Вознесенский Вадим. Евангелие рукотворных богов

   Там, где нет ничего, это самое ничто приобретает самые замысловатые формы. Изящные бедра выглядывают из-под сотканной из паутины туники и черноволосый силач, хоть и повидал всякого как в теперешнем, так и в тысяче других отличных воплощений, нехотя косится на соблазнительные абрисы. Владелицу дивных ног это могло бы порадовать или развеселить, она способна даже рассердиться - все зависит от настроения, но обстановка складывалась не лучшим образом, отодвигая на задний план любые эмоции.
   – Радегаст, мы ответим, когда нас спросят?
   – Да, - рычит мужчина-воин.
   – Что мы ответим, Радегаст?
   – Правду.
   – Это будет вмешательство - после этого начнется цепная реакция.
   – Если все так плохо - может быть я…
   – Нет-нет, достаточно! Что со стаей?
   – Я им не хозяин! Отвлекаю пока. Или ты предлагаешь переловить их поодиночке, этих бестий, скачущих среди измерений резвее Психопомпа?
   – Да… они слушали лишь Гекату.
   – А она не слушала никого. И, наверное, правильно делала.
   Женщина с совой на плече утомленно массирует виски. Даже такой человеческий жест полон неземной грации и соблазна. Опять этот беспредметный спор…
   – Радегаст, согласись, мы ведь совсем не боги, а лишь посредники тех сил, природы которых сами до конца не понимаем.
   – И что?!
   – Драконьи наездники, эти существа, они тоже способны поглощать энергию возносимых молитв.
   – Не они - их Матка! И вообще - добрая жертва питает даже душу смертного.
   – Не скажи - это другое. Я боюсь.
   – А я - нет!
   – Ты тоже боишься, Радегаст, только по-своему. Я думаю, они идут нам на смену.
   – Черта с два! Мы - боги! Мы - правильные боги, хорошие боги, честные боги… Ты ответишь, когда тебя спросят?
   – Не знаю… пока - не знаю.
   Мужчина закатывает глаза, потом с ревом оборачивается и швыряет в никуда своим рогатым шлемом.
   – Белка, - поясняет он озадаченной женщине, - Рататоск. Подслушивала.
   Странные времена настали, если белок интересуют беседы богов, ну, или сущностей, считающих себя таковыми.
   А судьба одного полуживого, далеко не самого ключевого мира заботит, пожалуй, одну только Смерть.
   Степь - белая пустыня, поэзия безмолвия под аккомпанемент ветра. Высокие клочья ковыля раскачивают высохшими метелками над наметенными вокруг сугробами. Снег, снег, снег - сводящее с ума однообразие. Серая полоса гор по правую руку так же монотонна, как уходящая за горизонт плоскость слева, спереди и за спиной. Что же он дует все время в лицо? В какую бы сторону не шли, все тридцать четыре дня перехода, все время в лицо. И это не легкий ласкающий бриз, это вьюга, обжигающая, колкая и вездесущая, выдавливающая слезы и тут же замораживающая льдинки в уголках глаз. Шаг за шагом - на запад.
   Проводники, два малоразговорчивых тывинца, провели отряд в обход ордынских стойбищ до небольшого села Самагалтай за двенадцать дней, петляя по едва заметным тропам то на юг, то на юго-запад, а то и вовсе на восток. В селе оба остались, у кого-то из них там были родичи, а после зимы планировали вернуться в Азас, потому как "порядок там". Дальнейший маршрут группы представлялся прямым, как палка, по желтой линии дороги на подаренной Санычем карте.
   – Там Орды не будет, - напутствовали на прощанье проводники, - видите горы? Это хребет Тану-Ола, Тыва за ним, на севере.
   – А здесь? - интересовался Брат.
   – Тут граница - мало кто живет.
   То, что мало кто живет, путники убедились практически сразу. Населенные пункты, отмеченные на довоенной карте, встречали странников пустыми домами, пограничные посты с грозными надписями скрипели покосившимися, распахнутыми настежь воротами.
