Страница:
Вадим Валерьевич Вознесенский
Евангелие рукотворных богов
Посвящается моему Ангелу - дочке Анюте.
Сумевшей задержаться в нашем мире всего на четыре месяца.
Сто двадцать шесть дней.
И все это время боровшейся за жизнь с упорством настоящего бойца
В чреве серого дня заворочался гром.
Слишком пошлый реквием после боя.
Что ты делаешь здесь с одиноким мечом?
Ты исполнил свой долг - уходи же, воин.
Здесь ни жизни, ни смерти, ни мира, ни битв,
Ни великих врагов, ни великих героев.
Здесь никто не услышит твоих молитв -
Боги бросили нас. Уходи же, воин.
Лай бешеных псов, вой черных волков,
Слаще смеха гиен и шакальего воя.
Ты чужой на пиру довольных скотов,
Что остались в живых - уходи же, воин.
Стала грязью кровь, стала гнилью вода,
А глазницы душ забиты золою.
Но пока в небесах хоть одна есть звезда,
Этот мир еще жив. Уходи же, воин.
Знаю, трудно бросать тех, с кем был ты в боях.
Знаю, стоит один много меньше, чем двое.
Но последняя битва здесь только моя.
Ты не выстоишь в ней. Уходи же, воин.
Иллет (Наталья Некрасова)
ПРОЛОГ
Кто знает… Сгорбленный батрак роет канаву для орошения умирающего поля. Быть может каждым ударом мотыги, дробя комья сухой земли, он порождает вселенные. Где истина… Ребенок нищего одетый в тряпьё увлеченно играет грубо выструганными фигурками. Возможно, переставляя своих зверей, он сталкивает в беспощадной битве величайшие армии одного из множества существующих миров. Познай необъятное. Змея в бессильной злобе пожирает свой хвост. Бесконечной чередой, подобно миражам в пустыне, возникают, растворяются в дымке и вновь возрождаются легендарные цивилизации.
Горячее дыхание пустыни отнимало остатки сил, несло жар и песок, впивающийся тысячами игл в обветренные лица, срывающий лохмотья кожи с иссушенных губ. Гром действительно походил на сына бога, как и пели менестрели на городских ярмарках, восхваляя его многочисленные подвиги. Семи футов роста и богатырского телосложения, с развевающимся плащом венедийского шелка, парой мечей за спиной и упруго перекатывающимися мышцами под тронутой южным солнцем кожей. Таким даже на самых темных улицах злачных районов портовых городов стараются не переходить дорогу. Он действительно выглядел внушительно, этот северный варвар, вождь многочисленного уже союза племен, осмелившийся бросить вызов могучей империи.
– Мы прошли, - и голос его также был подобен рыку льва, как похожи на гриву длинные пепельные волосы, - всего одиннадцать дней…
Да, одиннадцать дней безумного перехода, броска через равнодушную пустыню, одиннадцать дней под взором безжалостного Бога Солнца.
– Ведун умирает, - я посмотрел на Грома, с уважением, единственный из отряда он, казалось, смог бы пройти еще столько же и в том же темпе, - мы потеряли связь.
– Мы все равно не успеем, - вождь прикрыл глаза, повернулся лицом к барханам и медленно втянул воздух.
Приподняв нос и раздувая ноздри, он несколько раз повел головой из стороны в сторону, как степной волк, выслеживающий добычу.
– Я чувствую их, все так же - не страдают от жажды и полны сил, в их мыслях лишь азарт охотника, настигающего дичь, через три часа будут здесь.
– Они сыны пустыни, их верблюды могут обходиться без воды… И у них нет женщин и детей.
Пять тысяч черных наездников - серьезная сила, особенно если противостоит едва двум сотням вымотанных северян. Гром ощущал их, слышал оттенки эмоций, мог даже оценить физическое состояние дромадеров. И видел своих людей. Легко ступив с бархана он заскользил вниз по осыпающемуся песку. Я еще раз обернулся - вдали, сквозь плывущее марево поднимались клубы пыли. Даже без Ведуна, без сверхъестественного нюха Грома было ясно - нам наступают на пятки и после перевала мы сможем рассмотреть орнамент на попонах преследователей.
Внизу вождь остановился у носилок, привьюченных между двух лошадей. Выразительно посмотрел на сопровождающего бойца. Дорогие трофеи - неуязвимые доспехи, плоды побед и грабежей, были брошены в пути. Одежду большинства воинов составляли длинные, ниже колен, туники, платки, повязанные на манер кочевников вокруг лица, сандалии с высокой шнуровкой. Я устало улыбнулся, нет нужды читать мысли - Гром не одобрял такой экипировки, но сам отдал приказ избавиться от лишнего веса.
– Плохо, князь, - отрапортовал солдат.
Ведун действительно умирал - впалые щеки, выпирающие глазные яблоки под пергаментными веками, еле ощутимые движения грудной клетки. Он выглядел глубоким старцем, вся его сила, вся молодая энергия ушла на открытие Пути и сейчас её остатки уходили через образовавшиеся надрывы в материи мира. Он подарил нам два дня опережения преследователей, а мы не могли дать ему глоток воды. Гром склонил голову и положил мозолистую ладонь на лоб волхва, но, не успев прикоснуться, резко отдернул руку, словно обжегшись. Гримаса боли исказила лицо, он вздохнул и передернул плечами.
– В нем нет сил, чтобы удержать жизнь, - я вздохнул, без Ведуна наши и без того мизерные шансы сводились к нулю.
– Ты не понимаешь. Очень глубоко погрузился, когда я пытаюсь дотянуться до его сознания - как в воронку затягивает. Он был на той стороне один слишком долго.
– Нас бы нагнали еще в начале пути, если б Ведун не морочил.
Тенью пронеслась мысль, что все мучения перехода и все старания волхва, пропали в пустую. Что, приняв бой в начале бегства, мы бы избавили себя от этой пытки пустыней, да и отдали свои жизни гораздо дороже. Тогда, опьяненные еще горячкой уличной резни у стен дворца Секретной столицы, возможно, мы могли организовать оборону захваченной цитадели. Там не было надежды на спасение. В сердце враждебного государства неоткуда ждать помощи. Но это была бы красивая смерть. Такой конец пути чертовски льстил бы моим спутникам. Религия этого смелого народа поощряет подобный переход. К сожаленью, это противоречит моим личным принципам и за жизнь я буду цепляться как всегда, до последнего, срывая в кровь ногти и дробя в крошку сжатые зубы. Да и насколько представляю сложившийся порядок, мне нет места в их послесмертии.
