Страница:
– Карту найдем, - пообещал он, - по школам брошенным поищем, не может быть, чтобы хоть завалящий атлас не сохранился.
Свою прежнюю он так и добыл, обшаривая какую-то полуразвалившуюся сельскую гимназию.
– Допустим, - согласился Брат, - Меня все же больше всего подъем волнует.
– Дойдем - разберемся, - заявил Рус.
– Не разберемся, - Большой Брат протянул ему рукоятью вперед свое оружие, - видишь?
– Ну, ледоруб.
– Сюда смотри.
На пятке инструмента было выгравировано заморскими рунами "Grivel".
– И что?
– Собственно, это и значит - Гривель, профессиональное снаряжение скалолаза. А еще кошки, крючья, карабины, канаты. Без этого на Белую даже соваться не стоит.
– Да, по школам мы этого точно не найдем, - согласился Рахан.
– Есть мысль, - задумчиво протянул Брат, - помню, был здесь один магазин. Как раз такой утварью торговали. Находился на том берегу, рядом с городским театром. Если там что-нибудь отыщется…
– Завтра пойдем, - быстро уловил Ключник.
– Там же уродов тьма! - напомнила Стерва.
– Завтра, - повторил Рахан.
– Кто пойдет? - оживился Рус.
Он прав - мероприятие опасное, но Ключник недоуменно посмотрел ему в глаза.
– Все.
Нет желания разъяснять, что если они отряд, то учиться действовать совместно необходимо с первых шагов, и вообще, при проведении любых операций, он всегда был противником идеи разделения сил. Как был сторонником принципов отсева и естественного отбора.
– И откуда ты все знаешь? - косо посмотрела на Брата Стерва, которой сразу не пришлась по душе эта затея.
– Я ЖИЛ, в отличие от вас. А еще это мой родной Город…
Поэтому сейчас они бредут не спеша, экономя силы по пыльной набережной и каждый воспринимает окружающее по-своему. Рус, расслабленно положив Глевию на плечо, идет и посвистывает, наслаждаясь сухой и относительно теплой погодой. Ключник, сжатая пружина, он, наверное, даже будь Город живым и изобилуй его улицы мирным населением, все равно настороженно зыркал бы по сторонам, предполагая неприятеля в каждом встречном. Стерва сегодня оправдывала свое прозвище, находясь в самом что ни на есть стервозном настроении. Ванко вообще её такой видел впервые. Он, кстати, с мальчишечьей непосредственностью только и вертит головой, удивленно рассматривая окрестности. И Кэт, определенно изменившаяся после встречи с Раханом, уже не плетется отстраненно, как сомнамбула, а с почти детским любопытством присматривается, выискивает лишь ей понятные приметы. То возле пробившегося сквозь растрескавшийся камень синего цветочка присядет, то ржавую железку из обломков вытащит. Нет, она как была блаженной, так и осталась, но вкус к жизни у девушки проснулся, это все заметили. Большой Брат видит родной город, угадывает знакомые улицы, памятные места, угадывает, но не узнает. Это как картина, что была написана яркими мазками, насыщенная, радостная и такой оставалась потом в памяти долгое время. Но прошли годы и вот она лежит в пыли среди кучи мусора. Сломана, облезла позолоченная некогда рама, часть полотна промокла слезливыми подтеками и обросла едкой плесенью, другая потрескалась на солнце, покрылась сетью морщин. Краски расплылись и потускнели, местами вовсе осыпались, обнажив гнилой холст. Очертания изображенного размыты, детали вовсе отсутствуют. Так и Город. Восемнадцать лет - не большой срок для домов и проспектов, когда они полны Жизни, и разрушительный возраст, когда на них властвует Смерть. Брат бормочет еле слышно, но не спутникам, скорее сам для себя: "а здесь раньше…", "вот тут я впервые…", "там когда-то…".
Слева грязные воды глодают обветренные, выщербленные камни набережной, скребя о скользкие плиты полузатопленным хламом, распространяя затхлое зловоние и оставляя после себя гнойные желтые разводы.
Справа берег штурмуют руины, нестройными обвалами сползая с холмов, неся с собой прелый аромат разложения. Истлевшие остовы, некогда бывшие блестящими стальными повозками, перегораживают дорогу, выжженные, оплавленные, страшные, словно скелеты выбросившихся на сушу чудовищ.
– Говенный город, - ругается Стерва, путаясь в какой-то рухляди.
Наемница извергает длинную витиеватую фразу, никак не вяжущуюся с её интеллектуальным видом, о чем не упускает заметить бард. Пока девушка размышляет, стоит ли обижаться на бойкого языком Руса, беседу прерывает Брат:
– Станция.
Станция представляла собой несколько крытых ржавыми листами сооружений, окружающих небольшую заводь, и врезающиеся в реку покосившиеся мостки. Среди пары десятков разбросанных вытащенных на берег или затопленных на мелкой части посудин легко удалось найти одну достаточно сносную. Тяжелее, как ни странно, пришлось с веслами. Поиски ничего не давали, пока Рус не предложил порыться в постройках. Обитая рыжей жестью дверь оказалась запертой на тяжелый навесной замок.
– Подцепить бы чем, - Брат начал оглядываться в поисках инструмента.
– Гривелем своим ковырни, - посоветовала Стерва.
– Да неохота заточку портить.
Ключник подошел поближе.
– Заколку дать? - наемница, похоже, старалась не оставить ни одного из своих спутников без шпильки.
Рахан как-то озорно, что вовсе не вязалось с его зловещим видом, глянул на девушку. В нем, так же как и в Кэт, все чаще угадывались нормальные человеческие черты.
– Этот запор легко открыть голыми руками.
– Да ну!?
– Пари?
– На что?
– Если я сделаю это, ты на сегодня станешь паинькой.
– Голыми руками?
Ключник протянул вперед безоружные руки. Брат в очередной раз отметил, как неестественно выглядят истертые кожаные перчатки, свободно болтающиеся на тонких ладонях.
– Не напрягаясь, двумя пальцами.
– Ну-ка! - Стерва дотянулась до замка и изо всех сил подергала дужку, - Не откроешь - меня до театра на руках понесешь.
– Угу, - быстро согласился Рахан и без труда, как обещал, вытащил пробой из трухлявого косяка.
Завеса вместе с замком под хохот Руса со скрипом повисла на крепко вбитой в дверь петле.
– Кто бы подумал, что ты у нас такой артист… - язвительно отреагировала Стерва.
– Договор, - напомнил Рус.
– Проехали, - неожиданно расслабилась, даже попыталась натянуто улыбнуться наемница, - не мой день сегодня, мальчики.
