыплята. Без труда
поймала она четыре комочка и ладонями прижала к груди. Под ее пальцами
колотились маленькие сердечки.
- Смотри-ка, что я поймала! - показала Антошка отцу свою находку.
- Это называется поймала? Перепелята еще не умеют летать.
Слышишь, как тревожно кричит их мать, вот она совсем близко. Она
хочет, чтобы ты оставила ее детенышей и побежала за ней. Она отвлекает
опасность на себя. - Анатолий Васильевич снял с плеча ремешок с
фотоаппаратом.
- Стой спокойно. Сфотографирую на память.
Антошка прижала цыплят к лицу. Отец щелкнул затвором.
- А теперь отнеси их на место, хотя я не знаю, признает ли их
мать - от них пахнет твоими руками.
Антошка отнесла цыплят под куст, но они не хотели сидеть на месте
и разбегались. Перепелка продолжала метаться по кустам и отчаянно
пищала.
Девочка отошла подальше и притаилась за деревом. Цыплята
сбежались к перепелке, и она, ныряя в густой траве, повела свой
выводок в другое, более безопасное место.
Анатолий Васильевич взглянул на бензиномер - стрелка клонилась к
нулю.
- Боюсь, что не дотянем до колонки, придется пройти около
километра пешком. А пока поедем.
И действительно, через некоторое время мотор зафыркал, зачихал и
заглох.
Оставив машину на обочине дороги, пошли через лес пешком. В шум
леса вплелся равномерный гул, словно за лесом кто-то дышал - большой и
сонный.
- Море шумит, - сказал Анатолий Васильевич. - Теперь недалеко.
Вскоре сквозь поредевшие деревья сверкнуло море. Песок под ногами
становился глубже. Антошка вспомнила Азовское море, в котором сейчас
купаются ребята, и у нее опять защемило сердце.
Возле дороги из зарослей цветущей сирени выглядывал угол крыши с
красной трубой. Казалось, что дом засунули в огромный букет сирени.
- Что же это такое? - озабоченно воскликнул Анатолий Васильевич.
- Где же наша колонка?
Он прибавил шагу. Елизавета Карповна и Антошка еле поспевали за
ним.
Завернули за угол дома. На площадке, подмяв под себя куст сирени,
лежала колонка. На боках у нее были большие вмятины, красная эмаль
облупилась. К поверженной колонке вела широкая чешуйчатая колея.
Молодой человек в синем берете, сидя на корточках, старательно стирал
мокрой тряпкой знаки фашистской свастики, которыми была испещрена
красная эмаль. Он не сразу заметил подошедших.
- Добрый день, господин Свенсон, - приветствовал его Анатолий
Васильевич. - Что тут произошло?
Свенсон поднял голову и узнал советского генерального директора.
- О, день совсем не добрый, господин генерал-директор. Беда! Это
дело рук "Шелла", - погрозил он кулаком в сторону дороги, - и наших
фашистских молодчиков.
Анатолий Васильевич снял шляпу, вытер платком вспотевший лоб.
Антошка испуганными глазами смотрела на следы погрома: смятые
ведра, битые стекла, раздавленные цветы.
Свенсон предложил сесть на скамейку под кустом сирени и,
вздохнув, начал свой сбивчивый рассказ.
- С первых дней работать было трудно. Я стал получать анонимные
письма, с угрозами и требованием закрыть колонку и убираться восвояси.
Но не обратил на это внимания - мало ли завистников на свете? На
прошлой неделе отправился к местным рыбакам, у них есть моторные
лодки. Принес им образцы нашего, вернее, вашего советского тракторного
керосина. Просил испытать. Через два дня рыбаки один за другим стали
приходить за керосином. Позавчера был у шоферов, которые работают
поблизости на строительстве консервного завода. Объяснил им, что на
советском бензине ездить выгодно, что мотор любит советский бензин и
работает на нем, как здоровое сердце: меньше тарахтит, дольше служит.
Вчера вечером я, как всегда, запер колонку, спустил собаку. Мы с женой
сели ужинать и мечтали о том, что в одной из наших комнат откроем
кафе. Спорили, как назвать его, какие газеты выписать. Спать легли
поздно. Разбудил меня страшный грохот. Я вскочил с кровати, быстро
накинул на себя что-то из одежды и выбежал на крыльцо. Ночи сейчас
светлые, видно как днем. У крыльца лежала моя овчарка - мертвая. Вижу,
выезжает задним ходом грузовик. Я побежал следом, кричу: "Стой!" Но
грузовик развернулся, дал полный ход и скрылся. Номера на машине не
было. Возвращаюсь обратно и вижу - все хозяйство разворочено. Я
огородил колею, чтобы полиция разобралась, чья это была машина. Но
уверен, что виновного они не найдут.