– Мы встретим имперцев на перевале, - тихо сказал Гром, - женщины и дети на лошадях могут попробовать успеть до отлива.
Истощенные женщины на не менее истощенных лошадях… Северяне неплохие лучники и на стенах ущелья можно продержаться какое-то время. Попробовать устроить оползень. Я кивнул - не стоять же на месте.
– На перевал!, - рявкнул вождь, - Там спешимся.
Воины приободрились, новость о предстоящей, пусть и последней драке, придала сил. С улыбками помогли детям и наиболее слабым из женщин сесть верхом, взяли под уздцы лошадей. До цепи невысоких гор было около пяти миль - есть время не спеша пройтись, привести в порядок мысли, отдохнуть и подготовиться к битве. Все-таки они мне нравились, за десяток лет ставшие моими новыми родичами люди. Наверно, когда-то давно я сам был таким, смелым и безрассудным, открытым и честным, умел любить и ненавидеть. Когда-то давно… очень, очень давно.
Тронулись. Гром с Проводником в главе колонны обсуждая, вероятно, план защиты перевала, и тонкой цепочкой растянувшиеся чуть больше трехсот человек и двух сотен лошадей.
– Похоже, славный был поход, - незаметно со мной поравнялся Дед - самый старый дружинник Грома, - и богатая добыча.
– Которую пришлось бросить в пустыне, - отозвался кто-то сзади.
– Не поверю, чтоб Старый не припрятал несколько сотен монет в седельной сумке, - весело послышалось спереди.
– Да пару наложниц!, - хохотнули в строю.
– Семьи старейшин, лет двадцать назад - за такой выкуп мы бы себе по клану купили, - вздохнул Дед.
Лет двадцать назад, когда племена еще и не думали объединяться, а молодой Гром ходил оруженосцем у кого-то из князей. Теперь другое время, старик. Теперь эта горстка измученных гордых женщин и старающихся казаться невозмутимыми подростков - залог целостности союза, кровью и потом скрепившего многочисленные общины.
– Мы не для этого их спасали, Дед, - протянул я, - но они действительно многого стоят.
– Просто… просто великий был поход.
– Да, о нас сложат красивые баллады, матросы будут распевать их в пьяных трактирах и прекрасные девы уронят слезу, а безусые юнцы, очистив от ржи дедовские мечи уйдут из дома в поисках славы.
– Не смейся, это достойно пера барда. Другой раз из кабацкой драки рождается поэма, а здесь такое дело…
– Было бы неплохо самим пожать плоды популярности и поднять добрую кружку эля в приличной таверне.
– Ты ведь наш родич, брат, - улыбнулся ветеран, - в Валгалле все попируем.
– Попируем, - согласился я и кивнул назад, - вместе с теми детьми шайтана.
– Откуда они взялись на свою голову, - вздохнул Дед, - почему Ведун не почувствовал, у Грома тоже дар не слабый, да и так наши многие могут…
Интересный вопрос. Только поставлен неправильно. Почему не заметили - у них тоже маги есть, кто его знает, какими фокусами владеют. Иное дело откуда пять тысяч отборных имперцев ни с того ни с сего оказались у стен Секретной столицы, вдали от Дельты - места высадки варваров, от основного войска, сдерживающего прорыв вверх по Реке?
– Похоже, предали нас, - понизил голос собеседник, - рейд в тайне готовился, не многие знали, Вожди, да и то не все.
– Ловушка? Смерть Грома сейчас ничего не даст - слишком поздно.
– Смерть Грома и заложники, не забывай.
– Ты мудрый воин, Дед.
– Я старый воин. Помоги Грому, он мне как сын.
– Я буду сражаться с ним плечо к плечу, - наш разговор все больше переставал мне нравиться.
– Ты приносишь удачу… - Дед промолчал, -… и я видел, как ты дрался в цитадели.
Скверно, не думал, что остались свидетели. Приношу удачу - нашел любимца богов, от других братьев я такого не слышал. Как по мне, так скорее источник неприятностей.
– В горячке боя, тебе показалось, пьяные от крови, мы все были как берсерки, - я хлопнул старика по плечу и прибавил шаг, давая понять, что разговор закончен. Лопатками и затылком чувствуя буравящий задумчивый взгляд голубых глаз Деда поспешил догонять Грома.
Вождь уже отпустил Проводника и шел один, спокойно рассматривая приближающиеся скалы. Я всегда поражался его умением править. Не отдавать команды, не манипулировать людьми, а именно править. Он был прирожденный лидер и порой даже я сам попадал под действие его харизмы. Такие становятся основателями великих династий, через века достойно несущих героическую кровь первого в роду, а также объектами многочисленных легенд, будоражащих слух праздных обывателей. Если доживут до седин.
Последнее нам не грозило.
Некоторое время шли молча.
– Погоня слишком близко, мы успеем закрепиться? - я никогда не понимал механизм их способностей, но, за последнее время, научился доверять беспрекословно.
– Успеем, имперцы тоже не торопятся, у подножья догонит передовой разъезд, там и сменим порядки.
– Ты видишь будущее, Гром?
– Это очень редкий дар. Я слышу и оцениваю расстояние.
– Ты слышишь их количество?
– Да, сотня.
Вряд ли они станут нападать - попытаются замедлить, держась за пределами досягаемости луков и трепля нервы короткими наскоками. Оставить несколько десятков воинов и связать им передвижение - достаточно тяжело на открытой местности. К тому же верная смерть. Несколько раньше, чем на перевале.
– Это будет у входа в ущелье, достаточно тридцати дружинников, скорее всего, они не сунутся, - Гром полуулыбнулся на мой вопросительный взгляд, - и я не умею читать мысли. А тебя я даже не чувствую.
А вот это интересно, полезную информацию узнаешь за несколько часов до смерти.
– Вообще?
– Никогда не говорил об этом, наверно, во всех наших прежних переделках всегда оставалась надежда. Может расскажешь?
– О чем Гром? До того, как ты меня освободил, я помню лишь каменные нары, вонь нечистот и гнилую похлебку через день.
