превратившиеся в ледяную пургу.
К обеду в кают-компанию неожиданно явился командир эсминца мистер
Паррот в сопровождении капитана Эндрю и доктора Чарльза.
Все встали со своих мест, приветствуя военного командира, Капитан
Эндрю пригласил Паррота занять место рядом с ним, и все стояли в
ожидании, пока Паррот не спеша сел и кивком головы пригласил всех к
столу.
Разговор завял. Капитан учтиво осведомился о состоянии здоровья и
метнул взгляд на Улафа, чтобы тот живо подал прибор для командира.
Паррот был хмур и неразговорчив, ел мало и скептически оглядывал
облезлые переборки и более чем скромное убранство кают-компании. В
отличие от блеска и чистоты военных кораблей, английские торговые
корабли славились грязью и запущенностью, что не преминул отметить про
себя Паррот.
Антошка сжалась и чувствовала себя неуютно. Ее беспокоило, что
под столом у ее ног сидел Пикквик: он мог вскинуть передние лапы на
колени Паррота, чтобы обнюхать и познакомиться с новым человеком. Она
старалась не отпускать ноги от теплого бока Пикквика. Но щенок
почувствовал посторонний запах и пошел на него. Ткнулся мордой в ногу
и стал скрестись лапами по брюкам. Паррот сидел неподвижно, словно
прислушивался, затем отвернул все еще забинтованной рукой скатерть и
заглянул под стол. "Сейчас будет скандал", - похолодела Антошка. Но
Паррот вдруг весь преобразился:
- Какая прелесть! Поднимите, пожалуйста, этого чудного скотча,
посадите его рядом со мной.
Мистер Джофри проворно подставил стул и водворил на него
Пикквика. Щенку это понравилось, он положил передние лапы на стол и
озирался по сторонам. Сунул свой замшевый черный нос в тарелку Паррота
и лизнул соус.
- Роскошный экземпляр, редкостный парень! - гладил щенка Паррот
рукой в толстой марлевой варежке.
- Пикквик, фу! - крикнула Антошка, возмущенная, что щенок залез
ногами на стол и мордой в тарелку.
Но это никого не шокировало, тем более Паррота. Он спокойно
ухватил рукой вилку и ел мясо из той же тарелки.
Вот этого Антошка понять не могла. Посадить за общий стол кока
считалось непристойным, а позволить щенку забраться на стол и есть из
тарелки... Но ведь он только что лизал башмаки Паррота! Было какое-то
непонятное чувство обиды за Пикквика.
- Извините, - сказала Антошка, - я должна прогулять его на
палубе.
Она схватила щенка под мышку и выскользнула из каюты.
- Пикквик, никогда не подходи к этому человеку, - шептала
Антошка, - он считает, что женщина на корабле приносит несчастье, он
не признает за человека нашего Улафа. Ты не будешь есть из его
тарелки? Да?
Пикквик устремился к борту, ему всегда хотелось заглянуть вниз,
может быть, хотелось поплавать. Антошка прицепила поводок.
Над водой рваными клочьями плыл туман, словно облака спустились
на воду. В гул моря вплетались какие-то посторонние звуки, и вдруг
зазвенели длинные, тревожные звонки.
Колокола громкого боя! Надрывные звонки слились с выстрелами. По
палубе забегали матросы, с пушек поспешно сдирали чехлы. Гул нарастал.
Антошка подняла голову и увидела в небе черные силуэты самолетов. Они
летели высоко. Вот от одного из них отделилась продолговатая черная
капля и стремительно понеслась вниз. Раздался звук лопнувшей
электрической лампочки, и из воды взметнулся фонтан воды. Вот от
другого самолета летит такая же черная капля, она падает уже ближе,
падает, как разбитое яйцо на раскаленную сковородку.
- Антошка! - схватила дочь за плечо Елизавета Карповна. -
Воздушное нападение! Пойдем! - Мать втолкнула Антошку в пустую
кают-компанию и, крикнув: - Сиди здесь, я принесу Джонни, - убежала.
Гул самолетов, взрывы бомб и оглушительная стрельба усиливались.
В каюту заглянул стюард:
- Не бойтесь, мисс, сейчас прилетят советские истребители, и
"юнкерсы" закувыркаются, пойдут на дно моря кормить акул.
- Но бомба может попасть в наш пароход? - опасливо осведомилась
Антошка.
- Нет, нет! Они высоко летают, боятся наших зенитных пушек, -
успокаивал Мэтью. - Вот смотрите. - Стюард вынул из кармана спичечный
коробок и положил его на пол. - Это будет наш корабль. - Он отломил
головку от спички. - А это бомба. Смотрите! - Старик встал на стул,
высоко поднял руку, прицелился и бросил спичечную головку. Она упала
далеко от коробка. - Попал? - спросил он.
- Нет, нет.
- Еще раз постараемся поразить цель. - Мэтью много раз
прицеливался, но головка падала далеко от цели. - Вот так и бомбы, -
заключил он. - Раньше германские самолеты пикировали прямо на корабль,
а теперь боятся. Чуют свой конец. Вылетят в море, покидают бомбы куда
попало и обратно на базу.
Мэтью, как всегда во время боевой тревоги, был суетлив, говорлив,
и Антошка поняла, что он сам не верит, что все это так безопасно.
Погладив по голове девочку, он убежал.
Елизавета Карповна, запыхавшись, внесла Джонни; он таращил глаза,
хныкал и никак не мог очнуться от сна. Пикквик шел следом и при каждом
взрыве сердито гавкал.
В переговорной трубке щелкнуло, и раздался голос капитана:
- Миссис Элизабет, прошу вас пройти в лазарет, нужна ваша помощь.
И снова Елизавета Карповна, прижав на мгновение к себе дочь,
уходит.
Джонни куксится. Он не выспался, и его пугают взрывы, пальба из
пушек, от которых в каюте стоит сплошной грохот и все содрогается.
- Это не опасно, Джонни! - кричит Антошка. - Я тебе сейчас
покажу. - Она вынимает спичку, отламывает головку, взбирается на стул
и пытается попасть в коробку, но спичечная головка падает каждый раз
далеко от коробки, как бы тщательно ни прицеливалась Антошка. Это
упражнение совсем ее успокоило. - Не попадут, - уверенно сказала она.
- Мэм, мэм, - капризничает Джонни, и Антошка понимает, что он
хочет есть: время кормить его.
Она решительно забирает на одну руку Джонни, под другую руку
Пикквика и спускается в камбуз. Надо приготовить Джонни кашу, да и
Пикквпк не особенно насытился из тарелки Паррота. Щенком только
позабавились и не позаботились покормить.
В камбузе Антошка включила электроплиту, вскрыла банку со
сгущенным молоком, влила в кастрюльку воды, положила туда две ложки
сгущенки и поставила кипятить. А пароход качнуло - то ли он менял
курс, то ли волна стала круче, - и Джонни растянулся на полу.
- Ну, ну, не плачь, - подняла его Антошка. - Куда же тебя
пристроить?
В углу стоит пустой бочонок из-под рыбы, но внутри он залеплен
чешуей.
Антошка тряпкой обмахнула чешую и водворила туда Джонни. Малыш
держался руками за край бочонка: ему это понравилось. Пикквик прыгал
вокруг и старался лизнуть мальчика в лицо.
- Вот я и тебя туда посажу, чтобы ты не мешал мне. - Антошка
сунула в бочонок и щенка.
Теперь оба малыша выглядывали из бочонка и оба смеялись. Джонни
показывал свои жемчужные зубы, а Пикквик смеялся от уха до уха,
обнажая целую коллекцию белоснежных зубов всех размеров.
