Страница:
Не дурак подраться, Слав, не задумываясь, интуитивно воспользовался стесненностью - как был на четвереньках, резко кувыркнулся под ноги одному из убийц и ткнул вверх наугад топором в середине движения. Будь у него остроносый кинжал, подкошенный незнакомец уже собирал бы кишки со скользкого пола - настолько удачным оказался проведенный прием. Пока упавший барахтался на циновке, восстанавливая сбитое обухом дыхание, Слав вскочил и развернулся лицом ко второму пришельцу. Тот мягко перескочил через лежащего товарища, обманно качнул туловищем в одну сторону, в другую, провоцируя хозяина на ответные действия.
– Сука, - прошипел Слав.
Он не обучался даже основам оружейного боя, зато был хорошим охотником и не раз участвовал в травле одиночных волколаков, где умение уходить от молниеносных когтей и исходящих ядовитой слюной клыков было неизменным атрибутом науки выживания. А чем отличается разъяренный ловкий зверь от вооруженного татя? Вот только не было со Славом бок о бок верных товарищей, способных вовремя отвлечь, уколоть опасного хищника. На стороне нападающего был опыт, хозяину помогали врожденная сноровка, темнота и знание своего дома. Противники быстро обменялись выпадами, успешно отразив атаки, и замерли на мгновенье. С улицы помогать убийцам не торопились, видимо справедливо рассудив, что увеличение количества людей лишь увеличит общую сумятицу внутри.
Тем временем второй нападающий начал приходить в себя, Слав понял, что еще мгновенье, и ему придется противостоять двоим. Промедление вело к неминуемой гибели - в серьёзности намерений ночных гостей охотник не сомневался, поэтому ускользающее время вынуждало его к решительным действиям.
Неожиданный ход при атаке топором показал на днях невольный постоялец Рахан, наблюдавший, греясь на солнце, как, баловства ради, метает во вкопанный столб свою секиру Слав.
Широкий открытый замах с правого плеча дает противнику время отклониться в сторону от направления удара, чтобы потом атаковать проваливающегося вслед за тяжелым оружием человека. Обмани его - несколько измени траекторию и вместо ожидаемого движения сверху вниз направь секиру по дуге влево, слегка отклони корпус и дай топору свободно описать небольшую петлю. Это позволит и увести по инерции туловище с линии возможной контратаки, и изо всех сил по диагонали обрушить обух на врага.
Эффектный прием был несколько раз отработан с хромым учителем и теперь Слав попытался применить его на практике. Взмахнув и глухо крякнув, во время драки он не издавал громких звуков, чтобы не сбить дыхание, подался вперед, а оружие начало свой отрепетированный танец.
К сожалению, для достижения подлинного мастерства не достаточно природной смекалки и одной-двух тренировок. Не стал исключением и Слав, когда в конце дуги его повело чуть больше, чем нужно и, вместо ухода из-под ножа, развернуло к убийце спиной. Хана! - мелькнуло в голове у охотника и он затылком почувствовал стальное острие, змеёй устремившееся куда-то под лопатку. Однако его продолжало закручивать, а смертельный удар все не следовал. Боковым расплывчатым зрением Слав уловил некое отмахивающееся движение тесака противника, словно тот рубил кустарник, спутывающий его ноги. Волчком крутнувшись вокруг оси сын Сивого все-таки довел топор до цели. С мягким хрустом предназначенная больше для колки дров секира вошла в висок нападающего, где и застряла, вырываясь из вспотевших рук вместе с падающим телом.
Слав мельком глянул вниз и сфокусировал взгляд на причине задержки нападавшего. Заныло сердце - лунным пятном в темноте проступало бледное лицо жены Сандры искаженное черным провалом раскрытого в немом крике рта. Из-под копны разметавшихся русых волос ползала по щеке кровавая дорожка, но мертвые руки все также крепко сжимали голени поверженного противника.
Одновременно, не зрением - глаза были прикованы к отдавшей жизнь за мужа Сандре, а тем невероятным шестым чувством, которое предупреждает человека об опасности раньше всех иных органов, Слав ощутил бросившегося в атаку второго убийцу.
Любой инструктор, любой мастер боевого искусства азбучной истиной вдалбливает в сознание своих подопечных умение отрешиться и не поддаваться эмоциям, как необходимую составляющую в исходе смертельного поединка. Охотник не был настоящим воином, да и где теперь найдешь хорошего наставника, поэтому не смог заставить разум преобладать над слепой, застилающей глаза красной пеленой, яростью. Вытаскивать топор, увязший в расколотом черепе, времени не оставалось и безоружный Слав согнувшись, по бычьему врезался в подошедшего вплотную противника. Как не странно это и спасло ему жизнь. Он двинул плечом и перехватил не ожидавшего такого поворота врага в пояснице, получил болезненный, но не критический удар рукояткой по позвоночнику и изо всех сил припечатал сопротивляющееся тело спиной к стене. Наверное, при этом недруг приложился и затылком, потому как на долю мгновения обмяк. Этого мига хватило Славу, чтобы разжать объятия, выпрямиться и провести хороший удар правой снизу под ребра. В ярмарочных потешных боях стенка на стенку охотник таким образом зачастую выводил из строя даже самых опасных партнеров. И сейчас, не дожидаясь, пока убийца восстановит дыхание, Слав выхватил из его ослабевших пальцев нож и нанес несколько размашистых рубящих ударов, остановившись, лишь когда тело забилось в агонии, а собственная нательная рубаха, как росчерками пера, окрасилась кровавыми брызгами.
Слегка отпустило. Слав вновь обернулся к распластанному на полу белеющему силуэту. Не выпуская из пальцев влажную липкую рукоять, на слабеющих ногах он подошел к жене, опустился на колени.
Что стоит жизнь человека в гигантской мясорубке охватившей мир? Горы трупов несчастных, вываливших толпами на улицы - в мертвых городах до сих пор мостовые покрыты ровным слоем истлевших трещащих под ногами костей. Кто считал количество жертв? И что стоит гибель близкого, разделившего с тобой в последние годы все страдания, отпущенные безжалостной судьбой? Страдания и маленькие радости, скупо даримые упрямой природой. Смерть человека - ничто в бесконечном круговороте, смерть человека - все в маленькой вселенной двух сердец.