Я был почти честен с вождем - разве можно назвать воспоминаниями те обрывки кошмаров, что посещали каждую ночь. А о существовании в темнице тем более думать не хотелось.
– Надо было порасспросить твоих тюремщиков, прежде чем убивать. Свет с тобой, сегодня все мы унесем свои тайны в могилы.
– Нам нечем платить возницам колесниц, доставляющим души погибших в бою к воротам рая.
– Ты научился говорить как истинный северянин. Мы рассчитаемся смертями врагов.
– Такой вид оплаты всегда в ходу у богов.
– Ты в них не веришь.
– Я им не верю.
Перевал приближался. Красная, безжизненная и раскаленная, как сама пустыня, цепь гор, разрезанная, словно кривым кинжалом местных кочевников неровной полосой ущелья. Путь был достаточно удобным - еще Древние проложили здесь дорогу. Местами загроможденная оползнями и осевшими промоинами она, тем не менее представляла собой проходимый маршрут и идеальное место для засад. Не поверю, что Гром, разрабатывая этот вариант отхода, не предусмотрел сложившегося поворота событий. Отступление в пустыню, выход к морю, к ожидающему флоту и, в случае близкой погони, защита перевала. Никогда не стоило недооценивать его талант стратега.
У начала подъема мы остановились. Те несколько миль, пройденных в спокойном темпе, дали все-таки возможность отдохнуть и восстановить силы. Однако пыль, поднимаемая преследователями, теперь взвивалась в воздух практически за соседним барханом.
– Близко, - прошептал Гром, - это хорошо, может и влетят в ущелье не раздумывая.
Он дал команду спешиться всем, чтобы лошади не перетруждались на подъеме, вызвал трех десятников, распорядился рассредоточить их отряды среди многочисленных насыпей камней на дороге. Подумал, добавил по отряду лучников на стены. Мы лишились четверти отряда. Один к двум, при явном позиционном превосходстве - неплохой расклад, быть может, часть из них ещё сможет присоединиться к нам наверху. Чуть прибавив шагу, оставшиеся потянулись вперед, я пристроился в конце колонны, необходимо было обдумать в одиночестве сложившееся положение.
Семьи обязательно должны спастись и нам действительно необходимо принять последний бой. Причем держаться долго, минимум - часа два-три, лучше пол дня, и в любом случае, пока всех не перебьют. Пять тысяч, пусть растянутых в колонну, против полутора-двух сотен - верная смерть, отступать некуда. Проводник идет со спасенными. На сотню человек его маловато, еще два-три сопровождающих были бы не лишними. Для северян попасть в охрану будет наказанием, несмываемое пятно позора - бросить братьев погибать, спасая твою жизнь. Напроситься самому, чем вызвать презрение товарищей и отверженность предателя по возвращении? Ну, эту беду я бы пережил. Остаться и вытащить Грома, попытаться уйти в горы, понадеявшись на собственную способность к выживанию и репутацию счастливчика?
Внизу уже завязывалась схватка с разъездом местных. Они все-таки сунулись в ущелье - крохотные фигурки наездников сбившихся беспорядочными островками огрызались с высоты своих верблюдов от стрел и наскакивающих пеших варваров. Вверху узким голубым клином в багровую стену гор врезалась полоска чистого неба. Даже сглаживаемые ветрами на протяжении многих веков почти вертикальные откосы мрачно нависали над дорогой. Горстка людей кажущаяся еще меньше в угрюмой тени скал упорно продвигалась навстречу источнику света, словно уходя в безоблачные небеса…
На высоте порядка двух сотен футов в верхней точке ущелья к правой стене непостижимым образом, будто ласточкино гнездо, прикрепилось серое грубое строение. Главенствующее над дорогой, оно, вероятно, открывало вид на обе стороны перевала. Я не помнил, чтобы бывал в этих местах, но вид его определенно навевал смутные образы воспоминаний. Почти бегом нагнал Грома, шедшего вместе с десятниками и внимательно изучавшего окружающий рельеф в поисках удобных позиций.
– Видишь форт? - указал я в сторону стены.
– Крепкие стены, горизонтальные бойницы - для самострелов в самый раз. А лучникам неудобно, можно два-три человека, туда больше и не поместится. Оставшиеся в живых отходить туда будут, хорошее место для встречи с вечностью.
– Храм забытого бога, - подсказал Проводник, - руны на стенах.
– Древних?
– Из новых, Одан, - всмотрелся в знаки кто-то из воинов.
– Безумца… Одан Хан - его почитали на востоке, говорят, это он развязал Сумеречную Войну.
"… и вызвал он гнев богов, и скрылся на земле, и покарали боги землю, принявшую непокорного, и погрузили землю во Тьму…".
Безумцу просто положено быть параноиком. Я знал это, знал о гонениях на приверженцев, знал о культе сопротивления. И еще знал о тайнах его святилищ. Слишком маленький, впрочем, его храмы, приспособленные для войн сооружения, никогда не отличались размерами, расположенный в ключевом месте - да, он мог скрывать в себе один секрет. Если не был разграблен профессионалами. Одан был солдатом, его алтари не отличались богатым убранством и не привлекали простых грабителей.
– Мне нужно его осмотреть, Гром.
– Возьми с собой лучников, пусть займут позицию.
– Я должен быть один.
– Ты же не общаешься с богами.
– И сейчас не собираюсь.
– Не задерживайся, - Гром отвернулся и занялся расстановкой дружинников.
К форту вела узкая крутая тропинка-лесенка. Раньше она была оснащена перилами, о которых теперь свидетельствовали лишь остатки железных крючьев в стене, поэтому маршрут был весьма рискованный и преодолел я его, упираясь всеми конечностями, минуты за три.