Каша закипела.
А где-то наверху слышен рев моторов, стрельба.
- Слышите, какой идет бой, - приговаривает Антошка, помешивая
кашу. - Это наши советские самолеты сбивают фашистские "юнкерсы".
Джонни хочет есть, он нетерпеливо требует каши, и Пикквик, почуяв
запах молока, тоже скулит, и оба голодными глазами смотрят на нее,
свою кормилицу. Антошка балансирует у плиты, мешает кашу, громко
приговаривает, стараясь заглушить внутренний страх.
Каша готова. Антошка вылила ее в тарелку - пусть постынет. Хотела
повернуть кран, выключить плиту и вдруг подумала о том, что кончится
же стрельба и все придут в кают-компанию, а Улаф занят где-то там,
наверху, и обеда не будет.
Антошка заглянула в рундук. Да, она поможет Улафу - почистит
картошку, порежет овощи.
Вытащила из бочонка Джонни. В его волосах и на комбинезончике
налипла чешуя, он весь пахнет рыбой. Посадила мальчика на колени,
кормит кашей и все время непрестанно приговаривает, подавляя страх в
себе.
Джонни не заставляет себя просить: он, как голодный галчонок,
широко открывает рот и глотает кашу. А Пикквик рвется из бочонка - он
тоже голоден. Теперь малыши меняются местами. Джонни снова в бочонке,
а в мисочку Пикквика выскребаются остатки каши. Горячо? Подожди,
потерпи, пока остынет. Пикквик царапает лапами пол, двигает носом
миску. Антошка подливает в кашу холодной воды:
- Ешь, щен! - и принимается за овощи.
Она приготовит настоящий русский борщ. Сняла со стены большую
доску, шинкует капусту - шинкует тонко, как учила мама, режет соломкой
свеклу, морковку, лук, все это ставит тушить на большой сковородке.
Стоит и раздумывает: а хватит ли на четырнадцать человек? Никогда еще
ей не приходилось готовить так много. Когда приходили гости, мама
готовила сама, а Антошка только помогала... Теперь открыть банки с
мясными консервами для борща, для жаркого. На гарнир будет жареная
картошка ломтиками, а не вареная, мокрая, которую подают здесь три
раза в день; из яблочного джема Антошка сделает кисель.
Ого, оказывается, борщ придется варить в двух кастрюлях: пароход
качает и из кастрюли выплескивается вода.
А наверху стоит немолчный грохот, и Антошка должна поминутно
оглядываться, чтобы увидеть, не обижают ли друг друга ее питомцы, не
плачет ли Джонни.
Антошка собиралась уже опустить в кипящую воду тушеные овощи, но
грохот сотряс корабль, и с подволока в кастрюлю посыпались пласты
масляной краски. Надо кипятить свежую воду, кипятить под крышкой.
Антошка разыскала томатную пасту, добавила несколько ложек в
овощи. Конечно, на мясном бульоне борщ был бы вкуснее, и хорошо бы
положить туда антоновское яблоко и порезать сосисок. Такой борщ любил
папа... Теперь открыть мясные консервы, смешать с овощами и опустить в
кипяток. Сколько же банок открыть - две, три? Решила, что мясом борща
не испортишь, открыла три банки.
А почему не видно Джонни и Пикквика? Заглянула в бочонок.
Малыши устали стоять, уселись на дно. Пикквик рвет зубами тряпку,
Джонни ее вырывает у него из пасти. Ничего, не ссорятся, пусть играют.
Кипит борщ, распространяя запах лука, капусты и тушенки. Смешное
слово - "тушенка". Никогда раньше не слышала его Антошка, и мама не
знала. Раньше называли: "тушеное мясо", а какой-то русский эмигрант в
Америке, забывший родной язык, вместо тушеное мясо перевел "тушенка".
Этикетки с таким названием наклеены на банках, которые, очевидно,
изготовлены на экспорт в Советский Союз.
Жаль, что ни шведы, ни англичане не знают, что такое сметана. А
как был бы вкусен борщ со сметаной!
Ох, как много надо начистить картошки на четырнадцать человек! По
две картофелины - двадцать восемь, а по три - это сорок две. Наверно,
проголодаются, надо очистить сорок две, нет, сорок. Себе Антошка
возьмет самую малость. Масло выплескивается со сковороды, горит на
плите. Антошка режет тоненькими ломтиками картофель, опускает в масло.
Закрыть крышкой нельзя, тогда он будет невкусный. И как это Улаф
проводит здесь многие часы каждый день?
Ну сколько можно стрелять и бомбить? Наверно, уже часа два
продолжается этот кромешный ад там, наверху. А здесь Антошка варит
борщ, русский борщ и жарит хрустящую картошку.
В камбузе жарко, как в бане, и никакой вентиляции. Джонни хнычет.
Но тесный закуток уже обжит Антошкой, здесь не страшно, а выглянуть за
дверь боязно.
Джонни надо помыть, переодеть, но его рубашки в каюте.
Обед скоро готов, а бомбежка и стрельба не прекращаются. Сколько
же немецких самолетов сбили? Пятьдесят? Сто? Наверно, больше.
Антошка вытащила Джонни пз бочонка.
- Ты мое морское чудовище, - целовала она в щеки своего питомца,
- тебя целовать - все равно что живого карпа, как же ты пахнешь рыбой!
А идти мне боязно, понимаешь, Джонни, боязно.
Где-то совсем близко ухнуло, и дверь распахнулась. Антошка
вздрогнула. Но это был Улаф - грязный, закопченный, с забинтованными
руками.
- Ты ранен? - вскричала Антошка, и такой ужас был написан на ее
лице, что Улаф почувствовал себя счастливым и очень пожалел, что не
может ей ответить: да, ранен.
- Нет, Антошка, я не ранен, обжегся о ствол пушки.
- Ты сбивал немецкие самолеты?
Улаф почувствовал себя просто ничтожеством.
- Нет, я таскал мокрые тряпки и охлаждал стволы зениток: они
раскалились, и вот ошпарил паром руки. Твоя мама забинтовала, просила
разыскать тебя и узнать, как вы все себя чувствуете.
- Тебе больно? - коснулась Антошка пальцами бинтов.
- Нет, просто на руках вздулись пузыри и немного жжет.
- Сколько самолетов сбили?
- Я не знаю. Видел - падали, горели, кувыркались. А потом
прилетели советские истребители - и какой же был бой! Немцы налетали
тремя волнами. Ты слышишь, стрельба стихает, наверно, всех отогнали,
да и почти совсем темно.
Улаф выпил залпом стакан воды и посмотрел на плиту. Антошка
скромно потупила глаза, ожидая похвалы. Юноша молчал.
- Как ты думаешь, хватит на всех? - спросила обиженная Антошка.
Улаф молчал, глядя на эту удивительную девчонку.
- Да ты просто герой - в таком аду приготовить обед! Я бежал,
думал нарезать бутербродов, все голодные как звери.
- Улаф, проводи меня в каюту, я должна помыть Джонни и переодеть
его, смотри, на что они похожи.
Джонни и Пикквик, поблескивая чешуей, стояли у бочки.
- Я помогу нести Джонни, - вызвался Улаф.
- Нет, нет, я сама, они грязные. - Антошка посадила на руку
Джонни, под другую руку подхватила Пикквика.
- Зачем же я тебе нужен?
- Я боюсь одна.
Улаф смеется. Готовить обед не боялась, а идти в каюту, когда все
уже закончилось, боится.