Слав отложил нож и провел окровавленными ладонями по безжизненному лицу. В двери мелькнули ещё две темные фигуры. Нападавшие устали ждать и пришли разрешить создавшиеся затруднения. Охотник подхватил оружие, тяжело поднялся и закричал. Закричал во всю силу легких, как раненный волколак, застигнутый в прыжке стальным болтом. Взвыл, вкладывая в крик всю испытанную ярость и постигнувшую боль, поднимая на ноги всех остававшихся в живых сородичей. Больше не надо экономить силы и беречь дыхание, продлевая молчаливую схватку. Слав не был глупцом: две одержанные победы, одна ценой жизни любимой, вторая итог счастливого стечения обстоятельств - предел возможностей его скромного ангела, отмеривающего порции удачи. И большое достижение в боевой карьере молодого охотника. Он расправил плечи и спокойно пошел навстречу Смерти, явившейся на этот раз в образе двух плечистых наемников. По случаю возникшего сопротивления, нападающие сменили удобные для заклания ножи на кривые ятаганы.
Профессионалам, одинаково умеющим и в одиночку отбиваться от наседающей толпы и группой добивать хорошо обученного воина, на устранение проблемы хватило полуминуты. Однако они задержались в доме Слава. Когда изнутри в ночь вынырнули быстрые силуэты, в руке одного покоился округлый предмет.
Чтобы выполнить то, что при помощи узкого лезвия ятагана сделал один из нападавших, действительно необходимо некоторое время и непреодолимое желание осуществить задуманное. И то, что он это сделал, не смотря на чудовищность и отталкивающую бессмысленность, могло бы вселить в сопротивляющихся толику надежды. Если справиться с охватившим ужасом и волей подавить чувства - не признак ли содеянное, что противник остро переживает неудачу? Что он досадует непредвиденной задержке и потере членов отряда, а значит - подвержен обычным людским эмоциям? Что по другую сторону не бездушные холодные призраки, а существа из плоти и крови?
Наемник широко размахнулся и метнул свою ношу. Пронзительно зазвенело бьющееся безумно дорогое стекло. В избу Сивого влетела и, разбрызгивая по полу багровые сгустки, покатилась в середину комнаты голова его сына.
Кто-то с шумом выдыхает воздух, протяжно скулит женщина. Один из молодых, ошалело сверкнув глазами и перехватив покрепче рукоять топора, бросается наружу.
– Стоять! - вопит Сивый, однако лязг скрещивающегося оружия и короткий оборвавшийся крик свидетельствуют о ещё одной смерти.
Резко, пинком распахивается вовнутрь дверь. На пороге возникают двое, затянутые в кожу, из-за высоких черных наплечников кажущиеся гигантами. Упруго щелкает спуск, пронзительной мелодией вибрируют стальные дуги - одного гостя отбрасывает тяжелым болтом. Несколько арбалетов взведенные всегда ждут своего часа, развешанные на стенах горницы остриями вверх. Вслед первой стреле летит другая, но напарник поверженного уворачивается, отскакивает назад, в темноту.
Старейшина видел смерть. Когда-то, вместе с обезумевшей людской волной, он громил лавки и рвал в клочья слабых, богатством которых был единственный кусок хлеба. В последнюю нормальную зиму восемнадцать лет назад, в ночи, окутавшей землю на трое суток, он научился убивать и больше никогда не забывал уроков. У него в руках уже новый самострел, прежний брошен женщинам - те резво орудуют накладным воротом, натягивая сладострастно изгибающиеся железные крылья. Стоящий рядом охотник взводит свой не мудрствуя - упирается ногой в металлическое стремя и, расправляя спину, в полмощи устанавливает зацеп.
– Дверь, - командует Сивый, - свет!
Мигом захлопывается массивная створка, лязгает затвор, пронесшимся вихрем задуваются лучины. Тишина сопровождается еле слышным прерывистым дыханием, темнота слегка подсвечивается из чернильных квадратов окон.
– Давай, давай, робяты, к проемам, - шепчет старейшина и шестеро оставшихся мужчин занимают места на трех направлениях.
Четвертая стена глухая, за неё можно не беспокоится - толстенные стволы вековых сосен защитят от недругов, да и поджечь сырые замшелые бока дело не простое. В подтверждение мыслей вновь бьется одно из стекол и на полу уже полыхает смолистый факел. Без команды одна из женщин бросает на него мокрую тряпку.
Единым вздохом промелькнули для обороняющихся первые мгновенья боевой горячки и теперь томительным бременем потянулось ожидание. Не отрывая глаз от светлеющих окон, стрелки в темноте дома напряженно водят самострелами, сопровождают острыми стальными наконечниками стрел движущиеся на улице тени. Снова радостно взвизгивает тетива, характерный всхлип снаружи - ещё одним врагом становится меньше.
– Хорошо-хорошо, - вполголоса пробормотал Сивый, - глядишь, до утра протянем, а там оно попроще.
– Куда проще, сколько их там кто знает? - возразили из темноты.
– Не дрейфь, прорвемся.
Страшно. Женщины собрали детей у безопасной стены, начали утешать, другие остались рядом с мужчинами, готовые оказать помощь, подать оружие. Ванко тоже хотел было присоединиться - почти взрослый, да и стрелять приловчился неплохо.
– Сиди, - одними губами прошипел один из старших, - надо будет - позовем.
– Давайте бабы, кто с малыми, лезьте наверх, - еле слышно отдает команду старейшина, - как они внутрь ломанутся - прыгайте через слуховое окно и в лес, если не осилим, к Кулаку пробирайтесь с рассветом. За день успеете.
Быстро, стараясь не мелькнуть в проемах, по очереди начали взбираться по крутой приставной лестнице на чердак молодые женщины и плачущая детвора. Тем временем с улицы к бледному освещению раннего утра начали прибавляться неровные блики открытого пламени.
– Хозяин! - грубо окрикнули снаружи, - поболтать надо.
– Поболтай, - отозвался Сивый.
– Выходи по-хорошему.
– И что?
– Там посмотрим.
– Куда смотреть? Какого вам от нас надо?
– Ты выходи - разберемся.
– На свет покажись.
– Старый, мы тут с тобой не торгуемся, сами вылезете из норы все живые останетесь.
Живые? Повод задуматься. Какой прок вообще от небольшого охотничьего хутора? Богатств особых здесь не сыскать, припасов после зимовки никаких, скотина тоже не откормилась ещё. С другой стороны - в такие времена и ржавый топор находка ценная. Сам по себе укрепленный и обустроенный форпост - куда как не лакомый кусок. И жизнь прежних хозяев здесь сухаря заплесневевшего не стоит.