С небольшой площадки у входа в помещение открывался величественный вид. На западе - бескрайняя пустыня, рябью песчаных волн скрывающаяся за горизонтом. Практически у входа в ущелье - кулак имперцев. Они еще задержатся здесь, увидев разбросанные тела и одиноко кричащих верблюдов. Они не бросятся сломя голову, будут идти медленно и осторожно, заглядывая по каждый камень, даря нам драгоценные минуты. Они знают, что победят, но каждый из них в отдельности очень хочет остаться в живых. Я видел около десятка наших, шатаясь, они поднимались наверх, вытирая мечи о горсти с песком. Они победили в одном бою и спешили погибнуть в другом для того, чтобы выиграть главную битву. На востоке, переливаясь в лучах солнца, густой синевой с яркими бело-голубыми полосами рифов раскинулось море, прекрасное на протяжении множества эпох. Оно подступало почти к самым горам, лаская их подножье приливом. В четверти перехода на юг, я не видел - знал, в уютной бухте нас ждала часть флота, на отдохнувших лошадях они могут спастись, наши подопечные. Свежий ветер приятно холодил лицо, я скучал по нему, я забыл, как это восстанавливает силы. Внизу торопливо суетились дружинники Грома а поредевший караван уходил дальше. Еще есть время и его надо использовать с пользой - я шагнул в прохладный полумрак храма.
Дверей не было, вглубь вел настолько узкий проход, что пришлось протискиваться боком. От стен веяло стариной, даже не веками - тысячелетиями. Мощные каменные блоки толщиной порядка четырех футов были испещрены временем, швы соединений подогнаны с идеальной точностью и лишь тончайшие, с волос, щели выдавали их наличие. Внутри, как и следовало ожидать, не было никаких украшений. Четыре ряда каменных ступеней-скамей у четырех стен единственного тесного помещения и массивный куб алтаря посередине. Скудным источником света служили три узких бойницы, расположенные, в нарушение современных требований фортификации не вертикально, для лучников, а горизонтально. Я мельком заглянул в западный проем - пройденная нами часть перевала была, как на ладони.
Быстрее. Тайник есть, я был уверен в этом, вопрос, где он может находиться и на месте ли содержимое. Под плитой алтаря - банально и слишком очевидно, однако я присел, уперся спиной в его шероховатую поверхность, ногами в единственную ближайшую ступень. Он был чертовски тяжелый, этот камень, пришлось напрячься. Превозмогая боль в связках и кровавую пелену в глазах почувствовал знакомый прилив бешенства и выброс в кровь дозы адреналина. Алтарь сдвинулся больше, чем на фут. Пусто. Я поднялся и обошел камень вокруг. Думай! Ладонью смахнул песок на полу, упал на колени и начал быстро расчищать поверхность. Кое-что - похоже, алтарь двигали и до меня, следы на плитах указывали, что его перемещали в том же направлении, но еще дальше. Я вернулся, взялся за камень уже руками, рывком выпрямил полусогнутые ноги. Раз! Плита стала на определенное царапинами место. Зачем адепты храма устанавливали её сюда? Я вскочил на алтарь и осмотрел потолок. Ничего. Бросил взгляд по сторонам. Вот! А ведь простая задачка - используя сдвинутый камень в качестве опоры, теперь я мог таким же методом переместить в сторону ступень, расположенную у глухой стены, что примыкала к скале. Ещё одно неимоверное усилие, и моему взору открылся неширокий проем в плитах, вырубленный более грубо и намного позднее самого строения, чуть выше уровня пола. Ничего не видно. Я погрузил внутрь руки, углубление, уходившее резко вниз и вглубь, было заполнено вязкой маслянистой жидкостью с резким неприятным запахом. И там нащупывался тяжелый свёрток.
Посмотрим, что за подарок оставил мне забытый безумный бог. Массивный и длинный, многократно обернутый промасленными тряпками и пергаментом предмет. Ну не мумия же священника, в самом деле.
Бережно я разрезал стягивающие узлы, развернул расползающиеся в руках клочья материи. Очень, очень хорошо. Признаться, я ожидал чего-то попроще. А это… царский дар - я ласково погладил лишенную инкрустаций ребристую поверхность рукояти. Шесть футов смерти и разрушения для всего окружающего. Мощный и эффективный в умелых руках древний артефакт. Передо мной в ворохе тряпья, излучая уверенность в завтрашнем дне, матово поблескивал вороненой сталью мой очень старый знакомый - Корд.
Горячее дыхание пустыни отнимало остатки сил, несло жар и песок, впивающийся тысячами игл в обветренные лица, срывающий лохмотья кожи с иссушенных губ. Гром действительно походил на сына бога, как и пели менестрели на городских ярмарках, восхваляя его многочисленные подвиги. Семи футов роста и богатырского телосложения, с развевающимся плащом венедийского шелка, парой мечей за спиной и упруго перекатывающимися мышцами под тронутой южным солнцем кожей. Таким даже на самых темных улицах злачных районов портовых городов стараются не переходить дорогу. Он действительно выглядел внушительно, этот северный варвар, вождь многочисленного уже союза племен, осмелившийся бросить вызов могучей империи.
– Мы прошли, - и голос его также был подобен рыку льва, как похожи на гриву длинные пепельные волосы, - всего одиннадцать дней…
Да, одиннадцать дней безумного перехода, броска через равнодушную пустыню, одиннадцать дней под взором безжалостного Бога Солнца.
– Ведун умирает, - я посмотрел на Грома, с уважением, единственный из отряда он, казалось, смог бы пройти еще столько же и в том же темпе, - мы потеряли связь.
– Мы все равно не успеем, - вождь прикрыл глаза, повернулся лицом к барханам и медленно втянул воздух.
Приподняв нос и раздувая ноздри, он несколько раз повел головой из стороны в сторону, как степной волк, выслеживающий добычу.
– Я чувствую их, все так же - не страдают от жажды и полны сил, в их мыслях лишь азарт охотника, настигающего дичь, через три часа будут здесь.
– Они сыны пустыни, их верблюды могут обходиться без воды… И у них нет женщин и детей.
Пять тысяч черных наездников - серьезная сила, особенно если противостоит едва двум сотням вымотанных северян. Гром ощущал их, слышал оттенки эмоций, мог даже оценить физическое состояние дромадеров. И видел своих людей. Легко ступив с бархана он заскользил вниз по осыпающемуся песку. Я еще раз обернулся - вдали, сквозь плывущее марево поднимались клубы пыли. Даже без Ведуна, без сверхъестественного нюха Грома было ясно - нам наступают на пятки и после перевала мы сможем рассмотреть орнамент на попонах преследователей.
Внизу вождь остановился у носилок, привьюченных между двух лошадей. Выразительно посмотрел на сопровождающего бойца. Дорогие трофеи - неуязвимые доспехи, плоды побед и грабежей, были брошены в пути. Одежду большинства воинов составляли длинные, ниже колен, туники, платки, повязанные на манер кочевников вокруг лица, сандалии с высокой шнуровкой. Я устало улыбнулся, нет нужды читать мысли - Гром не одобрял такой экипировки, но сам отдал приказ избавиться от лишнего веса.