...Смертельно усталые ввалились в кают-компанию капитан со своими
помощниками.
- Улаф, хотя бы по стакану чаю и бутерброд, - не приказывает, а
просит мистер Эндрю.
- Сейчас будет обед! - торжественно объявляет Улаф. - Только вот
сервировать стол... - повертел он забинтованными руками.
- Я сейчас накрою, - вызвалась Елизавета Карповна. Она уже видела
Антошку и Джонни, который сладко спал на койке.
Антошка в белом колпаке и халате тащила миску, распространявшую
аппетитный запах, и поставила ее посередине стола. Улаф суп обычно
приносил в тарелках.
- Обед сегодня приготовила мисс Антошка! - заявил Улаф таким
тоном, каким провозглашают об одержанной победе.
Все столпились вокруг стола, нюхали какой-то очень вкусный и
неведомый суп и на все лады хвалили Антошку.
Капитан Эндрю великолепным жестом пригласил Антошку занять место
рядом с ним, словно она была коронованной особой Великобритании.
- Прошу вас, мисс Анточка, быть хозяйкой за этим столом!
Все ждали, чтобы молодая хозяйка заняла свое почетное место.
А она стояла, упрямо прикусив нижнюю губу, теребя кончик косы.
Елизавета Карповна насторожилась: какой еще новый фортель
собирается выкинуть ее дочь?
Девчонка обвела всех насмешливым взглядом серых глаз:
- Спасибо за честь! Но, по вашим законам, кок ужинает у себя в
камбузе! - и вышла из кают-компании.
Казалось, что конвой теперь движется увереннее и быстрее.
Английским военным кораблям пришли на смену советские миноносцы -
"Баку", "Разъяренный", "Урицкий".
Веселые эти миноносцы! Пароходы идут строем, неуклюжими тушами
переваливаясь на волнах, время от времени разворачиваются, оставляя за
собой белые бурлящие дорожки, и тогда видно, что весь конвой под
острым углом изменил курс, а миноносцы носятся вокруг как чайки. Вот
"Разъяренный" на огромной скорости промчался вперед, замедлил ход,
покружился, развернулся и пошел резвиться, выписывая белые вензеля на
морском просторе.
Несколько раз налетали фашистские самолеты, и тогда из-под
облаков, словно поджидая их, неслись советские истребители, и было
видно, что "юнкерсы", побросав куда попало бомбовый груз, уходили
восвояси.
Утром матросы старались изменить правилу: бегать с носа на корму
по правому борту, а с кормы на нос - по левому. Все, выбирая какой-то
предлог, бежали по правому борту и на секунду прилипали к борту,
вглядываясь в горизонт.
- Виден берег! - заглянул в каюту Улаф. - Антошка, виден берег!!
Антошка с Джонни на руках живо взобралась вверх на палубу.
- Где? Где?
Стюард с готовностью подал ей бинокль. Но, кроме светлой,
искрящейся полоски, она ничего не видела. Над пароходом раздался
тонкий писк, и над мачтами пролетела чайка, за ней другая, еще и
еще...
- Видите, нас уже встречают! - радостно сообщил стюард.
Чаек становилось все больше, они хлопотливо летали над пароходом,
что-то рассказывали, приветствовали на своем птичьем языке.
Светлая полоска на горизонте ширилась и все больше искрилась.
- Идут советские катера!
- Советские самолеты прикрывают нас! - слышались радостные
возгласы.
Белые бурунчики мчались навстречу конвою. Вот уже можно различить
за ними небольшие быстрые корабли.
Первые катера пронеслись мимо, а один развернулся на полном ходу,
взбил вокруг себя белую пену и шел теперь рядом с пароходом. Видно
было уже людей в брезентовых плащах, высыпавших на палубу. Человек с
рупором в руках прокричал по-русски:
- Этот пароход ведет капитан Макдоннел? - и повторил свой вопрос
по-английски.
Елизавета Карповна, приложив ладони трубкой у рта, ответила
по-английски:
- Да, этот пароход ведет капитан Макдоннел, - и повторила свой
ответ по-русски.
Человек с рупором козырнул, и катер снова помчался вперед.
Вскоре подошел другой катер, и такой же человек, может быть
только повыше ростом, закричал в рупор:
- Есть ли на вашем пароходе семья капитана второго ранга
Васильева? - и повторил свой вопрос по-английски.
Елизавета Карповна узнала голос, прижала муфту к груди и только
помахала рукой - не могла ответить.
А Антошка что есть силы кричала:
- Папа, папочка, это мы, это я, Антошка! Здесь рядом мама.
Мамочка, не плачь, а то папа подумает что-нибудь плохое. Ответь ему.
- Толя-я-я! Родно-о-ой!
Антошка готова была перемахнуть через борт.
- Вы живы, здоровы? - кричал Анатолий Васильевич в рупор.
- Мы живы-ы! Мы живы-ы! - надрываясь, отвечала Антошка.
Антошка вглядывается в лица моряков на борту катера. Ищет среди
них Виктора. Моряки в брезентовых плащах и капюшонах, защищающих от
ледяных брызг и морского ветра, похожи друг на друга: все молодые.
Который же из них Виктор? Может быть, тот, что стоит позади отца? Или
крайний слева? Не может быть, чтобы Витька не встречал ее.
Ей не терпится крикнуть: "Виктор! Витя! Витька!"
Милая Антошка! Не зови! Может быть, и откликнется кто, ведь,
наверно, среди них есть и Викторы. Все эти моряки носили пионерский
галстук, были тоже горнистами, барабанщиками, и все они на
торжественной линейке в школе, подняв в салюте руку, клялись свято
хранить заветы Ленина. И все они крепко держат свою клятву.
Не зови!
Ведь ты ищешь того, единственного Витьку из пионерского лагеря
"Заре навстречу". Помнишь, длинноногий, босой, он бежал по дорожке,
посыпанной белой галькой, взбирался на серебряную от росы трибуну и,
обратив горн раструбом к зорьке, трубил: "Вставай, вставай, дружок!" А
ты, маленькая девчонка, закутанная в одеяло, стояла, прижавшись к
стволу акации, и слушала, как мальчишка будит солнце, будит море и
степь. Он разбудил и в тебе тогда прекрасное чувство, которое ты
носишь в своем сердце вот уже несколько лет.
Ведь ты ждешь того Витьку со светлой прядью выгоревших волос на
лбу, сероглазого горниста. Тебе нужен тот Витька, который тайком
положил тебе на тумбочку головку подсолнечника с необлетевшими
лепестками, тот, который на листке тетради написал странное слово:
"Извини!" - и завернул в него васильки. Ты ждешь того, кто прислал
тебе письмо с солдатской клятвой: "Кончатся патроны - буду грызть
зубами фашистскую гадюку".
Тот, единственный, Витька далеко от Мурманска и Баренцева моря.
Он в партизанском отряде на белорусской земле. В его руках не горн, а
автомат. Он со своими товарищами притаился сейчас в балочке и ждет.
Ждет, когда по железнодорожному мосту, побелевшему от инея, помчится
поезд, которому не суждено достигнуть восточного берега реки - паровоз
вздыбится и вместе с фермами моста рухнет вниз, увлекая за собой
тяжело груженные вагоны. Лопнут льды, и по Западной Двине прокатится
эхо, возвещая об очередной победе народных мстителей.
Виктор курит цигарку, волнуется, ждет. Ждет этого взрыва, который
приблизит победу, ждет самой победы, ждет тебя, Антошка. И сейчас,
сидя в балочке, сжавшись от мороза и напряженного ожидания, он
вспоминает серебряную от росы трибуну и кряжистую акацию, из-за
которой за ним следят глаза девчонки, закутанной в серое одеяло.