– В живых оставите, неужто? - притворно удивился старейшина.
– Толку нам от ваших трупов, пыхти потом, закапывай. Что мне врать - баб заберем, детей продадим, а мужики, валите к чертям, выживете без оружия - ваше счастье.
– А как не согласимся?
– Времени у нас много, надоест - костер сделаем и лопатой после рыть не надо.
Насчет костра говоривший, пожалуй, припугнул. Зажечь главную избу и всё - не остановить будет жадные языки пламени, полыхнет весь хутор трескучим пожарищем. А вот по поводу уготованной судьбы похоже на правду. Но смысла мужчинам сдаваться нет, жен с отпрысками по любому пощадят, отец же, своими руками чада в неволю передавший жизни не достоин. Рассветет, улица из окон как на ладони - поогрызаться ещё могут громоздкие арбалеты.
Кошачьими движеньями плывет в темноте по дуге вдоль проема ссутулившаяся, слившаяся с тяжелым самострелом фигура охотника. Бесшумно крадется, меняет угол обзора в поисках хозяина резкого голоса, ориентируется на источники света лучший стрелок рода, пока заговаривает врагам зубы старейшина. Замер, остановился. Затаил дыхание, как в полевании на дикого зверя, плавно нажал рычаг. И опять пение ушедшей стрелы отзывается победным маршем и яростным чертыханием в конце её полета.
– Ну, сука, ты у меня не один день умирать станешь, - рычат снаружи.
– Сам по ходу не сдохни, - сплевывает Сивый.
Переговоры прекращаются, но атака сразу не следует.
Тягостно и невыносимо ударами пульса в висках отмериваются секунды бездействия и кровь, словно густея, медленно, толчками движется в венах. Все напряжены до предела. Стрелки также мягко танцуют около окон, выискивая новых жертв, сами держась в спасительной тени. Сколько времени продлится противостояние? Защитники не знают - снаружи осталось девять наемников. Нападающие могут только догадываться - внутри их ждет шестеро готовых на все охотников, старик и восемь женщин. Затаившиеся на чердаке не в счет.
Спокойно шуршат песчинки, истекая воронкой в хрустальном конусе вселенских часов, отсчитывают последние мгновения умирающего мира.
Ванко поудобнее устроился на трухлявых опилках и листве, устилающих пол чердака. Через прорехи в прохудившейся после зимних ветров крыше обстановка как на ладони. Опустошенно, не по-домашнему, раскрыты двери семейных изб. Еще не умер хутор, а по улицам уже будто смерть прошла. Безжизненно. Ощущение, словно мертвые в своих домах затягивают в безмолвное послесмертие окружающее пространство. Оживление со стороны глухой стены - цепочкой просочились к ней темные тени. Прижались в ряд к округлым бревнам и потекли в стороны к углам, к незащищенным окнам.
Эх, промашку дал старейшина - надо бы и наверх снарядить пару охотников отсекли бы стрелами непрошенных гостей. А может и наоборот - специально решил не привлекать внимание к чердаку, дать шанс спастись хоть части подопечных.
Ужом на животе мальчик скользнул к люку, свесил голову.
– Сзади, с боков крадутся, в окна! - скороговоркой зашептал он в темноту.
– Хоронись, сынок, сейчас начнется. Смотри, если что, с малышами за старшего будешь, бегом в лес, спасай род.
Ванко отполз и вместе со всеми затаился у чердачного окошка, аккурат со стороны злосчастной тыльной стены. Поэтому он уже не видел, только слышал по звону стекол, треску переплетов и звукам падения тяжелых предметов, как началась последняя атака.
Почти одновременно в два противоположных окна, ломая все на своем пути, влетели и шумно покатились по настилу массивные деревянные чурки, подобранные, наверное, где-то на заднем дворе. Запоздало щелкнули самострелы, пронизывая болтами пустое пространство, не дожидаясь, пока перезарядят свое оружие уставшие от ожидания защитники, вламываются внутрь с каждой стороны один за другим несколько наемников.
Ловко, руками вперед в узкие проемы, они приземлялись на скрипящие осколки стекла и кувырком уходили в стороны с линии обстрела. Сивый не стрелял вместе со всеми. Не зря медлил палец на спусковой скобе, однако движения противника были настолько стремительны, что стрела лишь чиркнула по ребристому упругому наплечнику, не причинив сколько-нибудь существенного вреда. Недруг вскочил на ноги перед старейшиной, тот наотмашь ударил самострелом, стальные крылья высекли искры, встретив на своем пути лезвие ятагана.
Отчего родившиеся после Войны, как правило, значительно уступают в силе и ловкости тем, кто вышел из лона матери до Страшной Ночи? Какие ужасные силы были освобождены из оков полторы дюжины лет назад, что люди, встретившие первые порывы Урагана в зрелом возрасте оказались выносливее взрослевших во время и после Сумерков мира. Быть может, потому кажущийся древним стариком человек практически на равных противостоит дерзкому напору, когда другие в бессилии гибнут под стремительными росчерками безжалостного металла?
Через момент после начала от стены дома напротив третьего окна молниеносно отделяется гибкая фигура и, плавными движениями неестественно уклоняясь от выстрелов защищающих этот проем и не обращающих на сумятицу за спиной охотников, влетает внутрь. Не так, как предыдущие нападающие, именно воспаряет, как ангел, как демон, в дребезге и хрусте, единым движением сгруппировавшись в момент удара и твердо становясь на ноги при приземлении. Из ниоткуда в руках его возникают сверкающие лезвия. Тело изящным маятником раскачивается из стороны в сторону, сталь рисует в воздухе замысловатые пируэты в мгновение сметая двух вставших на пути мужчин.
Схватка затихает также быстро, как и начиналась - в одном углу охотник и две женщины за его спиной щетинятся топорами от наседающих троих наемников, в центре кружат Сивый со своим противником, последний из явившихся с интересом осматривает поле боя. Остальные уже мертвы и ноги оскальзываются на пропитанных их кровью досках пола.
– Может, урод, легкой смерти ищешь? - вкрадчиво спрашивает воин, со стороны наблюдая за поединком старейшины.