   – Южная граница империи, - рассказывал Брат, - только она здесь условная, полоса на карте, и до войны так было.
   – Что так?
   – Дальше - дикая степь, кому она надо. Территория, как тогда шутили, самой независимой страны в мире.
   – Это почему?
   – Потому, что от неё ничего не зависело.
   Юмора из прошлого никто не оценил. Так и шли - справа хребет Тану-Ола, слева призрачная граница самой независимой страны, спереди и сзади пустые села и километры дороги. Проводники советовали дней через десять пути осесть где-нибудь на три месяца, переждать самые лютые морозы. Указывали на карте село Хандагайты, удаленное от Самагалтая верст на триста, мол, там зазимуйте, но село уже одиннадцать дней, как осталось за спиной, а они шли и шли, останавливаясь только в старательно помеченных на плане пустых зимовьях, устраивая дневки после каждого перехода для пополнения припасов и отогревая у ржавых печурок отмороженные пальцы. Добывать пищу в безжизненной степи было все труднее, в ход начинал идти неприкосновенный запас, но тяжеленные рюкзаки не становились от этого легче, с каждым шагом прижимая спины к земле, и только движение, голой волей переставляя непослушные ноги, не позволяло телу упасть. Мороз усилился настолько, что в пути даже не разговаривали - стоило открыть рот и словно ледяная корка сковывала язык.
   На горизонте маячили темные точки - Кызыл-Хая, последний поселок на маршруте, после которого дорога на карте приобретала вид пунктирной линии.
   – Может здесь остановимся? - спросит вечером чуть-чуть отогревшаяся Стерва.
   Ключник смерит её воспаленным взглядом, потом посмотрит на смущенного Брата, отводящего глаза Руса, на Ванко, разучившегося плакать, и молча кивнет головой.
   И потянется к гитаре забывшая ощущение струн рука и польются, лаская утомленную душу, слова старой песни.
   До Белой останется около пятисот верст, но продолжить путь они смогут только через четыре долгих месяца…
   Тюнгур. Раннее утро.
   Ровно год назад двенадцатилетний парнишка рассмотрел на свою беду слабое копошение в ледяной пустыне. Не заметь тогда Ванко израненного Ключника, кто знает, быть может множество смертей, произошедших за этот год и, тем более, еще предстоящих, искупила бы гибель всего одного человека. Ну, подобрали бы позже заметенное поземкой окоченевшее тело незнакомца, предали земле очередного несчастного, да и забыли - не впервой. Полусожженный хутор не стал бы логовом разбойников, терроризирующих поселки на всем течении Куты, как это происходит сейчас. Осетрово не лежало бы в забытьи и Полку, не исключено, удалось бы объединить разрозненные поселения в подобие государства. Лекарь был бы жив и мог бы в будущем… хотя, пожалуй, хватит и одного обладателя сверхъестественных способностей. Сохранилось бы странное сообщество метаморфов и плоды экспериментов Вия, а вдруг, породили бы новую, совершенную расу существ. Орда, по примеру древней воинствующей структуры, собирала бы дань со все расширяющихся территорий, увеличивая зону влияния. Даже никому незаметной гибели маленького человека, проводника Ринчиндабы могло не случиться. И еще не забывайте о драконах. Наверное, в одной из множества реальностей подобное произошло и события приняли именно такой оборот. Или имел место лишь один из предложенных вариантов, а может - произошло нечто иное, в корне отличающееся и невообразимое. Странная штука - Время и неожиданные фокусы способно оно вытворять с Историей.
   Ровно год назад, жаль только, никто не считает дни, никто не ведет летопись происходящего, не пытается создать жизнеописание-евангелие. Пока не пытается.