– Плохо, князь, - отрапортовал солдат.
Ведун действительно умирал - впалые щеки, выпирающие глазные яблоки под пергаментными веками, еле ощутимые движения грудной клетки. Он выглядел глубоким старцем, вся его сила, вся молодая энергия ушла на открытие Пути и сейчас её остатки уходили через образовавшиеся надрывы в материи мира. Он подарил нам два дня опережения преследователей, а мы не могли дать ему глоток воды. Гром склонил голову и положил мозолистую ладонь на лоб волхва, но, не успев прикоснуться, резко отдернул руку, словно обжегшись. Гримаса боли исказила лицо, он вздохнул и передернул плечами.
– В нем нет сил, чтобы удержать жизнь, - я вздохнул, без Ведуна наши и без того мизерные шансы сводились к нулю.
– Ты не понимаешь. Очень глубоко погрузился, когда я пытаюсь дотянуться до его сознания - как в воронку затягивает. Он был на той стороне один слишком долго.
– Нас бы нагнали еще в начале пути, если б Ведун не морочил.
Тенью пронеслась мысль, что все мучения перехода и все старания волхва, пропали в пустую. Что, приняв бой в начале бегства, мы бы избавили себя от этой пытки пустыней, да и отдали свои жизни гораздо дороже. Тогда, опьяненные еще горячкой уличной резни у стен дворца Секретной столицы, возможно, мы могли организовать оборону захваченной цитадели. Там не было надежды на спасение. В сердце враждебного государства неоткуда ждать помощи. Но это была бы красивая смерть. Такой конец пути чертовски льстил бы моим спутникам. Религия этого смелого народа поощряет подобный переход. К сожаленью, это противоречит моим личным принципам и за жизнь я буду цепляться как всегда, до последнего, срывая в кровь ногти и дробя в крошку сжатые зубы. Да и насколько представляю сложившийся порядок, мне нет места в их послесмертии.
– Мы встретим имперцев на перевале, - тихо сказал Гром, - женщины и дети на лошадях могут попробовать успеть до отлива.
Истощенные женщины на не менее истощенных лошадях… Северяне неплохие лучники и на стенах ущелья можно продержаться какое-то время. Попробовать устроить оползень. Я кивнул - не стоять же на месте.
– На перевал!, - рявкнул вождь, - Там спешимся.
Воины приободрились, новость о предстоящей, пусть и последней драке, придала сил. С улыбками помогли детям и наиболее слабым из женщин сесть верхом, взяли под уздцы лошадей. До цепи невысоких гор было около пяти миль - есть время не спеша пройтись, привести в порядок мысли, отдохнуть и подготовиться к битве. Все-таки они мне нравились, за десяток лет ставшие моими новыми родичами люди. Наверно, когда-то давно я сам был таким, смелым и безрассудным, открытым и честным, умел любить и ненавидеть. Когда-то давно… очень, очень давно.
Тронулись. Гром с Проводником в главе колонны обсуждая, вероятно, план защиты перевала, и тонкой цепочкой растянувшиеся чуть больше трехсот человек и двух сотен лошадей.
– Похоже, славный был поход, - незаметно со мной поравнялся Дед - самый старый дружинник Грома, - и богатая добыча.
– Которую пришлось бросить в пустыне, - отозвался кто-то сзади.
– Не поверю, чтоб Старый не припрятал несколько сотен монет в седельной сумке, - весело послышалось спереди.
– Да пару наложниц!, - хохотнули в строю.
– Семьи старейшин, лет двадцать назад - за такой выкуп мы бы себе по клану купили, - вздохнул Дед.
Лет двадцать назад, когда племена еще и не думали объединяться, а молодой Гром ходил оруженосцем у кого-то из князей. Теперь другое время, старик. Теперь эта горстка измученных гордых женщин и старающихся казаться невозмутимыми подростков - залог целостности союза, кровью и потом скрепившего многочисленные общины.
– Мы не для этого их спасали, Дед, - протянул я, - но они действительно многого стоят.
– Просто… просто великий был поход.
– Да, о нас сложат красивые баллады, матросы будут распевать их в пьяных трактирах и прекрасные девы уронят слезу, а безусые юнцы, очистив от ржи дедовские мечи уйдут из дома в поисках славы.
– Не смейся, это достойно пера барда. Другой раз из кабацкой драки рождается поэма, а здесь такое дело…
– Было бы неплохо самим пожать плоды популярности и поднять добрую кружку эля в приличной таверне.
– Ты ведь наш родич, брат, - улыбнулся ветеран, - в Валгалле все попируем.
– Попируем, - согласился я и кивнул назад, - вместе с теми детьми шайтана.
– Откуда они взялись на свою голову, - вздохнул Дед, - почему Ведун не почувствовал, у Грома тоже дар не слабый, да и так наши многие могут…
Интересный вопрос. Только поставлен неправильно. Почему не заметили - у них тоже маги есть, кто его знает, какими фокусами владеют. Иное дело откуда пять тысяч отборных имперцев ни с того ни с сего оказались у стен Секретной столицы, вдали от Дельты - места высадки варваров, от основного войска, сдерживающего прорыв вверх по Реке?
– Похоже, предали нас, - понизил голос собеседник, - рейд в тайне готовился, не многие знали, Вожди, да и то не все.
– Ловушка? Смерть Грома сейчас ничего не даст - слишком поздно.
– Смерть Грома и заложники, не забывай.
– Ты мудрый воин, Дед.
– Я старый воин. Помоги Грому, он мне как сын.
– Я буду сражаться с ним плечо к плечу, - наш разговор все больше переставал мне нравиться.
– Ты приносишь удачу… - Дед промолчал, -… и я видел, как ты дрался в цитадели.
Скверно, не думал, что остались свидетели. Приношу удачу - нашел любимца богов, от других братьев я такого не слышал. Как по мне, так скорее источник неприятностей.
– В горячке боя, тебе показалось, пьяные от крови, мы все были как берсерки, - я хлопнул старика по плечу и прибавил шаг, давая понять, что разговор закончен. Лопатками и затылком чувствуя буравящий задумчивый взгляд голубых глаз Деда поспешил догонять Грома.