Падает защитник женщин, в последнем движении стараясь дотянуться оружием до своего убийцы. Старик, будто булавой, орудует тяжелым арбалетом, отбивая яростные атаки.
– Ну, полюбуйся сначала, как твоим детям кишки выпускают, - советует неподвижно стоящий владелец двух зловещих клинков.
Всхлипывает, захлебываясь кровью женщина. Несколько взмахов - вторая обезоружена, схвачена за волосы и брошена в руки главаря. Слав скорбел над телом жены, так с чем же сравнить горе Сивого, наблюдающего, как свирепо уничтожаются все, бывшие смыслом его нелегкой жизни эти долгие годы.
– Смотри, - волосы женщины намотаны на кулак, голова запрокинута назад.
Она немо, по рыбьи открывает рот, дугой вперед выгибается тонкое тело, ткань рубахи натягивается на груди. Девушка еле скулит, белое сукно на животе наливается кровью и медленно, слегка поворачиваясь из стороны в сторону, изнутри, разрывая плоть, выныривает хищное стальное лезвие. Сивый не смотрит, он сражается - это его последний бой и смерть хотя бы одного противника может стать достойным завершением трудного пути. Ему не дают такой возможности. Сзади два клинка, скрещенные, словно ножницы, ловко подрубают сухожилие и старик опускается на колено. Главарь оскаливается: сейчас будет потеха - слабое утешение после гибели пятерых соратников в таком, казалось бы, легком деле.
Некоторым временем раньше с чердака ссыпаются маленькие фигуры.
– Бегом в лес, - командует Ванко.
Однако какой из него вождь, здесь есть взрослые девушки, они деловито собирают детей и ведут в нужном направлении. Все устремляются к еще запертым воротам и только Ванко непонятно какой силой тащит в противоположную сторону - к стоящему в глубине двора амбару.
Оглянись мальчик назад, он бы увидел, как бесшумно бросаются им вслед четыре наемника, прикрывавших снаружи своих товарищей. Страшные в объемистых доспехах они разделяются - двое за группой детей, двое за одиноким мальчиком.
Что влечет паренька в амбар, какие секреты таит в себе эта постройка? Да никаких, просто там, в одном из закутков, обустроил своё обиталище новый друг -Рахан-Ключник.
Ванко, запыхавшись, ворвался в строение, в темноте пробежал по коридору вдоль стойл и опустевших кладовок, свернул в знакомый угол и распахнул низкую неприметную дверь.
Маленькая каморка с высоким потолком и небольшим оконцем, очищенная от пыли и паутины, украшенная грубым столом и деревянным лежаком, крытым охапкой соломы. Раньше в ней, наверное, хранили хозяйственную утварь, теперь комнатка стала временным пристанищем неприхотливого солдата. Скудные рассветные лучи обеспечивали, тем не менее, сносное освещение. Мальчик недоуменно оглянулся, впрочем, ничего удивительного - помещение было пусто.
Ванко еще секунду постоял в нерешительности, пока в наступившей тишине не услышал зловещий скрип прикрываемых створок широких амбарных ворот. Паренек бросился назад, выскочил в узкое пространство прохода и оцепенел. Навстречу ему перебежками двигались черные силуэты. Хищные крадущиеся перемещения ссутуленных теней не предвещали ничего хорошего. Мальчик в ужасе юркнул в пустое стойло и забился в угол в надежде, что остался незамеченным. Прелый запах соломы, как веяние тления в темном склепе - Ванко мог только уповать, что дробный стук зубов не выдаст его месторасположения. А шелестящие тихие звуки шагов неотвратимо приближались, загробным скрежетом потрясая рассудок.
Первый преследователь стремительным броском проскочил мимо. Мальчик боялся дышать. Второй сгустком тьмы замер в проеме денника всматриваясь в скупо освещенный промежуток между низкими перегородками.
– Ну чё, говнюк, свела нас житуха? - Ванко ещё сильнее вжался спиной в необструганные доски, судорожно упираясь пятками, будто хотел просочиться в щели.
Знакомый голос. Неприятный, по юношеский ломкий, слышанный ранее и с властными нотками и в заискивающем исполнении, причем совсем недавно и в тоже время вовсе в другой жизни, где было место радости и развлечениям - на ярмарке. Неожиданная встреча. Мальчик рад бы был крепко зажмуриться и не видеть происходящего, но тело не повиновалось, он заворожено смотрел на своего палача, не в силах даже закричать.
К готовым к переходу и находящимся на одре, на черных крыльях мрака неотвратимо является в веянии могильного холода безучастный бог Танат. Тяжелым тусклым мечом вороненой стали срезает он тонкую прядь волос умирающего, исторгая измученную душу в бескрайние просторы Безмолвных пустошей.
Боковым зрением, за плечом надвигающегося преследователя Ванко с трепетом наблюдает образ величественного ангела смерти. Леденящий кровь. Отсутствуют человеческие черты в его обличии - лишь бледный остов, покрытый бесформенным саваном, и искаженный мукой лик. Нет ничего ужаснее этого зрелища, не так страшен даже разъяренный Черенок, невольным обидчиком которого мальчик стал на торжище. Подумать - молодой наемник тоже, наверное, Неживой, убитый где-то в устье Куты, а вот стоит, оскаленный, глаза жаждой крови горят, но нет, не он воплощает Смерть, настоящая смерть таится у него позади. Бесшумная, видимая, похоже, только напуганному мальчику. Черенок не чувствует мрачного соседства, он начинает игру беспощадного хищника с затравленной жертвой.
Наемник нечленораздельно мычит и нервно поигрывает клинком - предвкушение убийства будоражит и пьянит не хуже дурманящих паров, вдыхаемых для достижения боевого безумства. Но вдруг его утробный рык обрывается сдавленным хрипом и он, безжизненный, валится на бок, брезгливо отброшенный в сторону Ангелом. Смерти безразлично, кто оказывается у неё на пути, но сегодня цель её прихода не запуганный ребенок, видимо она пришла за Черенком или за его напарником, неподвижно лежащим в двух шагах дальше по проходу. Смерть жадно склоняется над телом наемника и быстрыми движениями осматривает снаряжение.
– Хлам, - бормочет себе под нос.
Не поднимаясь, вытирает о штанину поверженного большой массивный нож, измазанный кровью. Разве течет кровь в венах подъятой нежити? Не все ли равно Смерти, в каком состоянии находится её, должное быть ржавым, оружие?