Не зови, Антошка. Подожди того, единственного Витьку, который,
сжавшись в комок, тоже ждет...
- До встречи на земле! - кричит отец, и катер уносится в туманную
мглу.
Конвой втягивался в Кольский залив. На борт поднялся советский
лоцман.
Последний раз собрались в кают-компании. Капитан Макдоннел
откупоривает бутылку вина, для Антошки принесли апельсиновый сок.
Сюда пришел и капитан Паррот. Он мрачен. Ему тяжело сходить на
берег не со своего корабля.
Елизавета Карповна пошла в лазарет навестить своих больных.
Матросы крепко жмут ей руку, благодарят. И только у одного своего
пациента не остановилась Елизавета Карповна - у койки, на которой
лежал фашист.
- Ну вот, - сказала она, появляясь в кают-компании. - Я
попрощалась со своими пациентами, теперь я вам не нужна, и мы пойдем
собирать вещи. Я только хотела выяснить очень важный для нас с
Антошкой вопрос - как быть с Джонни? Мы хотели бы взять его с собой в
Москву до тех пор, пока не будут разысканы его родители.
- Если их не найдут, мы усыновим Джонни, - авторитетно заявила
Антошка.
Капитан посоветовал решить этот вопрос на берегу в английской
миссии, и все протянули Елизавете Карповне и Антошке свои записные
книжки: хотели получить автографы.
- Ну, мы пошли укладываться, - сказала Елизавета Карповна,
записав в каждую книжку свою фамилию. - Я хочу пожелать вам...
- Нет, нет, - перебил ее мистер Эндрю. - Во-первых, прощаться
будем только тогда, когда бросим якорь, а встать на якорь без вашей
помощи мы не можем. Прибыл большой конвой, и на все корабли не хватило
лоцманов со знанием английского языка. Поэтому нужен переводчик.
- Ну что с вами поделаешь! - рассмеялась Елизавета Карповна. -
Пойдем, Антошка, ставить корабль на якорь.
Поднялись на капитанский мостик. Справа были уже отчетливо видны
скалистые берега и округлые сопки, покрытые снегом.
Советский лоцман, молодой, веселый, обрадовался им, как будто
давно ждал их, и Антошка повисла у него на шее. Это был первый
советский человек с советской земли за долгое время.
- Передайте команду: "Приготовиться к швартовке!" - попросил он
Елизавету Карповну.
Сейчас и она, отлично знавшая язык, была в затруднении. Что такое
швартовка? Но капитан уже сам понял, чего хочет от него лоцман.
- Отдать якорь! - командовал лоцман.
- Какая глубина? - спросил капитан.
- Восемьдесят метров.
- Мне нужно в ярдах. Каков здесь грунт?
Елизавета Карповна еле успевала и поручила дочери перевести метры
в ярды.
Антошка быстро шевелила губами,
- Глубина восемьдесят один ярд, - сказала она.
- С проверкой решала? - улыбнулась мать.
- Да.
- Травить якорную цепь! - продолжал отдавать команду лоцман.
Загрохотала и заискрилась якорная цепь; боцман, легонько
притрагиваясь к нырявшим вниз звеньям, пальцами считал метки, чтобы
определить длину стравленной якорной цепи.
- Травить второй якорь!
Уже начало темнеть, когда якоря забрали за грунт. Боцман для
верности поплясал на натянутых якорных цепях, и его возглас "якорь
забрал" был встречен всеобщим ликованием.
- Вот теперь мы прибыли! - Капитан пригласил лоцмана к себе в
каюту, чтобы завершить формальности.
Елизавета Карповна с Антошкой побежали вниз за Джонни, Пикквиком
и чемоданами, с которыми сидел в их каюте Улаф. Вид у него был очень
грустный.
По кораблю задребезжали звонки.
- Опять колокола громкого боя? - испуганно спросила Антошка.
- Нет, нет, - успокоил Улаф, - это капитан вызывает всех на
верхнюю палубу. - Он взял чемоданы и понес их наверх.
Елизавета Карповна одела Джонни, который решил, что его понесут
гулять, и радостно смеялся. Пикквик покорно уселся и вытянул морду -
надевай, мол, поскорее ошейник.
- Давай присядем, - сказала Елизавета Карповна.
Присели в пустой и теперь такой неуютной каюте, и стало почему-то
немножко грустно.
- Неужели мы доплыли? - подпрыгивала на койке Антошка.
- Дошли, - предупреждающе погрозила пальцем мама.
Поднялись на верхнюю палубу. Там готовились к какой-то церемонии.
Матросы и офицеры выстроились вдоль борта.
- Наверно, ожидают начальство из английской миссии, - решила
Елизавета Карповна, - иди быстрее.
- Смирно! - скомандовал капитан.
Матросы замерли. Елизавета Карповна не знала, как поступить -
идти ли вперед или повернуть назад.
Мистер Макдоннел подошел к ним и взял под козырек.
- Уважаемые миссис Элизабет и мисс Анточка! Поздравляем вас с
прибытием на вашу родину. От всей команды выражаем вам глубокую
благодарность. Вы обе - отличные парни и стали нашими добрыми
друзьями. Сегодня мы изменили своей традиции и должны сказать, что
женщины на борту корабля приносят счастье.
Антошка пробежалась глазами по рядам. Мистер Паррот тоже был
здесь в полной форме капитана третьего ранга военно-морского флота.
Мистер Макдоннел сделал знак рукой. Матрос подал ему капитанскую
фуражку.
- Мисс Анточка, мы посвящаем сегодня вас в моряки. Примите на
память о нашем путешествии эту фуражку. - И мистер Эндрю торжественно
под веселый гул матросов водрузил, как корону, капитанскую фуражку на
голову девочки.
Антошка поблагодарила и на виду у всей команды развернула
маленький, ослепительно красный треугольник и не спеша повязала его
себе на шею.
Елизавета Карповна с Джонни на руках пошла вперед. Антошка за
ней.
Мистер Мэтью, смахнув слезы с лица, нажал кнопку на своей
музыкальной шкатулке. В свист ветра ворвались звуки торжественного
марша.
Антошка шла и махала рукой.
- Привет вашему бэби! - крикнула она мистеру Роджеру. - Желаю
счастья вашим близнецам! - мистеру Джофри.
- Привет вашим милым женам, - говорила Елизавета Карповна. - Ждем
вашей книжки с интересными историями, доктор Чарльз!
У трапа стоял Улаф.
Елизавета Карповна обняла юношу и поцеловала его в лоб.
- Желаю счастья, дорогой Улаф!
- До встречи в Москве в музее войны, - шепнула ему Антошка.
Гудело море, белым дымком курились заснеженные сопки.
1965-1969 гг.
Воскресенская Зоя Ивановна
ДЕВОЧКА В БУРНОМ МОРЕ
Для младшего и среднего возраста
БИБЛИОТЕКА ПИОНЕРА
том 3
Ответственные редакторы
Л.Р. Баруздина и И.А. Григорьева
Художественный редактор М.Д. Суховцева
Технический редактор Л.Б. Гришина
Корректоры В.Е. Калинина и З.С. Ульянова
OCR - Андрей из Архангельска
Ордена Трудового Красного Знамени издательство "Детская литература"
Комитет по печати при Совете Министров РСФСР.
Москва, Центр, М. Черкасский пер. 1
Ордена Трудового Красного Знамени фабрика "Детская книга" Э 1
Росглавполиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров РСФСР.