– Нормально, - Брат тепло посмотрел ей в глаза, - все нормально.
На самом деле это прекрасно, что еще остались женщины, которые могут в вымирающем мире испытывать недомогание несколько дней в месяц. Те неприятные ощущения, что регулярно напоминают о способности женщины стать матерью.
Кэт молча подошла к Стерве и взяла за руку, позволив девушке окунуться в синюю безмятежность своего взгляда. Что там на этот раз - умиротворенность бескрайнего океана, колыбели жизни. Наемница почувствовала, как отпускает тянущая боль в основании живота и мягкая успокоенность рябью волн растекается по телу.
– Ох, - облегченно вздохнула она, - где ж ты, подруга, раньше была…
В помещении действительно оказались весла из легкого металла, не тронутого коррозией, лишь зеленоватым налетом. Лодку споро столкнули в воду и меньше, чем через полчаса, она уже скребла дном желтоватый песок узкой полоски пляжа на противоположной стороне реки.
– Вперед, - поторопил Брат, - до полдня к театру выйти надо.
На вылазку сочли разумным отправиться утром, с таким расчетом, чтобы действительно к полудню добраться до магазина и вернуться обратно до начала сумерек. Ключник, всю предыдущую ночь наблюдавший в подобранное на месте смерти Краба приспособление за перемигиванием огней на противоположном берегу, пришел к выводу, что наибольший период активности метаморфов приходится на темное время суток.
– Не спешим, - осадил Рахан спутников, чуть было не бегом устремившихся с открытого пляжа под защиту деревьев, - аккуратно идем.
Члены маленького отряда, обнажив оружие, двинулись в таком же порядке, как шли раньше. Кэт и Ванко в центре, авангард Ключник с Братом и в тылу Рус со Стервой. По совету Рахана все держали в руках дальнобойные арбалеты: Рус свой изящный и смертоносный, солдат с наемницей - неуклюжие, но надежные самоделки и только Большой Брат извлек наружу тупоносый обрез.
– Не жалко? - вполголоса спросил его Рахан.
– Припасов пока хватает.
– Спрячь, шуметь будем только в крайнем случае.
Брат философски пожал плечами и заученным движением сунул оружие за спину в узкий карман рюкзака. Возникнет необходимость - он также молниеносно выхватит его.
– Расскажи про маршрут, знаешь?
Ещё бы Брату не знать - чуть севернее парка, на одной из улочек старого города, в старинном трехэтажном доме с изящными шпилями и куполами-башенками, в уютной квартире с высокими потолками когда-то давно, в другой реальности обитал двадцатипятилетний перспективный адвокат. Высокий, худощавый, открытый миру и жадно старающийся жить насыщенно, словно чувствовавший, как скоро все изменится. Невидимым магнитом сейчас притягивает к тому месту. Но нельзя - Брат был в курсе, какие жуткие шутки творит с сознанием человека вернувшееся прошлое.
– Все просто - по этой аллее выходим через полверсты к рукотворной дамбе, там на набережную и, никуда не сворачивая, углубляемся в город. По прямой еще полверсты - мы в парке.
– Застройка какая?
– Должно нормально просматриваться. По левую руку несколько двухэтажек кирпичных, а справа - частные дома с участками.
– Хорошо.
– Еще… Ключник, я там жил недалеко, ты это… если я вдруг…
– Понял. Не пущу.
Аллея раньше представляла достаточно широкую дорогу среди рощи стройных высоких берез. Возможно, когда за парком тщательно ухаживали заботливые садовники, стригли газоны, уничтожали сорняки, это было излюбленное место отдыха горожан. Теперь дорожки заросли, покрытие растрескалось, выдавливая из-под себя мохнатые клочья острой травы, а по сторонам, среди покрытых бурым лишайником и пластинами безобразных наростов стволов главенствующим видом растительности стали высоченные неопрятные заросли бурьяна. Несмотря на напряженность, маршрут через парк прошел без осложнений, узкую стометровку дамбы тоже преодолели легко, в два этапа, но лишь отряд оказался на городской улице, Ключник шепнул что-то Брату и растворился в мертвых развалинах.
– А где Рахан? - через секунду опомнился Ванко.
– Везде, - емко ответила Кэт.
Брат подозвал к себе Стерву и спутники продолжили путь впятером, имея замыкающим лишь Руса.
А где-то рядом посланник смерти Рахан резал глотки паре наблюдателей, после чего, на ходу отирая лезвие, бесшумной тенью бросился вслед гонцу, несущему информацию о визитерах.
Благодаря невидимым действиям Ключника, дорога остальных протекала во внимательном ожидании, но не сложнее, чем через остров. Присутствия мутантов, да и вообще каких либо признаков жизни обнаружить не удавалось. Но если на тенистых запущенных аллеях безмолвие воспринималось настороженно, то безжизненные молчаливые постройки по обе стороны улицы внушали тревогу и чуть не паническое беспокойство. Поэтому вынырнувший вдали из подворотни серый мохнатый силуэт вызвал сначала общий выброс адреналина, а затем синхронный вздох облегчения.
– Собачка! - тонко позвал Ванко.
– Надо же, еще не всех пожрали, - заметила Стерва.
А пес приближался. И чем ближе он оказывался, тем страшнее, уродливее становился. Достаточно крупный, рожденный с длинной шерстью, теперь свалявшимися клочьями свисающей на боках, гноящимися пятнами язв и мертвенно болтающимся грязным слипшимся хвостом. Пес передвигался, будто подпрыгивая, покачиваясь на невидимых пружинах - тело то выгибалось, как в приступах рвоты, то задняя часть, шатаясь и заваливаясь, пыталась обогнать переднюю. Облезшие тощие бока ходили ходуном, судорожно наполняя воздухом хрипящие легкие. Пасть, оскаленная в некоей сардонической усмешке, искрошившимися черными клыками, вывалившимся распухшим языком и срывающимися длинными тягучими каплями желтой слюны. И глаза, отчаявшиеся, полные боли и опасного безумия. Пес - как сам город, с высоты удаленных сопок лишь сначала показавшийся нормальным. И он приближался, распространяя устойчивую вонь и осязаемую агрессивность.
– Бешеный, - Стерва подняла самострел.
– Не надо! - Кэт не приказала, нет она попросила, но только ли Брату показалось, что она обращается вовсе не к людям - к собаке.