   Посмотреть сейчас на Ванко, ведь выходит - он всему виной, ровно год назад - мальчишка, розовощекий, любознательный деревенский подросток. А теперь? Волчонок, мосластый, вытянувшийся, ему тринадцать, но выглядит много старше. Может это из-за взгляда? Ведь в его глазах - сила и уверенность. Не так давно, уже после зимовки в Кызыл-Хае, на просторах Чуйской степи в одной из стычек с бродягами он убил своего первого противника. Честно убил, его навыки - плоды тренировок с Ключником, скучные зимние вечера располагают к учению. И убил достаточно легко - Рахан прекрасный учитель, а большинство блуждающего по миру отребья до сих пор полагаются лишь на грубую силу и численное превосходство. Теперь он даже не Ванко, в боевом порядке имена должны быть короткие и внятные, теперь он Ван, и свое место в построении он знает четко.
   Кстати, никто не слышал о воинственном племени ванов, последователях неистового божества Одан Хана, или преданий о ванийских наемниках? Ах да, первые упоминания о ванийцах появятся лет этак через сорок после описываемых событий.
   В общем, Ванко поменялся. Конечно, изменились все, в большинстве своем похудели, да шрамы Ключника зажили и приобрели вид какого-то зловещего узора на лице, изменились все, но Ванко, Вана теперь не узнал бы и покойный отец.
   Тюнгур, маленький поселок на берегу Катуни, откуда обычно начинали паломничество все путешественники на Белуху. Так и сейчас - традиция. До вершины чуть больше пятидесяти верст на юг.
   Раннее утро. Молочный туман скрывает все вокруг, но перед шестью путниками-бойцами, он медленно начинает расступаться, отдергивая свои густые щупальца, неохотно сползая в реку. Десяток минут, и о недавнем мареве напоминает лишь узкая змейка пара, клубящаяся над руслом. Узкий подвесной мост переброшенный через Катунь ждет новых странников. Сколько лет не ступала нога человека на его покрытие? Выдержит?
   – Вперед, - сплевывает Брат, нарушая торжественность момента, он бывал в этих местах и имеет право вести за собой отряд, - С богом.
   Нога в поношенном ботинке ступает на деревянный настил…
   Шлось легко - не пропали даром уроки Брата по правильному дыханию, да и тренированные сухие мышцы путников давно уже воспринимали нагрузку, как нечто само собой разумеющееся. В районе полудня, когда спускались в долину реки Аккем, что в числе многих струится с белой вершины мировой горы, миновали небольшую избушку-зимовье.
   – Быстро идем, - прокомментировал Брат, - обычно в этом месте первую ночевку устраивали, а мы, глядишь, к вечеру еще на Панораму выйдем.
   – Куда? - переспросила Стерва.
   Опыт переходов уже позволял непринужденно, без одышки беседовать даже на подъемах и спусках.
   – Панорама - место, откуда впервые открывается Белуха.
   – Ну, посмотрим, что за она - ваша гора счастья.
   – Не разочаруешься.
   К Панораме действительно вышли за один день, но насладиться прелестями горы было невозможно - стемнело. Зато утром всех разбудил восторженный возглас выбравшегося из палатки Руса. Вслед за ним вывалили наружу все. И обомлели.
   Окруженная, как бородатыми стражами, поросшими лесом горами, на фоне только начинающего светлеть неба, двумя идеальными пирамидами вонзалась вверх, сверкая ослепительной белизной и отсвечивая золотом, она - Вершина Мира.
   Как когда-то закопченный дымом пожарищ, излучающий смертельные испарения театр-реактор вызывал ассоциации со входом в Ад, так грациозная Белуха, с её правильными пиками и отвесной стеной-седловиной воспринималась, как Врата Рая.
   – Боже… - прошептала Стерва, отчего-то созерцание бесконечно прекрасного, как и отвратительные зрелища, всегда напоминает о Вечном, - Боже, это… это…
   – Гора Белая, - продолжил Брат, - седловина - Аккемская стена, полторы тысячи метров почти вертикального подъема. Красиво?