Москва, Сущевский вал, 49.
К обеду в кают-компанию неожиданно явился командир эсминца мистер
Паррот в сопровождении капитана Эндрю и доктора Чарльза.
Все встали со своих мест, приветствуя военного командира, Капитан
Эндрю пригласил Паррота занять место рядом с ним, и все стояли в
ожидании, пока Паррот не спеша сел и кивком головы пригласил всех к
столу.
Разговор завял. Капитан учтиво осведомился о состоянии здоровья и
метнул взгляд на Улафа, чтобы тот живо подал прибор для командира.
Паррот был хмур и неразговорчив, ел мало и скептически оглядывал
облезлые переборки и более чем скромное убранство кают-компании. В
отличие от блеска и чистоты военных кораблей, английские торговые
корабли славились грязью и запущенностью, что не преминул отметить про
себя Паррот.
Антошка сжалась и чувствовала себя неуютно. Ее беспокоило, что
под столом у ее ног сидел Пикквик: он мог вскинуть передние лапы на
колени Паррота, чтобы обнюхать и познакомиться с новым человеком. Она
старалась не отпускать ноги от теплого бока Пикквика. Но щенок
почувствовал посторонний запах и пошел на него. Ткнулся мордой в ногу
и стал скрестись лапами по брюкам. Паррот сидел неподвижно, словно
прислушивался, затем отвернул все еще забинтованной рукой скатерть и
заглянул под стол. "Сейчас будет скандал", - похолодела Антошка. Но
Паррот вдруг весь преобразился:
- Какая прелесть! Поднимите, пожалуйста, этого чудного скотча,
посадите его рядом со мной.
Мистер Джофри проворно подставил стул и водворил на него
Пикквика. Щенку это понравилось, он положил передние лапы на стол и
озирался по сторонам. Сунул свой замшевый черный нос в тарелку Паррота
и лизнул соус.
- Роскошный экземпляр, редкостный парень! - гладил щенка Паррот
рукой в толстой марлевой варежке.
- Пикквик, фу! - крикнула Антошка, возмущенная, что щенок залез
ногами на стол и мордой в тарелку.
Но это никого не шокировало, тем более Паррота. Он спокойно
ухватил рукой вилку и ел мясо из той же тарелки.
Вот этого Антошка понять не могла. Посадить за общий стол кока
считалось непристойным, а позволить щенку забраться на стол и есть из
тарелки... Но ведь он только что лизал башмаки Паррота! Было какое-то
непонятное чувство обиды за Пикквика.
- Извините, - сказала Антошка, - я должна прогулять его на
палубе.
Она схватила щенка под мышку и выскользнула из каюты.
- Пикквик, никогда не подходи к этому человеку, - шептала
Антошка, - он считает, что женщина на корабле приносит несчастье, он
не признает за человека нашего Улафа. Ты не будешь есть из его
тарелки? Да?
Пикквик устремился к борту, ему всегда хотелось заглянуть вниз,
может быть, хотелось поплавать. Антошка прицепила поводок.
Над водой рваными клочьями плыл туман, словно облака спустились
на воду. В гул моря вплетались какие-то посторонние звуки, и вдруг
зазвенели длинные, тревожные звонки.
Колокола громкого боя! Надрывные звонки слились с выстрелами. По
палубе забегали матросы, с пушек поспешно сдирали чехлы. Гул нарастал.
Антошка подняла голову и увидела в небе черные силуэты самолетов. Они
летели высоко. Вот от одного из них отделилась продолговатая черная
капля и стремительно понеслась вниз. Раздался звук лопнувшей
электрической лампочки, и из воды взметнулся фонтан воды. Вот от
другого самолета летит такая же черная капля, она падает уже ближе,
падает, как разбитое яйцо на раскаленную сковородку.
- Антошка! - схватила дочь за плечо Елизавета Карповна. -
Воздушное нападение! Пойдем! - Мать втолкнула Антошку в пустую
кают-компанию и, крикнув: - Сиди здесь, я принесу Джонни, - убежала.
Гул самолетов, взрывы бомб и оглушительная стрельба усиливались.
В каюту заглянул стюард:
- Не бойтесь, мисс, сейчас прилетят советские истребители, и
"юнкерсы" закувыркаются, пойдут на дно моря кормить акул.
- Но бомба может попасть в наш пароход? - опасливо осведомилась
Антошка.
- Нет, нет! Они высоко летают, боятся наших зенитных пушек, -
успокаивал Мэтью. - Вот смотрите. - Стюард вынул из кармана спичечный
коробок и положил его на пол. - Это будет наш корабль. - Он отломил
головку от спички. - А это бомба. Смотрите! - Старик встал на стул,
высоко поднял руку, прицелился и бросил спичечную головку. Она упала
далеко от коробка. - Попал? - спросил он.
- Нет, нет.
- Еще раз постараемся поразить цель. - Мэтью много раз
прицеливался, но головка падала далеко от цели. - Вот так и бомбы, -
заключил он. - Раньше германские самолеты пикировали прямо на корабль,
а теперь боятся. Чуют свой конец. Вылетят в море, покидают бомбы куда
попало и обратно на базу.
Мэтью, как всегда во время боевой тревоги, был суетлив, говорлив,
и Антошка поняла, что он сам не верит, что все это так безопасно.
Погладив по голове девочку, он убежал.
Елизавета Карповна, запыхавшись, внесла Джонни; он таращил глаза,
хныкал и никак не мог очнуться от сна. Пикквик шел следом и при каждом
взрыве сердито гавкал.
В переговорной трубке щелкнуло, и раздался голос капитана:
- Миссис Элизабет, прошу вас пройти в лазарет, нужна ваша помощь.
И снова Елизавета Карповна, прижав на мгновение к себе дочь,
уходит.
Джонни куксится. Он не выспался, и его пугают взрывы, пальба из
пушек, от которых в каюте стоит сплошной грохот и все содрогается.
- Это не опасно, Джонни! - кричит Антошка. - Я тебе сейчас
покажу. - Она вынимает спичку, отламывает головку, взбирается на стул
и пытается попасть в коробку, но спичечная головка падает каждый раз
далеко от коробки, как бы тщательно ни прицеливалась Антошка. Это
упражнение совсем ее успокоило. - Не попадут, - уверенно сказала она.
- Мэм, мэм, - капризничает Джонни, и Антошка понимает, что он
хочет есть: время кормить его.
Она решительно забирает на одну руку Джонни, под другую руку
Пикквика и спускается в камбуз. Надо приготовить Джонни кашу, да и
Пикквпк не особенно насытился из тарелки Паррота. Щенком только
позабавились и не позаботились покормить.
В камбузе Антошка включила электроплиту, вскрыла банку со
сгущенным молоком, влила в кастрюльку воды, положила туда две ложки
сгущенки и поставила кипятить. А пароход качнуло - то ли он менял
курс, то ли волна стала круче, - и Джонни растянулся на полу.
- Ну, ну, не плачь, - подняла его Антошка. - Куда же тебя
пристроить?
В углу стоит пустой бочонок из-под рыбы, но внутри он залеплен
чешуей.
Антошка тряпкой обмахнула чешую и водворила туда Джонни. Малыш
держался руками за край бочонка: ему это понравилось. Пикквик прыгал
вокруг и старался лизнуть мальчика в лицо.
- Вот я и тебя туда посажу, чтобы ты не мешал мне. - Антошка
сунула в бочонок и щенка.
Теперь оба малыша выглядывали из бочонка и оба смеялись. Джонни
показывал свои жемчужные зубы, а Пикквик смеялся от уха до уха,
обнажая целую коллекцию белоснежных зубов всех размеров.