Девушка оттеснила плечом наемницу и вышла вперед, присела на корточки. Пес все той же неровной походкой подошел вплотную, только выражение глаз несчастной твари неузнаваемо поменялось. Теперь они излучали щенячью преданность, извиняющуюся неловкость и немую мольбу о прощении. Даже хвост нелепо дернулся в тщетной попытке вильнуть. А Кэт, не гнушаясь, положила ладонь на изъеденную лишаем голову собаки, другой рукой почесала за рваным ухом, не отводя взгляда от гноящихся глаз. Несколько мгновений продолжался словно безмолвный диалог человека с псом, в течение которого девушка ласково поглаживала изуродованное существо, после чего милосердно, понимающе кивнула. Пес, невероятно, почти по-человечески облегченно вздохнул, обошел Кэт, миновал стороной весь отряд и, покачиваясь, направился к небольшой каменной площадке.
На полпути бедняга обернулся и встретил мягкую, одобряющую улыбку, еще раз дернул хвостом, доковылял до площадки и улегся, положив голову на вытянутые лапы, наблюдая за удаляющимися людьми. Только отряд скрылся за очередным изгибом улицы, глаза подернулись мутной поволокой - легко, непринужденно и радостно душа пса унеслась в его щенячий рай. Чудеса.
По мере приближения к парку, Стерва, обладающая в связи со своим теперешним состоянием повышенной восприимчивостью, первой заявила, что здесь что-то не то. Постепенно все начали ощущать некоторое неудобство. У Брата слезились глаза, Рус принялся нервно почесываться, Ванко недоуменно тер словно заложенные ватой уши и буквально все испытывали колющие толчки боли в висках, усилившееся давление на плечи.
– Противное место, - заявила наемница, лишь оказалась на территории парка, - тишина гробовая, как на погосте.
– Нехорошее, - согласился Большой Брат, помолчал и добавил: - Всегда таким было.
И, в без того напряженном пути сквозь заросший гигантским чертополохом парк, бывший горожанин вполголоса поведал мрачную историю этого района.
Более полутора веков большой участок в границах города использовался местными в качестве кладбища. Несколько поколений горожан нашли здесь свое упокоение. Тут хоронили знатных и безродных, величественные мавзолеи чередовались со скромными надгробиями, хоть и говорят, что двухметровый слой земли уравнивает и богатых и бедных. Но, чуть больше сотни лет назад, новые правители решили, что умиротворяющей тишине и немому напоминанию о вечном не место в центре города. И кладбище уничтожили. Гранитные плиты вырвали из почвы и использовали для облицовки зданий. Страшно? Страшно жить в доме, на стенах которого еще можно распознать остатки надгробных надписей. Памятники попроще, из песчаника - не мудрствуя завалили землей и засадили черемухой. А останки - останки никто не перезахоранивал, так и остались лежать гробы под разбитыми дорожками, напоминая о себе глубокими промоинами после сильных дождей. На бывшем кладбище организовали парк для отдыха и развлечений. Днем дети с радостными криками носились в каруселях над землей, в которой покоились их деды. Вот только матери, наблюдающие играющих чад, порой отгоняли наваждение - окружающее замирало, смех становился далеким, улыбки вымученно нарисованными, а движения, в нарушение законов мироздания, прерывистыми и замедленными. Матери отгоняли морок, украдкой осеняя себя знамениями, а после недоумевали - отчего дети так надрывно плачут по ночам и боятся сомкнуть глаза? Вечером в парке отдыхали взрослые. Но странное дело - мирные, дружелюбные люди при малейшем поводе выходили из себя, неконтролируемо верша ужасные поступки, а потом отчаянно рвали волосы в раскаянии, тщетно силясь понять, как такое могло произойти. Черные аллеи были полны насилия и трупов, став самым криминальным местом в городе. Нельзя беспокоить мертвых, пусть они в прошлом и добропорядочные граждане.
– Брр, - поежилась Стерва, - так что, мы сейчас по могилам топчемся?
– Да. Старики вспоминали, что первое время собаки кости по всему городу растаскивали.
Наверное, долгие годы аккумулируемая бывшим погостом негативная энергия выплеснулась, превысила допустимый предел, переродилась в новую, осязаемую форму. То, что раньше казалось поверьем, обретая власть только в периоды эмоциональной уязвимости - дети и пьяные, кто может быть непосредственнее, теперь получило силу, способную материально влиять на окружающее. Ближе к середине парка странное воздействие начало проявляться уже визуально. Природа подстроилась к изменившимся условиям и научилась довольствоваться коротким летом и мимолетной весной, многие растения успевали украсить себя зеленью листвы, а некоторые - худо-бедно плодоносить. Но здесь весны не было. Корявые сучья голых деревьев царапали небо, а лишенные кожи-коры стволы походили на уродливые человеческие фигуры, застывшие в мучительных позах.
Чуть дальше, в глубине просматривалось нелепое сооружение - на небольшом пригорке циклопическим нагромождением прямоугольных блоков высилась серая громада театра. Неизвестно, чего добивались забытые теперь зодчие, но храм искусств, многогранно угловатый и практически лишенный окон, больше походил на мрачную цитадель, вырубленную в скальной породе темницу.
– А где там могут быть магазины? - вполголоса, почему-то не хотелось нарушать гнетущее безмолвие, спросил Рус.
– Внизу, где цокольная часть выходит наружу - ряд павильонов.
– Торговцы в театре?
– Ну, бывали времена, когда купцы не гнушались предлагать свои товары и в церквях.
– Такое было?
– Это из старинной притчи.
Впрочем, Брат слукавил, он знал, что совсем немного не застал времена, когда старые монастыри использовали под амбары или казематы для душевнобольных, а на фундаментах великих храмов строили стадионы. Торговые ряды рядом со сценой - ничто, по сравнению с аттракционами на могилах. Иногда Брат мучился вопросом - а может мир заслужил такой конец? Нет, не заслужил - в его годы, добрые два десятка лет накануне войны люди медленно учились смотреть вокруг другими глазами. Не успели.
Театр приближался и в пасмурном небе его ровные грани казались творением чуждого разума, заброшенным в этот трещащий по швам мир из иной реальности. По пути через парк путники проходили мимо старой церкви, Крестовоздвиженская, вспомнил её название Брат. Увы, вблизи она оказалась под стать окружающим руинам - осыпавшаяся штукатурка, зияющие прорехами, как лохмотья нищего, купола, слепые проемы окон с остатками пыльных бесцветных витражей и черный зев входа, немо шамкающий сорванными с петель кованными воротами. А театр разруха не коснулась, как будто не было для него Войны и хаоса. Словно появился он здесь уже после.