   – Это завораживает, - выдохнула девушка.
   – Да, святое место. До стены еще около двадцати пяти верст. Будем идти по руслу Аккема, через Аккемское озеро, тут по пути метеостанция была, может снаряжением немного разживемся. Если все нормально, выйдем сегодня к Томским стоянкам - постройка такая легендарная у самой стены. Оттуда завтра на штурм.
   – А куда спешим? - поинтересовался Ключник.
   – Погода. Середина мая, а в этих краях и раньше даже летом стабильности не было. Предсказывать можно только на сутки, самое большее двое. Сейчас ветер северный, значит сегодня-завтра будет сносно, но стоит ветру поменяться, дождь, снег - да что угодно.
   – Переждем.
   – Может надолго затянуть, а у нас припасов только на десять дней. На брусничном чае долго не продержимся.
   Всю дорогу до метеостанции Стерва пялилась вверх, разглядывая то и дело проступающую между верхушек елей вершину, несколько раз спотыкалась.
   – Оторваться не могу, - оправдывалась она перед сделавшим замечание Братом, - такая громада, как будто небо поддерживает.
   Ванко тоже бросил очередной взгляд в сторону Белой. Грандиозно. Как гигантский хрустальный трон из старых сказок, возвышающийся посреди чистого темно-синего неба. Окружающего просто не существует - любое великолепие меркнет рядом с царственным величием.
   Настроение испортил вид иссохших скелетов в помещении метеостанции. Двое несчастных, отрезанных от погибающего мира той страшной зимой, когда реальность содрогнулась от Удара. Пергамент мумифицированной плоти и рассыпающиеся листья ветхих журналов-дневников. Брат бережно открыл последнюю страницу. Корявый и рваный почерк скрывал не менее бессмысленное содержание. Это писал окончательно сошедший с ума человек. У одного из трупов отсутствовали конечности. В тексте - упоминание о незабываемом вкусе людского мяса. Такое произошло с тщательно подбираемыми на совместимость, привыкшими к одиночеству специалистами. Что говорить о простых людях? Брат аккуратно перевернул несколько желтых листков. Летопись последних дней. Брат прочитал молитву и вышел наружу - обыскивать небольшую постройку желания не было. Не такой щепетильный Рахан остался и некоторое время гремел утварью, но даже неплохая добыча из трех комплектов кошек и пары ледорубов не смогла нарушить тягостного молчания. Ледорубы действительно пришлись кстати - идти вверх, опираясь сразу на два айсбаля очень удобно.
   К полудню добрались до озера.
   – Там справа, - невпопад нарушил тишину Брат, - в Аккем впадает речка Ярлу.
   – И что? - Стерва все еще была заворожена вершиной.
   – Долина реки носит имя Долины Эдельвейсов. Считается, что там находится вход.
   – Вход? Куда?
   – В Шамбалу - волшебную страну, в другое измерение.
   – Пойдем, посмотрим?
   – Быть там - не значит видеть. Хотя знаешь, я тоже хотел бы еще раз побывать в Долине. Такая энергетика - даже больше чем здесь чувствуешь себя на пороге… чего-то далекого и прекрасного.
   – Лимбо, - разговаривает сама с собой Кэт, - преддверие, один шаг.
   – А, идем, - неожиданно согласился Брат, - свернем на часок. Заночевать и здесь можно - у озера зимовье есть. К Томским завтра выдвинемся. А Долина Эдельвейсов силы придает - они нам ближайшие пару дней понадобятся.