Каша закипела.
А где-то наверху слышен рев моторов, стрельба.
- Слышите, какой идет бой, - приговаривает Антошка, помешивая
кашу. - Это наши советские самолеты сбивают фашистские "юнкерсы".
Джонни хочет есть, он нетерпеливо требует каши, и Пикквик, почуяв
запах молока, тоже скулит, и оба голодными глазами смотрят на нее,
свою кормилицу. Антошка балансирует у плиты, мешает кашу, громко
приговаривает, стараясь заглушить внутренний страх.
Каша готова. Антошка вылила ее в тарелку - пусть постынет. Хотела
повернуть кран, выключить плиту и вдруг подумала о том, что кончится
же стрельба и все придут в кают-компанию, а Улаф занят где-то там,
наверху, и обеда не будет.
Антошка заглянула в рундук. Да, она поможет Улафу - почистит
картошку, порежет овощи.
Вытащила из бочонка Джонни. В его волосах и на комбинезончике
налипла чешуя, он весь пахнет рыбой. Посадила мальчика на колени,
кормит кашей и все время непрестанно приговаривает, подавляя страх в
себе.
Джонни не заставляет себя просить: он, как голодный галчонок,
широко открывает рот и глотает кашу. А Пикквик рвется из бочонка - он
тоже голоден. Теперь малыши меняются местами. Джонни снова в бочонке,
а в мисочку Пикквика выскребаются остатки каши. Горячо? Подожди,
потерпи, пока остынет. Пикквик царапает лапами пол, двигает носом
миску. Антошка подливает в кашу холодной воды:
- Ешь, щен! - и принимается за овощи.
Она приготовит настоящий русский борщ. Сняла со стены большую
доску, шинкует капусту - шинкует тонко, как учила мама, режет соломкой
свеклу, морковку, лук, все это ставит тушить на большой сковородке.
Стоит и раздумывает: а хватит ли на четырнадцать человек? Никогда еще
ей не приходилось готовить так много. Когда приходили гости, мама
готовила сама, а Антошка только помогала... Теперь открыть банки с
мясными консервами для борща, для жаркого. На гарнир будет жареная
картошка ломтиками, а не вареная, мокрая, которую подают здесь три
раза в день; из яблочного джема Антошка сделает кисель.
Ого, оказывается, борщ придется варить в двух кастрюлях: пароход
качает и из кастрюли выплескивается вода.
А наверху стоит немолчный грохот, и Антошка должна поминутно
оглядываться, чтобы увидеть, не обижают ли друг друга ее питомцы, не
плачет ли Джонни.
Антошка собиралась уже опустить в кипящую воду тушеные овощи, но
грохот сотряс корабль, и с подволока в кастрюлю посыпались пласты
масляной краски. Надо кипятить свежую воду, кипятить под крышкой.
Антошка разыскала томатную пасту, добавила несколько ложек в
овощи. Конечно, на мясном бульоне борщ был бы вкуснее, и хорошо бы
положить туда антоновское яблоко и порезать сосисок. Такой борщ любил
папа... Теперь открыть мясные консервы, смешать с овощами и опустить в
кипяток. Сколько же банок открыть - две, три? Решила, что мясом борща
не испортишь, открыла три банки.
А почему не видно Джонни и Пикквика? Заглянула в бочонок.
Малыши устали стоять, уселись на дно. Пикквик рвет зубами тряпку,
Джонни ее вырывает у него из пасти. Ничего, не ссорятся, пусть играют.
Кипит борщ, распространяя запах лука, капусты и тушенки. Смешное
слово - "тушенка". Никогда раньше не слышала его Антошка, и мама не
знала. Раньше называли: "тушеное мясо", а какой-то русский эмигрант в
Америке, забывший родной язык, вместо тушеное мясо перевел "тушенка".
Этикетки с таким названием наклеены на банках, которые, очевидно,
изготовлены на экспорт в Советский Союз.
Жаль, что ни шведы, ни англичане не знают, что такое сметана. А
как был бы вкусен борщ со сметаной!
Ох, как много надо начистить картошки на четырнадцать человек! По
две картофелины - двадцать восемь, а по три - это сорок две. Наверно,
проголодаются, надо очистить сорок две, нет, сорок. Себе Антошка
возьмет самую малость. Масло выплескивается со сковороды, горит на
плите. Антошка режет тоненькими ломтиками картофель, опускает в масло.
Закрыть крышкой нельзя, тогда он будет невкусный. И как это Улаф
проводит здесь многие часы каждый день?
Ну сколько можно стрелять и бомбить? Наверно, уже часа два
продолжается этот кромешный ад там, наверху. А здесь Антошка варит
борщ, русский борщ и жарит хрустящую картошку.
В камбузе жарко, как в бане, и никакой вентиляции. Джонни хнычет.
Но тесный закуток уже обжит Антошкой, здесь не страшно, а выглянуть за
дверь боязно.
Джонни надо помыть, переодеть, но его рубашки в каюте.
Обед скоро готов, а бомбежка и стрельба не прекращаются. Сколько
же немецких самолетов сбили? Пятьдесят? Сто? Наверно, больше.
Антошка вытащила Джонни пз бочонка.
- Ты мое морское чудовище, - целовала она в щеки своего питомца,
- тебя целовать - все равно что живого карпа, как же ты пахнешь рыбой!
А идти мне боязно, понимаешь, Джонни, боязно.
Где-то совсем близко ухнуло, и дверь распахнулась. Антошка
вздрогнула. Но это был Улаф - грязный, закопченный, с забинтованными
руками.
- Ты ранен? - вскричала Антошка, и такой ужас был написан на ее
лице, что Улаф почувствовал себя счастливым и очень пожалел, что не
может ей ответить: да, ранен.
- Нет, Антошка, я не ранен, обжегся о ствол пушки.
- Ты сбивал немецкие самолеты?
Улаф почувствовал себя просто ничтожеством.
- Нет, я таскал мокрые тряпки и охлаждал стволы зениток: они
раскалились, и вот ошпарил паром руки. Твоя мама забинтовала, просила
разыскать тебя и узнать, как вы все себя чувствуете.
- Тебе больно? - коснулась Антошка пальцами бинтов.
- Нет, просто на руках вздулись пузыри и немного жжет.
- Сколько самолетов сбили?
- Я не знаю. Видел - падали, горели, кувыркались. А потом
прилетели советские истребители - и какой же был бой! Немцы налетали
тремя волнами. Ты слышишь, стрельба стихает, наверно, всех отогнали,
да и почти совсем темно.
Улаф выпил залпом стакан воды и посмотрел на плиту. Антошка
скромно потупила глаза, ожидая похвалы. Юноша молчал.
- Как ты думаешь, хватит на всех? - спросила обиженная Антошка.
Улаф молчал, глядя на эту удивительную девчонку.
- Да ты просто герой - в таком аду приготовить обед! Я бежал,
думал нарезать бутербродов, все голодные как звери.
- Улаф, проводи меня в каюту, я должна помыть Джонни и переодеть
его, смотри, на что они похожи.
Джонни и Пикквик, поблескивая чешуей, стояли у бочки.
- Я помогу нести Джонни, - вызвался Улаф.
- Нет, нет, я сама, они грязные. - Антошка посадила на руку
Джонни, под другую руку подхватила Пикквика.
- Зачем же я тебе нужен?
- Я боюсь одна.
Улаф смеется. Готовить обед не боялась, а идти в каюту, когда все
уже закончилось, боится.
...Смертельно усталые ввалились в кают-компанию капитан со своими
помощниками.