К театру, находящемуся чуть на возвышенности, мрачным приглашением вела широченная каменная лестница. Гигантская печь, подумал Брат, вот что напоминает сейчас серое здание. Адский крематорий и крошечные фигурки людей у его входа, нависающего идеально прямыми углами. "Оставь надежду всяк…"
– Я туда не пойду, - Стерва кивнула в сторону лестницы.
– И не понадобится, - успокоил бывший горожанин, - лавки там, правее, внизу, подниматься не надо.
Все чаще стали попадаться стаи собак, мало чем отличные по внешнему виду от встреченного раньше пса. Разномастные, одни большие, другие совсем шавки, объединенные лишь одинаково бешеным блеском слезящихся глаз и безумным оскалом, они, тем не менее, вежливо уступали дорогу, убирались подальше. А потом, издалека, невидимые, затягивали унылую, печальную, многоголосую песнь. Путники не знали, что свора - храмовые псы, нежно пестуемые метаморфами. Жалкое подобие тварей, очищающих землю в угоду драконам - Стае. Храмовые псы, должные, и до этого справляющиеся с обязанностью в клочья рвать чужаков, посягнувших на святыню. Святыню? Храм?
Маленькая группа отчаянных, бредущая навстречу Судьбе под звуки собачьего воя.
Не доходя до подножия, отряд начал забирать вправо, к магазинам и только недавняя рабыня, шедшая чуть в стороне, продолжала двигаться по прямой.
– Кэт! - окликнул её Рус.
Девушка перемещалась как заведенная кукла, словно зачарованная мрачным великолепием, Злом и Тьмой, исходящими от серых стен. Она обернулась. Взгляд осознанный, не затуманенный чужой волей. Понимающий и обнадеживающий. Улыбнулась.
– Похоже она знает, что творит, - пробормотал Брат, - идем побыстрее закончим с делами.
Чуть позже он оглянулся и поразился представившемуся образу. Тонкая, гибкая фигурка медленно плывет вверх по нескончаемой лестнице. Девственница, поднимающаяся на кровавый жертвенник Дракона. Вот только знал Брат, бывший когда-то адвокатом, а ставший странствующим проповедником, что вовсе не непорочна, по крайней мере телесно, изящная темноволосая девушка. Да и лестница, этот чертов театр, или храм, как подсказывало что-то в глубине души, появились здесь задолго до представляющихся крылатыми ящерами загадочных механизмов…
– Вот, - сказал Брат остановившись, - это тут.
Искомый магазин являл собой плачевное зрелище. Весь фасад раньше занимала огромная стеклянная витрина, служившая для выставки товаров. Сейчас стекол не было, а усыпанное бриллиантами мелких осколков внутреннее пространство было искорежено, завалено перевернутой утварью, истлевшей и разграбленной. Покосившаяся вывеска сообщала о названии лавки - "Вертикаль".
– Для нас здесь что-нибудь оставили? - поинтересовалась Стерва.
– Надо внутрь идти, в склады, - ответил проповедник, - погром, ничего удивительного, но товары здесь, не думаю, что интерес для толпы представляли - поищем, может, чего и сохранилось.
Оставив снаружи Стерву с Ванко, Брат и Рус, вооружившись заготовленными факелами, углубились в темноту подсобных помещений.
– Ключник шатается где-то, Кэт тоже достопримечательности осматривает, - наемница обратилась к мальчику, - А мы-то что здесь забыли?
Ванко пожал плечами.
Вблизи театр оказался не столь грандиозным, но все равно достаточно внушающим. Цокольное основание значительно превышало по размерам само здание и окруженная балюстрадой площадь напротив главного входа представляла, по сути, крышу нижнего этажа. Кэт поднялась наверх и прошла вдоль каменного ограждения и замерла в дальнем углу, облокотившись о перила. Девушка подставила лицо набрасывающимся порывам ветра, встряхнула головой, отдавая непослушные локоны во власть воздушным потокам, как будто находилась на палубе огромного корабля с гигантской надстройкой-театром в кормовой части. Лестница, ведущая вниз к магазину оказалась скрытой углом здания. Неслышно из ниоткуда рядом с Кэт материализовался Ключник. Солдат оперся ладонью в камень ограды и попытался проследить направление взгляда девушки. Бесполезно - Кэт смотрела сквозь пространство.
– Плохо, - сказал Ключник ветру.
– Да.
– Ты чувствуешь это место?
– Да.
– Знаешь в чем дело?
Кэт покачала головой:
– Тут всего намешано…
– Излучение. Жесткое, только почему здесь - ума не приложу.
– Алтарь. Отсюда возносят молитвы.
Ключник помолчал.
– Я упустил гонца. Нам не дадут уйти.
Девушка поежилась и вздохнула, а Рахан начал рассматривать носки своих ботинок.
– Кэт… Группа на крючке. Сейчас у нас двоих ещё есть шанс.
Собеседница никак не отреагировала.
– Девочка, мне дорог мальчишка, я хорошо отношусь к парням и к Стерве тоже, но мы вляпались. Когда я заметил - было уже поздно. Вдвоем мы можем прорваться.
– Тебе решать…
– Ясно… - Ключник с силой опустил ладонь на шершавый камень, - оставайся тут.
Рахан бросил к ногам Кэт свой рюкзак, покопался в его внутренностях и рассовал извлеченные предметы по карманам.
– Если что… - девушка не дала договорить, молча приложив тонкий палец к искривленному рту калеки.
– Молчи.
Солдат недобро ухмыльнулся и так же беззвучно, как появился, исчез за углом здания. А на губах Кэт, уже невидимая Ключнику, блуждала загадочная улыбка. Удовлетворенная.
Из черного нутра лавки то и дело доносились радостные возгласы - видно Брату с Русом посчастливилось. Стерва напряженно всматривалась сквозь остатки витрин наружу - совсем не нравилась ей эта тишина. И только в зале показались весело переговаривающиеся, груженые всякой всячиной напарники, девушка наконец рассмотрела копошащееся мельтешение среди темных стволов напротив. И со всех сторон.
– Вот черт!
Ловушка захлопнулась.
Метаморфов было много, действительно много, не десять, даже не сто - около тысячи. Разные. Изъязвленные, распухшие, кривые, сгорбленные, передвигающиеся на четвереньках, ползающие, еле переставляющие ноги, прыгающие, с лишними конечностями и с отсутствующими, разумные и явные идиоты, а многие - даже выглядящие почти нормально. Разные. И все они плотным строем, не скрываясь, окружили единственный выход.
– Твою! - зашипел Брат, выдергивая из-за спины свое оружие, - Кунсткамера.
– Влипли, - констатировал Рус.