   Переправляясь через Аккем, вымокли и продрогли основательно, тем не менее, лишь вступили в окруженное скалами лоно Долины, ощущение нереальности происходящего навалилось на странников с удвоенной силой. Долина вулканов, черные лавовые поля которой пришлось пересекать когда-то, уже вызывала чувство нахождения в чуждой реальности, однако то было мертвое место, а здесь все было полно жизни, иной, отличной от привычных норм, но яркой и радостной. Причудливые склоны не устилала броская растительность - сами скалы переливались невозможными фиолетовыми, желтыми, бирюзовыми оттенками, рябящими глаз после темной мрачной серости гор на лесных берегах Аккема. Восхождение на Белуху - как странствие по загадочным измерениям, восхищенно подумал Брат, ведь впереди еще волшебное безмолвие ледяных пустынь и, если повезет добраться на противоположную сторону, молочные истоки белых вод Катуни, вытекающей из таинственной хрустальной пещеры. Белуха, её подножия, верное название дали этому месту лучше разбирающиеся в эзотерике предки - Беловодие, Обитель Бессмертных.
   – Вход. Я его чувствую, - прошептал Рус.
   – Где? - Стерва тоже говорила в полголоса.
   – Везде, там, тут, будто моё Я расщепляется на миллиарды атомов, впитывается и одновременно вбирает в себя каждый камень, каждую травинку, чтобы где-то на изнанке, не здесь, вновь собраться и обрести форму.
   – Странно, - подтвердил Брат, - похожие ощущения, ты очень точно описал. А раньше считали, что должен открыться портал. Там, в Городе Солнца.
   – Материя мира истончена до предела, - сама себе пробормотала Кэт.
   – На камне, смотрите! - всхлипнула Стерва и протянула руку в сторону громадного, растущего из земли почти белого валуна, окруженного рукотворной стеной из булыжников, сложными и многочисленными невысокими башенками.
   Наверное, именно это место Брат назвал Городом Солнца, но отнюдь не неказистое сооружение привлекло внимание бывшей наемницы - на вершине камня ярким шафрановым пятном выделялась сидящая фигура.
   – Кто это?
   – Человек?
   – Здесь?
   – Невероятно!
   Медленно, словно боясь вспугнуть неожиданное видение, все шестеро двинулись в сторону Города Солнца. Чем ближе они продвигались, тем отчетливее становился виден странный хозяин этого места. На неправильной формы светлом валуне, лишь верхушка которого виднелась из земли, предполагая поистине гигантские размеры камня, сидел, скрестив ноги, сухощавый старик и по-отечески улыбался. Одет он был, несмотря на ощутимый мороз, лишь в яркую оранжево-желтую шелковую мантию, а снежно-белая длинная борода чуть развевалась в легких порывах ветра.
   Как только отряд приблизился вплотную, старик легко, не меняя позы и уж точно не отталкиваясь руками, соскочил с места и оказался на земле, напротив. Невысокий, худощавый, бронзовая кожа, белый ежик коротких волос и светящиеся глаза излучают любовь и участие.
   – Приветствую странников у врат Шамбалы! - нараспев и чуть с усмешкой произнес он чистым голосом.
   – Приветствуем, - ответил за всех Брат, - но… кто вы?
   – Махарадж, Хранитель-защитник - не важно. Важно - зачем я здесь.
   – И зачем? - спросила Кэт, похоже, эта беседа в её компетенции.
   Старик задержал свой взгляд в бездонных синих глазах и чуть склонился в почтении.
   – Госпожа, я посмею отговаривать Вас от восхождения.
   – Это не обсуждается, Хранитель.
   – Увы, тогда я вынужден принять меры и смогу остановить Ваших спутников.
   – Не меня.
   – Что сможет Госпожа одна?
   – Получить ответы.
   Старик покачал головой:
   – Пустые ответы - ничто.
   – Ты не сможешь препятствовать нам.
   – Вы не повернете?
   – Нет.
   – Очень жаль, Госпожа, жаль, Вы неправы, - Хранитель развел ладони, наполовину скрытые широкими рукавами.
   – Мы спасаем мир.
   – От чего, Госпожа, и каким способом?
   – Драконы, неужели тебя не волнует их присутствие, старик. А способы… их в такой войне не выбирают.