- Улаф, хотя бы по стакану чаю и бутерброд, - не приказывает, а
просит мистер Эндрю.
- Сейчас будет обед! - торжественно объявляет Улаф. - Только вот
сервировать стол... - повертел он забинтованными руками.
- Я сейчас накрою, - вызвалась Елизавета Карповна. Она уже видела
Антошку и Джонни, который сладко спал на койке.
Антошка в белом колпаке и халате тащила миску, распространявшую
аппетитный запах, и поставила ее посередине стола. Улаф суп обычно
приносил в тарелках.
- Обед сегодня приготовила мисс Антошка! - заявил Улаф таким
тоном, каким провозглашают об одержанной победе.
Все столпились вокруг стола, нюхали какой-то очень вкусный и
неведомый суп и на все лады хвалили Антошку.
Капитан Эндрю великолепным жестом пригласил Антошку занять место
рядом с ним, словно она была коронованной особой Великобритании.
- Прошу вас, мисс Анточка, быть хозяйкой за этим столом!
Все ждали, чтобы молодая хозяйка заняла свое почетное место.
А она стояла, упрямо прикусив нижнюю губу, теребя кончик косы.
Елизавета Карповна насторожилась: какой еще новый фортель
собирается выкинуть ее дочь?
Девчонка обвела всех насмешливым взглядом серых глаз:
- Спасибо за честь! Но, по вашим законам, кок ужинает у себя в
камбузе! - и вышла из кают-компании.
Казалось, что конвой теперь движется увереннее и быстрее.
Английским военным кораблям пришли на смену советские миноносцы -
"Баку", "Разъяренный", "Урицкий".
Веселые эти миноносцы! Пароходы идут строем, неуклюжими тушами
переваливаясь на волнах, время от времени разворачиваются, оставляя за
собой белые бурлящие дорожки, и тогда видно, что весь конвой под
острым углом изменил курс, а миноносцы носятся вокруг как чайки. Вот
"Разъяренный" на огромной скорости промчался вперед, замедлил ход,
покружился, развернулся и пошел резвиться, выписывая белые вензеля на
морском просторе.
Несколько раз налетали фашистские самолеты, и тогда из-под
облаков, словно поджидая их, неслись советские истребители, и было
видно, что "юнкерсы", побросав куда попало бомбовый груз, уходили
восвояси.
Утром матросы старались изменить правилу: бегать с носа на корму
по правому борту, а с кормы на нос - по левому. Все, выбирая какой-то
предлог, бежали по правому борту и на секунду прилипали к борту,
вглядываясь в горизонт.
- Виден берег! - заглянул в каюту Улаф. - Антошка, виден берег!!
Антошка с Джонни на руках живо взобралась вверх на палубу.
- Где? Где?
Стюард с готовностью подал ей бинокль. Но, кроме светлой,
искрящейся полоски, она ничего не видела. Над пароходом раздался
тонкий писк, и над мачтами пролетела чайка, за ней другая, еще и
еще...
- Видите, нас уже встречают! - радостно сообщил стюард.
Чаек становилось все больше, они хлопотливо летали над пароходом,
что-то рассказывали, приветствовали на своем птичьем языке.
Светлая полоска на горизонте ширилась и все больше искрилась.
- Идут советские катера!
- Советские самолеты прикрывают нас! - слышались радостные
возгласы.
Белые бурунчики мчались навстречу конвою. Вот уже можно различить
за ними небольшие быстрые корабли.
Первые катера пронеслись мимо, а один развернулся на полном ходу,
взбил вокруг себя белую пену и шел теперь рядом с пароходом. Видно
было уже людей в брезентовых плащах, высыпавших на палубу. Человек с
рупором в руках прокричал по-русски:
- Этот пароход ведет капитан Макдоннел? - и повторил свой вопрос
по-английски.
Елизавета Карповна, приложив ладони трубкой у рта, ответила
по-английски:
- Да, этот пароход ведет капитан Макдоннел, - и повторила свой
ответ по-русски.
Человек с рупором козырнул, и катер снова помчался вперед.
Вскоре подошел другой катер, и такой же человек, может быть
только повыше ростом, закричал в рупор:
- Есть ли на вашем пароходе семья капитана второго ранга
Васильева? - и повторил свой вопрос по-английски.
Елизавета Карповна узнала голос, прижала муфту к груди и только
помахала рукой - не могла ответить.
А Антошка что есть силы кричала:
- Папа, папочка, это мы, это я, Антошка! Здесь рядом мама.
Мамочка, не плачь, а то папа подумает что-нибудь плохое. Ответь ему.
- Толя-я-я! Родно-о-ой!
Антошка готова была перемахнуть через борт.
- Вы живы, здоровы? - кричал Анатолий Васильевич в рупор.
- Мы живы-ы! Мы живы-ы! - надрываясь, отвечала Антошка.
Антошка вглядывается в лица моряков на борту катера. Ищет среди
них Виктора. Моряки в брезентовых плащах и капюшонах, защищающих от
ледяных брызг и морского ветра, похожи друг на друга: все молодые.
Который же из них Виктор? Может быть, тот, что стоит позади отца? Или
крайний слева? Не может быть, чтобы Витька не встречал ее.
Ей не терпится крикнуть: "Виктор! Витя! Витька!"
Милая Антошка! Не зови! Может быть, и откликнется кто, ведь,
наверно, среди них есть и Викторы. Все эти моряки носили пионерский
галстук, были тоже горнистами, барабанщиками, и все они на
торжественной линейке в школе, подняв в салюте руку, клялись свято
хранить заветы Ленина. И все они крепко держат свою клятву.
Не зови!
Ведь ты ищешь того, единственного Витьку из пионерского лагеря
"Заре навстречу". Помнишь, длинноногий, босой, он бежал по дорожке,
посыпанной белой галькой, взбирался на серебряную от росы трибуну и,
обратив горн раструбом к зорьке, трубил: "Вставай, вставай, дружок!" А
ты, маленькая девчонка, закутанная в одеяло, стояла, прижавшись к
стволу акации, и слушала, как мальчишка будит солнце, будит море и
степь. Он разбудил и в тебе тогда прекрасное чувство, которое ты
носишь в своем сердце вот уже несколько лет.
Ведь ты ждешь того Витьку со светлой прядью выгоревших волос на
лбу, сероглазого горниста. Тебе нужен тот Витька, который тайком
положил тебе на тумбочку головку подсолнечника с необлетевшими
лепестками, тот, который на листке тетради написал странное слово:
"Извини!" - и завернул в него васильки. Ты ждешь того, кто прислал
тебе письмо с солдатской клятвой: "Кончатся патроны - буду грызть
зубами фашистскую гадюку".
Тот, единственный, Витька далеко от Мурманска и Баренцева моря.
Он в партизанском отряде на белорусской земле. В его руках не горн, а
автомат. Он со своими товарищами притаился сейчас в балочке и ждет.
Ждет, когда по железнодорожному мосту, побелевшему от инея, помчится
поезд, которому не суждено достигнуть восточного берега реки - паровоз
вздыбится и вместе с фермами моста рухнет вниз, увлекая за собой
тяжело груженные вагоны. Лопнут льды, и по Западной Двине прокатится
эхо, возвещая об очередной победе народных мстителей.
Виктор курит цигарку, волнуется, ждет. Ждет этого взрыва, который
приблизит победу, ждет самой победы, ждет тебя, Антошка. И сейчас,
сидя в балочке, сжавшись от мороза и напряженного ожидания, он
вспоминает серебряную от росы трибуну и кряжистую акацию, из-за
которой за ним следят глаза девчонки, закутанной в серое одеяло.