Вождь уже отпустил Проводника и шел один, спокойно рассматривая приближающиеся скалы. Я всегда поражался его умением править. Не отдавать команды, не манипулировать людьми, а именно править. Он был прирожденный лидер и порой даже я сам попадал под действие его харизмы. Такие становятся основателями великих династий, через века достойно несущих героическую кровь первого в роду, а также объектами многочисленных легенд, будоражащих слух праздных обывателей. Если доживут до седин.
Последнее нам не грозило.
Некоторое время шли молча.
– Погоня слишком близко, мы успеем закрепиться? - я никогда не понимал механизм их способностей, но, за последнее время, научился доверять беспрекословно.
– Успеем, имперцы тоже не торопятся, у подножья догонит передовой разъезд, там и сменим порядки.
– Ты видишь будущее, Гром?
– Это очень редкий дар. Я слышу и оцениваю расстояние.
– Ты слышишь их количество?
– Да, сотня.
Вряд ли они станут нападать - попытаются замедлить, держась за пределами досягаемости луков и трепля нервы короткими наскоками. Оставить несколько десятков воинов и связать им передвижение - достаточно тяжело на открытой местности. К тому же верная смерть. Несколько раньше, чем на перевале.
– Это будет у входа в ущелье, достаточно тридцати дружинников, скорее всего, они не сунутся, - Гром полуулыбнулся на мой вопросительный взгляд, - и я не умею читать мысли. А тебя я даже не чувствую.
А вот это интересно, полезную информацию узнаешь за несколько часов до смерти.
– Вообще?
– Никогда не говорил об этом, наверно, во всех наших прежних переделках всегда оставалась надежда. Может расскажешь?
– О чем Гром? До того, как ты меня освободил, я помню лишь каменные нары, вонь нечистот и гнилую похлебку через день.
Я был почти честен с вождем - разве можно назвать воспоминаниями те обрывки кошмаров, что посещали каждую ночь. А о существовании в темнице тем более думать не хотелось.
– Надо было порасспросить твоих тюремщиков, прежде чем убивать. Свет с тобой, сегодня все мы унесем свои тайны в могилы.
– Нам нечем платить возницам колесниц, доставляющим души погибших в бою к воротам рая.
– Ты научился говорить как истинный северянин. Мы рассчитаемся смертями врагов.
– Такой вид оплаты всегда в ходу у богов.
– Ты в них не веришь.
– Я им не верю.
Перевал приближался. Красная, безжизненная и раскаленная, как сама пустыня, цепь гор, разрезанная, словно кривым кинжалом местных кочевников неровной полосой ущелья. Путь был достаточно удобным - еще Древние проложили здесь дорогу. Местами загроможденная оползнями и осевшими промоинами она, тем не менее представляла собой проходимый маршрут и идеальное место для засад. Не поверю, что Гром, разрабатывая этот вариант отхода, не предусмотрел сложившегося поворота событий. Отступление в пустыню, выход к морю, к ожидающему флоту и, в случае близкой погони, защита перевала. Никогда не стоило недооценивать его талант стратега.
У начала подъема мы остановились. Те несколько миль, пройденных в спокойном темпе, дали все-таки возможность отдохнуть и восстановить силы. Однако пыль, поднимаемая преследователями, теперь взвивалась в воздух практически за соседним барханом.
– Близко, - прошептал Гром, - это хорошо, может и влетят в ущелье не раздумывая.
Он дал команду спешиться всем, чтобы лошади не перетруждались на подъеме, вызвал трех десятников, распорядился рассредоточить их отряды среди многочисленных насыпей камней на дороге. Подумал, добавил по отряду лучников на стены. Мы лишились четверти отряда. Один к двум, при явном позиционном превосходстве - неплохой расклад, быть может, часть из них ещё сможет присоединиться к нам наверху. Чуть прибавив шагу, оставшиеся потянулись вперед, я пристроился в конце колонны, необходимо было обдумать в одиночестве сложившееся положение.
Семьи обязательно должны спастись и нам действительно необходимо принять последний бой. Причем держаться долго, минимум - часа два-три, лучше пол дня, и в любом случае, пока всех не перебьют. Пять тысяч, пусть растянутых в колонну, против полутора-двух сотен - верная смерть, отступать некуда. Проводник идет со спасенными. На сотню человек его маловато, еще два-три сопровождающих были бы не лишними. Для северян попасть в охрану будет наказанием, несмываемое пятно позора - бросить братьев погибать, спасая твою жизнь. Напроситься самому, чем вызвать презрение товарищей и отверженность предателя по возвращении? Ну, эту беду я бы пережил. Остаться и вытащить Грома, попытаться уйти в горы, понадеявшись на собственную способность к выживанию и репутацию счастливчика?
Внизу уже завязывалась схватка с разъездом местных. Они все-таки сунулись в ущелье - крохотные фигурки наездников сбившихся беспорядочными островками огрызались с высоты своих верблюдов от стрел и наскакивающих пеших варваров. Вверху узким голубым клином в багровую стену гор врезалась полоска чистого неба. Даже сглаживаемые ветрами на протяжении многих веков почти вертикальные откосы мрачно нависали над дорогой. Горстка людей кажущаяся еще меньше в угрюмой тени скал упорно продвигалась навстречу источнику света, словно уходя в безоблачные небеса…
На высоте порядка двух сотен футов в верхней точке ущелья к правой стене непостижимым образом, будто ласточкино гнездо, прикрепилось серое грубое строение. Главенствующее над дорогой, оно, вероятно, открывало вид на обе стороны перевала. Я не помнил, чтобы бывал в этих местах, но вид его определенно навевал смутные образы воспоминаний. Почти бегом нагнал Грома, шедшего вместе с десятниками и внимательно изучавшего окружающий рельеф в поисках удобных позиций.
– Видишь форт? - указал я в сторону стены.
– Крепкие стены, горизонтальные бойницы - для самострелов в самый раз. А лучникам неудобно, можно два-три человека, туда больше и не поместится. Оставшиеся в живых отходить туда будут, хорошее место для встречи с вечностью.
– Храм забытого бога, - подсказал Проводник, - руны на стенах.
– Древних?
– Из новых, Одан, - всмотрелся в знаки кто-то из воинов.
– Безумца… Одан Хан - его почитали на востоке, говорят, это он развязал Сумеречную Войну.