   Старик снова полуулыбнулся:
   – Драконы… в наших верованиях Дракон - священное, мудрое животное. Но дело не в этом. Ваши методы… гнев и ярость - они могут быть очень, очень разрушительными, гибельными. Для мира.
   – Ты не оцениваешь реальной угрозы.
   – Я призван оберегать этот мир. Госпожа, мы можем говорить без обиняков?
   Кэт впервые задумалась.
   – Я не знаю, с кем ты хочешь общаться, - помолчав, ответила она.
   Старик согласно кивнул, обратил лицо к небу и закрыл глаза:
   – Приди, адская, земная и небесная Бомбо, - начал он и вокруг его замерцало серебряное сияние, - владычица широких дорог перекрестков, - сияние поползло, охватило камень, вобрало в себя Кэт и замерло, оставив вне чуть размытой полусферы мыльного пузыря пятерых спутников, а Хранитель продолжал, - ты, перед которой трепещут живые и мертвые, ты, дающая холодный свет разума и ввергающая в мрак безумия, ты, убивающая и дающая жизнь, жестокая смерть и великая мать, единая во множестве, древняя, как мир и вечно молодая, Горго, Мормо, Луна в тысячах видов, брось свой взор, приди под сучий вой, возрадуйся - льется теплая кровь!
   Старик легко полоснул острым ногтем по собственному запястью и тряхнул ладонью - мелкие рубиновые брызги разлетелись веером, преодолели призрачное препятствие и там, медленно, почти застыв в воздухе, продолжили свой полет, даже не думая падать на землю. Хранитель открыл глаза.
   Стоящая напротив его девушка почти не изменилась. Та же рваная телогрейка, тяжелые, не по размеру сапоги на ребристой подошве, но одновременно словно иное существо легкой дымкой наложилось на фигурку Кэт. Тяжелыми складками спадает с плеч длинное платье. Тени громадных псов устроились у ног. В правой руке массивный факел с окованным верхом, в левой - громадное кольцо, связка из трех серебряных ключей.
   – Да, - грустно говорит женщина-девушка, неизвестная-Кэт, - ты знаешь несколько имен, но разве это дает тебе Власть?
   – Нет, конечно нет, - Хранитель вежлив, не более, - имена - их множество: Хелгин, Хэлль, Хекет, Геката, Кали, иных я не знаю, под тысячью солнц незнакомых миров они звучат по-разному, а три Ваших аспекта так не похожи даже в единой сущности. Позвольте, я буду называть Вас привычным мне именем? Кали?
   – Кэт - сейчас и здесь.
   – Как угодно, Госпожа. Остановитесь.
   – Нет, Махарадж.
   – Я не позволю, - старик почему-то посмотрел на замершего вне границы Ключника, - ВЫ уничтожите мир.
   – Нет, Махарадж.
   – Ведь это не воля богов, всех богов.
   – Нет, Махарадж.
   – И что, Госпожа.
   Кэт непреклонна:
   – Нет, Махарадж.
   Старик опустил лицо в ладони, вздохнул, поднял глаза и легонько хлопнул.
   Тут же там, рядом и невыносимо далеко, медленно, вне подернутой дымкой сферы время течет по-другому, из-за складок местности к пяти странникам устремляются стриженые наголо бойцы в желтых одеяниях. Их движения замедленны, размыты и смазаны, как и движения мгновенно, в том, их измерении, разворачивающегося отряда Ключника. А девушка и старик, как в театре, безучастно наблюдают за вспыхнувшей битвой. Послушников в желтом вчетверо больше, чем гостей Города Солнца, но они безоружны и некоторые из них сразу падают - Рахан, не стесняясь пользуется огнестрельным оружием, да и Брат тоже, но он, кажется, промахивается. А потом линия бойцов преодолевает короткое расстояние и люди сталкивается в рукопашной. И в тот же миг становится ясно - уровень подготовки бритоголовых монахов неизмеримо выше скромных сил пятерки. Женщина-тень все также бесстрастна, но Кэт, реальная, трепетно вздрагивает, когда обманчиво медленно падает Ванко, потом Стерва, затем Брат и мгновением позже Рус. На ногах странным образом остается лишь Ключник. Он быстр, не так ловки и отточены его движения, но в скорости солдат превосходит нападающих. Последних это не смущает - победа лишь дело времени. Похоже на то.