ГЛАВА 5
– Сука, - прошипел Слав.
Он не обучался даже основам оружейного боя, зато был хорошим охотником и не раз участвовал в травле одиночных волколаков, где умение уходить от молниеносных когтей и исходящих ядовитой слюной клыков было неизменным атрибутом науки выживания. А чем отличается разъяренный ловкий зверь от вооруженного татя? Вот только не было со Славом бок о бок верных товарищей, способных вовремя отвлечь, уколоть опасного хищника. На стороне нападающего был опыт, хозяину помогали врожденная сноровка, темнота и знание своего дома. Противники быстро обменялись выпадами, успешно отразив атаки, и замерли на мгновенье. С улицы помогать убийцам не торопились, видимо справедливо рассудив, что увеличение количества людей лишь увеличит общую сумятицу внутри.
Тем временем второй нападающий начал приходить в себя, Слав понял, что еще мгновенье, и ему придется противостоять двоим. Промедление вело к неминуемой гибели - в серьёзности намерений ночных гостей охотник не сомневался, поэтому ускользающее время вынуждало его к решительным действиям.
Неожиданный ход при атаке топором показал на днях невольный постоялец Рахан, наблюдавший, греясь на солнце, как, баловства ради, метает во вкопанный столб свою секиру Слав.
Широкий открытый замах с правого плеча дает противнику время отклониться в сторону от направления удара, чтобы потом атаковать проваливающегося вслед за тяжелым оружием человека. Обмани его - несколько измени траекторию и вместо ожидаемого движения сверху вниз направь секиру по дуге влево, слегка отклони корпус и дай топору свободно описать небольшую петлю. Это позволит и увести по инерции туловище с линии возможной контратаки, и изо всех сил по диагонали обрушить обух на врага.
Эффектный прием был несколько раз отработан с хромым учителем и теперь Слав попытался применить его на практике. Взмахнув и глухо крякнув, во время драки он не издавал громких звуков, чтобы не сбить дыхание, подался вперед, а оружие начало свой отрепетированный танец.
К сожалению, для достижения подлинного мастерства не достаточно природной смекалки и одной-двух тренировок. Не стал исключением и Слав, когда в конце дуги его повело чуть больше, чем нужно и, вместо ухода из-под ножа, развернуло к убийце спиной. Хана! - мелькнуло в голове у охотника и он затылком почувствовал стальное острие, змеёй устремившееся куда-то под лопатку. Однако его продолжало закручивать, а смертельный удар все не следовал. Боковым расплывчатым зрением Слав уловил некое отмахивающееся движение тесака противника, словно тот рубил кустарник, спутывающий его ноги. Волчком крутнувшись вокруг оси сын Сивого все-таки довел топор до цели. С мягким хрустом предназначенная больше для колки дров секира вошла в висок нападающего, где и застряла, вырываясь из вспотевших рук вместе с падающим телом.
Слав мельком глянул вниз и сфокусировал взгляд на причине задержки нападавшего. Заныло сердце - лунным пятном в темноте проступало бледное лицо жены Сандры искаженное черным провалом раскрытого в немом крике рта. Из-под копны разметавшихся русых волос ползала по щеке кровавая дорожка, но мертвые руки все также крепко сжимали голени поверженного противника.
Одновременно, не зрением - глаза были прикованы к отдавшей жизнь за мужа Сандре, а тем невероятным шестым чувством, которое предупреждает человека об опасности раньше всех иных органов, Слав ощутил бросившегося в атаку второго убийцу.
Любой инструктор, любой мастер боевого искусства азбучной истиной вдалбливает в сознание своих подопечных умение отрешиться и не поддаваться эмоциям, как необходимую составляющую в исходе смертельного поединка. Охотник не был настоящим воином, да и где теперь найдешь хорошего наставника, поэтому не смог заставить разум преобладать над слепой, застилающей глаза красной пеленой, яростью. Вытаскивать топор, увязший в расколотом черепе, времени не оставалось и безоружный Слав согнувшись, по бычьему врезался в подошедшего вплотную противника. Как не странно это и спасло ему жизнь. Он двинул плечом и перехватил не ожидавшего такого поворота врага в пояснице, получил болезненный, но не критический удар рукояткой по позвоночнику и изо всех сил припечатал сопротивляющееся тело спиной к стене. Наверное, при этом недруг приложился и затылком, потому как на долю мгновения обмяк. Этого мига хватило Славу, чтобы разжать объятия, выпрямиться и провести хороший удар правой снизу под ребра. В ярмарочных потешных боях стенка на стенку охотник таким образом зачастую выводил из строя даже самых опасных партнеров. И сейчас, не дожидаясь, пока убийца восстановит дыхание, Слав выхватил из его ослабевших пальцев нож и нанес несколько размашистых рубящих ударов, остановившись, лишь когда тело забилось в агонии, а собственная нательная рубаха, как росчерками пера, окрасилась кровавыми брызгами.
Слегка отпустило. Слав вновь обернулся к распластанному на полу белеющему силуэту. Не выпуская из пальцев влажную липкую рукоять, на слабеющих ногах он подошел к жене, опустился на колени.
Что стоит жизнь человека в гигантской мясорубке охватившей мир? Горы трупов несчастных, вываливших толпами на улицы - в мертвых городах до сих пор мостовые покрыты ровным слоем истлевших трещащих под ногами костей. Кто считал количество жертв? И что стоит гибель близкого, разделившего с тобой в последние годы все страдания, отпущенные безжалостной судьбой? Страдания и маленькие радости, скупо даримые упрямой природой. Смерть человека - ничто в бесконечном круговороте, смерть человека - все в маленькой вселенной двух сердец.
Слав отложил нож и провел окровавленными ладонями по безжизненному лицу. В двери мелькнули ещё две темные фигуры. Нападавшие устали ждать и пришли разрешить создавшиеся затруднения. Охотник подхватил оружие, тяжело поднялся и закричал. Закричал во всю силу легких, как раненный волколак, застигнутый в прыжке стальным болтом. Взвыл, вкладывая в крик всю испытанную ярость и постигнувшую боль, поднимая на ноги всех остававшихся в живых сородичей. Больше не надо экономить силы и беречь дыхание, продлевая молчаливую схватку. Слав не был глупцом: две одержанные победы, одна ценой жизни любимой, вторая итог счастливого стечения обстоятельств - предел возможностей его скромного ангела, отмеривающего порции удачи. И большое достижение в боевой карьере молодого охотника. Он расправил плечи и спокойно пошел навстречу Смерти, явившейся на этот раз в образе двух плечистых наемников. По случаю возникшего сопротивления, нападающие сменили удобные для заклания ножи на кривые ятаганы.