"… и вызвал он гнев богов, и скрылся на земле, и покарали боги землю, принявшую непокорного, и погрузили землю во Тьму…".
Безумцу просто положено быть параноиком. Я знал это, знал о гонениях на приверженцев, знал о культе сопротивления. И еще знал о тайнах его святилищ. Слишком маленький, впрочем, его храмы, приспособленные для войн сооружения, никогда не отличались размерами, расположенный в ключевом месте - да, он мог скрывать в себе один секрет. Если не был разграблен профессионалами. Одан был солдатом, его алтари не отличались богатым убранством и не привлекали простых грабителей.
– Мне нужно его осмотреть, Гром.
– Возьми с собой лучников, пусть займут позицию.
– Я должен быть один.
– Ты же не общаешься с богами.
– И сейчас не собираюсь.
– Не задерживайся, - Гром отвернулся и занялся расстановкой дружинников.
К форту вела узкая крутая тропинка-лесенка. Раньше она была оснащена перилами, о которых теперь свидетельствовали лишь остатки железных крючьев в стене, поэтому маршрут был весьма рискованный и преодолел я его, упираясь всеми конечностями, минуты за три.
С небольшой площадки у входа в помещение открывался величественный вид. На западе - бескрайняя пустыня, рябью песчаных волн скрывающаяся за горизонтом. Практически у входа в ущелье - кулак имперцев. Они еще задержатся здесь, увидев разбросанные тела и одиноко кричащих верблюдов. Они не бросятся сломя голову, будут идти медленно и осторожно, заглядывая по каждый камень, даря нам драгоценные минуты. Они знают, что победят, но каждый из них в отдельности очень хочет остаться в живых. Я видел около десятка наших, шатаясь, они поднимались наверх, вытирая мечи о горсти с песком. Они победили в одном бою и спешили погибнуть в другом для того, чтобы выиграть главную битву. На востоке, переливаясь в лучах солнца, густой синевой с яркими бело-голубыми полосами рифов раскинулось море, прекрасное на протяжении множества эпох. Оно подступало почти к самым горам, лаская их подножье приливом. В четверти перехода на юг, я не видел - знал, в уютной бухте нас ждала часть флота, на отдохнувших лошадях они могут спастись, наши подопечные. Свежий ветер приятно холодил лицо, я скучал по нему, я забыл, как это восстанавливает силы. Внизу торопливо суетились дружинники Грома а поредевший караван уходил дальше. Еще есть время и его надо использовать с пользой - я шагнул в прохладный полумрак храма.
Дверей не было, вглубь вел настолько узкий проход, что пришлось протискиваться боком. От стен веяло стариной, даже не веками - тысячелетиями. Мощные каменные блоки толщиной порядка четырех футов были испещрены временем, швы соединений подогнаны с идеальной точностью и лишь тончайшие, с волос, щели выдавали их наличие. Внутри, как и следовало ожидать, не было никаких украшений. Четыре ряда каменных ступеней-скамей у четырех стен единственного тесного помещения и массивный куб алтаря посередине. Скудным источником света служили три узких бойницы, расположенные, в нарушение современных требований фортификации не вертикально, для лучников, а горизонтально. Я мельком заглянул в западный проем - пройденная нами часть перевала была, как на ладони.
Быстрее. Тайник есть, я был уверен в этом, вопрос, где он может находиться и на месте ли содержимое. Под плитой алтаря - банально и слишком очевидно, однако я присел, уперся спиной в его шероховатую поверхность, ногами в единственную ближайшую ступень. Он был чертовски тяжелый, этот камень, пришлось напрячься. Превозмогая боль в связках и кровавую пелену в глазах почувствовал знакомый прилив бешенства и выброс в кровь дозы адреналина. Алтарь сдвинулся больше, чем на фут. Пусто. Я поднялся и обошел камень вокруг. Думай! Ладонью смахнул песок на полу, упал на колени и начал быстро расчищать поверхность. Кое-что - похоже, алтарь двигали и до меня, следы на плитах указывали, что его перемещали в том же направлении, но еще дальше. Я вернулся, взялся за камень уже руками, рывком выпрямил полусогнутые ноги. Раз! Плита стала на определенное царапинами место. Зачем адепты храма устанавливали её сюда? Я вскочил на алтарь и осмотрел потолок. Ничего. Бросил взгляд по сторонам. Вот! А ведь простая задачка - используя сдвинутый камень в качестве опоры, теперь я мог таким же методом переместить в сторону ступень, расположенную у глухой стены, что примыкала к скале. Ещё одно неимоверное усилие, и моему взору открылся неширокий проем в плитах, вырубленный более грубо и намного позднее самого строения, чуть выше уровня пола. Ничего не видно. Я погрузил внутрь руки, углубление, уходившее резко вниз и вглубь, было заполнено вязкой маслянистой жидкостью с резким неприятным запахом. И там нащупывался тяжелый свёрток.
Посмотрим, что за подарок оставил мне забытый безумный бог. Массивный и длинный, многократно обернутый промасленными тряпками и пергаментом предмет. Ну не мумия же священника, в самом деле.
Бережно я разрезал стягивающие узлы, развернул расползающиеся в руках клочья материи. Очень, очень хорошо. Признаться, я ожидал чего-то попроще. А это… царский дар - я ласково погладил лишенную инкрустаций ребристую поверхность рукояти. Шесть футов смерти и разрушения для всего окружающего. Мощный и эффективный в умелых руках древний артефакт. Передо мной в ворохе тряпья, излучая уверенность в завтрашнем дне, матово поблескивал вороненой сталью мой очень старый знакомый - Корд.
ГЛАВА 1
Спроси у уличного проповедника, собирающего когда медяки подаяний, а когда и тумаки стражников. Спроси его - каким путем приходят боги в обреченный мир. И зачем. Для спасения? Не стоит слепо доверять пророку, ведь он может оказаться и шарлатаном в поисках подачки на пропитание. Известно одно: боги не приходят просто так. Или вот. Знахарь на поле битвы врачует смертельно побитого воина, надежды нет и тот корчится в страшных муках. Но лекарь в раздумье, прервать его пытку, или потянуть время в надежде на чудо. Дрогнула ли рука, держащая инструмент хирурга, если б знала - в страданиях тела рождается агония Мира?