   – А ты не боишься, - женщина чуть грустна, - что сейчас твои люди убивают Калкина - последнего Будду?
   Старик внимательно всматривается в стремительные даже сквозь призму времени движения Ключника и качает Гловой:
   – Нет, увы - это скорее пес, из тех, что тебе служат, - внезапно лицо Хранителя озаряет печать понимания, - Твой возлюбленный! Твой брат! Воплощение Фенрира! Цербер порвал Цепь! О, великие Силы!
   А Кэт перечеркивает болезненная гримаса:
   – Прости, Хранитель.
   – За что?
   – Ты еще не чувствуешь… Если бы ты меня не пробудил, они до сих пор плутали в неведении. Поверь, я их не звала, они чувствуют мое присутствие и идут.
   – Кто, Госпожа?…
   Пространство наполняется звенящей напряженностью, как потрескивающая стена могучей плотины за мгновение до того, как лопнут вековые скрепы, отдав мир во власть стихии.
   – Стигийские псы.
   Из ниоткуда, презрев законы мироздания, с противным скрежетом камня по стеклу возникают черные поджарые тени. Змеиные усмешки на узких мордах, частокол острых клыков, источающих ядовитую слюну, тонкие лапы, широкогрудые тела и извивающиеся петлями хвосты. Свора. Кто сказал что их сотни? Их семь - просто бестии умеют быть одновременно в нескольких местах. А сейчас они счастливы - после многих годов разлуки вновь обрели свою Хозяйку, но что это, она в опасности? Опечалена? Ничтожные смертные атакуют… атакуют… собрата? Отца!? Псы заканчивают с послушниками быстрее, чем Хранитель успевает смахнуть со лба бисеринку пота. И уже все поле, ущелье Ярлу, Долина Эдельвейсов, устлано желтыми телами в ярких красных мазках. А псы, все семь, идут к Кэт, не обращая внимания на призрачную сферу, идут, ластятся, по щенячьи виляя хвостами.
   – Это конец, Хранитель? - женщина-девушка печально треплет костяные наросты на головах послушно склонившихся тварей, - Теперь глупо говорить о равновесии? И нет смысла отступать?
   – Пожалуй, да… - печально вздыхает Махараджи, - это конец.
   – Прости, старик, я не хотела. Такой ценой. Зря ты пытался нас остановить.
   Хранитель молчит. Кэт ласково отсылает собак:
   – Прочь, и больше не смейте меня искать.
   Псы, обиженно скуля, так, что содрогаются горы, медленно тают в пространстве. Уходят. Уходит и Кэт, покидая пределы сферы. У самой границы она замирает и оборачивается:
   – Хранитель, если что-то случится с миром, я буду плакать о его судьбе.
   Махарадж молчит. Слезы катятся из глаз. Он УЖЕ о ней плачет.
   А Ключник, пошатываясь и не понимая происходящего, смотрит как из под мутного непрозрачного купола показывается Кэт, прежняя, задумчивая и грустная. Сфера тает, меняя очертания, пропадает, растворяясь в воздухе, и снова в центре нелепого сооружения из каменных башенок, окруженного невысокой оградой, виден громадный, почти белый валун. А рядом, тяжело прислонившись к камню стоит, опустив плечи, уставший, жалкий старик.
   Хранитель останется здесь навсегда - даже в более поздних преданиях будут встречаться упоминания о странном отшельнике, живущем у белого камня среди разноцветных скал. Будут рассказывать, что старик существует с самого рождения нового мира, но сам он ни словом не подтвердит, не опровергнет предположений - предпочтет оставаться немым.