– Где этот сраный Ключник?! - закричала Стерва.
Свою прежнюю он так и добыл, обшаривая какую-то полуразвалившуюся сельскую гимназию.
– Допустим, - согласился Брат, - Меня все же больше всего подъем волнует.
– Дойдем - разберемся, - заявил Рус.
– Не разберемся, - Большой Брат протянул ему рукоятью вперед свое оружие, - видишь?
– Ну, ледоруб.
– Сюда смотри.
На пятке инструмента было выгравировано заморскими рунами "Grivel".
– И что?
– Собственно, это и значит - Гривель, профессиональное снаряжение скалолаза. А еще кошки, крючья, карабины, канаты. Без этого на Белую даже соваться не стоит.
– Да, по школам мы этого точно не найдем, - согласился Рахан.
– Есть мысль, - задумчиво протянул Брат, - помню, был здесь один магазин. Как раз такой утварью торговали. Находился на том берегу, рядом с городским театром. Если там что-нибудь отыщется…
– Завтра пойдем, - быстро уловил Ключник.
– Там же уродов тьма! - напомнила Стерва.
– Завтра, - повторил Рахан.
– Кто пойдет? - оживился Рус.
Он прав - мероприятие опасное, но Ключник недоуменно посмотрел ему в глаза.
– Все.
Нет желания разъяснять, что если они отряд, то учиться действовать совместно необходимо с первых шагов, и вообще, при проведении любых операций, он всегда был противником идеи разделения сил. Как был сторонником принципов отсева и естественного отбора.
– И откуда ты все знаешь? - косо посмотрела на Брата Стерва, которой сразу не пришлась по душе эта затея.
– Я ЖИЛ, в отличие от вас. А еще это мой родной Город…
Поэтому сейчас они бредут не спеша, экономя силы по пыльной набережной и каждый воспринимает окружающее по-своему. Рус, расслабленно положив Глевию на плечо, идет и посвистывает, наслаждаясь сухой и относительно теплой погодой. Ключник, сжатая пружина, он, наверное, даже будь Город живым и изобилуй его улицы мирным населением, все равно настороженно зыркал бы по сторонам, предполагая неприятеля в каждом встречном. Стерва сегодня оправдывала свое прозвище, находясь в самом что ни на есть стервозном настроении. Ванко вообще её такой видел впервые. Он, кстати, с мальчишечьей непосредственностью только и вертит головой, удивленно рассматривая окрестности. И Кэт, определенно изменившаяся после встречи с Раханом, уже не плетется отстраненно, как сомнамбула, а с почти детским любопытством присматривается, выискивает лишь ей понятные приметы. То возле пробившегося сквозь растрескавшийся камень синего цветочка присядет, то ржавую железку из обломков вытащит. Нет, она как была блаженной, так и осталась, но вкус к жизни у девушки проснулся, это все заметили. Большой Брат видит родной город, угадывает знакомые улицы, памятные места, угадывает, но не узнает. Это как картина, что была написана яркими мазками, насыщенная, радостная и такой оставалась потом в памяти долгое время. Но прошли годы и вот она лежит в пыли среди кучи мусора. Сломана, облезла позолоченная некогда рама, часть полотна промокла слезливыми подтеками и обросла едкой плесенью, другая потрескалась на солнце, покрылась сетью морщин. Краски расплылись и потускнели, местами вовсе осыпались, обнажив гнилой холст. Очертания изображенного размыты, детали вовсе отсутствуют. Так и Город. Восемнадцать лет - не большой срок для домов и проспектов, когда они полны Жизни, и разрушительный возраст, когда на них властвует Смерть. Брат бормочет еле слышно, но не спутникам, скорее сам для себя: "а здесь раньше…", "вот тут я впервые…", "там когда-то…".
Слева грязные воды глодают обветренные, выщербленные камни набережной, скребя о скользкие плиты полузатопленным хламом, распространяя затхлое зловоние и оставляя после себя гнойные желтые разводы.
Справа берег штурмуют руины, нестройными обвалами сползая с холмов, неся с собой прелый аромат разложения. Истлевшие остовы, некогда бывшие блестящими стальными повозками, перегораживают дорогу, выжженные, оплавленные, страшные, словно скелеты выбросившихся на сушу чудовищ.
– Говенный город, - ругается Стерва, путаясь в какой-то рухляди.
Наемница извергает длинную витиеватую фразу, никак не вяжущуюся с её интеллектуальным видом, о чем не упускает заметить бард. Пока девушка размышляет, стоит ли обижаться на бойкого языком Руса, беседу прерывает Брат:
– Станция.
Станция представляла собой несколько крытых ржавыми листами сооружений, окружающих небольшую заводь, и врезающиеся в реку покосившиеся мостки. Среди пары десятков разбросанных вытащенных на берег или затопленных на мелкой части посудин легко удалось найти одну достаточно сносную. Тяжелее, как ни странно, пришлось с веслами. Поиски ничего не давали, пока Рус не предложил порыться в постройках. Обитая рыжей жестью дверь оказалась запертой на тяжелый навесной замок.
– Подцепить бы чем, - Брат начал оглядываться в поисках инструмента.
– Гривелем своим ковырни, - посоветовала Стерва.
– Да неохота заточку портить.
Ключник подошел поближе.
– Заколку дать? - наемница, похоже, старалась не оставить ни одного из своих спутников без шпильки.
Рахан как-то озорно, что вовсе не вязалось с его зловещим видом, глянул на девушку. В нем, так же как и в Кэт, все чаще угадывались нормальные человеческие черты.
– Этот запор легко открыть голыми руками.
– Да ну!?
– Пари?
– На что?
– Если я сделаю это, ты на сегодня станешь паинькой.
– Голыми руками?
Ключник протянул вперед безоружные руки. Брат в очередной раз отметил, как неестественно выглядят истертые кожаные перчатки, свободно болтающиеся на тонких ладонях.
– Не напрягаясь, двумя пальцами.
– Ну-ка! - Стерва дотянулась до замка и изо всех сил подергала дужку, - Не откроешь - меня до театра на руках понесешь.
– Угу, - быстро согласился Рахан и без труда, как обещал, вытащил пробой из трухлявого косяка.
Завеса вместе с замком под хохот Руса со скрипом повисла на крепко вбитой в дверь петле.
– Кто бы подумал, что ты у нас такой артист… - язвительно отреагировала Стерва.
– Договор, - напомнил Рус.
– Проехали, - неожиданно расслабилась, даже попыталась натянуто улыбнуться наемница, - не мой день сегодня, мальчики.