- Да-а, - ероша на голове густые кудри, сказал Анатолий
Васильевич. - Почему же вы решили, что это дело рук "Шелла"?
- Больше некому. Раньше в этом районе торговал только "Шелл", все
- и рыбаки и шоферы с консервного завода - заправлялись у него.
Недавно ко мне приходил агент шелловской колонки, бандит и фашист, его
вся округа знает, у него еще шрам такой через всю щеку.
Анатолию Васильевичу стало понятно, почему владелец "Райского
уголка" предупредил, что советская колонка не работает.
- Ну-ну, что же он от вас хотел?
- Спрашивал, как идет торговля, и предлагал перейти на работу к
"Шеллу", говорил, там платят больше, а за каждого клиента, которого я
приведу с собой, обещал особое вознаграждение. Я, конечно, выпроводил
его.
Анатолий Васильевич зорко посматривал на Свенсона. Швед был не
только огорчен, но и чем-то смущен.
- Теперь вы, видимо, откажетесь торговать советским бензином? -
спросил Анатолий Васильевич. - Пойдете к "Шеллу", там спокойнее.
Шелловским колонкам не угрожает разбой с нашей стороны.
- Что вы, господин директор! Если вы сами от меня не откажетесь
за то, что я советское добро не сумел сохранить, я буду и дальше
работать. - Свенсон вздохнул. - Вот только собаку мою они отравили.
Надо покупать новую, да позлее, а не такую доверчивую, как эта.
- Ну, в этом мы вам поможем, - успокоил Анатолий Васильевич.
К заправочной станции подъехал грузовик. Плотный пожилой шофер
открыл дверцу машины и свистнул.
- Это что же, фашисты поработали?
- По почерку видно, - кивнул головой Свенсон на разбитую колонку.
- Пока не приведем хозяйство в порядок, придется тебе к "Шеллу"
податься. Но запомни, на советском бензине дальше уедешь. Правда, у
русских он не такой прозрачный, как у "Шелла", но зато в нем серы нет.
- В советском бензине крови нет - это главное, - возразил шофер.
- Ты мне накачай бензин прямо из резервуара, вон у тебя и мера есть,-
показал шофер на канистру. - И других не отваживай, а после работы мы
приедем и поможем все на место поставить. Советская колонка должна
работать.
К станции стали подъезжать шоферы. Они шумно негодовали, видя
результаты погрома.
Антошка с мамой, взявшись за руки, сидели на скамейке и слышали
весь разговор.
Антошка отстегнула ожерелье из ракушек и украдкой, чтобы не
заметили шоферы, сунула его в карман. Ракушки с Азовского моря были
тут ни при чем, но ей не хотелось, чтобы эти добрые люди увидели у нее
на шее белые раковины, похожие на фирменный знак "Шелла".

НЕСОСТОЯВШАЯСЯ ПРОГУЛКА

Не часто выпадает человеку удовольствие провести целый день в
море, на большой парусной яхте, устроить на острове пикник, вдоволь
поиграть в волейбол, пошуметь и без оглядки посмеяться среди своих
людей, без посторонних глаз.
День обещал быть интересным и веселым. Антошка шагала с папой и
мамой по тихим, еще сонным улицам Стокгольма и с удовольствием ощущала
на плече ремешок от сумки, в которую был уложен новехонький купальный
костюм и резиновая шапочка, а в сетке покачивался волейбольный мяч.
С моря дул прохладный ветер, и Антошка, придерживая на голове
панаму, мечтала вслух:
- Как мне хочется, чтобы сегодня на море разыгралась буря - целых
двенадцать баллов...
- Многовато, - перебил, смеясь, папа.
- Я хочу, чтобы море грохотало и бушевало и чтобы мы к вечеру
пристали к необитаемому острову и провели там несколько дней.
- Нет, буря вовсе не обязательна, - возразила мама.
- Ну что-нибудь такое, о чем можно будет рассказать ребятам,
какое-нибудь необыкновенное приключение, - не унималась Антошка.
Через месяц они с мамой уедут в Москву. Так решено на семейном
совете. "Иначе Антошка без сверстников, без настоящей школы здесь
одичает", - сказала мама. И мама стосковалась по белому врачебному
халату, по своей больнице. Папа останется здесь пока один.
Город словно спал. Все магазины по воскресеньям закрыты, и только
по дорогам, ведущим за город, тянулась бесконечная вереница
велосипедистов с рюкзаками за плечами, люди ехали за город отдыхать в