Профессионалам, одинаково умеющим и в одиночку отбиваться от наседающей толпы и группой добивать хорошо обученного воина, на устранение проблемы хватило полуминуты. Однако они задержались в доме Слава. Когда изнутри в ночь вынырнули быстрые силуэты, в руке одного покоился округлый предмет.
Чтобы выполнить то, что при помощи узкого лезвия ятагана сделал один из нападавших, действительно необходимо некоторое время и непреодолимое желание осуществить задуманное. И то, что он это сделал, не смотря на чудовищность и отталкивающую бессмысленность, могло бы вселить в сопротивляющихся толику надежды. Если справиться с охватившим ужасом и волей подавить чувства - не признак ли содеянное, что противник остро переживает неудачу? Что он досадует непредвиденной задержке и потере членов отряда, а значит - подвержен обычным людским эмоциям? Что по другую сторону не бездушные холодные призраки, а существа из плоти и крови?
Наемник широко размахнулся и метнул свою ношу. Пронзительно зазвенело бьющееся безумно дорогое стекло. В избу Сивого влетела и, разбрызгивая по полу багровые сгустки, покатилась в середину комнаты голова его сына.
Кто-то с шумом выдыхает воздух, протяжно скулит женщина. Один из молодых, ошалело сверкнув глазами и перехватив покрепче рукоять топора, бросается наружу.
– Стоять! - вопит Сивый, однако лязг скрещивающегося оружия и короткий оборвавшийся крик свидетельствуют о ещё одной смерти.
Резко, пинком распахивается вовнутрь дверь. На пороге возникают двое, затянутые в кожу, из-за высоких черных наплечников кажущиеся гигантами. Упруго щелкает спуск, пронзительной мелодией вибрируют стальные дуги - одного гостя отбрасывает тяжелым болтом. Несколько арбалетов взведенные всегда ждут своего часа, развешанные на стенах горницы остриями вверх. Вслед первой стреле летит другая, но напарник поверженного уворачивается, отскакивает назад, в темноту.
Старейшина видел смерть. Когда-то, вместе с обезумевшей людской волной, он громил лавки и рвал в клочья слабых, богатством которых был единственный кусок хлеба. В последнюю нормальную зиму восемнадцать лет назад, в ночи, окутавшей землю на трое суток, он научился убивать и больше никогда не забывал уроков. У него в руках уже новый самострел, прежний брошен женщинам - те резво орудуют накладным воротом, натягивая сладострастно изгибающиеся железные крылья. Стоящий рядом охотник взводит свой не мудрствуя - упирается ногой в металлическое стремя и, расправляя спину, в полмощи устанавливает зацеп.
– Дверь, - командует Сивый, - свет!
Мигом захлопывается массивная створка, лязгает затвор, пронесшимся вихрем задуваются лучины. Тишина сопровождается еле слышным прерывистым дыханием, темнота слегка подсвечивается из чернильных квадратов окон.
– Давай, давай, робяты, к проемам, - шепчет старейшина и шестеро оставшихся мужчин занимают места на трех направлениях.
Четвертая стена глухая, за неё можно не беспокоится - толстенные стволы вековых сосен защитят от недругов, да и поджечь сырые замшелые бока дело не простое. В подтверждение мыслей вновь бьется одно из стекол и на полу уже полыхает смолистый факел. Без команды одна из женщин бросает на него мокрую тряпку.
Единым вздохом промелькнули для обороняющихся первые мгновенья боевой горячки и теперь томительным бременем потянулось ожидание. Не отрывая глаз от светлеющих окон, стрелки в темноте дома напряженно водят самострелами, сопровождают острыми стальными наконечниками стрел движущиеся на улице тени. Снова радостно взвизгивает тетива, характерный всхлип снаружи - ещё одним врагом становится меньше.
– Хорошо-хорошо, - вполголоса пробормотал Сивый, - глядишь, до утра протянем, а там оно попроще.
– Куда проще, сколько их там кто знает? - возразили из темноты.
– Не дрейфь, прорвемся.
Страшно. Женщины собрали детей у безопасной стены, начали утешать, другие остались рядом с мужчинами, готовые оказать помощь, подать оружие. Ванко тоже хотел было присоединиться - почти взрослый, да и стрелять приловчился неплохо.
– Сиди, - одними губами прошипел один из старших, - надо будет - позовем.
– Давайте бабы, кто с малыми, лезьте наверх, - еле слышно отдает команду старейшина, - как они внутрь ломанутся - прыгайте через слуховое окно и в лес, если не осилим, к Кулаку пробирайтесь с рассветом. За день успеете.
Быстро, стараясь не мелькнуть в проемах, по очереди начали взбираться по крутой приставной лестнице на чердак молодые женщины и плачущая детвора. Тем временем с улицы к бледному освещению раннего утра начали прибавляться неровные блики открытого пламени.
– Хозяин! - грубо окрикнули снаружи, - поболтать надо.
– Поболтай, - отозвался Сивый.
– Выходи по-хорошему.
– И что?
– Там посмотрим.
– Куда смотреть? Какого вам от нас надо?
– Ты выходи - разберемся.
– На свет покажись.
– Старый, мы тут с тобой не торгуемся, сами вылезете из норы все живые останетесь.
Живые? Повод задуматься. Какой прок вообще от небольшого охотничьего хутора? Богатств особых здесь не сыскать, припасов после зимовки никаких, скотина тоже не откормилась ещё. С другой стороны - в такие времена и ржавый топор находка ценная. Сам по себе укрепленный и обустроенный форпост - куда как не лакомый кусок. И жизнь прежних хозяев здесь сухаря заплесневевшего не стоит.
– В живых оставите, неужто? - притворно удивился старейшина.
– Толку нам от ваших трупов, пыхти потом, закапывай. Что мне врать - баб заберем, детей продадим, а мужики, валите к чертям, выживете без оружия - ваше счастье.
– А как не согласимся?
– Времени у нас много, надоест - костер сделаем и лопатой после рыть не надо.