– Нормально, - Брат тепло посмотрел ей в глаза, - все нормально.
На самом деле это прекрасно, что еще остались женщины, которые могут в вымирающем мире испытывать недомогание несколько дней в месяц. Те неприятные ощущения, что регулярно напоминают о способности женщины стать матерью.
Кэт молча подошла к Стерве и взяла за руку, позволив девушке окунуться в синюю безмятежность своего взгляда. Что там на этот раз - умиротворенность бескрайнего океана, колыбели жизни. Наемница почувствовала, как отпускает тянущая боль в основании живота и мягкая успокоенность рябью волн растекается по телу.
– Ох, - облегченно вздохнула она, - где ж ты, подруга, раньше была…
В помещении действительно оказались весла из легкого металла, не тронутого коррозией, лишь зеленоватым налетом. Лодку споро столкнули в воду и меньше, чем через полчаса, она уже скребла дном желтоватый песок узкой полоски пляжа на противоположной стороне реки.
– Вперед, - поторопил Брат, - до полдня к театру выйти надо.
На вылазку сочли разумным отправиться утром, с таким расчетом, чтобы действительно к полудню добраться до магазина и вернуться обратно до начала сумерек. Ключник, всю предыдущую ночь наблюдавший в подобранное на месте смерти Краба приспособление за перемигиванием огней на противоположном берегу, пришел к выводу, что наибольший период активности метаморфов приходится на темное время суток.
– Не спешим, - осадил Рахан спутников, чуть было не бегом устремившихся с открытого пляжа под защиту деревьев, - аккуратно идем.
Члены маленького отряда, обнажив оружие, двинулись в таком же порядке, как шли раньше. Кэт и Ванко в центре, авангард Ключник с Братом и в тылу Рус со Стервой. По совету Рахана все держали в руках дальнобойные арбалеты: Рус свой изящный и смертоносный, солдат с наемницей - неуклюжие, но надежные самоделки и только Большой Брат извлек наружу тупоносый обрез.
– Не жалко? - вполголоса спросил его Рахан.
– Припасов пока хватает.
– Спрячь, шуметь будем только в крайнем случае.
Брат философски пожал плечами и заученным движением сунул оружие за спину в узкий карман рюкзака. Возникнет необходимость - он также молниеносно выхватит его.
– Расскажи про маршрут, знаешь?
Ещё бы Брату не знать - чуть севернее парка, на одной из улочек старого города, в старинном трехэтажном доме с изящными шпилями и куполами-башенками, в уютной квартире с высокими потолками когда-то давно, в другой реальности обитал двадцатипятилетний перспективный адвокат. Высокий, худощавый, открытый миру и жадно старающийся жить насыщенно, словно чувствовавший, как скоро все изменится. Невидимым магнитом сейчас притягивает к тому месту. Но нельзя - Брат был в курсе, какие жуткие шутки творит с сознанием человека вернувшееся прошлое.
– Все просто - по этой аллее выходим через полверсты к рукотворной дамбе, там на набережную и, никуда не сворачивая, углубляемся в город. По прямой еще полверсты - мы в парке.
– Застройка какая?
– Должно нормально просматриваться. По левую руку несколько двухэтажек кирпичных, а справа - частные дома с участками.
– Хорошо.
– Еще… Ключник, я там жил недалеко, ты это… если я вдруг…
– Понял. Не пущу.
Аллея раньше представляла достаточно широкую дорогу среди рощи стройных высоких берез. Возможно, когда за парком тщательно ухаживали заботливые садовники, стригли газоны, уничтожали сорняки, это было излюбленное место отдыха горожан. Теперь дорожки заросли, покрытие растрескалось, выдавливая из-под себя мохнатые клочья острой травы, а по сторонам, среди покрытых бурым лишайником и пластинами безобразных наростов стволов главенствующим видом растительности стали высоченные неопрятные заросли бурьяна. Несмотря на напряженность, маршрут через парк прошел без осложнений, узкую стометровку дамбы тоже преодолели легко, в два этапа, но лишь отряд оказался на городской улице, Ключник шепнул что-то Брату и растворился в мертвых развалинах.
– А где Рахан? - через секунду опомнился Ванко.
– Везде, - емко ответила Кэт.
Брат подозвал к себе Стерву и спутники продолжили путь впятером, имея замыкающим лишь Руса.
А где-то рядом посланник смерти Рахан резал глотки паре наблюдателей, после чего, на ходу отирая лезвие, бесшумной тенью бросился вслед гонцу, несущему информацию о визитерах.
Благодаря невидимым действиям Ключника, дорога остальных протекала во внимательном ожидании, но не сложнее, чем через остров. Присутствия мутантов, да и вообще каких либо признаков жизни обнаружить не удавалось. Но если на тенистых запущенных аллеях безмолвие воспринималось настороженно, то безжизненные молчаливые постройки по обе стороны улицы внушали тревогу и чуть не паническое беспокойство. Поэтому вынырнувший вдали из подворотни серый мохнатый силуэт вызвал сначала общий выброс адреналина, а затем синхронный вздох облегчения.
– Собачка! - тонко позвал Ванко.
– Надо же, еще не всех пожрали, - заметила Стерва.
А пес приближался. И чем ближе он оказывался, тем страшнее, уродливее становился. Достаточно крупный, рожденный с длинной шерстью, теперь свалявшимися клочьями свисающей на боках, гноящимися пятнами язв и мертвенно болтающимся грязным слипшимся хвостом. Пес передвигался, будто подпрыгивая, покачиваясь на невидимых пружинах - тело то выгибалось, как в приступах рвоты, то задняя часть, шатаясь и заваливаясь, пыталась обогнать переднюю. Облезшие тощие бока ходили ходуном, судорожно наполняя воздухом хрипящие легкие. Пасть, оскаленная в некоей сардонической усмешке, искрошившимися черными клыками, вывалившимся распухшим языком и срывающимися длинными тягучими каплями желтой слюны. И глаза, отчаявшиеся, полные боли и опасного безумия. Пес - как сам город, с высоты удаленных сопок лишь сначала показавшийся нормальным. И он приближался, распространяя устойчивую вонь и осязаемую агрессивность.
– Бешеный, - Стерва подняла самострел.
– Не надо! - Кэт не приказала, нет она попросила, но только ли Брату показалось, что она обращается вовсе не к людям - к собаке.