Не зови, Антошка. Подожди того, единственного Витьку, который,
сжавшись в комок, тоже ждет...
- До встречи на земле! - кричит отец, и катер уносится в туманную
мглу.
Конвой втягивался в Кольский залив. На борт поднялся советский
лоцман.
Последний раз собрались в кают-компании. Капитан Макдоннел
откупоривает бутылку вина, для Антошки принесли апельсиновый сок.
Сюда пришел и капитан Паррот. Он мрачен. Ему тяжело сходить на
берег не со своего корабля.
Елизавета Карповна пошла в лазарет навестить своих больных.
Матросы крепко жмут ей руку, благодарят. И только у одного своего
пациента не остановилась Елизавета Карповна - у койки, на которой
лежал фашист.
- Ну вот, - сказала она, появляясь в кают-компании. - Я
попрощалась со своими пациентами, теперь я вам не нужна, и мы пойдем
собирать вещи. Я только хотела выяснить очень важный для нас с
Антошкой вопрос - как быть с Джонни? Мы хотели бы взять его с собой в
Москву до тех пор, пока не будут разысканы его родители.
- Если их не найдут, мы усыновим Джонни, - авторитетно заявила
Антошка.
Капитан посоветовал решить этот вопрос на берегу в английской
миссии, и все протянули Елизавете Карповне и Антошке свои записные
книжки: хотели получить автографы.
- Ну, мы пошли укладываться, - сказала Елизавета Карповна,
записав в каждую книжку свою фамилию. - Я хочу пожелать вам...
- Нет, нет, - перебил ее мистер Эндрю. - Во-первых, прощаться
будем только тогда, когда бросим якорь, а встать на якорь без вашей
помощи мы не можем. Прибыл большой конвой, и на все корабли не хватило
лоцманов со знанием английского языка. Поэтому нужен переводчик.
- Ну что с вами поделаешь! - рассмеялась Елизавета Карповна. -
Пойдем, Антошка, ставить корабль на якорь.
Поднялись на капитанский мостик. Справа были уже отчетливо видны
скалистые берега и округлые сопки, покрытые снегом.
Советский лоцман, молодой, веселый, обрадовался им, как будто
давно ждал их, и Антошка повисла у него на шее. Это был первый
советский человек с советской земли за долгое время.
- Передайте команду: "Приготовиться к швартовке!" - попросил он
Елизавету Карповну.
Сейчас и она, отлично знавшая язык, была в затруднении. Что такое
швартовка? Но капитан уже сам понял, чего хочет от него лоцман.
- Отдать якорь! - командовал лоцман.
- Какая глубина? - спросил капитан.
- Восемьдесят метров.
- Мне нужно в ярдах. Каков здесь грунт?
Елизавета Карповна еле успевала и поручила дочери перевести метры
в ярды.
Антошка быстро шевелила губами,
- Глубина восемьдесят один ярд, - сказала она.
- С проверкой решала? - улыбнулась мать.
- Да.
- Травить якорную цепь! - продолжал отдавать команду лоцман.
Загрохотала и заискрилась якорная цепь; боцман, легонько
притрагиваясь к нырявшим вниз звеньям, пальцами считал метки, чтобы
определить длину стравленной якорной цепи.
- Травить второй якорь!
Уже начало темнеть, когда якоря забрали за грунт. Боцман для
верности поплясал на натянутых якорных цепях, и его возглас "якорь
забрал" был встречен всеобщим ликованием.
- Вот теперь мы прибыли! - Капитан пригласил лоцмана к себе в
каюту, чтобы завершить формальности.
Елизавета Карповна с Антошкой побежали вниз за Джонни, Пикквиком
и чемоданами, с которыми сидел в их каюте Улаф. Вид у него был очень
грустный.
По кораблю задребезжали звонки.
- Опять колокола громкого боя? - испуганно спросила Антошка.
- Нет, нет, - успокоил Улаф, - это капитан вызывает всех на
верхнюю палубу. - Он взял чемоданы и понес их наверх.
Елизавета Карповна одела Джонни, который решил, что его понесут
гулять, и радостно смеялся. Пикквик покорно уселся и вытянул морду -
надевай, мол, поскорее ошейник.
- Давай присядем, - сказала Елизавета Карповна.
Присели в пустой и теперь такой неуютной каюте, и стало почему-то
немножко грустно.
- Неужели мы доплыли? - подпрыгивала на койке Антошка.
- Дошли, - предупреждающе погрозила пальцем мама.
Поднялись на верхнюю палубу. Там готовились к какой-то церемонии.
Матросы и офицеры выстроились вдоль борта.
- Наверно, ожидают начальство из английской миссии, - решила
Елизавета Карповна, - иди быстрее.
- Смирно! - скомандовал капитан.
Матросы замерли. Елизавета Карповна не знала, как поступить -
идти ли вперед или повернуть назад.
Мистер Макдоннел подошел к ним и взял под козырек.
- Уважаемые миссис Элизабет и мисс Анточка! Поздравляем вас с
прибытием на вашу родину. От всей команды выражаем вам глубокую
благодарность. Вы обе - отличные парни и стали нашими добрыми
друзьями. Сегодня мы изменили своей традиции и должны сказать, что
женщины на борту корабля приносят счастье.
Антошка пробежалась глазами по рядам. Мистер Паррот тоже был
здесь в полной форме капитана третьего ранга военно-морского флота.
Мистер Макдоннел сделал знак рукой. Матрос подал ему капитанскую
фуражку.
- Мисс Анточка, мы посвящаем сегодня вас в моряки. Примите на
память о нашем путешествии эту фуражку. - И мистер Эндрю торжественно
под веселый гул матросов водрузил, как корону, капитанскую фуражку на
голову девочки.
Антошка поблагодарила и на виду у всей команды развернула
маленький, ослепительно красный треугольник и не спеша повязала его
себе на шею.
Елизавета Карповна с Джонни на руках пошла вперед. Антошка за
ней.
Мистер Мэтью, смахнув слезы с лица, нажал кнопку на своей
музыкальной шкатулке. В свист ветра ворвались звуки торжественного
марша.
Антошка шла и махала рукой.
- Привет вашему бэби! - крикнула она мистеру Роджеру. - Желаю
счастья вашим близнецам! - мистеру Джофри.
- Привет вашим милым женам, - говорила Елизавета Карповна. - Ждем
вашей книжки с интересными историями, доктор Чарльз!
У трапа стоял Улаф.
Елизавета Карповна обняла юношу и поцеловала его в лоб.
- Желаю счастья, дорогой Улаф!
- До встречи в Москве в музее войны, - шепнула ему Антошка.
Гудело море, белым дымком курились заснеженные сопки.
1965-1969 гг.
Воскресенская Зоя Ивановна
ДЕВОЧКА В БУРНОМ МОРЕ
Для младшего и среднего возраста
БИБЛИОТЕКА ПИОНЕРА
том 3
Ответственные редакторы
Л.Р. Баруздина и И.А. Григорьева
Художественный редактор М.Д. Суховцева
Технический редактор Л.Б. Гришина
Корректоры В.Е. Калинина и З.С. Ульянова
OCR - Андрей из Архангельска
Ордена Трудового Красного Знамени издательство "Детская литература"
Комитет по печати при Совете Министров РСФСР.
Москва, Центр, М. Черкасский пер. 1
Ордена Трудового Красного Знамени фабрика "Детская книга" Э 1
Росглавполиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров РСФСР.
Москва, Сущевский вал, 49.