Удар грома заставляет любую живность бросаться в лес в поисках защиты.
Так и люди, не те, кто носит оружие, при первых признаках беды стремятся спасти себя и семьи в местах, кажущихся безопасными. Они бросаются в глубину рукотворных пещер и пережидают гибель города. Они ютятся там безумствующей толпой, питаясь плесенью и грибами, взращенными в темноте катакомб. И вот у двоих из них, еще не совсем утративших человеческий облик и держащихся друг друга появляется ребенок, что само по себе уже чудо - большинство женщин бесплодно. Девочка. Здоровая и нормально развитая. Проходит десятилетие. Люди робко выходят на поверхность - город покинула Смерть. Остались лишь банды пришлых, словно гиены, роющихся на развалинах. Люди находят в городе свое место под солнцем. После ужасов тоннелей существование наверху кажется раем. Девочка растет нелюдимой и скоро уходит с какими-то бродягами. Родителям уже все равно - красивый ребенок может накликать беду их мирной общине. Зачем нужна девочка банде бродяг? Её пользуют. В двенадцать лет - первый выкидыш. Её продают, выменивают, проигрывают. Её хозяева зачастую больны чумой, но её судьба милует, она лишь хорошеет. И поднимается в цене. Молчаливый ребенок, она безропотно терпит, словно ждет чего-то. Но иногда говорит странные вещи. Бывает, что они сбываются. Хозяева не обращают внимания - сейчас все сумасшедшие предсказывают и пророчествуют. И продолжают пользовать тело. Только стараются никогда не заглядывать в пропасть её синих глаз…
А время идет, время не останавливается по малозначительным поводам - оно лишь череда событий на нити судьбы Мира.
Зима заканчивалась. Морозы в наступившем году выдались на редкость лютые. В этих диких местах - Свободных Землях, конечно, всегда было поспокойнее - не так бесчинствовали шайки многочисленных мародеров, разбредшиеся по окрестностям после войны, не так распространялись голод и эпидемии, вызванные нарушением системы поставок и отсутствием сколько-либо действенной системы управления. Боевые действия вообще обошли край стороной, а коренные жители издавна привыкли полагаться на свои собственные силы. Большей частью население располагалось в небольших поселках, способных самостоятельно обеспечить потребности в продуктах питания и средствах обогрева.
Остальной свет кипел. Начавшие появляться последние несколько лет торговцы, единственный источник сведений о внешнем мире, рассказывали отцу, что Запад теперь представляет выжженную пустыню, остатки населения ютятся чуть ли не в подземельях погибнувших городов, лишенные остатков солнечного света, постепенно перерождаясь под действием неизвестных болезней. Жители встречающихся местами сохранившихся островков жизни пожирают друг друга в беспощадной борьбе за выживание.
Север - тот вернулся к первозданной природе. Война, как и здесь, носила там эпизодический характер. Народу, однако, жило не в пример меньше, поэтому выжившие племена аборигенов, на протяжении последних лет ста приручаемых Империей к цивилизации, со спокойной совестью вернулись к полудикому существованию. Они с незапамятных времен умели справляться с полярными морозами, поэтому наступление ледника лишь немного изменило маршруты их кочевий и местоположения стойбищ.
Удар грома заставляет любую живность бросаться в лес в поисках защиты.
Так и люди, не те, кто носит оружие, при первых признаках беды стремятся спасти себя и семьи в местах, кажущихся безопасными. Они бросаются в глубину рукотворных пещер и пережидают гибель города. Они ютятся там безумствующей толпой, питаясь плесенью и грибами, взращенными в темноте катакомб. И вот у двоих из них, еще не совсем утративших человеческий облик и держащихся друг друга появляется ребенок, что само по себе уже чудо - большинство женщин бесплодно. Девочка. Здоровая и нормально развитая. Проходит десятилетие. Люди робко выходят на поверхность - город покинула Смерть. Остались лишь банды пришлых, словно гиены, роющихся на развалинах. Люди находят в городе свое место под солнцем. После ужасов тоннелей существование наверху кажется раем. Девочка растет нелюдимой и скоро уходит с какими-то бродягами. Родителям уже все равно - красивый ребенок может накликать беду их мирной общине. Зачем нужна девочка банде бродяг? Её пользуют. В двенадцать лет - первый выкидыш. Её продают, выменивают, проигрывают. Её хозяева зачастую больны чумой, но её судьба милует, она лишь хорошеет. И поднимается в цене. Молчаливый ребенок, она безропотно терпит, словно ждет чего-то. Но иногда говорит странные вещи. Бывает, что они сбываются. Хозяева не обращают внимания - сейчас все сумасшедшие предсказывают и пророчествуют. И продолжают пользовать тело. Только стараются никогда не заглядывать в пропасть её синих глаз…
А время идет, время не останавливается по малозначительным поводам - оно лишь череда событий на нити судьбы Мира.
Зима заканчивалась. Морозы в наступившем году выдались на редкость лютые. В этих диких местах - Свободных Землях, конечно, всегда было поспокойнее - не так бесчинствовали шайки многочисленных мародеров, разбредшиеся по окрестностям после войны, не так распространялись голод и эпидемии, вызванные нарушением системы поставок и отсутствием сколько-либо действенной системы управления. Боевые действия вообще обошли край стороной, а коренные жители издавна привыкли полагаться на свои собственные силы. Большей частью население располагалось в небольших поселках, способных самостоятельно обеспечить потребности в продуктах питания и средствах обогрева.
Остальной свет кипел. Начавшие появляться последние несколько лет торговцы, единственный источник сведений о внешнем мире, рассказывали отцу, что Запад теперь представляет выжженную пустыню, остатки населения ютятся чуть ли не в подземельях погибнувших городов, лишенные остатков солнечного света, постепенно перерождаясь под действием неизвестных болезней. Жители встречающихся местами сохранившихся островков жизни пожирают друг друга в беспощадной борьбе за выживание.
Север - тот вернулся к первозданной природе. Война, как и здесь, носила там эпизодический характер. Народу, однако, жило не в пример меньше, поэтому выжившие племена аборигенов, на протяжении последних лет ста приручаемых Империей к цивилизации, со спокойной совестью вернулись к полудикому существованию. Они с незапамятных времен умели справляться с полярными морозами, поэтому наступление ледника лишь немного изменило маршруты их кочевий и местоположения стойбищ.