Девушка оттеснила плечом наемницу и вышла вперед, присела на корточки. Пес все той же неровной походкой подошел вплотную, только выражение глаз несчастной твари неузнаваемо поменялось. Теперь они излучали щенячью преданность, извиняющуюся неловкость и немую мольбу о прощении. Даже хвост нелепо дернулся в тщетной попытке вильнуть. А Кэт, не гнушаясь, положила ладонь на изъеденную лишаем голову собаки, другой рукой почесала за рваным ухом, не отводя взгляда от гноящихся глаз. Несколько мгновений продолжался словно безмолвный диалог человека с псом, в течение которого девушка ласково поглаживала изуродованное существо, после чего милосердно, понимающе кивнула. Пес, невероятно, почти по-человечески облегченно вздохнул, обошел Кэт, миновал стороной весь отряд и, покачиваясь, направился к небольшой каменной площадке.
На полпути бедняга обернулся и встретил мягкую, одобряющую улыбку, еще раз дернул хвостом, доковылял до площадки и улегся, положив голову на вытянутые лапы, наблюдая за удаляющимися людьми. Только отряд скрылся за очередным изгибом улицы, глаза подернулись мутной поволокой - легко, непринужденно и радостно душа пса унеслась в его щенячий рай. Чудеса.
По мере приближения к парку, Стерва, обладающая в связи со своим теперешним состоянием повышенной восприимчивостью, первой заявила, что здесь что-то не то. Постепенно все начали ощущать некоторое неудобство. У Брата слезились глаза, Рус принялся нервно почесываться, Ванко недоуменно тер словно заложенные ватой уши и буквально все испытывали колющие толчки боли в висках, усилившееся давление на плечи.
– Противное место, - заявила наемница, лишь оказалась на территории парка, - тишина гробовая, как на погосте.
– Нехорошее, - согласился Большой Брат, помолчал и добавил: - Всегда таким было.
И, в без того напряженном пути сквозь заросший гигантским чертополохом парк, бывший горожанин вполголоса поведал мрачную историю этого района.
Более полутора веков большой участок в границах города использовался местными в качестве кладбища. Несколько поколений горожан нашли здесь свое упокоение. Тут хоронили знатных и безродных, величественные мавзолеи чередовались со скромными надгробиями, хоть и говорят, что двухметровый слой земли уравнивает и богатых и бедных. Но, чуть больше сотни лет назад, новые правители решили, что умиротворяющей тишине и немому напоминанию о вечном не место в центре города. И кладбище уничтожили. Гранитные плиты вырвали из почвы и использовали для облицовки зданий. Страшно? Страшно жить в доме, на стенах которого еще можно распознать остатки надгробных надписей. Памятники попроще, из песчаника - не мудрствуя завалили землей и засадили черемухой. А останки - останки никто не перезахоранивал, так и остались лежать гробы под разбитыми дорожками, напоминая о себе глубокими промоинами после сильных дождей. На бывшем кладбище организовали парк для отдыха и развлечений. Днем дети с радостными криками носились в каруселях над землей, в которой покоились их деды. Вот только матери, наблюдающие играющих чад, порой отгоняли наваждение - окружающее замирало, смех становился далеким, улыбки вымученно нарисованными, а движения, в нарушение законов мироздания, прерывистыми и замедленными. Матери отгоняли морок, украдкой осеняя себя знамениями, а после недоумевали - отчего дети так надрывно плачут по ночам и боятся сомкнуть глаза? Вечером в парке отдыхали взрослые. Но странное дело - мирные, дружелюбные люди при малейшем поводе выходили из себя, неконтролируемо верша ужасные поступки, а потом отчаянно рвали волосы в раскаянии, тщетно силясь понять, как такое могло произойти. Черные аллеи были полны насилия и трупов, став самым криминальным местом в городе. Нельзя беспокоить мертвых, пусть они в прошлом и добропорядочные граждане.
– Брр, - поежилась Стерва, - так что, мы сейчас по могилам топчемся?
– Да. Старики вспоминали, что первое время собаки кости по всему городу растаскивали.
Наверное, долгие годы аккумулируемая бывшим погостом негативная энергия выплеснулась, превысила допустимый предел, переродилась в новую, осязаемую форму. То, что раньше казалось поверьем, обретая власть только в периоды эмоциональной уязвимости - дети и пьяные, кто может быть непосредственнее, теперь получило силу, способную материально влиять на окружающее. Ближе к середине парка странное воздействие начало проявляться уже визуально. Природа подстроилась к изменившимся условиям и научилась довольствоваться коротким летом и мимолетной весной, многие растения успевали украсить себя зеленью листвы, а некоторые - худо-бедно плодоносить. Но здесь весны не было. Корявые сучья голых деревьев царапали небо, а лишенные кожи-коры стволы походили на уродливые человеческие фигуры, застывшие в мучительных позах.
Чуть дальше, в глубине просматривалось нелепое сооружение - на небольшом пригорке циклопическим нагромождением прямоугольных блоков высилась серая громада театра. Неизвестно, чего добивались забытые теперь зодчие, но храм искусств, многогранно угловатый и практически лишенный окон, больше походил на мрачную цитадель, вырубленную в скальной породе темницу.
– А где там могут быть магазины? - вполголоса, почему-то не хотелось нарушать гнетущее безмолвие, спросил Рус.
– Внизу, где цокольная часть выходит наружу - ряд павильонов.
– Торговцы в театре?
– Ну, бывали времена, когда купцы не гнушались предлагать свои товары и в церквях.
– Такое было?
– Это из старинной притчи.
Впрочем, Брат слукавил, он знал, что совсем немного не застал времена, когда старые монастыри использовали под амбары или казематы для душевнобольных, а на фундаментах великих храмов строили стадионы. Торговые ряды рядом со сценой - ничто, по сравнению с аттракционами на могилах. Иногда Брат мучился вопросом - а может мир заслужил такой конец? Нет, не заслужил - в его годы, добрые два десятка лет накануне войны люди медленно учились смотреть вокруг другими глазами. Не успели.
Театр приближался и в пасмурном небе его ровные грани казались творением чуждого разума, заброшенным в этот трещащий по швам мир из иной реальности. По пути через парк путники проходили мимо старой церкви, Крестовоздвиженская, вспомнил её название Брат. Увы, вблизи она оказалась под стать окружающим руинам - осыпавшаяся штукатурка, зияющие прорехами, как лохмотья нищего, купола, слепые проемы окон с остатками пыльных бесцветных витражей и черный зев входа, немо шамкающий сорванными с петель кованными воротами. А театр разруха не коснулась, как будто не было для него Войны и хаоса. Словно появился он здесь уже после.