Насчет костра говоривший, пожалуй, припугнул. Зажечь главную избу и всё - не остановить будет жадные языки пламени, полыхнет весь хутор трескучим пожарищем. А вот по поводу уготованной судьбы похоже на правду. Но смысла мужчинам сдаваться нет, жен с отпрысками по любому пощадят, отец же, своими руками чада в неволю передавший жизни не достоин. Рассветет, улица из окон как на ладони - поогрызаться ещё могут громоздкие арбалеты.
Кошачьими движеньями плывет в темноте по дуге вдоль проема ссутулившаяся, слившаяся с тяжелым самострелом фигура охотника. Бесшумно крадется, меняет угол обзора в поисках хозяина резкого голоса, ориентируется на источники света лучший стрелок рода, пока заговаривает врагам зубы старейшина. Замер, остановился. Затаил дыхание, как в полевании на дикого зверя, плавно нажал рычаг. И опять пение ушедшей стрелы отзывается победным маршем и яростным чертыханием в конце её полета.
– Ну, сука, ты у меня не один день умирать станешь, - рычат снаружи.
– Сам по ходу не сдохни, - сплевывает Сивый.
Переговоры прекращаются, но атака сразу не следует.
Тягостно и невыносимо ударами пульса в висках отмериваются секунды бездействия и кровь, словно густея, медленно, толчками движется в венах. Все напряжены до предела. Стрелки также мягко танцуют около окон, выискивая новых жертв, сами держась в спасительной тени. Сколько времени продлится противостояние? Защитники не знают - снаружи осталось девять наемников. Нападающие могут только догадываться - внутри их ждет шестеро готовых на все охотников, старик и восемь женщин. Затаившиеся на чердаке не в счет.
Спокойно шуршат песчинки, истекая воронкой в хрустальном конусе вселенских часов, отсчитывают последние мгновения умирающего мира.
Ванко поудобнее устроился на трухлявых опилках и листве, устилающих пол чердака. Через прорехи в прохудившейся после зимних ветров крыше обстановка как на ладони. Опустошенно, не по-домашнему, раскрыты двери семейных изб. Еще не умер хутор, а по улицам уже будто смерть прошла. Безжизненно. Ощущение, словно мертвые в своих домах затягивают в безмолвное послесмертие окружающее пространство. Оживление со стороны глухой стены - цепочкой просочились к ней темные тени. Прижались в ряд к округлым бревнам и потекли в стороны к углам, к незащищенным окнам.
Эх, промашку дал старейшина - надо бы и наверх снарядить пару охотников отсекли бы стрелами непрошенных гостей. А может и наоборот - специально решил не привлекать внимание к чердаку, дать шанс спастись хоть части подопечных.
Ужом на животе мальчик скользнул к люку, свесил голову.
– Сзади, с боков крадутся, в окна! - скороговоркой зашептал он в темноту.
– Хоронись, сынок, сейчас начнется. Смотри, если что, с малышами за старшего будешь, бегом в лес, спасай род.
Ванко отполз и вместе со всеми затаился у чердачного окошка, аккурат со стороны злосчастной тыльной стены. Поэтому он уже не видел, только слышал по звону стекол, треску переплетов и звукам падения тяжелых предметов, как началась последняя атака.
Почти одновременно в два противоположных окна, ломая все на своем пути, влетели и шумно покатились по настилу массивные деревянные чурки, подобранные, наверное, где-то на заднем дворе. Запоздало щелкнули самострелы, пронизывая болтами пустое пространство, не дожидаясь, пока перезарядят свое оружие уставшие от ожидания защитники, вламываются внутрь с каждой стороны один за другим несколько наемников.
Ловко, руками вперед в узкие проемы, они приземлялись на скрипящие осколки стекла и кувырком уходили в стороны с линии обстрела. Сивый не стрелял вместе со всеми. Не зря медлил палец на спусковой скобе, однако движения противника были настолько стремительны, что стрела лишь чиркнула по ребристому упругому наплечнику, не причинив сколько-нибудь существенного вреда. Недруг вскочил на ноги перед старейшиной, тот наотмашь ударил самострелом, стальные крылья высекли искры, встретив на своем пути лезвие ятагана.
Отчего родившиеся после Войны, как правило, значительно уступают в силе и ловкости тем, кто вышел из лона матери до Страшной Ночи? Какие ужасные силы были освобождены из оков полторы дюжины лет назад, что люди, встретившие первые порывы Урагана в зрелом возрасте оказались выносливее взрослевших во время и после Сумерков мира. Быть может, потому кажущийся древним стариком человек практически на равных противостоит дерзкому напору, когда другие в бессилии гибнут под стремительными росчерками безжалостного металла?
Через момент после начала от стены дома напротив третьего окна молниеносно отделяется гибкая фигура и, плавными движениями неестественно уклоняясь от выстрелов защищающих этот проем и не обращающих на сумятицу за спиной охотников, влетает внутрь. Не так, как предыдущие нападающие, именно воспаряет, как ангел, как демон, в дребезге и хрусте, единым движением сгруппировавшись в момент удара и твердо становясь на ноги при приземлении. Из ниоткуда в руках его возникают сверкающие лезвия. Тело изящным маятником раскачивается из стороны в сторону, сталь рисует в воздухе замысловатые пируэты в мгновение сметая двух вставших на пути мужчин.
Схватка затихает также быстро, как и начиналась - в одном углу охотник и две женщины за его спиной щетинятся топорами от наседающих троих наемников, в центре кружат Сивый со своим противником, последний из явившихся с интересом осматривает поле боя. Остальные уже мертвы и ноги оскальзываются на пропитанных их кровью досках пола.
– Может, урод, легкой смерти ищешь? - вкрадчиво спрашивает воин, со стороны наблюдая за поединком старейшины.
Падает защитник женщин, в последнем движении стараясь дотянуться оружием до своего убийцы. Старик, будто булавой, орудует тяжелым арбалетом, отбивая яростные атаки.
– Ну, полюбуйся сначала, как твоим детям кишки выпускают, - советует неподвижно стоящий владелец двух зловещих клинков.
Всхлипывает, захлебываясь кровью женщина. Несколько взмахов - вторая обезоружена, схвачена за волосы и брошена в руки главаря. Слав скорбел над телом жены, так с чем же сравнить горе Сивого, наблюдающего, как свирепо уничтожаются все, бывшие смыслом его нелегкой жизни эти долгие годы.
– Смотри, - волосы женщины намотаны на кулак, голова запрокинута назад.