К театру, находящемуся чуть на возвышенности, мрачным приглашением вела широченная каменная лестница. Гигантская печь, подумал Брат, вот что напоминает сейчас серое здание. Адский крематорий и крошечные фигурки людей у его входа, нависающего идеально прямыми углами. "Оставь надежду всяк…"
– Я туда не пойду, - Стерва кивнула в сторону лестницы.
– И не понадобится, - успокоил бывший горожанин, - лавки там, правее, внизу, подниматься не надо.
Все чаще стали попадаться стаи собак, мало чем отличные по внешнему виду от встреченного раньше пса. Разномастные, одни большие, другие совсем шавки, объединенные лишь одинаково бешеным блеском слезящихся глаз и безумным оскалом, они, тем не менее, вежливо уступали дорогу, убирались подальше. А потом, издалека, невидимые, затягивали унылую, печальную, многоголосую песнь. Путники не знали, что свора - храмовые псы, нежно пестуемые метаморфами. Жалкое подобие тварей, очищающих землю в угоду драконам - Стае. Храмовые псы, должные, и до этого справляющиеся с обязанностью в клочья рвать чужаков, посягнувших на святыню. Святыню? Храм?
Маленькая группа отчаянных, бредущая навстречу Судьбе под звуки собачьего воя.
Не доходя до подножия, отряд начал забирать вправо, к магазинам и только недавняя рабыня, шедшая чуть в стороне, продолжала двигаться по прямой.
– Кэт! - окликнул её Рус.
Девушка перемещалась как заведенная кукла, словно зачарованная мрачным великолепием, Злом и Тьмой, исходящими от серых стен. Она обернулась. Взгляд осознанный, не затуманенный чужой волей. Понимающий и обнадеживающий. Улыбнулась.
– Похоже она знает, что творит, - пробормотал Брат, - идем побыстрее закончим с делами.
Чуть позже он оглянулся и поразился представившемуся образу. Тонкая, гибкая фигурка медленно плывет вверх по нескончаемой лестнице. Девственница, поднимающаяся на кровавый жертвенник Дракона. Вот только знал Брат, бывший когда-то адвокатом, а ставший странствующим проповедником, что вовсе не непорочна, по крайней мере телесно, изящная темноволосая девушка. Да и лестница, этот чертов театр, или храм, как подсказывало что-то в глубине души, появились здесь задолго до представляющихся крылатыми ящерами загадочных механизмов…
– Вот, - сказал Брат остановившись, - это тут.
Искомый магазин являл собой плачевное зрелище. Весь фасад раньше занимала огромная стеклянная витрина, служившая для выставки товаров. Сейчас стекол не было, а усыпанное бриллиантами мелких осколков внутреннее пространство было искорежено, завалено перевернутой утварью, истлевшей и разграбленной. Покосившаяся вывеска сообщала о названии лавки - "Вертикаль".
– Для нас здесь что-нибудь оставили? - поинтересовалась Стерва.
– Надо внутрь идти, в склады, - ответил проповедник, - погром, ничего удивительного, но товары здесь, не думаю, что интерес для толпы представляли - поищем, может, чего и сохранилось.
Оставив снаружи Стерву с Ванко, Брат и Рус, вооружившись заготовленными факелами, углубились в темноту подсобных помещений.
– Ключник шатается где-то, Кэт тоже достопримечательности осматривает, - наемница обратилась к мальчику, - А мы-то что здесь забыли?
Ванко пожал плечами.
Вблизи театр оказался не столь грандиозным, но все равно достаточно внушающим. Цокольное основание значительно превышало по размерам само здание и окруженная балюстрадой площадь напротив главного входа представляла, по сути, крышу нижнего этажа. Кэт поднялась наверх и прошла вдоль каменного ограждения и замерла в дальнем углу, облокотившись о перила. Девушка подставила лицо набрасывающимся порывам ветра, встряхнула головой, отдавая непослушные локоны во власть воздушным потокам, как будто находилась на палубе огромного корабля с гигантской надстройкой-театром в кормовой части. Лестница, ведущая вниз к магазину оказалась скрытой углом здания. Неслышно из ниоткуда рядом с Кэт материализовался Ключник. Солдат оперся ладонью в камень ограды и попытался проследить направление взгляда девушки. Бесполезно - Кэт смотрела сквозь пространство.
– Плохо, - сказал Ключник ветру.
– Да.
– Ты чувствуешь это место?
– Да.
– Знаешь в чем дело?
Кэт покачала головой:
– Тут всего намешано…
– Излучение. Жесткое, только почему здесь - ума не приложу.
– Алтарь. Отсюда возносят молитвы.
Ключник помолчал.
– Я упустил гонца. Нам не дадут уйти.
Девушка поежилась и вздохнула, а Рахан начал рассматривать носки своих ботинок.
– Кэт… Группа на крючке. Сейчас у нас двоих ещё есть шанс.
Собеседница никак не отреагировала.
– Девочка, мне дорог мальчишка, я хорошо отношусь к парням и к Стерве тоже, но мы вляпались. Когда я заметил - было уже поздно. Вдвоем мы можем прорваться.
– Тебе решать…
– Ясно… - Ключник с силой опустил ладонь на шершавый камень, - оставайся тут.
Рахан бросил к ногам Кэт свой рюкзак, покопался в его внутренностях и рассовал извлеченные предметы по карманам.
– Если что… - девушка не дала договорить, молча приложив тонкий палец к искривленному рту калеки.
– Молчи.
Солдат недобро ухмыльнулся и так же беззвучно, как появился, исчез за углом здания. А на губах Кэт, уже невидимая Ключнику, блуждала загадочная улыбка. Удовлетворенная.
Из черного нутра лавки то и дело доносились радостные возгласы - видно Брату с Русом посчастливилось. Стерва напряженно всматривалась сквозь остатки витрин наружу - совсем не нравилась ей эта тишина. И только в зале показались весело переговаривающиеся, груженые всякой всячиной напарники, девушка наконец рассмотрела копошащееся мельтешение среди темных стволов напротив. И со всех сторон.
– Вот черт!
Ловушка захлопнулась.
Метаморфов было много, действительно много, не десять, даже не сто - около тысячи. Разные. Изъязвленные, распухшие, кривые, сгорбленные, передвигающиеся на четвереньках, ползающие, еле переставляющие ноги, прыгающие, с лишними конечностями и с отсутствующими, разумные и явные идиоты, а многие - даже выглядящие почти нормально. Разные. И все они плотным строем, не скрываясь, окружили единственный выход.
– Твою! - зашипел Брат, выдергивая из-за спины свое оружие, - Кунсткамера.
– Влипли, - констатировал Рус.
– Где этот сраный Ключник?! - закричала Стерва.