Она немо, по рыбьи открывает рот, дугой вперед выгибается тонкое тело, ткань рубахи натягивается на груди. Девушка еле скулит, белое сукно на животе наливается кровью и медленно, слегка поворачиваясь из стороны в сторону, изнутри, разрывая плоть, выныривает хищное стальное лезвие. Сивый не смотрит, он сражается - это его последний бой и смерть хотя бы одного противника может стать достойным завершением трудного пути. Ему не дают такой возможности. Сзади два клинка, скрещенные, словно ножницы, ловко подрубают сухожилие и старик опускается на колено. Главарь оскаливается: сейчас будет потеха - слабое утешение после гибели пятерых соратников в таком, казалось бы, легком деле.
Некоторым временем раньше с чердака ссыпаются маленькие фигуры.
– Бегом в лес, - командует Ванко.
Однако какой из него вождь, здесь есть взрослые девушки, они деловито собирают детей и ведут в нужном направлении. Все устремляются к еще запертым воротам и только Ванко непонятно какой силой тащит в противоположную сторону - к стоящему в глубине двора амбару.
Оглянись мальчик назад, он бы увидел, как бесшумно бросаются им вслед четыре наемника, прикрывавших снаружи своих товарищей. Страшные в объемистых доспехах они разделяются - двое за группой детей, двое за одиноким мальчиком.
Что влечет паренька в амбар, какие секреты таит в себе эта постройка? Да никаких, просто там, в одном из закутков, обустроил своё обиталище новый друг -Рахан-Ключник.
Ванко, запыхавшись, ворвался в строение, в темноте пробежал по коридору вдоль стойл и опустевших кладовок, свернул в знакомый угол и распахнул низкую неприметную дверь.
Маленькая каморка с высоким потолком и небольшим оконцем, очищенная от пыли и паутины, украшенная грубым столом и деревянным лежаком, крытым охапкой соломы. Раньше в ней, наверное, хранили хозяйственную утварь, теперь комнатка стала временным пристанищем неприхотливого солдата. Скудные рассветные лучи обеспечивали, тем не менее, сносное освещение. Мальчик недоуменно оглянулся, впрочем, ничего удивительного - помещение было пусто.
Ванко еще секунду постоял в нерешительности, пока в наступившей тишине не услышал зловещий скрип прикрываемых створок широких амбарных ворот. Паренек бросился назад, выскочил в узкое пространство прохода и оцепенел. Навстречу ему перебежками двигались черные силуэты. Хищные крадущиеся перемещения ссутуленных теней не предвещали ничего хорошего. Мальчик в ужасе юркнул в пустое стойло и забился в угол в надежде, что остался незамеченным. Прелый запах соломы, как веяние тления в темном склепе - Ванко мог только уповать, что дробный стук зубов не выдаст его месторасположения. А шелестящие тихие звуки шагов неотвратимо приближались, загробным скрежетом потрясая рассудок.
Первый преследователь стремительным броском проскочил мимо. Мальчик боялся дышать. Второй сгустком тьмы замер в проеме денника всматриваясь в скупо освещенный промежуток между низкими перегородками.
– Ну чё, говнюк, свела нас житуха? - Ванко ещё сильнее вжался спиной в необструганные доски, судорожно упираясь пятками, будто хотел просочиться в щели.
Знакомый голос. Неприятный, по юношеский ломкий, слышанный ранее и с властными нотками и в заискивающем исполнении, причем совсем недавно и в тоже время вовсе в другой жизни, где было место радости и развлечениям - на ярмарке. Неожиданная встреча. Мальчик рад бы был крепко зажмуриться и не видеть происходящего, но тело не повиновалось, он заворожено смотрел на своего палача, не в силах даже закричать.
К готовым к переходу и находящимся на одре, на черных крыльях мрака неотвратимо является в веянии могильного холода безучастный бог Танат. Тяжелым тусклым мечом вороненой стали срезает он тонкую прядь волос умирающего, исторгая измученную душу в бескрайние просторы Безмолвных пустошей.
Боковым зрением, за плечом надвигающегося преследователя Ванко с трепетом наблюдает образ величественного ангела смерти. Леденящий кровь. Отсутствуют человеческие черты в его обличии - лишь бледный остов, покрытый бесформенным саваном, и искаженный мукой лик. Нет ничего ужаснее этого зрелища, не так страшен даже разъяренный Черенок, невольным обидчиком которого мальчик стал на торжище. Подумать - молодой наемник тоже, наверное, Неживой, убитый где-то в устье Куты, а вот стоит, оскаленный, глаза жаждой крови горят, но нет, не он воплощает Смерть, настоящая смерть таится у него позади. Бесшумная, видимая, похоже, только напуганному мальчику. Черенок не чувствует мрачного соседства, он начинает игру беспощадного хищника с затравленной жертвой.
Наемник нечленораздельно мычит и нервно поигрывает клинком - предвкушение убийства будоражит и пьянит не хуже дурманящих паров, вдыхаемых для достижения боевого безумства. Но вдруг его утробный рык обрывается сдавленным хрипом и он, безжизненный, валится на бок, брезгливо отброшенный в сторону Ангелом. Смерти безразлично, кто оказывается у неё на пути, но сегодня цель её прихода не запуганный ребенок, видимо она пришла за Черенком или за его напарником, неподвижно лежащим в двух шагах дальше по проходу. Смерть жадно склоняется над телом наемника и быстрыми движениями осматривает снаряжение.
– Хлам, - бормочет себе под нос.
Не поднимаясь, вытирает о штанину поверженного большой массивный нож, измазанный кровью. Разве течет кровь в венах подъятой нежити? Не все ли равно Смерти, в каком состоянии находится её, должное быть ржавым, оружие?
ГЛАВА 5
Где-то на окраине, а быть может и прямо здесь, среди нас, бредет, спотыкаясь и сбивая ноги существо, обреченное избавить мир от страданий. Идет и присматривается к людям в поисках достойных, на кого смогло бы положиться жаждущее перемен божество. Нас много и все мы рождены для отважных поступков. С колыбели, с молоком матери впитали мы стремление к подвижничеству. Но как узнать среди толп оборванцев тебя, Великий, если не ведомо сердцу обличье господне? Кем ты сможешь предстать перед нами: рабом бессловесным, беглым преступником, мужчиной, женщиной или вовсе малым ребенком?